Чай вскипел, и Сашка с Ильёй прихлёбывали его из мя­тых кружек. Илья, щурясь, смотрел в огонь, а окончательно протрезвевший Сашка – на него.

– Я думал, ты умер, – наконец, сказал он.

– Ну ты же меня спас.

– А Контора?

– Утром приходили мужики какие-то, да я не стал ждать, чего им надо – вылез в окно, и пусть ловят. Только ты, Сань, зря им сказал своё имя, теперь они меня смогут у тебя най­ти.

– А ты им что сказал?

– Я молчал всё время, врач решил, что я немой после ранения.

– Ну ты даёшь! – удивился Сашка. – Ты же в Корпусе полчаса помолчать не мог, даже на построениях вертелся, поговорить хотелось. А тут столько дней!

– Жить захочешь… – мрачно сказал Илья.

– А почему ты меня в степи тогда бросил? Стукнул и бросил. А если бы я умер?

– Я же специально не сильно стукнул, а потом ещё подождал немного, убедился, что тебя подобрали. Так что умереть ты не мог.

– Мог, – мстительно сказал Сашка. – Я потом знаешь, сколько раз чуть не умер! А виноват ты. Из-за тебя меня выгнали.

– Ну, Сань, я же не знал, – Илья занервничал. – Я не специально! Ты ведь меня про­стил, мог ведь и не подбирать в степи, а подобрал.

– Я же не ты, и потом тебя Витька Шиз спас, – Сашка закурил. – Дать сигарету?

– Нет. Мне дышать-то до сих пор больно иногда, куда уж курить! Мне вообще так пло­хо, Сань! Всё наперекосяк…

– У меня, думаешь, лучше? – Сашка невесело усмехнулся. – Ты меня так подставил… Да и не меня одного. Краева из-за тебя в пехотную часть перевели, а потом он на Южном погиб. Василя, Макара, Вовку – всех выгнали. К матери моей из Конторы приходили… Ради чего? Зачем ты в этот Энск побежал? Теперь-то можно сказать?

– Можно, – Илья кивнул, – только ты, Сань, не смейся. Я сам теперь знаю, что дурак. Только тогда мне казалось, что я всё правильно делаю…

Илья замолчал, поболтал в кружке остатки чая и, глядя в пол, сказал:

– Я к отцу своему бежал.

– К отцу? – Сашка оцепенел. – У тебя же нет его…

– Конечно, нет! – Илья встал, подошёл к окну, встал, отвернувшись от Сашки, и сказал в это окно: – Только когда мне сказали, что есть, я поверил.

– Кто сказал?

– Один офицер у нас в Корпусе. Тебе незачем знать, кто… Сань, ты не понимаешь… Ты не жил в приюте. У тебя мать не умирала…

Сашка промолчал.

– Она мне говорила, что отец был солдатом и пропал без вести. То есть погиб, а могилы не было. А в приюте знаешь, как к нам относились… Особенно к тем, у кого никаких родственников не было. Да что приют, – в голосе Ильи появилась обида, – даже в Корпусе. Никто не считал меня таким, как все. Потому что я был приютский. Хоть что бы я делал, хоть как бы учился, всё равно я был там не своим. А тут этот тренер… Он мне сказал, что всё обо мне знает, что мать мне врала от стыда, а родила меня от солдата из Энска, когда они в ту войну их посёлок взяли. Он сказал: хочешь отца увидеть?

– И ты захотел… – закончил за Илью Сашка.

– А ты бы не захотел? Он и просил-то ерунду: мол, ему пакет надо в Энск передать, так вот он мне карту даст, адрес в Энске, а я, как пакет отдам, могу там остаться и отца найти. Теперь я думаю, он сам перебежать хотел, только связей у него не было, вот и послал меня, дурака, наугад – авось получится.

– И что? Он тебя обманул про отца?

– Естественно. Пакет у меня забрали, пинков надавали – и в штрафбат. Там мне уж и приют за мечту показался. Вот, у Форпоста нас в бой кинули, когда уже понятно стало, кто победит. Так, считай на убой. Мы с пацанами двумя испугались, решили к вам перебежать. Я сказал, попытаемся в штурмовики записаться. Форму вот с трупов поснимали, да мне не повезло: как шарахнуло в грудь, думал, сдыхаю, потом очнулся – грузовик и ты на меня смотришь, второй раз очнулся – опять ты. Я думал, это бред такой. Думал, не может быть, чтобы мы встретились. А теперь я пришёл, чтобы всё объяснить. Мне теперь ни тут, ни в Энске места нет. Найдут – расстреляют. Так чтобы хоть ты зла не держал.

