В комнате Олега было холоднее, чем у Сашки с Кешей. Хнык лежал под двумя одеялами и дрожал.
– Олег ушёл с утра, – застучал он зубами, как только увидел Сашку, – а Шиз мне опять говорит, что я сдохну. И молиться заставляет, а я не люблю его молитвы. Мне от них страшно становится.
Сашка сел рядом, потрогал Хныку лоб – тот был горячий. «Ещё и правда помрёт», – испугался Сашка. Ему очень не хотелось, чтобы Шиз снова оказался прав. Ему не хотелось, чтобы рядом умер ещё хоть кто-то…
– Кеша, – сказал он тихо, – здесь где-нибудь лекарства можно достать?
– Можно, – Кеша усмехнулся. – У падальщиков всё, что хочешь есть. А ты что, собрался нашего доходягу на свои деньги лечить?
Сашка посмотрел на скорчившегося на кровати Хныка и подумал, что это и есть самое страшное – когда тебе нужна помощь, а всем наплевать.
– Кеша, может, ты сходишь к падальщикам?
Кеша пожал плечами.
– Давай марки, схожу. Что я, зверь? А ты уверен, что у него всё так серьёзно?
– Уверен, раз Шиз говорит, – Сашка опять глянул на Хныка и стал говорить ещё тише. – Этот ненормальный как будто предсказывать умеет. Я его уже боюсь.
– Боишься? – Кеша взял из Сашкиных рук мятые бумажки. – Да не бойся, с Шизом справиться можно, он только морально сильный, а так дай по шее, не стесняйся. Чего покупать?
– Не знаю. Скажи, что от простуды, может, сами дадут.
Кеша ушёл, а Сашка сел рядом с Хныком.
– Не бойся, я сюда Витьку не пущу.
– Хорошо, – вздохнул Хнык. – А то Олег только уйдёт, как Шиз тут как тут! А вчера говорил, что ты много мучиться будешь, что жизнь у тебя будет плохая. А ещё чёрным духом обзывал! Ты, Сашка, побей его!
Сашка смотрел на Хныка и чувствовал острую жалость, такую, что слёзы на глаза наворачивались.
– Ты мне как брат, – говорил Хнык, кашляя. – Олег как брат, Кеша как брат, и ты теперь тоже. Мне повезло, а то в других группах маленьких знаешь, как бьют! Просто ногами пинают! А меня только Лёва колотил, и Женька как увидит, так по голове стукнет. А Шиз хочет, чтобы я сдох.
Хнык кашлял, ворчал и, наконец, заплакал.
– Ну что ты? – разволновался Сашка. – Не реви, побью я Шиза. И Женьке по голове дам.
– Ты сильный, – опять заговорил Хнык, – и у тебя мама есть, тебе хорошо. А я умру скоро, у меня живот болит и голова, и никто не пожалеет.
«У тебя мама есть, – Сашка смотрел на Хныка. – Он мне завидует, а завидовать уже нечему».
Когда вернулся Кеша, Сашка и Хнык плакали оба, уткнувшись в драное Хныково одеяло.
– Вы чего? – удивился Кеша. – Сдурели? Я тут таблетки принёс какие-то, а от температуры, говорят, надо спиртом растереться. Спирта я тоже принёс маленько. А это сдача.
Сашка встал, вытер слёзы и стал выволакивать Хныка из-под одеяла.
– Вылазь, мы тебя разотрём.
Хнык стонал и упирался, но парни быстро раздели его, натёрли пахучей жидкостью и одели в новые, принесённые Сашкой вещи. Хнык удивлённо щурился, разглядывал пёстрый свитер, трогал себя руками.
– Что, красиво? – засмеялся Кеша. – Эх, дурак ты, Санёк, такому сопливому – такой прикид! Может, отберём, пока не поздно!
Хнык испуганно полез под одеяло.
– Он всё равно не моется и лазит по всякой грязи, – продолжал Кеша.
– Я помоюсь, Кешенька, вот потеплеет, и обязательно помоюсь!
– Да ладно, мы тебя уже спиртом почистили. От него эти самые дохнут, как их?
– Микробы, – подсказал Сашка.
– Кто дохнет? – не понял Хнык.
– Никто, – Кеша махнул рукой. – Ты уж теперь точно заживёшься… Санёк да Олег – теперь у тебя две мамаши. Гордись, придурок! Кстати, скажи Олегу, что мы ушли, скоро вернёмся.
