Прошло ещё пять дней. Сашка как мог избегал общения с мамой, при­творяясь то спящим, то страшно занятым. А мама ничего особенного не заметила, тем более повязки он менял аккуратно, таблетки глотал и чувствовал себя всё луч­ше и лучше. Депрессия отступила, и Сашка уже совсем бодро думал о предстоящей жизни в группе обороны. Он надеялся, что как-нибудь выкрутится. И там люди живут. Какие люди, и как они там живут, Сашка представлял слабо. Друзей-штурмовиков у него никогда не было.

Наконец, он твёрдо решился идти на вербовочный пункт. Встал пораньше, взял рюкзак и сложил туда то, что, по его мнению, могло пригодиться: запасную одежду, ножик, спички, маленькую фляжку для воды. Натянул брюки, рубашку и свитер, огляделся, что можно ещё прихватить, вытащил из картонной копилки свой запас – восемь марок. Сумма была не очень и маленькая, но мелкими монетками. Сашка рассовал их по карманам, потом туго затянул шнуровку на рюкзаке и приоткрыл дверь в коридор. На пороге стояла мама, непонятно зачем вернувшаяся с работы:

– Сашенька, – сказала она, – я как почувствовала, что ты уходишь. Уже в Корпус?

– Да, пора, – он пнул рюкзак под диван. – Отстану, потом с зачётами будут проблемы.

– А со мной даже поговорить не захотел перед уходом?

– Я тебя расстраивать не хотел, – сказал Сашка честно. – Ты же вечно волнуешься, когда я ухожу. Я записку собирался оставить.

– Саша, Саша… – мама обняла его, – ты у меня такой взрослый стал!

Он с трудом подавил желание тяжело вздохнуть и улыбнулся:

– Я тебе позвоню, если смогу. Постараюсь, в общем.

– Осторожней там с грузовиками вашими, – мама прошла на кухню и вернулась с двумя голубыми бумажками в руках. – Вот, возьми две марки. Купишь себе что-нибудь…

Сашка махнул рукой и вышел в подъезд. Взять рюкзак теперь не было никакой воз­можности…

Недалеко от площади Свободы располагался жестяной навес, возле которого останавливались автобусы нескольких городских маршрутов. Нужный Сашке автобус оказался старым, дребезжащим и лишённым половины стёкол. Вместо сидений в нём были грубо сколоченные лавки. На боку автобуса гордо красовалась надпись: «Работа маршрута оплачена организацией «Штурм». Вступай в «Штурм» – кузницу героев!». А чуть ниже было криво выведено мелом: «Труповозка». Шёл автобус точнёхонько до Южной окраины. В салоне сидело несколько рабочих в запачканных комбинезонах, лоточник со сложенной тележкой, и дюжина сварливых тёток различной комплекции, но с неизменным навязчивым запахом лука и сала. Сашка устроился на лавке в самом углу, автобус тронулся, и дома за окном побежали, становясь к окраинам всё хуже и облупленнее. На редких остановках в автобус заходили небритые мужики, напоминавшие бомжей, а недалеко от конечной в салон набилось два десятка парней, громко оравших и смеявшихся. Сашка внутренне напрягся, но они не обратили на него никакого внимания.

Вскоре автобус прибыл и остановился на заросшей лебедой и полынью площадке. От площадки в разные стороны разбегались несколько кривых улочек, редкие обветшавшие дома на которых почти по окна вросли в слой земли, пыли и мусора. Сашка с трудом разобрал ободранные таблички и пошёл по улице Пиотковского. Дом номер шесть несколько отличался от соседних: высокая дере­вянная ограда скрывала небольшой ухоженный дворик, стены были покрашены, дверь оби­та новой клеёнкой.

Сашка толкнул эту дверь и оказался в тесном помещении. У стойки наподобие бара стоя­ли трое молодых людей в чёрной униформе.

– Тебе чего, бритый? – спросил один из них. Остальные даже не повернулись.

– Хочу завербоваться, – ответил Сашка.   

Самый высокий и, видимо, самый старший из парней, покопался за стойкой и протянул ему серый листочек.

– Возьми, заполни. Документы у тебя есть? Давай сюда.

