Танцплощадка ни при чем

— Доктор Понтон, что вы думаете о «Тыквах всмятку»? Позволили бы вы своему 14-летнему ребенку пойти на концерт без присмотра? Уверена, что нет. Вот я не позволила бы ни в коем случае. А что бы вы сделали? Мы не разрешили Рикки пойти, — провозгласила при первой нашей встрече Мерседес, эффектная женщина и встревоженная мать. Объект ее беспокойства, Рикки, сидел на полу, играя с продетым сквозь нижнюю губу кольцом, и рассматривал стопку моих компакт-дисков.

— «Salsa Moderna», «Cesare Evora», Шопен... Вам и моей маме надо дружить. Она любит такую музыку.

— Что это за музыка, Рикки?

— Музыка для пожилых людей.

— А какую музыку любишь ты?

— Вы слышали это от нее — «Тыквы всмятку». Держу пари, что у вас нет ни одного их диска.

— Ты прав, здесь нет. Но я слушала их, и мне было бы интересно послушать твою музыку; если захочешь, принести ее.

Это удивило его. Он перестал играть с кольцом на губе и посмотрел на свою мать и на меня.

— Хочешь выбрать что-нибудь? — спросила я его, указывая на стопку компакт-дисков.

— Не-а. — Он внезапно отпрянул от дисков, как будто они были отравлены, и сказал: — Пусть мама выбирает.

— Я не могу, — ответила она и, кажется, испытывая неловкость, добавила: — Мы здесь действительно для этого?

Она подозрительно глядела на меня. Ее сын картинно улыбался.

— Ты привела меня сюда, мама. Ведь это был твой выбор. Подойди и выбери диск. Ты любишь танцевальную музыку. Ты же здорово танцуешь.

— Я не собираюсь вставать и танцевать, Рикки. Не здесь.

— Никто не просит вас танцевать, Мерседес. И я не собираюсь ставить вас в неловкое положение. Я люблю музыку как вы и ваш сын. Она помогает мне расслабиться. Кроме того, вы привели его сюда поговорить, может ли он посещать рок-концерты. Музыка является частью этих концертов.

Мерседес улыбнулась:

— Вероятно, вам иногда нужно отдохнуть от всех этих подростков! — Она взяла несколько компакт-дисков и стала молча перебирать их. — Где вы достали все кубинские диски? — Внезапно ее лицо изменилось, и она перевела взгляд вниз, на мой ковер, но я успела заметить, что ее глаза наполнились слезами.

Рикки вступил в разговор:

— Я знал, что они тебе понравятся, мама, — а затем, обращаясь ко мне, пояснил: — Моя мама родилась на Кубе.

Несколько мгновений спустя Мерседес взглянула на меня.

— Мне хотелось бы послушать Марака или Сильвио Родригеса.

— Мерседес, вы можете взять их на время, если хотите.

— Я хочу, если можно. В конце концов, мы здесь для того, чтобы поговорить о музыке для Рикки. Мы уже потратили на меня довольно много времени.

— Поговорить о вас так же важно, Мерседес. Возможно, Рикки так сильно любит музыку потому, что вы тоже ее любите.

— Но «Тыквы всмятку», доктор Понтон...

— Полагаю, им далеко до Сильвио Родригеса, — сказала я.

— Вы правы, вероятно, она вызывает у него переживания, так что, наверное, он может пойти на концерт. Я догадываюсь, о чем вы говорите.

— Это будет в конце недели, — вмешался Рикки, поглядев сначала на меня, потом на мать. — Так что ты должна принять решение быстрее. Например, прямо сейчас.

У подростков всегда так много проблем, по которым решение должно приниматься неотложно. Рикки, подобно многим молодым людям, пытался ускорить процесс. Но одним из ключевых способов принятия хорошо обдуманных решений, особенно при возможности риска, является замедление процесса. Возможно, это то, чему Рикки еще предстояло научиться.

Он уставился на Мерседес,

— Ма, они собираются быть здесь только вечером в субботу, а у меня бесплатный билет.

— Рикки, я даже не знаю... Их концерты так опасны, — ответила Мерседес, а затем обратилась ко мне: — У них этот танцпол. Я даже читала, что один ребенок был убит на их концерте.

— Мам, я не собираюсь причинить себе вред. Так что ты думаешь?

— Ну, я думаю, что ты можешь причинить себе вред. Два года назад я разрешила тебе пойти на концерт, так ты вернулся домой весь в синяках, а теперь ты носишь кольцо в губе.

— Ну и что такого? — нахмурился Рикки. — Ты думаешь, что из-за этого кольца я подвергнусь большей опасности?

Рикки и Мерседес уперлись в старое. Пытаясь направить их на главную тему, с которой они пришли ко мне, я предложила им сосредоточиться на предстоящем концерте.

— Доктор Понтон, с последнего концерта Рикки явился весь в синяках...

— Это было давно!

— Полгода назад. Ты не будешь спускаться на танцпол, обещай мне, Рикки.

Через несколько секунд ее сын сказал:

— Я не могу тебе этого обещать, мама. Я имею в виду, что концерт именно там, внизу. — Затем, чтобы объяснить мне, о чем упомянула мать, он добавил: — Тогда я был еще малышом, и этот парень налетел на меня. Я был глуп.

