#img_4.jpeg

Редактор Е. Орлова

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Э м и л и я.

С и л ь в и у.

Х о р и я.

Л у к у ц э.

Кухня. Стол, стулья, кровать. На тумбочке телефон. Ясно, что бо́льшая часть жизни обитателей квартиры протекает здесь. На плите в кастрюльках что-то кипит. Э м и л и я  гладит белье, разговаривая сама с собой, читает поваренную книгу, моет посуду. Она постоянно при деле.

Телефон — единственное, что связывает ее с миром. Время близится к полудню. Из радиоприемника льется легкая музыка.

Э м и л и я (гладит, заглядывая в поваренную книгу). Как приготовить омлет с ветчиной? Это я знаю. Пирог с яблоками? И это знаю. Как приготовить мозги в сухарях? И правда, как? (Читает.) «Мозги хорошо промыть, нарезать кусочками…» Что нарезать? (Еще раз читает.) А-а… Я думала, лук!

Диктор радио: «В небе Европы, словно яркие звезды, зажглись голубые глаза космонавтов…»

(Выключает приемник.) Голубые глаза космонавтов. Везучие! Делают что хотят, по небу гуляют… Летают! Одни целую жизнь вкалывают неизвестно ради чего, а другие летают… Не думают о старости, о пенсии… Так… (Читает.) «Карпа можно приготовить в духовом шкафу…» Ну его к черту, этого запеченного карпа. Пропустим его! (Перелистывает поваренную книгу.) Кулинарные рецепты… Как здесь все красиво! Аппетитно… Привлекательно… (Читает.) «Когда вынете карпа из духового шкафа…» (Включает радио.)

Голос диктора: «Здесь нет ничего скоротечного, земля голубая, вечная…»

(Выключает приемник.) Да здравствует чорба из фасоли! И чеснок! И лук! И потроха. Как говорит Дездемона Манолеску: «Все на свете ерунда… Не надо огорчаться. Главное, береги здоровье!» А сама Дездемона немного не в себе. (Звонит телефон.) Да, дорогой. Да, дорогой. Чорба из ребрышек с фасолью. Да, дорогой, и лук порежу. Да, дорогой, все сделаю, как ты любишь, — добавлю чуть-чуть уксуса… Да, да, поняла — ты опоздаешь, у тебя заседание. Да, да… (Кладет трубку, включает радио.) Дездемона Манолеску мечтала об итальянце с усиками, об обольстителе с мандолиной и машиной… О домике на берегу моря… Мечтала о приключении, хотела убежать от своей пишущей машинки. Что поделаешь — все секретарши мечтают… И вовсе она не мещанка! (Смотрит на телефон, словно продолжает разговаривать с мужем.) Какие еще причуды? Она же не была замужем, Дездемона Манолеску, почему бы ей не… (Звонит телефон.) Да, дорогой, у тебя еще одно заседание… Знаешь что, купи литровую бутыль бензина — мне надо кое-что постирать… Не можешь — хорошо, я сама завтра куплю… Конечно, я разогрею чорбу, когда ты придешь… (Кладет трубку.) Как он занят… И чем дальше — тем больше. А я все жду, жду… Дездемона Манолеску говорит: «Черт побери этих мужчин, вечно их надо ждать! Ты его ждешь, а он не приходит, а кто он такой? Христос, что ли? Лучше уж выспаться всласть. Или фильм душевный посмотреть! Или завести итальянца с усиками! Время-то пройдет, наступит возраст… и тогда хоть лопни… Так и лопнешь без всякой надежды! Неужели у тебя нет ни одного поклонника?» У меня нет, Дездемона дорогая, нет. Когда-то начинался один роман, прекрасный, как мечта… Но все оборвалось… У меня не хватило смелости поговорить с Сильвиу… Не хватило мужества расстаться с ним! (Кричит.) Не хватило сил сказать ему: «Сильвиу, дорогой, ты очень занят на работе, и для меня ты никогда не находишь времени. Ты не можешь принести мне даже бутыль бензина… (Плачет.) Да (чувствуя, что выглядит нелепо), я смешна — он работает, устает, возвращается поздно, ложится и сразу же засыпает… (Улыбается.) Засыпает! «Что ты делаешь?» — «Восстанавливаю силы», — отвечает он и тут же начинает храпеть. Это понятно: ведь он уходит в шесть утра, а приходит? «Что делать? — говорит он. — Я люблю свою работу! Другие, может, не любят, а я люблю». (Подражает Сильвиу.) «Дездемона, например, не любит работу, потому что не любит шефа. Анишоаре противно торговать маслом и рыбой!» Ладно, лучше уж резать лук… (Режет лук.) Чеснок и лук полезен для здоровья… (Поднимает телефонную трубку.) Кто это? Хория? Какой Хория… Приятель Сильвиу из Фокшани? Нет? Приятель Сильвиу из Текуч, с которым он служил в армии в Слатине? Нет? Приятель Сильвиу с курсов повышения квалификации? Нет… А, господин Хория! Как же, как же, помню, вы заходили к нам. Я, правда, не очень-то вас всерьез восприняла. С вами, кажется, белый щенок был… Не было щенка? Извините… Чем вы занимаетесь? Продаете патефонные пластинки? Диски для проигрывателя… Да, да, я у вас одну пластинку купила, только она разбилась… Собралась я ее поставить — да тут молоко побежало, я кинулась к нему, чтобы отодвинуть кастрюлю, и локтем пластинку толк, она хлоп — и вдребезги!.. Я даже не помню, что за вещь была… Нет, только не «Бродяга» и не Девятая симфония. А все же, что это было? «Вышел парень за околицу»? Нет… Хорошо, я вас жду… Хорошо… Как это вам поверить?.. Уйти с вами? Куда? Вы что, шутите? Ничего я Сильвиу не собираюсь говорить. Сами скажете? Это он вам намекнул, что мы не понимаем друг друга? Что надоели, что поседели рядом друг с другом — он так сказал? Как я боялась этого! Между мужем и женой такое случается… Да, я боялась, что он может так сказать… Боялась, вот и все. Конечно, мы не молоденькие, мы уже люди в возрасте… Не говорите глупости, ни о какой ошибке и речи быть не может… Да, болела — неделю гриппом. Конечно, бывают в семье кризисные ситуации. Но у нас ничего такого не было — можете не волноваться. И вовсе я не устала. Никуда я не хочу бежать из своей кухни и никакого ада не испытываю. Так что, господин Хория, если уж говорить серьезно… (Кричит в трубку.) Ах, он ничего вам не говорил?! Так я тем более ничего говорить не собираюсь, и замолчите, пожалуйста! (Вешает трубку.) Нахальство какое! Я и понятия не имею, кто это… Сильвиу приводит к дом разных людей, всех и не упомнишь… (Снова берет трубку.) Да. Непременно хотите прийти? Остаться у меня? Нет, у меня не хватит храбрости позвонить Сильвиу. Да почему, собственно, я должна звонить? Потому что вы мне приказываете? У него совещания… куча проблем… он устает. Зачем его волновать? Займитесь своими делами… Да помню я вас и ваши пластинки. Вы ведь романсы распеваете, как придурочный, и всякую поп-музыку… Тоже как придурочный. Да, конечно, голос у вас есть… Ну и пойте себе на здоровье. (Вешает трубку.) Наверное, я должна рассказать все это Сильвиу… (Гладит.) А может, правда, лучше нам расстаться? (Звонит телефон.) Да, мой дорогой, у тебя заседание Красного Креста? Ты в правлении? Я очень рада. Ты занимаешься донорами в своем районе… Я счастлива… Жду тебя, дорогой… (Кладет трубку.) Может, у него есть любовница? Может, я ему надоела? Пропахла квашеной капустой? Может, я сама стала квашней? О-хо-хо… (Звонит телефон.) Хория… мне некогда, я ухожу, надо заплатить за газ и за телефон… Меня нет дома… Не ждите меня… Что? Любишь меня? С чего это вдруг? Как снег на голову… (Смеется.) И я? А я-то почему? Потому что не бросаю трубку… Потому что ты приятель Сильвиу… и… и… пожалуйста, могу бросить… (Кладет трубку.) Вот нахал! Встретиться с ним, чтобы избавиться от кухни, одиночества и фасоли?.. Чушь какая-то! (Звонит телефон.) Сильвиу, да, это я разговаривала… Нет, не с мамой… Да так, ни с кем… А может, спаренный телефон.

Тебе еще надо обеспечить сбор металлолома в вашем районе?.. Ну конечно. Желаю успеха! (Вешает трубку.) Почему я подумала, что он меня обманывает? Почему? (Звонок.) Хория… Да ни с кем я не разговаривала… просто у нас спаренный телефон… Ты ревнуешь?.. Ты что, мне муж? Или любовник? Кончай придираться! Это соседи разговаривали! Хочешь принести мне чемодан с пластинками? (Смеется.) Несерьезный ты человек… (Вешает трубку.) Господи, вот сумасшедший! (Включает радио на полную громкость.)

Мужской голос: «…так появляется ощущение собственной неполноценности, чувство одиночества, желание выйти из игры…» Эмилия ищет другую станцию. Шумы. Голос девочки: «Наш труд создает человека… наша родина…» Эмилия ищет музыку. Мужской голос: «Тело заболевает, если дух не выдерживает нагрузок окружающей среды: успех и неудача, неприятности и…» Эмилия ищет другую волну… Слышно, как открывается дверь. Эмилия уменьшает звук.

Входит  С и л ь в и у. Целует ее и садится на диван.

Э м и л и я. Ты не пошел собирать металлолом?

С и л ь в и у (вытаскивает из кармана газету, разворачивает ее). Пришлось отложить: не собрались все ответственные лица. Грузовиков не было, они на свекле…

Эмилия ничего не понимает.

Сейчас время сбора сахарной свеклы, и мы тоже протягиваем руку помощи…

Э м и л и я. Ну конечно.

С и л ь в и у. Шеф спросил, можем ли мы решить свекольную проблему в коммуне Сэкэдате? И мы ответили: «Да! Это в наших силах!..» Не забыть бы, что я узнал… Мануэла Скутурич, разыгрывая из себя строгую мамашу, однажды сделала замечание мальчикам, и тогда старший спросил: «А вы, собственно, кто такая? И по какому праву?» А она существо экзальтированное. Из ничего готова целую драму разыграть. Кто знает, что ей показалось в словах пасынка?.. Во всяком случае, она ощутила бесполезность собственного существования… Роль матери ей не давалась… и любовь превратилась в обузу… Одним словом, вся ее жизнь оказалось построенной на песке… Женщина она была злая, резкая… Ей на сцене удавались лишь те роли, когда ее героиню снедало чувство ненависти… Ненавидеть она умела, а вот любить?.. Красавицей ее нельзя было назвать, мужчины за ней не ухаживали, не добивались ее… не хотели… Однажды ее увидели из окна дома, что стоит у железной дороги… Мануэла не спеша прогуливалась… А потом вдруг побежала по полотну навстречу паровозу. Брат Мануэлы… собирал ее по кусочкам и складывал в нейлоновый мешок… Семья, которая живет в этом доме, мечтает поскорее переселиться куда-нибудь. Оставаться там они больше не могут.

Э м и л и я. Удивительно приятная тема — ничего не скажешь. (Сухо.) Ну и рассказик…

С и л ь в и у. Разве дело в словах, факты бывают страшнее слов…

Э м и л и я. Положить тебе фасоли?

С и л ь в и у. Да… Я умираю от голода… У нас есть лук-порей?

Э м и л и я. Его нет на рынке.

С и л ь в и у. А просто лук?

Э м и л и я. Лук есть.

С и л ь в и у. Дай мне.

Э м и л и я. Пожалуйста.

С и л ь в и у. А помидоры?

Э м и л и я. Вот, пожалуйста.

С и л ь в и у. А покрупнее нет?

Э м и л и я. Вот покрупнее.

С и л ь в и у. Ну, что новенького?

Э м и л и я. Где?

С и л ь в и у. Дома?

Э м и л и я. Ничего. А что у тебя на работе?

С и л ь в и у (кулаком разбивает луковицу на куски). Мне сделали замечание: слишком долго занимаю телефон.

Э м и л и я. Не занимай.

С и л ь в и у. А когда же мы с тобой будем разговаривать? (Ест.) Сегодня после обеда шеф велел нам собраться…

Э м и л и я. Ты пойдешь?

С и л ь в и у. Все ответственные лица должны присутствовать. (Прибавляет звук в приемнике.)

Мужской голос: «…а) биологическое предрасположение, в) стресс, с) невозможность справиться со стрессом или (в скобках) с напряжением. Отсюда: разрушая внутреннюю гармонию, возникает болезнь, смерть…» Сильвиу выключает радио.

Развлекательные передачи дают в обеденный перерыв. (Ложится.) Всхрапну капельку…

Э м и л и я. Давай…

С и л ь в и у. Так никаких новостей?

