Ночью, ворочаясь в холодной комнате, Сашка вспоминал слова Шиза. Он не хотел их вспоминать. Но они то ли во сне, то ли наяву всплывали и навязчиво лезли в голову: «Ты здесь навечно», «Ты несёшь беду», «Мир – это души». И сам Витька как будто стоял рядом и улыбался своей странной улыбкой. Это было страшно, и, как только в комнате начало светлеть, Сашка уселся на Кешин топчан, похлопал соседа по плечу и спросил:

– Слушай, а почему Воронцов – командор? Он же больной на голову, мало ли…

– Командор он по блату, – сонно отозвался Кеша, – у него какой-то родственник – начальник. Да он и сам с образованием: два года на философа учился в университете.

– Так чего его сюда-то принесло? – ещё больше удивился Сашка.

– С больных мозгов, чего ещё! И вообще, сдался он тебе среди ночи, старикашка наш…

– Старикашка?

– Ну да! Тут до восемнадцати редко доживают, – уже спокойнее объяснил Кеша. – Олег дотянул, потому что умный, а Шиз – по­тому что дурак. Не соображать ничего – оно легче. И это, если ты так уж замёрз, ложись вот рядом. Подрыхнем ещё, а потом пойдём тебе тряпки покупать, а то проснусь как-нибудь, а вместо тебя твой застывший труп. Знаешь, как противно рядом с трупаком спать!

К падальщикам за Сашкой и Кешей увязался Хнык – замурзанный пацан, живший в одной комнате с Олегом. Он хотел выменять себе перо­чинный ножик и тёплые носки. Для обмена Хнык припас чекушку самогона, которую спёр у какой-то бабульки на окраинном рынке.

Днём северный ветер разогнал тучи, и температура упала ниже нуля. Ребята ёжились, дышали на руки, стараясь хоть как-то согреться. Кеша беспрестанно болтал. Все истории, которые он рассказывал, были о различных происшествиях в соседних этажках и варьировались от трагичных до скабрезных. Хнык шёл молча. Высказался он только один раз, заискивающе, заглядывая Сашке в лицо своими жёлтыми в редкую тёмную крапинку глазами. Ещё в первый день Сашка решил, что Хныковы глаза напоминают слитый чай. Сейчас он подумал, что взгляд у Хныка какой-то щенячий.

– Классно ты, Саша, стреляешь, – сказал Хнык. – Из пистолета и в лоб сразу. Так не все могут. Я бы испугался…

 – Ну, – вмешался Кеша, – это оттого, что он в Корпусе учился. А это место крутое, там и стрелять научат и драться…

– Я тоже драться учился, ещё когда маленький был, – обрадовался новому повороту разговора Хнык. – У меня дядька был, его, как меня, Костей звали, так он классно дрался. Он меня научил всяким приё­мам.

– Не свисти, – усмехнулся Кеша, – у тебя один приём: как бить тебя, так ноешь: «Пожа­лейте сироту». Ты, Сашка, не поверишь, он один раз тётку какую-то обокрал почти в центре, его мужики поймали. Только отпинать – а он как разнылся, так эта дура его сама отпустила, да ещё и жрачки дала на дорогу.                       

– Она меня усыновить хотела, – Хнык мечтательно вздохнул. – Но без документов труд­но.

– Тебя – усыновить?! – Кеша остановился и громко рассмеялся. – Ой, я умираю! Сыночек Хнык! Мамина курочка!

– Ну и не верьте! – не обиделся Хнык. – Мне и здесь хорошо. Так я и пошёлк этой тёт­ке! Да в центре одни придурки живут!

Магазинчик падальщиков располагался в подвале одной из целых пятиэтажек. Пятиэтажка была обитаема, окна проклеены белой бумагой или плотно зашторены, на одном из балконов сушились вещи. На длинном флагштоке перед домом трепыхался красный флаг, на самой пятиэтажке было смонтировано несколько рекламных слоганов, а так же указания на то, кто является хозяином дома. Подход к магазину был укреплен и огорожен так, что даже знавший толк в обороне Сашка открыл рот от удив­ления: у входа в подъезд пятачок расчистили от хлама, обложили по пери­метру мешками с песком, из окна над подъездной дверью торчало дуло пулемёта. Наверняка кто-то дежурил и на крыше. У самого входа стояли парни в камуфляже с красными повязками, по виду запросто ломавшие чужие шеи одним взглядом.