Сашка впихнул в Хныка таблетку, укрыл потеплее. Когда выходили из комнаты, вошёл Шиз.
– Не помер ещё Костик? – спросил он, глядя на кровать.
– Не слушай этого идиота, – сказал Сашка снова задрожавшему Хныку, – человек до семидесяти лет доживает.
– Так то человек… – протянул Шиз и медленно удалился.
Сашка было дёрнулся ему вслед, но Кеша удержал его за рукав:
– Да хрен с ним, придурком. Руки только марать. Пошли, куда собрались.
Парни вышли на улицу. Снег совсем стаял, и вокруг дома была привычная уже грязь. Кеша застегнул шлем, и, наступив сапогом в испражнения, выругался.
– Совсем с перепою одурели, – громко сказал он Сашке. – И погода гадкая. По такой погоде пешком до кладбища добираться себе дороже. Нужно к остановке идти…
Хлюпая по грязи, они перебирались через канавки, кучи мусора, соскальзывали в лужи, которыми изобиловала дорога. Кешины сапоги вряд ли боялись такой погоды, а у Сашки насквозь промокли ботинки. «Надо носить сапоги от формы», – подумал Сашка, хотя после боёвки к форме даже прикасаться не хотелось.
Возле остановки встретился Олег, шедший из штаба. Сегодня он оделся уже по-зимнему: ватник и штаны защитного цвета, шапка-ушанка. Ещё издали Олег помахал рукой, а подходя, сразу сообщил:
– Радость, мужики! Только что деньги выдали, за боёвку и прошлый месяц. Получайте. Тебе, Янсен, пятьдесят семь марок.
Несколько бумажек и мелочь перекочевала из ватника Олега в руки Кеши. Кеша тут же спрятал их во внутренний карман. Олег повернулся к Сашке.
– Вижу, очухался. Извини, брат, за вчерашнее. Сам, наверное, понимаешь, что не прав. Хотя, я думаю, это Лёва на тебя бросился, а ты защищался. Не любил тебя Лёва, да и вообще сволочной он был. А поучить тебя, Санёк, нужно было, иначе – не порядок. Ну да ладно, не убил – уже хорошо, так ведь? Получай деньги.
Олег вручил Сашке пятьдесят марок и горсть грошей.
– Подожди, – Сашка повертел бумажки. – Это очень много. Олег, ты ошибся?
– Зарплата – раз, – Олег принялся загибать пальцы, – это десять восемьдесят, за боёвку – тридцать, ну и за героизм и обезвреживание опасного врага – червонец. Всё правильно.
– Какого врага?
Олег скривился, сощурился и сквозь зубы процедил:
– Взял деньги и пошёл отсюда. Понял?
– Олег…
– Вали, вали, – Олег тяжёлой рукой похлопал Сашку по плечу и повернулся к Кеше. – Как Хнык?
– Мы его подлечили, – сообщил Кеша.
– Нормально, – Олег развернулся и пошёл к этажке.
– Что ты выёживаешься? – спросил Кеша. – Лёва парня ухлопал, ты Лёву. Чтобы деньги не пропали, Олег на тебя их выписал.
– Мне не нужны эти деньги, – Сашка разжал ладонь и бумажка в десять марок упала в грязь.
– Ну и дурак, – Кеша поднял десятку и, бережно обтерев об штаны, положил в карман.
Автобуса не было. Кеша поинтересовался у торговцев, будет ли он и, услышав отрицательный ответ, повернулся к Сашке.
– Может завтра? – спросил он.
– Нет, Кеша, сегодня.
– А ты дойдёшь? Вчера вроде неживой валялся.
– Дойду, – сказал Сашка.
Кеша кивнул, и они пошли дальше. Сашка чувствовал себя совсем неважно. Гораздо хуже, чем утром. Хотя он и взмок, его знобило, болела голова и горле противно царапало. Шагалось всё тяжелее и тяжелее. Грязь была глинистая и, налипая на ботинки, делала их неподъёмными.
Когда начался частный сектор, Кеша свернул на вскопанные картофельные поля.
– Тут если напрямик, то не очень далеко.