— Означают ли твои слова, что ты не собираешься орать, беситься или ломать стулья и у тебя хватит здравого смысла, чтобы уйти, когда другие начнут делать это? — спросила я его.

— Ну, да, вы думаете, что я хочу быть убитым или что-то еще?

Это «что-то еще» звенело у меня в ушах, когда мы с Рикки молча сидели вдвоем несколько минут спустя. Я знала, что мне нужно было спросить об этом, но решила начинать не торопясь. Если бы я поспешила с ним так же, как он торопил свою мать, то потеряла бы возможность завоевать его доверие.

— Рикки, кажется, у твоей мамы довольно веские причины быть озабоченной твоим посещением концерта, хотя если она начинает разговор о них, это, по-видимому действительно заводит тебя. Что ты думаешь о происходящем?

Он слабо улыбнулся, и я увидела полный набор ярко-зеленых скобок на его зубах. Вместе с золотым кольцом в губе они были совершенно потрясающим напоминанием о том, что подростки застряли между миром детей и миром взрослых. Он смиренно сказал:

— Я очень люблю свою маму, но, мне кажется она забыла, что значит быть молодым. Я действительно хочу ходить на эти концерты, особенно на «Тыквы всмятку».

— Почему тебе так сильно нравятся эти концерты?

— Я не знаю. На них я чувствую себя совсем по-другому.

— Как так?

— Ну, например, как будто я не только какой-то худущий парень, которому нужно встать на свой скейтборд, для того чтобы быть таким же высоким, как другие ребята. И «Тыквы» играют... именно так, правдиво.

При этих словах я улыбнулась, думая о том, как неопределенно могут высказываться подростки, когда они пытаются выделиться.

— Когда они поют «Ты действительно заставил меня почувствовать», я в самом деле чувствую, будто они поют для меня.

— Это очень удивительно.

— Это так. Она хочет, чтобы я сидел вверху на трибунах, но это не то же самое. На танцполе ощущаешь совсем не то.

— А на что похоже то, что внизу?

— Все погружаются в музыку, обожая одну большую волну. Это теплое чувство распространяется среди всех. Это духовно или как-то еще. Я ощущаю себя так высоко, — он посмотрел на меня, — и это не наркотики. Знаете, я не употребляю наркотики. Я не об этом. Но тут моя мама начинает говорить о том, что все сталкиваются друг с другом и таким образом я могу пострадать. У нее просто не было этого.

— Как ощущается это преображение...

— Да. Телесные ощущения так изменяются. Ты чувствуешь, как будто там все соединяются вместе, но вроде бы реально ощущаешь свое собственное тело. И скольжение по танцполу такое фантастическое. Да, бывают синяки, но ты не чувствуешь никакой боли. По крайней мере, в этот момент! Ты только чувствуешь, как будто ты, и музыка, и все, кто еще там есть, являются одним... телом, наверное. А музыка как биение сердца или что-то такое. Я не думаю, что с мамой бывало все это.

— Ты пытался рассказать ей?

— Нет. Но у меня есть такая мысль, что она должна была испытать это, понимаете? Нечто такое, как бы она в музыке и когда она молода, но возможно, и нет. Я как раз начал ощущать это, знаете? Она любит кубинскую музыку, вот почему она чуть не заплакала, когда увидела ваши компакт-диски. Иногда я возвращаюсь домой поздно, а она сидит в общей комнате без света, слушая свою музыку. Я знаю, у нее в душе что-то происходит.

— Так ты думаешь, что она способна понять.

— Нет, не думаю. Когда я разговариваю с ней об этом, она твердит только о риске, о том, что может быть плохо. Она всегда думает об опасности. О том, что я собираюсь погибнуть на танцплощадке, думает только она, а не я.

 

Риск и откровение

Мне было знакомо ощущение, которое Рикки испытывал на концертах «Тыкв всмятку». Многие подростки говорили о том, какое большое удовольствие они испытывали на рок-концертах и как оно отличается от слушания музыки у себя дома. Для подростков младшего возраста музыка является первой темой, помогающей войти в контакт, и важным признаком своего отличия от взрослых. Веками молодежь имела «свою музыку». Часто она выражает чувства, с которыми борется молодежь. Среди этих чувств мощь сексуальных ощущений, злость на взрослых, которые (по мнению подростков) «управляют» их жизнью, не прислушиваясь к ним, первое осознание себя уникальной и отдельной личностью с особыми чувствами, странное и сильное влечение к другим людям, трепет от ощущений своего здорового взрослого тела. Молодежная музыка обладает сильным влиянием. Она обращается к чувствам, объединяющим подростков. А также к специфическим чувствам, воздействующим на группу или даже на целое поколение подростков: вспомним песни протеста против войны Соединенных Штатов во Вьетнаме, значение свингового стиля джазовой музыки для подростков в довоенной Германии, переплетение сексуального риска и риска ВИЧ-инфекции с современной подростковой музыкой. Молодежная музыка помогает подросткам понять и сексуальные чувства, с которыми они борются.

