Не было покоя и Рэю. Беспокойная натура вечно влекла его куда-то – к новым манящим перспективам. Он был похож на альпиниста, что, преодолев только половину подъема, вдруг с изумлением обнаруживает невдалеке другую вершину, гораздо выше, прекраснее, соблазнительнее и стремглав спускается вниз, чтобы отправиться к подножию новой высоты. Но и ее не успевает покорить, увлеченный уже новым видом, новой целью. У Рэя всегда наготове были наполеоновские планы, которые он никому не позволял критиковать, а каждую свою неудачу расценивал как знак свыше, как указание оглянуться вокруг и поискать более достойную цель.

Шлейф самых разнообразных видов деятельности тянулся за ним. После окончания университета Рэй занимался аудитом, и уже тогда начались его длительные поездки в другие города. Потом он с головой ушел в коммерцию, надеясь со временем открыть свое дело, но планы его менялись слишком часто… Что только не продавал он за эти годы! Автомобили и соли для ванн, надувные кровати и вновь входившие в моду женские чулки, посуду с антипригарным покрытием и всевозможные виды мебели – спальни и гостиные всех эпох, на любой вкус. Иногда ему приходилось начинать с должности рекламного агента, но, обладая коммерческой жилкой, Рэй быстро поднимался по служебной лестнице. За что бы он ни брался, все ему удавалось. Но каждый раз за пять минут до окончательной победы ему подворачивался вдруг такой шанс, который никак нельзя было упустить, какой бывает лишь раз в жизни, и он снова бросал все, пускаясь вдогонку за призрачной птицей удачи. Импульсивность и несдержанность Рэя привели к тому, что у него не осталось друзей. Не задерживались у него и деньги – сколько бы он ни зарабатывал, все быстро куда-то уходило: на подарки женщинам, на помощь родным, на собственные удовольствия. Он так и не приобрел своего жилья, снимая квартиры просторные, богато обставленные, в престижных районах или же тесные, с беднотой вокруг, за добрых полтора часа езды до центра – в зависимости от того, что мог себе позволить в тот или иной период жизни. Так же менялись его автомобили.

Порой, устраивая шикарную вечеринку, он начинал покровительственно похлопывать гостей по плечу и, подвыпив, пускаться в разглагольствования о таланте, который выпадает на долю одному из ста, а прочим приходится всю жизнь довольствоваться жалкой ролью рабочей пчелы. Естественно, это не встречало бурного восторга. Но он никогда никого не хотел обидеть, просто хамство было присуще его широкой натуре так же, как и щедрость.

Несмотря на постоянные перемены, кое-что в жизни Рэя все же оставалось неизменным. В Гринвилле ему всегда были рады мама, две сестры и племянница. Он приезжал к ним только тогда, когда бывал «на подъеме», привозил кучу подарков, сорил деньгами и неизменно одаривал каждого члена семьи довольно крупной суммой. Нередко за время своего пребывания в Гринвилле он тратил практически все, что у него было, но уезжал при этом чрезвычайно довольный собой. Вся семья гордилась им. Рэй давно уже решил, что ни мама, ни сестры не должны знать о его проблемах – для них он должен быть образцовым сыном и братом. Оставшийся без отца в возрасте пяти лет – тот ушел от матери Рэя к другой женщине – он был окружен заботой и лаской и рано научился ценить это. Чувство благодарности к матери и сестрам теплой волной омывало его сердце, когда неудачи, казалось, готовы были сломать его. Сознание того, что он огорчит маму, неприятно удивит сестер, подстегивало его к принятию смелых и иногда рискованных решений, большинство из которых оказывались удачными. Пропав из вида родственников на несколько долгих месяцев, Рэй вдруг сваливался, как снег на голову, сияющий и щедрый, и ни у кого не поворачивался язык упрекнуть его в том, что он заставил их волноваться. И кто бы из них мог подумать, что всего полгода назад этот самоуверенный и импозантный бизнесмен рыскал в поисках любого, самого скромного заработка! Удачливый умница Рэй – только таким знали его в родном городе.

И был лишь один человек, перед которым он мог предстать в любом состоянии и к которому чаще всего являлся в нерадостные моменты своей жизни… Этим человеком была Джуди.

Он возил ее в Гринвилл, подумывал даже поселить ее там, чтобы вся семья была в сборе. Но быстро понял, насколько ему это невыгодно. Пришлось бы выбирать: или надевать для жены ту же маску, что для матери и сестер, или раскрываться перед ними так же, как перед ней. К тому же между его родными и Джуди сразу возникло непонимание. Именно из-за различия тех ролей, что он играл в их жизни. Мать и сестры почувствовали, что Джуди недостаточно восхищается Рэем и даже с какой-то иронией относится к его словам. А Джуди с изумлением взирала на то обожание, которым его окружала семья. Это могло перерасти в конфликт, которого он не собирался допустить.

Он отвез Джуди обратно, и с тех пор идиллия, царившая в его взаимоотношениях с семьей, ничем не нарушалась. А Джуди было уготовано совсем иное.

Она стала для Рэя той отдушиной, без которой он уже не мог обходиться. Когда его дела шли в гору, он нечасто вспоминал о ней и редко приезжал – лишь время от времени звонил и успокаивал обещаниями скоро появиться. Иногда он посылал ей деньги, обычно это случалось на праздники – Джуди давно уже настояла на том, что будет брать у него деньги только тогда, когда они наконец станут жить вместе, а пока она сама в состоянии себя обеспечить. Слушая жалобы приятелей на непомерные запросы жен, Рэй не раз с гордостью говорил о ее независимости.

Он называл ее женой – возможно потому, что еще ни разу не встречал женщину, которая смогла бы привязать его к себе более, чем на полгода. Несколько лет назад он тратил немыслимые деньги на одну смешливую куколку, которая бесследно исчезла, как только его карьера сделала очередной виток и Рэй оказался в тяжелом нокауте. Казалось бы, он должен был переживать, но в нем даже не было злости на куколку – было лишь чувство неизбывной вины перед той, кому он нужен и без единой монеты в кармане. Тогда он вернулся к Джуди. Она, конечно, знала о куколке, но, как всегда, простила. Сколько клятв было дано им тогда и как легко они были потом забыты! И все же место Джуди ни разу не занял никто.

