Гостей набилась полная комната: Пёс с Юрой, пара шлюшек, Гога и ещё несколько малознакомых парней из соседних высоток. Юрин самогон хоть и оказался плохим, но действовал убойно. Уже после второй кружки комната вокруг стала покачиваться. Подсевшие к Сашке девицы лезли целоваться, обдавая его запахом дешёвого курева и дрянных румян. Сашка отворачивался, но потом не выдержал напора самой упитанной и был измызган слюной. Оторвавшись от липких губ, Сашка почувствовал, как все смотрят на него. Незнакомые парни с завистью, девица – победно, а у Пса, как показалось Сашке, взгляд был задумчивый.

– Ты, командор, сильно не напивайся, ты пьяный дурной, – через минуту напомнил Пёс.

– Я тоже дурная, – заступилась за Сашку одна из проституток. – Ой, блин, такая дурная.

– Хрен с тобой, – вздохнул Пёс. – Этот тип ещё из автомата может палить…

– А у меня автомата нет. Только вот, – Сашка помахал в воздухе браунингом и опять сунул его за пояс. – И то не заряженный. Так что вы в безопасности.

Все, кроме Пса, почему-то захохотали.

– На прошлой боёвке ещё был у нас Шурик, к фермершам ходили. Вот они сочные… – начал было Юрик.

– Ты всё про своих баб, – оборвал его Сашка, – Успеешь ещё рассказать. Мы тут мой день рождения празднуем, или что? Может, следующего не будет. Надо выпить.

– Точно, – согласился Пёс. – Это повод. Вот мы Волка день рождения праздновали, так он так и говорил: пейте последний раз.

– Ага, – припомнил Юра, – в моей группе тоже перед боёвкой у одного чувака справляли именины. Теперь степь удобряет.

– Давайте, – предложил Сашка, – выпьем за наших друганов погибших.

Сашка разлил остатки самогона по кружкам, открыл две банки тушёнки: свою и Кешину. Взяв кусочек, передал остальным. Последними были девицы, которые принялись пальцами выскребать жир со дна банки, громко чавкая и хихикая. Сашка представил на их месте Катю и отвернулся. Катя была не такая. Катя была милая и добрая. И ещё очень одинокая. «Ей сейчас нужна поддержка, помощь. Когда я болел, Краевы мне помогли. Катя свечки жгла, – думал Сашка. – А Кеша пошёл к ней сегодня один. Конечно, Кеша много лучше чем я. Он бережливый, всегда трезвый, может, станет богатым лавочником». Та, убежавшая от Сашкиного гнева проститутка, похоже, была права: лавочник – это выгодно. Так что Катя будет встречаться с Кешей, а потом выйдет за того замуж и родит ему детей. А у Сашки, штурмовика, пьющего и нервного, нет никакого будущего. Кроме, пожалуй, таких вот девиц, как эти, сидящие рядом…

В комнате стало почему-то тихо: ни тренькания Юриной балалайки, ни смешков шлюшек, ни болтовни незнакомых парней. Сашка обернулся и увидел только Пса, сидящего на Кешиной лежанке и почему-то сосредоточенно глядящего в каску, которую держал в руках.

– А все где? – спросил Сашка.

– Ушли, пока ты тут мечтал, закатив глаза, – сказал Пёс и отложил каску. – Алкоголь кончился, вот они и ушли. К Уксусу. Он тоже что-то празднует.

– Забавно, – хмыкнул Сашка. – А ты чего не пошёл?

– Мне хватит уже, – пояснил Пёс. – Да и тебе хватит. Ты собирался куда-то. 

– Угу, к девушке. Ты, Максим, ходил к девушкам?

– К проституткам? – уточнил Пёс.

– Нет, к нормальным. К гимназисткам, например.

– Я некрасивый, – признался Пёс. – К шлюхам, ещё куда не шло, а нормальным я не нужен. Да ещё и штурмовик.

– А ты хоть раз любил?

– Любил, а что с того, – Пёс вздохнул и напялил каску. – Даже признался. Конечно, мой объект влюблённости меня послала. Сказала, что мои нездоровые чувства выводят её из себя. И вообще, мол, иди, Максим, на… Далеко, в общем. Наверное, она была права. Я так поразмыслил потом…

– Давно?

– Давненько уже, – Пёс пошёл к выходу из комнаты. – Пойду вздремну. И тебе советую.

Сашка, оставшись один, почувствовал вдруг себя совершенно потерянным и поспешил из комнаты, стремясь пойти куда угодно, пусть даже к Уксусу, лишь бы не оставаться здесь.

В коридоре Сашка столкнулся с Шизом, внимательно посмотревшего на него. Сашка остановился, ожидая каких-то обычных Шизовых слов, но тот молчал.

