Диктатор в юбке Клеопатра
Ночь. Величественные очертания храма бога Ра в Мемфисе. Рядом — огромный сфинкс с головой сокола, таинственно мерцающий в отблесках лунного света. Между его громадных лап спит девочка. Вдруг тишину нарушают звуки походных труб и появляется человек в военных доспехах. Увидев девочку, он замирает в восхищении перед ее красотой. От шума девочка просыпается. Сначала незнакомец пугает ее, но вступив в беседу, она проникается в нему доверием. Эта девочка — юная Клеопатра, незнакомец — Юлий Цезарь. Только Клеопатра об этом не догадывается и доверчиво рассказывает милому «старичку» свою историю: что она царица и будет жить во дворце в Александрии, когда убьет своего брата, прогнавшего ее оттуда. Когда появляются римские легионеры и, сотрясая оружием, кричат «Слава Цезарю!», Клеопатра наконец понимает, кто ее новый друг.
Так красочно и романтично представил встречу римского полководца и легендарной египетской царицы в своей пьесе «Цезарь и Клеопатра» английский драматург Бернард Шоу (1856–1950 гг.).
В действительности же их встреча произошла также при довольно романтических обстоятельствах, однако Клеопатра не была наивной девочкой. Когда она впервые увидела Гая Юлия, ей исполнилось уже восемнадцать лет.
…Жаркий день клонился к вечеру, когда лодка с одним гребцом пристала к берегу возле царского дворца в Александрии.
Аполлодор, так звали гребца, взвалил на свои плечи огромный мешок и направился ко дворцу. Бдительная стража преградила ему путь, но юноша сказал, что несет редчайший ковер, который хочет предложить великому Цезарю — знатоку и коллекционеру прекрасных вещей.
Начальник караула подал знак, и охранники пропустили Аполлодора.
Цезарь читал старинные рукописи, когда вошедший слуга подал ему папирус, где было по-латыни начертано: «Ты звал меня, чтобы воздать мне справедливость. Я здесь. Клеопатра».
Цезарь согласно кивнул головой, и Аполлодора с ковром впустили в комнату.
Богиня красоты Афродита появилась из морской пены — гений очарования Клеопатра появилась из прекрасного ковра.
Когда Клеопатра нежным певучим голосом нильской сирены обратилась к Цезарю, тот смог лишь воскликнуть: «Боги! Как она прекрасна!».
Следует разочаровать многих относительно якобы неземной красоты Клеопатры. Современники царицы утверждали, что она прекрасно сложена, но черты лица далеки от идеала. Бюст царицы, считавшийся ее достоверным изображением, демонстрирует нам женщину восточного типа с хищным вырезом ноздрей, небольшими глазами и удлиненным лицом. В ней чувствуются порода и ум.
Какой же была эта легендарная личность?
В своем труде «Сравнительные жизнеописания» Плутарх пишет: «Красота этой женщины была не тою, что зовется несравненной и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимой прелестью и потому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезались в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух, а язык был точно многострунный инструмент, легко настраивающийся на любое наречие, так что лишь с очень немногими варварами говорила она через переводчика, а чаще всего сама беседовала с чужеземцами — эфиопами, троглодитами (очевидно, имеется в виду какое-то нубийское племя, жившее в пещерах на западном берегу Красного моря. — В. П.), евреями, арабами, сирийцами, мидийцами, парфянами… Говорили, что она изучала и многие иные языки, тогда как цари, правившие до нее, не знали даже египетского, а некоторые забыли и македонский».
«У нее, — замечает историк Гуго Вилльрих, — как у настоящей дочери Птоломея, не было ничего женственного, кроме тела и хитрости. Свою наружность, таланты, всю себя Клеопатра всегда подчиняла холодному расчету, постоянно имея в виду интересы государства, или, вернее, свои личные выгоды».
Иногда из спальни Клеопатры в Александрии выносили обезглавленные трупы мужчин. Матери, уже готовые к ужасной трагедии, всю ночь ожидали визитеров египетской царицы с останками своих сыновей. Эта была плата за любовь с Царицей Царей. Клеопатра предлагала любому желающему сказочную ночь любви, но с условием — наутро «счастливчик» должен быть обезглавлен.
Об этом необычайном романтизме поведал великий поэт А. С. Пушкин. Вспомним его отрывок из «Египетских ночей»:
Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к ее престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой…
И пышный пир как будто дремлет,
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но в ночь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит:
— В моей любви для вас блаженство?
Блаженство можно вам купить…
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж нами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?
— Клянусь… — О матерь наслаждений,
Тебе неслыханно служу,
На ложе страстных искушений
Простой наемницей всхожу.
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О боги грозного Аида,
Клянусь: до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утомлю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утолю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснет,
Клянусь — под смертною секирой
Глава счастливцев отпадет.
В обоснование правдивости данного сюжета Пушкин приводит почти фактографическое объяснение: «Я имел в виду показания Аврелия Виктора, который пишет, будто бы Клеопатра назначила смерть ценою своей любви и что нашлись обожатели, которых таковое условие не испугало и не отвратило…».
Чем же брала Клеопатра?
Ее сила заключалась в искусстве обольщения, доведенном до виртуозности. Древнеегипетские жрецы накопили огромный опыт в умении манипулировать подсознанием человека в эротическом искусстве. Юная царица, прошедшая эту школу, оказалась превосходной ученицей. У Клеопатры был прелестный голос, она в совершенстве владела искусством вкрадчивой речи, обольстительной игры глаз, обладала изумительным даром поддерживать страсть.
Последняя царица Египта Клеопатра
Все в ней дышало сладострастием. Это подчеркивали и одежды, выбираемые с изысканным вкусом. Она специально окружала себя прекрасными молодыми девушками, создавая вокруг своеобразную «эротическую ауру». Превосходно зная, как быстро пресыщается человек сексуальными удовольствиями, Клеопатра тонко чувствовала момент, когда необходимо сделать разумную паузу. Очевидно, она обладала тем, что знаменитый Бехтерев, исследуя феномен Григория Распутина, назвал «половым гипнозом». Сюда следует прибавить превосходное образование: пела, играла на лютне и арфе, танцевала, владела несколькими языками. С ней можно было поговорить о литературе, искусстве и новейших течениях в философии. Да и сама мысль, что ты разделяешь ложе с женщиной, которую подданные считают земным воплощением богини Исиды, будоражила воображение.
Уже в то время ходили слухи, что Клеопатра использовала какие-то волшебные рецепты для сохранения молодости и привлекательности. Собственно говоря, эти рецепты известны и в них нет никаких чудодейственных средств. Применяли косметические маски — наиболее действенными считались пшеничное тесто, замешанное на ослином молоке, а также порошок из редкой породы улиток, смешанный с бобовым отваром.
Каждая дама имела свои тайные рецепты духов. Весьма обильно использовалась декоративная косметика. Белились свинцовыми белилами и мелом, румянились составами из кармина (белила и румяна замешивались на слюне рабынь). Глаза и брови подводились смесью сурьмы, висмута и свинца. В моде были блондинки и рыжие, поэтому женщины либо носили парики, либо часами сидели на солнцепеке, намазав свои волосы «галльским маслом», содержащим много щелочи. На всех участках женского тела волосы тщательно удалялись. Разумеется, ни одним из средств, усиливающих женское очарование, Клеопатра не пренебрегала.
Клеопатра упивалась плотскими наслаждениями и в излишествах подобного рода довела себя почти до нимфомании…
Клеопатра обладала необычайным мастерством минета.
Точно никто не знает, когда люди впервые опробовали данный способ ласк. Известный французский палеонтолог Ив Коппенс предполагает, что произошло сие сексуальное диво три миллиона лет назад. Мораль в те времена находилась в зачаточном состоянии и не могла помешать нашим прапредкам экспериментировать. Коппенсу вторит американский археолог Тимоти Тейлор, обнаруживший наскальные изображения того, что несколько позже назвали феллацио.