Э м и л и я. Никаких… А какие могут быть новости?

С и л ь в и у. Ничего интересного по радио не сообщили?

Э м и л и я. Нет. А что?

С и л ь в и у. Нигде не разразилась война?

Э м и л и я. Нигде.

С и л ь в и у. Нигде не пало правительство?

Э м и л и я. Нет.

С и л ь в и у. Да, если так пойдет дальше, нам не узнать, что такое исторические дни. Скукота. Капитализм скрипит, скрипит, но не падает. Неужели ничего нового, ничего?

Э м и л и я. Сегодня объявили, что в горах Швейцарии образовалась снежная лавина…

С и л ь в и у. Да ну их, этих швейцарцев. Разве может у них случиться что-нибудь интересное — они ведь нейтральное государство, их снежные лавины даже убить никого не могут…

Э м и л и я. Сильвиу, я хочу тебе кое-что сказать.

С и л ь в и у. Ну! Где-нибудь умер король? Ты все-таки приготовила мне сюрпризик! Рассказывай скорей…

Э м и л и я. Сильвиу…

С и л ь в и у. Император? Говори же, не томи.

Э м и л и я. Сильвиу, дорогой…

С и л ь в и у. Хочешь, чтобы я сам отгадал?

Э м и л и я (словно ее подрубили под корень). Никакой король не умер…

С и л ь в и у. Значит, катастрофы не произошло, тогда лягу-ка я на бочок и вздремну немного. (Включает радио.)

Голос мужчины: «Если вы отказываетесь от борьбы, значит, признаете свою неспособность контролировать события…»

Вот глупый, лучше бы спел что-нибудь, музыка меня усыпляет. (Выключает радио.)

Э м и л и я. Сильвиу, я хочу тебе сказать…

С и л ь в и у. Дорогая, меня твоя Анишоара не интересует! Она не любит работу, которую сама выбрала. Я вчера заходил за сигаретами, а она мне стала жаловаться: «Господи, какая же ко мне очередь за рыбой!» Надо же, она недовольна, что у нее много покупателей. (Раздраженно.) Вместо того чтобы радоваться! А почему? Да потому что она, как и многие другие, живет не на то, что зарабатывает. А на то, что ворует! Да, да, на то, что ворует! Много рыбы, мало рыбы — ворует она всегда одинаково! А когда работы много, это мешает ей воровать! Вот почему так плохо идут дела. Потому что кое-кому работа мешает воровать. Я как раз сегодня взял слово на собрании и хотел сказать… Да, кстати, я встретил Еронима…

Э м и л и я. А кто это?

С и л ь в и у. Ероним Колобок.

Э м и л и я. Да кто он?

С и л ь в и у. Не помнишь, этот тип из теплицы, где выращивают клубнику… Я же тебе рассказывал. Мы с ними играли в футбол, мы, инженеры с обувного, с тепличной командой (смеется) и всегда выигрывали со счетом семь — ноль и даже с еще большим. Видела бы ты их, на поле — настоящие нахалы… (Смеется.) Последний раз до перерыва счет был четыре — ноль в нашу пользу… И тут является Ероним Колобок и заявляет: «Эй, я вам кое-что принес». И ставит перед нами две корзины клубники… спелой… восхитительной… Так и тает во рту…

Эмилию этот рассказ явно не интересует.

Я, наверное, штук десять слопал… и не заметил, как в детстве… Пока у меня живот не вздулся… (Смеется.) И все наши тоже… И (хохочет)… после перерыва они нам вмазали одиннадцать голов… Мы совсем не могли бегать… были… (Смотрит на жену, видит, что она занимается своими делами.) Я вижу, тебе не интересно.

Э м и л и я. Нет…

С и л ь в и у. А что я хотел сказать?

Э м и л и я. Понятия не имею.

С и л ь в и у. А, да про Еронима Колобка.

Э м и л и я. Он меня не интересует.

С и л ь в и у. Я его встретил…

Э м и л и я. И это меня не интересует…

С и л ь в и у. И он мне объяснил, что успех Японии в том…

Э м и л и я. И Япония меня не интересует.

С и л ь в и у. Но это очень важно, дорогая.

Э м и л и я. Для меня?

С и л ь в и у. Для Японии.

Э м и л и я. Но я ведь не Япония.

С и л ь в и у. Это не имеет значения, и Ероним — не Япония, и я не…

Э м и л и я. Ты стал скучным, Сильвиу.

С и л ь в и у. Я остался таким, каким был, во мне ничего не изменилось. (Как открытие.) Значит, я всю жизнь был скучным. Ведь я человек цельный и от порывов ветра не меняюсь.

Э м и л и я. И Ероним Колобок тоже цельный!

С и л ь в и у. Это значит, что он тоже скучный.

Э м и л и я. Жутко скучный.

С и л ь в и у. Не заметил. (После паузы.) Нет, он не дурак. (С самим собой.) Спасение Японии…

Э м и л и я. Да может, этой Японии и не существует вовсе! Ты был в Японии? Нет. Он был? Нет. Я — тоже. Для тех, кто не был в Японии, Япония — сказка…

С и л ь в и у. Это не имеет значения. Если верить, что она существует, значит, существует. И ее успех, ее техническое процветание в том, что ее миновали две эпидемии, которые нанесли огромный урон Западу…

Э м и л и я. Что-то я не слышала о чуме на Западе.

С и л ь в и у. Есть болезни более страшные, чем чума. Невидимые болезни, как называет их Ероним Колобок.

Э м и л и я. Если я выслушаю все, что ты хочешь рассказать об этих двух эпидемиях, ты заснешь и оставишь меня наконец в покое? Ну, давай, что это за невидимые болезни?

С и л ь в и у. Потеря морали… не смейся… основ нравственности…

Э м и л и я. Дальше! А вторая?

С и л ь в и у. Обезличивание человеческого труда. Труда человека… Не понимаешь?

Э м и л и я. Чтобы его черт побрал, твоего Еронима Колобка. Целый день в своей теплице, выращивает помидоры, огурцы, клубнику! Он раб огурцов и клубники, раб жизни… все, что он делает, — все ради службы, ради зарплаты, а не для себя. Жизнь ему не принадлежит, он не умеет радоваться жизни, он в подчинении у помидоров, у клубники, он мумия, дурак!..

С и л ь в и у. Значит, и я дурак, я целый день на фабрике…

Э м и л и я. И ты думаешь о Японии! А в чем смысл жизни, можешь мне сказать?

С и л ь в и у. Подожди… Не наскакивай сразу.

Э м и л и я. Ну и в чем же смысл? Сразу не сразу, все равно ты пойдешь собирать свеклу.

С и л ь в и у. Это точно. Меня люди ждут, не могу же я их обмануть.

Э м и л и я. Вот он, смысл твоей жизни: собирать свеклу.

С и л ь в и у. Делать, что хочу…

Э м и л и я. Это ведь не твое дело, дружище, — собирать свеклу, соображаешь? И картошку — тоже.

С и л ь в и у. Да, а если бы картошку не успели собрать до наводнения? Прощай, прости!

Э м и л и я (в растерянности от его наивности — ошеломлена ею, считает ее глупостью). Друг мой, все это пустяки…

С и л ь в и у. Что?

Э м и л и я. Свекла, картошка… футбольный матч, клубника, обувь…

С и л ь в и у (простодушно — и это ее изумляет). Почему?! Клубника была замечательной, и свекла — тоже. Человек может творить чудеса! Вот ты, например, можешь наделать внукам игрушек из картона.

Э м и л и я. Зачем? Их можно купить в любом магазине — и за бесценок.

С и л ь в и у. Будто в деньгах дело!

Э м и л и я. Нет, конечно… Смысл жизни — делать что хочешь, смысл счастья… да, даже пустяк, одеяльце, чулочек, игрушечка…

С и л ь в и у. Вот именно. (Сквозь храп.) А иначе все полетит к чертовой матери… (Снова сквозь храп.) Ероним Колобок говорит, что…

Э м и л и я. Да не волнует меня Япония!

С и л ь в и у. Но речь не о Японии… Самый большой преступник… пусть бессознательный, — это время… (Засыпает.)

Э м и л и я. И чтобы убить его, надо выращивать клубнику.

С и л ь в и у (сквозь сон). Что, что?

Э м и л и я. Или делать игрушки.

С и л ь в и у. Ты своим детям сделала прекрасные игрушки… Я совсем засыпаю… И они были счастливы… Да что там говорить, ты вырастила прекрасных детей…

Э м и л и я. Которые шлют мне только поздравления с Новым годом.

С и л ь в и у. Что поделаешь, у них своя жизнь. Поспал бы я немного… (Вспомнив что-то важное.) Но ведь существуют телефоны, дорогая!

Э м и л и я. Телефоны, как известно, далеко не у всех…

С и л ь в и у. Будут со временем.

Э м и л и я. Когда я помру…

Сильвиу храпит.

Время ведь мчится… неумолимо…

С и л ь в и у. Да, мчится, как паровоз по рельсам, вслепую… Как говорит Колобок, можно стать рабом времени, если…

Э м и л и я. Ну еще бы, ведь Ероним Колобок — бессмертен! Ты тоже?

Сильвиу храпит.

Господи, какая скука!

С и л ь в и у (вскакивает, смотрит на часы). Все, мне пора… (Погружен в свои мысли.) Это как в футболе… Надо сражаться, даже если победа тебе не светит… (Смеется.) Тогда, с клубникой, нас такой понос пробрал…

Э м и л и я. И сутана митрополита может быть молью побита…

С и л ь в и у. Что это значит?

Э м и л и я. Ничего… так, поговорка…

С и л ь в и у. А я думал, название детектива. (Вспомнил.) Я Титусу рассказал о Японии… Титусу, с которым в лицее учился: он теперь наш министр. «Япония», — сказал я…

Э м и л и я. Лучше бы он тебя послал в Японию… Ты бы ребятам магнитофон купил.

С и л ь в и у. Нет, я у него другое просил — мягкую кожу для модельной обуви… Он отказал, а я ему объяснил: «Титус, не борись со мной — проиграешь… Мне-то терять нечего. Мне только кожа нужна. А тебе есть что терять — кресло. Я обладаю смертельным оружием против тебя». — «Донос на меня напишешь?» — «Ты меня с кем-то путаешь». — «Убьешь?» — «Хуже: отвешу тебе две оплеухи. Про меня скажут: сумасшедший, дал пощечину министру. А тебя снимут: разве будут у нас держать министром человека, получившего оплеуху!»

Э м и л и я. И Титус дал тебе кожу и согласился, что Япония существует.

С и л ь в и у. Да в том-то и дело, что не то важно — существует Япония или нет, важно, что Ероним Колобок верит в это. Как верит и в свою клубнику.

Э м и л и я. И в то, что его жена — чернобровая красавица… И как ты веришь, что я тебе верна!

С и л ь в и у. А почему мне не верить? Без веры человек мертв… «Япония существует», — говорит Колобок…

Э м и л и я. «У меня жена — красавица», — говорит он… И этой веры ему достаточно, чтобы быть счастливым… Ради этого стоит жить!.. Господи, блаженны нищие духом — им принадлежит царствие небесное… (Глядя на него.) Сильвиу…

С и л ь в и у. Я не глухой. Ты права, надо иметь цель… Без цели человек обречен топтаться на месте…

Э м и л и я. Я вырастила детей… А теперь, когда они стали взрослыми, что мне делать?.. Когда цели нет — остается тоска и скука. Так ведь?

По радио звучит текст: «Одиссей заблудился и попал на остров лотофагов. На острове росло волшебное растение. Каждый, кто вкушал его плодов, забывал обо всем на свете. Кто он есть и откуда…» Эмилия приглушает звук.

С и л ь в и у. Ерониму Колобку нравится эта история про лотофагов… Много лет он ищет такое растение — и не находит. Может, это мак? А может, дурман-трава? «Колобок, — сказал я ему, — из нее, наверное, можно получить опиум… Найдешь — станешь миллионером!»

Э м и л и я. И ты можешь представить себе Колобка, торгующего наркотиками?

С и л ь в и у. Нет, дорогая.

Э м и л и я. Ах, ну конечно. Колобок свое открытие подарит предприятию, производящему лекарства. Он захочет облегчить человеческие страдания.

С и л ь в и у. Он тебе тоже сказал?!

Э м и л и я. Это его голубая мечта.

С и л ь в и у. Лотофаги забывали, кто они есть, — с этим ты не будешь спорить?

Э м и л и я. Лично я даже белладонну не пробовала, так что отлично помню, кто я есть.

С и л ь в и у. Но согласись, лотофаги, когда потеряли память, совсем чокнулись. Бездельничали, жили как лунатики. Как птицы!.. Кстати, ты помнишь Анку Бэнце? Бухгалтершу, которая заняла твое место… Так вот, она вышла замуж за молдаванина и уехала с ним в Фокшань. Она была кругленькая, как орешек, а смотри-ка, нашла себе молдаванина… (Хохочет.) Теперь ее место свободно.