У Рикки опыт слушания музыки тоже был окрашен в сексуальные тона, несмотря на то, что он не мог рассказать об этом подробно. Он описал свои ощущения как «волнообразные движения» и «теплое чувство», разливающееся по всему телу. Особые явления, связанные с молодежью, музыкой и танцами, были известны и в предшествующие века. Рассказы о группах молодежи, танцующих в состоянии, близком к трансу, известны еще с тринадцатого столетия. Сохранились свидетельства о «тарантизме» или проявлениях мании танца, когда подростки верили в то, что укус паука заставляет их забыть о себе и танцевать без устали. Считалось, что такому поведению особенно подвержены юные девушки, но мальчики тоже не были исключением.

У этого группового феномена есть много аспектов. Во-первых, музыка и танцы сами по себе гипнотизируют. Они позволяют подросткам экспериментировать со своим телом, ощущать то, что они никогда раньше не чувствовали. Рикки описал нечто подобное. При этом можно испытывать множество духовных, сексуальных и других ощущений одновременно. Присутствие сверстников, чувствующих то же самое и делающих то же самое, позволяет подросткам испытывать запретные чувства как волнообразное удовольствие. Когда солист группы «Тыквы всмятку» Билли Кориган поет «Ты действительно заставил меня почувствовать», он дает им разрешение на это. Подростки вроде Рикки позволяют себе испытать происходящие с ними изменения: начало отделения от семьи, более высокое и сильное тело, равно как и появление сексуальных ощущений. Рикки рассказал мне, что ему легче пережить эти ощущения на рок-концертах с другими ребятами. Слушая компакт-диски у себя дома, он испытывает некоторые из этих ощущений, но «не может чувствовать их полностью», так как чего-то не хватает.

Как общество мы больше сосредоточиваем свое внимание на опасности рок-концертов: танцплощадка, легкий доступ к наркотикам и алкоголю, опасные люди, жертвами которых могут быть наивные подростки. Но мы должны говорить и о пользе. Большие концерты очень привлекательны для подростков. Обеспечивая ощущение единства, они служат связующей силой с другими частями света. Выступающая перед ними рок-группа только что была в Сан-Франциско, Нью-Йорке, Сиэттле и Лондоне. И хотя концерты означают также, что другие подростки именно там далеко, их потные тела тесно прижаты к вашему телу. Когда играет музыка, и двигаются танцоры, и мигают огни — это волшебство. Рикки и другие подростки говорят о том, насколько велика освобождающая сила подобного опыта. Однако это часто пугает родителей, которые не хотят, чтобы их сын, или дочь, или другие дети испытывали такое чувство свободы. К чему оно может их подтолкнуть? Конечно, к чему- нибудь опасному.

Помимо развлечения, всемирной связи между подростками и освобождения, рок-концерты являются общественным событием, где собираются друзья, где подростки встречаются со своими сверстниками. Танцплощадка позволяет более тесное общение, чем сидение на трибунах. И, наконец, рок-концерты поощряют подростков к развитию своей индивидуальности как отдельно, так и в качестве члена группы. Частью этого процесса является сексуальная идентификация.

 

Музыка Мерседес

Через две недели после нашей первой встречи Мерседес вернула мне два кубинских компакт-диска. Мягко положив их на мой стол, она постояла несколько секунд, разглядывая несколько других разложенных там же дисков.

— Они понравились вам? — спросила я.

— Да... м-м-м, большое спасибо.

Без Рикки она казалась расслабленной. На этот раз она предпочла сесть не на жесткий эргометрический стул, а на серую выцветшую кушетку и начала разговор.

— Так насколько «Тыквы всмятку» похожи на Сильвио Родригеса?

Даже до этого вопроса у меня возникло ощущение, что нам обеим будет приятно провести сеанс. Первым сигналом для меня было ее спокойное лицо и то, как она разглядывала мои диски, а потом ее выбор удобной бархатной кушетки. Все это Мерседес проделала в полном спокойствии. Подростки с их золотыми кольцами и избытком энергии могут довести родителей и других взрослых до крайности. В результате длительной работы с родителями подростков я удостоверилась, что подростки иногда не отказывают себе в удовольствии вывести родителей из равновесия. Вероятно, это как-то придает им уверенности в себе. Они часто рассказывали мне, что чувствуют себя взбудораженными, и облегчали свое положение, «делясь» этим чувством, то есть вызывая его у других.

Я чувствовала себя легче не только потому, что разговаривала с одной Мерседес. В конце концов, меня не всегда расслабляет встреча с родителями наедине. Во многих случаях это гораздо труднее. Некоторые родители ошеломлены, и им «не терпится» поведать свою родительскую сагу любому. Я выслушиваю, но часто рискую «заразиться» стрессом от родителей, которые здесь надеются облегчить свое положение (подобно провокациям подростков для создания чувства дискомфорта у других). Тогда к концу сеанса на меня нередко перекладывается вся тяжесть их стрессовых, нестерпимых чувств. Я уже знала, что в случае Мерседес такого не будет. Пока я готовила для нее чай, она что-то мямлила. Мы начали разговор о музыке Сильвио Родригеса, и мне стало ясно, что музыка отчасти помогает ей расслабиться у меня на приеме. Рикки был прав насчет своей матери. Она не просто прокручивала кубинские компакт-диски, сидя без света одна в общей комнате, — она на самом деле слушала музыку. Я спросила Мерседес, какие чувства вызывает в ней эта музыка.