Что это было? Любовь? Рэй не лгал, говоря Джуди о любви. Он вообще редко прибегал к сознательной лжи. Когда нежность до краев заполняла его душу и грозила перелиться через край, он говорил: «Я люблю тебя». Он никогда не испытывал подобного чувства ни к кому другому и поэтому называл его любовью. Но Джуди изводила его ревностью, она завидовала той кукольной хохотушке, что сводила его с ума одним покачиванием бедер. Джуди тоже хотелось сводить его с ума, заставив забыть не только обо всех женщинах на свете, но даже о работе. Однако ее страсть не находила отклика, натыкаясь на сдержанность и внешнее безразличие Рэя. Только ссоры рождали бурю эмоций, и Джуди все чаще бессознательно искала повода для них. Дойдя до полного исступления, они расходились по разным комнатам, чтобы еще долгое время гневно щуриться в темноту и строить новые бесчисленные оскорбления, учитывающие все слабые места противника. Для каждого было очевидным, что больше они уже не смогут быть вместе, но прежде чем навеки вычеркнуть этого ненавистного человека из своей жизни, необходимо было высказать ему все, все!.. А следующим утром Рэй напряженно ждал знакомого звука: босая, Джуди тихонько пробирается к его постели, и он знает, как замирает сейчас ее сердце – от страха, что он оттолкнет ее…

В последнюю ссору, когда неведомо откуда взявшаяся бешеная ревность впервые вызвала у него желание причинить Джуди физическую боль, она утром не пришла к нему. Он впервые ударил ее, и она впервые не пришла. Многое в тот раз оказалось впервые. Никогда прежде он не бросался к ней сам – всегда лишь позволял прильнуть, зашептать на ухо примиряющие слова… И потом не сразу, а словно нехотя отвечал на ее ласки. Но в этот раз его просто бросило к ней, им побитой, им униженной. За какие-то несколько мгновений Рэй вдруг понял, сколько боли причинил ей за все прошедшие годы, – боли, несравнимой с той, что испытал он сам, узнав о ее измене. Но острое чувство раскаяния быстро прошло: Рэй ощутил, что вина может связать его по рукам и ногам, а этого он ужасно боялся. Ему казалось, что теперь он должен быть с ней, потому что виноват перед нею, потому что она слишком давно и слишком беззаветно любила его, потому что, не встреть Джуди его, возможно, она была бы счастлива, а значит, он должен сам постараться сделать ее счастливой.

Должен… Чувство долга по отношению к матери и сестрам присутствовало в Рэе, но оно не было основано на сознании своей вины, оттого не тяготило. Это было, скорее, приятное бремя ответственности. В случае же с Джуди это была долговая тюрьма, куда Рэю, как честному человеку, надлежало явиться самому. Никогда еще он не испытывал к ней такой нежности и никогда не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Впервые он уезжал от нее, осознав, что не волен освободиться, что, выйдя за дверь и уехав куда угодно, все равно должен будет вернуться. Он привык считать себя абсолютно свободным человеком и вдруг в одночасье оказался пойман в ловушку, расставленную им же самим. Джуди не могла не ждать его. А он не мог не возвращаться.

Встреча с Норой помогла ему на какое-то время вновь почувствовать себя свободным, но как только он остался в Нью-Йорке один, чувство зависимости от собственной вины опять вернулось, и он перестал ему сопротивляться. Его тянуло в маленький курортный городок на побережье. Тянуло к Джуди. Но и не только к ней. Словно на карте военной операции, стрела, указывающая направление на юг, в самом пункте назначения вдруг раздваивалась, поражая сразу две цели. Первой была Джуди, а второй… Нора.

Мысль о Норе возвращала ему уверенность в свободе собственного выбора, к которой он привык. Этой женщине он ничего не был должен, он мог не бояться ее слез и гневных обвинений. Между ними не было никаких обязательств, не было щемящих душу воспоминаний.

Да, садясь в глубокое кресло и пристегивая ремни, Рэй летел к Джуди, чтобы попытаться исправить все ошибки, решить все вопросы. Но закрыв глаза, он представлял себе лишь загорелое тело Норы, обжигающее каждым своим прикосновением.

* * *

– Где ты была? – настороженно спросил Рэй, заметив, как радостно блестевшие глаза Джуди при виде его испуганно заметались.

– На работе. – Она сняла с плеча плетеную сумку и бросила ее в кресло.

– Что за работа? Ты вернулась к Спарку?

– Нет. Нашла кое-что совсем новое.

– И что же это такое? – Он ждал подробного отчета.

Они всегда рассказывали друг другу обо всем мало-мальски интересном, что произошло за время разлуки, с той поправкой, что Джуди было нечего скрывать от Рэя, а он корректировал свои рассказы, удаляя из них все женские имена, за исключением имен коллег и жен приятелей. Правда, обычно он слушал рассказы Джуди вполуха – ведь в ее жизни не происходило ничего нового, ничего, что могло бы его заинтересовать. Ну и что, что она встретила Стивена? Ну и что, что его жена ждет ребенка? А Джуди хотела дать понять Рэю, как ей не хватает друзей и как она завидует каждой беременной женщине, встреченной на улице. Она не могла сказать этого прямо, но надеялась, что, выслушав ее рассказ о встрече со Стивеном, Рэй сам все почувствует. Но он не понимал, он не слушал, он отмахивался. Однако новая работа – это стоило того, чтобы послушать.

Глаза Рэя вопрошающе смотрели на Джуди. Отчего она так смешалась? Что за работа, о которой нельзя сказать просто и прямо? А может, дело вовсе не в работе? Он внимательно оглядел Джуди. Длинное, жатого материала, облегающее черное платье без рукавов и крупной вязки накидка с бахромой – стиль семидесятых, так любимый ею и вновь входящий в моду. Босоножки на толстой подошве, плетеная сумка, накидка – все цвета слоновой кости. Вещи были новые и явно дорогие – за годы работы в рекламно-коммерческих компаниях он научился отличать оригинальные вещи от подделок.

– А ты, видно, неплохо зарабатываешь – смотрю, гардероб пополнился. Так что за работа?

Как этого давно не было – чтобы Рэй обратил внимание на то, что на ней надето! Но с какой иронией это произнесено! Чего это ты, мол, вырядилась? Джуди вдруг разозлилась. Да уж не для тебя, это точно!..

В последние дни они с Эмили обошли, кажется, все более или менее приличные магазины в центре. «Смена сезона предполагает смену наряда, – сказала Эмили. – Безусловно, можно сохранить свой стиль, но что-то новое все же должно появиться. Осень предлагает нам иные краски, чем лето. Осень навевает на нас совершенно иное настроение. Она приходит каждый год, но каждый раз она не та, что была в прошлом году. Другие листья опадают, другие дожди льют, и ветер иной. – Джуди разбирал смех. – Что вы смеетесь?! Конечно, я несу чушь. Но мне простительно: я стара, а с возрастом люди, уж поверьте мне, вовсе не умнеют…» В магазинах она выбирала кое-что и для себя, но в основном цепляла пальцем вешалку и принималась вертеть ее перед Джуди, совершенно так же, как это делала Джулия.

