21.
На следующий день мимо опять проезжали грузовики с офицерами и солдатами. Сашка видел среди них знакомых по Корпусу, но не подходил. Он сидел на краю окопа, свесив в него ноги, курил самокрутку и думал, что завтра, возможно, те же грузовики повезут назад тех же солдат, но только ранеными или убитыми. В окопе на ржавом железном ящике расположился Пёс, читать ему было нечего – книжку уже скурили, а в крепость он идти не хотел. «Не уживутся они с Кешей в одной бригаде, – подумал Сашка. – Как я с Лёвой не ужился. И что будет? Ну, Пёс, конечно, Кешу убивать не станет, а у Кеши на Пса, пожалуй, не хватит сил. А я что буду делать? Нет уж, теперь хоть перережьте друг друга, я и не пошевелюсь».
– Слушай, Саша, а в Корпус очкариков берут? – неожиданно спросил Пёс.
Сашка посмотрел на него задумчиво.
– Нет.
– Жалко. Вас там, наверное, многому учили. Хорошо много знать, знания в жизни защищают.
– Особенно они меня защитили, – усмехнулся Сашка. – Но ты же, вроде, опять в университет собирался.
– Да нет, я же думал здесь заработать, а теперь вижу, заработаю я тут приблизительно граммов десять в лоб. Ну, или в другое место. Со средней скоростью 700 метров в секунду.
– Это если из автомата, – уточнил Сашка. – Некоторым больше везёт, в них из танка попадают.
Пёс вылез из окопа, сел рядом, посмотрел Сашке в глаза.
– Скажи, ты тоже думаешь, что я от своих от испуга убежал?
Сашка пожал плечами.
– Нет, я не понимаю, зачем ты тогда вчера?
– Ну я же правду сказал, стрелял-то я, а почему, меня не спросили.
– Спросили, – сказал Пёс. – Ты сказал, что случайно. Сделал для меня доброе дело, а теперь не хочешь этого признавать. Хочешь быть как они.
– Я хочу попасть в город без войны, – Сашка выбросил окурок. – На всё остальное мне наплевать. Они, я – какая разница?
– Я тебе говорил: это книжка. Не надо так доверять печатному слову, – Пёс встал. – Никому не известно, есть ли такой город на самом деле…
– Пошёл ты, – отвернулся Сашка. Отчётливо представились белые дома, зелёная трава. Такое должно существовать, обязательно должно.
Мимо окопа с фляжками прошли Шиз и Хнык.
– Саша, – крикнул Хнык, – айда к Эдику за спиртом, он так усосался, что раздаёт.
Сашка проводил Хныка взглядом и подумал, что за тем после смерти Олега никто не следит, и теперь Хнык может в любое время умереть во время припадка. Шиз шёл мрачный и на Сашку даже не взглянул. Сашка встал и полез в палатку. Там уже лежали две фляжки, наполненные, наверное, Кешей. Сашка взял одну, отхлебнул, ощущая приятное тепло. Стало смешно. «Эй, родители! – подумал он. – Я, ваш любимый сын, сижу здесь грязный, пью спирт, курю какую-то мерзкую махорку, а ночью я чуть не застрелился. Вы могли себе такое представить?»
– Придурок, ты что делаешь?
Сашка обернулся и увидел Кешу, тот выхватил у него фляжку и сунул под телогрейку.
– Ошизел совсем? Это я на продажу налил, когда опять подкрепление повезут, мы им загоним. Не вздумай вылакать!
– Зажал?
– Зажал. Хороший ты мальчик, нечего сказать! Прошлый раз как свинья упился, мы тебя на себе таскали. С меня хватит, – Кеша выглядел очень рассерженным.
– Крохобор! – сказал Сашка. – Пёс прав, ты жадный субъект!
– Ну и вали, целуйся со своим Псом! Я думал, ты мне друг, а ты…
– Кеша, – Сашка встал. – А ты со мной ругаться не боишься? Я ведь псих – вдруг стрельну.
