Утром Сашка чувствовал одну только усталость. В квартире было тихо, но глуховато пробивалось сквозь стену моление Шиза. Без чётких слов Шизово бормотание было ещё заунывнее, чем обычно. Его неразличимая скороговорка то срывалась на знакомый «Аум-м-м», то вновь переходила в предложения. Спать под эту молитву не представлялось возможным, потому что тянуло разобрать фразы. Как будто Шиз мог говорить нечто, что позволило бы решить все проблемы… Отбросив одеяло, Сашка нырнул в холод комнаты и, обувшись, прошёл до Шизовой двери. Постучал. В комнате стихло. Сашка постучал снова. По второму стуку Витька всё-таки открыл.
– Витька, что ты сейчас бормотал? – спросил Сашка.
Шиз отчего-то нахмурился и, скрестив руки на груди, мрачно сказал:
– Это я не для тебя говорил. А если ты ко мне за советом, то обойдёшься. Мне не интересно за тебя придумывать твою жизнь.
Облезлая дверь захлопнулась перед Сашкиным лицом.
«Ну и пошёл ты», – с обидой подумал Сашка, Шиз же тем временем вновь продолжил бормотание.
Немного постояв, Сашка направился к соседней двери. Необитаемая Женькина комната давно выстыла, из многочисленных щелей поддувал ветер. Дверь, хотя Сашка и открывал её очень осторожно, скрипнула. Илья, свернувшийся калачиком на голой панцирной кровати, приподнял голову.
– Хотел проверить, не привиделся ли ты мне вчера с перепоя, – сказал Сашка. – Разбудил?
– Я не спал, – ответил Илья, через слово кашляя. – Холодно здесь. Да и думал. Ты хоть отдохнул?
– Нет, – признался Сашка. – Не могу заснуть. Столько вчера произошло…
– Не нужно было мне приходить, – сказал Илья. – Я уже понял. Я ведь могу снова тебя подставить…
– Ладно тебе, – Сашка сел на кровать рядом. – Устроишься в бригаду, никто и не найдёт тебя. А весной мы уйдём из города. Весной тепло, мы обязательно дойдём.
– Сань, я уже покойник, – грустно сказал Илья. – Знаешь, чего хочу? Поквитаться. У меня в городе одни долги: одним я должен, другие мне… Я многое узнал за три месяца. Знаешь, в Энске такие же люди, что и здесь. Зря нам в Корпусе болтали, что живут они хуже нас, что там только голод, зараза, да военный завод. Ничего подобного. Там всё то же самое, как тут. И развалины, и Корпус, и Глава, и фабрики, и лавочники, и старушки с авоськами. Даже «Красные братья» там есть. Одно отличие: они считают нас врагами, а мы их… Кстати, помнишь плакат: «Мы – на защите города»? В Энске я видел точно такой же. Я даже смеялся, правда… А в бригаду я не пойду. Навоевался уже по самое горло, комком стоит. Я поживу с недельку, а потом, может, устроюсь куда-нибудь. Так лучше будет и тебе и мне.
– Наверное, так лучше, – вздохнул Сашка. – Только как же Контора?
– Я так устроюсь, что мне Контора будет нипочём. Туда, откуда они меня не достанут.
– Они тебя и здесь не достанут.
– Ха, – Илья хотел было засмеяться, но вместо этого, видно, сделал себе больно и надолго закашлялся. – Вот блин, – ругнулся он, прокашлявшись. – Думаешь, Санька, здесь нет осведомителей Конторы? Может даже в твоей бригаде кто-нибудь им рапорты пишет. Ты не присматривался к своим?
– Да нет тут никого из Конторы, – принялся убеждать друга Сашка. – Думаешь, я в людях ничего не понимаю?
– Думаю, ничего, – Илья поднялся и посмотрел в окно. – Светает, кстати. Какие у тебя планы на сегодня?
– Не знаю. Надо бы сходить в штаб, там зарплату могут выдать. Пойдёшь со мной?
– Нет, я здесь посижу, – отказался Илья. – Хотел тебя попросить, если не сложно, купи мне лекарство, я тебе название напишу.
– Я куплю тебе. И лекарства, и одежду тёплую.
– Ты настоящий друг, Сань… Только я не знаю, когда смогу долг отдать. Извини…
– Я тебе не друг, а брат, – сказал Сашка. – Какие могут быть счёты?
Выйдя из комнаты, Сашка услышал где-то в этажке крики, а затем и стрельбу. Пальба была автоматная. Пёс, Кеша и Павлик выскочили из комнат.
– Что за беда? – спросил Пёс, напяливая на нос оправу от очков и близоруко через неё щурясь.
