Проснулся Сашка рано. Неприятное сосущее ощущение в животе, лёгкое головокружение и боль во всех мышцах, сложившись вместе, мешали спать и давали непривычное чувство беспомощности. Чувство, которое не должно возникать у солдата. Тем более у гвардейца. Беспомощный мужчина – уже бред, беспомощный военный – бред вдвойне. Военный, который вместо того, чтобы преодолевать трудности, думает, не сбежать ли ему домой? Сашка усмехнулся. А может то, что сейчас происходит, не так уж ужасно. В конце концов он, Сашка, собирается в будущем воевать. А на войне трудностей куда больше. Подумаешь, голод… Однако, как Сашка себя не уговаривал, организм с разумом не соглашался и есть хотелось всё больше. Если бы в комнате осталась хоть горсть крупы или муки, хоть полгорсти…

– Кеша, – Сашка приподнялся и позвал приятеля. – Кеша!

– Отвали, – отмахнулся Кеша, не открывая глаз. – Вскочит чуть свет и вопит. Подсунули, блин, соседа.

– У нас гречки совсем не осталось?

– А ты её оставлял? – рявкнул Кеша, переворачиваясь на другой бок.

Сашка всё-таки поднялся, почиркал отсыревшими спичками и кое-как развёл огонь. Пришла в голову мысль накипятить воды и так обмануть голод. Не успела комната прогреться, как в дверь просунулся парень из соседней бригады. Звали его, кажется, Максимом, а кличку Сашка знал точно – Пёс. Кличка показалась Сашке странной, но Кеша объяснил, что это от поговорки «Пёс его знает», а Пёс, по утверждению парней, знал и правда всё. Выглядел Пёс, по мнению Сашки, нелепо: долговязый, худой, в больших круглых очках и облезшей каске, которую натягивал на вязанную шапочку. Зачем постоянно носить каску вне боя, Сашка понять не мог. Так же странной казалась манера Пса ходить в распахнутой шинели, из-под которой выглядывал самовязаный свитер, и ежедневно чистить сапоги.

Пёс вошёл в комнату и, кивком обозначив приветствие, спросил:

– Гостей принимаете?

– Ещё один, – простонал Кеша и встал. – Чего вам не спится?

– Я насчёт еды, – сообщил Пёс, присаживаясь к огню и вытягивая озябшие, в цыпках, руки. – У меня табак лишний, так хотел на продукты поменять. Вы как, ребята?

– Засунь себе этот табак, – сказал Кеша. – Самим жрать нечего.

– Печально, – Пёс вытащил из кармана бумажку, насыпал туда немного табаку, помял в пальцах и вскоре уже попыхивал самокруткой. – А чего ваш командор говорит?

– Наш командор, – Кеша фыркнул, – душу очищает, ему не до жрачки.

– Я Олега имел в виду.

– А командор у нас Шиз.

– Я про реального командора, а ты про формального, – терпеливо разъяснил Пёс. – Чув­ствуешь разницу?

– Брось свои учёные штучки, – отмахнулся Кеша. – Говори по-человечески.

– Что я, виноват, что вы нормальной речи не понимаете? А опускаться мне ни к чему, а то приду в университет и заматерюсь в приёмной.

– А ты что, в университет поступать собрался? – спросил Сашка. – А на кого?

– Я там уже учился, – важно сказал Пёс, – два семестра. На инженерно-строительном факультете. А потом выбыл по причине временной неплатёжеспособности. Вот заработаю и вернусь. Профессия нужная. А то вдруг война закончится, тогда строителей с руками станут отрывать.

– Да, – кивнул Сашка, – профессия нужная, ты прав.

– Вы прямо сейчас в университет собрались? – почему-то ещё больше разозлился Кеша. – Тогда вставайте и валите и нечего других своими проблемами грузить.

– Ты, Иннокентий, то ли не с той ноги сегодня встал, то ли что, – вздохнул Пёс, – вот, важность образования отрицаешь…

Ответить Кеша не успел. За стеной раздался крик.

– Помогите!

В соседней комнате слышалась возня и как будто драка. Сашка и Кеша выскочили в коридор.

– У Хныка припадок! – кричал Женька Коньков.

Откуда-то мигом появился Олег. Они ввалились в комнату. Сашка остановил­ся на пороге и с ужасом смотрел, как парни прижимают к полу худого, маленького Хныка. Тот странно дёргался и хрипел.

– Ерхов, – крикнул Олег. – В столе ампула. Давай!

Хнык рвался из рук парней с ненормальной для такого па­цана силой. Он уже в кровь разбил себе затылок о доски пола, и не собирался успокаиваться. Сашка кое-как набрал содержимое ампулы в шприц и протянул Олегу. После укола Хнык подёргался ещё минуту и затих.

– Готово, – Кеша поднялся. – Фу-у… Я думал, он мне в пузе дыры протрёт.

– А мне он палец прикусил, сука! – выругался Коньков. – Ты, Олег, держи ложку на видном месте, я больше ему руки в пасть совать не буду.

