Нет, я не гном, но мой рост слишком мал. В школе на уроках физкультуры служил последней точкой. В армии после меня никого не ставили, стеснялись, хотя тянулся из всех положенных солдату суставов. Успокаивали древние греки: «С краю всегда на одного болтуна меньше». Вернулся в значках и лычках, весу это добавляло, а на рост не оказывало влияния. Купил туфли на каблуках, споткнулся, каблук сломал, на другой рукой махнул. Против природы не попрешь.

Прошлое подвело, деды мои маленьких баб любили. Настоящее не лучше, мне нравятся дылды длинноногие, высокое солнце их губ и горные перевалы горячих ключиц. Хемингуэй утверждал, что «в кровати все равны», да разве мне под силу такое вымолвить. Высокие дышат другим воздухом, недоступным для меня. Многоэтажки ходячие, всю душу порвали, она у меня карманная, сунул руку, сжал кулак и придавил. Хоть стульчик с собой таскай, вот такая тоска у гномов.

Втюрился я по самые уши в модель длинноногую. Слышал, Сергей Параджанов тоже был небольшого роста. Однажды друзья предупредили, что заявятся с шикарной девицей. Он приоделся, ждет, и вдруг видит: входит дама баскетбольного роста, а за ней друзья от хохота давятся:

– Знакомиться будешь?

– Буду, но сидя.

Так что теоретически я довольно подкованный Карлсон. Посылал цветы корзинами, всякие открытки изящные. Даже осмелился звонить. От наглости такой колени подогнулись. Дотянусь до зеркала, гляну, а там карлик лупоглазый. Луплю себя по морде, луплю, а любовь не проходит. Она первой потребовала встречи. Отказать не мог, купил билеты в театр. Отправил в конверте вместе с сопроводительной запиской. Сходил в парикмахерскую, угробил кучу денег на взъерошенность волос. В театре заранее на кресле приладил подушечку, понятно для каких целей. Я, конечно, не Параджанов, ну, хотя бы посижу рядом. Обслугу околотеатральную оплатил основательно. Они в зал ее запустят после третьего звонка, как главная люстра погаснет. Гномы тоже не лыком шиты, головы у нас обыкновенные, но без обмана.

И вот настал момент: модель моя многоэтажная в полумраке протискивается между рядами, я ей ручкой приветливо машу. Усаживается, обвивая обворожительным ароматом духов. Я вынимаю заветную коробочку из кармана, короче – душу свою.

– Вот, Олечка, колечко для вас.

– Господи, как это мило.

Мы сидим на равных, плечо к плечу, голова к голове, а то, что ноги короче, одному полу известно. Будь как будет, но первый акт за мной и рука ее с колечком в моей руке.

В одном из сценариев Параджанова гном, умирая, завещает похоронить себя по-человечески, в большом гробу. Антракт далек, как Антарктида, и я, ее наивный пингвин, влюблен по самое не могу в жирафу из Африки.

Когда полярники обнаружат ее следы на снегу, нашу любовь назовут сенсацией. Она головой обязательно заденет солнце, и льды растают. Первые цветы Антарктиды потрясут научный мир, море букетов захлестнет океан.

Накаркал. Она головой достала до главной люстры, и та предательски переоделась в платье из света. Зал рукоплещет, орет «браво». Моя любовь начинает подниматься со своего места. Я под свое вползаю, перебираюсь под кресло другого ряда и выбегаю из зала вон. Гномы могут быть великанами, но только один акт, на антракт нас не хватает. Аттракцион закончен, Карлсон в своей квартире пьян в стельку.

Она через пару дней позвонила:

– Куда вы так загадочно пропали? Я испугалась.

– Я был потрясен вами, в этом восторге весь и растворился. Голос есть, а тела нет.

– Что вы такое говорите?

– Я голос, который вас любит, извините за отсутствие тела.

– Вы шутите надо мной?

– Нет, не шучу, будут цветы, голос будет, но это все, на что я способен.

– Вы хотите избавиться от меня?

– Нет, я избавился от себя.

– Разве так можно?

– Понимаете, Ольга, я из сказки, а жизни до сказки не достать.

– Но колечко на моей руке разве сказка?

– Колечко – любовь, а любви всё по плечу – и сказка, и даже жизнь!