– Видать, Уксус с перепоя развлекается, – предположил Кеша. – Не к добру это. Думаю, разумнее всего будет на лестницу не соваться.
– Мне надо, – вздохнул Сашка, – мне в штаб, а потом к падальщикам.
– И мне надо к падальщикам, – поддержал его Пёс, – я без очков ни хрена не вижу. Поеду в центр, там они и оптикой торгуют.
– А в штаб ты за зарплатой? – поинтересовался Кеша.
– Да.
– Тогда я с тобой. На всякий случай.
Выстрелы прекратились. Сашка подождал минуту и предложил:
– Ну раз нам всем в одну сторону, пойдёмте вместе. Заодно заберёте сразу свои деньги.
Парни переглянулись.
– И я с вами, – обрадовался Павлик.
– Да ну тебя совсем, – Кеша отвернулся, – начнёшь у краснобратых скулить: Кеша, купи то, купи это… Вы, салаги, все такие. Или сопрёшь чего-нибудь, а они в нас дырок наделают.
– Кеша, я не буду, – заныл Павлик, – не буду ни скулить, ни воровать. Ты только купи мне конфетков. Хоть маленьких.
Сашка с Псом засмеялись. А Кеша засунул руки в карманы и сказал:
– Сдался ты мне, конфеты тебе покупать. Нашёл, блин, дурака.
Однако Павлик всё-таки увязался за ними. Дорогой к штабу Кеша, как обычно, говорил много, но старательно обходил вчерашние события, рассуждая то о ценах в городе, то о сапогах, которые кондоры тихо завезли на склад, но пока никому не выдают, то о Псе-растяпе, который теперь как минимум ползарплаты угробит на новые стёкла для очков. Пёс хихикал, запинался, прищуриваясь, определял более безопасную дорогу и запинался снова.
В холодном штабе, пропахшем сыростью, было тихо. Несколько гонцов играли в кости, ругаясь простуженными голосами. Кондор, курирующий их район, вызвал Сашку лично к себе и, через слово вставляя ругательства, говорил о недопущении пьянства в их этажке, а так же, тихим голосом, поведал о возможных провокациях со стороны внутренних войск и Конторы, и необходимости в любой ситуации выгораживать своих солдат. «Если что, никто из штурмовиков не виноват», – подвёл кондор итог разговору. «Какие провокации?– подумал Сашка. – Кому мы на фиг нужны, провоцировать нас!» После этого Сашке дали, наконец, подписать смету по выдаче бригаде продуктов, заявку на пополнение и выдали зарплату за предыдущий месяц. Парни радостно разобрали марки и отправились на остановку, а оттуда поехали в Торговый центр «Красных братьев».
Торговый центр был совсем не похож на тот магазин падальщиков, где покупали когда-то вещи Сашка с Кешей. Это был самый известный магазин в городе: большое трехъярусное здание с широкими площадями, заполненное всегда покупателями со всех городских районов. В этом месте можно было купить всё: от буханки хлеба до самых диковинных вещей. Сашкина мама сюда почти не ходила из-за дороговизны, только к началу учебного года покупала здесь гимназическую форму и, в канун Нового года, редкие игры вроде конструкторов из алюминия и сборных моделей самолётов и кораблей. Поэтому задолго до праздника Сашка принимался считать дни, а потом, получив заветную коробку, открывал не сразу и иногда – с закрытыми глазами, на ощупь пытаясь определить, детали какой конструкции находятся внутри…
Сидя в тряском автобусе, Сашка думал, что же купить в подарок Кате. Ведь не сегодня-завтра нужно идти мириться. Пёс с Кешей тоже были погружены в размышления, а Кеша даже что-то подсчитывал, загибая пальцы и шевеля губами. Павлик сидел тихо, как будто до сих пор не верил своему счастью.
Уже у самого Торгового центра Сашка решил, что купит коробку настоящих шоколадных конфет. Таких, какие ел однажды, ещё совсем маленьким. Стоил шоколад бешеных денег, но Сашка решил, что раз он так отвратительно себя вёл, то подарок непременно должен был хорошим.
Торговый центр, несмотря на ранний час, был набит народом. Кроме продавцов Сашка увидел множество охранников в красной униформе, старательно наблюдающих за людьми, одетыми победнее. Один из охранников явно стал следить и за ним. Конечно, такой парень, как Сашка, на взгляд охраны, скорее годился на то, чтобы стащить с полки кукурузную лепёшку, чем на то, чтобы покупать шоколад.
