Так прошло несколько дней. Сашка, проснувшись, тотчас шёл на остановку покупать себе самогон и курево. Что происходило после обеда, он не помнил. Однажды утром он обнаружил, что денег у него совсем не осталось, а выпить опять хочется. «Это так просто, – подумал он. – Напиться и спать весь день, и никто тебя не тро­нет, и ничего с тобой не случится». Сашка пошарил в своём рюкзаке, достал сменную рубашку, поймал щуплого пацана из соседней группы. Пацан сначала сопротивлялся, но потом Сашка больно ударил его по шее и тот, причитая и ругаясь, отправился к падальщикам. Вскоре он принёс две зеленоватые бутылки неизвестно с чем. Одну Сашка спрятал подальше от Кешиных глаз, а вторую почти сразу выпил. Пойло было отвратительное: он отключился и обна­ружил себя в нетопленой комнате уже к вечеру. «Хорошо, что Кеши нет» – подумалось с трудом. Кеши, наверное, не было весь день. «К Кате ушёл» – решил Сашка, встал и направился к трубам – попить воды. За столом сидел Пёс и, к вялому Сашкиному удивлению, Эдик Кролик.

– Пьивет, пьиятей, – кивнул Кролик. – Пьязнуешь победу?

– Ловит кишечную инфекцию, – уточнил Пёс.

– Спийт всю инфекцию убьёт, – Кролик встал. – Ну, пока, пайни, пойду, пока не стьяшно.

– Эдик новенького привёл, – сообщил Пёс. – Тот сейчас у Уксуса. Ничего так па­рень, с мускулатурой.

Сашка поглотал ржавчины, умылся и поковылял к себе.

– Кеша ушёл к девушке, – опять заговорил Пёс. – А тебя обещал сам запинать, потому что ты у него не покупаешь бухло, а покупаешь какое-то дерьмо у падальщиков. И потом, ему тебя просто жалко. Он, конечно, ворчит, но не из-за денег только. В общем, есть вероят­ность, что ты от него рано или поздно получишь.

– Кто кого, – проворчал Сашка.

– Нет, Санёк, я думаю побить тебя надо, иначе допьёшся до делирия. Можешь и того… Летальный исход. Нельзя так со своим организмом обращаться.

– Да на хрен мне мой организм? Пользы от него… – Сашка добрался до лежанки и открыл вторую бутылку.

Как вернулся Кеша, Сашка, конечно, уже не заметил. Его придавил такой плотный сон, что совсем ничего не снилось и не мерещилось. Он не мог ни видеть, ни слышать, ни думать. Всё пропало вокруг.

Когда Сашка проснулся, было уже даже не утро, а полдень. Глаза долго не открыва­лись. В комнате слышался голос Кеши, который рассказывал про то, как он пытался угнать танк, и ещё один неизвестный голос. Наконец, Сашка разлепил веки. Кеша отвёртками разби­рал какой-то агрегат, а рядом, на тумбочке, сидел невысокий курносый парень с широкой улыбкой и насмешливыми серыми глазами.

– А вот и Санёк очухался, – сообщил Кеша. – Когда не в запое, и не хворый, мировой мужик. Стреляет как надо. Из засады сразу в лоб. На прошлой боёвке с десяток энских положил.

Неизвестный парень подошёл к лежанке Сашки и, подавая руку, представился:

– Юра Рощик. Бывший обитатель двадцать второй этажки.

– У него всю группу нафиг накрыло, – добавил Кеша.

Сашка вяло протянул дрожащую руку и парень пожал её.

– А что у вас за Витька такой? – спросил Юра. – Вчера Женька ваш поселил к нему. Я поговорил с ним, ну он и мастер по ушам ездить. Какой-то Сидхарта, дух мёртвого Лёвы и этот, подожди, чёрный разум. Про тебя, Сашка, вообще чего-то нёс, я не разобрал. Это нор­мально?

– Нормально, – буркнул Сашка и, пошатываясь, пошёл умываться.

Вода была ледяная и очень отрезвляющая. Если её держать у висков, то немного легче становилось голове, и она уже не раскалывалась так сильно, как раньше. Хотя вода была ржа­вая, Сашка опять сделал несколько глотков, пока не заломило зубы. Наконец, обернувшись, он увидел Витьку. Шиз, прищурившись, не мигая, смотрел на него.

