«Облегчитель монет» Филипп IV Красивый

В октябре 1287 года Париж восторженно приветствовал 17-летнего красивого юношу. Это был Филипп из рода Капетингов, который с соблюдением пышного ритуала был помазан на французский трон, как Филипп IV. Вскоре новый король стал известен еще одним прозвищем — Красивый. В общем Филиппу везло на различные прозвища.

Основатель рода Капетингов — Хуго Капет, правивший в 987–996 годах, несмотря на противодействие местных феодалов, имел право на чеканку монет и создал собственные монетные дворы. Хуго был первым среди равных: монеты с его изображением чеканились только в Париже и Орлеане.

Людовик IX Святой (1226–1270 гг.) продолжил дело своего предка и уделял монетному делу повсемерное внимание. Это способствовало экономическому развитию французских городов. Чеканившиеся с той поры золотые и серебряные монеты (турнозы — «золотые барашки», названные так по изображенному на монете ягненку, и «золотые стулья», получившие это прозвище по изображенному на монете королю, сидящему на готическом троне) являлись деньгами, имевшими хождение и в соседних странах, где их также приноровились изготавливать.

Совершенствованию монетного дела помогли крестовые походы. Так, многие, в том числе и король Людовик IX, постигали секреты фальшивомонетного искусства.

Рис. 19. «Облегченная» монета Филиппа IV Красивого. Он не обращал внимания на то, что монеты несли на себе крест.

Как видим, род Капетингов с самого начала своего возникновения накапливал опыт работы с монетами.

Филипп III, отец молодого короля, проиграл войну с Арагоном и оставил после себя одни долги. Бароны, клир и города не слишком раскрывали свои кошельки для королевской казны.

Такое отношение в значительной степени повлияло на характер Филиппа Красивого, он стал молчаливым, загадочным, у него проявилось влечение к алчности.

Никто не знал ничего о планах, которые вынашивал Филипп. А он желал всего-то ничего — создать Великую Францию. Недаром его брат Карл Валуа прозвал Филиппа «политическим кузнецом из Реймса».

Этот «реймский кузнец» понимал, что без денег его мечты неосуществимы. А в деньгах он нуждался до последнего дня. Для реализации воли короля на местах он создал огромный чиновничий аппарат. Всем им надо было платить.

Филипп Красивый отказался от услуг советников своего отца. Ему нужны были энергичные люди, преданные его идеям. Его ближайшие советники — способные юристы Пьер Флоте, Гийом де Ногаре, блестящий умница Ангерран де Мариньи. Они не все были чисто дворянского происхождения, но отдавали все свои силы на службу интересам короны. Филипп IV мог всецело положиться на них. Советники поддерживали короля, когда он повелел делать облегченные золотые монеты: внутри них находилась медь.

«Облегчитель монет» вскоре получил еще одно прозвище — «король-фальшивомонетчик». Филипп не слишком озабочивался, что его так прозывали.

Красивый мужчина, он обижался на еще одно прозвище, которое ходило в народе: «Красноносый». Выпускаемые им фальшивые золотистые монеты содержали столько меди, что тонкая поверхность быстро стиралась и первым делом инородный элемент проступал на самой выпуклой части монеты, то есть на носу короля.

Шустрый «облегчитель монет» привлек внимание Данте Алигьери, который в «Божественной комедии» выпустил немало саркастических стрел в адрес Капетингов, посвятив несколько строк денежным манипуляциям Филиппа. Данте связал смерть Филиппа от клыков кабана с королевской подделкой монет (Филипп умер 29 ноября 1314 г. в результате нескольких апоплексических ударов, первый из которых настиг его на охоте 4 ноября. В свое время была широко распространена легенда о том, что он упал с лошади и его заколол кабан).

В 1292 году французский король вводит всеобщее обложение налогами своих подданных. Налогообложение распространяется и на клир. Мирская знать облагается в объеме сотой доли своего имущества (в некоторых частях страны налог повышается до 1/50). Города выплачивают налог с оборота в размере одного денье с каждого ливра. Церковь обязана выплачивать в королевскую казну десятину. Предусматривался и «налог с очага» — шесть солей с каждого домашнего хозяйства, а также «ломбардский налог», распространяющийся на итальянских торговцев и денежных менял во Франции, а также «еврейский налог».

Например, «ломбардский налог» принес казне в 1293 году около 150 000 ливров. Филипп вооружался для войны за Аквитанию и Фландрию.

В 1294 году войска Филиппа вторглись в Аквитанию и Эдуард I направляет войска из Англии для защиты своего герцогства. Военные действия почти не велись. В 1296 году противники договорились о прекращении военных действий. Спою договоренность они решили подкрепить намерением королевских семей породниться. Династические браки иногда охраняли страны от кровавых столкновений, но никогда не были гарантами мира.

Рис. 20. Английский король Эдуард I. С рисунка нач. XIV века.

Но, тем не менее, Гасконская война, как стала называться эта «нешумная» кампания, обошлась Франции очень дорого. До окончательного мирного договора, заключенного в Шартре в 1303 году, в Аквитании дислоцировались французские войска. Это обошлось в 2 млн. ливров.

В то время миллион ливров — это была невообразимая величина. Расчеты шли в ливрах, солях и денье. 12 денье (д) равнялись 1 солю (с), а 20 солей — 1 ливру (л). Ливр представлял собой лишь счетную единицу, монеты достоинством в 1 ливр не было, наиболее ходовыми были денье и полденье.

При Филиппе IV во Франции существовали две валютные системы: старая, парижская (я), и новая (и). Четыре старых ливра равнялись пяти новым. Квалифицированный ремесленник в день получал не более 18 новых денье (нд), или 27 новых ливров (нл) в год. Жалованье королевского служащего недворянского происхождения (за исключением высокопоставленных чиновников) составляло до 2–5 солей в день, рыцаря — 10 солей.

Доходы высокопоставленных чиновников исчислялись на годовой основе. Жалованье верховного судьи или высшего чиновника королевского двора составляло от 865 до 700 нл. Мастер королевского монетного двора и одновременно советник короля по монетным делам Бэтен Косинель получал всего 250 нл. Наиболее высокопоставленный человек на королевской службе Ангерран де Мариньи получал 900 нл в год.

Документ примерно от 1296 года дает представление о том, из каких источников намечалось получить средства для финансирования Гасконской войны:

200 000 нл — твердые доходы от королевских владений.

249 000 нл — десятина, удерживаемая из доходов церкви.

315 000 нл — налог на баронов (1/100 имущества).

35 000 нл — налог на баронов в Шампани (1/50).

65 000 нл — налог на ломбардцев.

65 000 нл — налог с торгового оборота городов (в большинстве случаев в виде «налога с очага»).

16 000 нл Франции.

225 000 нл штрафы.

200 000 нл — займы у ломбардцев.

630 000 нл — займы у зажиточных подданных.

50 000 нл — займы у прелатов и королевских служащих.

50 000 нл — доходы от «облегчения монет».

Итого: 2 100 000 нл.

В данном документе наиболее интересным пунктом являются доходы от «облегчения монет». Немного раньше, в 1293 году, король имел конфиденциальную беседу с искушенным в денежных вопросах ломбардцев Мускиатто Гунди о преимуществах и недостатках манипуляций с монетами. Мускиатто не советовал королю начинать такое рискованное мероприятие, поскольку последствия таких действий налоги на сделки между ломбардцами в налог на евреев, включая удержанные для хозяйства всегда отрицательны, доходы в конечном счете превращаются в огромные потери. Филипп Красивый не совсем понимал нужды экономики страны. Главный советник по монетным вопросам Бэтен Косинель, он же глава парижского монетного двора, также не являлся знатоком в этом вопросе. Косинель мог только подсчитать прямой сиюминутный выигрыш от уменьшения содержания в монетах драгоценных металлов. Кроме того, он был всего лишь преданным слугой своего господина. И Косинель взялся за выполнение указания короля чеканить новейшую крупнейшую французскую монету (соль) с номинальной стоимостью значительно выше прежней, бывшей в обращении. Одновременно он существенно снизил содержание в ней драгоценного металла. Ревизор парижского монетного двора Жак Димер подчинился высочайшему указанию.

Крупнейшая монета, бывшая в обращении в период пика махинаций в 1305 году, имела нарицательную стоимость в 36 денье (вместо 12). Это должно было вызвать определенный рост цен. Естественно, что такое не могло произойти за один день. Экономика средневековья гораздо медленнее реагировала на изменения в денежном хозяйстве, нежели в наше время. Таким образом, Филипп Красивый смог с помощью выпуска фальсифицированных и завышенных по сравнению с реальной стоимостью монет быстро освободиться от трети долгов.

Баронам и горожанам пришлось похуже. Им досталась только треть ренты, которую они рассчитывали получить из предоставленных королю займов.

Для упреждения беспорядков еще в 1295 году король поручил своим чиновникам разъяснять народу проводимую им денежную политику как своеобразный военный заем. Лишь только прекратится состояние войны, ухудшенная и завышенная по сравнению с реальной стоимостью монета будет полноценно обменена на новые деньги. Свое королевское обещание Филипп выполнил, но очень своеобразно. До 1306 года он пять раз изымал монеты из обращения, чтобы заменить их новыми, улучшенными, и восстановить прежнее состояние.

Королевские указы, согласно которым все полновесные монеты, имевшие хождение в стране и вне ее, а также золотые и серебряные изделия подлежали обмену на плохие королевские монеты, дополняли эти мероприятия короны, которая вдобавок еще и присваивала доходы от военных трофеев.

Рис. 21. Меняла. С гравюры XII века.

Махинации с серебряными монетами велись с размахом. При Людовике IX Святом (1226 г.) из определенного веса серебра чеканились монеты, стоимость которых более чем в три раза уступала объявленной рекордной стоимости монет, отчеканенных в апреле 1305 года из того же серебра.

Если в 1296 году доход от денежных махинаций составлял 101 425 нл, то между 24 июня 1298 года и 24 июня 1299 года он составил 1,2 млн. нл. Денежные доходы своих подданных Филипп не собирался повышать.