— Иногда я чувствую оцепенение. Работа учительницы старших классов в Сан-Франциско — это кошмар. Иногда мне нужно слушать музыку целый час, прежде чем появятся силы снять туфли. Но через некоторое время я забываю, где я... Потом я оказываюсь на кубинском пляже, куда мой отец водил меня еще ребенком. Я сидела на песке, наблюдая, как волны накатываются на берег. И вся моя семья тоже была там.

Взгляд Мерседес был отсутствующим, она подняла глаза и с удивлением увидела, что я тоже здесь, в одной комнате с ней. Она улыбнулась мне.

— Слушая музыку, я почти забываю, что трачу целый день на обучение восьмиклассников испанским глаголам.

— Наверное, Вы при этом хорошо отдыхаете.

— Да. Это больше чем отдых. Проблемы утекают из комнаты, вся борьба с Рикки, золотое кольцо в губе — все уходит.

— Остается на пляже?

— Да, один диск — и я уже на Кубе.

Музыка помогала Мерседес двумя способами. Прежде всего, она очевидно помогала ей успокоиться. Столь же важно то, что она обеспечивала ее связь с местом рождения. Я тоже понимаю это. Я часто часами слушаю франко-канадскую музыку, чувствуя подобную связь со своей семьей. По мере того, как мы разговаривали об этом, я осознала, что она и ее пятнадцатилетний Рикки очень похожи. Рикки чувствовал себя «преобразившимся» на рок-концертах. Мне хотелось бы знать, изменятся ли чувства Мерседес по отношению к концертам, если она поймет, что испытывает Рикки. Изменит ли это хотя бы отчасти ее сосредоточенность на риске?

Мы обсудили с ней это, и она с готовностью согласилась, что тоже видит взаимосвязь. Ее музыка расслабляющая, а у Рикки преобразующая, каждая из них вызывает сильное влечение.

— Мерседес, каким вы представляете Рикки на концертах? Что он делает или чувствует там по вашему мнению?

— Наилучший или наихудший варианты? Когда я думаю о том, что Рикки там, я представляю его растоптанным на танцплощадке, распоротым другим парнем, который носит собачий ошейник с шипами и тяжелые черные бутсы. Странно, да?

— Вы так думаете?

— Я знаю, что такое случается с детьми, но знаю также, что это не типично. Почему я так зациклилась на этом? Другая моя мысль о том, что он чувствует — это догадка о том, что он любит музыку так же, как и я. Музыка для меня это что-то особенное. Конечно, она расслабляет меня, но она значит для меня гораздо больше. С ней я чувствую себя свободнее, хотя я не уверена, что рассказала бы Рикки об этом.

— Почему?

— Слишком опасно.

— Для вас или для него?

— Возможно, для обоих. Я подумаю об этом.

Так что же происходит? Мерседес считает странным то, что она не может избавиться от этих мыслей. Почему она продолжает думать об этом? Кольцо в губе Рикки расстроило Мерседес, но ошейник с шипами не идет с ним ни в какое сравнение. Почему такой образ? Ведь Мерседес даже не знала ребят, которые носят ошейник с шипами. Среди ее учеников тоже не было таких. Этот образ показался мне любопытным, но я должна с пониманием относиться к родителям, которые иногда не в силах выбросить из головы неприятные визуальные картины, связанные с их детьми. Потягивая чай во время этого «вечера отдыха», я подумала, что, может быть, Мерседес из их числа.

Мы начали разговор о юности Мерседес в Гаване 60-х годов. Это были решающие годы и для Кубы, и для нее самой. В тринадцать лет Мерседес чувствовала себя искушенной в житейских делах. Ее тело, приобретающее женские очертания, обучалось секретам и изменялось, наполняясь зарождающимся ощущением того, что она — женщина Гаваны. И самое важное — Мерседес первый раз собиралась на танцы. Вместе с двоюродными сестрами они собирались устроить ночную вечеринку с музыкой. Но она так и не состоялась. Однажды утром мать и отец разбудили Мерседес и ее брата и сказали им, что они переезжают. Они уехали в тот же день. А через несколько недель Мерседес оказалась «перемещенным лицом», живущим в той части Соединенных Штатов, где было мало кубинцев и, конечно, не было ни кубинской музыки, ни кубинских танцев. Американские танцы были не такими. Она никогда не ощущала себя такой же, как другие дети. Она была не из этой жизни. Когда Мерседес перебралась в Сан- Франциско с его испаноязычной общиной, ей было уже двадцать лет. Она вновь открыла в себе любовь к кубинской музыке, но тем временем ее юность прошла, и она не так много танцевала за эти годы.

Почему она так беспокоится о Рикки теперь, через много лет? Возможно, в процессе наших разговоров она осознавала свою обеспокоенность тем, что кто-то или что-то собирается разрушить юные годы Рикки так, как была разрушена пора ее юности. Не была ли попытка остановить Рикки желанием прежде всего предотвратить это? Или она каким-то образом завидовала сыну, используя свое беспокойство об опасностях танцплощадки и пытаясь удержать его от удовольствия, которого сама была лишена в молодости?

