Вот уже несколько столетий о загадках пирамид говорится так много, что, безусловно, должны были найтись энтузиасты, которые попытались бы разгадать эти тайны «в домашних условиях». И они появились. Но если в XIX веке, в основном, обсуждались пропорции пирамид, и энтузиасты принимали посильное участие в отыскании «идеального локтя», то в веке XX пошли разговоры о необычном воздействии пирамид как на биологические, так и на сугубо технические объекты. Энтузиасты занялись «экспериментами с живой и не живой природой». И, как это ни удивительно, если и не добились выдающихся успехов, то, по крайней мере, обнаружили и доказали: сама форма пирамиды может воздействовать на совершенно различные предметы.
Впервые это было обнаружено во время Второй мировой войны. Немецкие летчики заметили, что, когда они проходят над пирамидами на бреющем полете, приборы в самолетах отказываются работать. Тогда же выяснилось, что местные летчики, то ли из страха, то ли еще из каких-то соображений, никогда над пирамидами не летают. Но этот весьма любопытный феномен так и остался неизученным.
Лишь через некоторое время француз Антуан Бови попытался разобраться с энергиями пирамид. Он уже исследовал их и с удивлением находил там мертвых животных, совершенно не тронутых разложением, хотя для того были все условия: жара, высокая влажность…
Бови соорудил точный макет пирамиды Хуфу, сориентировал ее по сторонам света и положил внутрь, на уровне трети высоты, дохлую кошку. Через некоторое время он, не веря своим глазам, обнаружил, что кошка не разлагается, а просто мумифицировалась. Результаты его исследований были опубликованы. И сразу энтузиасты начали строить у себя дома пирамиды и закладывать в них самые разнообразные вещи.
Уже знакомый нам Карел Дрбал, специалист в области радиоволн, прочитав отчеты энтузиастов, весьма заинтересовался выявленными феноменами, и даже вывел целую теорию о том, что пирамиды каким-то образом концентрируют космическую энергию. Ему не терпелось проверить свои догадки на деле и воздействовать космическими лучами на какой-нибудь предмет. Он соорудил маленькую домашнюю пирамиду, но под руками не оказалось ничего особо подходящего, и он сунул внутрь только что купленную одноразовую бритву. На следующий день, через 24 часа, он извлек ее и попытался ею побриться. К его полному разочарованию, с бритвой ничего не произошло: космические энергии отказывались затуплять лезвие. Дрбал поместил бритву назад, решив проверить, что будет с ней еще через сутки. Но и через сутки бритва не затупилась, он вполне нормально ею побрился. Лишь через несколько дней такой проверки он понял, что он бреется одноразовым станком слишком уж долго, а тот все равно остается острым. Первые признаки затупления станка он обнаружил лишь на 60-й день эксперимента.
Он купил новый станок и повторил эксперимент. На этот раз он брился одноразовой бритвой, пока та не стала тупиться, сто дней.
Дрбал не рассматривал этот эффект как что-то серьезное, но по совету друзей решил получить на него патент. И подал заявку. В социалистической Чехословакии к мистике пирамид относились с марксистским подозрением. Дело в том, что, в отличие от капиталистических стран, где патенты выдаются на любую оригинальную придумку, при социализме было необходимо не просто что-то изобрести, но еще и подвести под это изобретение строгую научную базу. Дрбал так и не смог этого сделать, и потому патент был ему выдан лишь через десять лет, в 1959 году, когда патентной комиссии возразить изобретателю было уже совершенно нечего. Патент ему выдали скорее в виде исключения – как известному ученому, который на досуге, чудак, затачивает одноразовые бритвы. В том, что бритвы действительно не теряют остроты, патентная комиссия уже не сомневалась.
Впрочем, объяснять феномен все-таки как-то пришлось. Но максимум, что Дрбал смог сделать, так это предположить, что сталь высокого качества обладает определенной эластичностью, которая позволяет исправляться малым деформациям самим по себе. Если побриться и оставить лезвие в покое на два-три месяца, то его острота снова восстановится. Но конфигурация пирамиды создает резонансные условия для разного рода излучений и ускоряет этот процесс до 24 часов.