В 1297 году войска Филиппа выступили против Фландрии, самого богатого вассального владения французского короля. Правитель Фландрии Ги де Дампьер, богатые города Гент, Брюгге, Лилль, которые снабжали всю Европу превосходным полотном, считали себя независимыми. У Филиппа же были иные планы. Атаки на Аквитанию (1294) преследовали цель заставить Англию, традиционного союзника Фландрии, отказаться от защиты графства. Эдуард I, занятый подавлением шотландского восстания, не смог помочь Фландрии. В 1300 году строптивое графство было «умиротворено». Теперь порядок и спокойствие охраняли французские оккупационные войска.

Поголовное мародерство французских солдат, налоги, которыми Филипп обложил города, привели к всеобщему восстанию в мае 1302 года. На его подавление отправились 7 тыс. всадников и 20 тыс. пехотинцев. В битве при Кортрейке французские войска были наголову разбиты. Такого большого сокрушительного поражения у Филиппа больше не было за все время его правления.

Королевский двор испытывал подавленность и разочарование. Негодующему королю советники осторожно пытаются подсказать, что на исход сражения, наверное, оказало влияние низкое жалованье превосходно экипированных и вооруженных солдат. В ответ король говорит: «Сборщики налогов обманывают нас на каждом шагу, они собирают гораздо больше, чем сдают в казну».

Это был первый, единственный случай, когда Филипп обвинил в нечистоплотности чиновников, которые находились на королевской службе.

Да король и сам понимал, что его обвинения не имеют под собой реальной почвы. В основном доходы казны от налогов и хитрых манипуляций монетного двора идут не на выплаты войскам. Расширение королевского дворца, королевские празднества, щедрые дары иностранным монархам, чтобы не обращали внимания на военные мероприятия короля. Вот куда идут огромные деньги.

Римский папа прощал Филиппу манипуляции с монетами, но вот налога на церковь простить не мог.

В 1296 году король потребовал от французской церкви удвоить взнос десятины в казну для поддержания защиты страны. Ранее Филипп никогда не отказывал церкви в разных богатых дарах. В трудные годы церковная десятина составляла до трети всех государственных доходов. В этот раз церковь требует от Филиппа больших привилегий. Внезапно еще до начала переговоров вмешался римский святой отец папа Бонифаций VIII, запретивший в своей булле любые контрибуции с церкви в пользу мирских властителей.

Бонифаций VIII, властолюбивый и вспыльчивый человек, был избран папой в 1294 году, в возрасте 74 лет. На то время возраст библейский. На папскую буллу Филипп ответил запретом на любой вывоз золота и драгоценных металлов из Франции. Через некоторое время папа все же уступил, заявив, что его булла на Францию не распространяется.

Вскоре произошло событие, которое временно приостановило борьбу священного престола за мирскую власть.

Верный сторонник папы, епископ Пармский, Бернар Сэссэ, не раз выступавший против деспотизма и своевластия Филиппа, в своей очередной речи высказался о монетах короля: «Эти деньги дешевле грязи. Они нечистые и фальшивые; неправедно и нечестно поступает тот, по чьей воле их чеканят. Во всей римской курни я не знаю никого, кто дал бы за эти деньги хотя бы горсть грязи».

Такие речи паства одобряла. По-своему реагировали на них во дворце. Филипп начал ждать удобного момента, чтобы расправиться со своим противником. Вскоре такой случай предоставился. Сэссэ сравнил облеченного саном божьего наместника во Франции короля с совой, «самой красивой из птиц, которая ни на что не годится… Таков и наш король, самый красивый мужчина в мире, который, однако, не может ничего иного, как лицезреть окружающих». Это уже открытое оскорбление королевского величества, государственная измена. В конце октября 1301 года епископ предстал перед судом. Сэссэ был посланником папы, поэтому решение суда было сравнительно мягким. Филипп ограничился тем, что лишил Сэссэ епископского сана и имущества стоимостью в 40 000 ил, которое «с согласия» Сэссэ было передано одному из монастырей. Через семь лет ему был возвращен епископский сан, но своих денег Сэссэ так и не увидел.

Реакция святого престола на процесс не заставила себя ждать. Приговор был оглашен в конце ноября, а уж 5 декабря папские послы привезли буллу Бонифация под красноречивым названием «Внемли, сын», в которой папа называл себя верховным судьей. В булле папа уведомлял «короля французов» о ликвидации всех привилегий, которые французский двор имел во взаимоотношениях со святой церковью. Самым болезненным для короля было аннулирование выторгованного в 1297 году у святого престола права обложения французской церкви десятичным налогом без согласия папы. В пространной булле речь шла о запретах на вывоз, о выборе королевских советников, о финансовой политике, о манипуляциях с монетами. Правда, Бонифаций воздержался от того, чтобы открыто назвать Филиппа фальшивомонетчиком.

Король поручил разобраться с буллой своему первому министру Пьеру Флоте. Тот сообщил о ней лишь узкому кругу советников. Ее содержание осталось неизвестным для наиболее верных приверженцев папы из королевского окружения. Римские упреки Флоте обобщил одной фразой: «Знай, что ты наш подданный и в мирских, и в духовных делах». По этой фразе о папской булле следовало судить на собрании Генеральных штатов 10 апреля 1302 г.

На это собрание в первый раз были приглашены представители не только дворянства и духовенства, но и третье сословие в лице горожан. Подобный ход должен был обеспечить победу королю. В знак признательности Флоте получил титул хранителя большой королевской печати.

Папа, узнав о решении Генеральных штатов, пришел в ярость. Он созвал церковный собор, на который прибыла только половина французских епископов (39 из 79), и открыто проклял Флоте, «которого бог уже покарал частичной физической слепотой и полной слепотой духовной». Флоте был назван вторым Аристотелем, папа пожелал ему разделить участь последнего. Предсказание папы сбылось. 11 июля 1302 года Пьер Флоте погиб в битве при Кортрейке.

На смену Флоте пришел такой же энергичный, но более тщательный в исполнении королевской воли Гийом Ногаре. Вскоре за служебное рвение король пожаловал ему дворянство. В книге «Проклятие из огня» Морис Дрюон характеризует этого поджарого темноволосого человека с беспокойными глазами как беспощадного и «неотвратимого, как коса смерти» слугу короля, который смахивал на черта и был дьявольски настойчив в проведении политики своего господина.

18 ноября 1302 года последовала новая булла Бонифация. В ней он выдвигает постулат о том, что любое существо между небом и землей подчинено святому престолу: «Мы заявляем, провозглашаем и определяем, что каждый человек с необходимостью является подданным римского понтификата, если ему дорого бессмертие его души».

У Филиппа были влиятельные союзники в Италии. Например, представители рода Колонна, чье имущество было конфисковано Бонифацием в пользу членов своей семьи. Колонна знали многое о Бонифации, о чем и сообщили Гийому Ногаре. В частности, и о фразе, которую Бонифаций произнес: «Я лучше буду собакой, чем французом». Законники Филиппа повернули эту фразу против понтифика: «У собаки нет души, но у самого последнего француза она есть. Другими словами, Бонифаций не верит в бессмертие души. Он еретик».

Тем временем Бонифаций пишет очередную буллу. 8 сентября 1303 года она доставлена в Париж и предана оглашению. В ней Филипп отлучался от церкви, ибо он запретил французским прелатам направляться в Рим, дал убежище отступнику Стефано Колонна и потерял доверие своих подданных.

В тот же день Филипп сказал своему хранителю печати, что о послании не должен знать никто. Папа не должен предстать перед церковным собором.

Не теряя времени, Ногаре быстро собрал самых верных и смелых рыцарей и направился в Ананьи, личное владение Бонифация. Там при поддержке семьи Колонна он фактически взял в плен 86-летнего папу. Наверное, Бонифаций подвергался жестокому обращению. Через четыре недели после того как жители Ананьи освободили Бонифация, он умер в Ватикане. И все же у него хватило сил на то, чтобы, отлучить от церкви Гийома де Ногаре.

В борьбе с Римом Филипп IV победил, но заплатил большую цену за победу. В 1301–1303 годах его казна не получила церковной десятины. Король потерял почти 800 000 нл. Вновь избранный папа Бенедикт XI был готов дать согласие на взимание французским королем церковной десятины при условии, что Филипп даст клятву на Священном писании в непричастности к покушению в Ананьи. Ради денег Филипп дал ложную клятву.

Бенедикт XI недолго оставался на святом престоле. Его преемником оказался ставленник Филиппа архиепископ Бордо Бертран де Го. Он был избран папой в 1306 году благодаря поддержке, французской короны. Новый папа принял имя Климента V. Через четыре года Климент V перенес свою резиденцию в Авиньон. Так начался «авиньонский плен» римских пап, продолжавшийся до 1377 года.

23 декабря 1305 года Климент V освободил Филиппа от проклятия Бонифация и дал ему отпущение грехов. Папа превознес милостью божьей короля Франции как «самую яркую звезду среди всех католических монархов». Польщенный похвалой Филипп ответил, что объявляет себя защитником епископов и аббатов, по отношению к которым Климент V был жесток, и сам начинает собирать с них налоги и займы. Законники короля позаботятся о лазейках.

18 августа 1304 года войска Филиппа разгромили у Монс-эн-Певель ополчение Фландрии. В июне 1305 года с ней был заключен выгодный для Франции мир. На Фландрию накладывалась контрибуция в 400 000 нл. Герцогство Ретель (не относящееся к Фландрии) должно было ежегодно выплачивать французской короне 20000 нл. До полной выплаты контрибуции города Лилль, Дуэ, Бэтюн оставались оккупированными. Однако Фландрия, признав верховную власть французского короля, смогла отстоять свой полунезависимый статус.

Через год после подписания мира его величество «император Королевства, самый просвещенный монарх в Европе, помазанник божий, наследник Карла Великого и Людовика Святого, наместник бога во Франции» принял решение возвратиться к чеканке «хороших денег». Вес серебряных монет, выпускавшихся с 1 октября 1306 года, увеличивался. Во всех провинциях служили благодарственные молебны, однако восторженных толп они не собирали. Очень долгое время подданные подвергались мощному давлению, поэтому сразу не ощутили нового удара.