Таким образом гардероб Джуди действительно заметно пополнился новыми вещами, причем исключительно такими, какие носишь годами, и все не в силах с ними расстаться, словно с близкими друзьями. Правда, когда Джуди высказала эту мысль Эмили, та строго заметила: «Вещь – это только вещь, она не имеет души и привязываться к ней нельзя. От старых вещей надо избавляться. Для женщины это просто обязательно. Я же уже говорила: каждое время года требует обновления. Можно, конечно, зимой вытащить прошлогодний замызганный свитер, но куда приятнее купить новый. Вы даже не представляете, насколько иначе при этом воспринимается приход зимы. Вы словно приветствуете ее появление! А если в первый по-настоящему летний день вы наденете новый сарафан и пройдетесь в нем по набережной, разве ощущения будут те же, надень вы тот, что носили уже два лета подряд?» Перед столь убийственными аргументами Джуди, конечно, было не устоять.

– Э-эй, Джу! Да что с тобой?

Они сидели друг напротив друга. Джуди теребила бахрому накидки, а Рэй напряженно всматривался в ее лицо. Неподдельный интерес читался в его взгляде. Впервые Джуди встретила его не объятиями и не упреками, а вот так – словно они расстались сегодня утром. Словно она и не ждала его. А может, и вправду – не ждала? Джуди понимала его удивление, да и сама удивлялась себе: еще вчера она вопросительно поглядывала на молчавший телефон, а сейчас… Где обжигающая душу радость, отчего не пронзает тело ток, каким всегда ее било под взглядом Рэя?

– Что со мной? – рассеянно переспросила она. – Со мной все нормально.

– Нормально? – Брови Рэя взлетели вверх, но он сдержался: – Ты так и не сказала ничего о своей новой работе…

Она слегка усмехнулась, дав ему понять: она отлично понимает, что ему на самом деле кажется странным. Эта усмешка неприятно поразила его. Перед ним сидела другая женщина. Когда она успела так измениться? Или… что за игру она ведет, что за маску напялила на свое настоящее лицо?

– Меня наняли быть подругой у одной пожилой дамы, – наконец сказала Джуди.

Рэй рассмеялся. Смеялся он на редкость заразительно, Джуди никогда не могла удержаться, чтобы не последовать его примеру, и сейчас она тоже не смогла сдержать улыбку.

– Прости, но… что за ерунду ты только что произнесла?

– Разумеется, в подруги меня не нанимали… Но вышло именно так. В мои обязанности входит присматривать за семидесятипятилетней женщиной, у которой больное сердце.

– Так ты работаешь сиделкой?

– Нет, кем-то вроде компаньонки…

– Черт знает что! – начал терять терпение Рэй. – Чем ты, собственно, занимаешься?

– Мы беседуем, читаем, гуляем, катаемся на машине, делаем покупки.

– И это – работа?!

– Меня она устраивает.

– Еще бы! А что, эта дама одинока? Джуди вопросительно взглянула на Рэя.

– Если тебе платят просто за общение и раз вы, – он ухмыльнулся, – уже подруги, так может тебе и завещание светит?

– Можешь не рассчитывать! – Джуди резко встала.

– Я-то здесь при чем? Это тебе, может быть, повезет…

– У нее дочь, внучка, да еще и любимый зять в придачу.

– Ну и ладно. – Он сделал серьезное лицо и взял Джуди за руки. – Лучше скажи, ты что – совсем не рада мне? – В его голосе прозвучала нежность, от которой у нее мгновенно перехватило горло.

– Как ты можешь так говорить?

– Джуди… Джу…

Его губы были уже совсем близко, они жадно тянулись к ее губам. Электрический разряд наконец пронзил ее, не оставив и следа от недавнего равнодушия.

Давно уже им не было так хорошо друг с другом. Словно что-то вернулось, казалось бы, уже потерянное безвозвратно. И вдруг, когда трещина между ними грозила превратиться в пропасть, их бросило друг к другу, как когда-то, почти десять лет назад.

Они оказались тогда за одним столиком в университетском кафе. Джуди была со своей соседкой по комнате, хорошенькой и кокетливой. Рэй ждал кого-то и явно был недоволен тем, что они уселись за его столик. Он смотрел поверх их голов, а Линда постоянно шептала на ухо Джуди всякие глупости, и они обе хохотали. Джуди было неловко, она понимала, что парень принимает их смех на свой счет, но ничего с собой поделать не могла – подставляла ухо горячему шепоту Линды и зажимала рот ладонью. Рэй раз-другой взглянул на них, потом поморщился… Линда громко прыснула, заметив его гримасу, а Джуди стало вдруг настолько стыдно, что она густо покраснела и, вскочив, выбежала из кафе. Вечером Линда подняла на смех и ее, похваставшись тем, что познакомилась с парнем, сидевшим за их столиком. Он, кажется, ждал девушку, да так и не дождался – и решил утешиться новым знакомством. «Ну, а мне все равно! – заявила Линда. – Как познакомиться с красивым парнем – это не так уж и важно. Главное – во что ты сумеешь превратить знакомство! Кстати, он пригласил меня завтра после лекций прогуляться по парку и предложил взять с собой тебя. Пойдешь?»

Она отказалась, чем явно обрадовала Линду.

С этой прогулки Линда вернулась заполночь, когда Джуди уже давно тщетно пыталась заснуть. Линда шумно хлопнула дверью, споткнулась о коврик и громко чертыхнулась. Затем Джуди услышала, как она расстегнула застежки на туфлях, приоткрыла окно и чиркнула зажигалкой. Джуди чувствовала, что Линде не терпится изложить подробности свидания. Она щелчком отправила окурок в окно и тихонько позвала:

– Джуди…

Та не откликнулась.

Но потом ей вдруг почудился всхлип, за ним другой. Откинув одеяло, Джуди села в постели. Линда сидела на подоконнике и дрожащей рукой пыталась вытащить из пачки новую сигарету.

– Что с тобой? – спросила Джуди. – Ты решила выкурить всю пачку разом?

– Тебе-то что?!

– Да ничего… Просто завтра нам попадет за курение в комнате.

– Плевать!

– Как знаешь. – Джуди снова легла.

– Джу…

– Да? – Линда молчала. – Ну, что случилось? Я слышала, как ты хнычешь.