Сашка покорно шёл рядом – он не знал, где у них в городе кладбище для гражданских лиц, все его знакомые были похоронены на офицерском…
Кладбище открылось Сашкиному взору совершенно неожиданно. Сразу за чахлыми акациями, обрамлявшими очередное поле. Оно оказалось большим, но на удивление не ухоженным. Под ноги то и дело попадались обрывки бумаги, окурки, жестяные банки, пакеты. Оградки на большинстве могил были облезшие, а некоторые могилы были и вовсе не огорожены, и непонятно было, холмик ли это на тропинке, или ты наступаешь на захоронение…
– Новых хоронят там, – Кеша махнул рукой в сторону крайней аллейки.
Сашка увидел вереницу свежих могил, несколько только что вырытых ям, и ему стало жутко. Показалось, что яма – это широко открытая пасть какого-то гигантского животного, и что это животное замерло в голодном ожидании. Подойдёшь – схватит. Сашка вспомнил сегодняшний сон. «Иди к нам», – зазвенело в ушах.
– Санёк, иди сюда! Я, кажется, нашёл. У твоей матери фамилия, как у тебя?
Сашка кивнул и очень медленно, с опаской обойдя пустую могилу, подошёл к Кеше. Памятник был совсем маленький – каркас из четырёх сваренных между собой железных прутьев и латунная табличка с фотографией и датами. Сашка сел на корточки, смотрел в молодое мамино лицо, чувствуя странную пустоту внутри. Можно было подумать, что из него вынули все внутренности разом и он – это не он, а кукла, поразительно на него похожая. Куда-то пропали все заботы, впервые за много дней у Сашки ничего не болело, впервые он не ощущал холода, голода и страха.
Кеша понимающе отошёл подальше, а странно заторможенный Сашка так и остался сидеть. «Я останусь здесь, – думалось лениво. – Здесь мне будет хорошо». Серые тучи стали ещё ниже, и вдруг из них гигантскими хлопьями повалил снег. Он падал, размокал в грязи и исчезал, он попадал Сашке за шиворот, таял на его горячих губах, но ему было всё равно. «Я очень устал, – думал он о себе равнодушно, как совершенно о другом человеке. – Я устал мёрзнуть и бояться. Шиз прав. Смерть – вот успокоение, я лягу прямо здесь и умру».
– Ты что, спятил! – Сашка услышал дикий Кешин крик и как будто очнулся: оказывается, он вплотную подвинулся к соседней, пустой ещё яме, и чуть не упал туда.
– Пошли отсюда, – Кеша тащил его за воротник. – Поплачь дома и успокойся, нечего с ума сходить! Довольно с нас одного Воронцова!
«Да он среди вас самый нормальный», – подумал Сашка.
На остановке Сашка опустился на землю и сидел молча, глядя перед собой. Кеша забеспокоился всерьёз:
– Ну что мне теперь с тобой делать? У тебя в городе больше никого нет? Знакомых хоть каких? А то я с тобой, психом, боюсь назад идти. Вдруг ты там полбригады перемочишь! Соседи у тебя есть? Друзья? – Кеша хлопнул себя по лбу. – Вспомнил! Давай адрес этой своей девчонки… Может она тебя в чувство приведёт!
Сашка назвал Катин адрес, удивляясь, как он его запомнил, и полез в подкативший автобус. Ему совсем не хотелось уезжать с кладбища. Опять заболели все его синяки и раны, опять стало холодно и тоскливо. Автобус тронулся с места и Сашка, наконец, сделал то, чего так давно хотел – уткнулся в Кешино плечо и заревел… В центре Кеша повёл его, как ребёнка, за руку. Сашка спотыкался, у него перед глазами всё плыло от слёз. «Это я виноват», – опять думал он. Себя было очень жалко.
– Смотри под ноги, придурок, – незло ворчал Кеша.
Придурок? Так в бригаде обычно называли Хныка. А чем он, Сашка, сейчас от него отличается? Идёт и ревёт, как девчонка. К тому же непонятно куда идёт… Сашка уже совсем забыл о Кате…
– Вот, вроде пришли. Здесь эта, твоя живёт?
Сашка поднял голову и увидел знакомый дом:
– Ты что, Кеша! Я туда не пойду!
– Пойдешь как миленький, – Кеша решительно постучал в дверь.
Катя открыла сразу. Мельком глянула на Кешу, потом на Сашку:
– Саша, что с тобой?
– Он к тебе в гости собирался, – Кеша взял инициативу в свои руки, – а зайти стесняется.
– Заходите, конечно.
Кеша толкнул Сашку в дверь и остановился у порога:
– Я, наверное, проходить не буду. Ещё напачкаю здесь.