В мифологии Древнего Египта оральному сексу уделялось особое место. Бог Осирис прибегал к нему, чтобы восполнить свои иссякшие силы. Он поручал эту важную миссию своей сестре и верной подруге Исиде. А вот отец Осириса Геб обходился без посторонней помощи. Кстати, современный сексопатолог Альфред Кинси утверждает, что минет могут делать только двое из тысячи простых смертных.
Классический пример написания иероглифами имени Клеопатра
В Древней Греции гетер (куртизанок) специально обучали тонкостям феллацио. Этот способ был одновременно их привилегией и проклятием, поскольку законные жены всячески избегали феллацио. Великий философ и оратор Демосфен говорил: «Гетеры нам необходимы для удовольствия, наложницы — для удовлетворения ежедневных потребностей, а жены — для продолжения рода и управления домом».
Древние римляне оказались агрессивнее греков-эллинов и в вопросах секса. Если поклонявшиеся Зевсу мужчины видели в феллацио пассивное наслаждение, отводя его активную часть женщине, то воины Юпитера относились к такому способу как к проявлению слабости. Мужчины в Римской империи стремились главенствовать и здесь, управляя динамикой и глубиной процесса. В Риме двойственное отношение к феллацио только усилилось. Его часто применяли в качестве наказания. Земледелец, поймав вора с поличным, мог здесь же принудить его к оральному сексу.
Легионеры рассказывали легенды о египетской царице Клеопатре, которая за одну ночь удовлетворяла таким способом сто патрициев. Эти истории, обрастая все новыми интересными подробностями, обошли много стран. Греки стали называть Клеопатру не иначе как Мериохане (та, что всегда готова для 10 тысяч мужчин), или Хеилон (толстогубая).
Чем дальше маршировали легионеры, тем больше Рим использовал сексуальный опыт покоренных народов. Вслед за египетскими и финикийскими проститутками римские куртизанки начали мазать губы красной краской, чтобы они напоминали женский половой орган. С течением времени истоки этого обычая забылись, и губы теперь красит большинство женщин. В Помпеях археологи нашли первую рекламу феллацио. Надпись на стене гласит: «Лахим (имя проститутки) предоставляет свою голову за полсестерция»).
На Древнем Востоке к оральному сексу относились с великим благоговением. В Древнем Китае сперма почиталась священной и не должна была пропадать ни при каких обстоятельствах. Если женщины не желали ее глотать, они собирали и подмешивали священную жидкость в различные блюда. Китайцы верили, что подобного рода кушанья питают мозг.
А индийцы в технике орального секса не знали себе равных. В легендарном трактате «Камасутра» описаны все виды феллацио. Из Индии данная культура перекочевала к арабам. Хорошо были знакомы с оральным сексом индейцы. В так называемый доколумбийский период в Южной Америке были очень популярны двусторонние кубки. Одна часть походила на мужской половой орган, другая — на женский. Пьющий мог выбирать, какой стороной подносить кубок к губам, чтобы получить большее удовольствие.
Христианская церковь объявила оральный секс извращением и грехом. Разрешалась только «миссионерская поза», и то в законном браке и сугубо для продолжения рода.
Следует заметить, что Клеопатра не теряла голову от любви. Она мгновенно умела оценить особенности «нужного мужчины» и сразу к ним приспосабливалась.
Цезарь, чья страна была втянута в войну, выступал на стороне ее мужа Птоломея — с этим мальчиком у Клеопатры начались серьезные разногласия. Клеопатре жизненно важно было повидаться с Цезарем — человеком умным, расчетливым, искушенным во всех видах разврата.
Цезаря могло удивить что-то совершенно необычное. И Клеопатра проникла в покои Цезаря самым экстравагантным путем — тайно подплыла к стенам Александрии, затем Аполлодор перенес ее в резиденцию великого римлянина в огромном свернутом ковре.
Дерзкий, мальчишеский поступок сразу вызвал у Юлия Цезаря симпатию и интерес к юной царице.
Давайте выслушаем мнение Гая Эветония Транквилла (ок. 70–40 гг.), автора произведения «Жизнь двенадцати цезарей», считавшего: «… не лишним вкратце изложить все, что касается его (Цезаря — В.П.) наружности, привычек, одежды, нрава, а также его занятий в военное и мирное время.
Говорят, он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни с ним стали случаться внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во время занятий у него были приступы падучей. За своим телом он ухаживал слишком даже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы, и за это его многие порицали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как навлекала насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывал волосы с темени на лоб; поэтому же он с большим удовольствием принял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.
И одевался он, говорят, по-особенному: носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал аристократам остерегаться подпоясанного юнца.
Жил он сначала в скромном доме на Субуре, а когда стал великим понтификом, то поселился в государственном здании на Священной дороге. О его великой страсти к изысканности и роскоши сообщают многие. Так, говорят, что он отстроил за большие деньги виллу близ озера Немт, но она не совсем ему понравилась и он разрушил ее до основания, хотя был еще беден и в долгах. В походы он возил с собою штучные и мозаичные полы.
В Британию он вторгся будто бы в надежде найти там жемчуг: сравнивая величину жемчужин, нередко взвешивал их на собственных ладонях. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картины древней работы он покупал по таким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их в книги. В провинциях он постоянно давал обеды на двух столах: за одним возлежали гости в воинских плащах или в греческом платье, за другим — гости вместе с самыми знатными из местных жителей. Порядок в доме он соблюдал в малых и больших делах настолько неукоснительно и строго, что однажды заковал в колодки пекаря за то, что тот подал гостям не такой хлеб, как хозяину, а в другой раз казнил смертью своего любимого вольноотпущенника за то, что тот обольстил жену римского всадника, хотя на него никто и не жаловался.
На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лициния Кальва:
„…и все остальное,
Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок“.
Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до н. э.) — древнеримский государственный деятель и полководец, страстный любовник Клеопатры
Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона-старшего, в которых Долабелла называет его „царевой подстилкой“, и „царицыным разлучником“, а Курион — „злачным местом Никомеда“ и „вифинским блудилищем“. Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам».
А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Бифинии цвет юности этого потомка Венеры: мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!». Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:
Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:
Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —
Никомед же торжествует, покоривший Цезаря.
На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Он был любовником многих знатных женщин, в том числе Постумии, жены Сервилия Сульпиция, Лолии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея. Действительно, и Курионы, отец и сын, и многие другие правители попрекали Помпея тем, что из жажды власти он женился на дочери человека, из-за которого прогнал жену, родившую ему троих детей, и которого не раз со стоном называл своим Эгисфом. Но больше всех остальных любил он мать Брута Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину, стоившую шесть миллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицерон остроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело в том, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью.
И в провинциях он не отставал от чужих жен: это видно хотя бы из двустишья, которое также распевали воины в галльском триумфе:
Прячьте жен, ведем мы в город лысого развратника.
Деньги, занятые в Риме, проблудил ты в Галлии.
Среди его любовниц были и царицы, например мавританка Эвноя, жена Богуда: и ему и ей, по словам Назона, он делал многочисленные и богатые подарки. Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать; наконец, он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем. Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сын похож на Цезаря и лицом и осанкой.
Марк Антоний утверждал перед сенатом, что Цезарь признал мальчика своим сыном и что это известно Гаю Матию, Гаю Оппию и другим друзьям Цезаря; однако этот Гай Оппий написал целую книгу, доказывая, что ребенок, выдаваемый Клеопатрой за сына Цезаря, в действительности вовсе не сын Цезаря (как будто это нуждалось в оправдании и защите!). Народный трибун Гальвий Цинна многим признавался, что у него был написан и подготовлен законопроект, который Цезарь приказал провести в свое отсутствие: по этому закону Цезарю позволялось брать жен сколько угодно и каких угодно для рождения наследников. Наконец, чтобы не осталось сомнений в позорной славе его безнравственности и разврата, напомню, что Курион старший в какой-то речи назвал его «мужем всех жен и женою всех мужей».
Безусловно, Клеопатра превосходно знала обо всех позитивных и негативных качествах Цезаря.