– Ты плохо поступаешь, – сказал он холодным голосом. – Затуманив внутрен­ний взор, никогда не достигнешь просветления и не освободишься от чёрной кармы. Ты уже почти достиг его, но теперь тебя влечёт в пучину безрассудства. Не нужно идти лёгким путём, достигая вечности. Только тяжёлая болезнь, пост и отсутствие мысли могут привести тебя к очищению. Помни: лёгкое не есть истинное.

– Слушай Шиз, тебе не всё равно, куда меня запучит? Ты бы налил опохмелиться или дал сигарету, мы бы тогда поговорили, – сказал раздражённо Сашка.

– Как ветер, несущий облако на север и несущий облако на юг, наступает неотвратимо момент истины и просветления. Он уже идёт. Он будет здесь через двадцать или тридцать. А пока думай, – сказал Шиз и ушёл.

Когда Сашка вышел из ванной, коридор был уже пуст. Голова опять сильно заболела, мо­жет, от выпитого вчера, может, от слов Шиза. В комнате тот же Кеша раскурочивал свою железку, Юра сидел всё там же.

–…И вот эта девка начала, как бы, меня загружать: давай, кончай курить, а то я тебя не люблю – ну я плюнул, растёр и пошёл к другой. Я вообще не люблю, когда командуют мной всякие кобылы. Только сиськи у неё хорошие были. А так дура дурой.

Кеша, который слушал монолог Юры со скептической улыбкой, повернулся к Сашке и сказал:

– Я тебе рассола огуречного припас. Вчера спёр банку огурцов. Огурцы мы уже стре­скали, а рассол я тебе оставил. Как другу, всего за два гроша. Потом отдашь.

– Слушай, механик, – спросил Юра. – Ты чего-нибудь просто так даришь?

– Я тебе потом скажу, что он исключительно бесплатно раздаёт, после сытного обеда, – буркнул Сашка, шаря в карманах в поисках грошей.

Рассол не очень помог, хотя жажду немного утолил. Кеша ещё немного повозился с техникой и отправился за какой-то резинкой к Женьке.

– А что, у вас этот, в шлеме, всегда такой? – спросил Юра. – Я ему сегодня предлагал к девкам пойти в центр. У меня там знакомые проститутки. Обслужат за пять марок как надо. Главу так не обслуживают. А этот ваш Кеша, кислый какой-то, нет, говорит, я деньги эко­номлю, на фирму.

– На ферму, – поправил Сашка.

Вернулся Кеша. Посмотрел на Юру, потом на Сашку, прошёл к столу и опять занялся починкой. Сашка поворочался ещё немножко, слушая непрерывную болтов­ню парней – оказалось, что Юра такой же словоохотливый, как и Кеша, и наконец, не вы­держал:

– Лажу гоните, как бабы базарные. Вам бы вместе жить – не затыкались бы.

– А ты иди у Пса поспи, – предложил Кеша. – Он только книжками шуршит. Хотя, нет, ради тебя он, пожалуй, тоже молчать не будет. Лекцию прочтёт о вреде бухания.

 Сашка встал, посмотрел на Кешу злобно и действительно отправился к Псу.

– Чё-то не в себе твой сосед, – сказал за спиной Юра.

– Да нет, он нормальный пацан, просто у него мать померла недавно, – вяло возразил Кеша.

Пёс книжкой не шуршал – он сидел на кровати и пытался попасть ниткой в иголку. На­верное, ему было плохо видно игольное ушко через треснувшие очки, поэтому все попытки оканчивались неудачами.

– Вот, – сказал он, увидев Сашку, – штаны распорол на боёвке, а зашить никак ру­ки не дойдут. Ты мне нитку не вденешь? Я бы Янсена попросил, но вдруг он за такую ус­лугу грош потребует? А мы с ним вроде только примирились.

Сашка молча взял иглу, потыкал ниткой мимо ушка, заматерился.

– Руки дрожат? – поинтересовался Пёс. – Нехороший признак. Шиз бы сказал, что к смерти. А ты, кстати, зачем пришёл?