– Мужчины такие мерзавцы!

– Он тебя обидел?

– Не то слово!

Джуди встала и, завернувшись в одеяло, села рядом с Линдой на подоконник. Ей не хотелось слышать ничего плохого об этом парне, она давно замечала его, и чем-то он ей нравился.

– Ну? – спросила она, чувствуя, что Линде необходимо сочувствие.

Та провела ладонью по лицу, размазав по щеке тушь.

– Мы встретились, зашли в бар, выпили немного, а потом пошли гулять… – Она снова надолго умолкла.

– Ты можешь сказать толком: он что, приставал к тебе, да?

– Да. Но дело не в этом. Джуди поежилась.

– А в чем? Все зашло слишком далеко? – Линда не отвечала. – Ты хотела пофлиртовать, да? – Джуди уже с трудом сдерживала злость. – Обниматься, целоваться всю ночь… А вышло иначе.

Линда разрыдалась, и Джуди подумала, что она сама легко могла бы оказаться на ее месте! В чужих проблемах всегда отлично разбираешься, а в своих допускаешь ошибку за ошибкой… Разве она, Джуди, не пошла бы на свидание с таким парнем? Разве весь этот вечер не завидовала она Линде, которую пригласил красавец-старшекурсник?

– Нет, все не совсем так. Даже наоборот.

– То есть?

– Я этого хотела. А он…

Джуди вытаращила глаза:

– Так это ты к нему пристала? А он тебе отказал? Линда странно задергала головой – непонятно, утвердительно или отрицательно.

– Он предложил заглянуть к его другу, в дом сразу за парком… И я согласилась. Он… он так мне понравился, Джу! Потом… мы остались одни… Мы столько целовались – и в парке, и там… И я стала раздеваться, а он смотрел…

У Джуди перехватило дыхание, как в детстве, когда на экране кинотеатра бесконечно длился страстный поцелуй.

– Он смотрел, а сам так и не стал раздеваться. Это так унизительно – стоять совершенно голой перед одетым мужчиной! А потом он спросил, делаю ли я это за деньги или просто так…

– Дурак! – воскликнула Джуди.

– И… и как именно я это делаю.

– Что?!

– Он спросил: «И как же ты будешь меня обслуживать?»

– Мерзавец! Ну?..

– И все.

– Что «все»?

– Ну, он сгреб мои вещи, бросил их мне и велел убираться.

Джуди была ошеломлена.

– Ты понимаешь? – Линда снова закурила. – Он просто хотел меня унизить, еще в кафе поставил себе такую цель. Такое вот развлечение у мальчика.

– И он… больше ничего не сказал?

– Сказал… Он много чего наговорил, пока я одевалась! Обзывал меня и твердил, что из-за таких, как я, он больше вообще на женщин смотреть не может… – Она нахмурилась. – Слушай, а может, он импотент? – Джуди пожала плечами. – Или психопат, – задумчиво, словно ставя диагноз, добавила Линда. – Одно из двух.

– А скорее, и то, и другое, да? – не без иронии подсказала Джуди. Ее жалость куда-то подевалась, и только мысль о том, что Линда и без того получила чрезмерно жестокий урок, удерживала ее от явных насмешек.

– Возможно, – не почувствовала иронии Линда, – это шизофрения на почве ранней импотенции.

Она вдруг вся затряслась от смеха. Джуди удивленно смотрела на нее минуту-другую, а потом рассмеялась тоже.

Спустя полчаса обе уже спали, а утром стояли, опустив глаза, перед дежурным, выговаривавшим за курение в комнате, и уголки губ у обеих слегка подрагивали, словно всю прошлую ночь они веселились напропалую.

С тех пор Джуди почему-то на каждом шагу встречала Рэя. Он был большей частью довольно мрачен, и она сделала вывод, что он мрачный и жестокий тип. Окажись Джуди на месте Линды, она, наверное, поставила бы себе цель отомстить и строила бы бесконечные планы, представляя обидчика окровавленным, четвертованным… Но Линда, казалось, и думать забыла о своем неудачном любовном приключении. Правда, случайно сталкиваясь с Рэем, она опускала глаза и густо краснела. Он же не обращал на нее никакого внимания, зато внимательно смотрел на Джуди.

Однажды она наткнулась на его пристальный взгляд в магазине, куда зашла присмотреть себе джинсы. Она перебирала разложенные по полкам стопки, когда что-то заставило ее обернуться. У двери примерочной кабинки стоял Рэй, видимо, только что оттуда вышедший. На нем были джинсы с этикеткой, он хотел спросить мнение друга, со скукой посматривавшего в окно, но, заметив Джуди, не стал его окликать. Дождавшись момента, когда девушка почувствовала его взгляд и обернулась, Рэй приветственно взмахнул рукой и пошел к ней. Джуди не на шутку испугалась. Снова повернувшись к полкам, она вцепилась в джинсовую ткань.

– Девушка! – услышала она его голос совсем рядом, за спиной. – Я не знаю вашего имени…

– Джуди, – машинально ответила она, не поворачивая головы.

– Как вам кажется, Джуди, подходят ли мне эти джинсы?

Она медленно развернулась.

– Меня интересует, так сказать, женский взгляд…

– Женский взгляд? – зло переспросила она. – Мне казалось, вы ни во что не ставите женщин, и женское мнение не должно вас интересовать.

– А вы колючка, – мрачно произнес Рэй.

Она молчала и смотрела на него уже без тени смущения, и взгляд ее был полон нескрываемого презрения. В руках она держала какие-то джинсы, и весь ее вид демонстрировал, что она только того и ждет, когда Рэй отойдет от нее. Но он все стоял, бесцеремонно ее разглядывая. Постепенно лицо его просветлело, и вдруг он улыбнулся. От этой улыбки у Джуди внутри словно что-то оборвалось. Она просто погибла, увидев эту улыбку…

– Пожалуй, размер будет вам маловат, – кивнув на джинсы в ее руках, он отошел.

Джуди опустила глаза – джинсы, которые она держала, были детскими.

И Рэй приступил к осаде неприступной крепости. Джуди старалась не замечать его, не смотрела в его сторону, не отзывалась, когда он окликал ее, молча обходила, когда он пытался загородить ей дорогу. Она была уверена, что все его преследования – лишь изощренное издевательство. Их странные отношения стали предметом обсуждения университетских сплетниц, Линда насмешливо поглядывала на Джуди и о чем-то шепталась с сокурсницами – когда появлялась Джуди, они сразу же замолкали.