Э м и л и я. Вроде она уже была замужем?

С и л ь в и у. Да, за парнем из Бихора… У них было трое ребят… Но он ее бросил три года назад. Заявил, что она коротышка и не говорит по-английски… (Хохочет.) Идиот… Забыл, сам-то он откуда… Наелся белладонны… Колобок его называет «Лотофаг из Бихора»… А Анка оставила меня с носом.

Э м и л и я. С каким носом?

С и л ь в и у. Дорогая, не кричи на меня… Анка вела кружок молодых девушек… То есть будущих матерей… Кружок молодых мам… Понимаешь?.. Эти девушки не умели купать детишек… Не знали, как готовить морковный сок… А уж с пеленками вообще не умели обращаться! А Анка здорово их учила на мам… У нас есть груши?

Эмилия включает радио. Голос: «Племя лотофагов — это племя забвения…» Выключает.

«Забвение, — говорит Колобок, — заставляет нас пятиться назад, как раков».

Э м и л и я. Сильвиу…

С и л ь в и у. Я не глухой…

Э м и л и я. Сильвиу, я вынуждена тебя оставить.

С и л ь в и у. Правильно. Оставь меня, я должен выспаться. Я как выжатый лимон.

Э м и л и я. Я ухожу.

С и л ь в и у. За бензином?

Э м и л и я. Я ухожу совсем…

С и л ь в и у. Почему? Ведь это твой дом. Зачем же тебе… Я должен уйти… Только объясни, в чем соль анекдота?

Э м и л и я. Я выхожу замуж.

С и л ь в и у. Для этого тебе надо развестись.

Э м и л и я. Разведемся.

С и л ь в и у. У тебя кто-то есть.

Э м и л и я. Нет.

С и л ь в и у. Тогда зачем нам разводиться?

Э м и л и я. Так…

С и л ь в и у. Ты, наверное, не выспалась.

Сильвиу включает радио, словно просит помощи. Невозмутимый мужской голос: «Болезнь возникает, если ты теряешь то, что приносило тебе удовлетворение и чем ты особенно дорожил. Иными словами, причиной всех болезней является эмоциональный фактор…» Выключает радио.

(Обращаясь к человеку из радиоприемника.) Выходит, и рака тоже. Чушь какая-то, рак — тоже? Нет, ты послушай только, какими глупостями они развлекают в послеобеденные часы. Поспать не дают! Сегодня наш главный инженер тоже утверждал, что мы бессильны, потому что бессилие порождает бессилие… (Серьезно.) Итак, что ты мне хотела сказать?

Э м и л и я. Я хочу изменить свою жизнь. Выхожу замуж за Хорию…

С и л ь в и у. Какого Хорию? Прости… это твое дело. Значит, у тебя на то есть свои причины… Значит, я… Ладно, не будем тянуть… принятые решения не обсуждают… Уйду я… вещи заберу потом… Вот ключи от дома… вот… Мне очень жаль… что-то я страшно устал… Да, нас учат… мы учим… бессилие порождает бессилие… Черт знает что такое!

Э м и л и я. Странный ты какой-то… Почему не спросишь меня?.. Почему не пытаешься меня остановить… (Нашла ответ.) Потому что ты меня больше не любишь, Сильвиу…

С и л ь в и у. Мы расстаемся, Эмилия?

Э м и л и я. Я же тебе сказала, да. Хочешь мне что-нибудь сказать?

С и л ь в и у. Конечно, но не знаю что… Мы любили друг друга…

Э м и л и я. Когда-то. Это все, что ты хотел сказать?

С и л ь в и у. Не знаю. Я все забыл…

Э м и л и я. Но Еронима Колобка, я надеюсь, ты помнишь.

С и л ь в и у. О да… Я как раз собирался тебе рассказать о его отце. (Словно ничего не случилось.) Ероним мне рассказывал: его отец был верующий, крестьянин из горного села… В свадебную ночь он опустился на колени возле кровати и начал молиться, поклоны бить… (Показывает.) Господи, прости мне грех мой, я делаю это не ради удовлетворения плоти, а для того, чтобы увеличить семя твое, род твой…

Э м и л и я (сухо). Ради чего мы живем, Сильвиу?

С и л ь в и у (не понимая, что это на нее нашло, не подготовлен к ответу). Чтобы работать и…

Э м и л и я. Ради чего работать? Что такое наша жизнь? Разве она становится лучше, когда появляются машина, ковры и… Или мы становимся счастливее? Ероним Колобок говорит своей жене: «Я собрал тысячу тысяч тонн капусты и помидоров… Целое царство капусты и помидоров я бросаю к твоим ногам… Все для тебя…» (Улыбается.) Капустный король… Нужны мне эти короли! Любое королевство — прах…

С и л ь в и у. Тебе не холодно, Эмилия?

Э м и л и я. С чего это ты взял? Я не больна, не брежу… Твой Ероним — истукан, глина, прах… Его жена хотела бы узнать что-нибудь о нем, о Ерониме Колобке… об этом человеке, о его любви… А не о капусте!

С и л ь в и у (с потолка). Тебе не нравится… что меня называют королем обуви?..

Э м и л и я. Я просто спрашиваю: зачем мы живем? Зачем ты работаешь?

С и л ь в и у (уверенно). Чтобы все люди носили красивую обувь.

Э м и л и я (зло). А мне-то что? Мне?

С и л ь в и у (жует корочку хлеба). Делай свое дело — и поймешь, что тебе…

Э м и л и я (уверенно). Ты меня не любишь, Сильвиу, не говоришь мне больше…

С и л ь в и у. Что?

Э м и л и я. Действительно — что?

С и л ь в и у (уверенный в себе и в Колобке). Колобок считает, что только пустая любовь — болтлива, истинная — нема… Людей связывает… память…

Э м и л и я. А нас, что нас связало? Болезни детей, корь, скарлатина, грипп! Эти воспоминания — все наше наследство, как стулья, чашки, градусник, как вещи…

С и л ь в и у. Мы справились с пневмонией Габриэля… Разве этого мало? Столько ночей…

Э м и л и я. Тебе не удастся разжалобить меня тем, что было… То, что было…

С и л ь в и у. Постой, я совсем забыл тебе рассказать о дяде Ауреле. Он подобрал в лесу маленькую косулю, и она росла в саду, рядом с домом…. Я тогда жил у них, в их селе была школа. А весной косуля ушла в лес… Но вечером вернулась. Через три дня снова ушла… А через два снова вернулась. Что-то беспокоило ее, она не знала, где ее дом — в лесу или в саду… Кто она? И снова убегала. И снова возвращалась… Дяде Аурелу это надоело, и он пригрозил, что он ее прирежет, если так будет продолжаться. Она снова убежала… А когда вернулась, он схватил ее, она не вырывалась… И зарезал… Мясо лежало в корыте, под тутовником… А шкура висела на заборе… Никто не дотронулся до мяса, не взял в рот ни кусочка… И дядя Аурел — тоже… А тогда зачем? Зачем он это сделал? Ведь он же был… он… такой добрый… Меня связывают воспоминания, которые…

Э м и л и я. Я хочу счастья, сейчас, не хочу жить лишь счастливыми воспоминаниями!

С и л ь в и у. Чтобы быть счастливым, надо быть чистым.

Э м и л и я. Моющее средство «Альба-люкс!».

С и л ь в и у. Счастье — это чистота.

Э м и л и я. Прекрасно! Когда придет Хория, я налью в таз теплой воды, встану на колени и омою ему ноги… Жизнь моя теперь зависит от него: какая у него душа, какие руки будут меня обнимать…

С и л ь в и у (наконец «услышал»). Хория? Как же он все-таки выглядит? Он брюнет?

Э м и л и я. Он играет на гитаре.

С и л ь в и у. Он моложе тебя?

Э м и л и я. Конечно. Какой старик позарится на каргу вроде меня. Единственный мой шанс — неоперившиеся юнцы, вот самый подходящий для меня вариант… А для тебя — молоденькие пичужки.

С и л ь в и у. Гитарист, мямля. Ни рыба ни мясо… (Жует корочку хлеба.) Шутишь? Ты, конечно, шутишь…

Э м и л и я. Нет.

С и л ь в и у (пытается перевести все в шутку, ощущает унизительность своего положения. Но со всей искренностью). Нам с тобой расстаться? Лучше умереть… Мы еще так молоды… И полны любви — до краев…

Э м и л и я. Какой ты нудный!

С и л ь в и у. Я? Каждый наш волосок, любая клеточка трепещут от любви. Любовь — это мы сами, Эмилия!

Э м и л и я. Не будь посмешищем! В этом гигантском яблоке любви вся сердцевина съедена червями. Я не хочу знать, есть ли у тебя какая-нибудь красотка, которой ты с упоением рассказываешь об общественной работе, о свекле, о клубнике. Будь спокоен в своем обувном королевстве, я не стану тревожить тебя воспоминаниями, это смешно… Живи себе в своем обувном и картофельном раю. (Смеется зло.) Я не хочу у тебя его отнимать. Тебе не понять, что если есть на этом свете что-то вечное, то это наша любовь… Но мне не удержать тебя дома, даже если я накрою тебя подушкой и буду кормить пирогами с маком, даже если подсуну тебе под нос расписную кружку, которую ты мне купил, когда был в командировке в Сигишоаре… Смысл твоего существования — работа, в ней твоя настоящая жизнь…

С и л ь в и у (с бухты-барахты). Я же за нее зарплату получаю.

Э м и л и я. Ты все принимаешь всерьез. Другие поговорят, поговорят, да успокоятся. А ты зачем-то работаешь как вол. И все без толку. Чего ты добиваешься? Власти?

С и л ь в и у. Я?

Э м и л и я. Зарплата зарплатой, но ты так выслуживаешься…

С и л ь в и у. А ты хочешь, чтобы я жульничал? Нет? Тогда что ты хочешь?

Э м и л и я. А ты чего добиваешься? Хочешь быть важной персоной — и в обувном деле, и в сборе металлолома… и чтобы в газетах о тебе писали…

С и л ь в и у. Ты пьяна! Никто никогда обо мне не писал…

Э м и л и я. Но ты надеешься, что напишут… Это даст тебе видимость власти… Ты станешь фигурой, имя твое будет у всех на устах… Если не жажда власти, то что еще дает тебе силу так работать?

С и л ь в и у. Опомнись, дорогая!.. Эту силу мне дает чувство долга… Ты пытаешься оправдать свою измену, утверждая, будто я тщеславен и потому много работаю… Да. Работа — моя гордость… наша… Кто ее у меня отнимет? И кто другой сделает ее за нас? Сколько я себя помню, у нас ничего другого не было, кроме работы, чести, совести… Я не запятнан. Я жил для других и работал ради них, не на себя и не во имя власти… Я ничего не накопил…

Э м и л и я (сухо). Все, что у тебя есть, — это моя любовь. Ну что ты смотришь? Думаешь, так измена не выглядит? В недрах самой верной любви (растягивает слова) гнездится измена… Ты у нас святой! Тебе ничего не надо: ни власти, ни положения — социального или политического, ты — невидимка… честный труженик, который даже до сержанта не дослужился…

С и л ь в и у (как само собой разумеющееся). Я рядовой, необученный…

Э м и л и я. Стыд-то какой! Я тебя брошу — ты все потеряешь… Счастье… ха, ха… Искусство заполнять пустоту триста шестьдесят пять дней в году… Триста девяносто! Пустоту… которую ты заполняешь Еронимом Колобком и Мануэлой Скутурич.

С и л ь в и у. Постой, дорогая, какую пустоту?! Что за чушь ты городишь? Я что, не знаю, ради чего работаю?! (Смеется от души.) По-твоему получается, что я вроде робота с рубильником?.. Дорогая, я работаю потому, что так мне завещано отцом… Я не кретин, Эмилия… Послушай, дорогая, положи мне еще ложку фасоли… вот так… Никто меня работать не заставляет… Я перед самим собой отвечаю за работу, понимаешь? Может, я должен искать виноватых? Или в чем-то оправдываться? О человеке судят не по словам, а по делам… И без труда, без сапог прогресса не добиться… Понимаешь?

Э м и л и я. Не понимаю.

С и л ь в и у. Почему ты не хочешь понять…

Э м и л и я. Ты приходишь домой и вместо того, чтобы меня приласкать… Ты мне рассказываешь о башмаках! Или о Ерониме Колобке!

С и л ь в и у. Ероним говорит, что труд лежит в основе национального достояния, счастья народа…

Э м и л и я. Я хочу быть счастливой, я…

С и л ь в и у. А разве я не хочу? Разве я тебя не люблю?

