Банкиры одержали победу по всем фронтам – финансовая система мира была объединена в одну, и, какие бы кризисы ни обрушивались на отдельные страны, банкиры все равно получали сверхприбыли. Причем, чем страшнее были эти кризисы, то есть, чем больше страданий испытывали простые люди, да и целые народы, тем прибыль была больше. Но вы когда-нибудь встречали богатого человека, который бы считал, что у него достаточно денег? Банкирам снова был нужен какой-то новый всемирный кризис, который принес бы им неслыханные барыши.

Вы правильно поняли, человечество было обречено: всё было готово для начала Первой мировой войны.

Ничто и никогда не создает таких долгов и не приносит таких доходов, как войны. Достаточно вспомнить Англию, где за 190 лет, прошедших от учреждения Центрального банка до поражения Наполеона, страна находилась в войнах 56 лет, а все остальное время к войнам готовилась. А еще можно припомнить, чем промышляли Ротшильды в Европе, финансируя одновременно все воюющие стороны, – там, где прибыль, нет места убеждениям.

После начала Первой мировой в 1914 году германская ветвь Ротшильдов кредитовала Германию, британская ветвь Ротшильдов – Англию, а французская – Францию (и всё это были члены одного клана). В США военными поставками для французов и англичан занимался Джи Пи Морган. Уже в начале 1915 года в день он тратил на вооружение 10 миллионов долларов!

Но прибыли, понятно, никогда не были единственной целью устроителей войн. Войны – это еще и передел мира.

Стремительно развивающаяся на 1913 год Россия была лакомым куском для международных банкиров. По темпам развития она шла далеко впереди всех стран, но введенный в ней законом Александра II Центральный банк не имел ни процента частного капитала!

Как во всякую развивающуюся страну, вкладывать средства в Россию было весьма выгодно. Ленин еще в 1896 году замечал: «В последнее время иностранные капиталисты особенно охотно переносят свои капиталы в Россию, строят в России отделения своих фабрик и заводов и основывают компании для новых предприятий в России. Они жадно набрасываются на молодую страну, в которой правительство так благосклонно и угодливо к капиталу, как нигде… в которой жизненный уровень рабочих, а потому и их заработная плата гораздо ниже, так что иностранные капиталисты могут получать громадные, неслыханные у себя на родине, барыши».

Многие историки, указывая на засилье иностранного капитала в важнейших отраслях экономики России, говорят о ее зависимости и, в известной мере, подчиненности европейскому капиталу. Действительно – в акционерных обществах процент иностранных инвестиций перед войной доходил до 47 %. Но согласиться с этой точкой зрения все-таки нельзя.

Профессор Е. Л. Грановский справедливо указывал, что если Россия и находилась в зависимости от западноевропейского империализма, то только благодаря импорту ссудного, но ни в коем случае не производительного (инвестиционного) капитала. Импорт производительного капитала, или, другими словами, «рост вложений иностранного капитала в русскую промышленность и банки», по мнению Грановского, отнюдь «не приводил к потере Россией ни ее экономической, ни ее политической самостоятельности».

Профессор абсолютно прав: производительный капитал в отличие от ссудного работает на страну и приносит дивиденды, а не отнимает проценты. Грановский подчеркивал: если экспорт ссудного капитала приводит страну, импортирующую этот вид капитала, к потере своей экономической и политической самостоятельности, то экспорт производительного капитала к этим последствиям не приводит. Ссудный капитал, каким он был в России до 1914 года, оказывать на страну какое-либо серьезное влияние не мог.

О том, что Россия была стремительно развивающейся страной, говорит, например, то, что накануне войны в нашей стране было более ста вузов, в которых учились 150 тысяч студентов. (Для сравнения: во Франции в это же время было всего 40 тысяч студентов.) Большинство российских вузов были государственными, созданными различными министерствами или ведомствами, и царское правительство старалось сделать цены на обучение в них как можно ниже. На престижных юридических факультетах в России обучение стоило в 20 раз меньше, чем в США или Англии, а многие неимущие студенты и вовсе освобождались от платы и даже получали стипендии.