– Чего, Шиз, скучаешь? А у меня день рождения. Бери пузырь и айда к коменданту бухать.

– Тебе это не поможет, – произнёс Шиз.

– Кретин, – сказал ему Сашка, уходя.

Через десяток минут, раздобыв полбутылки ячменного пива, Сашка вошёл в квартиру Уксуса. С порога его обдало жарким, словно банным воздухом, в котором смешался пот и сивушный запах. Уголь здесь явно не экономили. С кухни раздавались стоны проституток, отрабатывающих водку, пищу и хорошее отношение. В коридоре валялся лицом в собственной рвоте какой-то парень. Перешагнув через него, Сашка оказался в бывшей комнате Волка, где собрались уже парни из соседних бригад, в их числе Гога с Джоном и Юра. Они приветливо помахали ему и усадили рядом, на продавленный мягкий диван, неизвестно откуда взявшийся здесь. Скоро появился сам Уксус, на ходу застёгивая штаны и, увидев Сашку, вдруг предложил на выбор несколько стаканов разной выпивки от бурды из картофель­ных очистков до чистого спирта.

– Давай, командор, выпьем, сучёныш. Хорошо, я тебя ещё не пришиб со зла, – сказал он.

Сашка пил и с каждым новым глотком чувствовал себя всё более раздражённым. Всё смешалось в голове: самогонка, пиво, слова Пса, слова проститутки, Катино «Я тебя люблю». Всё это слилось в какую-то неподъёмную, неохватную безнадёгу…

– А ты чё к бабе своей не пошёл? – поинтересовался подсевший Юра. – Чё к ней Янсен попёрся?

Юра был совершенно пьяный, гимнастёрка его была расстёгнута, лысина блестела от пота.

– Правда, – Сашка помотал кружащейся головой, – зачем он попёрся?

– Так ты проверь, – предложил Юра.

Сашка встал, махнул рукой, чуть не свалившись, и сказал:

– Ладно, пацаны, шикуйте, а я к своей тёлке пошёл.

Пьяный Гога и несколько Уксусов помахали ему руками.

– Я с тобой, – заплетающимся языком сообщил Юра.

Они вышли на улицу. Конечно, автобуса не предвиделось и в центр пришлось идти пешком.

– Зачем мы туда идём? – периодически интересовался Сашка.

– К твоей девке, – напоминал ему Юра.

Дорога казалась изрытой ямами, кочковатой, грязно-липкой. Сашку сильно тошнило и пару раз вырвало, но легче от этого не стало. Возле самого дома Кати стоял киоск, где Юра купил ещё выпивки. Сашка, преодолевая отвращение, сделал из горлышка несколько глотков, потом Юра тоже отхлебнул, а бутылку завернул в газетку.

– Спрячем от девушки, – сказал он, подмигивая.

Катя открыла сразу и улыбнулась:

– Я так и знала, что ты придёшь. Хоть Кеша и врал, что нет. А мама уехала. Мы с Кешей дома одни.

– Одни? – тупо переспросил Сашка. За длинную дорогу он несколько протрезвел, но всё равно соображал плохо.

За спиной Кати показался Кеша. Оглядел Юру и Сашку с осуждением и сказал:

– Наквасились, аж на ногах не стоите. Как не стыдно!

– Мне стыдно? – удивился Сашка. – А ты вообще, чего сюда приволокся? Я тебя отпускал? Ты чего, правил не знаешь? Уходишь – предупреди командора.

– Ты говно, а не командор, – заявил Кеша.

– Пойдёмте в дом, – предложила Катя. – Я чай поставлю. Проходите.

Юра подмигнул Сашке и шепнул:

– А чё это они тут делали одни? Ты подумай.

Сашка исподлобья оглядел Кешу и подумал, что на самом деле Кеша пришёл не просто так. Наверняка, он целовал Катю… И не только целовал. А она ему всё позволила, потому что он выгодный жених.

Сашку зашатало.

– Ты сукин сын, – зло сказал Кеша, хватая его за воротник, чтоб он не упал, – нализался так, что на ногах не стоишь! Я тебя как человека просил: пойдём вместе!

– Не надо, Кешечка, его ругать, он не специально, –  вмешалась Катя. – У него просто праздник.