Э м и л и я. Перестань задавать вопросы. Ты ведь и сам не знаешь ответа. Все кончено… И не говори, что я виновата. Я тебе искалечила жизнь? Может, у тебя голова болит от меня?

С и л ь в и у. Голова болит только у тех, у кого черепушка слабая.

Э м и л и я. Ах, у тебя даже голова не болит, так в чем же дело? Чего ты хочешь?

С и л ь в и у. Биться головой о стенку, чтобы она у меня заболела. Давай говорить серьезно. Эмилия, ради любви можно пожертвовать всем.

Э м и л и я. Ты ничем не жертвуешь. У тебя останется твоя обувь и…

С и л ь в и у. Не надо этих мещанских шуточек — тебе не идет… Да, я всегда работал и буду работать. Что значит хорошо работать? Ценить драгоценное время, не заставлять людей тратить время попусту в бессмысленных очередях, в разного рода писанине и бюрократии. Мне доверили мой пост, чтобы я сделал жизнь людей, их труд нормальными… Послушай! Если бы я не работал как следует, а лишь получал зарплату, я был бы свиньей. Мое равнодушие, моя лень, мое стяжательство отнимало бы у людей время… А что такое время, которое я бы так подло убивал? Это человеческая жизнь. Эмилия… Я буду вкалывать, сколько хватит сил. Тот, кто не отдает всего себя делу, а только занимает место по штатному расписанию, негодяй и мерзавец. Если надо, я займусь свеклой, понадобится — буду поливать зимой яблони… вместе с Колобком… да. Летом и зимой…

Э м и л и я. Пока не наступит коммунизм…

С и л ь в и у. Да. Раньше ты тоже так думала.

Э м и л и я. И тогда ты отдохнешь…

С и л ь в и у. Нет, и при коммунизме надо будет трудиться. Морозы и ветры сохранятся и тогда… Во время жатвы летом будет жарить солнце, а зимой — завывать метель… и труд человека будет решать все… Не машины, а человек, его трудолюбие… И при коммунизме будет лить дождь и тучи будут застилать небо…

Э м и л и я. Будут дураки…

С и л ь в и у. И подлецы…

Э м и л и я. И проститутки…

С и л ь в и у. Будут люди, Эмилия… Они будут любить и будут расставаться…

Э м и л и я. А сейчас тебя ждет свекла?

С и л ь в и у. Меня ждут люди… Если в Сэкэдате дождь, придется отложить на завтра.

Э м и л и я. Ты уходишь, потому что не…

С и л ь в и у. Нет, я ухожу, потому что ты этого хочешь… Запомни этот стол, заваленный морковью и картошкой.

Эмилия чистит морковь и картофель.

Запомни сегодняшний день — он последний, который нас связывает… Последний наш день. На улицу выйду не я, выйдет мой труп… И дай бог, если это принесет тебе счастье…

Э м и л и я. Тебе тоже.

С и л ь в и у. Я попробую.

Э м и л и я. Только не пробуй становиться на моем пути… Любовь — это свобода. Это твои слова, не Колобка…

С и л ь в и у. Мои? Возможно. Я отупел, не помню, что я говорил… (Смотрит на часы.) Пора… грузовик ждет… надо собирать свеклу. (Наконец он сообразил, чем ему заняться.) Все участники в сборе. Кроме тех, кто отправился за металлоломом. До свидания, Эмилия. (Уходит.)

Э м и л и я. Иди, иди, тебя ждет коллектив. В ваших силах… Черт бы тебя побрал! Господи, он ушел! Он просто хотел со мной порвать, он… У меня бы не хватило сил бросить его и уйти… Это все равно что взлететь в воздух… Но как может человек оторваться от земли, если она его притягивает… Держит и притягивает, как листочек… (Вслед ему.) Сказал бы лучше, что всегда хотел быть свободным и одиноким! (Себе.) Стоило мне произнести имя Хории, как он испарился, словно не было стольких лет любви… Может, у него от меня оскомина? Может, я постарела и стала обузой? (Рассматривает себя в зеркало.) Господи, где мой лоб без единой морщинки? Где сочная розовость губ? Где огонь глаз? Все погасло… и любовь?.. Чем же я недовольна? Пусть приходит Хория, я буду ждать его и согрею воду. (Приносит из ванной таз и полотенце.) О господи! Дездемона была права. Все мы зависим от солнца! К перемене погоды у меня ломит суставы… Ревматизм… Мы зависим от солнца, от его капризов, от перемены погоды… Не зависеть же мне от человеческих капризов… (Вслед Сильвиу.) От твоих прихотей! С солнцем мне не справиться — не буду же я с ним драться. А с тобой-то, с тобой… Наступит весна, а с ней и весенняя кампания, придется тебе ехать помогать в Сэкэдате… Но весной зеленеет трава, обновляется природа под лучами солнца… Надо обновиться и нам, как говорит Дездемона Манолеску. Разве весной и летом мы не должны себя чувствовать лучше, счастливее? Ведь когда идет дождь, он стучит по твоей голове и мечет в тебя громы и молнии. Весь день он стучит по голове и мечет громы и молнии.

Звонок в дверь.

Это, наверное, газовщик…

Эмилия идет открыть дверь, из прихожей доносится голос: «Здравствуйте, как приятно… Я — Хория…» Эмилия возвращается в кухню вместе с  Х о р и е й.

Э м и л и я. Ты принес мне цветы?

Х о р и я (веселый, живой, любезный, полная противоположность Сильвиу). Я нарвал их в твоем саду, так что можно считать, что это твои цветы… Ты не думай, я не заискиваю перед тобой, я не подхалим. Тебе не нравятся цветы? Прочь их! (Выбрасывает цветы в окно.) Я принес пластинки! Что ты предпочитаешь, патефон или проигрыватель?

Э м и л и я. Патефон.

Х о р и я (достает из своего огромного чемодана патефон. Заводит его). Я принес с собой свои вещи. (Вытаскивает пижаму.)

Э м и л и я. Но Сильвиу еще…

Х о р и я. Надеюсь, что ты не настолько старомодна, чтобы дожидаться официального развода. Что тебя связывает с Сильвиу?

Э м и л и я. Ничего, кроме памяти.

Х о р и я. Брось.

Э м и л и я. Его — да, а память…

Х о р и я. Память можешь оставить, она меня не беспокоит. (Ставит пластинку.) Если говорить о памяти, давай вспомним, что мы должны были давно пожениться и не поженились! Давай забудем все, что мы хотели когда-то, да так и не совершили.

Э м и л и я. В чем же наша вина? В том, что не совершили, или в том, что хотели?

Х о р и я. Хотеть — значит мочь! А если ты не смог — значит, струсил…

Э м и л и я. Дездемона говорит, если делать все, что хочешь, можно превратиться в свинью.

Х о р и я. Эта Дездемона, надеюсь, не философ типа Спинозы. А даже если бы была им, стоит ли обращать внимание на женщину… Она того не заслуживает… Гормоны там всякие… Дорогая, какая может быть философия, если женщина пять дней в месяц не в себе, за себя не отвечает… Дездемона, видно, сморозила это на пятый день!

Э м и л и я. Я поставила подогреть воду.

Х о р и я. Я ванну днем не принимаю, боюсь простудиться…

Э м и л и я. Хочу омыть тебе ноги…

Х о р и я. Мне?

Э м и л и я. Все у нас должно быть чисто, и мы сами должны быть чисты…

Х о р и я. Это Дездемона сказала? Пожалуйста. (Снимает туфли.) Что не сделает человек за капельку любви, даже разрешит вымыть ему ноги.

Эмилия снимает с печки таз, ставит рядом с диваном.

Ты с мужем своим покончила?..

Э м и л и я. Он был на высоте, ушел без единого упрека. Он, правда, предложил не расставаться, но в этом не было смысла…

Х о р и я. Подожди. Я достану цветы. (Высовывается из окна, подбирает цветы.) Жаль выбрасывать, ведь они денег стоят, товар все-таки! Тебе совсем не нравится такой товар? (Протягивает ей цветы.) А мне нравится, особенно на похоронах.

Эмилия омывает ему ноги.

Значит, не было смысла, а что же было?

Э м и л и я. Ничего… пустота… отсутствие…

Х о р и я. Извини, у меня носки припахивают… Да, конечно, нелепо хранить верность тому, кого уже не любишь. Верность — качество, которое мы уважаем в других.

Э м и л и я. Он понял, что все бессмысленно, и ушел… Он человек достойный, у него хватило сил понять ситуацию.

Х о р и я. Мне нравится, что ты о нем хорошо говоришь… с самыми нежными словами женщины обращаются к покойным мужьям. «Мой Григорий был замечательным человеком. Настоящий мужчина с нежной душой». Покойник всегда полон замечательных качеств. Но любовь вдов утомительна. Мертвого не воскресить. Сохранять верность мертвому может только женщина без всякого воображения, прошлого не вернешь, и не стоит пытаться. Потому что все проходит, и любовь тоже… Стареют машины, стиральные агрегаты, даже сталь изнашивается, а уж человеческие отношения… Надо иметь мужество начать новую жизнь. И горе фанатикам, которые верят в единого бога. Они недальновидны…

Жить нужно в полную силу, сегодня, сейчас… Надо уметь порвать все оковы… увидеть себя со стороны… Иначе наступает кризис…

Эмилия вытирает ему ноги.

Вот, например… У нас в селе когда-то давно было имение графа. Кучером у него был цыган… Однажды цыган пришел к своему отцу и пожаловался: «Отец, мне больно: моя жена спуталась с графом…»

Э м и л и я. Наверно, это был разорившийся граф?..

Х о р и я. Да, только не перебивай меня… «Тебе больно, — сказал отец, — это плохо!» «Подожди, — говорит цыган, — зато я спутался с графиней…» «Это хорошо», — говорит отец. «Постой, — говорит цыган. — Моя жена от графа родила двух детей». «Это плохо», — говорит отец. «Подожди, но и графиня от меня родила двух детей». «Это хорошо», — говорит отец. «Постой, — говорит цыган, — ничего хорошего, потому что меня они одарили двумя цыганятами, а я им подарил двух графов».

Э м и л и я. Старый анекдот… об Ицике и графе.

Х о р и я. Дорогая, все анекдоты ведут летосчисление от Адама и Евы. Даже сам анекдот об Адаме и Еве!

Э м и л и я (уносит таз в ванную). Мы разведемся…

Х о р и я. Нормально… Подумать только, а когда-то развод считался чуть ли не катастрофой…

Слышно, как Эмилия выливает воду в ванну.

Развод — свидетельство эфемерности человеческих чувств, даже самых глубоких.

Э м и л и я (возвращается). Взгляни, весь сад в цвету, будто земля расцвела… как замечательно, Хория, что мы ходим по одной земле.

Х о р и я. Ты молодец, что порвала с прошлым, даже если оно было прекрасным… Главное в жизни… не ходить протоптанными тропами, как поезда по железнодорожному полотну, уметь рваться из повседневности, пренебречь условностями. Эти условности порабощают тебя, стирают твою личность… Да здравствует свобода! Даже ценой страдания…

Э м и л и я. Иногда можно и пострадать, только надо не забывать, что ты человек.

Х о р и я. Не забывать, что ты смертный. (Смеется.) Ах, как страдала одна дамочка из Кымпень: ее сын, совсем еще сосунок, ревел и не хотел брать грудь… Она работала парикмахером, но, чтобы поднять свой культурный уровень, хотела пойти со мной в кино. (Смеется.) А малыш не желал брать грудь… «Послушай, парень, — сказала ему девица, она была незамужняя. — Ну-ка быстренько бери грудь, а не то я отдам ее дяде…» То есть мне, хи-хи… Она в меня влюбилась… (Изображает ее.) «Ты тот, о ком я мечтала столько лет…» (Изображает себя.) «Это обо мне ты мечтала?..» Чокнутая… Потом она вышла замуж, но еще долго искала встреч со мной… Если бы у меня было столько денег, сколько женщин бросили из-за меня своих мужей!.. Они готовы были пойти на убийство, а некоторые даже и шли на это, сразу после свадьбы… хи-хи… жизнь — пустыня… горячий песок и никаких иллюзий. Один лишь мираж — фата-моргана, которую наука не признает… хи, хи… (Вытаскивает из чемодана бутылку и пьет.) Будем здоровы! Пусть возрадуется земля и расцветет… Будем любить друг друга, Эмилия… Когда я слышу о боге или о вере, меня охватывает ужасная тоска… Прочь все иллюзии… Нельзя становиться их рабом… Будем радоваться мгновению. Жизнь дается только раз… Не надо бесплодных мечтаний. Мираж — фата-моргана — это фея пустыни.. И той не существует! Брось Сильвиу — он занят свеклой. Ты станешь свободной, как я… потому что меня ничто не связывает с прошлым… о будущем я не думаю… Живу сегодняшним днем!

