Два Петербурга. Мистический путеводитель

Попов Александр

ПУСТЫЕ МОГИЛЫ

 

 

Некоторые исследователи считают, что могилы династии Романовых в Петропавловской крепости на самом деле пусты. Этой точки зрения придерживается, например, известный историк князь Дмитрий Шаховской. Он утверждает, что большевики просто выкинули кости ненавистных им императоров, оставив только саркофаги. Дирекция Петропавловской крепости это опровергает, указывая, что были два случая вскрытия могил, и в обеих кости оказались на месте. Так могила греческой принцессы Александры Георгиевны была вскрыта в 1939 году, и ее прах был передан в Грецию.

Дочь короля Греции Георга I в 1889 году вышла замуж за великого князя Павла Александровича (1860–1919). Но 12 сентября 1891 года, вследствие несчастного случая, приведшего к преждевременным родам на седьмом месяце беременности, умерла. Ребенок – великий князь Дмитрий Павлович, выжил. Александра была погребена в Петропавловском соборе.

В 1939 году по просьбе греческого правительства (на престоле в это время был племянник Александры, король Георг II) советское правительство разрешило перенести прах великой княгини на родину.

Гроб Александры Георгиевны был извлечен из склепа, доставлен из Ленинграда в Афины и перезахоронен на королевском кладбище во дворце Татой. Мраморное же надгробие в Петропавловском соборе осталось на своем месте.

Согласно легенде, когда Сталину доложили о просьбе греческого правительства, то он согласился отдать прах в обмен на мощный экскаватор. Обмен, судя по последующим событиям, состоялся.

 

Могила Александра Благословенного

Другая могила в Петропавловке, которая традиционно считается пустой, – захоронение императора Александра I.

Странная быстрая смерть императора, произошедшая в 1825 году в Таганроге, вызвала множество слухов и предположений. Многие считали, что Александр, всю жизнь ощущая вину за косвенное участие в смерти своего отца Павла I, просто оставил престол, сымитировав свою смерть.

Н. К. Шильдер в биографии императора приводит более пятидесяти высказываний и слухов, возникших в течение нескольких недель после смерти Александра. В одном из слухов, в частности, утверждается, что «государь бежал под скрытием в Киев и там будет жить во Христе с душею и станет давать советы, нужные теперешнему государю Николаю Павловичу для лучшего управления государством». А позже, в 30–40 годах XIX века, появилась легенда о том, что именно император Александр скрывается в далеком от столицы городе Томске под именем старца Федора Кузьмича. Старец Федор Кузьмич, прожив долгую благочестивую жизнь, умер в 1864 году и был похоронен в Сибири, а могила в Петропавловском соборе, согласно легенде, в тот же год осталась пустой, т. к. тело захороненного в нее двойника императора было оттуда тайно извлечено.

Легенда эта пользовалась большой популярностью у простого народа, и большевики, чтобы доказать, что хороших царей не бывает, в 1921 году решились провести вскрытие могилы, но саркофаг императора и в самом деле оказался пустым. Документальных свидетельств этого вскрытия нет (во всяком случае, в открытом доступе), но это и неудивительно. Вряд ли советская власть, потерпев такой пропагандистский крах, стала бы его рекламировать. Чтобы доказать или опровергнуть легенду о пустой гробнице Александра I, историки несколько раз, начиная с 30-х годов XX века, повторно ходатайствовали о вскрытии могилы, но всякий раз получали отказ.

Императрица Елизавета Алексеевна умерла (или скрылась?) вслед за мужем в 1826 году. По одной из версий, позже она появилась под именем затворницы Сыркова монастыря Веры Молчальницы. Интересно и такое совпадение – и Вера Молчальница, и Федор Кузьмич появились почти одновременно, с разницей в два года: она в 1834 году, он в 1836-м. И несмотря на явно высокое аристократическое происхождение обоих праведников (на что указывали все, кто общался с ними), никаких фактов о предыдущей жизни этих двоих не было известно.

В записках последней императрицы Александры Федоровны есть указание, что в один из дней после Февральской революции она занималась сожжением бумаг о «Ф. К.». Единственный человек, который мог иметь отношение к последним Романовым и имел такие инициалы, – старец Федор Кузьмич. В силу каких причин последний император не хотел официально признать тождество Федора Кузьмича и Александра I – неизвестно.

