Проснулся Сашка рано. Сосущее ощущение в животе, лёгкое головокружение и боль в мышцах, сложившись, мешали спать и создавали непривычное чувство беспомощности. Чувство, которое не должно возникать у солдата. Тем более у гвардейца. Беспомощный мужчина – уже бред, беспомощный военный – бред вдвойне. Военный, который вместо того, чтобы преодолевать трудности, думает, не сбежать ли ему домой… Сашка усмехнулся. А происходящее не так и ужасно. В конце концов, он собирается в будущем воевать. На войне трудностей куда больше. Подумаешь, голод… Однако, как Сашка себя ни уговаривал, организм с разумом не соглашался и есть хотелось всё больше. Если бы в комнате осталась хоть горсть крупы или муки, хоть полгорсти…

– Кеша, – Сашка приподнялся. – Кеша!

– Отвали, – отмахнулся Кеша, не открывая глаз. – Вскочит чуть свет и вопит. Подсунули, тоже мне, соседа.

– У нас гречки совсем не осталось?

– А ты её оставлял? – рявкнул Кеша, переворачиваясь на другой бок.

Сашка всё-таки встал, почиркал отсыревшими спичками и развёл огонь. Пришла в голову мысль накипятить воды и так обмануть голод. Не успела комната прогреться, как в дверь просунулся парень из соседней бригады. Звали его, кажется, Максим, а кличку Сашка знал точно – Пёс. Кличка показалась странной, но Кеша объяснил, что это от поговорки «пёс его знает». Пёс, по утверждению парней, знал и правда всё. Выглядел он нелепо: долговязый, худой, в больших круглых очках и облезшей каске, которую натягивал на вязаную шапочку. Зачем постоянно носить каску вне боя, Сашка понять не мог. Странной казалась и манера Пса ходить в распахнутой шинели, из-под которой выглядывал самовязаный свитер, и ежедневно чистить сапоги.

Пёс вошёл в комнату и кивком обозначил приветствие.

– Гостей принимаете?

– Ещё один, – простонал Кеша. – Чего вам не спится?

– Я насчёт еды, – сообщил Пёс, присаживаясь к огню и вытягивая озябшие, в цыпках, руки. – У меня табак лишний, хотел на продукты поменять. Вы как, ребята?

– Засунь себе этот табак, – сказал Кеша. – Самим жрать нечего.

– Печально, – Пёс вытащил из кармана бумажку, насыпал туда немного табаку, помял в пальцах и вскоре уже попыхивал самокруткой. – А чего ваш командор говорит?

– Наш командор, – Кеша фыркнул, – душу очищает, ему не до жрачки.

– Я Олега имел в виду.

– А командор у нас Шиз.

– Я про реального командора, а ты про формального, – терпеливо разъяснил Пёс. – Чувствуешь разницу?

– Брось свои учёные штучки, – отмахнулся Кеша. – Говори по-человечески.

– Что я, виноват, что вы нормальной речи не понимаете? А опускаться мне ни к чему, а то приду в университет и заматерюсь в приёмной.

– Ты что, в университет поступать собрался? – спросил Сашка. – А на кого?

– Я там уже учился, – важно сказал Пёс, – два семестра. На инженерно-строительном. Выбыл по причине временной неплатёжеспособности. Вот заработаю и вернусь. Профессия нужная. Вдруг война закончится, строителей с руками станут отрывать.

– Да, профессия нужная, ты прав.

– Вы прямо сейчас в университет собрались? – разозлился Кеша. – Тогда валите, и нечего других своими проблемами грузить.

– Ты, Иннокентий, то ли не с той ноги сегодня встал, то ли что, – вздохнул Пёс, – важность образования отрицаешь…

Ответить Кеша не успел. За стеной раздался крик:

– Помогите!

В соседней комнате слышались возня и как будто драка. Сашка и Кеша выскочили в коридор.

– У Хныка припадок! – кричал Женька Коньков.

Откуда-то мигом появился Олег. Они ввалились в комнату. Сашка остановился на пороге и с ужасом смотрел, как парни прижимают к полу худого маленького Хныка. Тот странно дёргался и хрипел.

– Ерхов! – крикнул Олег. – В столе ампула. Давай!

Хнык рвался из рук парней с ненормальной для такого пацана силой. Он уже в кровь разбил себе затылок о доски пола. Сашка дрожащими руками набрал содержимое ампулы в шприц и протянул Олегу. После укола Хнык подёргался ещё минуту и затих.

– Готово, – Кеша поднялся. – Фу-у… Я думал, он мне в пузе дыры пробьёт.

– А мне палец прикусил, зараза! – выругался Коньков. – Ты, Олег, держи ложку на видном месте, я больше ему руки в пасть совать не буду.

Сашка стоял, глядя на лежащего на полу Хныка. Тот был совсем не похож на живого.