Кеша смотрел на Сашку снизу вверх удивленными глазами и, наверное, думал.
– Ладно, забудь, – Сашка достал из-за пояса браунинг, вытащил патроны, убрал в разные карманы. – Так надёжней будет. Я уже сам себя боюсь.
– Сашка, это пройдёт, это нервы. На войне бывает.
– А у тебя было?
– Нет, – Кеша покачал головой, – но я вообще туповатый насчет переживаний. Меня только от трупов тошнит, а на остальное я плевать хотел с высотки. И ты наплюй. А пить не надо, от этого только хуже. Вон Лёва тоже потихоньку начинал.
– Да ладно, не буду. Раз уж ты так за меня трясёшься. Ты, да Шиз с его чистотой мысли!
– Ты Шиза не ругай, он тебя, между прочим, вчера на руках сюда приволок, когда ты в обморок свалился, а мог бы и бросить.
Сашка вспомнил над собой страшное Витькино лицо и его слова о мучительной смерти, усмехнулся: «Шиз – спаситель. Нагнал чего-то ребятам. Спасибо, хоть про пистолет ничего не сказал, вот бы все ржали. Сачок – застрелиться испугался». Сашка снова ощутил противную дрожь.
К ночи с юга опять стала доноситься стрельба.
– Готовьтесь, цуцики, – сказал ребятам Уксус. – Если там наших уделали, скоро сюда придут.
Но никто не приходил, не было больше и грузовиков с наступающими и ранеными. Связь тоже не восстановилась, и парни в крепости не знали ни кто побеждает, ни чего ожидать дальше. От незнания, страха и скуки многие пили. Спирта на всех не хватало и его начали разбавлять талой водой. Ещё через два дня стала ощущаться нехватка продовольствия, но Сашку это не заботило: он уже привык часами лежать на мокрых мешках и смотреть в небо. «Второй Шиз» – ворчал Кеша, которому не с кем было поговорить. С Максимом Кеша так и не общался. Коньков всё время пропадал в другой бригаде, а с Хныком опять случился припадок, после которого тот так и не мог прийти в себя: лежал в палатке, бормотал что-то себе под нос и, кажется, не узнавал, кто к нему подходит. Шиз валялся на тех же мешках, только по другую сторону крепости – с Сашкой они старались не встречаться. Только Сашка почти непрерывно курил, а Шиз также непрерывно молился.
13-го ноября резко похолодало: грязь и лужи мигом промёрзли, окопы обледенели так, что если в них залезть, вылезти было нереально. Парни разожгли костры в самой крепости и вокруг, и грелись. Сашка с Кешей дежурили на наблюдательной вышке. То есть дежурил Сашка, а Кеша пришёл просто так.
– Сколько можно тут торчать? – ворчал Кеша. – Насрали все на нас, ни на передовую, ни домой. Замёрзнем мы на хрен! Вон Хнык, доходяга наш, совсем умом поехал. Лежит, Олега зовёт, отправим мы его с первым кузовом! Ты вот тоже ненормальный какой-то, молчишь и молчишь. А Шиз, падла, уже с парнями спирт пил, где же его вера? Дай закурить. Откуда у тебя столько махры?
Сашка посмотрел на полотняный мешочек в своих руках, вздохнул:
– Поменял на патрон. Мне всё равно с пушкой ходить опасно.
– А её можно на свечки махнуть, – подмигнул Кеша. – Это тебе ничего не напоминает?
– Свечка у меня ещё есть.
С севера донёсся звук работающего мотора и Сашка встал. Приближалось несколько машин: два джипа и один грузовичок.
– Свои! – закричал Кеша.
Приехал кондор. Эдик забегал, приводя себя в человеческий вид. Прошёл Уксус вместе с командорами.
– Пойду посмотрю, чего нового, – сказал Кеша и побежал к палаткам.
