В подъезде должны были дежурить парни из группы Уксуса, но вечером Сашка узнал, что пьянка коменданта ещё не закончена, и сам Уксус с друзьями в этажке отсутствует, а Хрипач, который периодически дежурил за всех, кто посильнее, заболел какой-то кишечной болезнью и сидеть в подъезде никак не может. Пришедший с утра Кролик недовольно поцокал языком, сказал, что непременно доложит кондору, как отвратительно Уксус выполняет свои обязанности, а пока пусть дежурит бригада Ерхова. С этим Кролик удалился, а Сашка с удивлением обнаружил, что дежурить, видимо, ему придётся самому. Шиза на пост посадить было никак нельзя, Пёс отпросился в город к матери, Юра исчез, не отпрашиваясь, а Кеша ушёл на склад, проверять слухи насчёт выдачи новых сапог. Даже Павлик куда-то делся. В квартире оставались только Сашка с Ильёй.
Сашка сходил в незапертую квартиру Уксуса, обнаружил обрез, валяющийся в большой комнате, взял его и спустился вниз. Очень не вовремя была эта пьянка Уксуса, очень… Сейчас он мог бы пойти к Кате, а придётся сидеть здесь, пока хоть кто-то его не сменит. Только Сашка успел как следует разозлиться на дурацкие обстоятельства, как сзади послышались шаги и рядом сел Илья. Запахнул на себе Сашкину куртку и сказал:
– Маешься… Вижу, изошёлся весь… Хочешь всё-таки к Кате пойти?
Сашка кивнул. Илья усмехнулся и протянул руку за обрезом:
– Тогда иди. Я посижу, дождусь кого-нибудь из ваших.
Мимо прошёл Шиз с чайником. Он набрал талой воды в углублении одной из бетонных плит недалеко от подъезда и спокойно посмотрел на парней.
– В соседней бригаде все умрут. Там у одного брюшной тиф. Это всё из-за воды, а мы тоже её иногда пьём. Ты, дух, хотел освобождения, оно близко.
– Иди, дома кудахтай, – сказал Сашка, – я помирать передумал.
Шиз хмыкнул и, не торопясь, пошёл по лестнице.
– Ты правда посидишь? – Сашка отдал Илье обрез. – Спасибо. Я точно как на иголках тут. Так всё не вовремя… Сейчас подарок возьму и поеду.
Он успел подняться на несколько ступенек, когда Илья его окликнул:
– Сань, я тебе вот что хотел сказать… Если ты из-за меня когда-нибудь вдруг попадёшь в Контору, не защищай меня. Наоборот, говори, что я тебе угрожал. Что ты меня не хотел у себя в этажке прятать. Понял? Вали всё на меня. Мне уже всё равно, а тебя, может, и отпустят.
Сашка покрутил пальцем у виска.
– Тебя вроде не в голову ранили, а такую чушь несёшь! Что я в Конторе забыл? Сейчас с Катей договорюсь, чуть потеплеет, и мы отсюда убежим! И не думай о плохом! Знаешь, с нами уже столько всего случилось, что дальше обязательно всё будет хорошо…
Илья смотрел на Сашку всё тем же потухшим взглядом, что и вчера. И всё так же ему не верил.