Как писал историк того времени Дион Кассий, царица Клеопатра могла легко покорить любого человека, даже мужчину уже немолодого и пресытившегося любовью.
В это время Цезарю было 53 года — возраст даже по современным меркам достаточно немолодой. Клеопатре следовало быстро оценить его мужские достоинства и не доводить до переутомления. При этом его нужно было заставить поверить, что в эротическом искусстве он превосходит любого. Клеопатра помнила, что у возлюбленного жестокий ревматизм, нажитой в британских болотах. Отсюда — не все любовные приемы были для него приятны и полезны. Не стоило сбрасывать со счетов и гомосексуальные наклонности Цезаря. Поэтому Клеопатра дала понять: она сделает так, что все будут удивляться, каким половым гигантом остается великий полководец. Фактически царица и римский полководец решили поставить грандиозный спектакль, который был им необходим обоим. Их роли в этом спектакле: горячие, страстные любовники. Все расходы Клеопатра брала на себя.
Появление римских войск в Египте было с самого начала встречено недружелюбно. Поначалу Цезарь не хотел долго задерживаться в Египте. В его «Записках» говорится о том, что, мол, неблагоприятные ветры делали невозможным в то время отплытие из Александрии. В данном случае Цезарь сильно лукавил, поскольку был весьма заинтересован в том, чтобы получить средства для содержания своих легионов. Птоломей Авлет, отец Клеопатры, должен был Риму огромную сумму в 17 миллионов денариев. В свое время он эту огромную сумму получил не без помощи Цезаря. Цезарь простил часть долга, но потребовал возврата 10 миллионов. Потин, фактический руководитель египетского правительства и министр финансов, ставил всякие препоны и вел себя необычайно нагло. Так, Потин приказал кормить солдат Цезаря черствым хлебом, говоря, что они должны быть довольны и этим, поскольку едят чужое. Цезарю и его приближенным Потин выдавал к столу лишь глиняную или деревянную посуду, заверяя, что золотая и серебряная пошла якобы в уплату долгов.
Цезарю царица Клеопатра пообещала возврат всех долгов, постоянное снабжение вечного города Рима египетским хлебом и т. п. Она взяла на себя и другие обязательства, которые носили секретный характер. В свою очередь, Цезарь должен был сделать так, чтобы Клеопатра стала единовластной правительницей Египта.
Соглашение было выгодным. Цезарь и Клеопатра стали действовать.
Плутарх сообщает: «Окончательно покоренный обходительностью Клеопатры и ее красотой, он (Цезарь — В. П.) примирил ее с царем для того, чтобы они царствовали совместно. Во время всеобщего пира в честь примирения раб Цезаря, цирюльник, из трусости (в которой он всех превосходил) не пропускающий ничего мимо ушей, все подслушивавший и выведывавший, проведал о заговоре, подготовленном против Цезаря военачальником Ахиллой и евнухом Потином. Узнав о заговоре, Цезарь велел окружить стражей пиршественную залу. Потин был убит, Ахилле же удалось бежать к войску. И он начал против Цезаря продолжительную и тяжелую войну, в которой Цезарю пришлось с незначительными силами защищаться против населения огромного города и большой египетской армии».
Каким же образом развивались события после того, как войска Ахиллы вступили в Александрию?
Наверное, здесь лучше всего предоставить слово Цезарю. Его записки — самый интересный и непосредственный источник.
«Полагаясь на эти войска и презирая малочисленность отряда Цезаря, Ахилла занял всю Александрию, кроме той части города, которая была в руках Цезаря и его солдат, и уже с самого начала попытался одним натиском ворваться в его дом. Но Цезарь расставил по улицам когорты и выдержал его нападение. В это же время шло сражение и у гавани, и это делало борьбу крайне ожесточенной. Войска были разделены на отряды, приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и враги своей массой пытались захватить военные корабли. Пятьдесят из них было послано на помощь Помпею, и после сражения в Фессалии они снова вернулись сюда; все это были квадриремы и квинкверемы (суда с четырьмя и пятью рядами весел — В. П.), отлично снаряженные и готовые к плаванию. Кроме них, двадцать судов — все палубные — стояли перед Александрией для охраны города. С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкреплений. Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для них от этого зависела скорая победа, для нас — наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такой большой район малыми силами. Затем он поспешно высадил своих солдат на Фаросе».
Вскоре Цезарь одержал полную победу над Ахиллой и его войсками.
В этой смуте при невыясненных обстоятельствах погиб юный Птоломей. Эти драматические события лишь разожгли любовь Цезаря и Клеопатры. Цезаря они сделали сильнее. Ведь он защищал не только свою жизнь и авторитет Рима, но и жизнь своей возлюбленной.
После подхода подкрепления Цезарь нанес восставшим египтянам сокрушительный удар. Так закончилась война, известная как «Война Клеопатры».
Покончив с восставшими, Цезарь и Клеопатра отправились в путешествие на корабле в верховья Нила. Их сопровождали четыреста судов и лодок. Это были дни упоительного счастья и любви. Клеопатра настолько овладела помыслами Цезаря, что о нем стали говорить как о рабе царицы. Она, безусловно, повлияла на его решение сохранить Египту независимость. В стране была восстановлена власть Птоломеев — Клеопатры и ее младшего брата, одиннадцатилетнего Птоломея XVI, занявшего место ее погибшего супруга.
Страсть Цезаря к лукавой царице была настолько сильна, что отныне он даже и не помышлял о разлуке с ней. Когда дела позвали его в Рим, он не колеблясь предложил Клеопатре ехать с ним как царице Египта вместе во своим младшим супругом-братом и сыном, которого тоже нарекли Цезарем. Римляне прозвали его Цезарионом, то есть Цезаренком.
В Риме Цезарь предоставил в распоряжение Клеопатры свою виллу на берегу Тибра. Вместе с ней он проводил все свободное время, открыто появлялся на публичных праздниках.
В Риме никто не придавал значения тому, сколько любовниц имел Цезарь. Однако признав женщину своей любовницей публично, он наносил оскорбление всей республике. В храме Венеры по приказу Цезаря была установлена золотая статуя «александрийской куртизанки», и ей воздали божественные почести. К оскорблению народа добавилось и оскорбление богов! Распространился слух, будто Цезарь намеревался сделать своим законным наследником сына Клеопатры — Цезаренка! По мнению Кассия, именно подобного рода слухи и само поведение «божественного» сократили ему жизнь.
Убийство любовника как громом поразило царицу Египта. Это был явный крах всех ее надежд!
Во время похорон Цезаря было оглашено завещание. Согласно воле Цезаря, главным наследником назначался усыновленный им внук его сестры — девятнадцатилетний Октавиан.
«Египетская блудница», как теперь римляне открыто называли Клеопатру, сочла за благо спешно покинуть Рим. Она возвратилась в Александрию, где год спустя внезапно умер ее брат-супруг. Клеопатру обвиняли в этой смерти — будто бы она его отравила. Однако это не было доказано. С тех пор она стала единовластной правительницей Египта. А четырехлетнего Цезариона объявила своим наследником.
Клеопатра со своим сыном Цезарионом
Уезжая из Рима, Клеопатра «совсем не умышленно» заронила искру надежды в сердце Марка Антония, ближайшего сподвижника убитого диктатора, командовавшего прославленной римской конницей. Ему же достался весь архив Цезаря. В день похорон Цезаря Антоний произнес хвалу покойнику и поднял на копье над толпой окровавленную одежду убитого.
Все это настроило толпу не в пользу тираноубийц. Возбужденные люди ринулись к сенату и подожгли его. Пытались расправиться и с заговорщиками, но те успели убежать.
Антоний вел себя как престолонаследник.
После покарания убийц Цезаря Антонию в правление достался Восток. Здесь мелкие царьки один за другим признали его власть. Только царица Клеопатра не давала о себе знать.
Однажды, когда триумвират («совет трех») на главной площади Тарса публично чинил суд и расправу, с берегов Кидна донеслись восторженные крики. Киликийцы — льстивые, как греки — тотчас же доложили ему, что «сама Венера, для счастья Азии, плывет на свидание к Бахусу». Этим именем Антоний любил величать себя. Заинтригованный, он направился к берегу. Действительно, зрелище стоило того, чтобы им полюбоваться.