«Можно подумать, я чище», – Сашка пошатнулся.
– Ой, – сказала Катя Кеше, – ты не уходи, пожалуйста. Вдруг с ним что-нибудь случится!
– Всё, что могло, с ним уже случилось, – проворчал Кеша, но остался.
Потом Сашка сидел на табурете и смотрел в пол. «Не упасть» – вертелось у него в голове, перед глазами всё плыло, перехватывало дыхание. «Болеет сильно», «С кладбища», «Нет» – слышались обрывки фраз, смысла и порядка которых он не мог уловить. Ему даже стало казаться, что в комнате уже человек пятнадцать и все советуют ему, как выздороветь. Даже Олег, почему-то оказавшийся рядом. Явно различался его басок: «Подлянку ты нам сделал…». Потом в нос ударил резкий неприятный запах. «Нашатырь» – послышалось Сашке. Он посмотрел вверх. Над ним наклонился бледный Кеша:
– Тебе лучше? Вот как мы обратно поедем? Вдруг автобуса не будет? Я-то доберусь, а вот ты…
– И ты не доберёшься, – запротестовала Катя. – Вас в вашем танковом училище не хватятся? Тогда я вам вечером постелю на полу. Ничего?
– Ничего! – Кеша явно обрадовался. – А твои родители против не будут?
– Папа с частью за город уехал. А маме я сейчас на работу позвоню.
Сашку уложили на узкий диванчик в комнате, где было много книг. Кеша ещё что-то говорил Кате, но Сашка не понимал что. Потом Кеша куда-то ушёл, а Катя сидела рядом и держала Сашку за руку. Он мельком подумал, что рука у него грязная, но выдернуть её из Катиной ладони не было сил… А в очередной раз приоткрыв глаза, Сашка обнаружил, что рядом сидит не Катя, а какая-то немолодая женщина.
– Я тебя узнала, – сказала она. – Ты учился в Корпусе, у Григория. Вы как-то с учений к нам в городскую больницу приезжали. Там у вас что-то взорвалось, да? Ты мальчика оглушенного привёл.
«Привёл. Я Илью привёл. Катькина мама – врач! Вера Ивановна… А Илья, гад, всё из-за него. Знал бы я тогда…» – у Сашки сильно закружилась голова.
– Ты горишь весь! – Вера Ивановна подняла на Сашке футболку. – Господи, а это что такое? Откуда такие синяки?
– Ногами пинали, – прошептал Сашка.
– Какой ужас! – она достала откуда-то ампулу с прозрачной жидкостью. – Сейчас я поставлю тебе укол от температуры, а потом вызовем медпомощь. Мало ли что у тебя там отбито…
В соседней комнате она о чём-то разговаривала с Катей и Кешей, но Сашка уже ничего не слышал – подействовало лекарство. Уже в темноте Кеша вошёл в комнату, постелил на полу одеяло:
– Ну ты попал, Санёк! Похоже, ты этой девчонке шибко нравишься, а вот мать её меня прямо допрашивала… Я заврался насмерть. А Катька классная! Я таких симпатичных давно не видел. Нет, чтобы мне с ней познакомиться! А ты, дурак малолетний, всё равно в женщинах ничего не понимаешь! Везёт, кому не надо! – Кеша шутя щёлкнул Сашку по лбу, потом вспомнил, что тот больной, добавил: – Эта тётка сказала, что тебя срочно в больницу надо, но нас ни в какую больницу не примут, имей в виду. У нас документов нет!
Кеша уснул очень быстро, а Сашка засыпать боялся. Боялся, что снова приснится Лёва. Или – мама. Вдруг она явится к нему во сне и скажет, что он виноват в её смерти? Как жить после этого? Да и надо ли?
– Ты не спишь? – Сашка понял, что на пороге стоит Катя. Она осторожно прошла в комнату, перешагнула через спящего Кешу и села рядом: – Я всё поняла. Твой Кеша врун, второго поискать, но он путается часто. У тебя мама умерла?
Сашка кивнул и обрадовался, что в комнате темно – если опять потекут слёзы, она, наверное, не заметит. Катя протянула руку и погладила его по волосам, он даже вздрогнул от неожиданной ласки.
– Ну, успокойся, всё наладится. Всё пройдет. Главное – пережить горе и всё снова будет хорошо.