Командор что-то объяснял Кролику и Уксусу, причём первый постоянно козырял, а второй почёсывал затылок. Потом он быстро сел в машину, и джипы покатили дальше на юг, а грузовик остался. Затем Сашка увидел, как командоры разбежались по палаткам, и из них выбегают парни с автоматами, всего человек десять. Среди них были Витька и Кеша. Потом в кузов залез сам Уксус, и грузовик покатил на север. Он был уже очень далеко, когда к Сашке на вышку влез Пёс.
– Знаешь, чего приезжал кондор? – спросил он с таинственным видом.
– Нет, – ответил Сашка совершенно равнодушно.
– Глава с нашим патроном Тоффельтом поругались, чуть было не до боевых действий. Глава сказал: «Штурмовики должны быть одними из первых на штурме Южного Форпоста». А Тоффельт нас не пустил, оставил вторым эшелоном. Зачем-то он войска накапливает. Знаешь, я тут размышлял на досуге, может, он как-то с «Красными братьями» связан? Может, они хотят весь город захватить?
– Да, ерунда, – сказал Сашка. – Лучше скажи, куда Кеша поехал.
– Вот я и говорю: какая-то перманентная связь всё же существует между падальщиками и нами. Вот и наши субъекты куркуль вместе с шизофреником поехали жечь коммуну хиппи. Тут недалеко маленькая – там они конопельку растят, мачок. Так вот, они – конкуренты наших «Красных братьев». У падальщиков вся эта наркота дороже. Вот они и стремятся к монопольной торговле. А мы сейчас на них работаем. Они каждому из добровольцев заплатят по тридцать марок.
– А Кеша, значит, доброволец?
– Конечно.
– Ну а ты чего не поехал?
– Зачем? – удивился Пёс. – Я против хиппи ничего не имею, у них даже неплохие идеи есть. А ты бы поехал, если бы не дежурил?
– Не знаю.
Пёс посидел ещё немного, покурил и убрался назад в палатку. Грузовик, в котором уехали Витька и Кеша, вернулся часа через три. Сашка уже так замёрз на своей вышке, что прыгал по непрочному деревянному настилу и громко матерился. К его удивлению, парни скрылись в палатке, а потом вместе с Максимом полезли к Сашке.
– Мёрзнешь? – радостно спросил Кеша. – А мы оттянулись! Спалили ихнюю коммуну под ноль! Правда, Шизу не повезло: стрельбы почти не было. Хипаны, как нас издалека увидели, так на тачку и в степь, только самые косые остались.
– Ты траву-то продаёшь, коммерсант? – спросил Пёс.
– У тебя столько бабок нет!
– Что у меня есть, тебе не известно, я ведь тебя по-хорошему спрашиваю: почем трава?
Кеша хотел, наверное, поругаться, но жажда выгоды перевесила.
– Гони марку, а я тебе два косяка.
– На, – Пёс протянул Кеше мятую купюру. – Только мне два ни к чему, давай один.
– У меня сдачи нет, – огрызнулся Кеша, – бери в запас.
Пёс вздохнул, достал из кармана жёлтую газетку, набил два косячка, посмотрел на Сашку.
– Угощайся. В состоянии депрессии и нервного истощения это очень помогает.
– Санёк, не слушай его. Ты что, нариком стать хочешь? – Кеша попытался оттолкнуть руку Пса с самокруткой, но Пёс отодвинул его:
– Если эту траву изредка курить, кроме пользы ничего не случится, от этого бывает и просветление наступает. Многие приверженцы древних религий употребляли так называемую анашу для познания своего духа.
– Правильно, – поддержал его Шиз.
– Ну и кури! – крикнул Кеша и полез вниз. – Вот пойду и Уксусу стукну, чем вы на вышке занимаетесь, пусть он тебя, дурака, застрелит наконец-то.
– Хороший у тебя, Сашка, друг, заботливый, – усмехнулся Пёс, затягиваясь.