Царица плыла на корабле, нос которого сверкал золотом, паруса были пурпурного цвета, а весла покрыты серебром. Сама она возлежала под расшитым золотом балдахином в уборе Афродиты, а по сторонам ее ложа стояли мальчики с опахалами. Самые красивые рабыни, переодетые нереидами и харитами, находились на палубе. От многочисленных курильниц исходил дивный аромат благовоний.
На борт поднялся посланец Антония и пригласил царицу пожаловать к нему. Она ответила, что высоко ценит предложение, но желает, чтобы Антоний в первый день ее приезда стал бы ее желанным гостем. И он пришел, чтобы остаться с Клеопатрой навсегда.
Чувственная, соблазнительная и коварная «нильская змея» накрепко приковала своими чарами к себе Антония. Любовники проводили время в пирах и приключениях. Началась жизнь — сплошная оргия, настолько понравившаяся обоим любовникам, что они назвали себя «неподражаемыми». Если раньше с Цезарем эта женщина-хамелеон разыгрывала роль Аспазии — остроумной, рассуждающей о политике и литературе, то с Антонием, человеком необузданного нрава и солдатских привычек, Клеопатра превратилась в сладострастную вакханку, куртизанку низкого пошиба, потворствуя его грубым инстинктам. Клеопатра пила, свободно выражалась, цинично шутила, пела эротические песни, плясала, ссорилась с любовником, отвечая ему площадной бранью и ударами.
Очень часто «неподражаемые», переодевшись (она — служанкой, он — матросом или носильщиком), бродили по улицам Александрии, стучали в ворота, ругались с запоздалыми прохожими, посещали самые отвратительные притоны и вступали в перепалку с пьяницами. Подобные похождения зачастую оканчивались дракой. Триумвир, несмотря на свою силу и ловкость, бывал иногда жестоко избит.
Падкая на роскошь, обуреваемая страстями, Клеопатра побудила Антония совершить вместе многие кровавые преступления. Так, был отравлен ее малолетний брат-муж, умерщвлена младшая сестра Антония, скрывавшаяся в Милете, ограблены многие храмы и гробницы.
Марк Антоний (82–30 гг. до н. э.) — римский политический деятель и полководец. Муж Клеопатры
Миновала зима 40-го года, пришла весна. Клеопатра родила близнецов — мальчика и девочку. А вскоре сообщили, что в Риме умерла Фульвия, жена Антония. Он, хотя и не скрывал своего сожительства с Клеопатрой, не считал эту связь браком. «Разум его еще боролся с любовью к египтянке», — говорит Плутарх.
Как всегда непредсказуемый, Антоний, вопреки мнению о том, что он «околдован этой проклятой женщиной», женился на старшей сестре Октавиана Октавии — женщине, по свидетельству современников, красивой, умной и добродетельной.
Эта новость не сильно опечалила Клеопатру. Она знала Антония — любителя острых ощущений и сладострастных утех, секрет которых был известен лишь ей одной. Клеопатра понимала, что брак с Октавией — всего только временный политический союз и Антоний скоро возвратится к ней. Так и произошло. Четыре года спустя Антоний вновь встретился, с Клеопатрой в Сирии, увидел своих детей и, вновь покоренный, остался с «нильской сиреной». Более того, объявил Клеопатру законной супругой. Клеопатра официально приняла имя «Новой Изиды» и давала аудиенции, облаченная в костюм богини: в облегающем одеянии и короне с ястребиной головой, украшенной рогами коровы. Антоний приказал чеканить монету с профилем Клеопатры и дошел до такой дерзости, что на щитах своих легионеров выбил имя царицы Египта.
Октавиан расценил женитьбу Антония на Клеопатре как личное оскорбление. Он приказал сестре покинуть римский дом Антония и начал готовиться к войне.
В ответ на это Антоний написал Октавиану: «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой?.. Да и не все ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?»
После подобного рода эскапад стало ясно: конфликт можно разрешить только на поле сражения.
«Царствующий супруг» Антоний отдал в управление своей супруге Клеопатре некоторые города на побережье Финикии и Сирии. Антоний подтвердил принадлежность Кипра Египту.
Как видим, пожалования были огромными. Формально Антоний не посягал на римские владения на Востоке. Просто он передал Клеопатре территории, которые остались без владельцев после недавнего нашествия парфян. Антоний имел право решать проблемы Востока, если считал, что это полезно для республики. Однако Клеопатра жаждала большего. Она очень хотела получить Иудею и Аравию, поскольку считала, что эти земли при первых Птоломеях находились под властью Египта.
В это время в Иудее царствовал Ирод. Он изгнал из Палестины парфян и разгромил враждебную ему политическую оппозицию внутри страны.
Клеопатра получила небольшую часть Иудеи, но самую плодородную: город Иерихон с его окрестностями. Здесь находились знаменитые плантации благовонных кустарников.
Весной 36-го года огромная армия Антония двинулась на восток против парфян. Царица Клеопатра сопровождала своего возлюбленного до Евфрата.
По пути из Евфрата, летом 36-го или 34-го года, Клеопатра посетила Иерусалим.
Об этой встрече сохранился рассказ иудейского писателя Иосифа Флавия, жившего в I в. н. э. и писавшего по-гречески.
В своих трудах Флавий использовал труды историков — современников описываемых событий. Имеется мнение, что в его распоряжении были даже дневники царя Ирода, принимавшего Клеопатру в Иерусалиме.
Вот что рассказывает Флавий о царице Египта:
«В это время в Сирии опять возникли волнения, потому что Клеопатра не переставала возбуждать Антония против всех. Она уговаривала его отнимать у всех престолы и предоставлять их ей, а так как она имела огромное влияние на страстно влюбленного в нее Антония и при своей врожденной любостяжательности отличалась неразборчивостью в средствах, то решилась отравить своего пятнадцатилетнего брата, к которому, как она знала, должен был перейти престол; при помощи Антония она также умертвила свою сестру Арсиною, несмотря на то, что та искала убежища в храме эфесской Артемиды. Где только Клеопатра могла рассчитывать на деньги, там она не стеснялась грабить храмы и гробницы; не было такого священного места, чтобы она не лишила его украшений, не было алтаря, с которого она не сняла бы всего, лишь бы насытить свое незаконное корыстолюбие. Ничто не удовлетворяло эту падкую до роскоши и обуреваемую страстями женщину, если она не могла добиться чего-либо, к чему стремилась. Вследствие этого она постоянно побуждала Антония отнимать все у других и отдавать ей».
По словам Флавия, Антоний сделался игрушкой в руках этой требовательной и капризной женщины; словно околдованный любовью, он уступал ей во всем, чего бы она ни пожелала.
О тайном визите Клеопатры в Иерусалим Флавий пишет следующее:
«…Проводив до Евфрата Антония, отправлявшегося в поход против Армении, Клеопатра вернулась назад и прибыла в Апамею и Дамаск. Затем она поехала также в Иудею, и здесь с нею встретился Ирод, который арендовал у нее полученную ею в дар часть Арафии и окрестности Иерихона. Эта область дает наилучший бальзам, равно как имеет множество прекрасных финиковых пальм. При таких обстоятельствах, когда ей приходилось иметь довольно много дел с Иродом, Клеопатра, природою своею побуждаемая к чувственным удовольствиям, а может быть, и охваченная действительно чувством искренней любви к нему, пыталась интимнее сблизиться с царем; может быть, тут она преследовала цель, и это вероятнее, иметь новый повод овладеть им для исполнения своих коварных замыслов. Как бы то ни было, она делала вид, что будто совершенно покоряется Ироду. Однако последний и раньше не был расположен к Клеопатре, зная, что она всем в тягость; он стал ее еще более ненавидеть за то, что она дошла до такого бесстыдства, и вместе с тем решил предупредить ее коварные замыслы и отомстить ей. Поэтому он отверг ее предложения и стал совещаться со своими приближенными, не лучше ли будет убить ее, раз она теперь в его руках. Таким образом он полагал освободить из затруднения всех тех, кто уже испытал на себе гнет Клеопатры, равно как и будущих ее жертв. Этим самым он думал оказать услугу самому Антонию, так как Клеопатра изменит ему, если только он очутится в каком-нибудь затруднении и обратится к ее помощи. От исполнения этого замысла Ирода, однако, удержали друзья, поставив ему, во-первых, на вид, что царю, который имеет совершить более важные предприятия, вовсе не подобает подвергать себя такой явной опасности, а затем умоляя его не предпринимать ничего слишком поспешно, ибо Антоний не снесет этого спокойно, даже если ему кто-нибудь наглядно представит всю пользу такого поступка. Его страсть к Клеопатре лишь еще более возгорится от сознания, что его лишили ее насильственным или коварным путем. При этом Ирод не будет в состоянии привести какое-либо достаточное основание того, что он рискнул поднять руку на женщину, обладавшую величайшим значением для своей эпохи…».