Повышение стоимости денег произошло внезапно. Люди, которые приобрели имущество или получили кредиты в те времена, когда стоимость денег была завышена, теперь должны были платить проценты и возвращать долги деньгами, которые стоили только треть того, что на них недавно чеканилось.

В летописях сообщается, что Филипп любил, облачившись простолюдином, походить по базарам, послушать, о чем говорит простой люд. Короля не останавливали даже вести о происходивших беспорядках. Однажды вблизи замка ордена тамплиеров короля узнали, и он оказался в опасном положении. Со всех сторон послышались угрозы, толпа сомкнулась вокруг монарха. Филипп Красивый стоял бледный, растерявшийся, не зная, что делать.

В последний момент его спасла группа людей в белых накидках, с красными крестами на груди. Своими щитами они сдержали толпу. По образовавшемуся проходу король прошел в замок тамплиеров, которые дали ему убежище.

«Христианнейший император Франции» не понимал людей. Он совершил доброе дело, а народ отвечает покушением на жизнь королевского величества. Советники короля, ответственные за поддержание порядка, получили от Филиппа небывалый разнос. За неслыханную дерзость король жестоко покарал парижан. Мужчин хватали прямо на улицах без всякого разбора.

Мучительными пытками инквизиторы добивались признания в принадлежности к бунтовщикам, после чего «преступников» вздергивали на виселицах у городских ворот.

Королевские советники спешно искали способы законного регулирования последствий утяжеления монет для кредитной системы страны и поземельных платежей. Это заняло немало времени.

Накануне введения нового денежного масштаба могли произойти беспорядки. Гийому Ногаре пришла мысль о том, в какое русло направить гневное брожение народа. Коварный министр сделал ставку на ненависть к евреям, особенно ростовщикам и менялам из их числа. Простые люди считали последних непосредственно причастными к финансовому обнищанию страны с 1306 года. Имущество евреев конфисковывалось, долговые обязательства перешли во владение короны. До 1310 года эта акция принесла не слишком высокий доход — около 200 000 нл. Необходимо заметить, что в военную пору удавалось «выжать» из евреев такую за один год.

73 Филипп решил обогатиться за счет ордена тамплиеров. Орден рыцарей храма Иерусалима был основан в 1119 году для защиты паломников и святынь Палестины. Члены ордена целиком посвящали себя служению Иисусу Христу. 20 тыс. рыцарей ордена, облаченные в белые балахоны с красным крестом на груди, полегли в крестовых походах, принеся ордену несметные богатства. За свою службу орден собирал золото со всей Европы. Орден был и крупнейшим землевладельцем. С течением времени орден тамплиеров превратился в крупного банкира. Его клиентами являлись самые могущественные монархи Европы. Постепенно жесткие самоограничения для членов ордена смягчались. Определенное влияние на это оказали привычки и воззрения, воспринятые на Востоке. Выражение «ругается, как тамплиер», «пьет, как тамплиер» вошли в Париже в поговорку.

Рис. 22. Рыцарь ордена тамплиеров.

Филипп IV долгое время рассматривал замок тамплиеров в Париже в качестве «своего» банка, который занимался финансовыми делами двора. У тамплиеров хранились сокровища французской короны.

Орден тамплиеров подчинялся святому престолу, но в августе 1803 года вступил в союз с Филиппом в его борьбе против Бонифация VIII. За услуги тамплиеров Филипп отплатил черной неблагодарностью.

В июле 1306 года король настоял на том, чтобы папа отозвал великого магистрата Жака де Моле с Кипра (там находилась штаб-квартира ордена) и направил его во Францию, где ему предстояло ответить перед судом. Климент дал согласие, но при условии, что лишь он единолично будет решать судьбу тамплиеров.

13 октября 1307 года была проведена молниеносная операция по захвату замка тамплиеров в Париже. Были арестованы 140 тамплиеров. На следующий день начались допросы, пытки. Подвергнутые изощренным пыткам, тамплиеры признавались в контактах с нечистой силой. За 1309 год 64 рыцаря ордена были сожжены заживо, как вероотступники. В 1312 году папа Климент V распустил орден тамплиеров во всех странах. В марте 1313 года на медленном огне сгорел великий магистр ордена. Сгорая, Жак де Моле проклял папу Климента V, короля и Гийома Ногаре. Его страшное проклятие сбылось. 20 апреля 1314 года умер папа Климент V, четыре недели спустя Ногаре был отравлен бывшим тамплиером. Филипп прожил немного дольше отпущенного магистром срока.

Финансовые результаты насильственного устранения ордена тамплиеров для Филиппа были более, чем скромными. Климент V, комментируя казни тамплиеров словами: «Король заставляет вспомнить кротость своих предков», не пошел навстречу пожеланию Филиппа создать новый орден под своим главенством. Это означало бы передачу имущества разгромленного ордена королю. Папе удалось возвратить имущество ордена его госпиталю.

Королевская казна выиграла от разгрома ордена тамплиеров приблизительно четверть миллиона ливров.

Неблаговидные действия, которые предпринял король, не пошли на пользу стране. Контрибуция в 400 000 ливров, вырванная у фламандцев, не окупила расходов.

Ликвидация ордена тамплиеров лишила короля надежного кредитора.

Бароны не слишком спешили предоставлять свои кошельки для козны, налогообложение дворянства проводилось лишь в военное время. В 1310 году Климент V охарактеризовал французское королевство как «денежный вакуум».

У Филиппа остался только один выход: ухудшение золотых монет. До сего времени они оставались неприкосновенными, С 22 января 1310 года король распоряжается вместо монет достоинством в 44 ливра чеканить из того же веса золота 65 ливров, 10 солей и 4 денье. Речь шла о наиболее распространенных монетах — флоринах с изображением ягненка.

Спустя год король предпринимает последнюю попытку пополнить казну, за счет махинаций с монетами. Филипп объявляет, что буржуа — монета достоинством в 1 денье — по новой системе обращения теперь имеет достоинство в 1 денье по старой парижской системе. Соотношение между старыми и новыми деньгами составляло 5:4. Теперь гражданин обязан был повсюду платить на 20 % больше. Эту идею королю подал второй по могуществу человек во Франции Ангерран де Мариньи, Через год Филипп возложил решение всех финансовых вопросов на него.

Народ ожидал новой аферы. По стране прошла буря протестов. В 1313 году Филипп вынужден был отступить.

После кончины короля становятся достоянием гласности многие тайны его семьи. Над королевским домом померк божественный нимб.

Жоффруа Парижский в 1313–1319 годах составил состоящую из 8000 стихов хронику, рассказывающую о событиях 1300–1316 годов. Соблюдая необходимую осторожность, Жоффруа изложил мнение простого народа о своем короле: «Ты брал сотую часть, ты брал пятидесятую, ты брал так много займов, король… В твоих закромах должны быть деньги тамплиеров, евреев и ростовщиков. Ты обложил налогами и податями ломбардцев. Никогда до тебя короли не обращались так плохо со своим народом… На смертном одре короля охватило раскаяние… В его время больной была вся Франция, и у народа мало причин для того, чтобы оплакивать его кончину.

 

„Стрижка монет“

В средневековой Европе по мере распространения мелкого ремесла все больше торговых городов и мелких князей приобретали право чеканить свои монеты.

Наступали времена, когда деньги и хозяйственные отношения становились все более важной сферой человеческого быта. Средневековое государство с его системой натуральных податей постепенно уходило в прошлое. Наступила нора суверенного государства с четко обозначенной границей и владетельным правителем, который вершил свою волю, опираясь на придворных и солдат, В основе его существования лежал принцип: „Сколько денег — столько государства“.

Способы изысканий звонкой монеты становились важной проблемой политики государства, Под предлогом защиты денежного стандарта частным лицам было запрещено изготовление монет. Хотя государство занималось мошенничеством, скрытно добавляя в монеты неблагородные сплавы или уменьшая вес монет. Чеканя такие монеты короли, крупные лендлорды, герцоги, графы, бароны ставили на них сбою печать или геральдический знак. Искушение пополнить казну незаконным путем было слишком велико. Сама же фальсификаторы старались получить нормальные опознавательные знаки владетеля другой территории.

Среди венценосных особ находились и такие, которые вели активную борьбу с фальшивомонетничеством. Как говорится, всерьез и надолго.

Английский король Генрих I (правивший в 1100–1135 гг.), видно, не без оснований получил прозвище „прекрасноликий ученый“. Он был озабочен искоренением фальшивомонетного промысла в Англии.

Вначале своего правления Генрих I отобрал право на выпуск денег у ювелиров. Он вывел из обращения все знаки нарицательной стоимости, которые имели хождение в бедных провинциях, например морские раковины, перья и т. д. Генрих I изобрел одну из самых необычных денежных систем в истории, названную системой „мерных реек“. Эта система продержалась 728 лет и была отменена только в 1826 году. Она была принята для того, чтобы избежать манипуляций со стороны разного рода поддельщиков.

Новая денежная система основывалась на деревянных полированных рейках с зарубками с одной стороны, обозначающими номинал. Потом рейка расщеплялась вдоль по всей длине таким образом, чтобы сохранить зарубки. Одна половина рейки осталась у короля и служила защитой от подделки, а вторая была пущена в обращение. Хранящийся в настоящее время в Музее Банка Англии образец мерной рейки очень велик и соответствует 25 тысячам фунтов стерлингов. Представим, что первый акционер Банка Англии купил себе акции в самой (на то время) могущественной и богатой корпорации мира с помощью этого куска дерева. Неудивительно, что после своего образования в 1694 году Банк Англии подверг яростным нападкам эту находящуюся вне его постоянного контроля систему. Именно этого постоянного контроля и добавился Генрих I.

Почему люди принимали кусок дерева в качестве денег? На протяжении всей истории развития рынка люди использовали в операциях товарно-денежного обмена все, что они соглашались ценить и принимать как деньги. Ведь деньги есть то, что люди соглашаются использовать как деньги. Например, в наше время деньги только бумага. Здесь имеются свои тонкости, тот же Генрих I приказал использовать мерные рейки для уплаты королевских налогов. Это сразу заставило их обращаться и приниматься в качестве денег.

Рис. 23. Английский король Генрих I (1060–1135 гг.) — ярый борец с фальшивомонетчиками.