 Сашка торопливо передал парню ненужное теперь удостоверение кадета Корпуса и сел заполнять анкету. Он и не заметил, что все парни внимательно смотрят в его сторону.

– А ты хоёшо подумай, пьиятей? – спросил штурмовик со значком, на котором было написано: «Все – козлы». Он так смешно картавил, что Сашка с трудом подавил желание улыб­нуться.

– Хорошо.

– Добро пожаловать в штурмовики, – сказал высокий, пряча Сашкино удостоверение. – Возьми подарок поступающему: «Кодекс штурмовика». И подожди, мы справимся, куда тебя послать.

Сашку отвели в соседнюю комнатушку. Тут, на широком дерматиновом диване с массой не­приличных надписей, сидело ещё двое ребят его возраста. Один из них курил отвратительно воняющую самокрутку. Сашка отвернулся, стараясь не дышать – к горлу подкатила тошнота. Через несколь­ко минут зашёл высокий и сказал:

 – Есть три места: группа сорок пятая Воронцова в высотке № 31 пятый этаж, туда пой­дёшь ты, бритый. И группа восемьдесят восьмая Чернова в высотке № 24 третий этаж, туда вы оба. Получите форму на складе, и Эдик Кролик вас проводит. Вот, возьмите удостоверения штурмовиков. Да, и не вздумайте вместе с новой формой в центр удрать: поймаем – так вздрючим, мама не опознает. Понятно?

Эдиком Кроликом оказался картавый парень со значком. Он быстро объяснил двум парням, где найти Чернова – те были местные и в сопровождении не нуждались. А потом подо­шёл к Сашке:

– В хоёшую гьюппу ты попадаешь, пьиятей. Витька, он непьёхой. Пьявда, с гоёвой не всегда дьюжит. Его так все и зовут: Витька Шиз.     

– А почему не дружит?                                 

– Не знаю, упай может быть когда. Иногда ему кажется, что за ним съедят.

– Как сьедят?

– Ну, сьежка. Чёйный язум. И вообще, шиза она и есть шиза. Но пайни в бьигаде пьявийные, – Кролик кивнул Сашке на дверь. – Тут в саяе скьяд, баяхьё поючишь и пойдём.

В сарае Сашка получил чёрные брюки, гимнастёрку, куртку, поношенные кирзовые сапоги с металлическими набойками на по­дошвах и выгоревшую фуражку с едва различимой надписью «Штурм». Всё это ему завер­нули в толстый слой обёрточной бумаги.

– Ну как фойма? – иронично осведомился Кролик. – Кьюче, чем в вашем Койпусе?

Сашка вздохнул:

– Сойдет. А что, в этом всегда ходить обязательно?

– Ну ты даёшь! – закатился Кролик. – Это тойко дья боёвок, а то пьёносишь до дый, а новую хьен дадут. Ну, может, чеез паю ет, но ты язве стойко жить собияешься?

– Хотелось бы, – мрачно сказал Сашка.

– Кому сийно жить охота, в наше деймо не езет! – наставительно пробурчал Кролик.

Они прошли через частный сектор Южной окраины, и оказались в развалинах. Раньше здесь был спальный район из довольно престижных, но ещё в начале бесконечной войны бомбардировщики забросали этот район бомбами. Те­перь уже и война не та, и авиации ни у кого нет, а полуразвалившиеся высотки зловеще смотрят на город пустыми глазницами. Сашка поёжился от неприятного чувства.

– Смотьи, – опять заговорил Эдик, – на всех домах номея. Ну, то есть не на всех,а натех, где жить не очень опасно. В остайные ючше не заходи, ну есьи тойко по нужде пьиспичит.

Сашка старался запомнить, куда его ведут, но это было нереально – приходилось всё вре­мя смотреть под ноги. Они с провожатым шли по кучам строительного мусора, обломкам мебели, непонятным ржавым железякам. Между всем этим хламом то там, то тут торчала арматура, блестели на солнце осколки битого стекла. Иногда Сашка слышал какие-то крики, ругань, собачий лай, изредка им попадались плохо одетые парни.

– Гьяди не вьяпайся, – дружески посоветовал Кролик. – Эти бьяди, что здесь живут, не очень чистопьётные. И… это, у тебя сигаеты не найдётся? Тут гниёт кто-то уже дней восемь. Тут ючше куйить. Нет? Жай, тогда пьёсто дыхание задейживай.