* * *

Крупнейшим исследователем загадки сибирского старца стал великий князь Николай Михайлович. Биограф Александра I, он, по собственному признанию, сначала относился к этой легенде с очень большим недоверием, но после проведенного в Сибири исследования изменил свою точку зрения. Николай Михайлович направил в Сибирь доверенного чиновника, который опросил местных жителей, знавших старца, а затем провел сравнительный анализ оставшихся образцов почерков императора и Федора Кузьмича. Собранные сведения он систематизировал и опубликовал в 1907 году в книге «Легенда о кончине императора Александра I в Сибири в образе старца Федора Кузьмича». Великий князь Дмитрий Павлович сообщал, что в 1916 году Николай Михайлович просил у императора Николая II разрешения опубликовать новые результаты своих исследований, но получил от последнего отказ. При этом Николай II не отрицал реальности существующей легенды, но огласки ее категорически не желал. Сам же Николай II (будучи еще наследником) однажды приехал поклониться могиле старца – во время своего путешествия по Сибири. Известно также, что в надпись на могильном кресте «Здесь погребено тело великого старца Феодора Кузьмича» наследник повелел добавить слово «благословенного», что для многих однозначно ассоциировалось с Александром I. (Дело в том, что еще в 1814 году за победу над Наполеоном и организацию антифранцузской коалиции Сенат даровал Александру I титул «Благословенного, Великодушного держав Восстановителя».)

В пользу этой версии работает и тот факт, что еще Николай I, разбирая в свое время архивы семьи, сжег большую часть бумаг покойной императрицы Елизаветы Алексеевны, в том числе и ее подробные дневники за период с 1792 по 1826 год.

Если отрицать легенду о запланированном тайном уходе монаршей четы из власти, то найти в этом какое-либо рациональное зерно весьма сложно.

 

Смерть императора

Известно, что время от времени – и, особенно часто, незадолго до смерти – император неоднократно говорил своему ближайшему окружению о том, что хочет оставить престол: «Я скоро переселюсь в Крым и буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку».

1 сентября 1825 года император выехал из Петербурга в Таганрог. Отправился он один, без свиты, ночью, что было более чем необычно. В пятом часу утра Александр подъехал к Александро-Невской лавре, где его встретили митрополит Серафим, архимандрит и братия. Начавшаяся церковная служба проходила за закрытыми дверями, и часть исследователей считает, что служили панихиду. Почему по случаю отъезда императора было такое странное «напутствие» – загадка.

В Крым император прибыл 27 октября. 8 ноября заболел, а 19 ноября – скончался. Один из самых видных исследователей этой загадочной истории, историк В. Барятинский, указывает, что сведения, относящиеся к последним дням императора, крайне противоречивы. Например, до сих пор неясно количество присутствовавших при кончине, поведение императрицы и т. д.

Любопытно также, что дневниковые записи самых приближенных к Александру лиц (императрицы Елизаветы Алексеевны, генерал-адъютанта П. М. Волконского и лейб-медика Я. В. Виллие), повествующие о пребывании императора в Таганроге, начинаются в один и тот же день (5 ноября 1825 года) и заканчиваются практически одновременно. 11 ноября (у Волконского и Виллие) и 19 ноября (у императрицы).

5 ноября никакая опасность здоровью императора еще не угрожала, и историк А. Н. Сахаров заявляет, что «…приходится считать такое единодушие необъяснимым, либо объяснить его лишь желанием создать единую версию течения болезни, нужную как Александру, так и этим трем его близким людям».

Очень странно и то, что истинно верующий (по свидетельствам современников) Александр не пригласил к себе священника! И этого не сделал никто из окружения, хотя, если бы было все так, как гласит официальная версия, для всех близких было понятно, что государь умирает. Но если пренебрежение таинством исповеди и причастия с натяжкой можно отнести к суете, царившей вокруг больного государя, то отсутствие священника в доме уже и при самой кончине, которая не была внезапной, как минимум, странно.

Со временем было доказано, что подпись доктора Тарасова под протоколом вскрытия тела является подложной. Так что до сих пор даже не вполне ясно, что же за болезнь так скоропостижно свела императора в могилу. Видные медики, изучившие уже в XX веке протоколы вскрытия тела, отрицали возможность смерти царя от малярии или брюшного тифа, которые (в разных источниках) назывались причинами смерти.