Ни одна денежная система не работала столь хорошо такое длительное время. Фактически могучая Британская империя, эта владычица морей, была создана на основе системы реек, которая удерживалась вопреки постоянным попыткам менял и другим манипуляторам с монетами подорвать ее с помощью металлических монет. Конечно, металлические монеты никогда полностью не выходили из обращения, так же как и рейки, использовавшиеся для уплаты налогов.

Чтобы покончить с поддельщиками, Генрих I провел две „рудные акции“ в 1108 и 1125 годах, О них сообщили современники короля Флорентин Вигорненский, автор хроники событий до 1118 года, и Генри Хантингтон, описавший события до 1154 года. Флорентин рассказывает, что разоблаченным фальшивомонетчикам, которые подделывали мелкие монеты, „выкалывались глаза и отрезались половые органы“. Генри Хантингтон, описывая события 1125 года, делает такую запись: „Стоит прислушаться к тому, как жестоки распоряжения короля. Он пришел к мысли, что всем мастерам монетного дела в Англии, кто тайно подделывал монеты, следует отрубать правую руку“.

Говорят, что в Рождественский вечер 1125 года Генрих I собрал в Винчестерском замке владельцев всех английских монетных дворов. Каждый должен был доказать чистоту своих монет. Не всем это удалось: 94 гостя покинули Винчестер однорукими.

В хронике Джона Уорчестера, охватывавшей события с 1118 по 1140 год, подтверждается это: „Монетным мастерам, схваченным в Англии за чеканку фальшивых монет, по эдикту короля отрубается правая рука, и отрезаются нижние части туловища“.

Веское слово против фальшивомонетничества сказала и церковь — официальная идеология того времени.

С критикой нарушения правил чеканки монет в своем труде „Принципы государя“ выступил знаменитый философ Фома Аквинский (1225–1274 гг.). Он писал, что монета предназначена исключительно для того, чтобы содействовать хозяйственному обороту. Воззрения подобного рода еще долго оставались гласом вопиющего в пустыне.

Еще было „золотое время“ поддельщиков.

В годы правления Эдуарда III (1327–1377 гг.) аббат Массандрой, практически не скрывая, выпускал фальшивые монеты. Король был убежденным противником папства и, кроме того, не мог терпеть еще одного конкурента. Это и решило судьбу предпринимателя в сутане. После тяжелых пыток аббат попал на виселицу.

Рис. 24. Золотой куонетаблъ (четвертак) Эдуарда III: а — аверс; б — реверс.

Шло время, чеканщики монет набирались ума-разума. Они начали запасаться письменным распоряжением своих господ на изготовление фальшивых денег, снабженных их печатями. Так, например, поступил в 1350 году монетных дел мастер Якоб Швет из Кенигсберга.

12 июля 1347 года маркграф Бранденбургский Людвиг ввел монетный порядок. Из марки серебра (куска серебра весом 14,5 лотских унций) повелел изготовлять 28 шиллингов и 4 пфеннига, всего 340 пфеннигов. В указе говорилось: „Никто, ни христиане, ни иудеи, не должен делать монет. Кто будет пойман за этим занятием, будет судим, как фальшивомонетчик и повешен“.

Действия маркграфа по этому вопросу имели законную силу „при поддержке государственного совета и совета сословий“. За два года до этого совет сословий отклонил порядок устранения системы ежегодного изъятия монет и выпуска новых, открывавшей большие возможности ухудшения качества монет. Людвиг преступил закон и 1 января 1350 года отдал приказ Якобу Швету, не определяя веса монет и содержания в них серебра, чеканить из марки серебра 35 шиллингов, или 420 пфеннигов. Через три дня мастер получил письменное распоряжение. Фактически Людвиг приказывал монетному мастеру превратиться в фальшивомонетчика. Швет принял к исполнению приказ и принялся за дело.

Около года ходили в маркграфстве фальшивые пфенниги, 20 ноября 1350 года совет сословий предъявил обвинения Якобу Швету в подделке монет. Несмотря на то, что мастер показал письменное распоряжение маркграфа, он по решению суда был выслан из страны. Это было легкое наказание. Возникший в начале ХIII века свод законов Саксонии — наиболее значительный юридический документ средневековой Германии гласит: „Если монетчик изготовляет фальшивые монеты с тем, чтобы пустить их в оборот, он рискует своей шеей“. Безусловно, речь идет о виселице, В Китае за те же преступления закапывали в землю живьем, в Японии распинали на кресте. У Данте повествуется о горькой жалобе мастера Адама из города Брешиа, урожденного англичанина, о его непомерных страданиях в аду. Туда он попал с костра, на который его привела стезя фальшивомонетчика. Адам по поручению графьев Гвидо, Алессандро и Аншояфо из Романьи подделывал золотые гульдены с изображением Иоанна Крестителя с содержанием в 3 карата. В 1281 году его сожгли за фальшивомонетничество. В суде его высокопоставленные покровители отказали в поддержке.

Укрепляющая свои позиции буржуазия все более осознает ту опасность, которую несет фальшивомонетничество. Во Фризском праве говорится: „Фальшивомонетничество грабит духовенство, господ и всех людей и является самым злостным врагом“. Вспомним диспут, происходящий в аду, между греком Синоном, обманом уговорившим троянцев ввести в город деревянного коня, и мастером Адамом. „Я говорил, а ты чеканил ложь“, — вот позиция Синона. Хотя грек погубил целое царство, он считает, что Адам греховнее черта.

В Германии в ранний период средневековья еще не существовало единого имперского уголовного права, но смертная казнь за фальшивомонетничество предусматривалась везде. Различались только способы умерщвления: казни петлей, топором, костром, виселицей, кипящей водой.

Особенно жестокий вид казни — сварение приговоренного в кипятке — практиковался с 1285 года. В 1431 году власти города Штральзунда объявили о розыске Николауса Винкельдорна, который прибыл в город вместе с купцом Германом Олдендорном, Винкельдорну, обвиненному в подделке денег, удалось сбежать. Проходивший по этому же делу Клаус Эльмхорст судом был приговорен к смерти в котле с кипящей водой. Фальшивые пфенниги, которые завезли обвиняемые в Штральзунд, были найдены под кроватью Винкельдорна. Указ датируется 31 марта 1431 года.

На старой рыночной площади Штральзунда жители в октябре 1431 года стали свидетелями ужасной казни. Обычно на площади организовывались народные увеселения. Большей частью они не были тем, что понимают современные люди. Например, в 1414 году гвоздем программы „увеселений“ было насаживание котики на позорный столб. Тот, кому это удавалось, провозглашался „кошачьим рыцарем“. Через год горожане потешались, наблюдая, как слепые старались бить дубинками свинью и попадали друг в друга.

Только в 1632 году на рейхстаге в Регенсбурге было принято единое для всей Германии уголовное уложение — кодекс Карла V, известный как „пеньковое право“. В ст. 136 этого кодекса дается развернутое толкование фальшивомонетного промысла: 1) подделка внешних данных монеты; 2) использование нечистого металла; 3) облегчение веса монет. Фальшивомонетчиков наказывали сжиганием заживо на костре. Кто имел сведения о фальшивомонетчиках или участвовал в их махинациях, подвергался наказаниям от тюрьмы до виселицы. В кодексе явно прослеживается разница между степенью риска фальшивомонетчика-ремесленника и фальшивомонетчика-господина. Если первому грозила мучительная смерть, то „господин“ только терял свое право чеканки монет.

Средневековая Европа имела огромное количество монетных дворов. Каждый герцог старался завести монетную мастерскую. Это было необычайно выгодно: из одного и того же количества серебра выпускали все больше и больше монет. Думали, если из одного фунта серебра вычеканить на несколько десятков монет больше, то и купить можно будет больше товаров. В определенный период времени — это было действительно так. Очень скоро такая более легкая монета теряла свою цену, падала ее покупательная способность. Короли, князья, графы снова увеличивали число чеканенных из того же фунта монет и снова извлекали кратковременную денежную выгоду, ни в коей мере не думая о будущем.

Частная, своекорыстная деятельность феодалов, дорого обходилась государству, приводила к развалу денежного обращения, порой исчезновению серебра с рынка, вообще к расстройству экономики.

Бывало, что в каком-нибудь городе чеканили монеты на протяжении 2–6 лет, а затем выпуск монеты прекращался. Часто этот кратковременный выпуск монеты преследовал не только экономическую, но и политическую цель: таким образом правитель желал заявить о себе, своем суверенитете или же о завоевании этого города. Преследовались и благие экономические намерения: наладить денежное обращение по именно тем весомым нормам, которые, как казалось монетчикам и правительству, были бы самыми удобными для этого региона. Выпускали монеты по новому весовому стандарту, но для преобразования всего денежного обращения необходимо было иметь много металла и больших средств. Обычно у такого монетного двора их не имелось. Выпустив несколько серий монет, монетный двор прекращал существование.

Отдача на откуп денежного промысла стала распространенным явлением, поскольку денежная чеканка приносила солидный доход. Государство считало выгодным для себя получить от какого-нибудь купца вперед на несколько лет сумму денег, которая составила бы доход от монетной чеканки. Взамен купцу-откупщику предоставлялось право чеканить монеты в таком-то городе, но на определенных условиях, с соблюдением монетных типов, с обязательной чеканкой монеты от имени правителя.

Откупщики, стараясь выжать все из доходов, которые приносила чеканка монеты, портили их, уменьшали в весе.

В средневековой Европе особенно выделялись так называемые биллонеры (от слова „биллон“, означающего неполноценную монету, в которой драгоценного металла меньше, нежели полагается, но которая, однако, имеет хождение наравне с полновесными монетами), промышлявшие испорченными монетами. В тот период ходило много биллонов, так как примитивная техника чеканки не позволяла делать монеты абсолютно одинаковые. Торговец, меняла или сборщик бережно сортировал попавшие к нему в руки монеты, выуживая наиболее тяжелые. Потом отправлялся к ювелиру и сбывал их по весу за хорошую приличную цену, получая неплохой барыш. Некоторые дельцы спиливали „излишек“ металла, надеясь, что никто не будет заниматься проверкой соответствия монет официально установленному стандарту. Естественно, что риск при этом не исключался. Эта операция называлась „стрижка монет“.

