Пусть – хорошее слово. В нем и писк, и пуск, и путь в безволие. Вечер воскресения. Возвращение домой от скуки других в свою скуку. Порой паузой между скук оказывается сказка. Электричка – продолговатая банка консервов из людей, яблок и букетов. Банку встряхивает смена скоростей, шатают повороты, она вздрагивает на стыках и от разговоров о предстоящих ужасах понедельника.

Я неудачник, двоечник и тупица. Родился без рубашки, сердце слишком выпирает. В вагон не попал, приютил тамбур, и то слава богу. Бока помяли корзинками, лицо букетами подмели, не на раз объяснили ненужность рук. Пусть. Пустили, и то ладно. Многолюдье – что млечный путь, со стороны красиво, внутри потно и липко. Хотя полезно себя потерять на время. На вокзале обнаруживаешься, радости на пару секунд хватает. Вы не знаете, на какой стороне Луны рай? А я, кажется, знаю. На обратной. Никто не видит, не думает никто, а на спине вдруг яблоки начинают расти. И ты молишься на машиниста, на стыки, на соседей. Не срывайте яблоки, люди, пусть они растут там. Молитва на какое-то время срабатывает. Наплевать на корзины, локти, что торчат из живота и груди. Спина в раю, ровно без помех. Жаль, электричка не поезд дальнего следования, положено на каждой платформе тормозить. Спину лишают рая, она счастьем мешает всем. Впасть в уныние не успеваю, яблоки, сменив адрес, остаются на мне. Глаза закатываются от блаженства, нос утыкается в рыжий аромат спелой ржи, руки соображают, что они руки. Хороводятся, окольцовывая рай собой. Я не знаю первое слово между Адамом и Евой. В моем раю оно звучит: «Пусть». Как благодарный писк птенца за гнездо из прутьев рук. Толкают, пихают, колют, царапают дужками ведер, корзин, очков. А оно полушепотом утверждает: «Пусть». Это молитва такая в раю: «Пусть».

Тот поезд спас от ада одиночества. На вокзале ее рука продлила «Пусть» моей. Дальше пошли вместе до ее дома.

– Отпусти, мне пора.

– Скажи, как тебя зовут?

– Ты не догадался?

– Нет.

– Как и тебя.

Больше мы не встречались. Если меня спрашивают: «Был ли в раю?» – отвечаю: «Был, и даже знаю одно слово оттуда». Молюсь часто и подолгу. В моей молитве писк птенца, и путь птицы, и безмолвие, и всё в одном слове: «Пусть!»