Сашка взял косячок, поднес ко рту. Было немножко страшно: а вдруг он привыкнет?
– Давай, дух, – сказал Витька, – не бойся, это не из браунинга стреляться.
Сашка затянулся. Вкус у курева был немного необычный, но куда лучше, чем у дешёвой махорки. Несколько минут ничего не происходило, и Сашка расслабился. Ничего особенного, та же сигарета. А потом вдруг что-то случилось: всё вокруг стало ярким и цветным. Даже снег уже не казался совсем белым: он переливался то голубым, то розовым, то вообще не виданными раньше оттенками. Сашка посмотрел на Шиза и ему вдруг стало весело: какой Витька в форме смешной! Вышка начала плавно покачиваться, над ней искрами замелькало что-то похожее на фейерверк. «Пёс» – позвал Сашка и поразился, какой у него громкий голос. Максим что-то ответил, но от его слов у Сашки совсем заложило уши. «Говори потише» – зашептал он, отодвигаясь. Настил под ним окончательно поплыл, вокруг загрохотала канонада, Витька и Пёс куда-то пропали. Сашка вцепился в обледеневшие доски, лёг, чтобы не упасть вниз, и ему стало очень страшно. Так страшно, что захотелось скатиться с вышки и бежать в степь, куда глаза глядят. Он встал, шагнул и почувствовал, что летит.
– Стой, идиот! – кто-то дёрнул Сашку за куртку и тот понял, что сидит у лестницы. Сильно затошнило.
– Я сейчас, – слабо сказал Сашка и, промахиваясь мимо ступенек, полез вниз. Рвало долго и мучительно. «Никогда не буду эту дрянь курить!» – думал он между спазмами. Когда рвота прекратилась, оказалось, что дико болит голова. Сашка набрал горсть снега, обтер лицо и шею, начал подниматься назад на вышку. Каждая ступенька давалась с трудом. Пёс и Шиз сидели на прежних местах. Пёс закинул голову и смотрел в небо ненормальным взглядом, а на Шиза травка, похоже, вообще не подействовала.
– Ну что, дух, организм далёк от нирваны? – спросил он спокойно.
– Я тебя побью, командор, – сказал Сашка. – Зачем ты мне эту пакость подсунул?
– Ты сам взял. Насильно не толкали, – Витька встал. – А кто кого побьёт, вопрос сложный.
Сашка посмотрел, как Шиз уходит, и привалился к бортику вышки: «Вот попёрли бы сейчас энские, я бы и не заметил. Да и Уксус мог проверить караулы. Теперь бы он меня точно пристрелил бы, Кеша прав».
Пёс как будто проснулся, помотал головой, увидел Сашку.
– Ну как оно?
– Хреново, – признался Сашка.
– А мне весело было, знаешь, глюки такие разноцветные. Только теперь жрать захочется – это тяжко, консервы когда ещё дадут…
Сашка вздохнул и подумал, что ему есть совсем неохота. Да и глюки эти – ничего хорошего. Он, похоже, чуть с вышки не свалился. Шиз вовремя поймал. Опять этот Шиз!
– Ладно, я пойду пошукаю продукты питания, – Пёс протёр очки и удалился.
Сашка сидел на холодных досках и чувствовал себя отвратительно. Когда на вышку пришёл сменщик, он вполз в свою палатку и первым делом сказал Кеше:
– Ты прав, дерьмо эта травка. Больше не закурю.
– Я всегда прав, – заулыбался Кеша. – Ты меня почаще слушай!
Утром всех разбудил Уксус.
– Наши захватили Южный Форпост! – сообщил он громко, когда все группы вышли из палаток. – Сегодня мы поедем зачищать там катакомбы, уже с утра сапёры работают. Глядишь, к нашему приезду взрываться будет нечему.
Сашка поёжился: он очень не любил взрывчатые вещества, и на занятиях по сапёрному делу у него обычно дрожали руки.
– Нюхом чую – скоро конец войне, – радостно говорил Кеша, пока парни складывали палатки.