В комнате Сашка вытащил чемодан, сунул в него руку. Плоская коробка не попалась. Сашка недоуменно пошарил среди вещей, потом вытряхнул из чемодана всё, что там было. Конфет не оказалось. Сашка сел на лежанку. Посидел, не двигаясь и пытаясь осмыслить, что произошло. Потом ещё раз перетряхнул своё имущество, что было, конечно, совершенно напрасно: коробка не нашлась. Сашка выбежал в большую комнату с единственным желанием: наткнуться на Кешу и врезать ему как следует. Потому что только Кеша мог своровать злосчастную коробку. Чтобы Сашка не помирился с Катей. «Хрен тебе! – подумал Сашка зло. – Всё равно я с ней помирюсь!» Он сбежал по лестнице, махнул рукой Илье и вышел на улицу. Недалеко от этажки его внимание привлекло что-то знакомое. Какой-то сиреневый лоскуток. Сашка подошёл и увидел у себя под ногами смятую конфетную коробку с разорванной ленточкой. Сашка аккуратно пошевелил её сапогом и огляделся. Нет, конфеты взял не Кеша. Кеша не стал бы сам их съедать. Продать мог, но не съесть. Тогда кто? Пёс? Никогда. Шиз? Ему не до таких примитивных радостей, как шоколад. Юры не было ни вчера вечером, ни сегодня утром. Оставался только Павлик. Он ведь был вчера с ними в торговом центре. Сашка пнул коробку. Надо было носить её с собой, раз уж купил. А теперь что? Бить малолетку? А толку с этого… Было только обидно, что так мог поступить брат Олега. Что-то было в этом неправильное, гадкое. Не просто какой-то беспризорник, попрошайка, а брат командора, хорошего человека. Сашка плюнул и зашагал к остановке. До следующей получки нечего было и думать о новом подарке, а извиняться надо было как можно скорее.
К дому Краевых злость на Павлика уже почти совсем пропала, но вместе с ней исчезла и уверенность в том, что сам Сашка поступает правильно. Вдруг стало страшно, и в страхе Сашка свернул к помойной куче, где недавно прятал чемодан. Обойдя припорошенную слегка груду мусора, Сашка посмотрел на Катин дом, едва различимый среди скопища подобных. И как будто увидел себя у открытой калитки и саму Катю, смотрящую зло и равнодушно. Катя сказала: «После того, что ты мне говорил, тебе здесь делать нечего». Сашка вдруг осознал, что не может вспомнить злой взгляд Кати, потому что так она никогда на него не смотрела. И всё больше нарастала в Сашке нерешительность… Обтоптав весь снег помойки, в калитку Сашка входил, уже едва передвигая ноги и подгоняя себя одним только словом: «Надо». В ограде он остановился, ожидая, не выглянет ли Катя в окно, но потом рассудил, что если и выглянет, на улицу может и не выйти. Мало ли зачем он пришёл. Вдруг опять пьяный и с оружием.
Сашка поднялся на крыльцо и постучал. А уже через полминуты с облегчением подумал, что Кати дома нет и всё откладывается. Но Катя открыла. И остановилась на пороге, закрывая собой дверной проём. Внутри у Сашки всё опустилось и в горле пересохло. Чётко понимая, что Катя его сейчас не простит, что она его ненавидит, Сашка опустил голову. Щека явственно ощущала не свершившуюся ещё пощёчину, только жгло и лицо и душу. Жгло от страха слова, которое вот сейчас сделает то, чего не успели пули на боёвке: войдёт в тело и лишит надежды на будущее, и всего, что оставалось ещё не затоптанным в Сашкиной душе жизнью его. Катя молчала и Сашка понимал, как она возненавидела его. И именно тогда, когда он, дурак, наконец понял, как любит её и хотел предложить ей всё, что мог: предложить мирный город.
– Проходи, – сказала Катя, – а то напустим холода в дом, а батареи нынче почти не топят.
Сашка мотнул головой, проверяя, не послышалось ли ему приглашение и, взглянув на Катю, осознал, что видит не злой взгляд, а только усталый. Он пошёл за ней. В доме действительно было прохладно, и сама Катя куталась в большую шерстяную кофту, которая доходила ей чуть ли не до колен, а на ногах у неё были тёплые штаны и вязаные носки. Сашка подумал, что, сняв телогрейку, тоже замёрзнет, но всё-таки снял. Чтобы не смущать Катю формой, которую она не любит.
– Я поставлю чайник, – сказала Катя, – только пить чай не с чем.
– Я не голодный.
Катя пошла на кухню, а Сашка подумал, что если Павлик вернётся, он всё-таки даст ему по шее как следует. Вернувшись, Катя молча села на диван и смотрела на Сашку, как показалось ему, чего-то ожидая. Тогда он заговорил:
– Катя, я знаю, что ты меня никогда не простишь. Но я пришёл просить прощения. Я сволочь, конечно. Но я не думаю так, как тогда говорил…
– Я знаю, – тихо сказала Катя, – я на тебя не сержусь.