Воспоминания о прошлом и мысль о том, что это воздействует на ее обращение с сыном, заставили Мерседес остановиться. Несколько минут она оставалась неподвижной. Чай в ее чашке остыл. Она ничего не сказала. В моем кабинете становилось темнее, солнце спускалось за большие секвойи во дворе. Я тоже ничего не говорила. И не зажигала свет. Я думала о Рикки, который говорил о своей матери: «Долго сидит в темноте... не знаю, что происходит, но это странно...» Я почувствовала, что в этот вечер Мерседес было нужно, чтобы кто-нибудь посидел с ней. Наконец она ушла, поблагодарив меня за молчание. После ее ухода, перед тем как запереть кабинет и уйти домой, я несколько минут просидела в темноте, размышляя о потерянных танцах.

 

Настоящий риск

Также, как и его мать, Рикки принес на свой сеанс компакт-диск, но там была не латиноамериканская музыка. Это было «Поклонение» группы «Тыквы всмятку». Едва войдя в мой кабинет, он вставил диск в проигрыватель, в отличие от своей матери не спрашивая, подходящее ли сейчас время для этого. Он хотел, чтобы я слушала вместе с ним.

— Помните, вы сказали мне, что вам интересно послушать мою музыку, — напомнил он. — Она вам нравится? Ведь вы сможете понять, почему я люблю ее?

Я смогла. Чувствуя мой устаревший вкус, он выбрал песни, которые могли оценить мы оба. Рикки хотел, чтобы мне было удобно. В этом отношении он был похож на свою мать: музыка означала для него очень многое. Она позволяла ему пережить то, что в других обстоятельствах осталось бы скрытым не только от других, но иногда даже и от него самого. Мы слушали несколько минут, пока я не решила спросить о концерте, на который мать в конце концов отпустила его:

— Как было на концерте?

— Моя мать звонила вам? — Он состроил гримасу и начал крутить кольцо на губе.

— Нет, Рикки, не звонила.

Он удивленно посмотрел, но затем улыбнулся.

— Я думал, что она рассказала обо всем,

— Есть причина, по которой она могла позвонить?

— Да. — В его голосе появилась жесткость. — Причина есть.

Он остановился, а я ждала.

— Если я расскажу вам, то будет ли это означать, что она всегда права?

— Я не уверена, что кто-нибудь может быть всегда правым.

— Даже моя мать?

— Даже твоя мать.

Теперь Рикки больше не прятал улыбку, и я увидела все зубы с потрясающей картиной пластиковых скобок.

— Ну, она не всегда права, но на этот раз вроде оказалась правой. Видите ли, я взял с собой на концерт подружку Хлою, и она такая... глупая. Она сама причинила себе вред. Мы спустились вперед, но не на танцплощадку, а с краю. Я смотрел на солиста Билли и увидел краем глаза, что Хлоя позволила этим парням поднять ее. Как раз тогда, когда я смотрел на солиста. А потом они уронили ее. Я бросился к ней. Пробиться к ней было невозможно. Когда я добрался, на ее лице была дурацкая улыбка, но двигаться она не могла. Ее нога была вывернута и торчала под странным углом. Мне надо было что- то делать.

Тут он остановился, проверяя мою реакцию. Я не была удивлена его рассказом о Хлое. Мы оба знали, что подобные случаи бывают на рок-концертах. Меня больше всего интересовало, что произошло дальше и какова была реакция Рикки.

— Так что же ты сделал?

— Сначала я ничего не делал. Я только глядел на нее. Я беспокоился, как бы кто-нибудь не наступил на нее. Моя мама всегда говорила о том, что это может случиться. Затем я попытался отодвинуть от нее людей.

— Они отодвинулись?

— Нет.

Вспомнив это, он стал расстроенным и злым.

— Я не знал, что делать, но снял рубашку, которая была завязана у меня на пояснице, начал размахивать ею и указывать на Хлою. Я надеялся, что кто-либо из оркестра, служащих или откуда-нибудь еще увидит меня. Я думаю, что они увидели, потому что после этой песни они остановились и три парня спустились к нам. Это уже было большое дело. Они вынесли ее, потом была станция «скорой помощи» и куча вопросов. Хлоя была без сознания, так что отвечал я. Потом пришлось позвонить моей матери.

— Нелегко тебе было.

— Ну, она была безучастна, но все в целом было действительно неприятно.

— Похоже, что ты на самом деле достойно вышел из этой ситуации.

— Именно так сказала моя мама.

— Я согласна с твоей мамой.

Но даже после того, как я повторила это дважды, у меня не было ощущения, что Рикки верит мне или своей матери.

— Ты думаешь, что ты достойно вышел из этой ситуации, Рикки?

Он несколько секунд помолчал, пожевывая нижнюю губу с кольцом.

— Я действительно чувствовал себя плохо из-за того, что взял Хлою на концерт и допустил это. Она вела себя глупо, но привел-то ее туда я.

— И ты действовал ответственно.