Пёс предложил разойтись по отделам и через полчаса встретиться у входа. Сашка пошёл в продуктовую часть центра. Глаза разбежались от разноцветных баночек и коробочек на полках. Пугали только ценники. Кусковой шоколад, который продавец откалывал ножом по просьбе какой-то дамочки в весьма приличной одежде, стоил пять марок за сто граммов. Рядом на полке стояло несколько коробок с конфетами. Четырёхсотграммовая коробка стоила уже сорок марок. Наверное, потому что лежавший в ней шоколад был не наколот как попало, а сформован в виде плоских цветочков и сердечек, и упакован в блестящую, прозрачную сверху коробку с сиреневой ленточкой. Сашка помялся несколько минут и, наконец, решил, что дарить шоколад, отрезанный ножом, просто неприлично… Продавец окинул его подозрительным взглядом, особенно задержавшись на командорской нашивке, и долго мусолил в руках марки, определяя их подлинность. Наконец, коробка оказалась у Сашки в руках и он сунул её за пазуху, чтобы не уронить, не помять и чтобы на него не пялились прохожие. В аптечном отделе с Сашки взяли ещё восемь марок. Лекарство было порошковое, запечатанное в пластиковый флакончик. Вместо пробки на флаконе было два слоя бумаги, перетянутых резиночкой. Бумага по краям вытерлась, и несколько крупинок порошка просыпалось Сашке в ладонь. Сашка слизнул их, поморщился от горечи и подумал, что такую гадость должны раздавать бесплатно… На одежду денег не оставалось и Сашка решил, что отдаст Илье насовсем свою куртку, а сам будет ходить в форме.
У входа Сашку уже дожидался Пёс в очках с новыми стёклами. Увидев командора, он выругался:
– Уроды эти братья! За два стёклышка двадцать марок! Чтоб им самим света не увидеть!
Потом подошёл Кеша с бумажным пакетом и Павлик, посасывающий леденец.
Всю обратную дорогу Сашка ловил себя на том, что то начинает глупо улыбаться, то придумывать слова, которые скажет Кате. Придумывать, как он объяснит ей всё, расскажет про чудесный город на юге, и Катя простит его. И, наверное, всё, о чём он размышлял, тут же отражалось на его лице, потому что Кеша не сводил с него настороженного взгляда. А потом спросил:
– Подарок Кате купил?
Сашка кивнул и продемонстрировал край коробки. Кеша присвистнул, но ничего говорить не стал, а старательно принялся пялиться в окно автобуса. «Ревнует», – с улыбкой подумал Сашка. Кешу было немного жаль. Но тут уж ничем не поможешь…
В этажке Сашка дождался, пока Кеша отлучится из комнаты, спрятал конфеты на самое дно чемодана со старыми вещами, а чемодан запихнул под лежанку и прикрыл своим рюкзаком. Посмотрел со стороны – не видно. Он не то что бы совсем не доверял Кеше, но опасался, что Катины конфеты тот может взять и, если не продать, то подарить сам. Сашка вышел из комнаты и вошёл к Илье. Тот всё-таки спал, съёжившись на кровати. Но, как Сашка вошёл, услышал и поднял голову.
– Уже вернулся?
– Да. Лекарство тебе купил, а одежду нет, – сказал Сашка, протягивая Илье флакон. – Деньги все на конфеты потратил. Пойду с Катей мириться. А ты пока в моей куртке ходи. Она тёплая.
Илья кивнул, высыпал на ладонь горстку порошка и ссыпал его в рот. Сашка вспомнил, какой порошок горький и скривился. Но Илья, похоже, не заметил этой горечи. Он снова сильно закашлялся, а когда приступ прошёл, спросил:
– А уходить из города ты уже расхотел?
– Почему ты так решил?
– Тогда зря миришься. Не потащишь же девчонку через степь. Так и пусть она думает о тебе плохо, легче тебя забудет.
– А может она тоже пойдёт? – спросил Сашка.
– Ты что, угробить её решил? Я бы на нас с тобой грош не поставил, что дойдём, а с девчонкой…
Сашка пожал плечами.
– Я не знаю. Мне просто кажется, что здесь плохо всем. И мне и ей. А там станет хорошо. Ты меня не торопи. Надо подумать хорошенько и что-нибудь придумаем. Может, договоримся с кем-нибудь из кадетов, чтобы до Южного подбросили. Говорят, их туда сменами возят охранять. А может, ещё как-то. Мы придумаем. Дай только время.
Илья опустил глаза. И по его виду Сашка понял, что тот уже ни во что не верит и ничего не ждёт. И время для размышлений ему не нужно: он не станет размышлять. «Ничего, – решил Сашка, – ничего, я сам всё устрою. Я вас отсюда вытащу. И тебя, братишка, и Катю».