Ненависть Ирода к Клеопатре имела еще одну вескую причину.
Клеопатра принимала активное участие в заговоре против Ирода, который был составлен в иерусалимском дворце. Царица действовала, конечно, через своих верных посредников. Она тайно поддерживала мать жены Ирода Александру, люто ненавидевшую своего зятя. Лишь только заговор был раскрыт, Александра пыталась бежать в Египет. Она была схвачена в последний момент, когда ее, спрятанную в гробу, выносили из дворца. Позже, когда Ирода обвинили в убийстве шурина — сына Александры — верховного жреца Аристобула, Клеопатра выступила с особой запальчивостью. Царь Ирод, безусловно, был виноват в этой смерти, однако для Клеопатры был важен не факт преступления, а сама возможность использовать это убийство в качестве веского аргумента против Ирода.
В этом деле настолько сложно переплелись интриги, что нельзя установить точно, кто прав, кто виноват. Одно можно сказать с предельной очевидностью, что царь Ирод и царица Клеопатра были достойные соперники.
В это время жена Антония, прелестная Октавия, любимая сестра Октавиана, уговорила брата разрешить ей поехать на Восток к мужу.
Октавиан поддержал идею сестры, дал ей обмундирование для легионеров Антония и вьючных животных, кроме того, она получила значительную сумму денег и подарки для высших офицеров. Октавиан выделил ей две тысячи превосходно вооруженных воинов для личной охраны повелителя Востока Антония.
После долгого плавания флотилия Октавии вошла в Пирей — порт Афин. Оттуда Октавия направила посла с письмами к Антонию. В этих письмах она спрашивала у мужа, куда ей направиться с людьми и снаряжением.
Посланец Октавии застал Антония в Сирии.
Весть о прибытии Октавии сильно испугала Клеопатру. Она понимала, что Антоний может пойти на примирение с ней.
Клеопатре оставалось лишь одно: как можно сильнее привязать к себе Антония.
Плутарх, который, скорее всего, пользовался дневниками придворного врача Клеопатры, сообщает: «Чувствуя, что Октавия вступает с нею (Клеопатрой — В. П.) в борьбу… испугалась, как бы эта женщина, с достойною скромностью собственного нрава и могуществом Цезаря соединившая теперь твердое намерение во всем угождать мужу, не сделалась совершенно неодолимой и окончательно не подчинила Антония своей воле. Поэтому она прикидывается без памяти в него влюбленной и, чтобы истощить себя, почти ничего не ест. Когда Антоний входит, глаза ее загораются, он выходит — и взор царицы темнеет, затуманивается. Она прилагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел ее плачущей, но тут же утирает, прячет свои слезы, словно бы желая скрыть их от Антония… Окружавшие его льстецы горячо сочувствовали египтянке и бранили Антония, твердя ему, что он жестокий и бесчувственный, что он губит женщину, которая лишь им одним и живет. Октавия, говорили они, сочеталась с ним браком из государственных надобностей, подчиняясь воле брата, и наслаждается своим званием законной супруги. Клеопатра, владычица огромного царства, зовется любовницей Антония и не стыдится, не отвергает этого имени — лишь бы только видеть Антония и быть с ним рядом, но если отнять у нее и это последнее, она умрет».
Клеопатра во всем угождала Антонию. Роспись на стене египетского храма Дейр-эль-Бахри запечатлела сцену знаменитой рыбалки, которой Клеопатра угостила своего любимого мужа.
Секрет рыболовных удач Антония достаточно прост: специальный ныряльщик под водой насаживал на его крючок отборных рыб
Октавия вынуждена была возвратиться в Рим. Октавиан был оскорблен этим публичным унижением.
Осенью 34-го года Антоний возвратился в Александрию. Но его распоряжению подготовили пышный триумф. Празднество в точности копировало торжественные церемонии такого рода в Риме. Это было нечто неслыханное, дерзкое. По древним обычаям римский полководец имел право устраивать триумф лишь в столице государства — Риме. Делалось это с разрешения сената. Пошли слухи, что Антоний хочет перенести столицу Римской державы в Александрию.
Грубым нарушением вековых традиций было и то, что триумфальное шествие приветствовала царица чужеземной страны, которая восседала на прекрасном троне, отделанном серебром.
Эти сообщения из Египта взбудоражили общественное мнение в Риме.
Своими наглыми действиями Антоний давал Октавиану в руки оружие против себя.
В 32-м году римский сенат объявил войну Клеопатре, а Антония назвал «врагом республики». Сложилась ситуация, как пишет историк Игорь Геевский, когда политика и любовь так тесно переплелись между собой, как, может быть, никогда больше в истории.
Антоний собрал свои легионы и, подкрепленный войсками и флотом Клеопатры, выступил против Октавиана. У него было около пятисот военных судов и сухопутная армия в сто тысяч воинов. У Октавиана — двести пятьдесят судов и восемьдесят тысяч солдат. У обоих примерно равное количество конницы.
Решающее морское сражение произошло у мыса Акций в Эпире, у западного побережья Греции.
Во время морского сражения царица, находясь на корабле «Антониада», не поняла стратегического замысла своего любовника и в решающий момент трусливо бежала со своим флотом.
Победа при Акции сделала Октавиана хозяином всей Римской империи. Вскоре после этого он был провозглашен императором под именем Август. Антоний и Клеопатра бежали в Египет.
Антоний заперся в своей комнате и в течение нескольких дней не желал видеться с Клеопатрой, справедливо считая ее виновницей поражения. Чтобы забыться, он начал топить свое горе в вине.
Клеопатру впервые посетила мысль о самоубийстве.
В случае поражения она готова была отравиться. Ей необходим был такой яд, который убивал без боли и конвульсий. И вот на рабах, приговоренных к казни, начались испытания всевозможных ядов в присутствии царицы, мрачно следившей за агонией несчастных. Наконец Клеопатра убедилась, что укус небольшой змейки аспида даст то, о чем она мечтает: безболезненную красивую смерть.
Тем временем владыка Рима шел на Египет.
Антоний и Клеопатра, смирив гордыню, просят Октавиана об императорской милости. Она умоляет оставить в Египте у власти ее детей, Антоний — разрешить ему проживать в качестве частного лица в Египте или в Греции.
Император отказал Антонию. Клеопатре же предложил вероломно убить возлюбленного, тогда он удовлетворит ее просьбу. Решиться на коварное убийство Клеопатра не посмела. Просто предала — послала к Октавиану тайного гонца с богатыми подарками, нисколько не беспокоясь при этом об участи Антония. Она любила его, пока он был героем, теперь же предпочла Октавиана.
Через несколько дней пришло известие, что император с войсками расположился неподалеку от Александрии. В легионах Антония начались брожения, грозившие перейти в открытый бунт. Страшным ударом для Антония стало предательство Клеопатры, тайно продолжавшей переговоры с Октавианом. Она была для Антония важнее всех царств. «Он вернулся в столицу, — сообщает Плутарх, — крича, что Клеопатра предала его с тем, с кем он вел войну ради нее. Он грозил царице, и она, спасаясь, укрылась в недавно построенной усыпальнице. Опустилась подъемная дверь, задвинулись засовы — здесь Клеопатра в безопасности».