— Но, доктор Понтон, если бы я не привел ее в первый ряд, этого с ней не случилось бы. — Рикки перестал жевать губу. Я увидела, что он старается не заплакать, и едва услышала, как он произнес: — Все пропало.

— Что значит «все пропало»?

— Хорошие ощущения, которые были у меня на концертах. Все они ушли.

Тут я увидела, что он пытается потихоньку найти у меня в кабинете бумажные платки. Я подала ему коробку, стоявшую на столе между нами.

— Рикки, ты можешь рассказать мне подробнее, как все это произошло?

— Это чувствовалось таким образом... так, хорошо... Я больше не смогу ощущать себя так всегда.

Все подростки очень часто используют слово «всегда». Как только что-то произошло, им кажется, что это будет навсегда. Обычно бесполезно говорить им, что в большинстве случаев это происходит не навсегда.

— А бывают ли у тебя эти ощущения где-нибудь еще?

— Вы подразумеваете помимо концертов? Ах, я догадываюсь, — он остановился, прекратив плакать. — Я чувствую себя так глупо, выражая недовольство этим. — Остатки бумажных платков холмиком лежали у его ступней. — В этом мире случается все самое плохое, и поэтому я расстроен.

— Удивило ли тебя, что эти чувства так много для тебя значили?

— Да, наверное, я понял, что они значили больше того, что я ощущал на концертах.

— Как это больше?

Рикки сидел на стуле прямо, но еще не мог поглядеть мне в глаза. Он уставился на картину, висевшую на стене за моей головой.

— У меня много раз были похожие ощущения. Вы будете смеяться, когда я расскажу, как было в первый раз, — сказал он, улыбнувшись.

— Я постараюсь сдержаться. — Я знала, что когда ухмыляющийся Рикки начнет рассказывать глупую историю, будет трудно сохранять строгое выражение лица. — Хорошо, мне можно немножко посмеяться, — допустила я, улыбаясь, — но в любом случае расскажи.

— Ну, это случилось в прошлом году, когда я подглядывал за поздней вечеринкой, устроенной моей сестрой. Поздно ночью все девочки не спали, и моя мама сказала им, что нельзя звонить по телефону парням так, как они это делают. — Рикки поглядел на меня, и выражение его лица было серьезным. — Так вот, было уже два часа ночи, и им было нечего делать, поэтому они решили устроить спиритический сеанс и вызвать духа сексуальности. Смешным было то, насколько у каждой из них дух сексуальности отличался от других... Лучшая подруга моей сестры Ким (ее семья приехала из Вьетнама) пришла с этим гигантским Буддой. Она такая миниатюрная и круглая отличница. Она начала рассказывать изумительную историю про секс с Буддой, каким-то гибридом Бога, личности и гигантского пениса. Я смеялся так громко. Надеюсь, что они не услышали меня. Я никогда не мог бы подумать такое о Ким, — Рикки снова стал смеяться вместе со мной, — но это дало примерно такие же ощущения. Очевидно, гигантские Будды — хорошие сексуальные партнеры, по ее словам, самые лучшие!

Он посмотрел на меня.

— А вы верите во все эти средневековые истории, о которых вы рассказывали маме, про подростков, охваченных странным воодушевлением от укуса паука, которые безостановочно танцуют?

— Или чувствуют?

-Да.

— Не важно, верю ли я. Похоже, что ты веришь.

— В том-то и дело, что я не уверен. Я только думаю, что эти ощущения одного рода. Так странно, что мы с вами начали разговаривать о рок-концертах. Я продолжаю размышлять, каким образом вы могли узнать, какого рода ощущения у меня?

— Давай на минуту вернемся назад, что значит ощущения одного рода?

— Это как будто музыка в твоем теле.

— Так что ощущения, которые ты испытываешь, такие же, как другие чувства твоего тела? Подобные сексуальным?

— Ну, — он покраснел, — не совсем. Насколько я знаю, не точно те же. Но знаете, как я догадываюсь, что-то в этом роде должно чувствоваться.

— Я думаю, что поняла.

— Смотрите, доктор Понтон, оказывается не каждый раз, когда я ставлю диск в проигрыватель, получается сбой или выскакивает сообщение об ошибке.

И он снова ухмыльнулся довольный собой, позволив такую откровенность в конце разговора.

Однако я поняла больше, чем думал Рикки. Он был не первым молодым человеком, описавшим «чувства» в своем теле в виде ощущений тепла и приятности, возникающие, когда они слушают музыку или танцуют.

— Что случилось бы, если бы ты рассказал своим друзьям об этих чувствах?

— Они подхватили бы их, и мы встали бы и начали танцевать, охваченные духом танца.

— Совершенно удивительно.

-Да.

— Так из-за происшествия с твоей подругой на танцплощадке ты собираешься расстаться с этими сильными чувствами?

— Вы не думаете, что есть такой шанс, а?

— Не более одного.

— Но почему же сейчас мне так нехорошо от этих ощущений?

— Рикки, я не уверена. Я думаю, что это больше, чем чувство вины за ногу Хлои. Я догадываюсь, что ощущения, которые ты получаешь от музыки, очень сильны и изменят твое настроение к лучшему. По самым разным причинам ты можешь быть так напуган, что ощущаешь себя чем-то вроде духа, который собирается превозмочь себя.