В протоколе вскрытия тела было записано, что спина и ягодицы императора были багровые, сизо-красные (каким образом на спине самодержца могли появиться следы побоев?). По одной из версий, вместо императора было похоронено тело унтер-офицера 3-й роты Семеновского полка Струменского, до смерти засеченного шпицрутенами. Он и в самом деле, как вспоминали современники, был весьма похож на императора, и его приятели даже часто называли унтера в шутку «Александром». По другой версии, вместо императора похоронили фельдъегеря Маскова, также весьма похожего на императора, но умершего раньше, еще 3 ноября. (В пользу этой версии говорит и то, что тело покойного было забальзамировано настолько усердно, что пожелтели даже надетые на него белые перчатки. Да и в семье Маскова существовало предание о том, что это именно их дед похоронен в соборе Петропавловской крепости вместо императора Александра I.)

Тело ехало в Петербург два месяца, и крышку гроба открывали лишь несколько раз, всегда ночью и в присутствии очень узкого круга доверенных лиц. 7 декабря 1825 года князь П. М. Волконский писал из Таганрога в Петербург: «Хотя тело и бальзамировано, но от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты лица покойного совсем изменились… почему и думаю, что в С.-Петербурге вскрывать гроба не нужно».

Гроб был вскрыт только в присутствии членов императорской семьи, а затем неделю простоял закрытый в Казанском соборе – для прощания. После этого тело было похоронено в Петропавловской крепости.

На панихиде и траурных церемониях в Москве и Санкт-Петербурге не было ни императрицы Елизаветы Алексеевны, ни ближайшего сподвижника императора П. М. Волконского…

 

Таинственный старец

Ранней осенью 1836 года к кузнице на окраине Красноуфимска Пермской губернии подъехал верхом рослый пожилой человек, одетый в крестьянскую одежду. Попросив подковать лошадь, он рассказал, что едет «мир да добрых людей посмотреть», и представился «Федором Кузьмичом».

Личность странника вызвала у кузнеца какие-то подозрения, и он не поленился доложить о нем в полицию. Паспорта у Федора Кузьмича с собой не было, и потому он был подвергнут аресту. На допросе странник заявил, что родства своего не помнит и откуда происходит – не знает. За бродяжничество ему дали двадцать плетей и отправили по этапу на поселение в Сибирь. Приговором Федор Кузьмич остался доволен, но заявил, что неграмотен (хотя последующие факты опровергают это), и попросил расписаться за него мещанина Григория Шпынева. Сохранилось описание загадочного арестанта: «рост 2 аршина и 6 с 3/4 вершков, глаза серые, волосы на голове и бороде светло-русые с проседью, кругловатый подбородок, на спине – следы от побоев кнутом».

26 марта 1837 года Федор Кузьмич прибыл в Боготольскую волость Томской губернии, где был помещен на жительство при Краснореченском винокуренном заводе. Как человека пожилого, Федора Кузьмича к принудительным работам привлекать не стали. Местный казак Семен Сидоров, видя склонность старца к уединению, построил ему аккуратную келью-избушку в станице Белоярской.

Обустроившись, Федор Кузьмич много ходил по соседним селам, обучал крестьянских детей грамоте и Священному Писанию. По воспоминаниям современников, он отлично знал тонкости этикета, различные нюансы петербургской придворной жизни и обо всех популярных в народе государственных деятелях высказывал весьма верные и точные замечания. Хотя отказывался (причем категорически) высказывать свое мнение о двух императорах – Павле и Александре. Старец тесно общался с Макарием, епископом Томским и Барнаульским, и с Афанасием, епископом Иркутским. С последним, кстати, старец всегда беседовал на превосходном французском.

Его манера держаться (например, при разговоре он характерно держал руки за поясом), его скрытая властность, его глухота на одно ухо – все это весьма напоминало императора Александра. Беседуя однажды о красноярском начальстве и будучи чем-то недоволен, старец сказал: «…стоит мне только гаркнуть слово в Петербурге, то весь Красноярск содрогнется от того, что будет».

Несколько казаков, ранее служивших в Петербурге, и некий священник, сосланный в Томскую губернию из столицы, опознали в старце покойного императора, божась, что много раз того видели и никак не могут ошибаться. На прямые вопросы о своем происхождении старец никогда не отвечал прямо, но всегда изъяснялся уклончиво: «Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне, – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа».