– Боюсь я их, – тихо заскулил Хнык. – Как иду, так боюсь. Они сильно крутые.

 «Крутые» быстро обыскали идущего впереди Кешу, затем ощупали Сашку и, наконец, мелко дрожащего Хныка. Только после этого парни смогли спуститься в подвал. Хорошо ос­вещённое и протопленное помещение от стены до стены было заставлено всевозможными ящиками, короб­ками и мешками. Посреди этого великолепия сидели на корточках два падальщика в дорогих кожаных куртках и курили. Сашка отметил, что сигареты не местные и дым от них идёт не противный.

– Купить или поменять? – спросил у ребят один из падальщиков.

– Купить, – сказал Кеша.

– И поменять, – добавил Хнык.          

Оба парня встали. Один взял у Хныка бутылку и повёл его куда-то за коробки, а второй подошёл к Кеше.

– Одёжу?

Кеша кивнул.

– Новую или с трупа?

– С трупа, – быстро глянув на Сашку, ответил Кеша. – Вот у него десять марок.

– Девять с половиной, – поправил Сашка.

Падальщик покачал головой и показал на груду лохмотьев в дальнем углу подва­ла.

– Тебе только туда, дружище.

Вещи были чистые, но изрядно заношенные. Сашка вопросительно посмотрел на Кешу.

– Выбирай быстрее, – посоветовал тот, – не в гостях.

Торопиться не хотелось. Уж очень здесь было тепло. Последняя уличная дрожь выходила из тела. Тут бы лечь за мешками и никуда не уходить. Заснуть. Сашка с трудом подавил в себе желание опуститься на пол и задремать, и стал разбирать одежду. Тёплая куртка его размера нашлась довольно быстро. Сашка отвёл глаза от заплатки на уровне сердца и сказал себе, что размышлять, откуда она взялась на куртке, глупо. Размышлениями не согреешься.

– Восемь марок, – сказал падальщик.

– Нормально, – кивнул Кеша, – ещё на одеяло хватит? Давайте.

Падальщик порылся в одном из мешков и извлёк что-то неопределённо-серое.

– Чувака ка­кого-то прямо под ним шлёпнули из большой пушки, поэтому дёшево так. Не берут, суеверные все стали. Но на ваши деньги ничего другого нет.

 В головах у одеяла была дыра. Большая, с подпаленными рваными краями. Сашка на минуту представил себе, что же могло остаться от человека, спавшего под этим одеялом, и ему стало страшно. «Тут редко кто доживает до восемнадцати, – вспомни­лись Кешины слова. – Получается, в лучшем случае мне осталось два с половиной года, – непроизвольно под­считал он. – А самому Кеше и того меньше». Падальщик меж тем взял одеяло, кое-как свернул и сунул его Сашке в руки…

– Ну как, Санёк, согрелся? – спросил Кеша, когда здание «Красных братьев» скрылось за развалинами. – Тебе повезло: за восемь марок редко что приличное попадается…

Сашка молча кивнул. Остался неприятный осадок после этого магазина. Целая груда вещей с убитых. С таких же парней, как он. Кто-то ходил в этой куртке, кого-то она спасала от холода и ветра. Кто был тот парень? Теперь уж не узнаешь. Да и не важно. Важно одно: гарантируя защиту от холода, куртка эта не защитит от другого. От пули в сердце. Прежнего хозяина не защитила…

– Скоты жадные эти падальщики, – вздохнул Хнык. – За бутылку самогона – одни носки. Ну, две пары, конечно, но я-то хотел ножичек!

– Вернись, попроси. Может, подарят, – посоветовал Кеша. – А может, сразу усыновят.

– Пошёл ты, – произнёс Хнык, сразу отбежав на безопасное расстояние.

Кеша махнул рукой:

– Если бы не Олег, быть бы Костику краснобратым. Куда бы делся! Сейчас бы степь брюхом протирал…

Хнык издалека показал Кеше неприличный жест и скрылся из виду.

– Э-эх, – Кеша пнул подвернувшуюся под ноги пластиковую бутылку, потом подумал и подобрал её, – а вообще «красным» быть неплохо, если не салабоном, конечно. Вот торговать, к примеру, или в караваны ходить. Правда, они только своих берут, кто на них долго пашет. Надо с малолеток начинать. А я трупов боюсь. А ты боишься?