Сашка стоял, глядя на лежащего на полу Хныка. Тот был совсем не похож на живого.

– Иди, чего застыл, – устало сказал Олег и поднял Хныка на кровать. – Припадков не видел?

– Не видел, – ответил Сашка, не двигаясь с места. – А что это с ним?

– Эпилепсия, или как там её, – тяжело дыша, пояснил Кеша. – Что-то часто это у него стало. Вот перед твоим при­ходом приступ был. Так никаких лекарств не хватит!

Сашка подошёл к кровати, на которой лежал Хнык, вгляделся в мертвенно-бледное лицо.

– А он живой?

– Живой, чего с ним сделается! – Кеша ушёл.

Олег укрыл Хныка одеялом и показал Сашке на стул:

– Садись, отдохни. Это эти сволочи, падальщики. Горсти гречки пожалели! А ты молодец, я думал, ты тоже день не проработаешь, свалишься.

– Я почти свалился, – признался Сашка. – До сих пор всё болит и мушки перед глазами.

– А я тебе говорил: уходи. Ты сам остался.

– Конечно, сам. Только, Олег, что же теперь будет? Как будто город про нас забыл.

Олег нервно засмеялся, а потом сказал:

– Это тебе в Корпусе внушили, что город в тебе нуждается? Забудь. Всем, кроме тебя самого, да, может, матери твоей, на тебя насрать! Скребись сам, как можешь. А сдохнешь – городу, может, и лучше. Ни жилья тебе тогда не надо будет, ни жрачки, ни места рабочего. Да если мы тут все околеем, знаешь, что людям в центре наплетут? Что мы бандюги были и туда нам и дорога. Никто и не усомнится!

– Неправда, – возразил Сашка не очень уверенно, – если бы мы были не нужны, нас бы тут не держали.

– Ты в Корпусе сколько проучился?

– Год.

– Был нужен? А потом? Так и тут. Никогда не знаешь, что там Главе на ум придёт, а Тоффельту и подавно. Он сам бандит ещё тот! Сегодня он с Главой, а завтра поднимет нас и на Главу же поведёт. Понятно?

– Ерунда, – сказал Сашка, – у Главы гвардия, танкисты, вертолётчики, отряды гражданской обороны. Они нас за полдня всех перестреляют.

– Поэтому мы и сидим здесь, а не воюем с Главой, – кивнул Олег. – Но это я к примеру сказал. Чтобы ты не думал, что тут будешь воевать только с Энском и только за город. Ты теперь наёмник – куда скажут, туда и будешь стрелять…

Тут начал приходить в себя Хнык, и Олег замолчал. Сашка вышел в коридор, пытаясь определить, правду ли сказал ему Олег или всё-таки он преувеличивает. В коридоре, рядом с дверью в комнату, стоял Витька Шиз. Он посмотрел на  Сашку своим странным взглядом и сказал:

– Что, излечили Костю? Сволочи вы, а не ребята! Не дали человеку перейти в мир луч­шего.

Сашка попытался обойти командора, но тот неожиданно сильно схватил его за руку.

– Своими слезами и жалостью мы держим человека на земле, мы не даём ему раство­риться в пространстве. Мы замахиваемся на судьбу, думаем обмануть её… Но ничего не выйдет! Судьбу не обмануть. Если он не должен жить, то и не будет. Понятно?

Сашка вырвался из Шизовых рук и быстро проскользнул к себе. Пёс, оказывается, уже ушёл, оставив после себя только окурок на полу. Сашка уселся на подоконник и посмотрел на улицу. Несколько парней что-то искали в развалинах, кутаясь в тёплые фуфайки. Сашка подумал, что сегодня у склада толпы уже нет совсем. Продукты не выдадут ни сегодня, ни позже, и все потеряли надежду на лучшее. Неслышно зашёл Кеша, закутался в одеяло и лёг.

– Суки, – сказал он, застёгивая шлем. – Сейчас бы все свои деньги за жрачку отдал, да спрятал уж больно хорошо, чтобы лишний раз не соблазняться. Давай всё-таки спать, Санёк, когда спишь, жрать не хочется. А потом сходим, настреляем крыс.

Сашка отыскал на лежанке несколько крупинок вчерашней гречки, сунул их в рот и тоже улёгся. Как можно прятать четыреста марок и ходить голодным, понять он не мог. Впрочем, сейчас даже с деньгами идти некуда: оцепление не пустит. Сашка представил кадетов на остановке. Ведь не случись с ним эта жуткая история, не побеги Илья в Энск, он тоже мог бы оказаться в кордоне. Пусть не тут, ближе к центру. Но всё равно: его тоже могли поставить на пост с приказом стрелять, если кто-то из штурмовиков окажет сопротивление. И он бы стал стрелять в этих голодных парней. И даже не подумал бы, что неправ… И Глава не думает, что неправ? Может, его ввели в заблуждение? Как говорил Олег: сообщили, что тут какие-нибудь бандитские беспорядки. Глава ведь не может знать всё, что происходит: город большой, сложный, а ещё война с Энском…

Крыс на развалинах Сашка с Кешей не настреляли, хотя Сашка один раз выстрелил в сторону подозрительного шуршания, но промахнулся. И Кеша запретил зря расходовать патроны. Другим бригадам везло больше. Обитатели соседней квартиры каким-то образом крыс наловили и теперь жа­рили. Соблазнительный запах доносился до самой подъездной двери, охраной которой теперь никто не занимался. В подъезде стояли Шакал и оклемавшийся Хнык. Они жадно вдыхали воздух, почти прижавшись носами к замочной скважине.