Не осталась в тайне и обширная переписка, которую вел Федор Кузьмич. Среди его многочисленных корреспондентов называют барона Дмитрия Остен-Сакена и даже императора Николая I, с которым старец обменивался зашифрованными письмами. Получив известие о смерти Николая, Федор Кузьмич заказал отслужить панихиду, во время которой горько плакал, как о смерти близкого человека.

В 1858 году старец переехал в выстроенную в четырех верстах от Томска купцом С. Ф. Хромовым келью. Современники вспоминали, что старец всегда отмечал память Александра Невского, и в этот день ему готовили праздничный обед. Федор Кузьмич говорил, вспоминая: «Какие торжества были в этот день в Петербурге – стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером по всему городу было освещение, и общая радость наполняла сердца человеческие…»

Посещал старца, уже в Томске, и император Александр II.

* * *

Незадолго до смерти, словно предчувствуя кончину, Федор Кузьмич навестил своего старого друга казака Семена Сидорова, а затем вернулся в Томск, где началась его затяжная болезнь. Перед смертью его посетил для исповеди отец Рафаил из Алексеевского монастыря, но даже на исповеди глубоко верующий старец отказался назвать имя своего небесного покровителя («Это Бог знает»), а также имена своих родителей («Святая Церковь за них молится»). Между тем несколько местных священников, которых старец сам выбрал для исповеди, сообщали уже после его смерти, что знают, кто он такой, но, ссылаясь на тайну исповеди, открыть это миру не могут.

Скончался старец 20 января 1864 года и был похоронен в ограде Богородице-Алексеевского мужского монастыря.

* * *

Купец Хромов, разбирая немногочисленные вещи, оставшиеся после покойного, нашел среди них:

– два листка с зашифрованным текстом записок;

– нарисованный вензель в виде буквы «А»;

– документ о бракосочетании императора Александра I: «толстый лист синеватого цвета, где часть слов была отпечатана типографским способом, а часть написана от руки; внизу листа находилась белая печать с изображением церкви»;

– небольшое резное распятие из слоновой кости;

– псалтырь с надписью: «Сей псалтырь принадлежит Саранской Петропавловской обители рясофорному монаху Алексею Золотареву»;

– цепь ордена Андрея Первозванного.

Листки с загадочным шифром так и не были окончательно разгаданы, а в 1909 году оригиналы таинственным образом исчезли. В. В. Барятинский, пытавшийся разгадать секрет старца, предлагал следующий вариант расшифровки текстов записок:

– лицевая сторона первой записки: «Видишь ли, на какое молчание вас обрекло ваше счастье и ваше слово»;

– оборотная сторона первой записки: «Но когда Александры молчат, Павлы не возвещают» (Барятинский предполагал, что здесь подразумевалось – когда Александр хранит молчание, то его не терзают угрызения совести относительно Павла);

– лицевая сторона второй записки: «Я скрываю тебя, Александр, как страус, прячущий свою голову под крыло»;

– оборотная сторона второй записки: «1837 г. MAP 26» (дата прибытия старца к месту ссылки), «в. вол» (Б(В)оготольская волость – место ссылки), «43 Пар» (сорок третья партия ссыльных).

* * *

Известно, что лейб-хирург Д. К. Тарасов, находившийся с императором в Таганроге, по утверждению профессора К. В. Кудряшова, вплоть «до 1864 года не служил панихиды по государю Александру I; когда же в Сибири умер старец Федор Кузьмич, то Дмитрий Клементьевич стал это делать ежегодно…».

В 1904 году на могиле старца была построена часовня. В 1936-м она была разрушена, и на ее месте устроили выгребную яму. В 1984 году Федор Кузьмич был канонизирован Русской православной церковью как праведный Феодор Томский в составе Собора Сибирских святых.

5 июля 1995 года среди мусора в выгребной яме были найдены его мощи: гроб без крышки с костными останками. Черепа там не оказалось. По одной из версий, он был изъят в 60-х годах XX века московскими археологами с целью доказать или опровергнуть легенду о тождественности Александра I и Федора Кузьмича.

 

Императрица Елизавета и молчальница Вера

Императрица Елизавета Алексеевна пережила мужа только на полгода. Сопровождая гроб супруга из Таганрога в Петербург, она заболела и осталась в Белеве, где вскорости и умерла. Считается, что именно ее прах был погребен 21 июня 1826 года рядом с Александром в Петропавловском соборе.