– Нотации твои слушать, – буркнул Сашка, укладываясь в уголке на полу. – Будешь мне спать мешать, урою!

Пёс вздохнул и продолжил своё занятие… Когда Сашка сквозь сон опять услышал голос Юры Рощика, он подумал, что это ему снится, перевернулся на другой бок, но голос никуда не исчезал, а, наоборот, становился всё более отчётливым:

– …А эта сестричка говорит: «Давайте я вам здесь помассирую». Я говорю: «Давайте». Ну она стала мне массаж делать. Я её хвать за руку…

Послышался гогот Пса и сдержанные смешки Кеши.

– Мы с ней давай так и эдак. То я сверху, то она, – продолжил Юра. – Потом встали, по­ели. Она мне весь обед в постель принесла. А после прыг сама в неё. И мы дальше стали кататься.

– Да ты, Юрик, просто мастер «Камасутры», – сказал Пёс.

– Чего? – не понял Юра.

– Ну «Камасутра», это такой древний трактат о любви, ещё довоенный, – просветил его Пёс.

– Точно, Камасутра и есть, – поддержал Пса Кеша. – Готовая кликуха.

– Ну, Камасутра, так Камасутра, – простодушно согласился Юрик. – Мне всё равно, как зовут, лишь бы девки любили.

Сашка поднял воротник куртки, пытаясь заткнуть себе уши, но парни хохотали слиш­ком громко.

– Ну, ты талант заливать! – наконец сказал Кеша. – Это же всё неправда, да? Ты ведь сочиня­ешь! У нас Хнык о бабах тоже трепался, но тот так – без подробностей.

– Хнык врал, конечно, – поддержал Пёс. – Кому он был нужен? У него и зрелость-то по­ловая ещё не наступила.

«Про Хныка, и ржут, – подумал Сашка и начал злиться. – Твари, спать не дают. Уро­ды!»

– А эта книжка довоенная, она с картинками? – спросил Юра. – Ну, которой ты меня обозвал.

– «Камасутра»? – Пёс, наверное, собирался рассказать про картинки, но этого Сашка уже слушать не захотел. Он встал, чуть не взвыв от головной боли, и несильно толкнул Юру в плечо.

– Камасутра, камасутра, сифилис ты, сука, ходячий!

Юра посмотрел на парней, и было видно, что он не знает – стукнуть Сашку или не связы­ваться. Сашка не стал дожидаться его ответа и вышел из комнаты. На мешках в подъезде сидел Гога с обрезом. Сашка улёгся рядом, спросил без особой на­дежды:

– Выпить есть? Только мне надо бесплатно, я совсем пустой.

– Я бы дал, но мы всё высосали, победа же! – Гога сочувственно посмотрел на Сашку. – Сам вчера с бодуна маялся. Вот травки есть чуток, если только в долг.

– Сам кури, – отказался Сашка, – я не нарик.

– Да? – Гога на самом деле извлёк из кармана косячок. – А по виду не скажешь.

Сашка отвернулся от него и попытался уснуть, но сон почему-то не приходил. Тошни­ло, голова гудела так, как не гудела даже после травмы, во рту был отвратительный привкус, кости ломило. «Сдохну, – подумал Сашка. – Прямо сейчас сдохну». Мимо то и дело проходи­ли парни, кто еле держась на ногах, кто злой с похмелья, кто вполне нормальный. Сашке каза­лось, что они ходят не просто так, а специально, чтобы не дать ему спокойно поспать.

– Дрыхнешь? – спросил вскоре Гога. – Подержи обрез, по нужде сбегаю.

Сашка взял ствол, положил прямо под себя и опять закрыл глаза. Наверное, после этого он всё-таки заснул, потому что из темноты его вытащил голос Кеши:

– Тебя, Гога, на пост посадили, ты и сиди. Мог бы вон в уголке помочиться, а то понес­ло куда-то…

– Ему в дурку пора, а ты ствол доверил, – поддержал Кешу Юра. – Вон, пацаны, гово­рили, он уже своих гасил! Вы бы, парни, сдали его, пока не поздно.

– Заткнись, секс-машина, – неожиданно вмешался Пёс. – Ты человека не знаешь, а вы­сказываешься.