Нашлось много желающих повторить эксперименты Дрбала (а что вы хотите? бритвенные лезвия – это же дефицит!), и было выяснено, что круглые пирамиды, без граней, которые не требуют ориентации по сторонам света, «затачивают» лезвия ничуть не хуже. Пирамиды «для заточки лезвий» стала выпускать промышленность, и их даже закупал СССР. Понятно, что в энергию пирамид в Министерстве торговли мало кто верил, но бритвы-то были дефицитом…
Через некоторое время, заинтересовавшись исследованиями Дрбала, его эксперименты решил повторить Пауль Ликенс. Он вспоминал:
«В некотором роде, занятие подобными экспериментами весьма притягательно и завораживает, по крайней мере, в моем случае. Когда я только приступил к разработке этой темы, то пребывал в некоторой нерешительности. Мало того, мой скептицизм тогда был большим, чем у нынешних, не верящих в неведомые силы природы. Мои первые эксперименты кончались полным провалом, поскольку в своей первой пирамиде я даже не соблюдал правильных пропорций и неверно ее ориентировал. Кроме того, я пренебрегал и еще одним важным фактором. Первые опыты проводились в моем кабинете в течение года. Но в мастерской под кабинетом работало множество разных машин, а считается, что пирамиды крайне чувствительны к их энергиям. Когда я узнал об этом, все помехи были легко сняты.
Сперва я намеревался наточить затупившееся бритвенное лезвие. И в конце года обнаружил, что у меня ровным счетом ничего не получилось. Затем попытался использовать пирамиду для мумифицирования мяса. Но в то время мы как раз купили маленького щенка, которого мясо явно интересовало гораздо больше, чем послание пирамид. И однажды он прорвался внутрь модели и проглотил весь экспериментальный образец. Этот эпизод дал мне понять, что, прежде чем я смогу приблизиться к осознанию феномена пирамид, должно пройти немало времени. И ради этого мне даже пришлось ненадолго прекратить свои опыты, чтобы затем вернуться к ним уже с большим сознанием того, что же именно я делаю.
Я познакомился с Этьеном ван дер Керкховом, который любезно соорудил для меня большую пирамиду из прочного картона. Должен признаться, что сам я не очень-то рукаст и ни за что не сумел бы построить нечто подобное. Я возобновил свои опыты с бритвой, но на этот раз использовал двойное лезвие. И помещал его на треть высоты пирамиды, ориентированной строго на восток-запад. Даже при этом я совершил ошибку в определении, где же находится север. Правда, как выяснилось потом, просчет не был особенно велик.
Эксперименты всегда должны проводиться так, чтобы их можно было контролировать и получать какие-то численные результаты. Для меня точкой отсчета служило то, что обычно я брился одним лезвием от четырех до двенадцати раз. Здесь был большой разброс в зависимости от качества бритвы. Но вот все расчеты были проделаны с максимальной точностью, и под лезвие была подложена книга для достижения необходимой трети высоты, в моем случае 13,33 сантиметра, так как пирамида достигала сорока сантиметров. Прошло восемь дней. Я страшно волновался. Каждое утро я вынимал лезвие из пирамиды и снова клал его обратно после бритья. На двенадцатый день наступил максимальный срок пригодности нормального лезвия. Но и на тринадцатый я побрился без проблем, лезвие продолжало быть острым; затем был четырнадцатый день, пятнадцатый, двадцатый, и мало-помалу я стал впадать в эйфорию: „Да возможно ли это?“. На двадцать пятый день бритва не затупилась, и на сороковой тоже, что было совершенно невероятным. Я продолжал бриться ею сто десять дней. Вдобавок могу сказать, что с другими лезвиями я достигал лучших результатов: 210, 190 и 260 дней соответственно. Затем я принялся экспериментировать с конической пирамидой. Когда закончился первый удачный опыт, я уже решился посвятить этому феномену как можно больше времени и узнать о нем все, что возможно».
«Примерно год спустя после первого опыта, – писал П. Ликенс, – мой пес достаточно повзрослел, чтобы перестать грызть все, что попадается ему на пути. Я взял кусок мяса, разрезал его на две половинки и поместил одну в пирамиду на треть высоты, считая от основания. Другой кусок я положил в картонный ящик неподалеку. Здесь опять была допущена ошибка, так как воздействие пирамиды ощутимо в радиусе нескольких метров. Несмотря на это, по прошествии определенного времени разница в состоянии двух кусков стала очевидной. Кусок в пирамиде высох и немного потемнел, хотя в некоторых местах оставался все того же розового цвета. Никаких следов плесени! Кусок в ящике стал весь серый и покрылся зелеными пятнами. Однако никакого зловония, свойственного протухшему мясу, он тоже не испускал.
Впоследствии я прочел в одной книге, как некий энтузиаст-американец провел подобный эксперимент в ванной комнате своего дома, где, естественно, и температура, и влажность воздуха были совсем иными, чем в моих жилых помещениях. Кусок мяса, положенный в пирамиду, оставался неиспорченным, в то время как другой совершенно сгнил. И этот экспериментатор дошел даже до того, что съел мясо из пирамиды!»