Э м и л и я. А если ты не прав?.. Подумай, еще вчера я была молода… И все рассеялось как дым? Мира я не видела, в Японии не была, зато вырастила четырех детей… И все свое время отдала им… Я видела, как они делают первые шаги, слышала, как говорят «мама»… Они выучились и прочли гораздо больше книг, чем я… Сначала они играли, а потом стали влюбляться, думать о прическах… О, мои дети, они спасли мою жизнь, сделали ее прекрасной… Разве не удивительно, еще вчера я называла маму — мамой… А сейчас я смотрю на себя в зеркало и вижу, что я сама мама… Жена, дочка и мама…

Х о р и я. Для полноты счастья тебе надо стать любовницей… Ты должна пожить для себя, не только для детей и унылого мужа… Иначе смерть найдет тебя раньше положенного срока… На что ушли твои ночи: на детский плач и колики в животе, на тонзиллит и грипп. Он уезжал на картошку и на сбор кукурузы, а ты считала часы… На детей ты растранжирила жизнь. Они выросли, а твоя жизнь прошла… Пора проснуться!

Э м и л и я. Да, пора!

Х о р и я (руками изображает трубу. Звучит побудка). Подъем! Нас ждет любовь… (Поет.) «Любовь свободна, мир чарует…»

Э м и л и я. А если ты не прав?!

Х о р и я. Надо всегда быть правым… Иначе тебе хана…

Э м и л и я. Человек без памяти — не человек…

Х о р и я (мягко). Я — твой праздник… Понимаешь? Я! Теперь! Все остальное — бред!..

Э м и л и я. Я мечтала о тихом доме, где зимой, когда идет снег, в печке горит огонь, как в детстве. За завтраком хлеб и молоко делят поровну, на праздники всей семьей идут в лес, растят детей, превращаются в бабушек. Вот она — мечта женщины… Я никогда не мечтала открыть средство против рака, на это у меня не хватает образования. И на луну лететь не собиралась — слишком я труслива, и министром не хотела стать…

Х о р и я. Для этого ты слишком красива…

Э м и л и я. Я мечтала о доме — и мечта моя исполнилась… И даже стала воспоминанием!.. Все в прошлом… все только во мне… Только память: господи, как быстро все прошло! Господи, как я постарела! И это называется счастьем?..

Х о р и я (ставит другую пластинку). Это называется скукой… Надо…

Э м и л и я. …снова мечтать? О чем? О новой любви… на этот раз с тобой?..

Х о р и я. Возможно.

Э м и л и я. А может быть, именно в этом ошибка?..

Х о р и я. Может быть… Любовь — миг наслаждения — вот главное… (Смеется.)

Э м и л и я. Я уже никогда не смогу полюбить, как любила… Мне уже никогда не будет двадцать лет… И никто мне не скажет, как жить дальше… никто…

Х о р и я. Когда-то люди не доживали до нашего возраста. Тихо угасали…

Э м и л и я. У меня ничего не осталось, кроме памяти. Что мне делать? Ничего. Только вспоминать о том, что было…

Х о р и я. А ничего и не было, Екатерина…

Э м и л и я (своим мыслям). Не говори глупостей. Я родила детей!

Х о р и я. Не верю! Где они? Улетели, пташки. Бросили тебя одну, будто и не ты их рожала…

Э м и л и я. Один — в Бухаресте, инженер, другой…

Х о р и я. Теперь и они всего лишь воспоминания, и жизнь твоя отныне и присно и во веки веков — сплошная скука: все в прошлом. И каждый день как сказка про белого бычка… (Обнимает ее.) Думать надо только о том, что в твоих возможностях…

Э м и л и я. О чем мечтала Мануэла?

Х о р и я. Хотела стать кинозвездой! А чего достигла? Поднос выносила: «Кушать подано!» Потому что не было в ней красоты. Ни кожи, ни рожи, бледная, как пергамент… И тело дряблое… Она мечтала о детях. Не тут-то было. Ее тело не создано для материнства, чрево — бесплодно… Она хотела побывать на Гаити. А на какие шиши? Воровать она не желала, хотела получать только то, что заслужила… А ее подруги снимались, ездили в Канн… Тряпки, фотографии… А она такая талантливая… но некрасивая. Потом болезнь и… Она вообще перестала играть. Время прокатилось по ней… слепое время состарило ее.

Э м и л и я. И чтобы не выносить больше подносы на сцену, чтобы… Однажды в полдень она пошла на вокзал… Гуляла вдоль путей, спрятав в сумочку перронный билет… Падал снег… Громкоговоритель объявлял: поезд из Бухареста прибывает через пять минут… В белой меховой шубке, с сумочкой в руке, она шла и шла рядом с железнодорожным полотном, оставив вокзал далеко позади… И вдруг издалека увидела поезд, весь белый, запорошенный снегом… Паровоз, отдуваясь, двигался вслепую… Тогда она бросила сумочку и побежала по шпалам навстречу поезду… столкнуться с ним… Понимаешь, ей уже было все равно, слепое время ее погубило, ей не на что было надеяться: ни в театре — без ролей, ни в жизни — без детей. Она больше не могла. И тогда у нее хватило мужества…

Х о р и я. Или безумия…

Э м и л и я. Безумия… выйти навстречу слепому чудовищу, рассмеяться ему в лицо, заглянуть в слепые, как у сфинкса, глаза… в глаза чучела на колесах. Она кричала и бежала… И столкнулась с поездом…

Х о р и я. Она разбилась вдребезги?

Э м и л и я. Да, и она, и ее мечты… Не знать, ради чего живешь…

Х о р и я. Да простит ее бог, но все же у нее не все были дома. Разве самоубийство — это выход? Брось мне байки рассказывать… (Пьет.) Я хочу есть! Да здравствует жизнь! (Под хмельком.)

Э м и л и я. Хочешь чорбы с фасолью?

Х о р и я. Нет, лучше я приготовлю блинчики. Или рыбу с луком?

Патефон продолжает играть. Хория танцует с Эмилией по кухне.

Или мозги в сухарях? Или птичье молоко? Берешь литр молока…

Э м и л и я. Ты мне это уже когда-то говорил… Смени пластинку, милый!

Х о р и я (не замечая насмешки). Но мелодия еще не кончилась, любимая!

Э м и л и я. Ты дружил с Сильвиу?

Х о р и я. В молодости мы играли в одной футбольной команде, работали вместе, встречались в одной компании… Потом он меня выгнал. Наверно, потому, что я стал человеком гораздо более интересным, чем он… (Хохочет.) У него осталась работа, у меня любовь, настоящая жизнь… А вечерами он зубрил… Сейчас тоже зубрит?

Э м и л и я. Зубрит. А ты что делаешь по вечерам?

Х о р и я. Иногда листаю книгу, одну, другую, третью, четвертую… (Весело.) Дорогая моя, я давно слежу за тобой, когда ты ходишь в магазин за маргарином или на бензоколонку с бутылью… Ни одно из твоих платьев тебе не идет! Тебе идет — быть раздетой.

Целуются. Пластинка шипя повторяет одну и ту же фразу.

Заело, ну и ладно, поставим другую… (Ставит другую пластинку.) Хочешь, я тебе сварю кофе? Я знаю, кофе ты держишь в этом шкафу…

Э м и л и я (помогает ему). Нет, слева…

Х о р и я. У меня плохая память, путаю лево и право! (Целует ее.) Я куплю тебе крокодила! Кто посмеет к тебе приблизиться, я его брошу крокодилу! (Целует ее.) Но куда дешевле самому стать крокодилом… Что с тобой?

Э м и л и я. Ты меня не любишь, и это меня пугает… Я знаю, любовь — это все… Но без надежды любовь ужасна…

Х о р и я. Ты устала, дорогая, этот идиот тебя доконал… Прости, что я так называю моего бывшего друга. Он, наверно, тебе рассказывал о сборе сахарной свеклы?

Эмилия тихо плачет, закрыв лицо руками.

Если ты не возьмешь себя в руки, не научишься владеть собой, управлять своими чувствами, не знаю — надолго ли тебя хватит. Не обращай на него внимания… Ты со мной, любимая… (Целует ее.) Ты не знаешь, что тебя ждет, и потому тебе страшно? Ты в меня не веришь?

Э м и л и я. Ты сам в себя не веришь…

Х о р и я. Я?! Это только кажется… Я не верю в себя?! И ты подумала, разве можно верить субъекту, который сам в себя не верит и в свою любовь тоже? Так и собственное достоинство недолго потерять. Но ты ошибаешься — я в себя верю.

Э м и л и я (возвращается на землю). В том-то и дело… Ты никого не любишь, кроме себя.

Х о р и я. Надо быть сильным, любимая… Ты знаешь, что произошло с Никсоном? Его выгнали, уничтожили физически и морально… Черт бы их побрал! А потом он всерьез расхворался… Если разрушается тело, то и душа… Ты погубила жизнь с этим деятелем.

Э м и л и я. Хория…

Х о р и я. Любопытно, как он за тобой ухаживает… Должно быть, рассказывает тебе, сколько пар обуви выпустили сверх плана? Или как выколачивает из министра лишнюю партию кожи…

Э м и л и я. Он за мной не ухаживает…

Х о р и я. А раньше, когда был молод? Он, наверно, объяснялся с тобой лозунгами. «Люблю тебя одну, мир победит войну…»

Эмилия дает ему пощечину.

Влепи мне еще одну — тогда будет две!

Отвешивает ему еще одну.

Спасибо. «Молодость — на стройки страны!» «Даешь Салва-Вишеу!» Ты была в Салва-Вишеу?

Э м и л и я. Нет.

Х о р и я. Значит, вы встретились на стройке не столь знаменитой, а может, познакомились на балу в честь инициаторов сбора урожая до последнего колоска…

Эмилия подходит к нему.

Хочешь врезать мне еще?

Э м и л и я. Нет.

Х о р и я. Вряд ли он читал тебе стихи Эминеску или сонеты Петрарки?

Э м и л и я. Он не знает стихов. Он обыкновенный человек.

Х о р и я. Нудный.

Э м и л и я. Моя жизнь вовсе не была нудной.

Х о р и я. Значит, стала… Ты потеряла свой маленький рай и не нашла ничего взамен…

Э м и л и я. Но моя любовь еще нужна детям…

Х о р и я. Больше всего им нужны твои сбережения.

Э м и л и я. Тогда…

Х о р и я. Тогда… зачем же я пришел?.. Создать для тебя новый рай! Предложить тебе будущее, дорогушенька… Ведь я навеки остался молод.

Э м и л и я. Потому что никогда ничего не делал.

Х о р и я. Да, не делал. Я даже луковицы не посадил.

Э м и л и я. Чем же ты занимался всю жизнь?

Х о р и я. Спал. И любил. И снова спал и опять… Как в том анекдоте: «Что будем делать?.. Это самое… Пока не созреют яблоки… Мы их соберем, отберем и опять… Пока не созреют груши… Мы их соберем, отберем и снова…».

Э м и л и я. Ничего нет страшнее одиночества…

Х о р и я. Давай собирать орехи, сейчас пора орехов, а не свеклы! У тебя ни капли юмора… (Гладит ее.) Ты совсем одичала… стала как льдышка, как холодная мгла… Тебе нравится, когда я тебя глажу?

Э м и л и я. Что-то должно произойти, я чувствую, как растет во мне…

Х о р и я (продолжает). «…глухое и тягостное молчание…» Это ты хотела сказать? (Смотрит на нее гипнотически.) А сейчас ты говоришь про себя: «Если я потеряю память, забуду через что прошла — значит, я просто жаба…» Так ведь?

Э м и л и я (удивленно). Так.

Х о р и я (насмешливо). А какую жабу ты имеешь в виду — болотную или грудную? Очнись!.. Взгляни в зеркало. (Снимает со стены зеркало, держит перед ней.) Видишь, какое одиночество глядит на тебя… Ты видишь в зеркале свою могилу… Ну что ты цепляешься за спокойную семейную жизнь, раз она больше не приносит тебе радости?

Э м и л и я. А я не цепляюсь…

Х о р и я. Тогда выкинь ее из головы. О чем ты опять думаешь?

Э м и л и я. Я думаю о зиме в Галаце-Быстрице… Тогда я смотрела на снег и не могла понять — то ли он падает сейчас у меня на глазах, то ли это происходит уже после моей смерти…

Х о р и я (протягивает ей чашку кофе). Выпей кофе, он тебя взбодрит.