Перед тем как скрыться в усыпальнице, она попросила сообщить своему любовнику и мужу о своей смерти.
Эта весть привела Антония в отчаяние. Забыв обиды и подозрения, он готов был следовать за ней. Вот его последние слова: «Что же ты медлишь, Антоний? Ведь судьба отняла у тебя последний и единственный повод дорожить жизнью и цепляться за нее!.. Ах, Клеопатра! Не разлука с тобой меня сокрушает, ибо скоро я буду в том же месте, где ты, но как мог я, великий полководец, позволить женщине превзойти меня в решимости?!» С такими словами на устах Антоний бросился на свой меч.
Узнав об этом, Клеопатра, мучимая угрызениями совести, впала в отчаяние. Она требовала, чтобы Антония, живого или мертвого, доставили к ней. Римлянин еще дышал: рана была смертельной, но жизнь еще билась в его могучем теле. Радость от того, что царица жива, придала ему нечеловеческие силы, он желал умереть в объятиях обожаемой им женщины. Опасаясь измены, Клеопатра не разрешила открыть дверь усыпальницы. Она выбросила из окна веревку, к которой привязали ее любовника. Вместе с прислужницами Ирадой и Хармион с трудом втащила окровавленного, стонущего Антония наверх. Желание Антония исполнилось — он умер в объятиях своей обожаемой «нильской сирены».
К этому времени римские войска заняли Александрию. Детей, брошенных Клеопатрой во дворце, по приказу императора отправили в Рим.
Клеопатра испросила разрешения совершить возлияние в память Антония. Ей дали разрешение. У гробницы Антония она сказала: «О мой Антоний, совсем недавно я погребала тебя свободною, а сегодня творю возлияние руками пленницы, которую зорко стерегут рабы, чтобы плачем и ударами в грудь она не причинила вреда этому телу, оберегаемому для триумфа над тобой! Не жди иных почестей, иных возлияний — это последние, какие приносит тебе Клеопатра. При жизни нас не могло разлучить ничто…».
Похоронив Антония, Клеопатра возвратилась во дворец, где ее окружили царскими почестями, но содержали как пленницу.
Согласно Плутарху, «Октавиан посетил Клеопатру, чтобы сказать ей слова утешения. Она лежала в постели подавленная, удрученная, и когда Октавиан появился в дверях, вскочила в одном хитоне и бросилась ему в ноги. Ее давно не чесанные волосы висели клочьями, лицо одичало, голос дрожал, взор потух, всю грудь покрывали струпья и кровоподтеки. Однако ее прелесть, ее чарующее обаяние еще не совсем угасли, но как бы проблескивали изнутри сквозь жалкое обличье и отражались в игре лица».
Октавиан заверил царицу в своем добром отношении. Она поначалу поверила и попыталась расположить императора к себе. Более того, пустила в ход все свое женское обаяние. Октавиан сделал вид, что поддался ее чарам, но на самом деле замышлял обман.
Римский офицер, влюбленный в Клеопатру, сообщил ей, что через два дня ее отправят в Рим. Любовницу «божественного» Цезаря и Антония покажут народу прикованной к колеснице.
Единовластная владычица Египта представила себя в церемонии триумфа и сказала своим приближенным, что не допустит этого. В. Шекспир в своем произведении «Антоний и Клеопатра» передает разговор Клеопатры со служанкой Ирадой:
«Ну вот, Ирада!
Мы, видишь ли, египетские куклы,
Заманчивое зрелище для римлян.
Толпа засаленных мастеровых,
Орудуя своими молотками,
Собьет помост,
Дышать мы будем смрадом
Орущих жирных ртов и потных тел…
Нет, Ирада, все так и будет.
Ликторы-скоты
Нам свяжут руки, словно потаскушкам,
Ватага шелудивых рифмоплетов
Ославит нас в куплетах площадных,
Импровизаторы-комедианты
Изобразят разгул александрийский.
Антония там пьяницей представят
И, нарядясь царицей Клеопатрой,
Юнец писклявый в непристойных позах
Порочить будет нравственность мою.
Не стану я ни пить, ни есть, ни спать.
И тело смертное мое разрушу».
Клеопатра приняла твердое решение умереть. Оставалось только выбрать способ добровольной смерти.
Возвратившись после посещения могилы Антония во дворец, Клеопатра приказала слугам готовить ванну. Она искупалась в молоке ослицы с медом, служанки натерли ее тело особым душистым бальзамом, морщинки у глаз загримировали мазью-кашицей из свежих персиков, а волосы умастили изысканными благовониями. Последний туалет был завершен макияжем. На лицо нанесли бледно-розовые румяна, а глаза подкрасили, удлинив их естественный разрез.
Гай Юлий Цезарь Октавиан Август (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Первый римский император хотел показать римскому народу Клеопатру прикованной к колеснице
Клеопатра устроила роскошный пир. В царском уборе она возлежала на ложе, ей прислуживали две верные служанки. В это время какой-то крестьянин, пробравшийся во дворец с разрешения римских стражников, поднес царице корзину свежих, только что собранных винных ягод. Отпустив гостей, Клеопатра вместе со служанками ушла в спальню, легла на золотое ложе и продиктовала письмо Октавиану. В нем просила похоронить ее вместе с Антонием. Потом, раздвинув в корзинке фрукты, увидела под ними свернувшегося кольцом аспида. Золотой шпилькой, вынутой из волос, она уколола змейку, которая, зашипев, обвилась вокруг руки и ужалила царицу.
Получив письмо, Октавиан понял, что задумала царица, но было уже поздно. Когда его посланцы прибыли во дворец, Клеопатра в царском уборе лежала на золотом ложе мертвой. Одна из служанок, Ирада, умирала у ее ног, другая, Хармион, уже шатаясь и уронив голову на грудь, поправляла диадему в волосах своей госпожи.
От терпких непонятных духов у легионеров закружилась голова и они не посмели приблизиться к ложу Клеопатры.
Вот упала замертво и вторая служанка…
Октавиан, исполняя волю царицы, отдал приказ похоронить ее рядом с Антонием. С почетом похоронили и обеих служанок царицы. Император приказал отовсюду убрать мраморные изваяния Антония, но не трогать изваяний Клеопатры.
Смерть Клеопатры
Римляне смотрели на добровольную смерть как на своеобразную доблесть. Гораций в своей знаменитой оде отдает должное решимости Клеопатры умереть свободной:
…Но доблестней
Себе искала женщина гибели:
Не закололась малодушно,
К дальним краям не помчалась морем.
Взглянуть смогла на пепел палат своих
Спокойным взором и разъяренных змей
Руками взяв бесстрашно, черным
Тело свое напоила ядом.
Вдвойне отважна, так умереть решив,
Не допустила, чтобы суда врагов
Венца лишенную царицу
Мчали рабой на триумф их гордый.
Правда, когда по личному распоряжению Октавиана спасать Клеопатру прибыли псиллы — профессиональные целители от змеиных укусов, они не обнаружили на ее теле следов смертельного змеиного укуса.
Гален считал, что Клеопатра нанесла себе рану сама и влила в нее яд. Владычица Верхнего и Нижнего Египта Клеопатра владела искусством изготовления ядов.
…В первое время Антоний опасался, что Клеопатра отравит его во время одного из пиров. Однажды Клеопатра положила лепестки роз из своего венка в бокал с вином. Кончики лепестков были отравлены. Когда Антоний поднес бокал к губам, царица остановила его, чем доказала свою искренность. Отравленное вино пришлось выпить преступнику, сидевшему в тюрьме. Он сразу же умер в страшных мучениях.
Легендарная царица Клеопатра оставила в наследство потомкам загадку своей смерти. От чего же она все-таки погибла — от укуса «услужливого аспида» или приняв смертельную дозу яда?