– Да, суки, у меня праздник. У меня-то праздник. А у тебя и Кешечки твоего? – Сашка изо всех сил отпихнул от себя Кешу и прижал к стене Катю. Тоска и злость вдруг слились вместе и выплеснулись наружу в виде отдельных слов, фраз, ни одну из которых Сашка не решился бы произнести раньше. А теперь было всё равно. Хотелось сделать как можно больнее этой дуре, позарившейся на Кешу, Кеше, себе самому. И Сашка кричал: – Да, у меня праздник. Я сегодня жив. Завтра, может, меня на боёвке убьют. В любой день вызовут и убьют. Придёт Кролик и скажет: «Готов кровь проливать?» Что ты, Ерхов, скажешь? Скажешь: «Есть!» Мы же дохнем, как собаки. Олега вон очередью из броника прошило, от Волка вообще ни­чего не осталось, папе твоему ноги оторвало. Я видел его! Он ужасно умер! Поэтому и гроб запаяли, чтобы у тебя крышу не унесло, когда глядеть станешь! И многих так… Вы это ни черта не знаете! У вас, сук, всё хорошо! Никакой войны нет! Посмотришь, так всем в центре плевать, что нас там убить могли. Вас бы в степь! Вот что ты тут в войну делала? В свою мерзкую гимназию ходила? Крыс разводила? А ты их жрала? – По щекам у Кати покатились слёзы. – Что сопли распустила? Хреново тебе? А чаи тут пить пока других убивают не хреново, а от одного парня к другому перебегать не хреново? Сашенька, Сашенька, а теперь прыг – и Кешенька! – Сашка пошарил за поясом и вытащил свой браунинг. – А вот когда возле твоей рожи пистолетом махают – ты это хоть раз чувствовала? – он направил пистолет в лицо Кати. Катя молча плакала. – Не бойся, он не заряжен. Я, конечно, могу зарядить и выстрелить, но не буду. Молись своему Богу, который делает таких свиней, как ты. Кстати, спасибо за свечи. Я их на этот классный пис­толет сменял.

Сашка опустил руку и повернулся к Кеше. Тот стоял совсем белый.

– Ну, давайте, целуйтесь, тыры-пыры, – сказал Сашка напоследок и, шатаясь, пошёл из квартиры вон.

Дорога до дома казалась очень долгой. К развалинам Сашка уже не шатался и не споты­кался. Он только ругал себя. Ругал последними словами. Конечно, он понял, что произошло, но изменять что-то было уже поздно. Войдя в развалины, он вытащил браунинг и зарядил его. Совсем неподалеку слышались вопли пьяных штурмовиков и их подруг. К Сашке опять вернулось то далёкое, почти уже забытое чувство одиночества. Сейчас он был один, в одно­часье, по своей же глупости и несдержанности растерявший всех близких друзей. Вчераш­ний сон казался сейчас куда лучше, чем реальность. Под ногами вдруг послышался не то визг, не то хрюканье. Что-то чёрное бросилось бежать. Сашка вскинул пистолет и выстрелил. Потом выстрелил ещё раз. Небольшое чёрное существо упало неподалёку. Оказалось, что это была жирная крыса, вернее всё, что от неё осталось. «Для крысы сегодня уже наступило, – подумал Сашка. – Интересно, когда оно на­ступит для меня?» Послышались шаркающие шаги. Из темноты показался пья­ный парнишка.

– Чего стреляешь? – спросил он.

– Да так, патроны лишние, – сказал Сашка.

– Ну так отдай мне, – хмыкнул парнишка.

– Держи, – Сашка отдал ему пистолет и быстро пошёл от этого места. Удивлённый па­рень ещё кричал вслед, но Сашка его уже не слышал.

На мешках сидел Зомби, вертел в руках самокрутку и пле­вал себе под ноги. Сашка хотел пройти мимо, но Зомби молча подставил ему подножку.

– Охренел? – заругался Сашка, свалившись на мешки. – В рыло хочешь?

– Не, – идиотски улыбнулся Зомби. – Хочу сигарету за новость.

– За какую новость?

– Сигарету гони.

Сашка достал из кармана немного махорки и газетный обрывок:

– Хватит с тебя. Новость?

– Тебя пацан какой-то чокнутый искал. Прикинь, холод такой, а он в одной гимнастёрке, а на груди дыра, как от пули. Я хотел его на хер послать, а потом подумал, может тебе интерес­но, – Зомби опять заулыбался наполовину беззубым ртом. – Он там, наверху.

Сашка удивленно посмотрел на лестницу и подумал: «Кто меня мог искать?». В кухне на разломанном кресле сидел Шиз и рассказывал Павлику что-то про домовых. Дверь в комнату Пса и Юры была открыта, Пёс спал на полу, а у порога поблёскивали совсем раздавленные очки. Сашка поднял оправу, бросил на кровать и пошёл к себе. У мангала спиной к нему сидел пацан в чёрной форменной гимнастёрке и совал в огонь ветки. Сашка сел рядом, смотрел на пацана непони­мающе. Это был Илья, бледный, конечно, но вполне живой.

– Привет, – сказал Илья. – С днём рождения!