Для борьбы с такими видами мошенничества начали еще более практиковать насечку по обрезу монет. Появились первые станки для монетного двора. Великий Леонардо да Винчи сконструировал станок для вырезывания монетных кружочков. Знаменитый скульптор Бенвенуто Челлини придумал винтовой пресс для оттискивания на монете изображения. Правда, широкое внедрение этих механизмов растянулось на многие десятилетия.

Рис. 25. Чеканка монет во Франции в средние века.

На рис. 25 можно увидеть чеканку монет во Франции в период царствования Людовика XII (1462–1515). Один мастер обрезает ножницами кружочки, другой изготовляет листы серебра, третий чеканит. За большим столом казначей ведет учет выпускаемой монеты. Огромная печать, ножницы, молотки и штемпели — вот вся примитивная техника средневекового монетного двора.

Правителям не оставалось ничего другого, как ввести обязательное взвешивание монет при совершении сделок. Ведь одно сходство выгравированных на монетах изображений не гарантировало их подлинности.

Необычайно острая борьба шла между фальшивомонетчиками и антимонетчиками. В XVI веке основную массу „незаконнорожденных“ денег, так шутливо называли фальшивые монеты, составляли подделки испанских монет. В основном, это были мелкие монеты, которые было дешевле чеканить и труднее выловить.

В Испании большой урон денежной системе нанесли монеты, изготовленные из расхищенных по дороге в Европу драгоценных металлов из Нового Света.

Оттуда два раза в год караваны испанских судов в сопровождении военного эскорта прибывали в Севилью, где располагался испанский монетный двор. Поступления металла в течение XVI века были значительными: около 260 тонн золота и 200 тыс. тонн серебра, что составляло треть изначальных запасов всей Европы. Некоторые историки утверждают, что на подпольные монетные дворы за это же время поступило примерно столько же контрабандного металла, который не прошел отметку в портовых документах.

Было и такое, что определенная группа злоумышленников сговаривалась не обращать внимания на указы монарха об изъятии той или иной монеты. Периодически подобные указы издавались: они объявляли монеты недействительными вследствие их неполноценности. Такие монеты следовало сдавать в казначейство, где их разрубали, а потом продавали на вес. Очень часто, особенно при острой нехватке денег, случалось, что внимание на подобного рода указы не обращали. Запрещенными монетами продолжали пользоваться по взаимно согласованному неофициальному курсу. Так случилось с испанскими мелкими монетами во Франции во второй половине XVI века.

Относительно же антимонетчиков, то их можно разделить на две группы. Это, прежде всего те, кто не желал отказываться от меновой торговли. Антимонетчиками были и те, кто в качестве мерила стоимости использовал драгоценные металлы на вес, избегал таким образом вмешательства в свои сделки государственных казначейских органов. При расчете „наличными“ недоверие к существовавшей денежной системе выражалось в условии произвести оплату „сырым золотом“ по тарифу, заранее согласованному между обеими сторонами. В XVI веке во Франции до трети всех сделок оплачивалось ювелирными изделиями (кольца, посуда) или золотым песком, добываемым в реках, или даже „спилками“ с монет.

С азартом и размахом делали фальсификации монет все европейские государства. Если в XIII веке французский турский ливр составлял 93 грамма чистого серебра, то к XVII веку он похудел до 11 граммов.

В 1621–1623 годах в Германии порча денег приняла характер национального бедствия. Группы монетчиков устраивали свои мастерские в каждой заброшенной башне на большой дороге. Каждый обедневший барон мог основать в своем замке монетный двор, скупать хорошую, полновесную монету, переплавлять ее, выпускать плохую, низкого веса или пробы. „Князья запрещают солдатам, но позволяют монетчикам грабить людей и страну“, — говорили в народе, фальшивомонетчиков-подпольщиков было достаточно много. В отчетных документах некоторых монетных мастерских того времени указывалась особая статья расходов на устройство… печей для сжигания фальшивомонетчиков.

В Германии часто фальшивомонетчика осуждали тайным судом и он получал кару „Поцелуй Девы“.

Рис. 26. Средневековое устройство для пыток „Поцелуй Девы“.

Осужденный на эту участь должен был поцеловать статую Святой Девы, стоявшую в подземелье. Это была бронзовая статуя громадных размеров. Когда подходили к статуе и касались ее, она раскрывалась надвое и обнаруживала внутренность, утыканную длинными, острыми гвоздями и заостренными клинками. Дверцы тоже были утыканы оружием, и на каждой, примерно на высоте человеческой головы, было по гвоздю длиннее остальных.

Эти два гвоздя выкалывали глаза. Когда дверцы раскрывались, жертва с помощью тайного механизма втягивалась во внутренность этой страшной статуя, и дверцы затворялись. Там несчастного пронзали ножи и гвозди, и через полминуты пол, состоявший из опускной двери, раскрывался и несчастный проваливался вниз. Но там его ожидали мучения еще страшнее: под опускной дверью находились шесть больших деревянных валов, расположенных парами, один над другим. Таких пар было три. Валы были снабжены острыми клинками. Расстояние между верхней парой параллельных валов было такое, что человеческое тело лежало между ними. Средняя пара была ближе, нижняя совсем близко. Под этим страшным аппаратом было отверстие, в котором слышался плеск воды. Механизм, отворявший двери статуи, также приводил в движение валы. Жертва, уже страшно изувеченная и с выколотыми глазами, падала в опускную дверь между верхней парой валов, и тело ее разрезалось со всех сторон ножами, которыми были утыканы валы. В этом обезображенном состоянии трепещущаяся масса падала между второй и ближе сдвинутой парой валов и, вся изрубленная, попадала на самую нижнюю пару, которая превращала ее в маленькие куски, падавшие в ручей, протекавший внизу и уносивший ее.

Порча денег привела к тому, что многие монеты стали содержать очень мало серебра. До 1280 года кельнский пфенниг весил 1,315 грамма серебра, а в конце XIV века в нем содержалось не больше 0,075 грамма.

Грош в средние века был большой серебряной монетой: „толстый динарий“. Порча этой монеты привела к тому, что слово „грош“ начали употреблять как синоним самой маленькой, ничтожной монетки.

Никому не хотелось стать жертвой фальшивомонетчиков, принять порченную монету, попасть впросак. Интересен диалог из немецкой духовной поэмы XIV века, Иудейский первосвященник Каиафа выплачивает Иуде знаменитые тридцать сребреников:

Иуда. Этот пфенниг — красного цвета.

Каиафа. За него ты получишь и хлеб, и мясо.

Иуда. Этот пфенниг не годится.

Каиафа. А ты посмотри, какой у него звон.

Иуда. Этот обрезан.

Каиафа. Вот тебе другой.

Иуда. Этот с дыркой.

Каиафа. Возьми другой.

Иуда. На этом фальшивое клеймо.

Каиафа. Если этот тебе не нравится, дам тебе другой.

Иуда. Этот — черного цвета.

Каиафа. Возьми другой и успокойся.

Иуда. Этот оловянный.

Каиафа. Ты решил нас измучить.

С превеликим трудом Каиафе удалось дать Иуде тридцать достаточно полновесных сребреников.

Именно во времена средневековья благодаря фальшивомонетничеству появился ныне популярный термин „всучить“ (что-либо низкосортное, невыгодное). Жизнь этому термину дали сучавские подделки-монеты, которые в XVII веке чеканились подпольно на монетном дворе в г. Сучаве (Молдавия). Оттуда „сучавские подделки“ в больших количествах попадали на украинские, белорусские, прибалтийские и другие земли. К этим подделкам принадлежат поддельные биллонные солиды (шиллинги) со знаками рижских монетных дворов. На реверсе, год, как правило, не совпадает с датами шведских королей, чьи монограммы помещались на аверсе (в 1621 г. Рига попала под власть шведов). В письменных источниках сучавские подделки называются „валашскими шиллингами“. Резчики штемпелей подпольного сучавского двора мало интересовались, когда один монарх сменял другого. Они с удовольствием оказывали „помощь“ законным монетным дворам, всучивая рынку шведские „солиды“ молдавского разлива.

Фальшивомонетчикам активно помогали алхимики. Большим покровителем всех алхимиков являлся император Леопольд I, правивший с 1658 по 1702 годы. Его придворные алхимики проделывали сенсационные превращения. Самое волнующее алхимическое приключение связано с именем монаха августинского ордена Венцеля Зейлера. Слухи о вольной жизни алхимиков при венском дворе привлекли Зейлера в резиденцию императора. Скучная жизнь в пражском монастыре изрядно надоела ему. Похитив у одного алхимика красный порошок — таинственный философский камень — Венцель Зейлер поехал в Вену.

Рис. 27. Император Леопольд — ревностный поклонник алхимии. На его глазах монах Венцель Зейлер в 1677 году превратил серебряный медальон на три четверти в золотой.

Император Леопольд I внимательно выслушал все, что поведал ему монах, и приютил нового алхимика. Тот должен был показать свое искусство в секретной лаборатории императора.

Зейлер сообщил, что он частично „окрасит“, то есть превратит медный сосуд в золото. „Ну, что же, приступайте!“ — приказал резко, но милостиво, император. Монах начал церемонию, сопровождая ее впечатляющими, театральными жестами, а также непонятными словами.

Слуга держал наготове медную чашу, чтобы по знаку Зейлера поместить ее на огонь. Когда она раскалилась докрасна, мастер высыпал на нее щепотку колдовского красного порошка. Произнося заклинания, Зейлер повертел медный сосуд несколько раз в воздухе и погрузил в чан с холодной водой. Произошло невероятное чудо: везде, где философский камень соприкасался с медью чаши, виднелся знакомый блеск золота.