К обеду подъехали грузовики, в которых приехала всего одна группа, все в ней были совсем малолетки. Парни быстро погрузились, и грузовики тронулись на юг. Путь до Южного Форпоста занимал полтора часа. По пути попалось несколько остовов машин и несколько совершенно обгоревших танков, похожих на те, что сопровождали бронетранспортёры. Теперь они были грязно-серые, безжизненные. Потом попалось пара сгоревших ферм.
– Хорошо, – сказал Кеша, – у моего бати ферма близко к городу, здесь их строят только лохи. Хотя земля тут хорошая, жирная.
Форпост на плоской, как стол, степи был виден издалека, как безжизненное нагромождение кирпичных, железобетонных обугленных стен. Деревянный форштадт возле него выгорел дочиста, и целыми остались только железные столбы и кирпичные печи. Возле дороги стояло несколько танков. Танкисты, выбравшиеся поглазеть на подкрепление, курили сигареты. Изнутри Форпост оказался довольно большим. У него были высокие, местами целые стены, окружали его огневые точки, бункеры и вкопанные танки. Внутри стен стояли несколько многоэтажек, из которых степь простреливалась вдоль и поперёк. Некоторые были разрушены от прямых попаданий из орудий. Возле высоток пахло гарью.
– Здесь подвалы очень обширные. Система бомбоубежищ, подземных складов, дурацких ангаров неизвестно под что, – сказал кондор, когда расписывал задачу на день. – Здесь раньше какой-то закрытый городишко был, ещё до войны. Мы его потом приспособили под Форпост. Он самый сильный на юге. Поэтому энские так хотели его захватить. Но мы-то уж посильнее их будем. Точно вам говорю. Армия сегодня ушла. Нам осталась зачистка подвалов – там может прятаться много вражеских тварей. Зачистку начнём с утра, а пока надо расположиться. Тройное дежурство командоры обеспечат. По Форпосту по одиночке не ходить, встречу – останетесь без зубов. Ясно?
– Да уж, – огорчённо сказал Кеша. – А я хотел в высотках полазить, там патроны от автоматов могут случайно остаться. Сань, пойдёшь со мной?
– Нет, не пойду, – тащиться с Кешей на верхние этажи по разваленным лестничным пролётам совсем не хотелось.
– Ну и чёрт с тобой, вон Хныка возьму. Костя, пойдёшь? Наберем патронов, ножичек себе купишь. Ты ведь хотел ножичек?
Хнык тупо покачал головой. Сашка подумал, что Косте нельзя давать ничего острого, а потом подумал, что зря они его на боёвку взяли: теперь тот выглядел совсем больным и несчастным.
– Ну и классно, – обрадовался Кеша, – поедим и пойдём. До ночи ещё успеем.
Сашка посмотрел, как Кеша с Хныком уходят, и улёгся в палатке – со вчерашнего дня у него ещё болела голова и иногда подташнивало. Не успел Сашка задремать, как рядом лёг Пёс.
– Куда это наш буржуй Костю малахольного поволок? Ему бы лежать в уголке, грузовичка дожидаться.
– За патронами они, по одному же нельзя ходить, – сказал Сашка и почти сразу уснул.
Проснулся он от громкого мата: около палатки стоял Женька Коньков и орал на Кешу. Сашка высунулся из палатки, разглядел Кешино лицо и понял, что что-то произошло. Кеша был бледный и заплаканный. Сашка вылез из палатки и сразу услышал голос Шиза:
– Да брось, Женька, ему так лучше.
Потом Кеша согнулся пополам и, рыдая, бросился за палатки. Женька плюнул и ушёл, а Шиз повернулся к Сашке.
– Витька, что случилось? Что с Кешей? – быстро заговорил Сашка.
– С Кешей ничего. А вот Костя наш отмучился.
– Как отмучился? – испугался Сашка.
Шиз посмотрел задумчиво.