Он засмеялся.

— Именно это я думал о маленьком сеансе тех девочек. Духи сексуальности собирались победить.

— Они побеждают, — поддержала я шутку.

— Да, конечно. Держу пари.

Но мы оба увидели, что он расслабился, и оба знали, что он не закончил флиртовать с духом музыки.

 

У края танцплощадки

В групповых танцах неистовства, как правило, нарастают. В XIII веке групповые танцы и пляски считались колдовским ритуалом, я же предпочитаю думать о них как о потенциально здоровом выходе для всех видов переживаний. Конечно, не все подростки готовы к сексуальным отношениям, но у них еще есть тела и души, которые сексуально развиваются. Танцы и музыка обеспечивают молодым людям альтернативные способы исследования, приобретения опыта и практики с новыми чувствами и ощущениями. Атмосфера в группе может возбуждать, но обычно она еще и обеспечивает безопасность для таких исследований и практики. У родителей есть причины быть обеспокоенными: когда пляшут скверно до бешенства, конечно, тестостерон может легко переключиться с веселья на агрессию. И девочек, и мальчиков нужно предупреждать об этом риске, когда молодые люди обоих полов внезапно могут оказаться в небезопасной ситуации.

Риск — это больше, чем возможность получить травму. Проверка сексуальности является одной из самых рискованных составляющих нашей жизни. Многие подростки начинают впервые «чувствовать» сексуальные ощущения подобно Рикки. Это опасный процесс. Многие обстоятельства могут полностью закрыть или выключить эти чувства. Рикки был готов отказаться от концертов из-за ощущения того, что его эгоизм и сильное желание быть на концерте стали причиной травмы его подруги. Он забыл, что роковую роль в этом сыграли сама подруга и толпа других ребят. Он не мог управлять всей группой, но, по его мнению, мог бы управлять своими чувствами. Придя ко мне, он начал осознавать: даже если бы он смог остановить свои чувства (и у него, и у меня это вызывало сомнения), нужно ли было делать это? Вероятно, нет.

Так бывают ли танцплощадки без опасности? Что могут сделать родители, если вообще можно что-нибудь сделать?

Физической безопасностью подростков на концертах обеспокоены не только родители. История с Рикки показывает, что и сами подростки тоже обеспокоены. Кроме того, этим обеспокоены и певцы, и устроители концертов. На больших представлениях каждый год присутствуют миллионы подростков. Почти двадцать пять лет назад я (тогда еще педиатр-практикант) встретилась в Нью-Йорке с Шелли Лазар, работавшей тогда в компании «Филлмор Ист». Она была администратором рок-концерта, который мы с моим будущим мужем выбрали для нашего первого свидания. Когда мы встретились, Шелли и я интересовались подростками и их рискованным поведением. Мне было интересно понять, почему они делают это, а ей было интересно поделиться своими наблюдениями, во всяком случае на примере рок-концертов. Все эти годы мы использовали любую возможность поговорить. В большинстве случаев это происходило тогда, когда я водила на концерты двух моих дочерей и их друзей.

Работая над этой книгой, я позвонила Шелли. Она как раз вернулась с фестиваля в Вудстоке, где произошла вспышка насилия. В то время как я с обеими дочерьми следила за четырехдневным концертом по телевизору, Шелли и другие все время жили на сцене, выполняя тяжелую работу, создавая приподнятое состояние и обеспечивая безопасность для тысяч подростков. Несколько дней именно так и было. Молодые люди радовались музыке, солнцу и друг другу, грандиозный летний пикник длился часами. Что же изменилось и что могло остановить волнения, если могло вообще? И главное: что должны знать подростки и их родители о концертах, перед тем как отправиться туда?

Шелли говорит, что необходимо обеспечивать этой информацией и подростков, и родителей. Главным фактором, который изменил ход фестиваля в Вудстоке, был один из оркестров. Когда Лимп Бизкит вышел на сцену, оркестранты заорали: «Давайте сожжем все устои!» Вскоре тысячи подростков на концерте взбунтовались: разжигали костры и сбрасывали одежду. Многие были ранены, и, конечно, общественный порядок был нарушен. Многодневный пикник превратился в кошмар.

Что можно было сделать по-другому? По наблюдениям Шелли заметное влияние на поведение публики оказывают рок-группы. По-видимому, те рок-группы, которые провоцируют грубые пляски с насильственными действиями, набегают как волны. Затем волны угасают. Что их останавливает? Судебные иски, которые оборачиваются солидными штрафами, негативное общественное мнение о них. Дети и родители становятся умнее, и, разумеется, даже оркестры становятся более ответственными в выборе репертуара и/или его исполнении.

Шелли говорит, что концерты в Европе более безопасны. Чем отличаются Соединенные Штаты? Прежде всего насилием. Хотя в Европе теснота в толпе больше, эпизоды насилия чаще происходят в Соединенных Штатах. Насилие на рок-концертах не должно удивлять американских родителей и подростков. Молодое поколение учится принимать рискованные решения в культуре, насыщенной насилием. Это увеличивает потенциальную опасность всех видов деятельности, в которых они участвуют. Насилие может произойти в школе, когда подростки планируют вечеринку с друзьями, и дома, когда они возбуждены, и на улицах. Насилие в этой культуре является эпидемией, оно изменяет сексуальный опыт многих подростков.