Происходил в России и беспримерный рост населения: если в 1902 году в стране проживало 139 миллионов человек, то в 1913-м население империи составляло уже 175 миллионов. Россия занимала третье место в мире по численности населения после Китая (365 млн) и Индии (316 млн). Причем самыми многодетными были крестьянские семьи, и это создавало ощутимые проблемы с малоземельем и безработицей. Однако реформы Столыпина начали эту проблему успешно решать: у России было очень много необработанных земель даже в центрально-черноземной полосе.

Известный французский экономист Эдмон Тэри считал, что «население России к 1948 году будет выше (около 344 млн человек), чем общее население пяти других больших европейских стран. Если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1910 и 1912-м, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях».

Не давала покоя международным банкирам и успешная царская социальная политика. В царской России государство всегда регулировало цены на самые насущные продукты, но при Николае II такое направление экономики стало определяющим. Цены на основные товары – хлеб, нефть, марганец, даже на железнодорожные и трамвайные билеты, на почтовые и телеграфные тарифы – были под строгим контролем царского правительства. Держались цены и на жилье, например, домовладельцам было запрещено поднимать цены при сдаче квартир внаем (этот закон, кстати, действует сегодня в США, но там он был принят позже, чем в царской России). В ноябре 1906 года продолжительность рабочего дня у рабочих была ограничена 10 часами и введены многочисленные ограничения на работу женщин и несовершеннолетних. Опять-таки – на процветающем сегодня Западе подобные меры были узаконены гораздо позже. Многие западные эксперты говорили о том, что Россия располагает самым «рабочелюбивым» законодательством.

Как и позже в СССР, в царской России внутренняя цена на энергоносители была гораздо ниже, чем экспортная, а разница шла на развитие промышленности. Сами по себе низкие цены уже делали модернизацию промышленности в России выгодным делом: это один из секретов обширных иностранных инвестиций в нашу экономику.

Внешний долг страны до 1914 года рос, но весьма умеренными темпами, совпадая с приростом населения. На 1 января 1913 года государственный долг России составлял 53 рубля на одного жителя, а во Франции эта цифра была, в пересчете на российскую валюту, 295 рублей, в Германии – 146, в Англии – 148.

Как же в таких условиях и каким образом 48-я по численности партия страны, занимавшая в Петроградском совете всего два места из шести сотен, смогла в октябре 1917 года совершить «рабочую революцию»?

Понятно, что стремительно развивающуюся страну, этот лакомый кусочек, необходимо было поймать в финансовый капкан. Джейкоб Шифф позже признался, что только он потратил 20 миллионов долларов на финансирование подготовки русской революции. Известно также о фонде с участием денег Ротшильдов. Но там сумма была намного меньше: «всего» 5 миллионов долларов.

Известно и еще несколько «благодетелей», способствовавших началу русской революции. Но тут возникает вопрос: зачем капиталистическим акулам финансировать партию большевиков, которые отрицают капитализм и желают ликвидации частной собственности? Исследователь Гарри Аллан объясняет это просто: «Если сознавать, что социализм есть не метод разделения богатства на всех, а реальный способ консолидации и управления ресурсами, то кажущийся парадокс поддержки социализма сверхбогатыми людьми перестает быть таковым.

Тогда такая помощь становится логичным и даже совершенным орудием жаждущих максимальной власти маньяков».

Историк Клеон Скаузен в книге «Исконный капиталист» высказывается еще откровенней: «Какая бы то ни было власть порождает жажду еще большей власти… Было почти неизбежно, что сверхбогатые однажды возжелают контролировать не только свои богатства, но и богатства всего мира. Наилучшим способом достижения этой цели было удовлетворение амбиций властолюбивых политических заговорщиков, настроенных на свержение всех существующих правительств и установление всеобщей мировой диктатуры».