Действительно, откуда-то из развалин потянуло противным запахом разложения. Сашка с Эдиком почти перешли на бег.

– Это, небось, сатанисты язвьекаются. Мы на них обьяву устьяиваи, да этих сук всех не пееёвишь. Здесь вообще всякого сбьёда хватает, по одному тойко днём ходим и то озияемся. Хоёшо бы тебе, пьиятей, пушку заиметь. На боёвки оюжие выдают, конечно, но ючше иметь своё. Стьеять умеешь? А, забый! Ты же у нас из Койпуса.

Наконец, они остановились перед бывшей двенадцатиэтажкой с жирно намалёванным красной краской номером 31. От бомбёжки пострадали только верхние этажи здания, а низ выглядел вполне надёжно.

– Нам сюда, – сказал Кролик. – Это очень хоёший дом, тут сьязу пять гьюпп живут, так что ночью по одному вас не пееежут.

Сашка покорно полез за Кроликом в пробоину, служившую входом. Подъезд вы­глядел как надёжная баррикада и общественный сортир одновременно. У лестницы на меш­ках с каким-то мусором лежал худой долговязый парень в очках и каске. Увидев Сашку с Кроликом, парень ле­ниво направил на них грязный обрез:

– Куда прёшь?

– Не узнай, бьёха пьётивотанковая? – Кролик засмеялся. – Я вам новенького пьивёй.

– Узнал, – отозвался парень. – А ты всё скачешь?

– Пойзаю, – Кролик подтолкнул Сашку в спину. – Езь чеез мешки.

Сашка быстро преодолел препятствие и стал подниматься по лестнице. Через выбитые подъездные окна проникало достаточно света, чтобы можно было заметить, что все стены густо исписаны как неприличными словами, так и множеством имён. Рядом с именами стояло по две даты: видимо, дата рождения и дата смерти. Сашка по­чувствовал, что ему сюда совсем не хочется, но шёл дальше.

На четвёртом и пятом этажах почти не было хлама, и все двери были целые. На одной было выцарапано: «Тут живёт Кузя», на другой были изображены огромные фаллосы, а под ними красиво, с завитушками, выведено: «Вот вам всем!» Эдик подошёл к самой неприметной двери на пятом этаже и громко постучал.

– Пошёл вон! – крикнули из-за двери.

– Откьивай, пьидуёк, – крикнул Кролик, – замену прьивёй!

Дверь нехотя приоткрылась. На пороге стоял рыжий вихрастый парень с оттопырен­ными ушами.

– Это Ёва, – важно пояснил Кролик. Этим, видимо, было сказано всё.

– Лёва, а тебе так и Лев, – поправил его рыжий хриплым голосом и, почесав волосатую грудь под грязно-белой майкой, добавил: – Заходите, сволочи, всё равно уже разбудили.

Квартира оказалась неожиданно большой и, по сравнению с подъездом, чистой. На сте­нах ещё сохранились остатки обоев с приятным геометрическим узором, а там, где обои были содраны, новые обитатели понаклеили журнальных вырезок с крутыми ребятами и голыми девицами. Сашка вздохнул – из Корпуса за такие картинки выгнали бы в момент… Большая комната, служившая в нормальных квартирах гостиной, была переделана под пункт питания: половину её занимал огромный стол, явно сколоченный из пары-тройки своих собратьев, вокруг стола стояли разнокалибер­ные стулья, табуретки, просто ящики, сверху стол был накрыт грязным листом фанеры. На фанере валялись огрызки, окурки, стояли немытые алюминиевые миски и гранёные стаканы.

– Осмотьейся? – осведомился Кролик. – Садись к стою. Сейчас я тебе командоя добуду.

Сашка осторожно присел на деревянный ящик. Лёва уже исчез в одной из комнат, а больше им никто не интересовался.

– Всё в поядке, – донёсся откуда-то голос Кролика. – Жди, с тобой язбеються, а я пошей.

– Будь здоров, – ответил Сашка.

– И ты не кашьяй!

Эдик скрылся. Тут же в комнату вошёл огромный светловолосый парень с устрашаю­щего вида мускулатурой, одетый в аккуратную серую куртку и такие же брюки, встал напротив Сашки и протянул ему руку:

– Олег. Бери своё тряпьё и иди за мной.

