Вселенская тьма потому и была свята, что освящалась лишь собственным могуществом. Всякие поползновения к паритету ее безграничной власти считались вздором. Всякие оспаривания оного факта -- безумием. Островки жизни, вкрапленные в ее невидимую ткань, по сути являлись нонсенсом бытия.

   -- Вижу огни большого города! -- громогласно заявил Маулин. -- Судя по карте, это должен быть Познань!

   Дремлющий от усталости Лаудвиг лениво поднял голову и из произнесенных слов понял только последнее. Познань -- крупнейший после Варру-шивы город Панонии. Здесь наконец-то можно будет поесть и отоспаться, а главное -- выпить кое-чего покрепче перебродившего кваса, остатки которого еще плескались во флягах их обоза.

   -- Донесите караульным кто мы такие, и заворачиваем в ближайшую таверну! -- приказал Минесс. Его конь ретиво заржал, подтверждая сказанное.

   Лаудвиг окончательно проснулся лишь тогда, когда услышал звуки национальной панонской музыки и разноцветные факела, украшающие вход в таверну. Музыка оказалась совершенно чуждой его слуху. Воспитанный в утонченных вкусах школы Мориса, принц воспринимал все эти примитивные побрякивания на незатейливых инструментах мелодией для дебилов. Тем не менее, множество простолюдинов в исступлении плясали возле таверны, считая, что чем шире они махают руками и ногами, тем красивее выглядит их танец. Измотанные долгой дорогой франзарские солдаты неуклюже посваливались со своих лошадей и направились в распахнутые двери. Ольгу, дремлющую в клетке, оставили на улице. Князь Мельник тихо шепнул ей:

   -- Я вынесу чего-нибудь поесть... Потерпите, госпожа. Уже недолго осталось.

   Она лишь сонно открыла глаза, слегка кивнула и снова опустилась в спасительную дремоту. Князь с удивлением для себя заметил, что даже начал привыкать к ее внешнему облику. Ведьма выглядела не такой уж отвратительной, как поначалу. Искусно наложенные морщины не смогли полностью затмить красоты лица юной девы. Даже копна седых растрепанных волос, которую ей милостиво одолжила Нида, "любовница" Альтинора, как-то театрально и неестественно смотрелась на ее голове. Ольга была и оставалась сама собой -- тем милым божественным существом, которому поклонялись во дворце царя Василия. Ее простота поражала всех. Отец дарил ей богатые наряды, а она все раздавала своим подругам. Причем, подруг она выбирала себе исключительно из деревенских девок. С ними же проводила все свои игры и развлечения. Князь, вспоминая это, озабоченно вздохнул.

   -- Господа франзарцы, что будете заказывать? -- кельнер с яркой бабочкой на шее принялся извиваться вокруг знатных гостей с потаенной надеждой на солидные чаевые.

   -- Все, что достойно нашего аристократического языка! -- заявил лейтенант. -- Давай, шевелись, мы измотаны до предела. Еще отоспаться надо...

   Ходили слухи, что панонская огневица крепче любого вина, секиры и даже деревенской самогонки. За пределами этого миража о ней слагались легенды, будто она приправлена волшебством, будто от ее воздействия душа улетает до небесных костров, а тело сваливается на пол. И еще чего только не плели болтливые языки. Сейчас франзарцам представилась уникальная возможность подтвердить или опровергнуть справедливость подобных слухов.

   -- Эй, официант! Или как там тебя... Огневицы, будь любезен! -- Лаудвиг изобразил размашистый королевский жест, которым он повелевал всеми барменами у себя, в Нанте.

   Кельнер приволок на подносе миниатюрные стопочки и начал разливать по пятьдесят грамм в каждую, внимательно следя при этом за горлышком бутылки, словно опасаясь пролить лишнюю каплю. Лаудвиг, поглощая жаждущим взглядом бесцветную жидкость, все более хмурил брови.

   -- Ты издеваешься, парень? Или деньги наши жалеешь?

   -- Господа франзарцы, наверное, еще не знают, что огневицу следует пить мелкими дозами и осторожными глотками. Это очень опасная жидкость! -- кельнер говорил с сильным акцентом, и гостям казалось, что он намеренно коверкает красивый франзарский язык. Вообще, его рожа выглядела достаточно одиозной, и принц невзлюбил его с первого взгляда.

   -- Во славу Непознаваемого! -- Лаудвиг, не думая, изверг из себя этот банальный тост и поднес рюмку к носу. Потом залпом отправил ее содержимое в свой внутренний мир.

   Да... это было похоже на волшебство. Горькое волшебство. По горлу прокатился комок настоящего огня. Из глаз брызнули слезы. Во рту было чувство столь сильного жжения, будто туда насыпали перцу. Лаудвиг нащупал рукой стакан холодной воды и тотчас отправил его следом. Пожар быстро затух. И вот тогда-то мир по-настоящему преобразился. Звуки и голоса стали плавать по таверне, очертания всех предметов оказались размыты пьяным воздухом, жесткая скамья, на которой он сидел, внезапно размякла. В немеющем теле почувствовалось приятное покалывание.

   -- У-ух х-ха! -- Лаудвиг мотнул головой, и вся черная вселенная чуть не перевернулась от этого жеста. -- Дру-узья, мне начинает нр-равиться наш поход! И даже ведьма, которую мы везем, мне тоже начинает нр-равиться! Пойду-ка я ее поцелую!

   Принц поднялся для свершения задуманного, но тут пол под его ногами пошатнулся, и он снова рухнул на лавку, едва не опрокинувшись с нее вверх ногами. Хорошо лейтенант вовремя поддержал его за спину.

   -- Еще огневицы! -- Лаудвиг изящно изобразил свой королевский жест рукой. Но вместо ожидаемого кельнера с бутылкой жидкого колдовства он увидел напротив себя совершенно незнакомую морду с большими отвислыми щеками.

   Неизвестный сел напротив, протянул пятерню к королевским закускам и совершенно бесцеремонно отправил себе в рот связку вишен. Его наглые немигающие глаза все время смотрели прямо на принца. Лаудвиг, находясь в пьяной эйфории, поначалу даже не сообразил что к чему.

   -- В чем дело, господин толстая рожа? Х-ха! Ты хоть знаешь, кто с тобой говорит?

   Панонец выплюнул вишневые косточки прямо на стол, и в ушах у присутствующих зазвенел его густой басистый голос:

   -- С детства не люблю смотреть на морды франзарцев. И почему для них до сих пор не придумали намордники? Я бы по этим намордникам отличал франзарца от добропорядочного человека.

   Князь Мельник, лишь пригубившей огневицы и поэтому самый трезвый из всей охраны, быстро оценил обстановку. То, что это наезд, не оставалось сомнений. Он кинул изучающие взгляды по всем углам таверны. За двумя столиками сидело с десяток вооруженных панонцев, пристально следящих за разгорающимся конфликтом, с другой стороны еще пятеро. Итого -- пятнадцать. Впрочем, дело не в этом. Если надо, они только свистнут, и сюда сбежится весь Познань. Дело совсем в другом: нужно во что бы то ни стало избежать кровопролития. Это нужно прежде всего Ольге, жизнь которой и так висит на волоске. Поэтому князь сжал волю в кулак, любезно улыбнулся незнакомцу и произнес:

   -- Послушайте, господин...

   -- А рауссам вместо намордников я бы разрисовал лица черной краской, чтобы отличать их от франзарцев -- это во-первых, и от добропорядочных людей -- во вторых! -- проникновенный бас заставил князя побагроветь и сжать кулаки.

   Еще одну попытку сгладить ситуацию произвел лейтенант Минесс:

   -- Господин, я бы посоветовал вам быть осторожней в словах. Мы выполняем важное поручение франзарского короля Эдвура. Поверьте, не в ваших интересах портить с ним отношение.

   Панонец скривил все складки своего лица и оскалил зубы. Никто бы и не подумал, что так выглядит его улыбка.

   -- Как ты сказал? Эдвура? Странно... Одного из псов в моей псарне тоже кличут Эдвуром. Уж не его ли важное поручение вы выполняете?! -- и тут он позволил себе расхохотаться. Раскаты его густого, внушающего ужас смеха, словно раскаты грома, прокатились под потолком таверны, сочтя его за каменный небосвод. -- И что ж за поручение такое? К-ко... Косточку принести?!

   Тут загоготала вся панонская часть посетителей. Лаудвиг в жизни еще не испытывал таких унижений. Даже когда отец его, пьяного, пинал, загоняя под кровать, он чувствовал в себе больше человеческого достоинства, чем теперь.

   -- Подумайте, пан наглая рожа, если вспыхнет конфликт, вы погибните первым. А у вас, помимо любимых псов, наверняка есть жена и дети. Так что еще не поздно извиниться.

   Панонец медленно, неспеша почти нежно протянул к принцу руки и резким движением схватил его за шиворот.

   -- Извиниться? Перед тобой?