– Кеша! – Сашка побежал между палатками, но Кеши нигде не было.
– Максим! – Сашка увидел Пса. – Где Кеша?
– Оставь его, дай поплакать, – Пёс удержал Сашку за рукав. – Ты ему сейчасне помощник.
– Да что случилось?
– Пока ты дрых, Кеша с Костей за патронами пошли, и не знаю, что там у них произошло, но упал наш Хнык с восьмого этажа. А Янсен, получается, виноват.
Сашка стоял, оцепенев от страха. Упасть сверху. Как глупо! Хнык, дурак, чего его туда понесло? Да это же он, Сашка, виноват, он с Кешей не пошёл!
– Что, думаешь? – Пёс закурил. – Знаешь, как ребята струсили: если бы кондор узнал, Уксусу бы нагорело, а потом Шизу. Но вроде всё тихо, мы Хныка ко всем отволокли, там непонятно, кто от чего помер. Но вид у него был, конечно…
– Пойдём, посмотрим, – неожиданно сказал Сашка. Ему показалось, что обязательно надо увидеть Хныка в последний раз.
– Зачем?
– Попрощаемся. Всё-таки из нашей бригады и меня братом называл.
– Он всех братьями называл, это патология такая, бывает при психических расстройствах.
– Всё равно, пойдём.
Пёс пожал плечами и повёл Сашку куда-то вдоль стены. В одном из зданий обнаружился подвал, в который и приносили всех погибших.
– Ну что, будешь искать? – спросил Пёс. – Ну, удачи.
Он вышел, и Сашка остался один. Он остановился у входа, не решаясь пройти вглубь, слишком неприятным было зрелище. Трупов было множество: в одном из углов были сколочены трёхярусные нары, на которые складывали офицеров, а простых солдат сваливали в кучи вдоль стен. Делали это неаккуратно, видимо, торопясь отсюда убраться, поэтому тела лежали как попало: целые, изуродованные взрывами, просто чьи-то руки и ноги… Кое-где успели поработать падальщики, но большинство покойников были в форме – штурмовой и пехотной, в танкистских куртках. Воздух в подвале был сырой, тяжёлый. Пахло кровью, плесенью, заношенной одеждой. Сашку затошнило. Он поглубже вдохнул и, прикрывая нос ладонью, медленно пошёл вдоль нар, боясь смотреть в серые лица погибших, но не в силах оторвать от них взгляд. Искал знакомых и боялся их увидеть. Он уже хотел отвернуться, но одно из лиц показалось ему знакомым. Сашка приблизился и присел. Дыхание вновь перехватило. Но теперь не только от запаха, но и от ужаса: окоченевшее, изуродованное тело на нижних нарах принадлежало капитану вооружённых сил Григорию Краеву. Сашка уставился в пол. Смотреть туда, на нары, не было сил. На секунду показалось, что это ошибка, что Краев не может быть мёртвым, но даже, чтобы убедиться в ошибке, Сашка глаз не поднял. Страх не давал ему ни смотреть, ни думать, ни встать и выбежать из подвала. Потому что то, что происходило, произойти не могло. Потому что, даже находясь на войне, даже теряя знакомых ребят, Сашка всё равно чувствовал, что пока он не абсолютно одинок, что есть ещё в городе хорошие люди. Есть кто-то, к кому можно будет прийти после боёвки. Сашка оказался готов к смерти командора, других парней, но только не к смерти Краева. Не к смерти человека, который звал его жить у себя, который и в Корпусе относился к нему почти как к сыну… Сашка вытер рукавом вспотевший лоб, стал медленно поднимался. Тошнило, кружилась голова. И было всё ещё страшно. Только теперь он боялся за Катю. Как теперь к ней прийти? Как сказать, что видел её отца здесь, в этом страшном месте? А может, не придётся ей ничего говорить? Может, он тоже не вернётся в город? Тоже погибнет?