Э м и л и я. Я не пью кофе, Хория…

Х о р и я. В прошлый раз ты пила…

Э м и л и я. И тогда не пила, я не люблю кофе… Не люблю, и все…

Х о р и я. Не может быть, мы оба пили кофе! Сваренный собственными руками. Нет, моя дорогая, я ни с кем тебя не путаю, просто ты немного не в себе… Зачем же ты держишь дома кофе? Для гостей? Ну-ка, любимая, проснись! (Обнимает ее.) Может, ты хочешь, чтобы я ушел? Ах, да просто я тебя разочаровал! Я посредственность, а не спаситель… Конечно, я не Иисус Христос! Я хочу спать с тобой, делать детей! Дети, конечно, получатся не сразу, для этого нужны по крайней мере девять месяцев. Зачем терять драгоценные минуты?! (Ставит пластинку: марш.) Вперед, друзья, навстречу любви, шагом марш!

Э м и л и я. Если бы ты меня любил…

Х о р и я. У тебя холодный взгляд… Меня знобит… Тебе кажется, я только и делаю, что пою… О нет, я тоже был несчастлив, не думай, что я эдакий жизнерадостный кретин… Я был женат, как это водится… Жена заболела туберкулезом… как в кино… Не бойся, она не умерла, сегодня от кашля не умирают… Я поехал в горный санаторий навестить ее… Снег падал крупными белыми хлопьями… Деревья стояли белые… Земля покрылась белым покровом… Все исчезло в белой пелене: деревья, санаторий, земля. Остались только я и она, парящие словно во сне… На следующее утро она попросила у администратора сани и лошадь и проводила меня на вокзал… Звенели бубенцы… На перроне мы помахали друг другу… Поезд вслепую пробивался сквозь снежную стену… Я ее не видел, снег скрыл ее, как темнота… И тогда она крикнула: «Хория!» Когда поезд пошел, я потерял ее в толпе на перроне. «Хория!» — снова крикнула она, и вдруг я увидел ее: она махала платочком… А на ее плече лежала рука усатого администратора. И тогда она умерла для меня, там, на перроне… Если бы я не обернулся, она осталась бы жить до сих пор… И я с ней и с рогами, как обычное травоядное животное… В общем, я ни о чем не жалею… И даже не вспоминаю о ней.

Э м и л и я. Зачем ты мне это рассказываешь?

Х о р и я. Потому что ты смотришь на меня так, словно хочешь разбить о мою голову горшок. Что поделать… у меня тоже была любовь…

Э м и л и я. Это я подозревала.

Х о р и я. Тогда за что же ты хочешь изувечить меня? Ведь я не виноват, что там, на перроне, увидел ее… Она виновата, зачем кричала… Боялась, что я не увижу ее, скрытую белой вьюгой… И крикнула… Дважды крикнула! Хотела, чтобы я увидел на ее плече руку администратора…

Э м и л и я. И больше не искал с ней встреч…

Х о р и я. Да. Она хотела, чтобы наша любовь умерла… Так и случилось в ту минуту — любовь умерла, по крайней мере ее…

Э м и л и я. Она не хотела больше обманывать…

Х о р и я. Да.

Э м и л и я. Хотела тебя освободить…

Х о р и я. Да.

Э м и л и я. Если бы ты не навестил ее тогда в санатории…

Х о р и я. Я должен был… я любил ее. Поезд тронулся, я закрыл глаза, хотел сохранить в памяти ее такой, какой увидел сквозь снег, в белой дубленке с белым шарфом, хотел увезти с собой ее образ.

Э м и л и я. И она закричала!.. Может быть, испугалась, что ты ее забудешь.

Х о р и я. Нет… нет… Когда поезд тронулся, я захотел увидеть ее еще раз и открыл глаза… Мела метель… Ее не было… А когда она крикнула, пурга вдруг утихла, и я увидел ее…

Э м и л и я. С этой минуты ты стал свободным человеком.

Х о р и я. Да.

Э м и л и я. Ее смерть, там, на перроне, тебя освободила. Да, да. Может, она решила помочь тебе, чтобы ты не искал ее больше там, в горах, где царствует смерть…

Х о р и я. Сейчас нет больше дамы с камелиями… Бациллу Коха победили…

Э м и л и я. Не до конца. А вдруг эта история с администратором — плод твоего воображения… Предлог, чтобы от нее избавиться, стать свободным…

Х о р и я. Нет, нет…

Э м и л и я. А если бы ты ее не увидел, как бы все повернулось? Если бы ты не открыл глаза?

Х о р и я. Не знаю, не думал об этом… Бывает, не убьешь другого — сам подставишь грудь под пулю… Я не готов к самоубийству… Когда я увидел их вдвоем, окутанных метелью, будто прогремел выстрел и поразил ее. И его — тоже. Это я выстрелил в них… Я и сегодня не знаю, что это был за человек, исчезнувший в белом мареве метели… Кого я?.. Может, это была моя собственная ненависть, мой мрак… О, надо обладать большим мужеством, чтобы открыть в себе мрак… Нет, моя дорогая, чудовище было не во мне, усатое, оно стояло на перроне, обнимая мою жену… С той минуты, когда она умерла там, на вокзале, я свободен! (Снова ставит пластинку с маршами.) Друзья, навстречу любви, шагом марш!

Э м и л и я. Если бы ты любил меня, это было бы прекрасно…

Х о р и я. Значит, чтобы все было прекрасно, надо любить… (Обнимает ее, увлекая в комнату.) Я тебя люблю, дорогая моя Мона…

Э м и л и я (из комнаты). Меня зовут Эмилия…

Г о л о с  Х о р и и. Дорогая Эмилия, я знаю, что тебя зовут Эмилия, но мне хочется называть тебя Моной, это звучит женственнее… Эмилия — имя, которым нарекли тебя люди — крестные… родители, не я… Муж нежил тебя этим именем — Эмилия… Разве я могу ласкать тебя тем же именем. Для меня ты Мона.

Г о л о с  Э м и л и и. Я счастлива, Хория! Мона… Я верю тебе, я действительно — Мона…

Г о л о с  Х о р и и. Знаешь, дорогая, а я даже испугался чуть-чуть, вдруг ты меня выгонишь… Скажешь: «Да это просто болтолог, треполог, фу… футуролог…» И правда, рот у меня не закрывается… Расфуфыренный петух, нашпигованный идеями, как утка яблоками, и пустой, как барабан?!

Г о л о с  Э м и л и и. А у тебя есть чувство юмора, дорогой… Мой никогда не стал бы смеяться над собой. Он нудный, прямой как столб, как бревно, как дубина… И всегда был таким, испокон веку…

Г о л о с  Х о р и и. Дубина — предмет, известный еще со времен палеолита… Это орудие наших предков — пастухов… Может быть, он считает тебя овечкой, хе-хе… Или козочкой, Олимпия…

Г о л о с  Э м и л и и. Меня зовут Мона, трепач.

Г о л о с  Х о р и и. Здесь холодно, любимая, пойдем погреемся.

Пластинка доиграла.

О господи, скоро наступит рассвет, а мы все разговариваем. (Входит в кухню, ставит другую пластинку.) Положить тебе клубничного варенья?

Эмилия не отвечает, он ищет варенье в шкафчике.

Виолетта, хочешь клубничного варенья?

Э м и л и я (входит в кухню). Меня зовут Мона, чудак человек.

Х о р и я. Никакой я не чудак, а может, действительно, ведь я путаю имена?.. Да это я нарочно, чтобы тебя позлить. (Протягивает ей блюдечко с вареньем.) Только не говори, что варенье ты тоже не ешь! (Моет кофейные чашки и ставит их на место.) Обязательно куплю себе шорты, мужчин пора приравнять в правах с женщинами… Хочешь скажу, о чем ты думаешь: этот, то есть я, болтает без остановки, а вслушаешься и поймешь, что ничего толкового он не сказал! (Целует ее.) Да я и не хочу ничего говорить, я хочу действовать. Хочу сделать тебя счастливой, Отилия.

Э м и л и я. Эмилия…

Х о р и я. Пенелопа!

Э м и л и я. Да никакая я не Пенелопа.

Х о р и я. Дорогая Пенелопа, разве плохо называться именем царицы? О, прелестная жена искушенного Одиссея, она ждала его всю жизнь… Думаешь, что она растратила свою молодость в ожидании? Нет, она показала миру, что такое любовь! Ты-то точно не Пенелопа — отмахиваешься от меня, словно… (Смеется.) Вот почему я не женюсь… Разве у тебя хватило бы сил дождаться меня, если бы я заблудился? Смогла ли бы ты противостоять алчным женихам? Да нет, я не собираюсь тебя отчитывать за то, что ты не ждала возвращения мужа с уборки свеклы или с футбольного матча… Что ты его не понимала… Нет, он просто идиот… Со мной ты забудешь о нем, любимая…

Э м и л и я. Если я его забуду, в этом не будет моей вины?

Х о р и я. Моя любовь как лекарство, ты все забудешь… Мгновенье мы превратим в наслаждение… Да здравствует день сегодняшний! Миг любви — вот наше бессмертие!

Э м и л и я. Дети мои, муж мой… Мой дом — у него свое прошлое, свои законы…

Х о р и я. И что же, я их попираю? Да! Только так я могу сделать тебя счастливой! Надо все забыть… (Смеется.) Я выкорчую все воспоминания из этого дома, всякую память.

Э м и л и я. Тот, кто уничтожает память, уничтожает и самого человека, говорит Ероним Колобок.

Х о р и я. Кто?!

Э м и л и я. Ероним Колобок.

Х о р и я. Я о нем не слышал, Офелия.

Э м и л и я. Эмилия…

Х о р и я. Отилия, я тебе главное не сказал… Я ведь еще и художник…

Э м и л и я. На базаре рисуешь русалок?

Х о р и я. Нет. Вот уже двадцать лет я пишу одну и ту же картину… «Смерть Орфея»…

Э м и л и я. Ты дилетант со стажем.

Х о р и я. Называй меня как хочешь… Меня влечет его немного странное обаяние: золотистые волосы до плеч, мелодичный голос. За верность Эвридике фракийские женщины разорвали его на куски… И голову бросили в Эбр. Сегодня ее выкинули бы на помойку. Голова Орфея плывет вниз по реке до острова Лесбос… Фракийские женщины напрасно смотрят ей вслед, напрасно оплакивают его локоны, напрасно швыряют камни, мертвая голова с открытыми глазами плывет по Эбру… Вот уже несколько тысячелетий его голова плывет вниз по течению… Папоротник, растущий у берега, цепляется за кудри, а желтые и красные цветы венчают голову короной… Его открытые глаза глядят в небо… и ничего не видят… Тоненькая струйка крови теряется в воде, и стая рыб торопится проглотить хоть каплю крови, которая когда-то текла в его жилах, а теперь его песня спета и жизнь оборвалась… Рыбы жадно дерутся за каждую каплю, а когда насытятся, начинают вдруг петь, и скоро поет уже вся река, медленно течет между вековыми деревьями и поет… А птицы стаями летают вокруг головы, увенчанной цветами… Вот как все это было и прошло, все унесла вода… Я нарисую голову с короной из разноцветных цветов: желтые одуванчики, белые цветы черешни, яблони, абрикосового дерева, цветы, которые у нас зовут цыганским счастьем, весенние фиалки, хризантемы, львиный зев, полевые цветы… И голубая роза…

Э м и л и я. Голубых роз не существует.

Х о р и я. О господи, существует вовсе не то, что мы видим, существует то, что не существует! Цветы…

Э м и л и я. А ты уже начал рисовать?

Х о р и я. Нет.

Э м и л и я. Может, у тебя нет таланта?

Х о р и я. Зачем талант, если я гениален. Двадцать лет я собираю цветы. Попробуй представить цветы в его волосах. Корону из цветов вокруг головы. Лицо с широко открытыми глазами… И горло! Горло, перерезанное этими женщинами… Вот и вся картина: голова, украшенная цветами, и перерезанное горло. Поэзия, нежность и преступление.

Э м и л и я. Что ты хочешь этим сказать?..

Х о р и я. Ничего.

Э м и л и я. А когда ты кончишь?

Х о р и я. Не знаю. (Украшает себе волосы цветами.)

Э м и л и я. Ты смешон.

Х о р и я. Почему? Разве я не Орфей?.. А ты не… Что ты на меня так смотришь? Я — трепло, посредственность?

Э м и л и я. Знаешь, откуда твои шуточки, твои издевочки? От неумения любить…

Х о р и я. Я потрясающий мужчина, можешь спросить хотя бы эту дамочку из Кымпень.

Э м и л и я. У тебя есть дети?

Х о р и я. Нет. Просто у меня никогда не было времени, чтобы… Ты гонишь меня?.. Если ты мне откажешь, ты лишишь меня жизни. Это все равно что придушить меня, как мышонка. У меня, наверно, вид как у мокрой мыши? Да? Молчишь?! Может, я бесчувственный и бестолковый. Не понимаю я тебя…

Э м и л и я. Ты себя не понимаешь.