Большевики брали деньги у капиталистов и посмеивались, собираясь забыть все свои обещания, как только придут к власти. Но не тут-то было! Изумленный Ленин писал в 1920-х годах, когда, казалось бы, вся власть уже была в его руках: «Государство функционирует не так, как нам бы хотелось. Этот локомотив нас не слушается. Кажется, его приводит в движение человек, но он не едет в нужном направлении. Он движется туда, куда его толкает неведомая сила».

Ленин, к сожалению, был очень слабым экономистом (юристом и т. п.), чтобы понимать, что же за силы управляют этим локомотивом.

Член палаты представителей Луи Макфедден, уже гораздо позже, говорил, что «на исторический путь России роковую роль оказали действия международных банкиров. <…> С помощью правления Федерального резерва… через Chase Bank советское правительство получило средства казначейства США. Англия также получала наши деньги через отделения Федерального резерва, а затем перепродавала их советскому правительству под высокий процент. <…> Историческая стройка – ДнепроГЭС – осуществлялась на деньги, незаконно взятые у казначейства США коррумпированными и бесчестными банкирами Федерального резерва».

То есть получается, что, всеми силами пытаясь побороть советскую власть, Америка одновременно ее подпитывала, увеличивая к тому же собственные долги.

Когда советская власть была сброшена и Россия решила встать на новый путь развития, тут уже настала пора удивляться нашему демократическому правительству, которое тоже было ранее весьма далеко от изучения нравов международных банковских акул. В 1992 году Борис Ельцин, например, весьма удивлялся тому, что «вся поступающая в страну иностранная помощь попадает обратно в сундуки западных банков на обслуживание долга».

Но вернемся, однако, к началу Первой мировой войны и началу борьбы за Россию. Историк Б. Б. Граве указывает, что французское правительство, пользуясь отсутствием у России кредиторов, еще перед войной добилось «возможности вмешиваться в военно-стратегические дела России, а в годы войны, когда финансово-экономическая зависимость России от союзников усилилась, требовала в обмен на свое золото жизни русских солдат и принятия Россией на себя наибольших тягот по ведению войны по оттяжке германских армий с Западного фронта».

Вдобавок русское правительство было вынуждено выделить из своих скудных запасов хлеб и другие продовольственные товары и сырье не только для Англии и Франции, но и для «малых союзников» вроде Италии.

Английское правительство, по утверждению того же Граве, предложило поставить России 12 млн снарядов по очень высоким ценам и в крайне растянутые сроки, срывая тем самым наступательные операции русской армии. Это было предложение, от которого было невозможно отказаться: начальник штаба главковерха генерал Янушкевич сказал, что «отклонение нашим правительством подобного предложения может вызвать, в случае неудач на фронте из-за недостатка снарядов, недовольство со стороны союзников».

Обратите внимание на то, что зарабатывали на России именно те страны, где действовали центральные банки с частным капиталом.

Б. Б. Граве утверждал, что Россия вступила в Первую мировую войну не только по своим собственным побуждениям и мотивам, но и под влиянием английского и французского капитала, привязавшего ее (посредством займов) к своей колеснице войны. А уже во время войны экономическая зависимость России от своих старших партнеров – Англии и Франции – позволяла последним навязывать ей в ходе войны (за предоставляемые займы и поставки вооружения) такие условия, которые сводили фактически на нет ее самостоятельную роль в этой войне и заставляли Россию воевать не столько за свои, сколько за чужие интересы. Профессор прав не во всем, но роль России как некой марионетки он увидел совершенно правильно. Интересно, что абсолютно в тех же условиях оказались и Соединенные Штаты.

О том, что все страны зависят от интересов всемирного банковского капитала, в русском правительстве осознавали весьма хорошо. Вот, например, изданная в «Архиве русской революции» стенограмма обсуждения русским правительством в августе 1915 года ультиматума еврейских банкиров об отмене черты оседлости. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов говорил: «Союзники тоже зависят от еврейского капитала и ответят нам указанием прежде всего примириться с евреями». Министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов резюмировал: «Мы попали в заколдованный круг… мы бессильны, ибо деньги в еврейских руках и без них мы не найдем ни копейки, а без денег нельзя вести войну».