Сведения о смерти Клеопатры основываются на рассказе Плутарха. Историки полагают, что тот взял эти сведения у личного врача царицы Олимпуса. Однако в определенной степени повествование Плутарха не может быть признано действительным. Уж слишком много в нем нестыковок и несуразностей.
С легкой руки Плутарха все узнали, что «билет в вечность» Клеопатре дала гая, или египетская кобра (крупная змея длиной 2–2,5 метра). С давних времен эта змея — символ египетских фараонов. Урей — изображение кобры на короне фараона — и по сию пору популярен у профессионалов — заклинателей змей в Северной Африке.
Гаи имеют коричневый, кремовый, желтоватый, сероватый и медный оттенок, бывают полосатыми, как зебры. Эти змеи имеют длинный хвост, мощное цилиндрическое тело и широкую головку с небольшими глазками, обладающими гипнотическим воздействием.
По рассказу Плутарха, Клеопатра, получив большую корзину со смоквами, в которой была спрятана змея, ведет себя достаточно странно: пишет записку Октавиану и хватает змею, чтобы та ее ужалила. Прежде чем упасть замертво, царица передает змею служанке Ираде. Аспид быстро жалит Хармион, и та тоже умирает. Когда через считанные минуты в опочивальню вбегают римляне, то все три женщины оказываются мертвыми. Змея же к тому времени… бесследно исчезла.
Современному криминалисту бросается в глаза неправдоподобие ряда эпизодов, описанных Плутархом.
Как видим, не все ясно со змеей. Клеопатра знала, что яд кобры смертелен. Плутарх говорит, что Клеопатра проводила эксперименты на арестованных в поисках идеального яда. Спустя два столетия после смерти Клеопатры греческий врач Гален видел, как в Александрии казнили преступников, бросая им на грудь кобру. С учетом жестокости того времени, смерть подобного рода можно считать гуманной.
Страшная сила яда гаи вполне объясняет выбор из солидного списка прочих ядов.
Профессор тропической медицины и инфекционных болезней Оксфордского университета Дэвид Уоррел говорит: «Яд гаи обладает нейротоксическим действием. Он парализует нервную систему и не позволяет нервным импульсам достичь мышц».
Вначале человек теряет контроль над веками и глазами. Затем наступает паралич мышц лица, языка и горла. После паралича мышц груди и живота быстро начинается удушье, и человек погибает. В медицине известны случаи, когда смерть после укуса египетской кобры наступала через 15–20 минут. Однако чаще всего это происходило через два часа. По описанию Плутарха, в случае с Клеопатрой все произошло очень быстро. Люди Октавиана достигли покоев царицы за считанные минуты и застали всех мертвыми. Безусловно, полностью исключить подобного рода возможность нельзя, но быстрая смерть всех крайне маловероятна.
Сомнения начинают расти, когда размышляешь над тем, как в кровь Клеопатры и ее служанок попал смертоносный яд.
«Широко распространено ошибочное мнение, — говорит профессор Уоррел, — что змея будто бы устает, „расставаясь“ с ядом при первом укусе, и дальнейшие укусы поэтому безвредны. Многочисленные опыты и наблюдения показывают, что смертельно опасные дозы яда могут содержать в себе и последующие укусы, вплоть до десятого. А вот первый укус может и не представлять опасности. В случае с самоубийством Клеопатры все три женщины скончались после первого же укуса. Конечно, допустить это тоже возможно, но теория вероятностей категорически против. Если вас ужалила ядовитая змея, вероятность того, что она впрыснула в кровь яд, составляет не более 50 процентов. Но по мере повторных укусов вероятность неумолимо растет. Не следует забывать и еще об одном важном моменте. Страх перед змеями давно укоренился в психологии людей. Дотронуться даже до неядовитой змеи для подавляющего большинства людей — крайне трудная задача. Схватить же смертельно ядовитую египетскую змею по силам только самым отчаянным храбрецам».
В мистическом «союзе» Клеопатры и гаи нет ничего удивительного. Царица никогда не останавливалась перед убийствами. Можно предположить, что она все же умерла от укуса змеи. А вот со служанками не все так просто.
Одна из лучших в Америке психологов-криминалистов Пэт Браун делится своими сомнениями: «Как должны были вести себя служанки после того как увидели, что кобра сделала с их госпожой? Скорее всего, Клеопатра вскрикнула и уронила змею на пол. Трудно представить, чтобы человек продолжал держать в руках существо, которое только что его ужалило. Еще труднее предположить, что служанки тут же бросились ловить гаю.
И уж совсем невозможно поверить, что одна догнала змею, получила свою порцию яда и передала ее подруге, которая безропотно позволила себя укусить».
Напомним, что римляне, вбежавшие в комнату, не нашли змеи.
Даже ярые сторонники версии самоубийства согласны, что по прошествии двух с лишним тысяч лет доказать нельзя ничего. Однако многочисленные шероховатости официальной плутарховской версии заставляют в ней усомниться.
Цари из династии Птоломеев охотно отправляли на тот свет не только врагов и соперников, но и друг друга, но никогда не убивали самих себя. Клеопатра ничем не отличалась от своих царственных предков. Она, скорее всего, не стала бы нарушать заведенный порядок в конце своей жизни. Клеопатра была истинной представительницей династии Птоломеев, обладала сильным характером и никогда бы не сдалась, если оставалась хоть малейшая надежда. Она, очевидно, сражалась до самого конца, чтобы сохранить власть и передать ее сыну.
В последние годы главным в жизни Клеопатры являлся Цезарион. Клеопатра готовила сына к правлению Египтом и не могла не понимать, что едва ли поможет ему своим добровольным уходом из жизни.
В случаях подобного рода криминалисты говорят: ищи того, кому это выгодно. Кто больше всех выигрывал от смерти египетской царицы? Октавиан!
Пэт Браун уверена, что Клеопатру убили. Все три составляющих классического убийства налицо — мотив, средство, возможность.
У Клеопатры был мотив остаться живой, и он был сильнее противоположного мотива. Защитники Октавиана утверждают, что он якобы желал сохранить жизнь Клеопатре для того, чтобы она приняла участие в триумфе. Почему же тогда он избавился от Клеопатры, которой отводилась главная роль в этой торжественной церемонии победы над врагом? Невзирая на непомерное тщеславие, Октавиан как трезвый политик ничего никогда не предпринимал, не обдумав последствия. Оценив сложившуюся ситуацию, он, скорее всего, пришел к выводу, что мертвая Клеопатра в Александрии для него гораздо выгоднее живой в Риме.
Римляне могли проявить сочувствие к египетской царице и таким образом испортить весь триумф. Кроме того, она была матерью сына самого Юлия Цезаря. Уже в то время Октавиан думал об императорской короне. Ему крайне были необходимы египетские богатства и поддержка египтян. Однако об их поддержке можно было забыть, если бы египетскую царицу, воплощение богини Изиды? позорно провели в цепях по улицам Рима. Естественно, Октавиан хотел убрать Клеопатру со своего пути. Точно так же он желал убрать и Цезариона, который обладал правами как на Рим, так и на Александрию. Сын Клеопатры и Цезаря представлял для Октавиана очень серьезную опасность. Его ни в коем случае нельзя было оставлять в живых.
Проще простого было выдать убийство Клеопатры за самоубийство. Ведь именно победитель решал, кто может видеться с царицей, решал, что та может пить и есть. Единственный отчет о смерти Клеопатры принадлежал перу Октавиана (или его покорных приближенных).
В этом плане история с посмертной запиской царицы говорила о благородстве Октавиана. Прочитав это предсмертное послание, он сделал попытку спасти Клеопатру и послал к ней своих людей.
«Октавиан поступил очень умно, — считает Пэт Браун. — Он сделал все, чтобы никто не мог заподозрить его в смерти царицы».
Версия убийства делает понятными многие несуразности и нестыковки. Например, смерть служанок. В Древнем Египте служанки не убивали себя вместе со своими хозяйками. Почему же Ирада и Хармион выбрали себе такую страшную смерть? Ведь чтобы спастись, им необходимо было лишь постучать в дверь. Ответ банально прост. Служанки стали свидетельницами убийства и посему должны были умереть.