Родители могут помочь подросткам принимать лучшие решения и относительно концертов, и в других сферах. Они могут выяснить, какие группы будут участвовать, поощряют ли они массовые пляски или другие виды опасных действий, известны ли случаи проявление насилия на их концертах. Интернет дает возможность доступа к такой информации.

Хотя площадку перед сценой занимают преимущественно мальчики (Шелли говорит, что среди детей на танцплощадке 90 процентов составляют мальчики), она представляет опасность и для девочек, которым тоже очень важно научиться здраво оценивать ситуацию. Так же, как подругу Рикки Хлою, девочек могут затянуть на танцплощадку, заставить «скользить» в плотной волне танцующих, и они могут не подозревать, что упадут, если выскользнут из волны. Шелли рассказывала, что в Вудстоке она видела, как несколько девочек разделись перед толпой мальчиков. По лицам девочек было видно, насколько они были шокированы, когда те же самые мальчики, которые спровоцировали их на раздевание, грубо хватали и терзали их.

Разговаривая со своими детьми заранее, родители могут помочь им научиться оценивать риск на концертах и на других массовых мероприятиях. После концерта они могут обсудить, что происходило. Мерседес и Рикки много разговаривали о концерте «Тыкв всмятку», а Мерседес даже позвонила матери Хлои, воодушевив ее на разговор с дочерью.

Мой разговор с Шелли закончился на печальной ноте. Мы признали, как важно для детей посещать концерты. Ведь концерты не только оказывают сильное музыкальное воздействие, но и являются тем местом, где подростки могут приобрести опыт невероятно мощных и разнообразных позитивных ощущений. Важно только помнить древнюю сказку про тарантула, который может их укусить, и тогда они забудут обо всем на свете и станут без устали танцевать всю ночь. Дело родителей помочь им в том, чтобы они помнили.

 

Возвращение духа

Моя работа с Рикки уже завершалась, когда вновь появился «дух секса». Изменения стали заметны даже до его появления. Рикки и Мерседес начали вместе слушать компакт-диски во время мытья посуды, превращая эту противную работу в нечто терпимое, а иногда и развлекательное. Мерседес пыталась научить Рикки танцам. Она сказала: «У него есть способности». Жизнь Рикки всесторонне развивалась.

— Доктор Понтон, похоже, что Хлоя изменяется.

- Как?

— После того происшествия я приходил к ней домой и приносил цветы. Все шло хорошо, я был действительно милым, а она начала вести себя странно.

— Что ты имеешь в виду?

— Она красит губы розовой помадой с блестками, делает прическу и все время улыбается, когда я прихожу. Это уже не та Хлоя. Я отношусь к ней по-другому.

— Как ты думаешь, что происходит?

— Ну, я думаю о тех духах, про которых мы говорили. Я думаю, что ее захватил «дух секса» и она любит меня.

— Удивительно, а?

— Да, самое странное, что это случилось со мной. Я думаю, что тоже мог бы полюбить ее. Знаете, у меня появились некоторые из тех же самых ощущений, которые бывали на концертах. «Дух секса» должно быть, захватил и меня тоже.

— Возможно. Ты действуешь так, как не мог подумать о себе.

— Ну, похоже, но не с Хлоей. Представьте себе, как она глупо вела себя на концерте.

—           «Дух секса» иногда непредсказуем.

— Вы можете повторить это снова? По сравнению с этими чувствами ощущения на концерте легче. Эти чувства могут поразить в любое время, а?

— Кажется, ты хотел бы управлять духом.

— Ну, может быть, немножко. Вы собираетесь сказать мне, что так не бывает, верно?

— Теперь я не собираюсь ничего говорить тебе, Рикки. Ты сделал очень хорошую работу, решив свою задачу.

На танцплощадке у меня действительно даже не было никаких мыслей о том, что происходит. Я только «чувствовал». Теперь, когда я знаю об этом, мне еще более неудобно. Глупо, да?

— Ну, ты ведь работаешь над этим.

Детям нужно продолжать работу. Когда они «охвачены» ощущениями в своем теле, взрослым иногда бывает трудно понять их. Особенно трудно сделать это, когда молодые люди испытывают их впервые. Эти мощные «духи» могут впервые появиться перед ними где угодно, рок-концерт только одно из таких мест. Такие ситуации предлагают подросткам место для испытания чувств, о переживании которых они не имеют никакого понятия. Но важно избавиться от старомодной идеи, что «дух» завладеет ими и они забудут о себе.

Казалось бы, любому процессу самопознания присущ риск потери самого себя. На самом деле здравое исследование своих ощущений ведет к открытию себя и определению своего места. Помощь взрослых в этом случае может состоять в создании атмосферы открытости, дающей возможность молодым людям разобраться в своих нормальных ощущениях. Это вовсе не означает поощрение рискованного поведения, сексуального или любого другого. Когда чувства детей признаются нормальными, они меньше рискуют сбиться с дороги в процессе исследования своих ощущений.