Но Паулю Ликенсу этих экспериментов показалось мало, и он решил испытать пирамиду на чем-нибудь более научном, что можно было бы проверить уже более конкретно, чем два куска мяса. Он решил поставить эксперимент на семенах. Он две недели хранил в пирамиде семена редьки, а потом высеял их одновременно с контрольной группой семян, которые были из того же пакета, но лежали от пирамиды как можно дальше. В итоге «пирамидальная» редька выросла почти в два раза крупнее по размерам, чем контрольная.
«Однажды, когда меня пригласили в гости к знакомым, – вспоминал Ликенс, – я поведал им об опытах с редькой. Естественно, мой рассказ был воспринят с изрядной долей недоверия. Тогда я принес несколько плодов со своего огорода, и один из скептиков взялся попробовать самый большой экземпляр, предварительно вымыв его из предосторожности. К большому удовольствию всех собравшихся, его лицо перекосила такая гримаса, будто он взял в рот обжигающе горячую картофелину, настолько острый вкус оказался у моей редьки».
Эксперименты с растениями были повторены в университете города Сан-Хосе в Калифорнии. Всего было проведено шесть серий экспериментов по сто семян брюссельской капусты в каждом. Семена были положены:
– на пирамиду высотой в 47,5 сантиметра;
– внутрь пирамиды высотой в 47,5 сантиметра;
– на ящик такого же объема из такого же материала;
– внутрь ящика такого же объема и из такого же материала;
– в контейнер, где семена поливали водой, выдержанной в пирамиде;
– в контейнер, где семена поливали обычной водой.
Выяснилось, что у семян, полежавших внутри пирамиды, скорость роста была заметно выше, чем у тех, что размещались поверх нее. Также неплохие результаты показали семена, политые «пирамидной» водой.
Продолжал свои эксперименты и Ликенс:
«Я раздобыл американский макет пирамиды, сделанный из трубочек, приблизительно сорок сантиметров высотой. Если даже его покрыть пластиком, то система все равно остается открытой, и тепло не может играть существенной роли. Эта конструкция из трубочек была поставлена над местом, где должны были вырасти цветки шафрана.
Первыми проросли те растения, которые оказались внутри пирамиды, – за неделю до всех остальных, которые находились на той же клумбе и, следовательно, получали такую же порцию солнечных лучей.
Во втором эксперименте с нарциссами результат был таким же. Мне даже не потребовалось перемещать пирамидку, так как на той же клумбе были посеяны и эти цветы. В результате получилось следующее: семьдесят девять растений с одной клумбы и четырнадцать из-под пирамиды. Средняя длина выросших внутри пирамиды была 19,64 сантиметра, а снаружи – 14,53 сантиметра. Таким образом, разница достигала тридцати пяти процентов. Вероятно, она была бы еще большей, если бы я поставил свою пирамидку раньше, до того, как засеять семена, и в правильное время. Американские исследователи, проведшие похожие опыты, говорят о разнице семьдесят пять процентов».
Вскоре домашними пирамидами заинтересовался Франк Иво Ван Дамм, известный в Европе граверофортист. Он провел эксперименты с двумя помидорами: один помидор был положен им под пирамиду, а другой под ящик. Помидор под ящиком сгнил и покрылся плесенью. Другой же просто медленно засыхал. Франк Иво вскоре забыл о своем опыте и лишь по прошествии года обнаружил, что под пирамидкой продолжает сохнуть томат. Теперь он был уже желтого цвета и размером с изюминку.
Карел Дрбал, однако, указывал, что эксперименты не всегда проходят с одинаковым успехом, и относил это на счет перемены направления космических энергий, а также связывал воздействие пирамид на объекты с атмосферными явлениями. «Я уже настолько хорошо изучил эту связь с атмосферными явлениями, – говорил он, – что могу иногда их предсказывать при помощи обыкновенной бритвы».
Между тем Ликенс перешел к экспериментам на продуктах. Купив желе из порошка «Санкист», который изготовляется из различных калифорнийских цитрусовых якобы с использованием самых отборных плодов, он поместил его в пирамиду. Несколько раз он проводил этот опыт вместе с женой и детьми, но был не уверен в правильности своих выводов. Как-то он провел дегустацию с участием нескольких слепых, которые не знали, что им предлагают продукты, побывавшие внутри пирамиды. Еще одним дегустатором стал журналист, пытавшийся взять у него интервью. Результаты были одни и те же, хотя, как признавал Ликенс, и слабо уловимые. Вкус желе под воздействием энергии пирамиды утончился, а острота лимонной кислоты уменьшилась.
