Глава 14
28 августа 2006 года, 06:27
Уиллоу
В пятницу домашнего задания не было. Как только я поговорила с Уайаттом, он тут же отменил запланированное задание на тот день. Вечером Аннетт забралась ко мне в машину, и, широко улыбаясь, сказала:
— Мамочка, у меня больше не будет домашних заданий по пятницам!
Это меня очень обрадовало.
Но больше всего меня порадовало то, что Уайатт захотел сделать нечто настолько приятное для моей дочери.
На самом деле, он сделал это для всего класса, конечно. Хоть ребята и заслужили меньше домашних заданий, но для Уайатта это был серьезный, гигантский шаг. Я понимала, что он, будучи перфекционистом, переживал из-за этого.
Как только я узнала, что учителем Аннет был именно Уайатт, я подумала, что не стоит даже пытаться просить его внести какие-то изменения в учебные планы. В особенности ради меня.
Я сунула свой нос именно в его класс, понимая, что будет практически невозможно убедить его изменить расписание домашних заданий.
Никогда бы не подумала, что все окажется так просто, пока не узнала, что Уайатт вовсе не ненавидел меня, даже наоборот, наслаждался моим обществом. Но давайте на чистоту, у него был забавный способ показать это.
Я также поняла, что никогда не испытывала ненависти к Уайатту.
Я ненавидела себя за то, что мне хотелось увидеть его улыбку, и за то, что увидев ее однажды, не могла забыть.
Я ненавидела себя за то, что мне хотелось быть той, для кого он улыбался.
Меня подавляло, что я испытала такое желание, как только увидела этого мужчину. Я никогда ни у кого, кроме Кеннеди, не хотела вызывать улыбку. С парнями из прошлого, как я их называла, я и не думала о том, как бы заставить их улыбнуться, а когда они улыбались, я ничего не чувствовала.
Мне много нравилось в Уайатте, но его просьба рассказать ему об Аннетт полностью изменила мое впечатление о нем.
Мне понравилось, что он хотел узнать ее получше, ведь он был единственным мужчиной, который вообще спросил о ней.
А еще он согласился на изменения, стоило только попросить. Сердце забилось чаще, когда Аннетт сказала, что у них больше не будет домашних заданий по пятницам.
Первым, что пришло мне в голову, было желание поскорее увидеть его улыбку.
Я ненавидела себя за то, что мне начинал нравиться Уайатт, но я ничего не могла с этим поделать, как и всегда.
Ранним утром понедельника, я валялась на своей небольшой кровати, задвинутой в угол комнаты, закинув ногу на ногу, и ждала, когда Аннетт позовет меня в ванную помыть ей голову.
Я уже надела сегодняшнюю униформу бежевого цвета, сверху донизу усыпанную изображениями львов и львиц.
В конце концов, я услышала шум отодвигающейся душевой шторки. Аннетт высунула голову и закричала:
— Мамочка, я жду тебя!
Я быстро вскочила, голос ее был чуть более взволнован, чем обычно.
— Что-то не так, малышка? Или ты ждешь, чтобы мамочка помогла помыть голову? — спросила я, заходя в заполненную паром ванную.
Она снова высунула голову.
— Я попыталась сделать это сама, но не уверена, все ли сделала правильно, шампунь попал мне в глаза, и это так больно, — бессвязно рассказывала она.
Я слегка отодвинула шторку в сторону.
— Хорошо. Стой там и наклони голову назад, — наставляла я, и она послушалась.
Мы делали это каждый день, и Аннетт расстраивалась из-за того, что у нее не получалось самой помыть голову шампунем, ведь у нее были объемные и густые волосы. Мои родители прозвали ее Рапунцель с тех пор, как ее волосы только начали расти, потому что росли они необыкновенно быстро, а сама Аннетт жутко боялась стричься.
Аннетт понимала, насколько красивы ее карамельного цвета волосы. Хоть она и была невысокой, но они доставали ей до поясницы.
Аннетт была яркой личностью, и ее волосы были частью этого образа. Я никогда не была против помыть ей голову, и никогда не стала бы возражать.
Она и раньше пыталась справиться с этим сама, но всегда жаловалась, что волосы становились не такими блестящими и шелковистыми, как после моего мытья. Я особой разницы не видела, но не жаловалась.