– Правда? – Сашка чуть не подпрыгнул от радости и облегчения.
– Правда, – Катя помолчала. – Ты всё равно хороший. Был бы плохим, не пришёл бы, верно ведь?
Сашка молча смотрел на Катино лицо, показавшееся ему вдруг самым прекрасным из всех.
– А у нас хлеба второй день нет, – сказала Катя. – Хлебопекарня поломалась, а из других не завозят. А ещё скоро Новый год. Маме дадут на работе новогодний продуктовый подарок. Я вообще люблю этот праздник. А ты?
– Я тоже.
– А ты как его отмечал в прошлый раз?
– Я? – Сашка улыбнулся. – Дома. Нас отпустили в увольнение. Сосед помог маме где-то достать еловых веток и мы составили из них ёлку, а на ёлку повесили мои модельки, старые игрушки. А из ваты Илья сделал снег. Было весело.
– А ты загадывал желание?
– Желание? Да, наверное. Только я уже не помню, что. Наверное, чтобы учиться хорошо. Я теперь понимаю, что всегда чушь какую-то загадывал…
– А я после той экскурсии, когда осенью тебя в Корпусе увидела, загадала на Новый год, чтобы тебе понравиться, чтобы мы были с тобой вместе. Понимаешь? Жалко, не сбылось.
– Почему не сбылось? – Сашка повернулся к Кате, заглянул ей в глаза. Кажется, она собиралась плакать. – Как раз сбылось! Катя, ты мне очень-очень нравишься, правда! Я просто не сразу понял, потому что раньше никого не любил. Я не знал, как это бывает! А теперь знаю! И ещё я хотел тебя одну вещь рассказать. Это очень важно. Послушай, на юге, за Энском и Степноградом есть такой город…
Сашка рассказал Кате о книге, которую прочёл, о том, что ему снился мирный город, о том, как они пойдут весной через степь. Он путался, сбивался, торопился всё выложить и ничего не забыть. Когда он закончил, Катя встала.
– Вода на чай выкипит. Подожди.
Она вернулась с двумя чашками и сказала:
– Саша, то, что ты сейчас рассказывал – легенда о рае. Такое было ещё в Библии. Когда человеку очень плохо, он начинает верить в то, что скоро станет хорошо. Иначе он сойдёт с ума. Такого города на самом деле нет, Саша…
Сашка подавленно молчал. Она ему не поверила. Он предполагал какой угодно ответ, но то, что его вообще не примут всерьёз…
– Этот город есть. И я его найду. Ты пойдёшь со мной?
– Нет.
Всё кончилось. Надо было вставать и уходить. Но Катя вдруг осторожно взяла его за руку:
– И ты не ходи, Саша. Ты погибнешь, а я этого не хочу. Я хочу, чтобы у нас с тобой всё было хорошо здесь. Если бы ты ушёл из штурмовиков, нашёл бы работу, я бы тоже нашла. Мы могли бы просто жить, как все живут. Понимаешь? Тебе не надо воевать. И даже наш город тогда будет как будто мирным.
Сашка смотрел на неё. Сейчас она казалась взрослой. Гораздо взрослее, чем он. Он немного подумал.
– Нет. Я так не смогу. Это нечестно: жить и не видеть, что делается вокруг. И даже если я смогу, то как тогда наши дети? Ты ведь собираешься выйти за меня замуж, значит, собираешься рожать мне детей. Разве не так?
Катя кивнула.
– Здесь нельзя рожать. Это преступление.
– Это радость, – сказала Катя. – Ты посмотри на себя. Разве твои родители сделали преступление, что ты родился?