Х о р и я. Так мне и надо. Сколько обворожительных любовниц я посылал подальше, а теперь сам отвергнут любовью с большой буквы, Грациэла…

Э м и л и я. Считай, что так…

Х о р и я. Вот ведь как бывает в любви… Сначала все прекрасно, потом как зарядит дождь… Скоро мы надоедаем друг другу и начинаем сваливать вину на другого, мол, он, посредственность, он… Вот твой муж, он действительно посредственность!

Э м и л и я. А ты?

Х о р и я. А я гениален! Разве не видно? (Вставляет цветы в волосы.) Разве это не видно, сладкая моя Иоланда?

Э м и л и я. Эмилия.

Х о р и я. Габриэла…

Э м и л и я. Эмилия…

Х о р и я. Дорогая Жозефина.

Э м и л и я. Эмилия.

Х о р и я. Мою возлюбленную я могу называть, как хочу, любым из существующих в мире имен… (Моет розетки, ставит на место.) Молчу, молчу. Моя любовь — нема, я — нем. (Ложится на диван, зевает, вытаскивает из кармана газету, читает ее.) Хочешь, чтобы я взял чемодан и ушел?

Э м и л и я (кричит). Нет, нет, не уходи!

Х о р и я. Не уйду.

Эмилия выбегает из кухни, слышно, как хлопает дверь.

Пошла в ванную. (Листает газету, зевает.) Если женщины глупы, меня одолевает сон. (Читает газету.) «В 1957 году психолог Курт Рихтер из американского университета взял двух мышей, которые никогда не жили в неволе, бросил их в воду». Кретин купает мышей! (Читает.) «Мышь номер один он бросил в резервуар с водой… Мыши — хорошие пловцы. Мышь номер один плавала…» Ба, сколько же часов могла плавать мышь? Она ведь не слон. (Смеется. Читает дальше.) «…плавала несколько часов, пока не выдохлась».

Эмилия входит в комнату, останавливается у двери и рассматривает Хорию, который, позевывая, читает газету.

«Все это время мышь номер два Рихтер держал в руке. Потом тоже опустил в воду… Мышь проплыла несколько кругов и пассивно — заметьте — пассивно». Зачем замечать? «…пошла ко дну. Рихтер предполагает, что мышь номер два пришла в отчаянье…» (Хохочет.) «…в отчаянье и уже задолго до того, как ее бросили в воду, была уверена, что ей не удастся спастись…» Вот чертова мышь, еще перед тем, как ее бросили в воду, знала, что ей не удастся спастись… (Читает.) «…знала, что она обречена, ощущала свое бессилие, потому что видела…» Чепуха какая-то… (Засыпает, укрывшись газетой.) Все чепуха и тоска… (Всхрапывает. Вздрагивает.) Почему, черт возьми, я должен терять время, читая всякие глупости о мышах?.. Лучше бы я пошел к… Я ошибся… Я ошибся, ты ошиблась, он ошибся, мы ошиблись… О бестолочь! Смаранда, что ты там делаешь в ванне? (Засыпает и храпит.)

Эмилия перекладывает выглаженное белье со стула на стол. Берет утюг и смотрит на Хорию, который храпит, присвистывая, как свирель. Приближается к нему и душит его шнуром от утюга. Тишина. Только громче тикают часы. Раздается звонок в дверь. Эмилия запихивает Хорию под диван. Прячет патефон с пластинками в чемодан, чемодан заталкивает туда же. И газету. Настойчиво звонит звонок. Она открывает. Входит  С и л ь в и у.

С и л ь в и у. Я пришел сказать тебе, что в центре нет бензина.

Э м и л и я. Ты хотел купить мне бензин?

С и л ь в и у. Нет, я только хотел предупредить тебя, чтобы ты зря не моталась в центр…

Э м и л и я. Все равно спасибо, что ты обо мне подумал…

С и л ь в и у. Я пожалел твои ноги.

Э м и л и я. Ты очень любезен…

С и л ь в и у. Не хотел, чтобы они топали впустую. Эмилия, по правде говоря, я забыл дома сигареты, а так как человек я скуповатый, то и подумал, чего им пропадать задаром, ведь ты все равно не куришь…

Э м и л и я. Забирай… Да, конечно, насчет бензина ты мог сообщить мне по телефону…

С и л ь в и у. Безусловно… Помнишь, я рассказывал тебе о дяде Ауреле и косуле… Меня мучает вопрос, зачем он ее зарезал?.. Мы все любили ее… Не голодали… Тогда зачем? От злости? Бедное животное, видите ли, оскорбило его лучшие чувства? Посмело уйти в лес?! После того как он нашел косулю в поле и спас ей жизнь. Если бы не он — она давно бы сдохла… И вместо того, чтобы быть ему навеки благодарной, она предпочла… Ее манила в лес опасная свобода… И угнетала безопасная жизнь в нашем саду… Свободы, которую он дал, оказалось ей мало… Видишь ли, этот тиран предоставил ей свободу, а она отказалась! Металась между садом и лесом… А ведь он ее кормил, ласкал, играл с ней, проявлял человечность, то есть был ее другом… Что же таилось за этими ласками… Какая злоба?.. Почему надо убивать то, что тебя не устраивает?.. По какому праву?.. Разве прошлое — это всего-навсего колышек, вокруг которою мы должны топтаться, как привязанная косуля… Преданность косули или Аурела… Это плод вечно живой любви. Без любви все прах… Ероним Колобок сказал бы — верность надо выращивать изо дня в день…

Э м и л и я. И что же он вырастил? Новые сорта клубники?..

С и л ь в и у. Пытается. Жалость к этому животному преследует меня до сих пор. Она искала свободу в лесу, а не во дворе этого осла Аурела… Разве не ее право выбрать себе свободу по душе… Лес… ее мир… А он решил распорядиться ее судьбой иначе: сначала засадил ее за решетку, а потом убил… Я его ненавижу, Эмилия… Говорят… время лечит… Это не так… Страшный опыт смерти, через который прошла моя любовь, оказался сильнее времени… Почему ты молчишь?

Э м и л и я. Я вспомнила один день в Галаце-Быстрице. Шел снег, как в детстве… Весь день мы гуляли по полям, по яблоневым садам… У ручья прямо на снегу бродили гуси, и все яблони, одетые в белое, были без теней… Зимой ведь и люди остаются без тени… они свободны… тени спят в них, впадают в спячку, как медведи…

С и л ь в и у. Мы видели медведей, белых от снега…

Э м и л и я. Мы дышали чистым морозным воздухом, помнишь? Когда живешь в городе, то только из газет узнаешь, что зазеленела трава…

С и л ь в и у. Снежный потоп… Кто-то сказал, что с неба падают белые мотыльки?! Или ангелы?

Э м и л и я. И ребятишки во дворах лепили снежных баб…

С и л ь в и у. А по ночам эти бабы снились нам…

Э м и л и я. И еще нам снилось детство, родное село…

С и л ь в и у. Мне снился дядя Василе и хромой Трэсня, люди, которые давно умерли… но в памяти моей они еще живут…

Э м и л и я. А мне снились собаки Апостоляну… и чердак Кристи с геранью, который сгорел… Нам снилось, что мы еще дети… Почему? Снег… морозный воздух, который мы вдыхали, напомнил нам этот давний чистый воздух, снегопад нашего детства… Когда все величественно, таинственно. Немного чистого воздуха — и мы вернулись в детство!

С и л ь в и у. Да, да, всего лишь немного чистого воздуха…

Э м и л и я. Сильвиу, я убила человека.

С и л ь в и у (закуривает). Когда была маленькой?

Э м и л и я. Сегодня.

С и л ь в и у. Кончай шутить.

Э м и л и я. Я убила Хорию.

С и л ь в и у. Зачем ты мне это говоришь? Хочешь, чтобы я выступил в качестве свидетеля, что ты не убивала?

Э м и л и я. Нет… Чтобы ты знал…

С и л ь в и у. Меня это не касается.

Э м и л и я. Зато меня касается.

С и л ь в и у. Где же он?

Э м и л и я. Под диваном. Я задушила его шнуром от утюга. Не очень-то мне было приятно.

С и л ь в и у. Думаю, что и ему тоже было не очень приятно.

Э м и л и я. Не очень.

С и л ь в и у. Во всяком случае, ему удалось избежать…

Э м и л и я. Чего избежать?

С и л ь в и у. Встречи с милицией.

Э м и л и я. Зато мне не избежать… Придется сообщить в милицию.

С и л ь в и у. Надеюсь, ты не попросишь меня оказать тебе эту услугу?

Э м и л и я. Нет.

С и л ь в и у. Я ничего не видел, ничего не слышал, ни во что не хочу вмешиваться. Может быть, так тебе будет легче выкрутиться. Скажешь, что, пока я ходил за бензином, тебя пытался обокрасть… какой-то домушник, и ты…

Э м и л и я. Но это же вранье.

С и л ь в и у. Надо врать, если хочешь выкрутиться. Да, да, и не такое уж это вранье… ведь он пришел, чтобы тебя…

Э м и л и я. Не буду я врать.

С и л ь в и у. Значит, не хочешь выкрутиться. Хория… Ты его совсем не знала… Он жулик! Может, он пытался тебя изнасиловать?

Э м и л и я. Сильвиу, ты же знаешь, я сама хотела с ним остаться…

С и л ь в и у. Я-то знаю, но милиция не знает и знать не должна. Так тебе удастся спасти себя и честь своего мужа… Что тут плохого — блюсти честь, которая и так уже летит к чертовой матери. Можно сделать вид, что этого не произошло, считать, будто честь соблюдена… Я ухожу… Звони, выкручивайся… Или ты хочешь, чтобы я тебя простил?

Э м и л и я. Нет.

С и л ь в и у. Правильно, я бы и не смог.

Э м и л и я. Надеюсь, мы разойдемся…

С и л ь в и у. После суда… А пока не надо, чтобы думали, будто мы… Поживем пока вместе. Но, конечно, раздельно.

Э м и л и я. Ни в коем случае. Я скажу всю правду.

С и л ь в и у. Она тебя не украсит.

Э м и л и я. Правда не всегда украшает.

С и л ь в и у. Ложь — тоже, это я испытал на собственной шкуре. Как-то раз, когда мне очень не хотелось собирать металлолом и шеф…

Э м и л и я. Сильвиу!

С и л ь в и у. Да?

Э м и л и я. Уходи!

С и л ь в и у. Дорогая, я плету небылицы, чтобы исправить твое настроение. Ведь пока меня не было, на тебя обрушилось… Между прочим, он хоть был хорош собою?

Э м и л и я. Он под диваном.

С и л ь в и у. Я не люблю разглядывать трупы под диваном.

Э м и л и я. Вытащи его.

С и л ь в и у. Я не люблю трогать мертвецов. Я тебя не видел, ты меня не видела! (Выходит.)

Э м и л и я. Да… Что же я должна сказать милиции? Ну, позвоню, скажу, алло, говорит… Сначала надо собрать вещи. Пижама… Меня заберут. Чемодан я не стану собирать. Никто меня не поймет. Подумают, что речь идет о преступлении… Но это не так. Он меня обманул… Нет, не то… Он не виноват. Он был таким, каким был. А каким он был? А я какая? А Сильвиу? Если бы он остался, он бы мне помог… А почему, собственно… Ведь я его предала, бросила. Бедняга… Как он играл в футбол. Однажды у него лопнула резинка на… А как он любил морковный сок с мякотью: он полезен для глаз! Морковный сок улучшает зрение! (Смеется.) Все сгорело, мир превратился в необитаемый остров… в песчаный пляж, абсурдный и пустынный. Любовь ушла! Что нам осталось? И кого это трогает? Звезды глядят неподвижные, слепые, равнодушные… Что значит для меня взгляд этих зеленых глаз по сравнению с его взглядом? Вчера у него поднялась температура… Простудился в поле? Словно это я заболела… Когда я его ждала, я облачалась в его брюки, шляпу и возилась в саду… И люди, которые вечером проходили мимо, Думали, что это он, и говорили: «Привет, Сильвиу!» «Привет, привет», — отвечала я. Когда я украшала елку для детей… он мне говорил: «Если я узнаю, что ты наставляешь мне рога, я выброшу тебя из окна!» Я отвечала: «А я просто сожгу тебя!» И вот, пожалуйста, докатилась, все забыла, будто никогда ничего подобного не говорила… У-у, змеюка подколодная! Проклятое отродье Евы! Какой-то злой бес в меня вселился.

Звонок в дверь. Эмилия не слышит.

А разве я не виновата? Я мальчиков вырастила. А потом? Почему я не бросила кухню? Как могла привыкнуть ничем не заниматься? Чем? Ну, хотя бы как Анка… Объяснять, как гладят пеленки! Чистая пеленка. Это же так замечательно. Или рассказать, как варить рис, готовить морковный сок… А когда у детей режутся зубки… Господи, сколько же я могла сделать!.. А мне быстро надоедало все, что я не могла понять… Сильвиу, почему ты меня не…

Упорно звонит звонок. Эмилия открывает, входит  С и л ь в и у  с милиционером.