Оставаться здесь было нельзя. Сашка подошёл к груде солдатских тел и попытался найти Хныка. Это было очень трудно. Наконец, Сашка узнал Костю по рукаву своего свитера, торчащего из-под формы. Сашка хотел подвинуть Хныка из-под других тел, но понял, что боится увидеть то, что с ним стало.
– Пока, Костя, – тихо сказал он. – Пока, братишка.
– Тебе там не плохо? – раздался снаружи голос Пса. – Я жду.
Сашка взял холодную руку Хныка в свою, подержал, и быстро вышел на улицу. Ледяной воздух ворвался в лёгкие, только усиливая головокружение. Сашка задышал часто-часто, чтобы не вырвало, чтобы не рухнуть в обморок прямо здесь. Стало чуть легче и, наконец, Сашка сказал:
– Пойдём, поищем Кешу, ему, наверное, так фигово!
– Сам виноват, – начал Пёс.
– Ни фига он не виноват! Никто не мог знать, что Хнык упадёт! Мы для него с Кешей лекарства вместе покупали, деньги крали для этого! У нас дружная группа была, – закричал Сашка.
– Особенно вы с Лёвой дружили, – уточнил Максим и пошёл прочь.
– Убил бы тебя! – Сашка схватился за пистолет, но вспомнил, что тот не заряжен. – Сука!
Кеша лежал в палатке, отвернувшись к стене, и до сих пор вздрагивал.
– Кеша, – Сашка положил ему руку на плечо, – ты не виноват, он оступился, наверное, ты ведь его не толкал!
– Нет, конечно, у него припадок начался, а я не успел, – Кеша всхлипнул. – Я его схватить не успел, он упал и к краю покатился. И всё… Зачем я его с собой повёл, он ведь ещё после того припадка больной был. А мне патронов захотелось! Гад я, да?
– Нет, Кеша, ты не гад. Ты же не специально! – Сашка вздохнул. – Может, Шиз прав и Косте так лучше. Кому он был нужен? Коньков его бил постоянно, а Олег умер, и потом, может, это больно – эпилепсия. А теперь у него ничего не заболит. Я, Кеша, тоже иногда так думаю, чтобы мне помереть и ничего не видеть, не ощущать.
Кеша повернулся:
– Ты это брось, если ты загнёшься, в нашей бригаде одни уроды останутся.
– Видишь, какой я ценный. Покурим?
– Не хочу, – Кеша посмотрел, как Сашка закуривает, и сказал: – Никогда мне так сволочно не было! Веришь, сам сдохнуть хотел!
– Верю, – Сашка тяжело вздохнул. – Мне тоже хреново… Я Краева видел, он мёртвый.
– Это Катин отец? – уточнил Кеша.
– Да, – Сашка затянулся. – Последний хороший человек в нашем городе.
– Последний хороший человек, – эхом повторил Кеша. – Мы с ним чай пили, когда ты болел. Он всё про нашу жизнь расспрашивал. Удивлялся, как мы, здоровые головой парни, в штурмовиках очутились. Эх, жалко Катю.
– Никогда не думал, что война настолько хреновая вещь, – сказал Сашка, прикуривая от старой сигареты новую.
– Расстройства одни, – подтвердил Кеша. – Накоплю денег на ферму и буду баранов разводить. Куда спокойнее.
Сашка с Кешей ещё долго лежали рядом. Сашка курил мятые папиросы, а Кеша рассказывал о смерти Хныка с новыми и новыми подробностями, перемежая их воспоминаниями о Кате. А потом, выговорившись, заснул. Сашка отодвинулся подальше, на место, где раньше спал Хнык, уткнулся в его одеяло и ощутил странную пустоту: «Вот и нет Кости, а одеяло осталось, и фляжка его, и махорка. Вещи нас переживают. Хнык и Шакал так радовались, что увидят бои. Теперь их нет, а я живой, хотя я сюда совсем не хотел. Всё-таки несправедливая это штука – жизнь».