– Сволочи! – выругался Кеша. – Хнык, быстро домой!

Хнык медленно повернулся и посмотрел на парней невидящим взглядом.

– Я хочу есть, – чётко сказал он.

– Если здесь долго стоять, – добавил Шакал, – может, нам тоже дадут.

– Да ладно, – Сашка подтолкнул Кешу к их квартире. – Пусть стоят, тебе-то что?

– Сволочно мне, – объяснил Кеша. – Стоят как попрошайки, а тем, кто жрёт, насрать…

Вечером группу ждало неожиданное потрясение: в большую комнату, где все собра­лись в ожидании, когда Олег раздаст оставшуюся воду, ввалился Женька, держа в руках форменную куртку, завязанную узлом. Под удивленными взглядами ребят он бросил куртку на стол и развязал рукава. На вылинявшей ткани лежали крупные грязные картофелины.

– С поля упёр, за колючкой. Там, где этих уродов гвардейских нет, дедки с утра копают. Ну что, хотите картошечки?

Сашка почувствовал жестокие голодные спазмы и согнулся, прижимая живот руками. Ре­бята не двигались с места, глядя на невиданное сокровище. Первым опомнился Хнык, он выхватил картофелину и тут же впился в неё зубами.

– Не цапай! – заорал Женька. – Я продаю! Картошка – марка.

Сашка встал и, слабо соображая, что делает, наотмашь ударил Женьку по лицу. Они сце­пились, катаясь по полу, и Сашка впервые в жизни почувствовал, что очень хочет убить.

– Мразь ты, Женька, – злобно сказал Олег, когда Сашку всё-таки оттащили от Конькова. – Тебя бы всей бригадой отметелить, да ладно, живи пока…

Картошку ребята испекли на костре и ели, обжигаясь, пачкаясь золой и хохоча.

– Ничего весёлого, – говорил Сашке Олег. – Теперь все начнут воровать. А я отговари­вать не стану.

Сашка глотал горячую рассыпчатую мякоть вместе с кровью, сочившейся из разбитой гу­бы, и смотрел на Хныка – тот натолкал полные карманы сырой картошки и тихо про­бирался к выходу.

– В заначку потащит, – объяснил Олег, – или Шакалу. Хнык пацан неплохой, просто безвольный. Но это от болезни, наверное…

Сашка тяжело молчал и думал, что был не прав, решив, что здесь никому ни до кого нет дела. Вон, Олег Хныка этого несчастного за свой счёт в группе держит, ещё и лекарства ему где-то достаёт, Серёга Волков Шакала подобрал. Сильные помогают слабым. Есть, ко­нечно, и Лёва с Коньковым, и Витька шизанутый, но нормальных ребят тоже хватает. А он-то думал, что здесь бродяги одни. А они, может, лучше, чем его знакомые по Корпусу. Там каждый цепляется за своё место в парадной роте, поубивали бы друг друга за это место…

На следующий день в бригаду с развалин не вернулся Кеша. Сашка заметил его отсутствие только к вечеру – весь день он провалялся в подъезде на мешках, изображая часового. Но Олег успокоил его. Сказал, что Кеша, наверняка, отправился на промысел, и это хорошо – принесёт еду и себе, и Сашке. Теперь воровали уже почти все штурмовики, тайно пробираясь мимо постов в частный сектор. Но погреба старичков и старушек, доживавших свой век на окраинах, совсем не ломились от продуктов. Добычу не делили на всех, как раньше, а каждый съедал в своей комнате, а то и про­сто там же, где украл. Пара групп ночью пытались пробиться в центр города, но кадеты из оцепления открыли огонь, несколько штурмовиков были убиты. Правда, штурмовики тоже стреляли, но уложили ли они кого-нибудь, сказать наверняка было нельзя. Всё было очень серьёзно: оцепление усилили, а к главной дороге, ведущей в центр, утром подогнали два грязных броневичка. Это не могло произойти без особого распоряжения Главы. Олег сообщил это Сашке со злой усмешкой.

– Вон он, твой обожаемый Глава, – сказал он. – Что скажешь? А вдруг он вообще захочет нас всех перестрелять? Мы же станем обороняться. Будешь стрелять в кадетов?

Сашка не ответил. Олег был прав, опять прав. Но ведь Сашкин отец служил именно Главе. Не мог же он служить плохому человеку, погибнуть за него… Сложить и обдумать всё вместе не получалось. Мысли разваливались, разбегались. Тогда Сашка стал думать, что ничего не будет. Никакого штурма. И ему не придётся ни в кого стрелять. Так становилось легче…