Утром Сашка чувствовал только усталость. Откуда-то глуховато пробивалось неразборчивое бормотание Шиза, ещё более заунывное, чем обычно, временами срывающееся на знакомый «аум-м-м». Спать под эту молитву было невозможно, потому что тянуло разобрать фразы. Будто Шиз мог говорить нечто способное решить все проблемы… Откинув одеяло, Сашка нырнул в холод комнаты и, обувшись, прошёл до Шизовой двери. Постучал. Бормотание стихло. Сашка постучал снова, и Витька всё-таки открыл.

– Витька, что ты сейчас говорил?

Шиз отчего-то нахмурился и, скрестив руки на груди, мрачно ответил:

– Это я не для тебя говорил. А если ты ко мне за советом, то обойдёшься. Мне неинтересно за тебя придумывать твою жизнь.

Облезлая дверь захлопнулась перед Сашкиным носом.

«Ну и пошёл ты», – с обидой подумал Сашка. Шиз тем временем продолжил бормотать.

Немного постояв, Сашка направился к соседней двери. Необитаемая Женькина комната давно выстыла, из многочисленных щелей поддувал ветер. Скрипнула дверь, хоть Сашка и открывал её очень осторожно. Илья лежал, свернувшись калачиком на голой панцирной сетке. Услышав скрип, приподнял голову.

– Хотел проверить, не привиделся ли ты мне вчера с перепоя, – объяснил Сашка. – Разбудил?

– Я не спал, – ответил Илья, через слово кашляя. – Холодно здесь. Да и думал. Ты хоть отдохнул?

– Нет, – признался Сашка. – Не могу заснуть. Столько вчера произошло…

– Не нужно было мне приходить. Я уже понял. Я ведь могу тебя снова подставить…

– Ладно тебе, – Сашка сел на кровать рядом с Ильёй. – Устроишься в бригаду, никто и не найдёт. А весной свалим из города. Весной тепло, мы обязательно дойдём.

– Сань, я уже покойник, – грустно сказал Илья. – Знаешь, чего хочу? Поквитаться. У меня в городе одни долги: одним я должен, другие мне… Я многое узнал за три месяца. Знаешь, в Энске такие же люди, как и здесь. Зря нам в Корпусе болтали, что живут они хуже нас, что там только голод, зараза да военный завод. Ничего подобного. Там всё как тут. И развалины, и Корпус, и Глава, и фабрики, и лавочники, и старушки с авоськами. Даже «Красные братья» там есть. Одно отличие: они считают врагами нас, а мы – их… Кстати, помнишь плакат: «Мы на защите города»? В Энске я видел точно такой же. Даже смеялся, правда… А в бригаду не пойду. Навоевался по самое горло, комком стоит. Я поживу с недельку, а потом, может, устроюсь куда-нибудь. Так лучше будет и тебе, и мне.

– Да, наверное, так лучше, – вздохнул Сашка. – Только как же Контора?

– Я так устроюсь, что мне Контора будет нипочём. Они меня не достанут.

– Они тебя и здесь не достанут.

– Ха, – Илья хотел было засмеяться, но, видимо, сделал себе больно, надолго закашлялся, потом выругался и продолжил: – Думаешь, здесь нет осведомителей Конторы? Может, даже в твоей бригаде кто-нибудь им рапорты пишет. Ты не присматривался к своим?

– Да нет тут никого из Конторы, – принялся убеждать друга Сашка. – Думаешь, я в людях ничего не понимаю?

– Думаю, ничего, – Илья поднялся и посмотрел в окно. – Светает, кстати. Какие у тебя планы на сегодня?

– Не знаю. Надо бы сходить в штаб, там зарплату могут выдать. Пойдёшь со мной?

– Нет, я здесь посижу. Хотел тебя попросить, если не сложно, купи мне лекарство, я название напишу.

– Куплю. И лекарства, и тёплую одежду.

– Ты настоящий друг, Сань… Только я не знаю, когда смогу долг отдать. Извини…

– Я тебе не друг, а брат, – сказал Сашка. – Какие могут быть счёты?

Выйдя из комнаты, Сашка услышал где-то в этажке крики и стрельбу. Пальба была автоматная. Пёс, Кеша и Павлик выскочили из комнат.

– Что за беда? – спросил Пёс, напяливая на нос оправу от очков и близоруко через неё щурясь.