   Воистину их огневица помрачает разум. Эта мысль в голове лейтенанта возникла почти одновременно с резким ударом по столу. Скатерть оказалась разрезанной надвое, многие тарелки попадали на пол. Брызнувшая кровь залила изысканные яства. На столе между недопитых стопок лежали две отрубленные руки. Панонец с ужасом посмотрел на свои окровавленные культи, хотел что-то крикнуть, но возглас так и застрял у него в горле, расклинив челюсти и исказив лицо гримасой недоумения. Только потом лейтенант сообразил, что все это натворил его лишенный воздержания меч.

   Все панонцы, находящиеся в таверне, поопрокидывали столы, за которыми сидели и обнажили оружие.

   -- Готовность к бою! -- крикнул Минесс, и франзарские солдаты сделали то же самое.

   Грохот поднялся как во время настоящего побоища. На каменный пол летели и разбивались вдребезги бутылки дорогих вин, фаястовая посуда, хрусталь и железо. Все это вылилось в лавину звенящих звуков. Мечи были тут же обнажены. Двуствольные арбалеты наведены на живые цели. Солдаты замерли ожидая только команды. Со стороны панонцев тоже оказалось два арбалетчика. У Лаудвига дрогнуло сердце, когда он понял, что их стрелы смотрят прямо на него. Возникла напряженная тишина, в которой разразился лишь вопль хозяина таверны:

   -- О изверги! Что вы наделали?!

   Минесс, проявляя последние капли дипломатии, гневно закричал:

   -- Послушайте, паны! Этот человек получил по заслугам. Вы сами слышали все его оскорбления. Любой из вас на нашем месте поступил бы точно так же, будь у него хоть толика достоинства. Мы не хотим кровопролития. Если вы имеете к нам какие-то претензии, говорите. Всякий спор можно решить миром, и будь проклят тот, кто утверждает обратное.

   Один из панонцев неожиданно заявил:

   -- К вам у нас нет никаких претензий, но мы хотим всенародно сжечь вашу ведьму, дабы она не оскверняла наш мираж своим присутствием!

   Лаудвиг вздохнул с явным облегчением.

   -- Да и черт бы с ней, с этой ведьмой!

   Музыка на улице продолжала незатейливо теребить воздух, но тут среди бряцаний струн и тягучих звуков флейт раздался чей-то отчаянный крик. Ольга!.. Мельник пересегнул через опрокинутый стол, задравший кривые ножки вверх, и мигом очутился у выхода. Так и есть! Двое неизвестных проникли в ее клетку, схватили за руки. Та кричала, упиралась, с надеждой поглядывала в сторону таверны. Всего несколько прыжков и князь уже был рядом. Всего несколько движений правой руки и два бездыханных тела пали к его ногам. У одного была снесена верхняя половина черепа, из которой вместе с оторванным мозгом вывалились глазные яблоки. Картина в жанре хоррор: лежит мертвый человек с пустотой в глазницах, а рядом на него глядят его собственные глаза, лишенные век с расширенными от ужаса зрачками. Ольга зажалась в угол клетки и перепугано смотрела куда-то в сторону.

   -- Браво, князь! Вы великолепно справляетесь с ролью охранника! -- раздались вялые одиночные аплодисменты.

   Мельник вздрогнул. Говоривший не был панонцем -- это точно. Фраза была произнесена на астральском языке. И болезненно-знакомым показался голос говорившего... Мельник очень медленно обернулся. Впрочем, разворачивался бы он быстро или даже молниеносно -- это ничего бы не изменило. Открывшаяся картина сначала была изучена взором, лишь потом понята рассудком, и в самую последнюю очередь -- воспринята чувствами. Тилль Хуферманн, тайная ищейка президента Калатини, а за ним -- человек пятьдесят, не меньше, вооруженных головорезов.

   В тот же миг, проклятый среди всех мгновений его жизни, в грудь князя прилетело несколько стрел. Металлические пластинки юшмана успешно отразили их по сторонам, но болезненный удар откинул его на несколько шагов назад.

   -- Немедленно в таверну! -- крикнул Хуферманн. -- Перебить всех до одного, пока они не разбежались оттуда как тараканы!

   Майор посчитал, что расправиться с князем достаточно и пяти человек, все остальные ринулись в гостеприимно распахнутые двери, пугая пьяных танцоров. Музыка играла все фальшивее и фальшивее. Гитаристы невпопад перебирали струнами, а флейтисты скорее извлекали вой, чем гармонику. Инстинкт самосохранения поднял Мельника на ноги, его меч несколько раз рубанул пустоту воздуха, и пустота звенящими осколками разлетелась по сторонам. Астральцы ломанулись в клетку, в чем и заключалась их ошибка. Князь резко закрыл решетку, в результате двое из нападавших оказались внутри, а трое с наружи. Уж с двум-то противниками князь расправлялся, как школьник с задачками про яблоки. "Володя, если от двух яблок отнять два яблока, то сколько их останется?" -- вспомнил он голос своей детской воспитательницы Марфы.

   -- Ни одного! -- его меч прошел сквозь живот черноволосого астральца, и тот замер, даже не успев сделать взмаха ятаганом.

   Второй в этот момент оказался сзади. Мельник, не вынимая меча, сделал резкое движение вперед. Помощницей ему в сем подвиге оказалась только его богатырская сила. Оба астральца оказались, словно ломтики шашлыка на шампуре, нанизаны на один меч. Князь брезгливо поскидывал их на пол и добил ударами в горло, которые он называл "успокоительными". Оказавшись снаружи, князь встретил сразу три обнаженных острия. Астральцы, извергая ругательства на своем языке, окружили богатыря, и тому приходилось постоянно вертеться, чтобы отражать их выпады. Да... задача трех тел решалась сложнее. Мельник в сотый раз говорил спасибо своему защитному юшману, хоть и пропускающему боль, но не дозволяющему острию холодного оружия проникнуть в тело. Звон каленой стали дребезжал в ушах и теребил нервы. Меч князя за долю мгновения проходил по всем трем позициям, где-то отражая оружие противника, где-то нанося собственную эскападу. Невозможность сосредоточиться на одной цели делала все его выпады неточными. Он понял, что долго так не протянет, сделал обманный финт, сам юркнул вниз, перекатился по земле и оказался снаружи вражеского кольца. Астральцы резко развернулись и победно подняли стальные знамена своих мечей. Во время рукопашного боя существует неписаное правило чести: не пользоваться огнестрельным оружием. Надо отдать должное головорезам Хуферманна, они его исполняли. Ведь на поясе у каждого болталось по пистолету. Теперь все трое оказались с одной стороны. Мельник решил испробовать на одном свой испытанный номер -- выбивание оружия из ладони методом мощного удара по основанию лезвия. Удар производился не иначе, как плашмя. Приближаясь к противникам, он сделал резкий оборот всего тела, придавая мечу момент инерции и... промахнулся. Вместо того, чтобы попасть по оружию, лезвие меча дало звучную пощечину одному из астральцев. В результате его оторванная нижняя челюсть отлетела шагов на двадцать в сторону, глаза разбухли и налились кровью. Ноги подкосились...

   Когда в таверну ворвалась толпа вооруженных людей, Минесс поначалу ошибочно счел их за подмогу панонцам. Но как только увидел маленького худощавого человека с майорскими погонами и регалиями астральского миража, совершил еще более глупую ошибку -- обрадовался. Принял их за своих союзников. Тилль Хуферманн, низкорослый, с узкими, словно у подростка, плечами, так неестественно гляделся в роли вожака этого сомнительного воинства, что некоторые не сдержали насмешливых реплик.

   -- Вот они! -- указательный перст майора ткнул в сторону Лаудвига. -- Перебить всех до одного! Всех!

   Два встречных потока стрел наполнили воздух ядовитым шипением. Несколько солдат с той и с другой стороны рухнули на пол. Изумленный лейтенант Минесс счел произошедшее зловещей ошибкой, но, увидев, как астральские арбалетчики начинают перезаряжать орудия, воскликнул:

   -- Вперед!! -- его меч первым рванулся в бой.

   Франзарские солдаты, воодушевленные огневицей еще более, чем кличем их командующего, с воплями проклятий ринулись на нападавших. Звон множества мечей и человеческие крики заполнили собой весь звуковой диапазон таверны. Отблески обезумевшей стали вяло сверкали в скромном свете факелов. Кровавые пятна залили пол. Опрокинутые столы, как символы хаоса, так и лежали с задранными вверх ножками, будто подняли свои древесные резные конечности в знак капитуляции. Хозяин таверны в отчаянии рвал на себе волосы:

   -- Что вы делаете, твари?! Предвечная Тьма! Кто мне за все это заплатит?!

   В самом глупом положении оказались сами панонцы. Они с изумлением наблюдали за кровавой мясорубкой, не в состоянии сообразить что происходит. Минесс, рубя мечом во все стороны, где только шевелится живая плоть, вдруг понял, как сейчас важно склонить колебание нейтральной стороны в свой лагерь. Он громко воскликнул:

   -- Панонцы!! Братья! Вспомните, как четыре эпохи назад проклятые астральцы жгли и грабили ваши города! Неужели в вас нет чувства праведной мести?! Это отроки убийц ваших матерей!