– Да пошёл ты, злиться на тебя, – вздохнул Сашка.

Он посмотрел на Илью. Тот был одет совсем легко и, добираясь сюда по развалинам, наверняка замёрз. А ещё, наверняка, Илье было очень страшно. Потому что только холод, боль и страх можно было получить в городе легко, а счастье и тепло приходилось добывать. И в Энске, наверное, тоже. И везде. Во всех-всех городах, разбросанных по земному шару… Кроме, пожалуй, только одного.

– Илья, а ты слышал про город счастья на юге? – поинтересовался Сашка.

– Слышал, – неожиданно сказал Илья. – В Энске, в бараке штрафбатовском пацаны болтали. Типа, развалин там нет, и никто друг друга не убивает…

– И конопля на улицах…

– Может быть, – Илья глубоко вдохнул, скривился от боли. – Вот зараза, болит и всё.

– Илья, – Сашка подошёл к другу и встал рядом, – ты вон до Энска добрался. Как думаешь, вдвоём мы добежим до того города?

– Нет. У нас ни карты, ничего. Мы подохнем в степи, Санька. Да и тебе-то зачем бежать, ты что, мать одну бросишь?

– Она умерла, – сказал Сашка. – Сердце.

– После того, как тебя выгнали? – сочувственно спросил Илья.

– Да. Я думал, скрою, что из Корпуса вылетел. Пошёл в штурмовики, а зря. Ещё и командор теперь. А какой из меня командор? – Сашка подвигал железным прутом угли в мангале. – И ещё… ты помнишь Катю Краеву?

Илья кивнул.

– Я её люблю, – Сашка первый раз сказал это вслух. Звучало странно.

– И это повод убегать из города?

– Да. Я ей таких гадостей сегодня наговорил, пистолетом напугал. Хуже Уксуса, нашего коменданта. А она не виновата нисколько, она любит меня. Любила… Теперь всё кончено, она меня ненавидит. И правильно, потому что я злой стал после войны. Я застрелиться хотел на боёвке. Испугался. А выпустил бы себе тогда мозги и не мучился бы сейчас…

– Может, просто объясниться с Катей? – спросил Илья. – Может, простит?

– Нет, такое, Илья, не прощают. Раньше мне казалось, что я Катю не люблю, а теперь поздно. И ещё мой друг собрался на ней жениться. Я не смогу, чтобы всё спокойно было. Я, как сегодня, чего-нибудь натворю. Поэтому нужно бежать…

Стало тихо, только огонь потрескивал, наполняя комнату теплом и дымом.

– Сань, ты не прав. Нельзя бежать куда попало. То, что ты говоришь, грустно, но не повод помирать…

– Идиот! – Сашка зашагал по комнате. – Мне теперь кажется, что ты дурней, чем я. Как ты не понимаешь! Тут больше ничего не будет! У тебя не будет, и у меня тоже! А там… Вдруг мы дойдём! Вдруг нам повезёт!

– Сейчас бежать – безумие, – сказал Илья.

– Безумие? – переспросил Сашка. – Конечно. Хочешь, я тебя познакомлю с одним парнем, он тебе всё о безумии расскажет…

– Мы погибнем.

– Мы погибнем, даже если не побежим.

Илья неопределённо пожал плечами и снова отвернулся к окну.

Дверь с громким стуком открылась, и в комнату вошёл Кеша.

– Ну, Санёк, ну, скотина! – заорал он с порога и только потом увидел Илью. – Чё тут у нас, новенький? Вроде рожа знакомая.

– Новенький, – сказал Сашка. – Мы его в бурю в степи подобрали, помнишь? Вот он к нам пришёл.

– Хорошо, что пришёл. А то бы я тебе, Сашка, сейчас так треснул!