А Джуди… Она пыталась ненавидеть Рэя. Но, конечно, она уже была влюблена, и каждый ее день теперь начинался мыслями о нем: встретятся ли они сегодня, как он себя поведет, хватит ли ей сил не выдать своих чувств… Равнодушие и презрение были ее маской, но весь университет давно уже понял, что это маска, и только ждал момента, когда она, наконец, спадет. Так продолжалось почти весь учебный год, и на них уже перестали обращать внимание. История должна развиваться, иначе она становится неинтересной. И поэтому тот самый момент, которого жаждали любопытствующие, прошел незамеченным.

Однажды они оказались вместе на автобусной остановке: обоим нужно было в город. Джуди чуть было не развернулась, чтобы уйти, но остановила себя – какого черта, в конце концов! Ждать пришлось довольно долго, автобус, циркулировавший между городом и университетским комплексом, ходил не часто. Рэй смотрел на Джуди каким-то усталым, потухшим взглядом. У него все как-то не ладилось в последнее время, да еще эта девчонка, неизвестно чем его зацепившая…

Прошлым летом в нем проснулась жажда путешествий, он отправился колесить по соседним штатам и в одном маленьком городишке влюбился – впервые в жизни. Он застрял там на целый месяц. Он готов был уже бросить учебу, жениться и работать, чтобы обеспечить семью… Но на исходе этого безумного месяца, зайдя за своей девушкой, чтобы вместе отправиться на какую-то вечеринку, он ее не застал. Он обошел ее подруг, потом все бары и кафе. Затем вернулся к ее дому и стал ждать. Прождав до двух часов ночи, он решил, что это бессмысленно, но едва он успел отойти от дома, как из-за угла вывернул красный «порш» и, чуть не сбив Рэя, резко затормозил возле калитки. Одним прыжком Рэй оказался за ближайшим деревом. Высокий парень вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверцу, а потом помог выбраться той девушке, которой Рэй собирался посвятить всего себя… А потом он обнял ее – так, как мог обнять только тот, кто уже обладал ею! Девушка рассмеялась низким счастливым смехом, и, услышав этот смех, Рэй выскочил из своего укрытия. Заорав: «Шлюха!», он побежал по улице прочь.

Еще несколько недель он наматывал километры, на день-два останавливаясь то тут, то там, и всюду выискивал глазами хорошенькое девичье личико, и вкладывал всю свою ненависть в ласковые слова, весь свой яд в обольстительную улыбку. Иногда он овладевал девушкой в машине, парке или на ее же постели («Тише, родительская спальня за стенкой!»), иногда же, доведя себя и свою жертву до исступления, вдруг в последний момент отрывал губы, убирал руки и долгим взглядом окидывал полуобнаженное, жаждущее тело. Он одевался и уходил, иногда молча, иногда наградив ошеломленную подружку званием шлюхи. Выражение лица девушки при этом нравилось ему даже больше, чем ее слезы, когда он после двухдневного романа садился в машину и насмешливо улыбался из окна: «Ты просто чудо, дорогая! Я завидую твоему будущему мужу!»

За одно лето Рэй приобрел опыт, который многие приобретают годами. Первая же боль научила его жестокости, которая приносила удовлетворение, но и опустошала душу. Он был неприятен сам себе, но остановиться не мог.

И вдруг появилась эта девушка с печальными глазами, такими наивными и одновременно такими мудрыми, словно их обладательница уже многое знала об этой жизни. Там, в кафе, она смеялась так же, как все эти пустоголовые девицы, но была первой, кто почувствовал его презрение и брезгливость, заставившие ее выскочить из-за стола. Он стал заигрывать с Линдой только из интереса – придет ли в парк ее подруга. Он был уверен, что придет, но ошибся.

Конечно, Рэй не был оригинален – если женщина демонстрировала ему свое безразличие, это задевало его. Тем более, что до сих пор ему никого не приходилось долго обхаживать. Поэтому он предполагал, что и Джуди не так равнодушна к нему, как пытается показать. И он поставил себе цель – доказать, что эта недотрога такая же доступная и легкомысленная, как и все, что до сих пор встречались на его пути. Но время шло, за несколько месяцев ничего не изменилось, и впору было уже признаваться в своем поражении… Однако Рэй не мог успокоиться. Ему было просто необходимо добиться ответной улыбки этой девушки, хотя бы улыбки…

На остановке Джуди сначала делала вид, что не замечает его, но это было уж очень глупо, и тогда она взглянула на него. В первый раз после встречи в магазине она смотрела прямо ему в глаза. Лицо его в этот раз отнюдь не сияло самодовольством, и он не показался Джуди таким уж красивым. Она слышала, что у него проблемы с учебой, что он повздорил с преподавателем и подрался с каким-то парнем, а все вместе это могло привести к исключению. И внезапно ей стало ужасно жаль его…

Она и сама не понимала, как он мог вызвать в ней такую сильную жалость. Но Рэй каким-то шестым чувством ощутил, что она взволнована. Ему очень хотелось подойти к ней, но он боялся, что она вновь оттолкнет его и это станет окончательным приговором.

Джуди заметила его растерянность. Где тот победоносный презрительный взгляд, где уверенность в своей неотразимости, которой прежде дышало каждое его движение?.. К остановке уже подъезжал автобус.

Первой в него вошла Джуди, затем Рэй. Немного поколебавшись, он сел рядом с девушкой, стараясь при этом не смотреть на нее. Так они и ехали, отвернувшись друг от друга, каждый сам по себе. И вдруг он почувствовал прикосновение ее плеча, а затем ощутил ее ладонь на своей руке. Его колено, на котором лежала рука, дрогнуло. Такого волнения он еще никогда не испытывал! Четверть часа назад Рэй хотел подойти к ней, но не решился, а теперь она сама, без слов, положила свою ладонь на его руку! Осторожно освободив руку, он переплел свои пальцы с пальцами девушки.

Они не расставались весь день, но в университетский городок вернулись порознь и скрывали свои отношения до самых каникул. А летом отправились путешествовать вдвоем.

Джуди спала, свернувшись теплым уютным клубком. Рэй полулежал, облокотившись на руку, и смотрел на нее. Давно он уже вот так не рассматривал ее. Обычно он засыпал первым… Но в эту ночь все было не так, как прежде, вернее, так, как прежде, но много лет назад, в первые несколько месяцев их совместной жизни. Сейчас ей, наверное, снились сны из их прошлого, а он не мог заснуть.