   Лейтенанту было очень важно, чтобы познаньские вояки вспомнили именно это, а не то, как например, эти же самые города шесть эпох назад жгли и грабили франзарцы в союзе с тевтонцами.

   -- А ведь действительно так! -- рявкнул один рябой толстяк, потрясая в воздухе огромным палашом. -- Будь проклята президентская власть!

   Тут в скобочках надо бы заметить, что Астралия была единственным миражом во вселенной, где правителя именовали старым титулом "президент".

   В незащищенный тыл отряда Хуферманна вклинилось более десятка вояк. Месть оказалась делом более святым и более беспощадным, чем простая оборона. Перерубленные тела астральцев разлетались по самым отдаленным углам таверны. Окропленная жертвенной кровью пивнушка превратилась в алтарь массового заклания человеческих душ. Молитвенные воздыхания тяжелораненых солдат совершенно заглушал беспощадный звон скрещенных мечей.

   -- Остановитесь, изверги! -- кричал хозяин таверны. И тут он сообразил, что надо делать. Подбежал к своим слугам и отдал приказ: -- Тушите светильники! Все до одного.

   В помещении становилось все темнее. Уже сложно стало отличать лица врагов от своих соплеменников. Мечи звенели все реже, стрелы опасались тревожить полумрак, так как маячащие цели были столь размыты, что не поймешь -- враг то или друг. Таким способом частенько гасили многие вооруженные конфликты. И вот в таверне пришла к власти полная темнота. В ней раздавались лишь гневные проклятия, причем -- сразу на трех языках. Кто-либо не решался делать взмахи холодным оружием: перед глазами -- лишь черная завеса, и рядом мог оказаться его ближайший соратник. Голос хозяина, словно глас небесного пророка, звучал громче всех:

   -- Прошу вас, покиньте мое помещение! И там, на улице, деритесь, сколько душе угодно! Вы меня в конец разорите! Я не имею ни малейшего отношения к вашей внутренней вражде! Я лишь скромный торговец!

   В темноте вдруг вспыхнул огонь. Какой-то панонец зажег факел, осветив красноватым оттенком застывшие изваяния людских тел. В то же мгновение несколько стрел прошили его бархатный кафтан со всех сторон. Он упал на колени, что-то шепнул губами, потом рухнул лицом вниз. Факел покатился по каменному полу, но не потух. Его испуганное пламя теребило загустелый мрак, словно молило о снисхождении. Этот несчастный нарушил одну из основных заповедей боя: "если пришла тьма, не возжигай в своих руках огонь, иначе ты становишься мишенью для всех одновременно". Лейтенант вдруг понял, что не воспользоваться всеобщим замешательством -- гибель для его отряда.

   -- Франзарцы! Все -- к выходу! И на коней!

   Снаружи их уже поджидал князь Мельник. Каждое движение выглядело быстрым, точным, единственно верным. Пустующие седла почувствовали хозяев. Шпоры вонзились под потную кожу лошадей, те бешено заржали и пустились вскачь. Клетка с Ольгой, шатаясь во все мыслимые стороны, спешно поползла следом.

   -- Хоть бы они пристрелили эту паршивую ведьму! -- молил Лаудвиг черное небо. -- Все несчастья из-за нее! Из-за нее!

   Князь, нагоняющий его сзади, убежденно произнес:

   -- Будьте уверены, принц, они с радостью перестреляют всех нас, но ее не тронут!

   -- Это еще почему?! -- Лаудвиг исковеркал свое лицо гримасой крайней озлобленности.

   Мельник не хотел сочинять какое-нибудь вранье, поэтому промолчал. И тут он заметил, что принц придерживает одной рукой бедро. Кровь, просачиваясь сквозь его пальцы, все более обагряет побледневшую кожу. Встречный ветер вырывал красные капли и уносил с собой в неизвестность.

   -- Сьир, вы серьезно ранены?

   -- Не знаю! Но останавливаться нельзя ни в коем случае! Надо как можно дальше от них оторваться!

   Кавалькада с шумом проскакала последнюю улицу и приблизилась к воротам города -- тем, что открывают дорогу на Варру-шиву. Привратники, видя всадников в крови, явно спасающихся от кого-то бегством, хотели было преградить им путь, но лейтенант сверкнул над их головами своим мечом, и те бросились врассыпную. Степь темноты распахнула перед ними свои мрачные объятия. Чуть извилистая змейка дороги была видна лишь на пару льен вперед и дальше растворялось в черноте -- угрюмой квинтэссенции мироздания.

   В степи темноты быстрое передвижение было небезопасным, а очень быстрое -- в принципе невозможным. Кони при вялом освещении не успевали разбирать того, что твориться под их копытами, как следствие, нередко спотыкались и с одичалым ржанием кувыркались по земле. Для неосторожных наездников подобные авантюры могли иметь летальный исход. Кавалькада все более погружалась в трясину вселенской тьмы. Огни города таяли, и трепещущие по ветру факела снова остались единственными источниками света.

   -- Не свернуть ли нам в лес? -- спросил Лаудвиг.

   Безо всяких пояснений Минесс коротко отрезал:

   -- Нет.

   В лесу передвижение было бы в два раза более затруднительным и раза в четыре более медленным. Частокол могучих деревьев с пышными хвойными кронами и размашистыми ветками одним своим видом внушал опасение. Деревья словно раскинули во все стороны кривые руки, дабы не пустить на свою территорию каких-нибудь проходимцев. Зажатые с обоих сторон бесконечными шеренгами безмолвных охранников, путники могли двигаться только вперед. Пыльная дорога, словно искривленная ось координат одномерного пространства, лишая их свободы выбора, вела в неясную муть Грядущего. Разведчики тьмы были убиты в схватке, поэтому лейтенант сам скакал первым, вызывающе выставив свой факел перед собой, будто тыкая им в лицо предвечной Тьме.

   Вот и первая встреча. На дороге показался какой-то отрок, судя по неряшливой одежде -- из крестьянских детей. Он махал руками, что-то пытаясь им объяснить. Но Минесс властно крикнул:

   -- Некогда с ним разговаривать! Вперед!

   Все бы неплохо, если б почти сразу же на дороге не появилась целая группа крестьян с косами. И те же самые жесты, явно о чем-то предупреждающие. Возглас Минесса был уже менее уверенным:

   -- Вперед! Вперед! Не останавливаться!

   Следующий человек уже не шел, а бежал, панически схватившись за голову. И бежал именно с того направления, куда так стремился эскорт. Лейтенант резко затормозил лошадь, и та ответила ему возмущенным ржанием, встала на дыбы, вонзив копыта в облака пыли.

   -- Эй, любезный, объясни, что происходит!

   Крестьянин испуганно уставился на вооруженных людей и что-то залепетал на своем языке.

   -- Кто у нас понимает по-панонски? -- спросил Минесс у своих солдат.

   Все как один стойко молчали. Ответил князь рауссов:

   -- Я немного понимаю... Если то, что он говорит правда, то новости неутешительны. Со стороны Варру-шивы сюда движется Циклон Безумия.

   Лейтенант плюнул на землю.

   -- Я чувствую, нынче все Безумия сошлись в одной точке! Непознаваемый явно начал сотрясать наш мир напоминанием о собственном могуществе...

   Лицо его надолго застыло угрюмой маской вечного философского противоречия: что делать, если оказался меж двух огней? Он поглядел по сторонам, почему-то заострил внимание на изящество размашистых хвойных деревьев со слабыми отблесками зелени. Потом посмотрел на небо, требуя у него немой подсказки. Но небесные костры слали на землю лишь свой равнодушный, ничего не выражающий свет.

   -- Если мы уж все равно остановились, то давайте перевяжем принцу бедро, -- сказал князь.

   Лаудвиг благодарственно кивнул, сполз с лошади, отлепил окровавленную длань от бедра и уныло глянул на рану. Его губы не переставали шептать: "проклятая ведьма, все из-за тебя! из-за тебя!".

   -- Надо бы укрыться в какой-нибудь деревне, -- предложил один солдат.

   Минесс сомнительно покачал головой.

   -- Не думаю, чтобы группу вооруженных иноземцев пустили в деревню. Вы видели, как здесь относятся к франзарцам? К тому же, если мы окажемся в эпицентре Циклона, никакая деревня не поможет. Там уже ничто не поможет. Мой отец умер именно той смертью, которую ему предсказал бог Циклона. И не спасли его ни каменные стены, ни отчаянные молитвы Непознаваемому. Вот так...

   Солдаты, находящиеся в арьергарде отряда, вдруг закричали наперебой:

   -- Огни! Сзади приближаются огни!

   Князь Мельник поднялся на стременах и глянул вдаль.

   -- Это люди Калатини! За нами погоня! Хорошо, если только они, а то могли еще подбить пьяных панонцев из таверны...

   Короче, выбора не оставалось, времени на размышления -- тем более.