– Да чего уж теперь, – вздохнул Сашка. – Кеша, я гад, я был не прав. Обидел хорошую девушку, она меня теперь ненавидит…

– Не угадал, – мрачно сказал Кеша. – Она потом полчаса ныла, какой ты хороший и как тебя наша жизнь блядская довела. А я ведь на тебя так разозлился, что Рощика оттуда пин­ками выкинул, и тебя отпинать решил, тебе повезло, что этот парень пришёл.

– Повезло, – подтвердил Сашка: «Мне очень повезло. Теперь мы с Ильёй уйдём из этой помойки. Туда, где люди – это люди, а не червяки».

– Говоришь тебе, Ерхов, говоришь, а ты ни фига не слушаешь… А потом получается ерунда, – Кеша вылил из чайника остатки воды в кружку, глотнул. Потом полез в карман, извлёк что-то, бросил на Сашкину постель. – Это тебе, алкоголику, подарок на день рождения. Катя передала.

Сашка поднял мохнатый попмончик с глазками.

– Кузька. Катя говорила, он счастье приносит… А вы жениться будете или нет?

– Нет, – Кеша вздохнул. – Я ей всё-таки не нравлюсь совсем. Зря учебник покупал. Мо­жет, тебе продам.

– Не надо, – усмехнулся Сашка. – Я с биологией знаком немного, в гимназии учил.

– Плохо мне, – Кеша снял шлем, отбросил его в сторону. – Я ведь Катю правда люблю. Хотел из-за неё из штурмовиков уйти, договорился мастерскую купить. А теперь…

Илья, всё это время стоявший у окна, громко закашлялся. Кеша осёкся, присел на свою лежанку, обхватив руками наголо стриженую голову.

– Давай, Илья, я тебя в Женькину комнату отведу, куртку тебе свою дам, да растопки, – предложил Сашка, – протопишь получше, да ляжешь. А завтра всё и решим. А то у меня голова от сегодняшнего празднова­ния болит. И утро скоро.

Кеша сходил в комнату Шиза, приволок оттуда спящего Павлика и уложил его на свою лежанку. Затем улёгся сам.

Сашка, накрывшись одеялом с головой, долго лежал и прислушивался: остывающие угли тихонько потрескивали, за стенкой шуршала крыса, сопели Кеша с Павликом. Едва закрывались глаза, как перед Сашкой начинали пробегать все события сегодняшнего дня, начиная со злосчастной проститутки и заканчивая Ильёй. Спасение было только в одном: открыть глаза и снова прислушиваться. Сашка откинул одеяло и присел. Из мангала неслышной струйкой растекался по комнате дым. Сашка взмахом руки попытался разогнать струйку, но та, разлетевшись несколькими облачками, вскоре снова восстановила течение. «Повелитель мира», – улыбнулся себе Сашка. Он надел телогрейку и, тихонько затворив за собой дверь, вышел. В квартире было тихо настолько, что стук ботинок начал больно отдаваться в ушах. По лестнице Сашка побежал. Ноги вынесли его на улицу, на сквозящий ветер и только тогда стало легче. Сашка сел на корточки у подъезда. Сверху было небо, с которого вдруг исчезли все тучи, и тысячи звёзд. И все Боги смотрели на Сашку через тысячи щёлочек, зло смеясь над ним, отчего становилось всё страшнее и страшнее. Особенно, наверное, зол был Катин Бог. Может, он даже прицеливался, чтобы метнуть в Сашку какой-нибудь молнией. Сашка даже голову в плечи втянул, настолько реально представилось ему, как вот-вот раздастся гром и с неба шарахнет разряд. И спрятаться ему негде. Да и как спрячешься от Бога… Он сжал в кулак руку в кармане. Рука наткнулась на что-то мягкое.

– Кузька, – сказал Сашка растерянно.

А потом вдруг понял, почему Катин Бог медлит, и не убил его до сих пор. Потому что и теперь Катя его защитила. Защитила своим наивным талисманом. Сашка сжал домовёнка в руке и облегчённо вздохнул. Всё будет хорошо. Всё вот-вот наладится. Илья вернулся. Илья не виноват. Его просто обманули, а сам он не хотел никому зла… И он, Сашка, не хочет никому зла. Он пойдёт к Кате и попросит прощения, попытается всё ей объяснить… А если Катя его не простит, он пойдёт ещё раз и ещё… Столько, сколько понадобится…

Боги устали смотреть на Сашку и звёзды стали потухать, уступая место на небе солнечным лучам.