Л у к у ц э. Добрый день, я участковый Лукуцэ Д. Дионислие.

Э м и л и я. Мой муж ввел вас в курс дела?

Л у к у ц э. Во всех подробностях.

Э м и л и я. Ну и негодяй же ты, Сильвиу!

С и л ь в и у. В чем дело, дорогая?

Э м и л и я. Почему ты не дал мне самой заявить о случившемся? Мы же договорились…

С и л ь в и у. Я его встретил и подумал, что…

Л у к у ц э. Он подумал, что если я не застану его дома, то решу, что он сбежал от ответственности…

Э м и л и я. От какой ответственности?

Л у к у ц э. Если бы вы заявили, а не он, всем стало бы ясно, что виновник навострил лыжи! Хорошо, что он сам признался.

С и л ь в и у. Несчастная, я с тебя шкуру спущу, от тебя мокрого места не останется!

Э м и л и я. А почему бы тебе не отправиться на свою свеклу?

С и л ь в и у. Вот возьму садовые ножницы и отхвачу тебе нос!

Л у к у ц э. Ваша ярость понятна — вам изменили! Вы заявили, что… (Листает блокнот.) Что вся ваша жизнь наполнена воспоминаниями о любви…

Э м и л и я. И о морковном соке! Его карманы вечно набиты морковью.

С и л ь в и у (Лукуцэ, для сведения). Между прочим, морковный сок улучшает зрение… (Вытаскивает из кармана морковь и протягивает ему.)

Л у к у ц э. Я и так все прекрасно вижу!

С и л ь в и у. Еще бы, иначе вас уволили бы… Правда?

Эмилия берет у него из рук морковь, кладет ее на стол. Он словно только что увидел жену.

Ты мне изменила. Я обрею тебя наголо! Я тебе отрежу уши!

Л у к у ц э. Эй! Вы что, хотите сделать из меня свидетеля? Или хотите, чтобы я вас арестовал?

С и л ь в и у. Арестуйте меня, товарищ капитан.

Л у к у ц э. Эй вы! Хотите показать, что это вы от бешенства? Что преступление совершено из-за любви? Ха-ха… Почему вы не развелись? Что вас удерживало? Деньги, личный интерес, религия?..

Э м и л и я. Да, мы оба молились одному богу.

Л у к у ц э. А я не с вами разговариваю. Так… Пока существуют разводы, о какой морали может идти речь? (Листает блокнот.)

С и л ь в и у. Я сказал, что люди довольны браком, если он счастливый.

Л у к у ц э (читает). Если он основан на любви… Знаю, знаю, я все записал, у меня хорошая память…

С и л ь в и у. Длительность брака не имеет никакого значения, если он не…

Л у к у ц э. …является продуктом любви! Точно.

Э м и л и я. Вы что, выпили?

Л у к у ц э. Минеральную воду. В киоске. Два стакана… там он мне все и рассказал. Хорошо, что он во всем признался.

Э м и л и я. Да в чем?

Л у к у ц э. Во всем. Шаг за шагом… Как он задушил этого типа шнуром…

Э м и л и я. Сильвиу, ты шутишь…

Л у к у ц э. И это он мне тоже сказал. Вы никогда не даете ему высказаться до конца. Сразу говорите — «ты шутишь».

Э м и л и я. Но он действительно шутит. Это я убила…

Л у к у ц э. И об этом он меня предупредил. Вы непременно будете утверждать, будто это вы убили, чтобы освободить его от…

Э м и л и я. Потому что женщину легче оправдать?.. Ничего подобного. Я хочу, чтобы все было ясно.

Л у к у ц э. И так все ясно. Как божий день…

Э м и л и я. Но я…

С и л ь в и у (Эмилии). Я не просто ушел от тебя, я тебя предал… Я ничтожество. Ты меня любила, а я тебя бросил при первой маленькой ссоре. Не стал бороться за тебя, значит, я тебя не заслуживаю. Прости меня… Может, ты себя плохо чувствовала… Может, пошутила…

Л у к у ц э (ничего больше не понимает и торопится). Ваша любовь какая-то старомодная… какая-то неземная… (Пожалуй, это он преувеличил. Решает перейти к делу.) Где труп?

С и л ь в и у (искренно). По какому праву этот попугай считал, что он любит тебя больше, чем я? (К Лукуцэ, которого это совсем не интересует.) Да из целой тысячи стройных, как тополь, мужчин едва ли найдется хотя бы один, кто пылает такой праведной и чистой любовью, как я…

Л у к у ц э. Пыл, правда, чуть поостыл…

С и л ь в и у. О! Вам не понять!

Л у к у ц э. Вы, видимо, перестали повторять ей это, времени не хватало?! Короче, где этот гражданин?

С и л ь в и у. О! Не о том сейчас речь!

Л у к у ц э (коротко). Возможно. Но…

С и л ь в и у. Я считал, что она и так все понимает, знает сама… Да, да…

Л у к у ц э (хочет опустить его на землю). Товарищ! И все же…

С и л ь в и у. Этот Хория ржал по-жеребячьи и скулил по-щенячьи. (Его даже в жар бросило.) Я тоже могу скулить! Мало же надо человеку, если он млеет от простого щенячьего визга…

Л у к у ц э. Ближе к делу!

С и л ь в и у (наконец открыл истину). Нет, нет, это не могло быть серьезно!

Л у к у ц э (записывает). Следовательно, измена жены фактически настоящей изменой не была…

С и л ь в и у. Да, и я ее прощаю.

Л у к у ц э. Значит, вы ее прощаете… А вы собирались отрезать ей уши садовыми ножницами…

Э м и л и я. Нос…

С и л ь в и у (на коленях. Лукуцэ это не нравится). Я ее прощаю и по-прежнему люблю…

Л у к у ц э (сомневается). Если бы у пьяниц голова начинала болеть перед попойкой, может быть, они пили бы меньше…

Э м и л и я (холодно). Я его задушила. Встань…

С и л ь в и у (ему незачем подниматься, он даже не понимает, что стоит на коленях). Лжешь… Как лгала мне, что будешь мыть ему ноги. (Только сейчас догадался.) Ты сказала это для того, чтобы удержать меня…

Э м и л и я. Я омыла стопы его. (К Лукуцэ.) Хочет выглядеть благородным. Собирается принести в жертву свою профессию, свое обувное королевство, ради пресловутой памяти…

Л у к у ц э (понял). Ради вас. Ради…

Э м и л и я. Я ему изменила, понимаете?

Л у к у ц э. Понимаю. Вот он и собирался расправиться с вами садовыми ножницами. А теперь, когда увидел, что вы в беде… Смотрите, плачет, бедный. Видно, любит вас.

Э м и л и я. Хорию — это я…

Л у к у ц э. Я-то понимаю, только… решать будет суд…

Э м и л и я. Он жалеет меня…

С и л ь в и у. Ничего подобного.

Л у к у ц э (все понимает, но не знает, как быть). Знаете, он…

С и л ь в и у. Я убил из ревности… А она о нем не горюет. Значит, она его не любила! Зря я его, наверное…

Л у к у ц э (совершенно растерян). Он что, действительно уверен, что это он убил? Ну и ну!

С и л ь в и у. Если не его — то, выходит, меня… Ведь она мне не выцарапала глаза за Хорию. Разве не так?

Э м и л и я (она сыта по горло). Я изменила тебе с Хорией…

С и л ь в и у. Нет! Ты осталась верной, верной себе. Ты мать моих детей, источник жизни и любви, Эмилия… Ты не изменила своему божественному предназначению — любить и быть любимой… Ты увидела мою усталость, мое равнодушие, но не стала мириться с этим, а попыталась сохранить свежесть своих чувств. Что бы могло случиться, если бы ты последовала моему примеру… Ты разбудила меня… Господи, только теперь я понимаю, какая у меня удивительная жена! Она победила старость, она возродила любовь! И какой дорогой ценой! Спасибо тебе, Эмилия. Если бы тебя не было на свете, из жизни ушло бы все самое ценное — начало всех начал: чистота, честь, любовь, то, что оправдывает наше существование на земле…

Л у к у ц э. Вы тут в любви признаетесь, а тот, который дух испустил, уже небось дух распространяет?

Э м и л и я (словно проснувшись). Дух распространяет?

Л у к у ц э. Должен же он как-нибудь дать о себе знать.

Э м и л и я. Но он ведь мертвым стал совсем недавно…

Л у к у ц э. С какой стати я должен вам верить? Может, он мертв уже с неделю, или…

Э м и л и я. Я сейчас вам все объясню…

Л у к у ц э. Уважаемая, я только констатирую смерть. А не решаю кто… и почему… эту миссию выполняют другие. Переходим к следующему вопросу. Где находится труп?

С и л ь в и у. Под диваном… Он был хорош собой и пел, как… Орфей… Я убил его, потому что он нарушил законы гостеприимства… Как женихи Пенелопы.

Л у к у ц э. Какой Пенелопы?

С и л ь в и у. Пенелопы… Драгомиреску…

Л у к у ц э. Я ее не знаю… она не из моего участка. У нее что, нет прописки? (Записывает в блокнот.) Пенелопа…

С и л ь в и у. Я виноват, Эмилия… во всем, что произошло. Я забыл, что дети разъехались, что ты одна. Я был не в себе…

Л у к у ц э. Вы что, тоже сватались к Пенелопе?

С и л ь в и у. Я играл в футбол с Еронимом Колобком.

Л у к у ц э. Ну, этого-то я знаю. Здорово он бьет одиннадцатиметровый. Я ведь сам вратарь… Я играл против этих, из клубничной теплицы… Они нас угостили клубникой, и нас прохватило… Понимаете? Я сказал: товарищ Колобок, нечестно выигрывать у нас таким неподобающим способом!

Э м и л и я. Хорию это я… Он пел, как…

Л у к у ц э. Теперь он отпелся… А чего он пел, не в обиду будь сказано?

С и л ь в и у. Так, вообще. Он был веселый малый, а я его из ревности…

Л у к у ц э. А почему вы не пели?

С и л ь в и у. У меня нет голоса.

Л у к у ц э. Да, так уж устроено. Каждому — свое. Все от господа бога. Граждане, где же он? Вы вроде сказали, что под диваном. Значит, отодвинем диван.

Лукуцэ и Сильвиу приподнимают диван, переставляют его на середину комнаты.

Под диваном никого нет.

Разве не под этим диваном он находился?..

С и л ь в и у. Да… Или…

Л у к у ц э (к Эмилии). Вы его куда-нибудь перенесли?

Э м и л и я. Нет.

Л у к у ц э. Поищем в соседней комнате… (Выходит.) Здесь тоже нет… И в ванной… (Возвращается.) Где вы его спрятали?

Э м и л и я. Он был здесь…

С и л ь в и у. Под диваном, здесь…

Л у к у ц э. Если он был здесь, значит, он здесь должен был и остаться… Извините, конечно, но это довольно глупая шутка… Хорошо, что… А я-то считал вас серьезным человеком!

С и л ь в и у. Я не вру…

Л у к у ц э. Значит, шутите… Нехорошо шутить с представителями власти…

С и л ь в и у. Я не шутил…

Л у к у ц э. Вы хоть в лицо видели этого Хорию?

С и л ь в и у. Я?

Л у к у ц э. Когда вы его убивали, вы его видели?

С и л ь в и у. Я?

Л у к у ц э. Честно говоря, мелькнула у меня такая мысль, что это не вы убийца, а она… и что из любви вы взяли вину на себя…

С и л ь в и у. Я его убил.

Л у к у ц э. Честно говоря, вот как я подумал… Ладно, пошутили, и хватит… Разыграть меня решили?.. (Смеется.)

Э м и л и я. Нет…

Л у к у ц э. Довольно, довольно… хорошо еще, что это вы меня провели, было бы хуже, если бы вы себя подвели. Будьте здоровы!

С и л ь в и у. Поверьте мне…

Л у к у ц э. Протокол я составлять не буду. Шутки у нас не принято протоколировать. А то еще подумают, что я чокнулся… До свидания. (Выходит.)

Эмилия и Сильвиу молча смотрят друг на друга, не понимая, что произошло с Хорией, с ними. Громко, яростно стучат часы.

Э м и л и я. Анка уехала в Фокшань?

С и л ь в и у. Она уезжает завтра. Ероним Колобок отвезет ее на своей машине. Помнишь, они тоже были в Галаце-Быстрице…

Э м и л и я. Снег окутал тогда всю землю, как в сказке… Сильвиу, а много у вас молодых матерей?

С и л ь в и у. Много. И тогда, когда шел снег, Колобка окружала куча детей! Ох и шуму было… А Колобок учил их делать снежную бабу…

Маятник стенных часов стучит все громче, и в его ударах пульсирует время этих двоих.