   -- Вперед! -- крикнул лейтенант, накручивая на запястья уздечку и отчаянно дергая ее на себя. -- Мы с позором бежим! Но это лишь ради сохранения жизни нашего принца!

   Кавалькада рванулась с места. Сухие облака из пыли и человеческого страха поднялись над дорогой, немного поклубились и вновь осели на ее поверхность. Уже очень скоро сбоку подул горячий ветер -- верный признак того, что они уже находятся на периферии Циклона. Факела теряли силу, изящные языки их пламени превращались в жалкие лохмотья огня. Лейтенант усердно кричал:

   -- Всем держаться недалеко друг от друга! Что бы не происходило, двигаться только вперед!

   Ветер воровал его слова и уносил в бездну, отставляя от фраз лишь тихие обрывки. Уже очень скоро ветер обернулся настоящим ураганом. Все факела потухли, за исключением двух -- тех, что были на повозке с железной клеткой. Многие сочли это за колдовство ведьмы, но потом вспомнили, что светильники на повозке сделаны из стекла. Мир погрузился в столь привычный для него мрак.

   -- Вперед и только вперед! -- лейтенант слез с лошади и повел ее за собой.

   Оставшегося света хватало лишь на то, чтобы различать во тьме контуры призраков, похожих на людей, и силуэты гигантских деревьев, отчаянно машущих мохнатыми лапами. Лошади спотыкались на ровном месте. Их бешеное ржание пыталось соперничать с воем поднебесья. В какой-то момент в этом вое послышалась музыкальная гармония, и вселенский рев перешел в страшную мелодию саморазрушения, будто там, на небе, заиграл оркестр всех стихий, какие только способны нести людям бедствия. Лейтенант вскинул голову и увидел, что небесные костры... изменили свой цвет. Они стали багрово-красными, и с них на землю крупными каплями падала кровь...

   Где родился этот Циклон, в Панонии пока не знали. Он обрушился на Варру-шиву как смерч: без предупреждения, без чьих-либо прогнозов, без каких-либо намеков на свое пришествие. А в столице Панонии по издевке злой фортуны незадолго до этого был праздник: родился наследник престола. Люди гуляли и веселились. Вино, освященное экзархом Трех великий храмов, раздавали народу даром, за счет казны. Первые вопли ужаса раздались, когда в город прибежали крестьяне из ближайших деревень и сообщили о надвигающейся беде. Король Весса приказал укрыть младенца вместе с семьей в подземельях дворца, а народу -- спасаться кто куда горазд. Бог Циклона никогда еще не проходил мимо крупных городов, и от его Пророчеств не могло спасти ничто абсолютно. Если ты по глупости или по неопытности попал ему на глаза -- тут уж не на кого пенять, как только на самого себя. Если ты укрылся от него в подземелье или за каменными стенами, надейся только на удачу, ибо, если он возжелает видеть тебя и изречь свое Пророчество, перед ним рухнет любая преграда. Попасть внутрь Циклона было вовсе даже не страшно, сказать более: любопытно и увлекательно. Но если встретился с богом -- смерть или какое-нибудь несчастье было для тебя неминуемо. Причем, сама эта смерть редко когда наступала тут же. Она приходила некоторое время спустя, согласно Пророчеству.

   Перепуганные насмерть горожане похватали своих младенцев и позапирались в своих домах, кто-то залез в овощные погреба, иные кинулись в лес. Город за четверть эллюсии превратился в пустыню, лишенную жизни. Все факела были потушены, и предвечная Тьма разлила свое мертвое естество по его многочисленным улицам. Беда шла в виде горячего ветра, заставляющего воздух болезненно выть, а основания земли -- дрожать в конвульсиях. Соломенные кровли хижин для бедняков сделались легкой добычей для бесчувственной стихии. Она срывала их и кружила перед собой, не ведая, что вертит соломенными судьбами целых семейств. Деревья стали прогибаться, складывая свои ветви в жесте мольбы. Поднялись целые тучи пыли, так что затмился облик небесных костров. Потом на всю черную вселенную заиграла громкая музыка, облаченная траурными аккордами. Но вскоре все стихло: смолк горячий ураган, пыль опустилась на землю, деревья выпрямили свою осанку и облегченно расслабили ветки. Наступившая тишина и являлась самой страшной вестью для людей. Это означало, что они пересекли зону ударной волны и уже находятся внутри Циклона. Слышался плач маленьких детей, вопли женщин и отчаянные молитвы их мужей. Потом все и началось...

   Небесные костры вдруг налились красным оттенком и стали источать капли крови. Эти капли падали с неба на землю, и в том месте, где они соприкасались с поверхностью, тут же возникал сноп огня. Огонь этот, впрочем, не воспламенял крупных пожаров и был холоден как лед. Варру-шива стала сказочно преображаться. С окраин города пошла волна теплого оледенения. На первый взгляд этот процесс сложно было охарактеризовать как-то иначе. Все без исключения здания, начиная с мелких деревянных хижин и кончая мраморными королевскими дворцами, делались прозрачны словно стекло. Изумленные и насмерть перепуганные люди стали видеть друг друга через стены. Более того, стеклянными стали деревья с множеством белых, будто покрытых инеем, веток. Камни на мостовой сделались мраморными, столбы, городские памятники, стоящие на площади колесницы -- все стало просвечиваться насквозь, точно материя лишилась цвета как такового. Метаморфозам не поддались только люди и животные. Они панически бегали по лабиринтам прозрачного мира, не ведая, куда здесь можно спрятаться. А с черного неба продолжала капать человеческая кровь...

   Крики переросли в настоящую истерику, когда в город вошел бог Циклона. Он, как и подобает всякому божеству, явился в огненном столбе. Не касаясь земли, он двигался по воздуху и медленно вращался, вглядываясь во все четыре стороны вселенского мрака. Жезл в его руке был страшнее любого оружия, придуманного людьми как в здравом рассудке, так и в своем безумии. Никакая тварь и никакая природная стихия не могли помешать его движению. Вот уже слышен его голос... Вот уже различимы слова...

   -- Я ИДУ! ИДУ К ВАМ, СТАШНЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ! Я СОЗДАЛ МИР ИЗ СТЕКЛА, А НЕБЕСНЫЕ КОСТРЫ -- ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ! Я ИЗУРОДОВАЛ ВАШУ ВСЕЛЕННУЮ ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ. И НИКТО... НИКТО НЕ СМОЖЕТ УКРЫТЬСЯ ОТ ГНЕВА МОЕГО! СЛУШАЙТЕ, ЛЮДИ! Я БУДУ ИЗРЕКАТЬ ПРОРОЧЕСТВА. ОНИ ИСТИННЫ! И НИ ОДНО НЕ ОСТАНЕТСЯ ДЛЯ ВАС ПУСТЫМ ЗВУКОМ!

   Бог указал жезлом на одну стеклянную хижину, и ее хрупкие стены тут же рассыпались. Отец, мать и шестеро маленьких детей с воплями упали на колени и поклонились ему, надеясь, что этот жест растопит его ледяную душу.

   -- ТЫ, -- обратился он к отцу семейства, -- УМРЕШЬ ОТ МЕЧА! ТВОЯ СПУТНИЦА ЖИЗНИ УМРЕТ ОТ РАКА ЛЕГКИХ, А ВСЕХ ТВОИХ ДЕТЕЙ СМОРИТ НИЩЕТА И ГОЛОД. ВРЕМЯ ИСПОЛНЕНИЯ ПРОРОЧЕСТВА -- ПОЛТОРА ЭПИЗОДА.

   Отец семейства истерически зарыдал и стал рвать на себе волосы.

   -- За что?! За что?! В чем моя вина перед Непознаваемым?!

   Бог Циклона никогда не отвечал на вопросы людей. Он спешил дальше, чтобы успеть разрушить как можно больше человеческих судеб. Никто и никогда еще не слышал, чтобы он изрекал что-то доброе: одни несчастья, ведущие к смерти. И люди по опыту старших поколений знали, что все его Пророчества сбудутся.

   Еще один дом разбился на множество стеклянных осколков. Две девушки-лесбиянки в панике бросились бежать. Но он направил в их сторону свой жезл и невидимая сила развернула обеих лицом к своей смерти.

   -- ВЫ УМРЕТЕ СЕЙ МОМЕНТ ОТ ВНЕЗАПНОГО ИНФАРКТА! ИСТИННЫ МОИ ПРОРОЧЕСТВА! И НИКТО НЕ СПАСЕТСЯ ОТ НИХ!

   Послышались два кратковременных крика, и два бездыханных женских тела упали на прозрачные камни. Прямо возле них с неба упала огромная капля крови, и возгорелся холодный огонь.

   -- ТЫ ОСЛЕПНЕШЬ!

   -- ТЫ ПОГИБНЕШЬ ОТ ПАРАКСИДНОЙ ЧУМЫ!

   -- ТЕБЯ УБЬЕТ ТВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СЫН, А САМ ПОВЕСИТСЯ ОТ ОТЧАЯНИЯ!