– Не знаю, – честно признался Сашка, – я ведь ещё не воевал. Ну в Корпусе фильм один раз видел учебный, там каких-то пленных из Энска расстреливали… Противно, конечно. А штурмовиков часто на войну посылают?

– Да нет, – Кеша усмехнулся, – за боёвки ведь деньги платить надо, а начальство жадное. Вот в мае было классное сражение. Энских поубивали – немеряно, а наших только человек двести. И штурмовиков, и других. Правда, наша бригада в запасе была, на случай прорыва. В окопах два дня просидели. А Энских уделали танкисты. Я тогда им пузырь бормотухи продал втридорога…

– Всё-таки это свинство – мёртвого человека обирать, – вздохнул Сашка. – Если бы я был Главой, я бы этих падальщиков вообще запретил. Только город позорят.

– И передохли бы у тебя все с голоду, – засмеялся Кеша. – А вообще, чего ты себе голову забиваешь, мало тебе своих проблем? Вот сейчас придём и будем доски на растопку ломать, мне парни с четвёртого этажа обещали. Каждая доска – пять грошей. По­том половину отдашь. Раз в месяц нам тридцать марок дают каждому, и консервов, сколько по норме положено. Опять же, квартира халявная, так что и тратиться особо не на что. Я за полтора года уже четыреста марок скопил. Вот накоплю ещё столько же и поеду на ферму к бате или поступлю учиться куда-нибудь. А ты-то учиться будешь?

– Обязательно.

– А на кого?

– На медика, – немного подумав, сказал Сашка. – На кардиолога. Это такой врач, который сердце лечит.

– Ладно, – кивнул Кеша. – Тогда деньги зарабатывай и копи, как я.

Сашка кивнул. На самом деле он ещё не задумывался о будущем, слишком много забот навалилось одновременно. Но не будет же он всю жизнь в штурмовиках, тут Кеша прав. Значит, надо что-то делать, что-то, чтобы выбраться отсюда…

Однако свои рассуждения о будущем Сашка вскоре оставил. На них просто не было времени. Приходилось решать уйму бытовых проблем: как растянуть на день паёк, где добыть деревяшек на растопку, умываться ли ледяной водой или отложить до лучших времён. Темнело всё раньше и раньше, и каждый день был менее тёплым, чем предыдущий, поэтому пора было позаботиться об отоплении. Целыми днями парни копались в развалинах, там, где не стояли огораживающие знаки падальщиков. Находили в основном ненужную рухлядь, но иногда кому-нибудь везло, и найденная рухлядь могла гореть. Тогда её тащили в дом. Во время одного из походов к частному сектору Сашка заметил, что кто-то содрал фанерку с расписанием автобуса. Ещё бросилось в глаза, что тут почти не было деревьев, кроме совсем уже хилых, зато торчало много пней. Наверное, местное население тоже испытывало трудности с топливом… Бесконечное таскание добытого в развалинах хлама изматывало, но зато не оставалось сил и времени думать о чём-то другом. Каждое утро Сашка доставал из кармана календарик с эмблемой Корпуса – единственное, что от учёбы в нём осталось – и зачёркивал вчерашний день. Он даже научился, как Кеша, ежедневно прикидывать, сколько осталось до пятого числа – дня, когда в бригаде выдавали получку. Ему должны были заплатить целых двенадцать марок. Тогда можно будет сходить домой, как будто в увольнение, повидаться с мамой, переночевать в нормальной постели, может даже посидеть при электрическом свете и почитать книжку. Одну из тех наивно-захватывающих повестей, которые он любил читать раньше…

Часто Сашка вместе с Кешей и Хныком крутился около остановки. Это был, пожалуй, центр жизни в Южных развалинах. Здесь располагались бар, вербовочный пункт со складом и общественная баня, куда с удостоверением штурмовика можно было пройти за символическую плату в полмарки. Чуть дальше находился лазарет. А ещё дальше, где Сашка пока не бывал, а только слышал, управление организации «Штурм» и плац для построений. Многочисленные парни в  гражданской одежде и чёрных мундирах с утра до вечера сновали по пятачку остановки. Некоторым был нужен автобус, отъезжающий в город, некоторые приходили сюда, чтобы купить что-нибудь у местных лоточников. Лоточники продавали продукты, курево и алкоголь, который пользовался особым спросом. Многие штурмовики умудрялись пропивать все выданные им деньги. Впрочем, Кеша с Сашкой выпивкой не интересовались, а Хныка периодически угощали какие-то пацаны, но наливали ему совсем немного, скорее ради смеха. Даже от крошечного глотка спиртного Хнык моментально пьянел и начинал нести несусветную чушь, хвастаясь вымышленными боевыми подвигами и успехом у девушек…