…Неизвестная, назвавшаяся Верой Александровной, появилась в Тихвине в 1834 году. Она остановилась в доме помещицы Веры Михайловны Харламовой.

Искренняя вера этой женщины сразу обратила на себя внимание жителей города. Ее часто видели истово молящейся в Богородичном монастыре перед Тихвинской иконой Божьей Матери или совершающей паломничество в местные монастыри и храмы. Вера Александровна взялась обучать местных детей грамоте и Священному Писанию. Как истинная христианка она, узнав, что жена дьячка Винницкого погоста Олонецкой губернии тяжело больна, покинула Тихвин и добровольно более года ухаживала за этой женщиной. Когда же вернулась после своего добровольного обета, то надолго в Тихвине уже не задержалась: обыватели стали говорить о ее святости – и между собой, и лично при встрече, – а ей это не понравилось. Вера Александровна переселилась в маленькое валдайское село Березовый Рядок, где крестьянин Прокопий Трофимов выстроил для нее отдельную избушку. Она и здесь продолжила обучать крестьянских детей, а еще в Вере проснулся талант художника – она начала рисовать религиозные картины. Тихую богомольную женщину не оставили в покое: через девять месяцев после своего переезда в село, в 1838 году, она была арестована из-за отсутствия паспорта. Ее, как беспаспортную, отправили в валдайскую тюрьму, но там она отказалась отвечать на вопросы о своем происхождении и лишь заметила следователю: «Если судить по небесному, то я – прах земли, а если по земному, то я – выше тебя». Следователь продолжал настаивать, и Вера вообще перестала разговаривать и молчала уже до самой смерти, общаясь со всеми с помощью записок или, очень редко, произнося отдельные слова.

* * *

Молчальницу отправили в коломовский дом для умалишенных, где та провела полтора года. Впоследствии она писала в дневнике: «Мне хорошо там было; я блаженствовала там… Благодарю Бога, что Он сподобил меня пожить с заключенными и убогими. Господь не то еще терпел за нас грешных».

Из дома скорби ее выручила графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская (дочь Алексея Орлова). Сильно верующая и даже принявшая тайный постриг, она тратила все свое громадное состояние на благотворительность. Анна Алексеевна предложила Вере поселиться в Сырковом монастыре. В указе о помещении Веры в монастырь говорилось, что здесь она будет жить за счет Орловой. Орлова позднее из числа своих крепостных дала ей в помощь и глухую келейницу. Глухота келейницы служила гарантией тайны на тот случай, если Вера во сне или случайно скажет что-то, что может прояснить ее личность. О нахождении Веры в приюте для умалишенных Орловой сообщил, как она сама признавалась, кто-то из Петербурга, и она намекала своим друзьям, что знает, кто скрывается под именем Веры Молчальницы. (Интересно, что в поминальнике графини Орловой-Чесменской отсутствуют имена императора Александра I и его жены, с которыми та была хорошо знакома.)

Историк, граф М. В. Толстой, сообщал, что Веру в монастыре приняли враждебно, с крайне большой неохотой, отказывались до последнего от такой «гостьи», и даже сама игуменья ездила к петербургскому митрополиту Серафиму с просьбой выселить Молчальницу из монастыря. Но тот ответил: «Ах ты, дура-баба! Да скорее нас с тобой выгонят, чем ее; и вспоминать об этом не смей!»

Вера жила в отдельной келье-избушке, и, как уже выяснилось после ее смерти, избушка была – точной копией кельи Федора Кузьмича. Современники вспоминали, что в 1848 году Молчальницу посетил сам император Николай I. Он несколько часов «проговорил» с ней за закрытыми дверями (Молчальница давала ему письменные ответы), а выйдя из ее комнаты, сжег на лампаде листки с ответами.

* * *

Умерла Вера Молчальница 6 мая 1861 года.

В ее вещах нашли зашифрованные записки точно такого же вида, как и у Федора Кузьмича, листки с монограммами «ЕА» и «П», написанными чернилами и киноварью, позолоченный крестик и прядь белокурых волос…

Сырков монастырь в 30-х годах XX века был разрушен, могила Веры Молчальницы не сохранилась: по тому месту, где было монастырское кладбище, проложили дорогу. Уже в наше время для поклонения верующих восстановлено старое надгробие, но под ним никого нет.

А вот лежит ли чей-нибудь прах в могиле императрицы Елизаветы Алексеевны в Петропавловской крепости – неизвестно.