   -- НА ТЕБЯ НАПАДУТ ГРАБИТЕЛИ И ПЕРЕРЕЖУТ ВСЮ ТВОЮ СЕМЬЮ!

   -- ТЕБЕ ЖИТЬ ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ЧЕТЫРЕ ЭЛЛЮСИИ!

   Бог Циклона никогда не обращался к человеку по имени, он лишь указывал на него своим жезлом и снисходил до унизительного местоимения "ты".

   Про Циклоны Безумия в Священном Манускрипте не сказано ни единого слова, поэтому духовенство так и не пришло к единому мнению, пытаясь объяснять их природу. Тривиальный ответ, что Циклоны, как и параксидная чума, как и вообще любое другое бедствие, посланы на землю Непознаваемым в качестве наказания за людские грехи, мало кого успокаивал. Все Циклоны разнились друг от друга по степени искажения реальности, которую они несли. Внутри одних весь мир состоял из стекла, внутри других -- из огня. В третьих деревья могли выглядеть квадратными, а звезды, к примеру, треугольными. В каждом имелся свой психологический заскок. Но все священники в один голос были убеждены, что никаких волшебных превращений черной вселенной на самом деле не происходит. Потому их и окрестили Циклонами Безумия, что попадая внутрь, человек изменяет восприятие окружающего мира. И мир-то по сути меняется не снаружи, а в лишь в его глазах. Пребывание внутри Циклона сильно похоже на временное сумасшествие. Ведь после того, как Циклон проходит, все всегда становится на свои места. Деревья превращаются в обыкновенные деревья из коры и древесной ткани, небесные костры, как всегда, маленькими белыми точками дырявят черный небосвод. Те же дома, и те же города. Никакого стекла, никакого огня и никакой чертовщины вообще. Существуют ли боги Циклонов на самом деле или лишь эвентуально, то есть иллюзорно, никто толком не мог утверждать. Но что все без исключения их Пророчества исполнялись -- неоспоримый факт. И еще одна странная закономерность. Циклон Безумия мог возникнуть в любой точке черной вселенной, в любом ее мираже, даже на море. Он шел по земле, непредсказуемо меняя свои направления, но всегда заканчивался у какого-нибудь Лабиринта Мрака. Многие очевидцы даже утверждают, что своими глазами видели, как бог заходит в Лабиринт, и буря вокруг него мигом стихает.

   А из Лабиринта Мрака еще никто и никогда не выходил обратно. Будь то бог или человек. Туда дорога открыта всем. Назад -- никому. Поэтому уход в Лабиринт почти тождественен смерти. В древние времена сохранились некоторые свидетельства, будто пару раз Циклон Безумия угасал, не успев достигнуть Лабиринта, а его бог превращался в обыкновенного человека. Но это всего лишь легенды. И тут стоит поставить огромный знак вопроса.

   -- ИСТИННЫ МОИ ПРОРОЧЕСТВА! И ВСЕ ДО ЕДИНОГО СБУДУТСЯ! ВСЕ!

   Тело бога, охваченное неугасимым пламенем, продолжало свой путь дальше, в степь темноты...

   Такие вот события происходили совсем недавно в столице Панонии Варру-шиве. Теперь Циклон подступил к окраинам Познани и, если его не соблазнит находящийся рядом Лабиринт Мрака, он уйдет еще дальше, в Тевтонию.

   Лаудвиг почувствовал, что ветер стал затихать, и это позволило опять зажечь спасительные факела. Повозка с Ольгой опрокинулась. Несколько солдат, ругаясь, ставили ее на колеса. Принц зло сплюнул.

   -- Ведьма, еш ее! А везем как царевну! Тьфу!

   Князь Мельник подумал прямо противоположное: "царевна, а обращаются как с ведьмой". И тоже сплюнул. Лейтенант вдруг громко закричал:

   -- Огни! Я вижу огни! Они нас до сих пор преследуют!

   -- И более того, -- уныло добавил князь, -- они с таким же успехом уже заметили наши огни...

   -- Я больше не намерен бегать от этих недоумков как трусливая собака. Солдаты! Готовьтесь к бою! Арбалетчики! Покажите на что вы способны!

   Князь хотел было возразить, но потом понял -- люди Калатини не отстанут, пока не добьются своего или не погибнут. Ему, признаться, тоже успели осточертеть эти детские догонялки, где, прикрываясь высшими целями, они следуют на поводу у собственной трусости.

   -- Так! Быстро разводим огромный костер! Это приказ! -- лейтенант первым бросился собирать хворост. -- Солдаты! Вы снимайте свои мундиры и набивайте их травой! Только живо! Живо!

   План лейтенанта, кажется, был ясен. После того как посреди дороги родился огромный сноп огня, вокруг которого лежали набитые чучела франзарских воинов, все нырнули в темноту и замерли. Солдаты остались в нижнем белье, поверх которого неуклюже бряцало оружие. Хуферманн издали наверняка подумает, что солдаты от переутомления свалились поспать. Хотя... как сказать...

   Приближающиеся огни были видны так отчетливо, что уже возникало искушение пустить в них стрелы. Потом во тьме нарисовались фигуры всадников. Минесс сосчитал их количество. Всего двадцать. Не густо. Значит, та потасовка в таверне покосила их ряды более чем наполовину. Главное было удачно выбрать момент, пока астральцы не успели различить обман. Близко подпустишь -- только спугнешь. Далеко будут -- эти дурни наверняка промахнутся. Лейтенант вытер вспотевшее лицо и с мыслью -- "ну, братья, не подведите!" -- крикнул:

   -- Пли!!

   Несколько отравленных стрел нырнули в толщу мрака и прошили тела вражеских всадников. Четверо из них, извергнув крик, свалились наземь. Пока астральцы приходили в себя от шока, удалось перезарядить арбалеты и сделать повторный выстрел. Еще трое из их коней лишились наездников. Тут только они наконец додумались погасить факела. Князь заметил, как совсем рядом с неба упала большая капля крови. Возник холодный огонь и вмиг сделал видимым множество деревьев вокруг.

   -- О, черт...

   Из тьмы раздался голос самого Хуферманна:

   -- Князь Мельник и все франзарцы! Если вы добросовестные воины, то выходите на честный поединок, а не прикрывайтесь благословенной Тьмой!

   Мельник неуклюже зашагал к костру. Хотя лейтенант пытался его отговаривать, но тот лишь вяло отмахнулся. Он медленно вышел на дорогу и обнажил меч в знак согласия. Любой из головорезов Хуферманна мог совершить из мрака предательский выстрел, но никто этого не сделал. Мельник всмотрелся в глубину ленивого огня и вслушался в тишину своего сердца. Внутри и снаружи царило такое спокойствие, будто ничего и не угрожало его жизни. А достаточно было единственного выстрела... Когда же князь понял, что имеет дело с достойным противником, он громко произнес:

   -- Нас двенадцать человек, способных держать оружие!

   Захрустели ветки, ворчливо зашуршала потревоженная трава. На дорогу вышел майор в окружении своей немногочисленной охраны. Князь отчетливо смог разглядеть его облик. Похожий на карлика-переростка с густыми черными волосами и непомерно большим носом, он внушал лишь сочувствие и уж никак не производил впечатление вояки. Тем более -- командира вооруженного отряда.

   -- Нас, ?-- произнес Хуферманн, -- лишь на одного больше. Предлагаю, чтобы каждый бился тем оружием, которое у него имеется, исключая огнестрельное. Во тьму никто не уходит. Это позор для солдата. Пусть сам Непознаваемый станет Судьей в нашем споре. -- Потом майор лукаво глянул князю в глаза. -- Мы ведь сражаемся за прекрасную даму, не так ли?

   -- Мы принимаем все ваши условия, только быстрей! -- это был хрипловатый голос Минесса. -- Не забывайте, мы находимся внутри Циклона! И если сюда явится его бог...

   Холодная сталь звякнула многоголосьем и показала свой блеск. В отряде франзарцев все, исключая Карла, дрались традиционным оружием, то есть мечами. Карл был совершенно бездарным фехтовальщиком, но обладал убойной физической силой, поэтому ему доверили носить огромную палицу с железными шипами (кстати, приобретенную в царстве Рауссов). В отряде же Хуферманна кто на что горазд: несколько человек достали мечи, двое -- огромные палаши, один вооружился алебардой, пара умельцев держала оружие в правой и в левой руке. Дуэт длинной четырехгранной рапиры и мачете мог оказаться непобедимым, если им умело пользоваться.

   -- Итак, начнем! -- впервые Хуферманн отдал команду как для своих, так и для чужих.

   Сталь зазвенела в унисон неразборчивым победным кличам. Воздух, словно живой, застонал от того, что его невидимое тело беспощадно кромсали на куски. Начало выглядело неплохим. Карл, ревя и махая во все стороны палицей, прошиб голову одному седовласому астральцу. Причем, попал он по несчастной голове не когда бил, а когда лишь размахивался, задев ее совершенно случайно. И взревел от восторга. Астралец, залитый кровью, отлетел в одну сторону, его неуклюжий палаш -- в другую. Из травы лишь остались видны торчащие ноги, подергивающиеся в судорогах. Лейтенанту Минессу пришлось работать на два фронта, он отражал выпады и за себя, и за принца.