Зейлер с облегчением повернулся к стоявшему поодаль тиглю с клокотавшей ртутью. Монах приказал подручному усилить огонь, поскольку теперь хотел окрасить ртуть до золота! Для этой цели он часть красного порошка облепил воском и бросил в кипящую жидкость. Повалил густой, едкий дым, который вынудил всех любопытных, подошедших слишком близко к огню, закашляться и отвернуться. Почти сразу сильное бурление в тигле прекратилось. Расплав затвердел. Монах заявил, что огонь еще недостаточно силен. Уверенным движением Зейлер бросил несколько углей в расплав. Они сгорели сверкающим пламенем. Почти сразу Зейлер приказал слуге перелить жидкий расплав в плоскую чашу. Все увидели, что содержимое значительно уменьшилось. Снова произошло чудо. Застывающий металл сверкал светлым блеском золота, ярко отражая трепещущий свет факелов. Император приказал отнести пробу золота к золотых дел мастеру.

Все с нетерпением ожидали, каков будет приговор. И вот ювелир заявил, что это чистейшее золото высочайшей пробы! Леопольд не скупился на похвалы. Охмелев от успеха, Зейлер объявил, что превратит в чистое золото обычное олово. Эта смелая попытка также удалась.

Из искусственного золота император повелел чеканить дукаты. Правда, критически настроенным придворным дукаты показались легковесными.

Возникает вопрос: „Как выполнил Зейлер свой алхимический фокус?“

Действительно, в ряде случаев от алхимика требовалась ловкость фокусника, чтобы незаметно подбросить в расплав кусок благородного металла. Некоторые „мастера золотой кухни“ предпочитали пользоваться „для перемешивания“ расплава полой палочкой, внутри которой прятали несколько зерен золота, а отверстие закупоривали воском. Если палочка была деревянная, то нижняя, полая ее часть полностью сгорала в расплаве. Вот так изящно и быстро уничтожалось вещественное доказательство.

„Золотых дел мастера“ использовали тигли с двойным дном, из которых при накаливании выливалось золото или угли с запаянным внутри золотом. Иногда успеху содействовала золотая пыль, которую вдували в расплав вместе с воздухом, накачиваемым воздуходувкой.

Рис. 28. Старинная карикатура на алхимика. Рисунок Брейгеля Старшего, XVI век.

При превращении ртути в золото, наиболее популярном в те времена, надо было выделить золото, „запрятанное“ в ртути. В измельченном состоянии золото почти мгновенно растворяется в жидкой ртути, которая при этом не меняла своей характерной серебряной окраски. Такие амальгамы золота остаются жидкими вплоть до содержания его 10–12 % и выглядят, как чистая ртуть. Отогнать жидкую ртуть для алхимика несложно. Поело испарения ртути в тигле остается чистое золото.

Сейчас в ювелирном промысле используют сплавы из других металлов, поразительно похожие на золото. Принц-металл — так именуют латунь золотой окраски. Мангеймским золотом называют сплав меди, цинка и олова. Мозаичное золото, полученное из меди и цинка, имеет оттенок самородного золота. Металл гамильтон применяют для „золочения“ различных предметов. Наиболее известен тальми — также сплав меди с цинком, имеющий прекрасную золотую окраску и чрезвычайную стойкость к коррозии.

Существуют минералы и химические соединения, сходные с золотом. Например, слюда с желтовато-золотым блеском, называемая в народе кошачьим золотом, и пирит (железный колчедан), имеющий металлический латунный блеск. Легендарные золотые сокровища царя Креза, возможно, большей частью состояли из искрящегося пирита.

В 1974 году канадские химики получили из ртути кристаллы с золотым блеском. Речь идет об арсенофториде ртути — соединении необычайного состава и строения. Разве это не алхимия в ее лучшем, классическом смысле!

 

„Мерила блюсти без пакости“

Народ высказывал недовольство плохим качеством серебра в гривнах. Следствие вышло на мастера по отливке Федора-фальшивомонетчика. Некий „ливец и весец“ (то есть литейщик, серебряных дел мастер) Федор Жеребец промышлял изготовлением гривен из неполноценного металла.

Необычайно образно рассказывается об этом в Новгородской летописи: „При державе великого князя Василия Ивановича начата безумнии человецы, неучением вражьим… деньги резати и злой примес в серед класти, того много лет творяху…“ Федора Жеребца вызвали на вече и стали пытать, „на кого он лил рубли плохие“. Чтобы у подследственного развязался язык, его напоили водкой. Окосевший мастер оговорил 18 человек. Суд долго разбираться не стал, собрали всех поддельщиков и разом, всех сбросили в реку Волхов.

Протрезвев, Жеребец твердо заявил, что ни в чем не виновен и что так льют гривны на всей земле. Но его все равно казнили, а в Новгороде начался такой мятеж, что несчастный новгородский посадник заболел и умер.

В те времена за подделку монет „казнили многих людей, москвич, и смолян, и костромич, и волжан, и ярославец, и иных городов московских, а казнь была: олово лили в рот, да руки секли“.

Рис. 29. Миниатюра из летописи XVI века. Казнь фальшивомонетчиков.

Монетное производство было под строгим контролем правительственных служб. Прием на работу в монетный двор обставлялся необычайно строгими мерами. Поступающий должен был принести присягу и назвать поручителей, которые могли засвидетельствовать его благонадежность и подтвердить, что не станет красть серебра, примешивать в серебро медь или олово, воровать, подделывать чеканы и штамповать фальшивые монеты. Даже после присяги и поручительства все мастера оставались под строгим присмотром. Как писал историк, такой присмотр заключался в том, что, когда, работники монетного двора шли на работу или с нее, „осматривают донага, чтобы они не приносили меди и олова, свинцу, или з Двора чего не унесли“.

Во главе Денежного двора стояли специально назначаемые царем дворянин и дьяк. Вся техническая часть заведения возглавлялась головой из гостей (купцов) и целовальниками из торговых людей. Целовальник — это человек который давал специальную присягу и целовал крест, чтобы подтвердить готовность работать честно, без злого умысла и воровства. Эти должностные лица принимали металл, выдавали его мастерам и получали от них готовую монетную продукцию. Высшие руководители двора менялись ежегодно, чтобы в их души не прокрался искус. И все равно размах фальшивомонетничества не ослабевал.

К 1601 году в Русском государстве работали три денежных двора; в Москве, Пскове и Новгороде Великом. Они являлись государственными денежными дворами, и чеканка монет на них составляла царскую монополию.

Серьезнейшей проблемой было снабжение денежных дворов сырьем для чеканки. Промышленной добычи серебра и золота в России не существовало вплоть до середины XVIII века. Золото и серебро закупали за рубежом, в Европе. Отсюда на Русь шли громадные количества серебряных западноевропейских монет-талеров и в более меньших количествах серебро в слитках к проволоке, а также золото в монетах и слитках.

Торговля талерами („ефимками“) для иноземных купцов представляла огромные выгоды. Они продавали талеры, как товар, и меняли их на русские товары: пушнину, лесные товары, поташ, пеньку, воск, сало, леи. Все это с большой выгодой перепродавалось на европейских рынках. Правда, и русская казна не оставалась без прибыли. За каждый талер, купленный у иноземца, казна платила от 36 до 36 с половиной копеек. Чтобы серебро несли на денежные дворы, была установлена более высокая цена при сдаче его в монетное производство: за каждый талер на денежных дворах платили 38 или 38 с половиной копеек.

Любой владелец серебра мог приходить на денежный двор со своим сырьем и заказывать из него монеты. После вычета пошлины он получал на руки то количество русских денег, которое выходило из переплавленного серебра. Основные заказчики денежных дворов, естественно, была царская казна и купечество, занятое внешней торговлей.

Государевы денежные дворы представляли собой самые крупные предприятия на Руси. На главном денежном дворе — Московском, который был и ведущим учреждением для всего денежного производства — Денежным приказом, трудилось не менее 100 человек. В Новгороде, на рубеже XVI–XVII веков, работало приблизительно столько же, на Псковском, самом маленьком, около 30 человек.

На денежных дворах трудились плавильщики и кузнецы, которые плавили серебро, выжигали из него посторонние примеси и из очищенного серебра делали заготовки для чеканки. Они назывались „гнезда“ и представляли собой определенное количество серебра в слитках (гнездах?). От кузнецов это серебро поступало к волочильщикам, которые, пользуясь простым сооружением-воротом, пропускали серебряные стержни через все более уменьшающиеся отверстия в доске и в результате из стержней получали проволоку. Проволока далее поступала к бойцам, которые на специальных „глатких“ чеканах плющили проволоку. Рабочие-резальщики резали проволоку на заготовки для будущих монет. Заготовки имели вес и размер копеек или полушек. Достигалось это просто. За исходный вес брали малую гривенку (в современных мерах веса — 204,756 грамма). Серебряная проволока с таким весом разрубалась на 300 заготовок для копеек, или 600 заготовок для денег, или 1200 заготовок для полушек. Заготовки поступали к чеканщикам. Орудием чеканки были чеканы — сделанные из закаленного железа стержня. На торце одних помещалось изображение ездока, на торце Других — надпись. Один из стержней имел четырехугольное основание, которое чеканщик закреплял в специальном пазу на скамье. Чеканщик закреплял нижний чекан, брал в одну руку верхний чекан, в другую — молот; подручный — „подметчик“ — подкладывал на нижний чекан заготовку, чеканщик наставлял верхний чекан и ударял по нему молотом. Монета таким образом отчеканивалась. Конечно, необходима была большая сила и сноровка, чтобы при помощи подобной примитивной техники чеканить сотни тысяч копеек, денег, полушек.

Главным и самым тщательно оберегаемым орудием производства на денежных дворах были маточники — своеобразные болванки, сделанные из особо прочной закаленной стали.

На одних маточниках — „вершниках“ — резались надписи, на других — „исподниках“ — изображения. Правда, полной уверенности в том, что „вершники“ несли надписи, а „исподники“ — изображения, нет. Сохранившиеся чеканы XVII века свидетельствуют о том, что изображения помещались на нижнем чекане, имевшем квадратное основание для укрепления в пазу, а надписи — на верхнем чекане, представлявшем собой короткий цилиндр. С вершников и исподников изображения отчеканивались на чеканы, которыми непосредственно чеканила монеты. При разрушении чекана от длительной эксплуатации сносившийся конец зачищали и на образовавшуюся гладкую поверхность оттискивали с маточника новые изображения или надпись. С одного маточника снималось до нескольких сот чеканов, пока маточник окончательно не изнашивался. И действующие, и изношенные маточники тщательно сохранялись.

