Анна Ивановна во дворе была. увидела нас — руками замахала:

— Ходите, где не нужно! Вот вас собакинские-то и отделали…

И смотрит на Лёнчика, чтоб он подтвердил: нечего далеко от дома уходить!

Лёнчик смешался:

— Это не собакинские, баб Ань… Мы не же знали…

Хозяйка поглядела озадаченно. Спрашивает Костю:

— Так что ж вы не сказали, что вы не собакинские?

И велела нам с ним в доме сидеть.

Лёнчик на свою работу пошёл.

Хозяйка тоже выскочила за калитку. И сразу вернулась с какой-то женщиной. Та прежде всего велела нам звать её «тёть-Светой», а после принялась ногу мою ощупывать.

Я сморщилась — думала, она сейчас её мять начнёт. Но тетя Света пробежалась по моей ступне и по лодыжке легкими пальчиками и сказала:

— Через день-два снова будешь прыгать.

И попросила у хозяйки лоскут, чтобы потуже перебинтовать.

Пока она бинтовала мою ногу, мама вернулась из Собакино. Сразу заахала, стала теребить меня и Костю. Спрашивает у хозяйки:

— Как думаете, есть смысл сходить к родителям этих хулиганов? Или там родители — такие же, как дети?

Анна Ивановна плечами пожимает.

— Что родители? У Лёнчика родителя доставили прошлой осенью — в гробу. Макар Михалыча. На стройке, говорят, с лесов упал. В город на стройку наши подряжаются, дома не больно заработаешь…

Но маму ей так сразу не разжалобить. Она спрашивает:

— А мать у него есть? У Лёнчика вашего? Кто-то же отвечает за него?

Хозяйка ей:

— Да Лёнчик сам и за себя, и за мамку отвечает. Двое их с мамкой-то…

Наша мама теряется:

— А остальные, кто их бил… Нельзя ведь, чтобы это осталось безнаказанным!

Я тогда встреваю:

— Мама, мы ведь все помирились!

И Костя за мной:

— Мы помирились!

А мама — сердито ему:

— Ты на сестру погляди! Приехали на отдых! Мало того, что исцарапанная вся, так ведь ещё и хромает теперь — какой-то негодяй толкнул…

Наша хозяйка маме обещает:

— Без наказания точно не обойдётся. Выпорют кое-кого, уж как пить дать, выпорют. Малинкины с дедом живут, Шурка и Катька. У деда характер незлобивый, ласковый. Так, пожурит… А вот Серёге Ужову отец, не сомневайтесь, всыплет по первое число.

Но маме хочется, чтоб было наверняка. Она волнуется:

— А кто же его отцу расскажет?

Тут и хозяйка наша, и тёть Света — обе усмехаются.

— В деревне, — говорит хозяйка, — и рассказывать ничего не надо. В деревне и так всё видно-слышно…

Тёть Света вторит ей:

— Так, так! Ужовы в соседях у меня. Ирина у своего Серёги уж выясняла: что ж не спросили: наши, не наши ли? Написано, что ли, на тех ребятах, что они собакинские? На ваших-то… — кивает она маме.

А мама не понимает:

— А при чём здесь — собакинские? Тех, что ли, можно бить?

Анна Ивановна смеётся:

— Так наши-то с собакинскими всю жизнь воюют. А теперь — ещё и какой пруд им сделали! Ваше как раз хозяйство постаралось. Опытное! А нашим ребятишкам, может, тоже хочется — на жёлтый песочек… Вида не подадут, ан хочется, чтобы по городскому — пляж.

Тёть Света добавляет:

— Да и до пляжа всяко было… Спокон веку. Как вырастают — невест берут, липовские в Собакине, а собакинские в Липовке. А пока ребятишки — бьются…

Мама поморщилась. И гостья стала её утешать:

— Но вы не волнуйтесь, Ирина уже знает, как вышло у них. Всё выведала у мальчонки. И отец не сегодня-завтра приехать должен, Вадим Петрович. Так тот и всыплет ему, тот разговаривать не будет…

— Всыплет, всыплет — обнадёжила её и Анна Ивановна. — Он как приезжает домой из города, так его сразу всей деревне и слыхать. Серёга объявляет.

Я спрашиваю:

— А как он объявляет?

И обе они, наперебой:

— Так ведь Серёга — сразу и в рёв, да на всю деревню!

— Отец-то его наездами воспитывает, вот и всем слышно…

Я вспомнила Серёгу, как он взмахивает огромными ресницами и смотрит глупо-глупо. Как маленький. Он что, знал уже, что ему одному за всех влетит?

Поздно вечером, когда мы трое спать укладывались, мама вздохнула.

— Скоро уже домой. А завтра сидите во дворе, на улицу ни шагу.