   -- Сьир, отошли бы лучше в сторону! За вашу голову перед королем я отвечаю своей головой!

   -- Не указывай мне! -- Лаудвиг довольно нелепо махал мечом, столь непривычным для его аристократической длани. Хоть он и имел данные стать неплохим воином, но опыта не было абсолютно никакого. Ведь в пивных барах, по которым он шлялся всю свою молодость, этому искусству не обучали.

   Лейтенант профессионально отражал за него вражеские эскапады, и тот приходил в восторг, будто он делает это сам. Перед взором, словно в детских каруселях, картинки менялись так быстро, что кружилась голова: то появятся страшные, искаженные злобой рожи, то блеснет меч, то пролетит по воздуху чья-то отрубленная конечность. Из всех звуков, сущих в мире, громче всех резали слух крики толстяка Карла, когда он махал своей палицей. Самое интересное то, что врага он отпугивал не столько страшными шипами палицы, сколько этими самыми криками. Минесс, краем глаза улавливая движения Тилля Хуферманна, тайно восхищался им. Он, точно карлик в царстве великанов, вертелся волчком, кувырками по земле уходил от самых точных ударов и, дирижируя двумя клинками одновременно, направо и налево отражал выпады франзарских солдат. Князь тоже взял на себя двух верзил, и за первые пару циклов сражения вымотался с ними до предела. Астральские вояки нанесли ему немало точных ударов и, если бы не металлические пластины юшмана, он был бы давно мертв.

   Внезапно один из астральцев дал ему подсечку, князь свалился на землю, меч от неожиданности выпал из его руки, а перед взором раскинулось черное небо с кровавого цвета небесными кострами. В следующее мгновение Мельник увидел, как два вражеских меча, заставляя реветь воздух, несутся к его груди. Он даже не успел как следует испугаться, лишь на окраинах сознания мелькнула успокоительная мысль: "это смерть достойная солдата...". То, что произошло дальше, никем еще невиданно и неслыханно. Оба меча, ударившись о грудь, разлетелись вдребезги на мелкие кусочки. Изумленные астральцы долго смотрели на стеклянные осколки, зажатые в их ладонях. Князь вовремя понял, что если он не воспользуется их замешательством, то погибнет на самом деле. Он резко перекатился по траве, схватил потерянный меч и резко вскочил на ноги, приняв свою коронную стойку, но тут же замер...

   Его меч был полностью прозрачным, сделанным... из обыкновенного стекла. Более того, все деревья вокруг стали просвечиваться насквозь, даже телега с клеткой, возле которой стояла перепуганная Ольга, стала стеклянной. Циклон поразил всех своим безумием. Солдаты с той и с другой стороны по инерции продолжали махать своими орудиями, но они, скрещиваясь между собой, с мелодичным звоном рассыпались на мириады осколков. Единственное, что уцелело -- это палица в руках Карла, на ней только отломилось несколько шипов. Замешательство было всеобщим и довольно продолжительным, кто первый сообразит им правильно воспользоваться, тот и победитель. Минесс посмотрел на жалкий стеклянный отщеп в своей руке, потом совершил резкий прыжок вперед и воткнул его в горло долговязого астральцы в защитном шлеме. Прямо посреди дерущихся с неба пала большая капля крови, и холодный огонь, неощутимый телу, придал больше света взамен умирающему костру.

   Завязался рукопашный бой. В нем все меньше слышалось победных возгласов, но все больше лилась кровь и извергались предсмертные стоны. Карл, ревя на нечеловеческом языке, продолжал размахивать стеклянной палицей, размозжив еще пару вражеских голов. Только тогда, когда Тилль Хуферманн понял, что от всего его отряда осталось только два человека, он громко крикнул:

   -- Эдд! Джаун! Отступаем! Бежим в лес!

   Этот позорный бег жалких вражеских остатков являлся самым развлекательным зрелищем за все их путешествие по степи. Князь Мельник злорадно расхохотался. Лейтенант захлопал в ладоши, то ли аплодируя собственной доблести, то ли попросту стряхивая пыль с рук. Карл не умел иначе выражать свои чувства, как только громогласным криком. Он, потрясая над своей головой стеклянной палицей, долго орал что-то невнятное и торжественное. Минесс обернулся по сторонам. Его аплодисменты становились все более вялыми, почти бесчувственными. Поводов для особой радости не наблюдалось. Их в живых осталось всего четверо: он, князь Владимир, Карл и сам принц. Ведьма не в счет. Лаудвиг еле держался на ногах весь залитый кровью и потом. Его волосы слиплись, в мутных глазах плавал отрешенный голубой взор. Он часто дышал, до сих пор сжимая в ладони ни к чему уже не годный стеклянный осколок. Вокруг были лужи крови, трупы, замершие в самых неестественных позах и тяжкие стоны умирающих.

   Принц неспеша развернулся и, покачиваясь, зашагал в сторону ведьмы.

   -- Я сейчас ее убью... Она... только она во всем виновата... -- Лаудвиг выставил перед собой осколок меча. -- Проклятая страхолюдина... мало тебе того зла, что ты причинила людям... глянь... Глянь на этих несчастных! Они убиты по твоей вине!

   Ольга боязливо попятилась назад. Принц, злобно дыша, подходил к ней, его шаги становились все уверенней, а намерение -- тверже. Сейчас ему было плевать на все: на прозрачные деревья, на кровь, капающую с неба, на Циклон Безумия, на весь этот мир, даже на самого себя. Только одно желание -- убить, придушить как нечистую тварь. Князь Мельник во время оказался между ними и выставил вперед руки.

   -- Погодите, сьир...

   -- Уйдите, князь, у меня с ней личные счеты! Не знаю, какое зло она сделала вашему царю, но в мою жизнь она принесла достаточно отравы! Кто мне теперь вернет этих доблестных слуг?! Отвечай, стерва! -- принц рубанул по воздуху правой рукой, совсем забыв, что меча там давно уже нет.

   -- Сьир, угомонитесь! Она такая же жертва обстоятельств, как и все мы!

   -- Что вы ее постоянно защищаете, князь?! Отец мне ясно сказал, мы ее везем в Москву лишь для того, чтобы ее там казнили! И не случится ничего страшного, если мы сделаем это прямо сейчас! Только избавим царя Василия от лишних хлопот!

   -- Вы не понимаете, сьир...

   -- Немедленно уберите от меня руки, не то я прикажу вас казнить вместе с этой старой шлюхой!

   Князь отскочил в сторону, отломил от дерева толстую стеклянную ветку и загородил Ольгу своей спиной. Его взгляд переменился так резко и создавал такой контраст прежнему добродушному выражению лица, какой может создавать только яркая вспышка огня в бездне спящего мрака. Да, в его глазах на самом деле вспыхнул огонь. Лаудвиг от неожиданности даже отшатнулся.

   -- Предупреждаю! -- даже голос изменился, притянув к себе все мрачные тона вселенной. -- Я перережу глотку любому, кто посмеет к ней прикоснуться! Мало вам трупов? Будут еще! Кто самый смелый -- пусть подходит первым!

   Лейтенант загадочно присвистнул.

   -- Это уже любопытно... Вы в своем уме, князь? Или на вас так повлиял Циклон?

   Лаудвиг, побелевший от гнева, властно крикнул:

   -- Убить их обоих! Я приказываю!

   -- Сьир... -- виновато произнес Минесс. -- Король, ваш отец, дал мне другой приказ...

   -- Тише, господа! -- этот возглас уже принадлежал Карлу. Толстяк замер. Причем, в любопытной позе. Его правая рука с торчащим указательным пальцем была поднята к небу, а левая, сжимающая палицу, в неприличном жесте болталась между ног. -- Слышите?!

   Наступила тишина такая же прозрачная, как и заколдованные деревья вокруг. Лишь капли падающей с неба крови создавали некий иллюзорный шум. И вот тогда-то послышался этот голос, от которого шли мурашки по всему телу: пока еще далекий и пока еще не столь устрашающий:

   -- ... Я СОЗДАЛ МИР ИЗ СТЕКЛА, А НЕБЕСНЫЕ КОСТРЫ -- ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ! ИСТИННЫ МОИ ПРОРОЧЕСТВА, И НИ ОДНО НЕ ОСТАНЕТСЯ НЕСБЫВШИМСЯ... Я ИДУ! ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ И СТРАШНЫЙ ВО ГНЕВЕ!..

   -- Если мы не успеем спрятаться, нам всем конец! -- Минесс раздраженно выбросил тот жалкий осколок, что до сих пор сжимала его вспотевшая ладонь. -- Срочно уходим с дороги! В лес! Все в лес! И костер затушите!.. Ведьма, тебя это тоже касается!