Дочка была очень похожа на Кеннеди, и с каждым днем мне это нравилось все больше и больше, но в то же время пугало.
Она никогда не меняла своих решений, если только они не касались меня. Она была необыкновенно умной, но расстраивалась, если у нее что-то не получалось. У нее были свои мысли и взгляды на некоторые ситуации, хоть ей и было всего восемь лет. Ее большие голубые глаза выражали тысячи эмоций. Ее улыбка всегда была настоящей, и она всегда улыбалась мне. Как и Кеннеди, Аннетт жила моментом и радовалась жизни.
Что-то в ней было и от меня, но ей повезло родиться такой красавицей.
Она была невысокой, как и я, унаследовала мою форму лица и цвет волос, хоть ее и были намного красивее моих.
Я закончила мыть ей голову, и она выбралась из душа, чтобы одеться к школе. Я присела на край своей кровати, надела носки и больничную обувь, и направилась на кухню, чтобы приготовить нам по тарелке овсяной каши.
Кейтлин еще спала, как и всегда в это время. Обычно она просыпалась поздно, и, будучи совой по характеру, писала статьи до поздней ночи. Она могла себе это позволить, потому что работала сама на себя.
Аннетт вышла из своей комнаты, одетая в белое платье в цветочек до колен и сандалии с закрытым носком.
Она выглядела такой милой.
У Аннетт была пара штанов, но носила она их только когда больше нечего было надеть. Если на улице было холодно, мне приходилось заставлять ее надеть штаны. В ответ она обычно надувала губки и, громко топнув ножкой, возвращалась к себе переодеться.
Каждый день она заставляла меня улыбаться.
— Я хотела бы, чтобы ты высушила мне волосы, мамочка, но это разбудит тетю Кейти, и она разозлится, — сказала девочка, подсев ко мне рядом за кухонную стойку, чтобы позавтракать.
Ее волосы все еще были обмотаны наверху полотенцем, что не было обычным делом.
— Я высушу тебе волосы, дорогая. Тетя Кейти вернется к себе и снова ляжет спать, если мы ее разбудим, — сказала я, на что Аннет улыбнулась и ответила:
— Хорошо.
Если Кейтлин проснется злой, я ей врежу.
Мы доели кашу, и Аннетт выпила еще одну чашку апельсинового сока, прежде чем мы пошли в ванную сушить ее волосы.
Она выпила две чашки апельсинового сока, и это напомнило мне Уайатта.
Закончив сушить волосы Аннетт, и так и не услышав приглушенных ругательств из спальни Кейтлин, я предположила, что она еще спала.
— Пора выходить, — сказала я малышке, и она кивнула в ответ.
Дочка схватила свой рюкзак, а я закинула на плечо свою рабочую сумку.
09:03
Это утро не было особо приятным, оно было привычным, но с незначительными изменениями. Аннетт ехала в школу, улыбаясь чуть шире обычного и радуясь тому, что нам удалось высушить ей волосы, а также тому, что у нее не было домашнего задания, которое нужно было бы сдавать сегодня.
Дорога до работы была скучной, музыка по радио мне не очень нравилась, так что я его выключила и с трудом переносила тишину.
Сейчас я находилась на втором этаже, как и каждый день своей смены, но волна легких мурашек поднималась по мне, будто в этот раз я была взволнована тем, что нахожусь здесь.
Я обменялась приветственным кивком с Дениз, затем повернулась в сторону палаты номер двести девять. Впервые я улыбнулась при виде этих цифр.
— Для меня есть карточки? — спросила я Дениз обычным тоном, все еще смотря на цифры на двери его палаты.
— Ты пока свободна, — ответила она. Мне показалось, она задорно улыбалась, но я не стала поворачиваться к ней, чтобы убедиться в этом.
Взяв поднос с готовой едой для Уайатта, я направилась к нему, постучала один раз, и он впервые ответил:
— Входите!
Я не понимала, почему меня так порадовало одно это его слово.
Входите.
Обычное слово, которое говорят все пациенты, когда медсестра стучит в дверь.
Думаю, дело было в голосе и в том, кому он принадлежал.
Я не спеша вошла и сразу же поймала его взгляд. Толкнув бедром, закрыла дверь, не отрывая от него глаз.
Кажется, я влюбляюсь в его глаза.
Серебристо-карие.
Темно-карие, умеренно серебристые.
— Доброе утро, Уиллоу, — поприветствовал он меня.