Сашка слушал Катины слова, прижимался к её рукам, и так и заснул…
Наутро оказалось, что приезжавшие ночью медики Сашку забирать отказались из-за отсутствия документов. Впрочем, сам он этого не помнил. Запомнился только какой-то нелепый разговор про социальный госпиталь, куда свозят бездомных и то, что Катина мама сказала, что там он точно умрёт. Градусник, который периодически приносила Катя, упорно показывал больше тридцати девяти, всё внутри у Сашки болело, каждый вдох давался с трудом.
– Воспаление лёгких, – сказал кто-то.
Потом комната растворилась в непонятном зелёном вихре. И Сашка кружился в нём, пытаясь отыскать там кого-то и поговорить с ним. Потом Сашка вспомнил про Кешу и позвал его, но Кеша не пришёл. Вернулась комната. Возникла из зелени, плавно покачиваясь. И Сашка вдруг подумал, что так, как он сейчас, чувствуют себя матросы на корабле. Раньше, ещё до гимназии, он видел море на картинке и очень захотел стать моряком, но шла война, и в город, находящийся у моря, уехать было нельзя. «Всегда война. Когда я родился, шла война. Я рос, а война не кончалась. Теперь я умираю, а война остаётся и, может быть, будет всегда» – Сашка услышал, как хлопнула входная дверь, и почти сразу понял, что рядом сидит Катя.
– Твой друг ушёл домой, а ты пока полежишь у нас. Мама тебя вылечит, не бойся. Она хороший врач.
«Вера Ивановна хороший врач, а Краев хороший офицер. Катя станет, наверное, учительницей ботаники в гимназии. Зачем меня лечить? Какая от меня польза? Я умею только стрелять, но не хочу этого делать, – Сашка понял, что если бы его сейчас позвали назад в Корпус, он бы уже не смог вернуться. – Охранять Главу? Кому он нужен? Все копошатся в своём дерьме, и плевать хотели друг на друга! Кто-нибудь думает о Главе не по праздникам? А эти угрозы Конторы: будьте наготове, а то вас захватят бандиты из Энска. Неужели от этого что-то изменится? Куда бежал Илья? Везде одно и то же…»
Сашка почувствовал на своём лбу холодную Катину руку и открыл глаза.
– Ты не спишь? Я испугалась.
Он хотел ответить, но мучительно закашлялся.
– Тихо, тихо. Где ты так простыть ухитрился?
Он смотрел на неё, не отрываясь: она не была поразительно красивой, так, обычная девчонка, таких сотни. Вот только странные глаза и коса до пояса. Мама тоже ходила с косой. Давно, ещё до его рождения.
– Ну что ты так смотришь? Я это, я. Ты меня слышишь?
Сашка кивнул, и всё вокруг опять поплыло. Потом он услышал два голоса – Веры Ивановны и какого-то старичка. «Не жилец пацан. Вы тоже хороши – такую пневмонию на дому лечить…», «Катеринин друг, под машину попал… Сирота… Вы правы». Сашка понял, что раздет, и чьи-то сухие руки быстро его ощупывают. Стало страшно. «Ты нас слышишь, мальчик?», «Что будем делать?»
– Мама! – позвал Сашка.
Потом ему показалось, что он лежит в большом стеклянном пузыре, и никто не может его услышать: он звал кого-то, просил, кричал, но всё было бесполезно. Люди проходили мимо него длинной унылой вереницей, но никто не оборачивался на его крик. Даже Кеша прошёл рядом, помахивая магнитофоном. «Это не пузырь», – испугался Сашка. Сейчас он точно знал, что это гроб. Кривой, наспех сколоченный Кешей из гнилых досок. «Почему я в гробу? А, это я умер». Вокруг гроба толпой стояли ребята: Олег, Женька Коньков, Хнык, Пёс. Кеша опирался на лопату, Витька Шиз бормотал какую-то молитву. В вырытую для Сашки яму тяжелыми хлопьями валился снег. «Они хотят положить меня в такую сырую могилу, – подумал он абсолютно спокойно. – Почему я не умер летом?» Над ним наклонилась мама, поцеловала в лоб, отошла. Подошёл Кеша, потом Олег, потом Лёва. «Значит, я его не убил», – решил Сашка. Крышка стала медленно закрываться. «Но я же вижу их», – вдруг подумал он. «Тебе хорошо, – раздался Шизов голос. – Тебя живым похоронили, ты сможешь лежать и думать». Крышка закрылась, и сверху по ней забарабанили куски мёрзлой земли. Темнота окружила Сашку…