Однажды, когда Сашка с Кешей выходили из бара, где грелись перед очередным походом за топливом, к остановке подъехал автобус. Это была та самая «Труповозка», которая привезла сюда Сашку не так уж и давно. Сегодня пассажиров, желающих уехать в город, было немного: трое парней и пара местных мужиков. Сашка посмотрел на автобус, сделал несколько шагов и вдруг, сам не понимая зачем, забрался на подножку. Кеша что-то удивлённо кричал вслед, но Сашка его не слышал. Автобус, дребезжа, потащился по улицам в центр. Туда, куда Сашке было нельзя и не надо… Сашка сидел в уголке, прислонившись к стене, и не мог себе объяснить, почему он здесь. Он ведь шёл с Кешей. Сейчас они должны были разгребать холодную бетонную крошку в поисках древесины. Ерунда какая-то получалась: собирался сделать одно, а вышло совсем другое. Как затмение нашло. Сашка вздохнул: «Ничего, проеду по кольцу и вернусь к Кеше…»

Однако когда автобус дополз до городской конечной, находившейся недалеко от Корпуса, выяснилось, что назад он сегодня больше не идёт. Сашка постоял в нерешительности и отправился в сторону Корпуса. Знакомую проходную было видно издалека. Там, в бетонной «коробочке» с узкими окошками, сейчас находился дежурный наряд – четыре человека. Может быть, даже из его роты. На секунду Сашку охватило желание зайти, поговорить, посидеть там с ребятами. Но, мгновенно возникнув, эта мысль так же быстро исчезла. О чём ему теперь говорить с кадетами? Не о чем. Сашка сел на железную оградку около соседнего здания и просто смотрел. Жизнь в Корпусе продолжалась: вот в ворота, натужно урча, въехал грузовик, затянутый зелёным брезентом, а дежурный кадет, лопоухий первогодок, выскочил поднимать заградительную планку, не накинув шинели, и, пока грузовик въезжал на территорию, успел замёрзнуть и бежал назад, втягивая голову в плечи; вот ещё один кадет, постарше, вышел на крыльцо дежурки и что-то объяснял женщине в пушистой шали, после чего женщина ушла; вот из проходной показались несколько офицеров, зашагали по улице… Сашка встал и побрёл прочь. Одно дело было вспоминать о Корпусе там, в развалинах, другое – вновь увидеть эти знакомые стены. В горле перехватило, и Сашка часто задышал, чтобы не разреветься. Не надо было сюда ехать… Что ему теперь Корпус? Его отсюда просто выкинули. Без вины, а так – на всякий случай. И теперь он штурмовик. И, видимо, надолго. «Надолго? Ну и пусть, – зло подумал Сашка, – я уже привык! Вы, гвардия, элита, можете жить в разбомбленном доме, есть два раза в день холодную тушёнку и спать на голых досках, когда вокруг шуршат крысы? Нет? Так чем вы лучше нас?» 

Из центра Сашка вернулся только к вечеру, прошагав весь путь пешком, и так устал, что не сразу понял, что в их с Кешей комнате непривычно тепло.

– Обогреватель, – гордо сказал Кеша, показывая на странную конструкцию из бывшего шашлычного мангала. – Первое время дымить будет, но я знаю, как сделать трубу. Главное, чтобы искры не летели, а то сгорим на хрен к чёртовой ба­бушке!

– Где взял? – только и смог выговорить Сашка.

– В карты у соседей из 15-го дома выиграл. Да ты челюсть-то подбери: я на пушку трофейную играл, её не жалко, если что, вдруг она меченая! У нас теперь класснее всех будет! Захотим – натопим, захотим – жрать сварим. Всё не в ведёрке ветки жечь.

И правда, их «печка» да «буржуйка» в комнате Олега оказались почти что роскошью – остальные ребята разводили костерки в чугунных ящиках, помятых детских ванночках, жестяных вёдрах. Поэтому пожаров, по словам Кеши, в развалинах случалось достаточно.

–  Зато сгоришь, не сгоришь – ещё неизвестно, а топить не будешь – точно загнёшься, –  заключил Кеша, – вон в прошлом году тут половина народа передохла – грипп…