Он больше не был таким хмурым, и мне это нравилось.
Уайатт улыбался, и я улыбнулась в ответ, будто была слишком рада его улыбке этим утром.
— Доброе утро, — мягко ответила я, ставя поднос ему на бедра, но вместо того, чтобы обратиться к своему завтраку, Уайатт неотрывно смотрел на меня. Словно чего-то ждал.
К сожалению, я подняла на него свой взгляд, и на мгновение мы оба замерли. Мы просто смотрели друг другу в глаза.
Не говоря ни слова, я села на край кровати и начала кормить его.
Он обрадовался этому.
Такое ощущение, что все мои мысли больше мне не принадлежали, словно в ситуации, когда к вам в гости неожиданно заявляются родственники из другой страны всей семьей и постепенно захватывают ваш дом.
— Как прошли выходные? — спросил он в перерыве между кусками еды.
Я замерла, набрав в легкие воздуха.
— Хорошо. Мы с Аннетт гуляли в парке, — сказала я. — Кстати, спасибо. Не помню, поблагодарила ли я вас, — улыбнулась я.
Он моргнул, словно пытался вспомнить, благодарила ли я его или, может, хотя бы благодарно улыбнулась ему, как приличный человек.
На самом деле я и правда была хорошим человеком. Просто я не любила слабовольных людей. Именно так я и думала о Уайатте. Но не сегодня. Может, он и сейчас был слабовольным, но я стала относиться к этому иначе.
— За то, что у них больше нет домашних заданий по пятницам, — уточнила я.
Он не спеша кивнул.
— У нее будут домашние задания только по вторникам и четвергам, — сказал он, как ни в чем не бывало.
Уайатт дожевал кусок яичницы и принялся изучать меня.
Сделал глоток апельсинового сока.
У нее будут домашние задания только по вторникам и четвергам.
В этом предложении было нечто такое, что полностью перевернуло все во мне, и сказал это именно Уайатт. Он сделал еще один глоток сока и поставил упаковку на поднос, не переставая смотреть на меня.
Не знаю, что на меня нашло.
Я схватила его за шею и поцеловала.
Я поцеловала его крепко, бедром толкнув поднос так сильно, что он упал на пол с другой стороны кровати.
Его яичница валялась на полу.
Ему было все равно. Мне было все равно.
Будто вкус моих губ нравился ему больше, чем вкус яичницы.
Одной рукой он вцепился в мои волосы.
Он ответил на поцелуй. О, господи, неужели он действительно ответил на поцелуй?!
Я обняла его за плечи, прижимаясь к его груди. Мой стетоскоп застрял между нами, но мне было не до него.
Мы страстно обнимались. Я страстно обнимала Уайатта.
Его рука опустилась ниже, к моей талии.
Я услышала нечто очень похожее на рык, вырвавшийся из его груди, или, возможно, это он так стонал.
Я не хотела, чтобы он останавливался.
— Уиллоу, — пробормотал он хриплым голосом. Он продолжал целовать меня и говорить.
— Это всего лишь домашнее задание.
«Заткнись, Уайатт!» — подумала я про себя.
Для меня это было нечто большее, чем просто домашнее задание. Это значило для меня буквально все.
Будто забыв все, что хотел сказать, он обнял меня одной рукой и так крепко прижал к себе, что я не могла дышать.
Его губы были властными, будто в вознаграждение мне за все его грубые слова и поступки.
Сейчас он действительно хорошо себя чувствовал.
Он стонал от моих прикосновений, поэтому я не переставала ласкать его.
Я запустила руки в его темные волосы, впервые позволив себе взлохматить их. Возможно, ему бы не понравился тот беспорядок, что я натворила в его волосах сейчас, потому что он был перфекционистом и любил выглядеть идеально, но я не смогла сдержаться.
Не отрываясь от моих губ, он застонал, страстно и в то же время раздраженно.
— Прекрати портить мне прическу, Уиллоу, — пробормотал он глубоким, загадочным, и таким своим голосом.
Голос Уайатта мне тоже нравился.
Я положила руки ему на плечи, улыбаясь как идиотка, пока он целовал уголки моих губ.
Или он целовал мою улыбку?
Я простонала в ответ, будто испробовав любимый десерт на вкус.
Уайатт заметил это и продолжил целовать мою шею.
Когда это прекратится?