– Видать, Уксус с перепоя развлекается, – предположил Кеша. – Не к добру это. Разумнее всего на лестницу не соваться.

– Мне надо, – вздохнул Сашка. – В штаб, а потом к падальщикам.

– И мне надо к падальщикам, – поддержал его Пёс, – я без очков ни хрена не вижу. Поеду в центр, там они оптикой торгуют.

– А в штаб ты за зарплатой? – поинтересовался Кеша. – Тогда я с тобой. На всякий случай.

Выстрелы прекратились. Сашка подождал минуту и предложил:

– Ну раз нам всем в одну сторону, пойдёмте вместе. Заодно заберёте свои деньги.

– И я с вами, – обрадовался Павлик.

– Да ну тебя совсем, – Кеша отвернулся, – начнёшь у краснобратых скулить: «Кеша, купи то, купи это…» Вы, салаги, все такие. Или сопрёшь чего-нибудь, а они в нас дырок наделают.

– Кеша, я не буду, – заныл Павлик, – не буду ни скулить, ни воровать. Ты только купи мне конфетков. Хоть маленьких.

Сашка и Пёс засмеялись. А Кеша засунул руки в карманы.

– Сдался ты мне, конфеты тебе покупать. Нашёл дурака.

Однако Павлик всё-таки увязался за ними. Дорогой к штабу Кеша, как обычно, говорил много, но старательно обходил вчерашние события, рассуждая то о ценах в городе, то о сапогах, которые майоры тихо завезли на склад, но пока не выдают, то о Псе-растяпе, который теперь как минимум ползарплаты угробит на новые стёкла для очков. Пёс хихикал, спотыкался, прищуриваясь, определял более безопасную дорогу и спотыкался снова.

В холодном штабе, пропахшем сыростью, было тихо. Несколько гонцов играли в кости. Майор, курирующий их район, вызвал Сашку к себе и, через слово ругаясь, говорил о недопущении пьянства в тридцать первой этажке. И уже тихим голосом поведал о возможных провокациях со стороны внутренних войск и Конторы, о необходимости в любой ситуации выгораживать своих солдат. «Если что, никто из штурмовиков не виноват», – подвёл майор итог разговору. «Какие провокации? – подумал Сашка. – Кому мы нужны, провоцировать нас!» Наконец Сашке дали подписать смету на продукты для бригады, заявку на пополнение и выдали зарплату за предыдущий месяц. Парни радостно разобрали свои марки, причём Кеша предложил потратить часть зарплаты Шиза, а Пёс его поддержал. Сашка ничего не ответил, но демонстративно положил оставшуюся зарплату во внутренний карман, а из своих выдал Павлику несколько грошей – купить семечек. Парни отправились на остановку, а оттуда поехали в торговый центр «Красных братьев».

Торговый центр был совсем не похож на магазинчик падальщиков на окраине. Это был самый известный магазин в городе: большое трёхъярусное здание, заполненное покупателями со всех городских районов. Здесь можно было купить что угодно, от буханки хлеба до самых диковинных вещей. Сашкина мама сюда почти не ходила из-за дороговизны, только к началу учебного года покупала тут гимназическую форму, а в канун Нового года – редкие игры вроде конструктора из алюминия и сборных моделей самолётов и кораблей. Задолго до праздника Сашка принимался считать дни, а потом, получив заветную коробку, открывал её не сразу и иногда – с закрытыми глазами, на ощупь пытаясь определить, детали какой конструкции находятся внутри…

Сидя в тряском автобусе, Сашка думал, что же купить в подарок Кате. Ведь не сегодня-завтра нужно идти мириться. Пёс тоже был погружён в размышления, а Кеша что-то подсчитывал, загибая пальцы и шевеля губами. Павлик сидел тихо, даже не щёлкая уже купленные семечки, будто до сих пор не верил своему счастью.

Уже у торгового центра Сашка решил, что купит коробку настоящих шоколадных конфет. Таких, какие ел однажды ещё маленьким. Стоил шоколад бешеных денег, но раз Сашка так отвратительно себя вёл, то подарок непременно нужен хороший.

Торговый центр, несмотря на ранний час, был набит народом. Кроме продавцов Сашка увидел множество охранников в красной униформе, наблюдающих за людьми, одетыми победнее. Один из охранников стал следить и за ним. Конечно, такой парень, как Сашка, на взгляд охраны, скорее годился на то, чтобы стащить с полки кукурузную лепёшку, чем на то, чтобы покупать шоколад.