Он провёл Сашку в узкий коридорчик позади гостиной и распахнул перед ним одну из четырёх дощатых дверей.

– Живём по двое. Твой сосед Кеша, парень без заскоков, так что поладите. В комнате напротив – командор, я по соседству. Располагайся.

В комнате, куда направил Сашку Олег, стояло два деревянных топчана, шифоньер с одной дверцей, тумбочка и стол с красивыми резными ножками и исцарапанной крышкой. На столе – разобранный магнитофон, грязный чайник и набор отвёрток. Стены комнаты были оклеены плакатами с неизвестными Сашке танками и автомобилями, на полу – цветастый линолеум. На дальнем топчане дремал парень в танкистском шлеме.

Сашка бросил свёрток с формой на пол и улёгся на свободное место. Новую жизнь пред­стояло начинать с десятью марками в кармане.

– Слышь, ты кто? – спросил его сосед, поворачиваясь.

– Я? Сашка.

– А я Иннокентий Янсен, бывший курсант бронетанковых сил, – парень посмотрел на Сашку раскосыми коричневыми глазами и приветливо улыбнулся. Лицо у него было скула­стое, загорелое и, как показалось Сашке, доброе.

– Выгнали?

– Ага, я у них хотел ходовую часть танка бате на ферму угнать. Случайно влетел. На ба­тарейках попался.

– На каких батарейках? – не понял Сашка.

– Ну, я несколько батареек на продажу хотел унести – они дорогие, – пояснил Кеша. – Неправильно я сделал. Надо было взять пяток и всё, а я взял двадцать. Ну, они в шкафчик и не влезли. Утром смотрят, а у меня полный мешок батареек под кроватью стоит. Вот и вы­перли. Но я у них, гадов, всё-таки набор отвёрток умотал, – тут Кеша пальцем показал на стол и продолжил, – и ещё шлем свой на память взял. И спать в нём мягко и уши не мёрзнут.

Видимо, шлем был не единственной частью униформы, унесённой Кешей на память: на нём была тёплая кожаная куртка и приличные кожаные же сапоги – гордость всех танкистов.

– Ты не дрейфь, я у своих кентов не тырю.

– А у меня тырить нечего.

– Ничего, наживёшь, – Кеша встал и начал копаться в магнито­фоне.

– А у вас тут электричество есть? – без особой надежды спросил Сашка.

– Какое там! – Кеша так энергично махнул рукой, что шлем сполз ему на глаза. – А вот вода течёт помаленьку. Только если ты её пить собираешься, сначала спирту хлебни, а то с киш­ками замучаешься.

Через пару минут пришёл Олег с небольшой жестяной коробкой в руках, протянул Сашке:

– Держи, набор новичка.

Сашка раскрыл коробку: внутри она была поделена на два отделения. Слева лежала зуб­ная щётка и брикет самого дешёвого порошка, кусок серого мыла, коробка спичек и презер­ватив в мятой бумажной обёртке; правое отделение было больше – в нем Сашка нашёл вату, бинт, пластиковые ампулы с неизвестными лекарствами и несколько одноразовых шприцев.

– Вот-вот, – со значением проговорил Кеша. – Я тоже сначала ничего не понял, а на са­мом деле во всех ампулах одно и то же: что-то обезболивающее, на спирту. Но эту дрянь ре­бята живо используют: кто высосет, кто уколет ради смеха. Я своё, конечно, спрятал, вдруг пригодится!

Сашка закрыл коробку и молча смотрел, как сосед чинит магнитофон.

– Твоя техника?

– Не, что ты! Командору делаю. А ты музыку любишь?

– Смотря какую.

– Ну и ладушки, пошарим вечерком по развалинам, я тут одно место приглядел, детали бесхозные, – Кеша мечтательно зажмурился. – Прошлый-то мой сосед вообще какой-то неживой был, свалится и спит – ничего ему не надо. Я говорю, Андрюха, давай картон со­бирать, окна к зиме заделаем, а ему всё по барабану! А ты как считаешь насчёт зимы?

– Я мёрзнуть не люблю, – признался Сашка.

– Прав! – совсем обрадовался Кеша, уже собирая корпус…