Я не хотела, чтобы все это заканчивалось, и надеялась, что мне не придется осматривать других пациентов сегодня.
Я могла бы запросто пропустить ланч. Может, мы будем заниматься этим до конца моей смены.
— Целовать тебя просто потрясающе, — сказал он, покрывая поцелуями мою шею.
Его губы приблизились к моему уху.
Я чувствовала его дыхание везде, и это было прекрасно.
Уайатт был на вкус как ментолово-апельсиновый сок.
— М-м-м, да, хорошо, — у меня перехватило дыхание, и я с трудом могла говорить.
— М-м-м, — простонал он в ответ чуть дольше и, как мне казалось, слаще.
Он целовал мои ключицы, и я словно вся горела.
— Это львы? — тихо спросил он.
Его дыхание было повсюду, губы все еще ласкали мою ключицу, и я была не в состоянии ответить на вопрос.
— Что? — пробормотала я.
— Твоя униформа, — сказал он, улыбаясь и возбуждая меня сильнее.
«Твоя улыбка просто одурманивающая, Уайатт», — подумала я.
— М-м-м, да, львы, — простонала я.
«Львицы тоже», — подумала я, не в состоянии сказать ни слова вслух.
Я была пьяна.
— Я хочу сорвать это все с тебя и оставить только стетоскоп, — сказал он глубоким, гортанным голосом.
Он начал поднимать мою рубашку одной рукой.
— Ты словно животное, — прошептала я.
Я была почти уверена, что он рычал как зверь, и это было так страстно и горячо, так сексуально.
Мое дыхание было прерывающимся, его еще хуже.
— Ох, подожди. О, нет. Стой.
Я положила руку ему на сердце, во мне проснулась медсестра, этот инстинкт мне было не побороть.
А что, если у него случится еще один сердечный приступ?
Он продолжал целовать меня, верх и вниз скользя по моей шее губами. Мне не хотелось его останавливать, но я хотела убедиться, что его сердце в порядке.
Я пыталась сосчитать удары через пульсирующую грудную клетку, но мне это не удавалось.
Уайатт несколько раз поцеловал меня в губы, не открывая глаз. Я не ответила взаимной страстью на этот раз, и он это заметил.
Он открыл глаза, едва касаясь меня губами, медленно положил свою руку поверх моей, лежащей на его груди. На его сердце.
Я не хотела быть той, кто навредит этому сердцу.
— То, что ты чувствуешь, Уиллоу… это не плохой знак, — прошептал он, не отрываясь от моих губ.
Я не знала, верить ему или нет.
— Твое сердце так и должно биться? — прошептала я в ответ.
Я беспокоилась о его сердце.
Он нежно поцеловал меня.
— Оно работает немного иначе, когда я целую тебя вот так, но это совсем не плохо.
— Значит, тебе не больно?
Он снова поцеловал меня.
И снова.
Его нежные поцелуи были очень, очень приятными.
— Не так, как ты думаешь, — ответил он.
Хм. Одеяло между его ногами поднялось как шатер.
Уайатт был по-настоящему возбужден.
Я вздохнула, и он заметил это.
Одной рукой он поднял меня за подбородок так, чтобы снова поцеловать.
Он возбудился от одних поцелуев, и мне захотелось большего, чем просто целовать его.
Я была медсестрой, целующей пациента. Он был возбужден. Но я по-прежнему позволяла ему ласкать меня, целовать, и снова ласкать везде, где он хотел и мог достать.
Это была плохая идея.
— Уайатт, ты возбудился, — выдавила я из себя.
Мы продолжали целовать друг друга, не желая останавливаться.
Но мы должны были это прекратить.
Мы резко прервались. Уайатт быстро остановился, а мне пришлось себя заставлять.
Он нежно коснулся губами моего лба, и я почувствовала, как он вздохнул.
— Мне нужно принять быстрый душ, — сказал он.
Я понимала, что это значит.
— Хорошо, — тихо ответила я.
Я не ушла, когда он встал и отправился в душ.
Я догадывалась, что он был высоким, но не настолько. Его рост был около шести футов.
Выше, чем я ожидала, и мне это нравилось.
Ему шел больничный халат, как бы нездорово это не звучало.
Он выглядел лучше, чем я выглядела в платье.