Пёс предложил разойтись по отделам и через полчаса встретиться у входа. Сашка пошёл в продуктовую часть центра. Глаза разбежались от разноцветных баночек и коробочек на полках. Пугали только ценники. Кусковой шоколад, который продавец откалывал ножом по просьбе какой-то дамочки в весьма приличной одежде, стоил пять марок за сто граммов. Рядом на полке лежало несколько коробок с конфетами. Четырёхсотграммовая коробка стоила уже сорок марок. Наверное, потому что этот шоколад был не наколот как попало, а сформован в виде плоских цветочков и сердечек и упакован в блестящую, прозрачную сверху коробку с сиреневой ленточкой. Сашка помялся несколько минут и наконец решил, что дарить шоколад, отрезанный ножом, неприлично… Продавец окинул его подозрительным взглядом, задержавшимся на командорской нашивке, и долго мусолил в руках марки, определяя их подлинность. Наконец коробка оказалась у Сашки в руках. Он сунул её за пазуху, чтобы не уронить, не помять и чтобы на него не пялились прохожие. В аптечном отделе с Сашки взяли ещё восемь марок. Лекарство было порошковое, запечатанное в пластиковый флакончик. Вместо пробки на флаконе была бумага в два слоя, перетянутая резиночкой. На одежду денег не оставалось, и Сашка решил, что отдаст Илье свою куртку, а сам будет ходить в форме.

У входа Сашку уже дожидался Пёс в очках с новыми стёклами. Увидев командора, выругался:

– Хапуги эти братья! За два стёклышка – двадцать марок! Чтоб им самим света не увидеть!

Потом подошли Кеша с бумажным пакетом и Павлик, посасывающий крошечный леденец на палочке.

Всю обратную дорогу Сашка ловил себя на том, что начинает то глупо улыбаться, то придумывать слова, которые скажет Кате. Придумывать, как он объяснит ей всё, расскажет про чудесный город на юге, и Катя простит его. Наверное, всё, о чём он размышлял, тут же отражалось на лице, потому что Кеша не сводил с него насторожённого взгляда. А потом спросил:

– Подарок Кате купил?

Сашка кивнул и продемонстрировал край коробки. Кеша присвистнул, но ничего говорить не стал, а старательно принялся пялиться в окно автобуса. «Ревнует», – с улыбкой подумал Сашка. Кешу было немного жаль. Но тут уж ничем не поможешь…

В этажке Сашка дождался, пока Кеша отлучится из комнаты, спрятал конфеты на дно чемодана со старыми вещами, а чемодан запихнул под топчан и прикрыл своим рюкзаком. Посмотрел со стороны – не видно. Он не то чтобы совсем не доверял Кеше, но опасался, что Катины конфеты тот может если не продать, то подарить сам.

Сашка отправился в соседнюю комнату. Илья всё-таки спал, съёжившись на кровати. Но услышал звук шагов и поднял голову.

– Уже вернулся?

– Да. Лекарство тебе купил, а одежду – нет, – сказал Сашка, протягивая Илье флакон. – Деньги все на конфеты потратил. Пойду с Катей мириться. А ты пока в моей куртке ходи. Она тёплая.

Илья кивнул, высыпал на ладонь горстку порошка и отправил его в рот. Снова сильно закашлялся, а когда приступ прошёл, спросил:

– Уходить из города ты уже расхотел?

– Почему ты так решил?

– Тогда зря миришься. Не потащишь же девчонку через степь. Пусть она думает о тебе плохо, легче тебя забудет.

– А может, она тоже пойдёт.

– Ты что, угробить её мечтаешь? Я бы на нас с тобой грош не поставил, что дойдём, а с девчонкой…

Сашка пожал плечами.

– Я не знаю. Здесь плохо всем. И мне, и ей. А там станет хорошо. Ты меня не торопи. Надо подумать хорошенько, и что-нибудь придумаем. Может, договоримся с кем-нибудь из кадетов, чтобы до Южного подбросили. Говорят, их туда сменами возят охранять. А может, ещё как-то. Дай только время.

Илья опустил глаза. Сашка понял, что тот уже ни во что не верит и ничего не ждёт. И время для размышлений ему не нужно, он не станет размышлять. «Ничего, – решил Сашка, – ничего, я сам всё устрою. Я вас отсюда вытащу. И тебя, братишка, и Катю».