   Они долго и безостановочно бежали между стеклянных деревьев. Бежали так, словно за ними гнался Ужас в демоническом облике. Ольга, уже вжившаяся в роль ведьмы, чуть отставала, но животный страх, присущий в любом мыслящем существе, вселился в онемевший рассудок и придавал сил ее телу.

   -- ...НИ ОДНО ИЗ ПРОРОЧЕСТВ НЕ ОСТАНЕТСЯ НЕИСПОЛНЕННЫМ! -- эхо смертоносного голоса блуждало где-то по степи. И чем дальше становился его источник, тем легче было дышать.

   Ольга первая свалилась наземь. Ее сердце готово было вырваться наружу, чтобы отдышаться. Руки и ноги стали тяжелее раз в десять. Будто сверху свалилось небо и придавило ее тело к земле. Мужчины оказались лишь немногим более выносливы. Следующим в беспамятстве упал в перину мягкой травы толстячок Карл. Его знаменитая палица откатилась далеко в сторону. Князь рауссов, как и лейтенант, словно сговорившись, словно боясь потерять друг друга, свалились вместе, чуть ли не в обнимку. Они уткнулись лицом в сырую, чуждую им обоим землю, закрылись стеблями травы, и оба молили Непознаваемого об одном: "не дай погибнуть такой глупой смертью!".

   Им всем повезло.

   Непредсказуемая, лукавая в своей натуре фортуна, неизвестно по какой причине, не обратила на них своего гневного взгляда. Бог Циклона прошел мимо. И его гибельные для всякой твари Пророчества, словно звуковой шлейф, отгромыхапли где-то вдалеке и канули в бездну мрака.

   Им всем сказочно повезло. Они даже не представляли, какие они счастливцы по сравнению с тысячами обреченных, которые не смогли вовремя укрыться с гибельного пути. Бог Циклона шел по степи темноты, вращаясь в своем огненном волчке, и всякий... Всякий, кто только посмеет попасться в его поле зрения, был уже не жилец в этом мире.

   Они лежали, закрыв голову руками, бесконечно-долгое время... Кое-кто даже уснул. Кое-кто подумал, что он умер. И лишь когда горячий ветер, похожий на ураган, прошел над их головами, Минесс воскликнул на всю черную вселенную:

   -- Все-таки есть правда на земле!

   Они второй раз миновали зону ударной волны, а это значило, что Циклон прошел мимо. Горячий, обжигающий ветер, теребящий волосы и предающий лишнее волнение изможденным телам, являлся границей, до и после которой существовали два различных мира: границей красивого абсурда и скучного здравомыслия.

   Лейтенант Минесс открыл глаза... В них бескрайним океаном хлынула столь привычная для всякого правоверного пасынка предвечная Тьма. Мать всего сущего.

   -- У кого-нибудь есть с собой огонь? -- раздался его голос.

   Карл неразборчиво закряхтел, вынимая из-за пояса маленький факел. В тишине чиркнула спичка. Яркий, непривычный для глаз сноп огня спугнул темноту, высвечивая лишенные контрастности силуэты деревьев. Мира из стекла больше не существовало. Циклон прошел, и его Безумие -- следом.

   -- Ха! Господин лейтенант, моя палица снова стала деревянной! Вы можете в это поверить?

   -- А голова твоя как деревянной была, так и осталась. Чему ты радуешься? -- Минесс сел на траву и ощупал собственное тело, дабы чувства убедили рассудок, что с ним все в порядке. -- Не густо нас... Еще одна такая схватка... У кого что есть из оружия?

   -- У меня палица...

   -- Заткнись ты со своей палицей! Я остальных спрашиваю.

   -- Ничего, -- угрюмо ответил князь.

   Лаудвиг нащупал за спиной небольшой кинжал с кривым лезвием, похожим на морскую волну и показал его остальным. Узорчатое клише на лезвии и чья-то размашистая роспись на рукоятке выглядели впечатляюще. Таким кинжалам место в музее, а не на поле брани.

   -- Мне его подарил король Междуморья.

   -- Да хоть сам подводный демон. Толку нам сейчас от него никакого. Значит, так... Нужно во что бы то ни стало вернуться на то место, откуда бежали и забрать с мертвых трофеи, пока их не разграбили какие-нибудь проходимцы. И лошадей заодно.

   Лаудвиг вдруг принялся шлепать себя ладонями по груди, по карманам, потом стал расстегивать пуговицы, и лицо его приобретало тем более странное выражение, чем более длительное время он этим занимался.

   -- Письмо...

   -- Этого еще не хватало!

   -- Письмо, которое я должен передать царю Василию! Неужели я его потерял? Вот черт...

   Всякие поиски, выворачивания наизнанку карманов, ныряния в густую траву ни к чему не привели. Принц сделал страдающий вид, будто огорчен до самых оснований души. На самом же деле ему было глубоко наплевать как на письмо, так и на его содержимое. Сказать более -- на всю эту липовую дипломатию, которая никогда еще не приносила миражам настоящего мира.

   -- Плохо, конечно, сьир, -- угрюмо заметил лейтенант. -- Но, думаю, мы зря теряем время. Не обшаривать же теперь всю степь темноты.

   -- Ой, горе-то какое! -- чуть не улыбаясь произнес Лаудвиг и даже покачал головой.

   -- Не беспокойтесь, принц. Я на словах передам нашему царю про теплые к нему отношения вашего отца, короля Эдвура, -- сказал князь. -- А теперь нам пора.

   Прошло, наверное, немногим меньше вечности, прежде чем они, блуждая в потемках между неприветливых деревьев, отыскали наконец дорогу. Карл шел первым, держа в одной руке свою незаменимую на все случаи жизни палицу, а в другой -- спасительный для всех факел. Огонь, корчась в муках от собственного жара, рождал миру липкий и холодный свет. Свет этот был похож на бледную паутину, повисшую в пространстве: столь хрупкую, что она рвалась при всяком дуновении ветра. Деревья кривлялись в полутьме, устрашающе выставив свои ветви-щупальца. Их черные тени ползли по земле, точно черные души живущих в них демонов: изгибались, врастались в корень, потом неимоверно вытягивались и растворялись во мраке. Ольга шла самой последней, глядя в спину шагающему впереди Лаудвигу. Пару раз он обернулся и скорчил такую злобную гримасу, что даже у настоящей ведьмы мурашки пробежались бы по спине.

   На дороге ориентироваться было уже намного легче. Они без труда отыскали место своего недавнего побоища. Трупы воинов издали походили на спящих. Каждый лежал в обнимку со своим оружием. Костер, разумеется, давно уже потух. И во тьме раздавались ржания привязанных к деревьям лошадей. Все мечи были целы. Никаких стеклянных или металлических осколков не обнаружили. Лейтенант с изумлением поднял с земли свой меч, целый и невредимый, который недавно на его же глазах разлетелся вдребезги.

   -- Значит, это было настоящим помрачением ума... С детства не люблю фокусы. Потому что не верю в них. -- Меч, упоительно лязгнув стальным телом, вернулся в ножны.

   Лаудвиг обернулся к Ольге.

   -- Ну что, ведьма? Вести тебя на карете, как королеву, больше некому. Или тебе придется садиться на лошадь, или лети по воздуху. Только смотри, далеко не отлетай! Ты верхом ездить-то хоть умеешь, нет?

   -- Она умеет, -- ответил за нее князь Мельник.

   -- Сьир, поглядите! -- Карл поднял с земли конверт, наполовину залитый кровью. -- По-моему, это ваше.

   Лаудвиг брезгливо взял письмо, адресованное ни кому иначе, как царю Василию, и спрятал его во внутренний карман.

   -- Не знаю даже, как тебя и благодарить...

   Лошади, почувствовав на своих седлах привычную тяжесть, радостно заржали и поскакали дальше. Карл, единственный кто уцелел из всего эскорта, ехал впереди и освещал факелом дорогу. Фактически он занял место разведчика темноты. Лейтенант и принц следовали чуть позади. За ними, вцепившись хрупкими пальцами в узду, скакала Ольга. И замыкающим звеном этого квинтета был князь. Он часто оглядывался назад, и со всех сторон необъятной тьмы ему постоянно мерещилась физиономия Хуферманна. Ему казалось, что тот уже успел завербовать себе новое войско и мчится по пятам. Всякий звук в степи воспринимался как звук врага, и даже эхо от топота собственных лошадей походило на голос приближающейся погони.

   Минула еще одна вечность, прежде чем путники, измотанные до крайней степени, прибыли в Варру-шиву. Жители города были слишком перепуганы прошедшим недавно Циклоном Безумия, чтобы проявлять к ним какую-то враждебность. Впрочем, на дружественную встречу рассчитывать также не приходилось. На окраине города они отыскали самую захудалую таверну, где их трудней всего было бы найти, и почти на последнем дыхании ввалились внутрь.

   Их встретил неприятный запах людского пота, невзрачные деревянный столы и несколько угрюмых посетителей. Хозяин таверны был настолько беден, что сам обслуживал гостей. Ему еще помогала какая-то толстуха в засаленном фартуке с физиономией похожей на розовую свинку. Не исключено -- его спутница жизни. Лаудвиг грохнулся на жесткую узенькую лавку и едва удержал себя, чтобы не свалиться на нее от усталости.