Из рассказа Плутарха следует, что покончил с собой и слуга Антония. Он также мог видеть убийство своего господина и поплатиться за это собственной смертью. Да и смертельную рану в живот Антония мог нанести не он сам, а наемные убийцы Октавиана. Потом они могли перенести тело в мавзолей, чтобы убедить царицу, что у нее не осталось никакой надежды на спасение. Зачем же Октавиану были нужны такие тягостные хлопоты, если он решил убить царицу? Очевидно, он хотел у нее что-то выведать: например, где Цезарион?
Между Октавианом и его главной целью в жизни — титулом императора — стояли три человека: Антоний, Клеопатра и Цезарион. Все они должны были умереть.
Октавиану не чуждо было желание опорочить, очернить своих врагов. Пропагандистскую кампанию он начал еще при жизни Антония и Клеопатры. Римляне быстро забыли о ратных подвигах Марка Антония и стали относиться к нему как к человеку, который попал под каблук египетской распутницы и стал врагом Рима. Октавиан жестоко оскорбил соперника, объявив войну лишь Клеопатре, словно Антоний был у нее на содержании. После смерти Антония и Клеопатры римские карикатуристы изображали их в виде собак, совокупляющихся на барже…
Официальная пропагандистская машина в ответе и за версию происшедших в Александрии событий… Эта версия стала нам известна благодаря Плутарху. Единственными свидетелями смерти Антония, Клеопатры и их слуг были люди Октавиана. Именно они и «нашли» на руке мертвой царицы два еле заметных пятнышка «от укуса змеи».
Нам неизвестно, какими источниками информации обладал Плутарх, однако три момента в его повествовании очевидны. Во-первых, он приукрасил рассказ с помощью своего воображения. Во-вторых, использовал факты, которые не мог проверить. В-третьих, версия Плутарха — калька первоисточника и носит явно выраженный проримский характер.
Октавиан устроил себе пышный триумф. Вместо египетской царицы по торжествующим улицам Вечного города несли ее изображение со змеей, которая впилась ей в руку.
Однако Плутарх, несмотря ни на что, в первую очередь был настоящим историком. Поэтому он и написал в конце своего повествования о Клеопатре: «Всю правду об этом деле не знает никто».
«Существовать, но быть невидимым» (лат. Esse non videri) — так звучал девиз секретной службы Римской империи. Ее основы были заложены первым римским императором Августом и его женой Ливией.
Август прекрасно помнил, что его великий дядя Гай Юлий Цезарь погиб от рук заговорщиков. Чтобы узнать, не замышляет ли кто против него недоброе, Август проявлял изобретательность, достойную зависти. «Даже друзья, — писал о нем римский историк Светоний, — не отрицали того, что он соблазнял чужих жен. Они оправдывали его тем, что делал он это якобы не по склонности к сладострастию, а из желания через женщин узнать мысли их мужей, любовников, родных и знакомых». Трудно предположить, что все они были так уж соблазнительны. Тем похвальнее преданность императора делам государства. Если Август «хотел заниматься тайно или без помехи», для этого у него была особая верхняя комната, которую он называл своими Сиракузами и мастеровушкой.
На коварную интригу с отравлением Август лично не мог пойти, он работал совершенно другими методами. Верной помощницей во всех делах была жена Августа — Ливия Друзилла.
…Семнадцатилетняя Ливия спала со своим любовником у статуи бога плодородия Приапа, когда на сладострастную парочку наткнулись носильщики Августа. Ливия была на сносях, но даже беременность не лишала ее красоты и очарования. Август был покорен ее прелестями и вынудил Ливию бросить мужа. Сам, ни минуты не колеблясь, немедленно развелся со своей женой Скрибонией. Дочь Юлия осталась у отца.
Ливия оказалась столь энергичной, что быстро подчинила себе Августа. Говорили, что она оказывала на своего мужа своеобразное магическое воздействие. Август боялся быть с ней мужчиной, чего не случалось у него в отношениях с другими женщинами.
Всемогущий Август относился к Ливии с величайшим почтением. Светоний писал, что он, прежде чем беседовать с Ливией о каких-либо важных делах, записывал свои мысли на бумагу и потом, при разговоре, старался держаться этих записей, дабы случайно не сказать слишком много или слишком мало.
Император Калигула, правнук Ливии, помня о ее уме и необычайной хитрости, назвал свою прабабку «Одиссеем в женском одеянии».
Ливия делала все, чтобы удержать мужа. Даже красавиц-сириек, с которыми больше всего любил забавляться Август, она подсылала к нему так незаметно, что Август поначалу и не знал, кто это делает. Ливия совершала это не только ради семьи. Она любила власть и горела желанием передать ее своим сыновьям. От первого брака у нее были два сына: Тиберий и Друз. Недаром Тацит называл императрицу «матерью, опасной для государства, и злой мачехой для семьи Цезарей». Вдумайтесь в эти слова — «…злой мачехой для семьи Цезарей». А ведь в семью Цезарей входила и семья Клеопатры.
Не без участия Ливии умерли в юном возрасте усыновленные Августом племянник Марцел и двое внуков. Ливия все уши прожужжала Августу о непомерных буйствах Агриппы. Дед, потворствуя жене, сослал внука на остров в Тирренском море. После смерти Августа Агриппу Постума тотчас же убили. Ливия расчищала, и очень энергично, путь наверх, к трону, своему сыну Тиберию.
Постоянная слежка за противником, ведение компромата на неугодных, сексуальный шпионаж, тайные убийства, различные хитрые трюки были в арсенале тщеславной Ливии в достаточно большом наборе.
Честолюбие Ливии не знало границ. При всем этом она оставалась абсолютно хладнокровной и уравновешенной.
Ливия была превосходной актрисой. Внешняя скромность и благопристойность, острота ума и любезные манеры позволяли обманывать почти всех. По-настоящему ее никто не любил. Беспечные и добродушные люди в присутствии Ливии быстро ощущали свои недостатки — она умела ткнуть пальцем в их слабые места.
Невероятно подозрительная, она запечатывала письма печатью с головой сфинкса, что делало их секретными и конфиденциальными.
Читать их вслух приравнивалось к измене.
Небольшая деталь — печать с головой сфинкса — говорит о том, что Ливия превосходно знала все перипетии египетских дел Цезаря и Августа. Ливия вполне могла быть главным организатором убийства Клеопатры.
Способ, которым уничтожена египетская владычица, — отравление. Это вполне мог проделать и крестьянин, который принес Клеопатре корзину с винными ягодами. В облике крестьянина мог явиться африканский колдун. Уже в то время колдунам были известны яды, вызывающие внутренние болезни, сумасшествие, смятение, ненависть, страх, быструю смерть.
Эти яды не обязательно подмешивать в пищу: колдун мог отравить врага, прикоснувшись к нему рукой. Под ногтем колдуна могла быть закреплена колючка, пропитанная быстродействующим ядом.
Африканские псиллы, пришедшие позже, возможно, проверили «качество» работы своего коллеги.
Сама Ливия превосходно разбирались в ядах. Даже Август не знал, что его милая женушка хранила у себя записи о ядах и противоядиях понтийского царя Митридата VI Евпатора. Именно Ливия создала целую школу отравителей, которую возглавила знаменитая отравительница Локуста.
Историк Дион Кассий обвинил Ливию в том, что она убила девять человек — некоторых из них путем отравления.
Имеется подозрение, что Ливия отравила и самого императора Августа, обсыпав мышьяком винные ягоды, которые он любил собирать в своем саду.
Винные ягоды присутствуют и в случае с Клеопатрой, и в подозрительной смерти крепкого здоровьем Августа.
Возможно, к этим смертям приложена была одна и та же рука. «Одиссей в женском одеянии» присутствовал в обоих случаях.
Конечно, Клеопатра не желала стать «египетской куклой» на триумфе Августа. Однако она до последнего момента оттягивала бы свой уход из этого мира. Ей помогли побыстрее сделать это.