Основная производственная единица денежного двора была „станица — артель, включавшая плавильщиков, кузнецов, волочильщиков, бойцов, чеканщиков — всех рабочих“ занятых производством монеты, за их работу ответственность нес староста, избиравшийся ежегодно из числа чеканщиков. Заказ на чеканку давался обычно одной станице, и староста следил за всеми операциями. В книгах денежного двора записывалось, сколько получено от заказчика серебра» какой станице оно передается для переработки. Староста обязан был сдать готовую продукцию, указав размеры «угара», «крох», отпавших от серебра в процессе чеканки, производственного брака. Готовую продукцию подсчитывали и сравнивали с весом серебра, полученного от заказчика. Тщательно сравнивали, точно ли соответствовало количество получившихся монет весу сданного серебра за вычетом «угара» или «крох». Этой проверкой занимались целовальники, сидевшие в приказной избе, располагавшейся в центре двора. Каждая станица сдавала готовый заказ в кожаных мешках — «юфти» — с личной печатью старосты. Подсчет готовых денег происходил в специально отведенном для этого месте. Посреди двора стояли под навесом дубовые столы, под ними были расстелены «кожи», чтобы ни одна монета не могла затеряться на земле. В книгах записывался окончательный итог всех операций по изготовлению и подсчету денег, записывались все пошлины, взятые с заказчиков, размеры оплаты «мастером за дело». Часть денег получали заказчики, казенные заказы в мешках под охраной стрельцов увозились со двора.

Руководство денежными дворами осуществляли «гости» — богатые купцы, выбиравшиеся из городского купечества на год, в порядке несения городской повинности. Мастера набирались из вольных посадских людей. При вступлении в должность мастера денежного двора называли поручителей и принимали присягу, «будучи у царского дела, не воровать серебра, и денег не красть, и в серебро меди и олова не примешивать и в домах своих воровских денег не делати никаких и воровски под чеканы не подделываться». Голова двора также присягал: в свой год сидя, служить на денежном дворе честно и по совести.

Денежный двор окружал высокий забор — «тын». По углам стояли караульные избы со стрельцами. Во двор вели укрепленные ворота. Денежников обыскивали «донага» и тогда, когда они приходили на работу, чтобы они не проносили с собой свинца, олова и других металлов для примешивания в серебро, и тогда, когда они уходили, чтобы не выносили готовых денег или производственного брака, которому, также вели строжайший учет.

Рис. 30. Миниатюра из летописи XVI века с изображением работ, производимых на денежном дворе.

Денежные мастера получали за свою работу сдельно: за каждую гривенку переработанного серебра было велено платить «чеканщиком, и волочильщиком, и бойцом, и кузнецом по 10 денег с полушкой». В самом привилегированном положении находились «резцы» — мастера-художники, готовившие маточники. На денежном дворе работал один, реже — два «резца». «Резец» получал отдельно годовое жалованье, но размеры его неизвестны.

Денежные мастера освобождались от несения городских повинностей: ночных дозоров, общих работ на том основании, что они у государева дела день и ночь беспрестанно. Они не выходили с денежных дворов, пока длился один передел — полная обработка одной или нескольких партий поступившего серебра.

Само качество чеканки было невысоким, и браковка монеты, очевидно, отсутствовала полностью. В обращение поступали даже монеты, отчеканенные по недосмотру застрявшей в верхнем штемпеле монетой: на одной стороне находится переданное нижним штемпелем нормальное изображение, а на другой стороне — его же углубленный след. Денежники называли такие монеты «односторонними». Однако их не считали браком. Проволочные монеты часто имели плохо различимое изображение и неправильную форму, за что их в народе прозвали «чешуйками».

Все это было на руку фальшивомонетчикам различного рода и ранга. В том числе и работающим по государственному заданию вражеской стороны, так сказать, «наученьем вражьим… деньги резати».

Это особенно ярко проявлялось в смутные времена.

…16 июня 1611 года в Новгород вошли шведские войска. С согласия новгородских властей над городом был установлен протекторат шведов. Власть в городе передавалась шведским военачальникам Якову Делагарди («боярину большому и ратному воеводе Якову Пунтосовичу Делагарди»), Эверту Горну («боярину и ратному воеводе Эверту Куарлусовичу Горну»), а также боярину и воеводе Ивану Никитичу Большому-Ордынскому и дьяку, «секретарю» Монше Мартыновичу. В число городских властей входил и митрополит Исидор.

Овладев Новгородом, шведы воспользовались тем, что в городе работал монетный двор. Как говорится, оккупанты застали его «на ходу», и вскоре шведы начали резать «новые снасти». Среди старых лицевых и оборотных маточников времени царя Василия Шуйского были выбраны самые подходящие, и чеканка началась.

Рис. 31. Копейки царя Василия Шуйского.

Первым выпуском шведской оккупации стали копейки, лицевые и оборотные стороны которых были чеканены с помощью самой поздней пары маточников, употреблявшихся в 1610 году. Чеканились они на трехрублевой стопе.

Шведы недолго задержались на полноценной весовой норме. Понижение веса копеек в Москве заставило их сделать то же самое.

Именитые люди Новгорода поняли, что они совершили ошибку, пустив шведов в город, и начали тайные переговоры с Москвой. В январе 1615 года в Москву прибыла тайная грамота новгородцев, где они просили простить им прежние «вины». «Вины» новгородцам простили, и началась подготовка к переговорам. В оккупированных шведами областях разгоралась партизанская война.

Отказ от намерения мирным путем включить Новгород в состав Шведского королевства сразу сказался на денежном деле. В марте 1615 года вес новгородской копейки снижается — из гривенки начинают чеканить не 360, а 390 копеек. Ее вес снизился но сравнению с весом копейки трехрублевой стопы на три четверти новгородской старой почки (около 0,15 грамма).

Вес копеек оказался равным не 0,52 грамма, что соответствовало бы норме, а 0,48 грамма.

В 1616 году шведское командование обратилось к чеканке фальшивых монет. Эти монеты были особого свойства. Извлечение выгоды из их выпуска основывалось на массовых операциях по выпуску старых копеек трехрублевой стопы. За них давалась новые копейки четырехрублевой стопы. На руки сдатчики получали наддачу по 10 новых копеек на рубль старых.

«Воровскими снастями» была пара наново вырезанных маточников: лицевого с буквами ПС (Псковский монетный двор) и оборотного с именем царя Дмитрия Ивановича, но с ними в работе оказался оборотный маточник с именем Василия Ивановича Шуйского, Вес «воровских» монет стал намного ниже нормативного веса копеек трехрублевой стопы.

Король Густав-Адольф находился в военном лагере, раскинувшемся под стенами осажденного Пскова. Сохранилось письмо короля от 28 июля 1615 года, направленное в Новгород, Якову Делагарди, и от 29 июля — шведскому казначейству в Стокгольм. В этих письмах речь идет о чеканке монет на Новгородском монетном дворе.

В письме к Делагарди король просил прислать в лагерь под Псков с нарочным «несколько чеканенных в последнее время московских денег», а также монеты, выпускавшиеся в то время «на монетных дворах Московии», которые король собирался «послать в Швецию как образцы». В письме руководителю Государственного казначейства и Счетной конторы содержалась подробная инструкция по организации прибыли от чеканки копеек. Давалось распоряжение о закупке «двух или трех бочек золота» («бочка золота» — счетное понятие, соответствующее 100 000 серебряных риксдалеров) для чеканки монет.

Необходимость начать чеканку монет в России объяснялась тем, что это поможет сократить расходы на содержание гарнизонов: «Мы можем с замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками». Копейки должны чеканиться «из хороших риксдалеров» и должны быть «так же хороши или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве». Король надеялся, что новые копейки, изготовленные шведами, найдут широкое применение не только по всей России наравне с другими, но и в Польше, и в Литве, а также Данциге, Риге и прочих приморских городах. Определялась цена копеек — 42 копейки за риксдалер. Цена соответствовала той, по какой в то время покупали талер в Москве.

Отдавая распоряжение о чеканке монет, подражавших русским, король нарушал монопольное право царской власти на чеканку копеек. Фактически Густав-Адольф отдал распоряжение о массовом выпуске фальшивых денег. То, что они по качеству должны были оставаться такими же, как русские, но и «даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве», нисколько не изменяло факта фальшивомонетничества. Чеканка копеек вне царских денежных дворов считалась, с точки зрения российских властей, преступлением. Преступлением явилось и стремление распространять эти копейки за пределами России. Как известно, русская монета имела хождение строго в пределах Российского государства. Недопущение вывоза за границу драгоценных металлов в любой форме, в том числе и с монеты, являлось краеугольным камнем политики меркантилизма, которой придерживалось царское правительство. Король понимал все, поэтому не случайно просил сохранить в тайне, что закупаемые талеры пойдут на чеканку монет. В осторожной форме король высказал еще одно указание, не стесняться в выборе средств, которые позволяли бы максимально поднять доходы от чеканки. В заключение, «чтобы монетная чеканка производилась, чем больше, тем лучше, тем большую выгоду мы будем иметь от нее. Так что мы надеемся, что получим то, что просим для Ставки, и сможем таким образом содержать в большинстве мест наши войска без особых вспоможений из Швеции. Но на все это требуется время и терпение. Так, где же еще мы сможем найти подобные выгоды? И мы предоставляем вам все полномочия в настоящем деле, в чем подписываемся. Густав-Адольф».

После получения соответствующих инструкций шведские власти использовали предоставленные им полномочия в достижении максимальных доходов от чеканки. Они снизили нормативный вес копеек с 0,52 до 0,48 грамма, а также приступили к выпуску копеек, подражавших выпускам монет трехрублевой стопы.

В феврале 1617 года между Россией и Швецией был заключен Столбовский мир. Шведы получили единовременно 20 000 рублей русскими деньгами.