Сегодня, когда она вошла, он сразу почувствовал в ней что-то необычное, совсем новое, и потом это «что-то» не исчезло… Рэй подумал, что ее душа больше не распахнута для него. Хотя… он давно не присматривался к ней внимательно – эти взгляды лишь усиливали чувство его вины перед нею. Тогда, в прошлый приезд, когда Рэя гнала к Джуди бешеная ревность или оскорбленное самолюбие собственника, он был готов к тому, что может встретить совершенно чужую, уже не принадлежащую ему ни душой, ни телом женщину, и это предположение повергало его в яростное отчаяние. Но, несмотря ни на что, его встретила прежняя Джуди. А теперь… Да, в ней появилось что-то новое, но вместе с тем… Рэй вспомнил, как она вошла в комнату, вспомнил ее накидку, сумочку… И вернулся мыслями в то, соединившее их, лето.

Они тогда не так уж много повидали – только обе Каролины, Южную и Северную, это были их родные штаты. Само путешествие почти стерлось из памяти Рэя – ведь с тех пор он успел объехать чуть ли не всю страну. Они останавливались во всех сколько-нибудь примечательных городишках, а иногда оседали в номерах придорожных мотелей и день напролет занимались тем, что поедали чипсы, запивая их колой, прямо в постели, смотрели телевизор и любили, любили, любили друг друга… Они проехали по всему побережью и задержались в Чарльстоне.

Чарльстон! Рэй даже сел в постели. Плетеная сумочка, накидка с бахромой… И некий флер таинственности, первые шаги познания еще незнакомого мира, существующего рядом с тобой, но еще независимо от тебя, привкус морской соли на губах… По-настоящему он полюбил ее именно там, в Чарльстоне.

Чарльстон – город прошлого, консервативный, старомодно церемонный. В центре не найдешь ни одного строения моложе 1830 года – их запрещено сносить и даже нельзя менять их облик. Оттого этот город резко отличается от прочих старинных городов юга, сплошь осовременившихся. Когда здесь снимались «Унесенные ветром», даже не было необходимости строить декорации. Дух города под стать его архитектуре. Прямые спины, медлительное достоинство, вежливость и даже галантность присущи здесь практически всем, независимо от возраста и социальной принадлежности. Это город, который так и не сдался, это сам Юг, не покорившийся Северу. Только здесь можно встретить настоящих южан, прямых потомков тех, что когда-то ходили по этим улицам, жили в этих домах, а потом покинули их, оставив семьи, чтобы погибнуть, так и не согнув безукоризненно прямые спины. Чарльстонцы дружелюбны и гостеприимны, но, глядя на толпы туристов с севера, не произносят ли они про себя ненавистное слово «янки»?

Рэй сумел тогда ощутить своеобразие этого города, но он был обычным современным парнем, и история была для него всего лишь историей. Он и сам вырос в Гринвилле, где тоже полным-полно старинных зданий, о которых заботятся и которыми гордятся, но прошлое не волновало его и, уж во всяком случае, не трогало так, как трогало Джуди. Она же словно попала в родную стихию. Ее родной городок находился немногим выше по побережью, но он был лишь курортным местечком, какие можно встретить и в Виржинии, и во Флориде. Попав же в Чарльстон, она словно обрела саму себя. Приехав в майке и шортах, она, насмотревшись на здешние наряды, потащила Рэя по магазинам. С тех пор у нее появилась страсть к длинным, широким, развевающимся на ветру вещам. Сегодняшняя бахрома на накидке и плетеная сумочка напомнили Рэю ее тогдашние покупки. Особенно часто она надевала тем летом ярко-красный вышитый сарафан с бахромой, в котором присутствовали элементы костюма индейцев чероки.

Нарядившись в сарафан, Джуди вытаскивала любившего поваляться Рэя из постели, и они отправлялись на набережную Ист-Беттери, где магнолии и пальмы росли между особняками, помнящими еще блаженные времена гордого аристократического Юга. Двухъярусные открытые веранды особняков, обращенные к океану, вызывали у Джуди острую зависть к их обитателям. А Рэй смотрел на нее, и ему казалось, что она сама только что вышла из такого дома и сейчас сядет в карету, чтобы отправиться на маскарад и поразить всех смелостью своего наряда.

Ей удалось заразить не склонного к сентиментальности Рэя своей мечтой-воспоминанием о старом Юге. На рынке, где когда-то продавали чернокожих рабов, теперь толстые веселые негритянки торговали сувенирами. Представить их в качестве живого товара было невозможно, но расширенные глаза Джуди свидетельствовали о том, что ей это под силу. В какой-то момент Рэй испугался, как бы она не спустила все их деньги на эту ерунду, разложенную на длинных лотках: она переходила от одной торговки к другой, завороженно поглаживала пальцами разнообразные безделушки, приценивалась, примеряла… А он тенью следовал за ней, ощущая, что исчезни он сейчас, она этого и не заметит.

Тогда Джуди выбрала пару керамических бус и соломенную шляпу. Рэй удивился: оказывается, он это помнил!

Он вылез из постели. Искать пришлось довольно долго. До чего же Джуди неорганизованна! Почему бы не завести альбомы, не определить каждой фотографии свое место – нет, она предпочитает держать их в каких-то старых, рвущихся на сгибах папках… Наконец он выудил из одной папки несколько снимков и подсел к настольной лампе. Вот она, девушка в индейском сарафане, на шее – бусы, на голове – широкополая соломенная шляпа. Снимок был сделан на пляже Чарльстона. Ветер полощет сарафан и пытается унести шляпу, девушка придерживает ее рукой и, улыбаясь, смотрит куда-то далеко, мимо объектива… Ее рыжие волосы развеваются, кольцами закручиваясь вокруг полей шляпы…

Джуди почти не изменилась с тех пор, но девушка на фотографии показалась Рэю незнакомкой. Она и была для него незнакомкой тогда: принадлежа ему, она в то же время была настолько сама по себе, что Рэй готов был на какие угодно ухищрения, лишь бы заставить ее постоянно помнить о своем присутствии, подчинить ее. Все-таки он был слишком мужчиной, чтобы допустить, что он сам может подчиниться женщине и смотреть на мир ее глазами. А между тем происходило именно так: он приспосабливался к ней, а не она к нему. Он начинал злиться – возможно, это и определило все их будущие отношения.

Рэй был уверен, что в отношениях двоих людей один всегда подчиняет себе другого и иначе быть не может. И он пытался укротить ее: угадывая ее желания и устремления, осознанно поступал в разрез с ними, убеждая Джуди в том, что его решение правильно. Он хотел остаться собой и обладать женщиной, которую любил. И он остался собой, он обладал ею, но он сломал ее, изменил до неузнаваемости, а потом успел забыть, за что полюбил и какой она когда-то была!