– Они не всё знали про наш город, – неуверенно сказал Сашка, – а я всё знаю…
– Какой ты всё-таки дурак, – улыбнулась Катя, подвинулась к нему ближе, обняла и зашептала прямо в ухо, согревая его своим дыханием: – Мне не нужна эта глупая сказка о рае, мне нужен ты. И ты это давно знаешь. Если ты хочешь, чтобы мне было лучше, просто будь рядом и всё. Мне ничего больше не надо!
Ничего кроме него? Неужели он может так много значить для неё? Сашка закрыл глаза. Теперь его поступок в день рождения стал ещё омерзительней. И захотелось сделать что-то очень-очень хорошее. Сашка, слегка покачиваясь, отчего пол поскрипывал, решал: что же? Из города Катя уходить не хочет. И, конечно, из своего опыта, она права. А вдруг они не дойдут? Вдруг она в степи умрёт? Как он будет жить дальше? Она права и Илья прав. Нужно просто не воевать. И всё! Сашка остановился. Тогда для него непременно настанет мир. Пусть видимый…
– Катя, – вымолвил Сашка, и снова замолчал.
Он молчал, старательно зажмуривался и хотел было сказать о том, что никуда он, конечно, не пойдёт, но что-то держало его. И веру в этот, может быть, не существовавший никогда город, предавать было тошно. Тут Катина рука прикоснулась к его переносице и он, выдохнув, сказал:
– Как ты захочешь, так и будет. Не хочешь – не пойдём. Я буду искать работу.
Катя прижалась к нему и почему-то заплакала. И Сашка понял, что совершенно не знает, как успокоить девушку. Он только потерянно бормотал: «Ну, перестань, всё хорошо» и гладил её по волосам, потом стал вытирать мокрые щёки, а она всё всхлипывала и пыталась улыбнуться сквозь слёзы.
– Катя, ну не плачь. Я всё, что хочешь… Я никуда не уйду… Ну, Катя…
Он взял её руку и она оказалась такой маленькой, такой белой и мягкой по сравнению с его руками, тёмными от въевшейся сажи, с обломанными ногтями и потрескавшимися от холода пальцами. Наверное, он вообще не имел права прикасаться к Кате, но она ведь совсем не возражала. Он поднёс её ладонь к губам, поцеловал.
– Я буду делать, что ты захочешь.
– Всё-всё?
– Конечно.
– Тогда почитай мне стихи. Какие-нибудь очень красивые стихи…
Сашка стал читать. Красивые и длинные стихи какого-то древнего поэта про прекрасную девушку, которую тот любил. Катя слушала и постепенно успокаивалась. Потом входная дверь стукнула. Стук показался Сашке громким и неожиданным, как выстрел. Он обернулся. В комнату вошла Вера Ивановна, улыбнулась, как будто не видела, что они сидят, обнявшись. Или как будто так и было нужно.
– Здравствуйте, – выдохнул Сашка.
– Здравствуй, Сашенька. Как твои дела?
– Мама, он уйдёт из штурмовиков, – ответила за него Катя, – он мне обещал.
Катина мама кивнула и ушла в комнату, а Катя вдруг вспомнила про остывший чай.
– Смешно, – сказал Сашка тихо, – я тебе конфеты купил, а их один пацан украл и слопал. Только коробка осталась. А я так боялся к тебе идти. Думал, не простишь…
Сашка просидел у Кати до темноты и только потом спохватился, что ночевать тут не имеет права. Всё-таки он пока что командор. И, несмотря на уговоры, ему пришлось выходить в стылый сумрак улицы и пешком добираться до развалин. На остановке Сашка подобрал камень потяжелее и сжал его в руке, чтобы применить, если вдруг кто на него нападёт. Но всё обошлось благополучно. Дорогой Сашка тихо насвистывал себе под нос. Сумасшедшая радость, вдруг охватившая его, требовала выхода. Хотелось не еле слышно свистеть, а орать на все развалины. Орать, кидать камнями в пробегающих крыс или, ещё лучше, палить из автомата в ночное небо. Туда, где Сашкин Бог, наконец, решил дать ему передышку и подарить счастье. «Я был прав, – думал Сашка, – прав! Прав! Больше ничего плохого не случится! Ни-че-го!»