   -- Почтенные господа что будут заказывать? -- над самым его ухом, то ли во сне, то ли наяву, проскрипел грубый, воняющий табаком голос.

   Не открывая слипшихся век, Лаудвиг спросил:

   -- Еда есть?

   -- Есть, почтенный господин. Много еды. И у каждой свое название. Я не очень хорошо знать франзарский язык, но думаю, мы поймем друг друга.

   -- Вода есть? -- принц вдруг почувствовал, что проваливается в бездну. Его спасли крепкие руки лейтенанта, придав его телу вновь вертикальное положение.

   -- Сьир, сначала надо подкрепиться, а потом уже отоспимся всласть.

   Ольга не решилась сесть за стол, как все прочие, и уютно устроилась в углу таверны. Вид страшной безобразной ведьмы, над головой которой свисала огромная паутина, привел посетителей в замешательство. У некоторых сразу пропал аппетит. Один ремесленник, так и не доев чуть начатые щи, встал, спешно расплатился с хозяином и попятился к двери. Лейтенант Минесс не выдержал и засмеялся.

   -- Наше чучело защищает нас лучше всякого оружия. Ее боятся как чумы!

   Ольга обиженно надула губки и сверкнула глазами. Ее глаза имели способность менять свой цвет, как у настоящей колдуньи. А видок у нее, справедливости сказать, был и в самом деле не ангельский. Седая шевелюра растрепалась от ветра. Слабое освещение делало лицо серым, усталость -- злобным, а множество морщин -- отвратительным. Еще и эта паутина над головой, словно серебрящийся ореол нечистой силы. Князь принес ей еды и поставил на пол большую кружку кваса. Ольга никогда еще не проглатывала пищу с таким диким аппетитом. Ей казалось, что чувство сытости покинуло ее навсегда, а голод уже стал неизлечимой болезнью. Она жадными глотками выпила весь квас, и он, словно эликсир жизни, покрыл тело приятной истомой. Сильно захотелось спать... Она предалась своим грезам, которые были чем-то промежуточным между сном и реальностью. Закрыв глаза она увидела хоровод деревенских девок, своих подруг. Гуляли по поводу обручения одной из них -- той, что была в шелковом сарафане с позолоченной вышивкой. Над степью темноты раздавалось звучное многоголосье. Парень в просторном красном ферязе шел чуть сбоку и играл на гармошке. Его друзья несли факела, льющие ровный жизнерадостный свет. Хоровод девок кружил, создавая пестрый орнамент всевозможных цветов, от которых рябило в глазах. Их юбки неистово вращались, вздувались и задирались выше колен, обнажая стройные ножки. Парни присвистывали от восторга. Вот они входят в деревню. Там уже зажгли праздничные огни... Вот их встречает старейшина. На нем атласная тафья и расписной опашень... Потом торжество стало отдаляться и осталось далеко внизу, словно Ольга воспарила над миром. Голоса утихли, огни стали бледными. Предвечная Тьма охладила взор, но эта тьма была ненастоящей. Она именовалась сном...

   -- Эй, ведьма! -- кто-то больно стукнул ее по ноге. -- Здесь тебе не кладбище, чтобы можно было спать всякой нечисти. Поднимайся! Отправишься спать в конюшню!

   Ольга открыла глаза. Перед ней с перекошенным от гнева лицом стоял хозяин таверны. И тут в ней неожиданно пробудилось царственное достоинство. Она и сама удивилась, когда громко крикнула:

   -- Выходец из черни! Убери от меня свои грязные лапы!

   -- Ч-что... Что ты сказала? -- хозяин не столько разозлился, сколько удивился неслыханной наглости. Он так и застыл с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами.

   Лаудвиг звучно расхохотался.

   -- Ну, ведьма! Ну дает! И кто ее только обучал таким манерам?

   -- Немедленно уберите ее отсюда, или я вышвырну ее вон, а с вас потребую возмещение за нанесенное оскорбление! -- хозяин покрылся краской от бешенства. Крупная вена около его виска вздулась, вот-вот готовая лопнуть. -- Думаете, если я не так богат, то должен выслушивать всякие унижения?! Да еще... от нечеловеческой твари!

   -- Все-все, мы уходим! Извините нас! -- лейтенант поднялся из-за стола и шепнул на ухо принцу. -- Ни в коем случае не ввязываться ни в какие конфликты.

   В подобных ситуациях князь Мельник должен бы первый заступиться за царевну, но он даже не повернул головы. Продолжал сидеть за столом, положив голову на две могучих ладони. Его не лишенный странности взгляд блуждал где угодно, только не внутри таверны.

   -- Все! Поднимаемся и уходим! Князь, вас это тоже касается!

   Мельник и не шелохнулся. Он продолжал сидеть на месте в какой-то полудреме и чуть заметно улыбался. В глазах стояла мутная пелена. На столе перед ним пустая алюминиевая тарелка и осушенная кружка обыкновенного кваса. Лейтенант пожал плечами.

   -- Он что, выпил огневицы? -- и громко крикнул: -- Князь!

   Мельник откинулся на бревенчатую стенку, лениво посмотрел на своих попутчиков, потом сладострастно закатил зрачки, словно испытывая тихий экстаз, и медленно произнес:

   -- Чего вы так кричите? Вы даже не представляете, как мне хорошо! Как приятно! Душа и тело отдыхают! Сядьте... Расслабьтесь...

   Лейтенант глянул на Лаудвига, уловив в его глазах тот же отблеск тревоги, что испытал сам. Хозяин таверны уже не просил, умолял:

   -- Господа франзарцы, я не возьму с вас никаких денег. Только уходите и заберите с собой ведьму!

   Поведение князя становилось все более странным. Он вдруг начал хохотать, блаженно опрокидывал голову и вздыхал, будто совокуплялся с невидимой партнершей. Его огромные руки распластались по бревнам, а пальцы начали царапать кору. Все остальные с нарастающим страхом наблюдали за ним, не отводя глаз. Вдруг он громко произнес:

   -- Братья! Убейте меня! -- и сказал это с таким торжеством в голосе, словно просил отправить его не в гроб, а на царский трон. Потом еще пуще засмеялся.

   Среди перезвона его могучего голоса послышался звон битого хрусталя. Толстушка выронила из рук хрустальную вазу и она превратилась в множество стеклянных брызг. Потом упала на колени и истерически воскликнула:

   -- Предвечная Темнота!! Это параксидная чума!

   Хозяин схватил ее за руку, и обоих вынесло с таверны как ураганом. Остальные посетители, поопрокинув столы и скамейки, исчезли следом. Они долго и безостановочно бежали по мрачным улицам, крича во все концы:

   -- В наш город пришла чума! Пророчества бога начали сбываться! Чума! Чума!

   Пока князь, купаясь в волнах нестерпимого блаженства, говорил, как прекрасна жизнь и какое это сумасшествие -- вкусить настоящего счастья! Пока его тело извивалось по бревнам, а изо рта шла пена, лейтенант хмуро посмотрел на Лаудвига.

   -- Сомнений нет. Это правда.

   -- Убейте! Убейте меня, что вы стоите?! -- и тут же сам достал свой меч и поднес его к горлу. На какой-то момент сознание его слегка прояснилось, взор обрел трезвость, он глянул на принца и, извергая слова подобные шипению змеи, произнес: -- Поклянитесь! Поклянитесь мне, что довезете ее до царя!

   Ему никто не ответил, так как разговаривать с носителями вируса тождественно смерти. Ольга, спотыкаясь, кинулась к нему.

   -- Князь!!

   Лейтенант вовремя схватил ее за шиворот и отбросил в сторону. В этот же момент Мельник, держа меч обоими руками за лезвие, провел им себе по горлу. Кровь хлынула прямо на стол. По белой скатерти поползли расширяющиеся красные пятна. Его тело не мучилось в предсмертной агонии. Блаженная улыбка не покинула лицо до последнего дыхания. Он так и замер, словно ушел в мир вечной радости, и теперь смотрел оттуда с широко распахнутыми глазами, в коих пустота читалась как самозабвенный покой. Потом его правая рука медленно соскользнула со скамейки и упала на бездыханную грудь.

   -- Уходим! Уходим! -- лейтенант вытолкал всех в спину, и таверна стала пуста. Ее заполнял лишь траурный свет двух настенных канделябров. Свет являлся немым эхом пламени. А капающий воск остался здесь единственным проявлением жизни.

   Оставшись в окружении недругов, Ольга впервые почувствовала жуткое одиночество. Лаудвиг презрительно кинул ей поводья лошади и сказал:

   -- Ну что, ведьма, теперь некому тебя будет защищать! Теперь сожжем тебя при первом удобном случае, а царь Василий нам за это еще спасибо скажет.

   -- И в придачу денег даст на обратную дорогу! -- весело подхватил Карл. -- И напоит до отвала! И девицами потешит! Э-эх, скорей бы...