«О чём они? – удивился Сашка и понял. – Я же на обрезе лежу, а пацаны боятся его за­бирать». Он открыл глаза, вытащил обрез из-под себя, и протянул Гоге.

– Пойдём домой, Санёк, – позвал Кеша. – Здесь холодно спать.

– Разлёгся на пушке, как собака на сене – ни себе, ни людям, – вздохнул Пёс.

Сашка встал, мрачно посмотрел на Пса, потом на Юру с Кешей и сказал:

– Вот, как стало мне плохо, так и начали вы со мной, как с собакой! Особенно ты, Янсен, жадная твоя рожа!

Сашка пошёл по лестнице, а ребята остались внизу:

– Видишь, Кеша, – сказал Пёс. – А вроде вы друзьями были.

«Нет, хватит, – думал Сашка уже на своей лежанке. – Что-то сильно мне фигово. Нико­гда бухать больше не буду. Сдохну, а не буду. Потому что если буду – то сдохну». Сашка ворочался, матерился, и чувствовал себя всё хуже и хуже.

Вечером пришёл Юрой с кучей тряпья, стал расстилать на полу.

– Спасибо, Кеша, что ты меня пускаешь на сегодня. Этот ваш Воронцов там свечки по всей комнате расставил, мелом на полу чего-то чертит и в астрал меня зовёт. А чё такое астрал, не объясняет. Как я спать должен?

– А ты с ним про женщин поговори, – посоветовал Кеша. – Не пробовал?

– Пробовал, а он тогда про стодневное молчание чё-то лепит. Трудный человек! Кстати, он за этого твоего Ерхова молился вчера, говорит, недолго пацану кирять осталось, через два­дцать дней откинется.                                                             

«Откинусь… Обойдётесь, – подумал Сашка. – Кто вперёд ещё». Парни ещё немного по­говорили и заснули. Заснул и Сашка.

Утром оказалось, что голова почти совсем не болит. Юра с Кешей сидели у печки и пи­ли чай.

– Ну вот, – говорил Юра, – это значит, не местная была, я как узнал, что из пустынников, офонарел! Но там-то они все одинаковые, какая мне разница! Только плохо, что непонятно, что говорит. Я того, молча не привык с бабами…

– Здорово, болтуны, – сказал Сашка и полез в рюкзак за кружкой. – Чаю не жалко?

– Жалко. На фиг тебе чай теперь? Ты у нас по другой жидкости спец, – проворчал Кеша.

– А может, я завязал?

– Может, и завязал, но пока не заметно. Переселяйся ты к Шизу, Санёк, он тебя и отпоёт за разом, когда подохнешь. Мне с тобой в напряг жить становится.

Сашка налил в кружку кипятка.

– Ну что, переселяешься? А мы с Юриком, – Кеша смотрел на Сашку, и было непонятно, серьёзно ли он говорит.

– Хрен вам, – сказал Сашка. – За тебя, Кеша, страшно, вдруг он тебя изнасилует.

– Ну чё ты? – обиделся Юра. – Лаешься и лаешься, кто с тобой жить захочет!

– Тебя и даром не надо, – отрезал Сашка.

Юра встал, поставил свой стакан на стол и вышел.

– Кеша, ты не уходи, ладно? Я с тобой не хотел ругаться, – Сашка потянул Кешу за ру­кав. – Я, правда, не буду бухать.

– А мне, по фигу, Санёк. Ты ведь нормальным пацаном пришёл, мы дружили даже, но теперь я не знаю, друг ты мне или нет.

– Знакомо, – тихо сказал Сашка. – Меня вот из-за лучшего друга в эту помойку занесло. Кто он мне теперь?

– Я бы забыл уже. Ты мог и здесь нормально жить, никто тебе спирт в рот не наливает, – Кеша пил чай и злился. – Свиньёй легче всего стать. Ты сейчас прям как Лёва, покойничек.

– Да ладно тебе…

– Не ладно, или завязывай, или вали к Шизу, я с Юриком буду жить.

– Там из жрачки чего-нибудь можно найти? Я есть хочу, – сказал Сашка.