Потом, как показалось Ликенсу, он понял, кто может быть идеальным дегустатором, и решил провести эксперимент на своей собаке. Он купил собачьей колбасы (не той, какой это название иронично дали в СССР, а изготовленной специально для животных) и приступил к эксперименту:
«Только между мной и моим псом могла существовать некая ментальная связь, и я сам постарался ее заблокировать. Мой пес из породы фокстерьеров, известной своим тяжелым характером и упрямством. Вероятно, следовало еще позаботиться, чтобы на него никак не повлияли мои знания. Я взял колбасу весом семьсот граммов и разделил ее на две половины. Сама по себе она прекрасно могла храниться в течение четырех дней в холодильнике. И вот одну половину я поместил в пирамиду, а другую – в холодильник. Через сутки я отрезал от каждой по куску и, положив их на отдельные тарелки, предложил своему псу Тимми. Собака обнюхала обе тарелки и попробовала чуть-чуть из каждой. Затем я убрал обе тарелки, оттащил Тимми на пять метров от них и поставил тарелки на расстоянии десяти сантиметров друг от друга. Когда пес направлялся к правой, я вынуждал его быстро переходить влево, чтобы он ясно представил себе, что лежит на каждой из них. Затем снова оттаскивал Тимми от тарелок и спускал с поводка. И наблюдал, куда он побежит в этот раз. Как только он начинал есть, снова возвращал его на прежнее место в пяти метрах. Тимми такие игры явно не нравились! Иногда я менял тарелки местами. И в результате получил следующее: из тридцати попыток пес двадцать семь раз предпочел колбасу, побывавшую в пирамиде».
Вскоре по всему миру появились общества любителей пирамид, которые, складывалось такое ощущение, целыми днями только и думали, куда пирамиду можно приткнуть еще. Ею лечили облысение, потливость ног, «заряжали» воду для питья и умывания.
Любитель пирамид из Голландии Франс Тюйвис утверждал, что проводил опыты с бензином, и его расходы уменьшались на целых двадцать пять процентов. Это весьма заинтересовало Ликенса, и он решил проверить все сам.
«Во время этих опытов я пережил несколько поистине волнующих, тревожных моментов, – вспоминал ученый. – Сперва мне потребовалось установить обычный расход бензина, и, наконец, я очень точно высчитал, сколько бензина потребовалось, чтобы проехать 2522 километра. Затем я поставил в багажник, прямо на бак с бензином, пирамидку. Она была высотой сорок сантиметров, и, таким образом, самое мощное поле концентрации ее сил располагалось на высоте в 13,33 сантиметра от основания. И точно на этом уровне был центр моего бака с горючим. Конечно, нельзя было дожидаться, пока бак опустеет совсем, а приходилось подливать каждый раз, когда он оказывался наполовину опорожненным или даже когда количество жидкости уменьшалось на четверть. Семидесяти двух часов вполне хватало для воздействия излучения, и, таким образом, мой бак всегда оставался в готовности. Я даже отметил место на мостовой у бензоколонки, где всякий раз останавливался для дозаправки, и договорился с женой, что она будет следить за тем, чтобы бак наполнялся всегда до одного уровня. Таким образом, я всегда мог знать, сколько горючего было израсходовано для прохождения известного расстояния. После того как я наездил 3645 километров, среднее потребление оказалось равным 11,65 литра, что означало экономию 7,8 процента. В этом я не нашел ничего обнадеживающего и решил чуть подправить свой план: поставил в багажник коническую пирамидку, для которой ориентация по сторонам света не имела никакого значения. Пройдя еще 2638 километра, я сэкономил всего 5,7 процента бензина.
Весьма расстроенный таким результатом, я связался с господином Тюйвисом, который посоветовал мне соорудить новую пирамидку и обернуть ее фольгой. Я заказал картонную конструкцию высотой сорок сантиметров. Наездив еще 1205 километров, я обнаружил, что теперь на каждые сто километров уходит 11,16 литра бензина, экономия составила 11,9 процента. Тогда я разметил в багажнике с помощью картонной линейки, где находится север при тех двух положениях машины, в которых она больше всего стояла: на парковке около моей работы и в домашнем гараже. Затем появилось нечто, что объяснило, почему мои результаты оказались столь ничтожными по сравнению с достижениями господина Тюйвиса и других. Оказалось, что в моем гараже наличествует какой-то побочный фактор (вероятно, телевизор, который стоял в доме как раз над гаражом и примерно над багажником). Я устранил этот фактор. И тут экономия достигла восемнадцати процентов.
Потом я вообще изъял пирамиду из багажника, и постепенно потребление бензина возросло до 12,5 литра на сто километров. А вскоре мой экипаж вообще испустил дух, и его пришлось заменить новым».
Стоит сказать, что со временем эксперименты с пирамидами дошли уже до чистого шаманства, никак не проверяемого научными методами, и потому мы этот увлекательный рассказ прекратим.