Он перебирал фотографии, хранившие воспоминания о том лете, о том счастье. Вот Джуди, присев на корточки, пытается поймать что-то на песке – отлив оставил на мелководье маленьких крабов, и они ковыляют, пытаясь добраться до воды, – лови, Джу, будет, чем поужинать! А вот она на горе Чимни в Аппалачах: снова в том же сарафане, с заплетенными по-индейски, в тугие косы, волосами. Рэй ужасно устал, взбираясь на эту гору по деревянным ступенькам, а на вершине их поджидал ветер, сорвавший с него бейсболку. «Не переживай, Рэй! – она тебе все равно не шла!» Каньоны, горы, заросшие рододендронами и дикими азалиями, широкие луга… От фантастической красоты захватывало дух, и Джуди была просто вне себя от восторга. Ему стоило немалого труда, чтобы увести ее оттуда.

А вот снимок, где они вместе, – кто-то из туристов снял их на фоне дворца Вандербильтов. Рэй, как обычно, в джинсах и клетчатой рубашке, а Джуди вся в белом, словно невеста: длинная юбка, полупрозрачная блуза, туфли на высоких каблуках и шляпа в стиле «ретро», круглая, почти без полей, с небольшим цветком сбоку. Он уже забыл, что она бывала и такой тоже…

Последняя фотография напомнила Рэю о пристрастии Джуди к вязаным вещам. Он вспомнил, как неловко себя чувствовал, когда ловил удивленные взгляды окружающих: еще бы, ведь в тридцатиградусную жару Джуди напялила на себя вязаный, под горло, свитер да еще сверху накинула неимоверной длины шарф, а на голову – такого же рисунка шапочку. Широкие полотняные штаны, кеды на ногах, серый шарф, где-то у самого пола заканчивающийся широкой полосой шахматного рисунка и обрамленный опять-таки бахромой – это она на пороге паба, с огромной кружкой в руках! Это был даже не паб, а заведение в стиле старых салунов: некрашеные деревяшки, ковбойская одежда, развешанная по стенам, тут же большое деревянное колесо, снятое с какой-то видавшей виды телеги. Маленькая пивоварня достойна всяких похвал! Рэй вообще был любителем пива, но, надо сказать, мало где пил его в таких количествах и с таким удовольствием. Местное бочковое отменно, но и бутылочное Palmetto весьма недурно. Ну и напились они в том салуне на Кинг-стрит в Чарльстоне! Рэй никогда больше не видел Джуди такой пьяной и такой обворожительной. Она наступала на свой шарф и чертыхалась, поедая огромные креветки и свиные ножки в остром соусе, – типичную южную еду, к которой она привыкла с детства и которую обожала… В тот вечер Джуди была разбитной девчонкой, получающей удовольствие от того, что она шокирует окружающих. Какой разной она бывала в то время, непредсказуемой, попеременно то веселой, то грустной.

Рэй положил фотографии обратно в папку и выключил свет. Джуди спала, не меняя положения. Ему не угадать ее сны, не понять ее желания. Он смял ее жизнь, как лист бумаги, но не сумел прочитать знаки, запечатленные на нем. Неизвестно, что более мучительно: чувство вины за то, что он испортил так красиво начинавшуюся историю, или внезапное осознание того, что все как раз наоборот, – ничего он не смог уничтожить, не смог сломать и подчинить себе… Он по-прежнему не властен над ее душой.

Рэй лег рядом с Джуди и погладил ее по голове. Ужасная тоска давила его грудь, рука лежала на ее голове, и он не убирал ее…

Когда Джуди проснулась, то, еще не открыв глаза, ощутила непонятную тяжесть. Рэй спал, его лицо было совсем рядом. Она так привыкла к тому, что он отворачивается от нее, и, засыпая и просыпаясь, она видит лишь его спину…

Она долго еще лежала, разглядывая его лицо. Вот оно, счастье, о котором она так мечтала. Но рука Рэя все-таки была довольно тяжелой, и ей было неудобно. Она осторожно освободилась. Рэй не проснулся, но, потревоженный, потянулся во сне и, перевернувшись, устроился в привычной для него позе. Джуди улыбнулась и, накинув халат, отправилась готовить завтрак.

Проспав до полудня, Рэй, наконец, заставил себя подняться. Стоя под душем, он бегло перебрал свои ночные воспоминания и мысли и пришел к выводу, что они абсолютно бесполезны. К чему это самокопание? Что сделано, то сделано, ничего уже не изменить. Джуди – раскрытая и прочитанная книга. Вот сейчас она возится на кухне, хочет порадовать его чем-нибудь вкусным, а потом будет смотреть, как он ест, слушать его рассказы, и взгляд ее будет сиять любовью и счастьем. Когда-то, в Чарльстоне, он смотрел, как она макает копченую свиную ножку в соус и с наслаждением отправляет в рот, он следил за ее движениями, а она о чем-то болтала, время от времени облизывая губы. Но это было так давно, с тех пор все изменилось, они поменялись ролями, и его это вполне устраивает. Ну, разве она не счастлива? Ведь он всегда возвращается, ведь он любит ее. Чего еще может желать женщина? Смутно Рэй чувствовал, что лукавит сам с собой, что и его вовсе не радует то, что прошлого не вернуть, но эти мысли только бередили душу, и он гнал их от себя.

Джуди что-то пекла. Руки ее были перепачканы мукой, и она расставила их в стороны, чтобы не испачкать Рэя. Поцелуй был по-домашнему быстрым и нежным. Рэй сел на стул и стал наблюдать, как Джуди раскатывает тесто и нарезает его небольшими кусочками. Стол был уставлен маленькими плошками с тертым сыром, луком и мелко нарубленными яйцами.

– Что ты готовишь? – спросил Рэй, схватив пальцами горстку сыра и отправив ее в рот.

– Ну, Рэй! – Джуди погрозила ему пальцем. – Это тортильяс.

– Мексика?

– Да.

– Должно быть вкусно. – Он откинулся на стуле и направил взгляд в потолок: – Мексика! Там я еще не был, а ведь это так близко, просто рукой подать.

– Ты много где еще не был…

– Да, ты права. Штаты объехал почти все, немного Канаду, вот и все, пожалуй… Слушай, давай съездим в Мексику!

Она взглянула на него непонимающим взглядом:

– Ты хочешь ехать со мной?

– Да, а почему тебя это удивляет?

– Ты никогда не звал меня с собой.

– Неправда, разве мы не путешествовали с тобой по южным штатам?