– Иди, чего застыл, – устало сказал Олег и поднял Хныка на кровать. – Припадков не видел?

– Не видел, – ответил Сашка, не двигаясь с места. – А что с ним?

– Эпилепсия, или как там её, – тяжело дыша, пояснил Кеша. – Что-то часто это у него стало. Так никаких лекарств не хватит!

Сашка подошёл к кровати, на которой лежал Хнык, вгляделся в мертвенно-бледное лицо.

– А он живой?

– Живой, чего с ним сделается! – Кеша ушёл.

Олег укрыл Хныка одеялом и показал Сашке на стул:

– Садись, отдохни. Эти мерзавцы, падальщики… Горсти гречки пожалели! А ты молодец: я думал, день не проработаешь, свалишься.

– Я почти свалился, – признался Сашка. – До сих пор всё болит и мушки перед глазами.

– А я тебе говорил: уходи. Ты сам остался.

– Конечно, сам. Только, Олег, что же теперь будет? Как будто город про нас забыл.

Олег нервно засмеялся:

– Это тебе в Корпусе внушили, что город в тебе нуждается? Забудь. Всем, кроме тебя самого да, может, матери твоей, на тебя плевать! Скребись сам, как можешь. А сдохнешь – городу и лучше. Ни жилья тебе не надо будет, ни жрачки, ни места рабочего. Да если мы тут все околеем, знаешь, что людям в центре наплетут? Что мы бандюги были и туда нам и дорога. Никто и не усомнится!

– Неправда, – возразил Сашка не очень уверенно, – если бы мы были не нужны, нас бы тут не держали.

– Ты в Корпусе сколько проучился?

– Год.

– Был нужен? А потом? Так и тут. Никогда не знаешь, что Главе на ум придёт, а Тоффельту и подавно. Он сам бандит ещё тот. Сегодня он с Главой, а завтра поднимет нас и на Главу же поведёт. Понятно?

– Ерунда, – сказал Сашка, – у Главы гвардия, танкисты, вертолётчики, отряды гражданской обороны. Они нас за полдня перестреляют.

– Поэтому мы и сидим здесь, а не воюем с Главой, – кивнул Олег. – Но это я к примеру сказал. Чтобы ты не думал, что будешь воевать только с Энском и только за город. Ты теперь наёмник – куда скажут, туда и будешь стрелять…

Начал приходить в себя Хнык, и Олег замолчал. Сашка вышел в коридор, пытаясь определить, правду ли сказал ему Олег или преувеличивает. В коридоре стоял Витька Шиз. Посмотрел на Сашку странным взглядом:

– Что, излечили Костю? Подлецы! Не дали человеку перейти в мир лучшего.

Сашка попытался обойти командора, но тот неожиданно сильно схватил его за руку.

– Своими слезами и жалостью мы держим человека на земле, мы не даём ему раствориться в пространстве. Мы замахиваемся на судьбу, думаем обмануть её… Но ничего не выйдет! Судьбу не обмануть. Если он не должен жить, то и не будет. Понятно?

Сашка вырвался из Шизовых рук и быстро проскользнул в свою комнату. Пёс уже ушёл, оставив после себя тошнотворный запах табака и окурок на полу. Сашка уселся на подоконник, посмотрел на улицу. Несколько парней, кутаясь в фуфайки, что-то разыскивали среди развалин. Сашка подумал, что сегодня у склада толпы уже нет. Продукты не выдадут ни сегодня, ни позже, и все потеряли надежду на лучшее. Неслышно зашёл Кеша, закутался в одеяло и лёг.

– Гады, – сказал он, застёгивая шлем. – Сейчас бы все свои деньги за жрачку отдал, да спрятал больно хорошо, чтобы лишний раз не соблазняться. Давай всё-таки спать, Санёк, – когда спишь, жрать не хочется. А потом сходим настреляем крыс.

Сашка отыскал на топчане несколько крупинок вчерашней гречки, сунул их в рот и тоже улёгся. Как можно прятать четыреста марок и ходить голодным? Впрочем, сейчас даже с деньгами идти некуда: оцепление не пустит. Сашка представил кадетов на остановке. Ведь не случись с ним эта жуткая история, не побеги Илья в Энск, Сашка тоже мог бы оказаться в кордоне. Пусть не тут, ближе к центру, но его могли поставить на пост с приказом стрелять, если кто-то из штурмовиков окажет сопротивление. И он бы стал стрелять в этих голодных парней. И даже не подумал бы, что неправ… И Глава не думает, что неправ? Может, его ввели в заблуждение? Как говорил Олег: сообщили, что тут бандитские беспорядки. Глава ведь не может знать всё, что происходит: город большой, сложный, а ещё война с Энском…

Крыс на развалинах Сашка с Кешей не настреляли. Сашка один раз пальнул в сторону подозрительного шуршания, но промахнулся, и Кеша запретил зря расходовать патроны. Другим бригадам везло больше. Обитатели соседней квартиры каким-то образом крыс наловили и теперь жарили. Соблазнительный запах разносился по всему подъезду. На лестничной площадке стояли Шакал и оклемавшийся Хнык. Они жадно втягивали в себя воздух, почти прижавшись носами к замочной скважине.