Я осталась ждать, сидя на краю кровати, когда услышала, как включилась вода в душе. Я ждала, наблюдая, как пар туманом лился из-под двери.
Вот черт, он не принимал холодный душ, он мастурбировал под горячим душем.
Меня это позабавило, и я улыбнулась.
Уайатт мог мастурбировать правой рукой, но не мог сам съесть яичницу, хоть я и не была против того, чтобы кормить его.
Уже нет.
Я встала, чтобы убрать с пола разлетевшуюся яичницу обратно на поднос. Обе упаковки сока валялись на полу, я подняла их, положив неоткрытую на подлокотник кровати, а начатую на поднос. Я также подняла упаковку со столовыми приборами и использованную вилку.
Вышла из комнаты совершенно не в себе, гадая, когда мне вернуться проведать его.
Я стала размышлять, что сказать ему, или что он скажет мне, когда вернется или если он еще будет в душе… неожиданно простонет мое имя, когда кончит.
У меня были грязные мысли.
Я опрокинула содержимое подноса в урну и положила его к остальным подносам. Заворачивая за угол, я натолкнулась на Тессу. Мы остановились в футе друг от друга. Она смотрела на меня укоризненно, от чего я сморщилась.
Она указала на меня.
— Что случилось с твоими волосами? — спросила она, нахмурившись. — Выглядишь так, будто только что занималась сексом.
Господи, миссис Детектив, да мы с Уайаттом просто страстно целовались, клянусь.
Ничего подобного я ей не ответила, конечно. Я тут же попыталась пригладить волосы рукой, они были сильно спутаны и в полном беспорядке.
Мне захотелось дать себе оплеуху.
— Просто сегодня день непослушных волос, — сказала я. — Никакого секса.
Она настороженно покачала головой, взгляд ее был еще более подозрителен.
Если быть точным, я ведь не солгала.
— Лучше сходи в уборную и приведи себя в порядок, — предложила она.
Я кивнула в ответ, подавляя желание дать ей под дых.
— Хорошая идея, Реджина.
Она забавно на меня посмотрела.
— Извини, я хотела сказать, Тесса, — махнула я рукой в воздухе, с трудом сдерживая ухмылку.
Она прошла мимо меня, чтобы взять поднос и положить на него еду.
— В палате двести восемь тебя ждет пациент, доктор Венис уже начал осмотр. У пациента перелом руки, возможно, тебе придется ассистировать доктору во время операции, — сказала она, стоя ко мне спиной.
Я вздохнула. Черт. Я надеялась еще раз зайти к Уайатту, но в моей помощи нуждался пациент. Я не могла заставить доктора Венис ждать.
— Спасибо, что сообщила, — пробормотала я, затем повернулась и направилась к регистратуре.
Я уставилась на дверь Уайатта.
Я была так близка к нему.
Я подошла к двери.
Дойдя до нее, я медленно зашагала дальше, но затем я что-то услышала.
Клянусь, я что-то услышала.
Я остановилась.
Едва слышные слова. Вода. Слова звучали громче. Вода.
Уиллоу.
Он произнес мое имя приглушенным, тихим голосом, на грани слышимости.
Я зашагала прочь, как только шум воды прекратился, будто меня могли поймать на месте преступления.
Мне очень сильно захотелось увидеть, что происходило в ванной Уайатта.
Ухмыляясь, я подошла к Дениз, сидящей за стойкой регистрации, убедиться, что карточка пациента готова. Она смотрела на меня не менее подозрительно, чем Тесса.
Она посмотрела на мое лицо, затем указала пальцем.
Черт, мои волосы.
— Непослушные волосы, такой выдался день, — объяснила я прежде, чем она спросила.
Она засмеялась, заставив меня покраснеть.
— Выглядишь слишком счастливой для плохого денька, — сказала она, скрывая улыбку.
— Я видела тебя утром, когда ты пришла, помнишь? Полчаса назад твои волосы были в порядке, — последние два предложения она сказала шепотом, вогнав меня в еще более густую краску.
Я пригладила волосы руками, что совсем не помогло. Я стянула с запястья резинку и собрала их в хвостик.
— Мы больше никогда не будем это обсуждать, — сказала я, хитро сощурившись. Я знала, что Дениз умела хранить секреты, она была классной.
Она вопросительно приподняла брови:
— Обсуждать что?
Я любила ее.
Подмигнув Дениз, я направилась в палату двести восемь.