– Конечно, хочешь, – согласился с ним Кеша. – Ты, пока пил, ничего не ел почти. Мы на тебе такую экономию развели. Сам откроешь банку, или мне потрудиться?

– За пять грошей? – поинтересовался Сашка.

– Дурак ты и чмошник, – сказал Кеша. – Я как лучше хочу.

– Спасибо, – ответил Сашка и дрожащими руками сам открыл банку с тушёнкой. Вскоре банка была пуста, и он попросил ещё.

– Ты бы умылся, что ли, от тебя такой перегар прёт! Во рту бы пополоскал. Тебя Катя звала в гости, а я ей сказал, что ты простыл на боёвке. Не тащить же такое уродище к де­вушке. Если дня за три оклемаешься, мы к ней вместе сходим.

Сашка с набитым ртом кивал ему. Кеша ещё чего-то поворчал, а потом протянул руку.

– Мир…

«Конечно, чего это я, – думал Сашка, сидя на подоконнике и глядя на развалины в дырочку посередине фанерки. – Чуть совсем не спился из-за Яснова. Обиделся, что он со мной говорить не хочет. Да и пусть сдохнет там один. Кеша куда лучше».

Кеша кивнул Сашке:

– А может прямо сейчас в баню и пойти? Куртки постираем. До завтра высохнем, и, может, сразу поедем. Я уже по Кате соскучился.

– Ромео, – фыркнул Сашка. 

– Это ты ругаешься?

– Да нет, так в одной книге звали влюбленного идиота. Не веришь, у Макса спроси.

– Нет, я верю, – Кеша подумал. – Ну и что с этим Ромео случилось?

– Помер, – серьёзно сказал Сашка.

– Помер? – Кеша подбросил в мангал картонок. – Не, это не про меня книга. А Кате мы сейчас нужны. Ты вот не пошёл тот раз, а зря. Знаешь, мать у неё плачет всё время. Говорит, сына убили, мужа убили, зачем жить теперь. Кате-то всё это слушать приходится. Ты бы пришёл, хоть отвлёк…

После бани парни сидели у мангала, приглядывая, чтобы не загорелась развешанная над ним одежда. В комнате было тепло и кроме Сашки и Кеши с Юрой, сюда пришёл Пёс и даже Шиз со своим чайником.

– Слушай, Сань, – спросил вдруг Кеша тихо. – Я в бане посмотрел… Чего у тебя на вене синяк такой? Ты чё, колол­ся?

– Кровь сдавал за деньги, – отмахнулся Сашка.

– Фу! А я как увидел, думал, ты уже наркуешь. А чё, много платят?

– Мало.

– Ну и не сдавай больше! Лучше чего-нибудь спереть и продать, так здоровье не пор­тится.

– Не буду, – Сашка смотрел в огонь, и ему казалось, что у него начинается новая жизнь.

– Ну что, опять будем слушать нашего сексуально озабоченного приятеля? – спросил Пёс. – Или Ерхов опишет нам чёртиков, которых ловил всё это время?

– Отвали от него, – сказал Кеша.

 Пёс пожал плечами.

– Ну тогда ты, Камасутра, может, что-нибудь на своей домбре сыгра­ешь? А то принёс, она у меня в комнате так и валяется.

– Это не домбра, это балалайка, – Юра, надувшись, вышел и вернулся с балалайкой. Сашка никогда раньше не видел таких инструментов. Балалайка была вся в надписях: «Та­щусь от Юрика», «Вован, 10 мая», «Штурмовики – лучшие». Рощик побренькал немного и вдруг запел дурным голосом:

– Дует ветер с севера, а потом и с юга. Приходи ко мне скорее, голая подруга.

– Пошлость не украшает страдальца, – сказал Витька и вышел.

Юра, не расслышав слов Витьки, проорал под треньканье ещё слова о дятлах, коне в пиджаке, бабах в озере и рояле. Потом он отбросил свой инструмент и, гордо посмотрев на парней, сказал:

– Ну и как?

– Впечатляет, – заметил Пёс не без ехидства.

Сашка поморщился – Юрино пение не вызвало у него ничего, кроме головной боли. Парни ещё долго трепались, пили чай, играли в карты. Сашка немножко посидел со всеми, а потом тихо убрался к себе на лежанку.