Черта оседлости в итоге была отменена, но это лишь, скажем так, узкоспециальное требование, дань мировых банкиров своей национальной принадлежности. Их главные интересы – «Прибыль любой ценой!» – вряд ли учитывали чаяния простых евреев.

Вступление Америки в мировую войну было сыграно так. Первым звонком стало затопление германской субмариной пассажирского лайнера «Лузитания», на борту которого находились 128 влиятельных американцев.

Многие члены правительства США засомневались, что это сделала Германия, а госсекретарь даже ушел в отставку. Но, несмотря на воинственные завывания прессы, правительство продолжило держаться объявленного в начале войны нейтралитета.

24 марта 1916 года германская подлодка потопила пассажирское судно «Суссекс». Среди жертв снова оказались граждане США. Но и этот инцидент не поколебал позицию правительства.

В конце 1916 года министр иностранных дел Германии Артур Циммерман разработал план на случай вступления США в войну. Союзник Германии, Мексика, должна была атаковать США. В январе 1917 года Циммерман послал телеграмму с подробностями своего плана германскому послу в Вашингтоне графу Бернсдорфу. В телеграмме указывалось, что, если Вашингтон все-таки примет решение о вступлении в войну, послу Германии в Мексике фон Экхарду будет указано связаться с президентом Мексики и побудить того начать боевые действия против США. Взамен Германия обещала после войны передать Мексике территории, ранее аннексированные Соединенными Штатами, – штаты Техас, Нью-Мексико и Аризону. Эта телеграмма была перехвачена и расшифрована британским секретным отделом «Комната № 40», после чего передана американцам. Вскоре непонятным образом она попала в американскую печать и вызвала бурное возмущение общественности. Уже через месяц конгресс США официально объявил войну Германии.

В этой истории обращает на себя внимание необычно большая роль прессы. Она велика не только в США, но также в Германии и России. Известный советолог У. Лакер пишет, что накануне войны «пресса в России, как и в Германии, сыграла главную роль в ухудшении отношений между обеими странами… Можно быть почти уверенным, что без прессы Первой мировой войны вообще бы не было».

Забавно, что о прессе был разговор и на заседании русского правительства по поводу отмены черты оседлости. В. Кривошеин предлагал просить международные банки об ответных услугах: «Мы даем вам изменение правил о черте оседлости… а вы… окажите воздействие на зависимую от еврейского капитала (это равносильно почти всей) печать в смысле перемены ее революционного тона». Тут уже можно обойтись без дальнейших подробностей: способы обработки масс и заражения их, по меткому выражению одного из менял, «вирусом патриотизма» ясны.

Вскоре, как известно, Россия выходит из войны, и большевики заключают Брестский мирный договор с Германией, отдав ей часть своих территорий. Весьма интересно дальнейшее поведение Вудро Вильсона. 18 января 1918 года он предлагает программу мира, сформулированную в знаменитых 14 пунктах, в которых говорится о демократическом мире без аннексий и контрибуций и т. д., а также выступает с проектом Лиги Наций, которая якобы должна умиротворить мир. Но само правительство Соединенных Штатов в Лигу Наций вступать отказалось.

Но дело-то было не в ней. Все страны были втянуты в войну, то есть в большие долги, и чей-то окончательный проигрыш международные банки не устраивал. Тем более что одна из основных целей – свержение русского царя – была достигнута.

Премьер-министр Ллойд Джордж в британском парламенте, комментируя отречение Николая II, открыто признал: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война». Английская газета «Дейли ньюс» охарактеризовала Февральскую революцию как «величайшую из всех до сих пор одержанных союзниками побед… Этот переворот несравненно более важное событие, чем победа на фронте».

Англия была нашим союзником, если вы позабыли…

Война, впрочем, вскоре закончилась, экономики стран, затронутых ею, начали стабилизироваться, и банкиры снова зачесали затылок.

Нужна была новая встряска…

Мир стоял на пороге Великой депрессии.