– Ну, сто миль от дома – это не путешествие! Да и потом, это было так давно. С тех пор ты ни разу не изъявил желания видеть меня рядом в своих странствиях.

– Потому что речь шла о работе. А сейчас я предлагаю отправиться в Мексику просто так, отдохнуть, посмотреть… Поесть острую еду, которую ты так любишь, попить текилу…

– Ты еще помнишь, что я люблю?

– Джуди! Ну зачем ты так?

Рэй сдвинул брови. Что, наконец, происходит? Вместо того, чтобы прыгать от восторга и бежать собирать вещи, она препирается с ним! Нет, это невозможно, она неисправима! Все ведь хорошо, он хочет начать исправлять свои ошибки, он осознал свою вину и пытается вернуть хоть что-то из утраченного. Неужели это нужно объяснять? Разве чуткая умная женщина не способна сама понять, что им движет?

Она посыпала шарики тортильяс сыром и не смотрела на Рэя. Она ведь готовила для него, хотела ему угодить. Но при этом в ней было что-то совсем чужое, почти враждебное.

– Джуди! – Рэй понял, что нужно все же сказать что-то главное. Ведь женщинам всегда нужны слова – так уж они устроены! – Джуди, что происходит? Ты не представляешь, сколько я передумал в последнее время…

– Только в последнее?

– Не перебивай, пожалуйста, – начиная раздражаться, попросил он. – Как ты любишь все портить своим ехидством! Я знаю, что виноват перед тобой, ты вправе на меня сердиться. Наша жизнь совершенно не похожа на нормальную семейную жизнь, но… такой уж я человек, что делать?.. – Джуди молчала и по-прежнему не смотрела на него, но движения ее рук замедлились. – Мы измучили друг друга, Джу, пора остановиться и попробовать что-то изменить. Я знаю, что, будь у нас все хорошо, ты не стала бы изменять мне…

– А я тебе и не изменяла, – сказала она.

– Не перебивай! Мне совершенно неинтересно, что было, а чего не было! Ты прощала мне, и я готов простить тебе…

Она поглядела на него исподлобья, но промолчала.

– Я сегодня рассматривал наши старые фотографии и вспоминал, как мы были счастливы. И думаю, даже уверен в том, что мы можем быть счастливы и теперь.

– Сколько ни склеивай разбитую чашку, Рэй, она не станет целой.

Что она хочет сказать этой банальностью? Ведь этой ночью им было так хорошо…

– Но ведь сегодня ночью тебе было хорошо? Ты же любишь меня?

– Да. Да. – Джуди села и сложила белые, словно в перчатках, кисти рук на коленях. – Я очень люблю тебя, Рэй, не меньше, чем все эти годы, но… но я тебе больше не верю.

– То есть?

– Не верю в твое раскаяние, не верю ласковым словам, на которые ты был щедр вчера, и не верю в то, что что-то может измениться…

– Джуди, Джуди… – Он опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в ее руки. – Прошу тебя, поверь, поверь в последний раз… Я сам устал от этих скитаний, от этих вечных перемен. Должно быть, я, наконец, повзрослел.

– Да, наверное.

– Давай съездим в, Мексику, отдохнем, а потом подумаем, где и как нам жить. Твое слово будет решающим, обещаю. Я знаю, что я совсем не прислушивался к твоему мнению… Просто привык решать все сам. Но это и твоя жизнь, и если ты с чем-то не согласишься, я не буду настаивать. Можно остаться здесь, можно уехать в Гринвилл или куда угодно, можем даже в Нью-Йорк перебраться, если тебе надоело захолустье.

– Это слишком далеко и, наверное, там слишком шумно…

– Боже мой! – воскликнул он и вскинул голову: – Подумать только, ты ведь еще ни разу не была в Нью-Йорке! С ума сойти!

Джуди, глядя на него, засмеялась.

– Что тут смешного? – обиделся Рэй.

– Столько пафоса, и при этом нос в муке.

Рэй провел рукой по носу и тоже улыбнулся.

– С тобой просто невозможно разговаривать! Любой серьезный разговор превращается черт знает во что… – пробормотал он недовольно.

– Я-то здесь при чем? Это твой нос… – Она мазнула по его носу пальцем и опять расхохоталась.

– Ах, так! – закричал Рэй и, вскочив, запустил руку в пакет с мукой, стоявший на столе.

– Не надо! – завизжала Джуди, но на нее уже сыпался белый сухой дождь… – Она схватила пакет и бросилась за выскочившим из кухни Рэем.

Они носились по квартире, выхватывая друг у друга пакет и осыпая друг друга мукой, пока Джуди, споткнувшись о подставленную Рэем ногу, не упала на еще не убранную постель. Рэй прыгнул на нее и, зажав так, что она не могла двигаться, залез одной рукой в пакет…

– Рэй! Нет! – закричала она и принялась извиваться и брыкаться изо всех сил.

Но он уже успел набрать пригоршню муки…

– Закрой глазки, хулиганка…

– Отстань! – со смехом Джуди зажмурилась и снова попыталась вырваться.

Рэй старательно размазал муку по ее лицу, и оно напомнило ему маску театра кабуки. Это показалось ему невероятно возбуждающим…

– Что, что ты делаешь? – Джуди давилась от хохота: Рэй, распахнув ее халатик, посыпал ее тело мукой.

– Прощайте, тортильяс! – сказал он, отбрасывая прочь пустой пакет.

– Ты ненормальный! – белыми губами произнесла Джуди.

– Просто хочу попробовать кое-что повкуснее твоих мексиканских пирожков…

По всей комнате летала белая пыль, и чувственные стоны перемежались громким чиханием и хохотом.

– Однако, какая гадость! – Серые катыши смывались с трудом. – Теперь придется тебе самому о себе позаботиться. Обжарь то, что я успела приготовить, слышишь?

– Угу. А ты?

– Я что-нибудь перехвачу по дороге. Я еще ни разу к ней не опаздывала!

– Но вы же подруги… – съехидничал Рэй.

Джуди промолчала.

Она обмоталась полотенцем и побежала одеваться. Рэй залез в душ и стал смывать с себя то, во что превратилась мука. Потом еще придется пылесосить комнату, иначе поваляться ему сегодня не удастся. Но все же это было восхитительно! Ничего подобного они ни разу не проделывали. Эксперименты в основном проводились с другими женщинами. С женой все должно было быть чинно. Оказывается, он зря в постели с нею строил из себя пуританина. В Джуди столько задора и веселья! Да, это все та же девчонка, что дерзила ему когда-то, что чертыхалась, наступая на свой шарф, и глушила пиво кружку за кружкой, стараясь не отстать от него…