– Хнык, иди домой! – сердито позвал Кеша.

Хнык медленно повернулся и посмотрел на парней невидящим взглядом.

– Я хочу есть!

– Если здесь долго стоять, – добавил Шакал, – может, нам тоже дадут.

– Да ладно, – Сашка подтолкнул Кешу к их квартире. – Пусть стоят, тебе-то какое дело?

– Противно мне, – объяснил Кеша. – Торчат тут, как попрошайки, а тем, кто жрёт, хоть бы что…

Вечером бригаду ждало потрясение: в большую комнату, где все собрались, чтобы получить от Олега оставшуюся воду, ввалился Женька с узлом из форменной куртки в руках. Под удивлёнными взглядами ребят он бросил куртку на стол и развязал рукава. На вылинявшей ткани лежали крупные грязные картофелины.

– С поля упёр, за колючкой. Там, где уродов гвардейских нет, дедки с утра копают. Ну что, хотите картошечки?

Сашка почувствовал жестокие голодные спазмы и согнулся, прижимая живот руками. Ребята не двигались с места, глядя на сокровище. Первым опомнился Хнык, выхватил картофелину и впился в неё зубами.

– Не цапай! – заорал Женька. – Я продаю! Картошка – марка.

Сашка встал и наотмашь ударил Женьку по лицу. Они сцепились, катаясь по полу, и Сашка впервые в жизни почувствовал, что очень хочет убить.

– Мразь ты, Женька, – злобно сказал Олег, когда Сашку всё-таки оттащили от Конькова. – Тебя бы всей бригадой отметелить, да ладно, живи пока…

Картошку ребята испекли на костре и ели, обжигаясь, пачкаясь золой и хохоча.

– Ничего весёлого, – говорил Сашке Олег. – Теперь все начнут воровать. А я отговаривать не стану.

Сашка глотал горячую рассыпчатую мякоть вместе с кровью, сочившейся из разбитой губы, и смотрел на Хныка – тот натолкал полные карманы сырой картошки и тихо пробирался к выходу.

– В заначку потащит, – объяснил Олег, – или Шакалу. Хнык – пацан неплохой, просто безвольный. Но это от болезни, наверное…

Сашка тяжело молчал и думал, что был неправ, решив, что здесь никому ни до кого нет дела. Вон Олег Хныка несчастного за свой счёт в бригаде держит, ещё и лекарства ему достаёт, Серёга Волков Шакала подобрал. Сильные помогают слабым. Есть, конечно, и Лёва с Коньковым, и Витька шизанутый, но нормальных ребят тоже хватает. Он думал, что здесь одни бродяги. А они, может, лучше, чем Сашкины знакомые по Корпусу. Там каждый цепляется за своё место в парадной роте, поубивали бы друг друга за него…

На следующий день в бригаду с развалин не вернулся Кеша. Сашка заметил его отсутствие только к вечеру – весь день провалялся в подъезде на мешках, изображая часового. Но Олег успокоил его. Сказал, что Кеша наверняка отправился на промысел, и это хорошо – принесёт еду и себе, и Сашке. Теперь воровали уже почти все штурмовики, тайно пробираясь мимо постов в частный сектор. Но погреба старичков и старушек, доживавших свой век на окраинах, отнюдь не ломились от продуктов. Добычу не делили на всех, как раньше, – каждый съедал её в своей комнате, а то и там, где украл. Пара групп ночью пыталась пробиться в центр города, но кадеты из оцепления открыли огонь, нескольких штурмовиков убили. Штурмовики тоже стреляли, но уложили ли они кого-нибудь, сказать наверняка было нельзя. Всё стало очень серьёзно: оцепление усилили, а к главной дороге, ведущей в центр, утром подогнали два грязных броневика. Это не могло произойти без особого распоряжения Главы. Олег сообщил Сашке новость со злой усмешкой.

– Вон он, твой обожаемый Глава. Что скажешь? А вдруг он вовсе захочет нас тут перестрелять? Мы же станем обороняться. Будешь стрелять в кадетов?

Сашка не ответил. Олег был прав, опять прав. Но ведь Сашкин отец служил именно Главе. Не мог же он служить плохому человеку, погибнуть за него… Сложить всё вместе не получалось. Мысли разваливались, разбегались. Тогда Сашка убедил себя, что ничего не будет. Никакого штурма. И ему не придётся ни в кого стрелять. Стало легче…