Ижорская земля перешла в шведское владение. Но русское местное население не желало пользоваться иноземной монетой — шведскими риксдалерами и их фракциями. Хотя монеты здесь продавали и покупали, как серебро. Шведы нашли простой выход. Они вывезли с Новгородского монетного двора целую станицу — артель денежников во главе со старостой Нефедкой («Нефедку с товарищи») и заставили их чеканить русскую монету. По условиям мирного договора не предусматривалось «никаких дел и книг и иного ничего не вывозить и людей сильно не вывозить». Действительно, шведы оставили на денежном дворе все старые маточники в неприкосновенности, однако остальные условия договора нарушили: вывезли людей, печать Новгород Великого, документы. Вывезли они и пару маточников, которые были предназначены для организации чеканки трехрублевой стопы. Поскольку в составе вывезенной станицы не оказалось резчика монетных чеканов, то шведы прихватили чеканы, снятые с маточников, которыми непосредственно чеканили монеты. Чеканы переделали на имя царя Михаила Федоровича и ими «Нефедка с товарищи» приступили «в Свее» (Швеции) чеканить деньги. Шведские дипломаты, прибывшие в Москву в 1618 году для ратификации Столбовского договора, получили русское заявление: «…Искони не бывало, что государю вашему деньги чеканить в своем государстве великого государя нашего царского величества имянем, мимо своего королевского имяни». Москва потребовала, чтобы «государь свейский Густав-Адольф король по договору полномочных своих послов Яков Делагарди с товарищи ноугороцкого государства печать и денежные чеканы и денежных мастеров и иные дела, что будет после договору из Великого Новгорода и из иных городов вывезено, сыскав, велеть прислать назад».

Требование о возвращении «Нефедки с товарищи» не было выполнено. Еще долго денежное обращение северо-западной части Русского государства засорялось многочисленными подделками.

Например, в 1619 году в Дании началась чеканка специальных денежных знаков — серебряных монет, по весу, внешнему виду и технике чеканки из проволоки полностью подражавших русским копейкам. В отличие от русских, данные монеты (у нумизматов они получили название «деннинги») имели имя не русского царя Михаила Федоровича, а датского короля Христиана IV. На части деннингов имя короля было написано на немецком языке готическим шрифтом (в переводе «Всемилостивейший Христиан IV король Дании»), а на другой части помещалась «русская легенда» — буквы фантастического алфавита, отдаленно напоминавшего русский, составляли надпись: «Христианос шетира королас Деннмарк».

6 апреля 1619 года королевский указ поступил датскому монетному мастеру Иоганну Посту отчеканить серию деннингов, по материалу и пробе «настолько похожих на русские образцы, что они могли бы пускаться в обращение как русские и быть ходовыми». Чеканить монеты предполагалось из расчета 48 деннингов на талеру. 7 июля 1619 года другой монетный мастер, Альбер Дионис, в Глюкштадте получил привилегию на чеканку монет и в том числе — на чеканку деннингов. Как видим, и шведский король, и датский король — инициаторы чеканки — имели одинаковые исходные намерения и общую точку зрения. Русские деньги — удобный объект для разного рода манипуляций.

Разница от чеканки монет шла в карман эмитентов, а не русскую казну. Кроме того, иностранные производители русских денег не очищали талерное серебро и талер не терял в весе при выгорании примесей. Простота технологии чеканки русских копеек стала их дополнительной привлекательной стороной. Не случайно ни поляки, ни шведы не пытались вносить кардинальные изменения в русское денежное дело, в глазах европейцев такое архаичное и соображениями руководствовались и датчане, чеканку деннингов.

Старые деньги приказывалось привозить в Москву и менять в казне с «наддачею нового дела деньгами». Иностранным купцам — «немцом» велено было оказать, чтоб они впредь таких денег на московской чекан не делали и в наши города не привозили. Фальшивые деньги, полученные у «Немцов», следовало изымать, запечатывать печатью таможенников и, «перепечатав», возвращать владельцам.

В указе 1620 года упор делался на то, что привозные деньги «не згодятца ни к чему», поскольку они сделаны из низкопробного серебра или вообще не из драгоценных металлов. Исследования показали, что датские монеты чеканены из высокопробного серебра. Указ был направлен, прежде всего, против нарушения монопольного права чеканки монет вне русских монетных дворов. Более поздняя редакция указа, который неоднократно повторялся в первой половине XVIII века, говорит именно об этой главной причине запрещения привозных денег: «Денег своего дела привозить в Московское государство не пригоже, ни в одном государстве того не ведется, чтобы делать деньги на чужой чекан иного государства».

Огромное количество копеек, выпущенных в Дании, для торговли датских купцов в Лапландии, получили у русских прозвище «корелки худые». Эти монеты вызвали целую народную смуту. «Деньги-корелки худые, цена невольная, купля нелюбовная, во всем скорбь великая, вражда несказанная и всей земле связа, никто не смей ни купить, ни продать», — так причитал Псковский летописец в 1636 году.

Царь издал грамоту, повелевавшую начать расследование о воровских монетах. Царские сыщики не всегда действовали успешно, но всегда жестоко. «4 Генваря взял воевода к себе в съездную избу нашего посадского человека Дементия Чудова с семьей и на сыне его искать велел по мощням и по земям и тех медных денег не нашел… и на дворе по всем хоромам и коробьям, и по мощням, у жены его медных денег обыскивали и не нашли нигде». Бравый воевода не любил неудач, а посему пошел на прямой подлог. Сделано это было настолько грубо, что возмутился даже вологодский дьяк. Так воевода его «бил и за бороду драл и из съездной избы выгнал».

Менялись один за другим сыщики, но «корелки худые» не убывали, поскольку производились за бугром. Царь лишь мог запретить продавать товары иностранцам за привезенные от них русские деньги. Запрет вообще-то бы подействовал, если бы не плохое состояние русских дорог. «Ныне мостов нет, а дорога Худа, грязна и водяна, и ехать ныне с телеги тою дорогою никоторыми обычаями нельзя…».

Нельзя было русским купцам, а иностранные торговцы героически преодолевали все тяготы дорожные и торговали безнаказанно и беспошлинно, таким образом подрывая экономику Великого государства Российского.

Недаром известный русский нумизмат И. Г. Спасский назвал фальсификацию «болезнью русского денежного обращения».

Этой болезни зачастую содействовали сами российские правители. Бот как описывает известный историк С. М. Соловьев денежные беззакония, предшествовавшие знаменитому «медному» бунту 1662 года. По решению царя Алексея Михайловича в 1655 году были выпущены в обращение медные монеты с нарицательной стоимостью серебряных. Два года все шло нормально. А в 1659 году медные деньги резко обесценились. Историк пишет: «Стали присматривать за денежными мастерами, серебряниками, котельниками и оловянщиками и увидели, что люди эти, жившие прежде небогато, при медных деньгах поставили себе дворы каменные и деревянные, платье себе и женам поделали по боярскому обычаю, в рядах всякие товары, сосуды серебряные и съестные припасы начали покупать дорогою ценою, не жалея денег. Причина такого быстрого обогащения объяснилась, когда у них стали вынимать воровские деньги и чеканы».

Снова последовали жестокости. Преступникам рубили головы, отсекали у них руки и прибивали у денежных дворов на стенах, а деньги и имущество преступников забирали в казну. Не помогло.

В 1663 году царь вынужден был отступить. Чеканку медных денег прекратили, всю наличность переплавили в металл. В 1664 году появился указ, который свидетельствует, что воля царя не была выполнена. Свои медные запасы людине сдавали в переплавку. В указе говорилось, что в Москве и разных городах появляются в обращении деньги «портучены» (натертые до серебряного блеска ртутью), а иные посеребренные или просто полуженные. Снова последовала волна жестоких казней. Всего за порчу монет в те годы было казнено более семи тысяч человек. Более чем пятнадцати тысячам отсекли руки, Ноги, наказали ссылкой, у многих отобрали имущество. Однако соблазн нажиться фальшивомонетничеством оставался большим. Свидетельство этому дело об «охульном серебре» иноземного купца Вахромея Миллера, который в 1676 году принес на Московский монетный двор серебро: целые или ломаные талеры.

По приказу царя серебро начали плавить, чтобы перечеканить в русские монеты. Когда часть серебра расплавили, то выяснилось, что талеры содержат очень плохой металл с большим количеством примеси олова, меди, свинца и т. д. Работать с таким серебром было нельзя. Обычно при переплавке выгорали примеси олова и меди. На этот раз угар был слишком велик. «Вахромеевские ефимки против любских (т. е. любекских) плоше», — доносили монетчики. Однако Миллер утверждал, что его серебро хорошее. Дело дошло до боярской думы. Царь указал, а бояре приговорили охульное миллеровское серебро переплавить и, если будет слишком большой угар, то недостаток серебра взыскать с иностранных купцов хорошими ефимками. На сей раз серебро плавили в присутствии заинтересованных лиц: Вахромея Миллера и его товарищей, некоторых других купцов, мастеров-монетчиков и серебряных дел мастеров. На 20 фунтов миллеровского серебра, взятого для пробы, пришелся очень большой угар немногим меньше 2 фунтов, т. е. почти 10 %. Серебро забраковали.

Снова настойчивый Вахромей и его компаньоны били челом государю, и снова царь отдал приказ плавить «охульное миллеровское серебро». Из этого ничего не вышло: рвалось переплавленное серебро, не чеканилось, оно ломалось. Чем кончилось это дело, не известно. Известно лишь одно, что народ к фальсификации монет относился как к официальному злу. Единственный номинал — крошечная серебряная копейка низкого качества — доставляла большие неудобства. Крупные платежи приходилось пересчитывать по нескольку дней, а для меньших операций злополучная копейка была крупноватой. Мелкие торговцы начинали резать копейки пополам или натрое. В критические дни для денежного обращения появлялись денежные суррогаты, например, клейменные кусочки кожи. Их окрестили «кожаными жеребьями».

Средние века уходили в небылое, наступало новое время.

Молодой царь Петр I начал денежную реформу. Серебряные, чеканенные из проволоки русские копейки еще ходили некоторое время. Царь Петр ненавидел их не меньше, чем боярские бороды, и называл их «старыми вшами». Однако избавиться от них удалось лишь в 1718 году.

Сбылась петровская мечта — все копейки стали медными. Однако другой мечте — вывести всех фальшивомонетчиков — не суждено было сбыться. «Денежные воры» остались.