Толстая шкура
Интервью с Н. Н. Фетисовым, представлять которого читателю нет никакой нужды
АВТОР. Николай Николаевич, вы много повидали в жизни. Расскажите нам немного о себе.
Н. ФЕТИСОВ. Блаженной памяти 1956 год! Я, еще совсем юный и красивый, лечу над бескрайними просторами Эвенкии и вылажу из вертолета, жадно пропуская сквозь зубы девственный воздух.
Кругом текут бурные реки, чавкает грязь под ногами, и мошкара облепила мое лицо! Трудно! И я, стиснув зубы, иду впереди каравана оленей, везущих на своих спинах нелегкий и важный груз: спальные мешки, чай, сахар, табак, спички, кофе.
Трудно? Да, трудно! Несомненно трудно: стелется карликовая березка, пот режет глаза, но мы идем и идем вперед.
Однако вот даже и наш «вездепроходимый» олень совершенно застыл в грязи, тонкие ноги его пытаются подломиться, а глаза выкатываются из орбит и становятся похожими на глаза одной девушки, которая совершенно не относится к этому рассказу и с которой я познакомился совершенно при других обстоятельствах и в другое время.
— Что будем делать, боё ? — кричу я бригадиру проводников, пожилому студенту-заочнику педагогического института Василию Б. Но тот ничего не отвечает.
— Однако, не довезем груз, боё? — упавшим голосом говорю я, еще совсем юный и красивый, с целыми зубами, густой шевелюрой и в портянках.— Однако, худо, боё?..
Василий Б. по-прежнему ничего не отвечает. Он зорко оглядывается по сторонам, как медведь.
И только тут я замечаю у него в руках толстую палку толщиной со стакан, всю отлакированную временем, выщербленную, выскобленную, с национальным орнаментом, чтобы лучше было за нее держаться.
— А что, если тебе, однако, толкнуть олешка палкой, боё? — советую я Василию Б. Но Василий Б. все равно мне ничего не отвечает, потому что он знает жизнь, он дышит через ее поры, он крепко стоит на земле, и никакая сила его с земли не сковырнет.
Василий Б. взмахивает палкой и обрушивает ее тяжелый удар прямо в нежное лицо оленя. Я зажмуриваю глаза, но, открыв их, отнюдь не вижу перед собой потоков крови. Я отнюдь вообще ничего не вижу перед собой, потому что караван уже далеко впереди.
Смахнув слезы жалости, я догоняю ушедших и предлагаю короткий, но полезный привал, обещая угостить всех спиртом.
Мы с Василием Б. глотаем обжигающую жидкость, которую выдают для протирания теодолита, двое суровых мужчин среди бескрайних просторов Севера, и Василий Б. наконец прерывает молчание.
— Эй ты, фуфло ? Ты как считаешь — мы с этой заразы не сослепнем?
— Нет! — Я счастлив, что бывалый таежник наконец заговорил со мной, почти подростком.— Это этиловый спирт. Я видел, как его пили начальник экспедиции и его жена. И они до сих пор все видят.
— Ну, тогда дело,— одобрительно говорит Василий Б.— А то у нас на судоремонтном в Красноярске раз мы заначили цистерну и все пили, и даже на свадьбу сантехника взяли три ведра, а потом все ослепли.
— Все? — не верю я своим ушам.
— Совершенно все до одного, кроме меня,— сухо отвечает Василий Б., свертывая «козью ногу».
— А чем это объяснить? — изумляюсь я, собираясь записать этот удивительный рассказ на бумагу.
— А ничем,— так же сухо отвечает Василий Б.— Меня ни одна зараза не трогает.
Он оживляется:
— Уж чего я только не пил! И тормозуху, и дикалон, и порошок, и которое питье язвенным дают, а ни одна зараза меня никогда не брала. Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — вторю я и, достигнув его расположения, наконец решаюсь спросить: — Василий! А вот ты оленя так вот, толстой палкой? Это зачем? Ведь ему, наверное, больно?
— Нет. Ему не больно,— отвечает Василий Б., сильно нахмурившись.
— Ну... как же... ты представь? Палкой по роже... Ему должно быть больно. Ты ему, наверное, ткани порушил?
— Никаких тканей я ему не рушил. И ему не больно,— сердится Василий Б.— Оленя с детских лет лупят по морде толстой палкой, и у него вырастает толстая шкура.
— А бывает, что олени от этого умирают?
— Бывает. Но от этого только лучше. Слабый олень не нужен никому. Сильный всегда живет, а слабый всегда умирает. Слабый никому не нужен!
— Да, это верно ! — говорю я, горячо волнуясь.— Мы все должны быть сильными, чертовски сильными, чтобы выстоять перед суровой правдой жизни во имя ее прекрасности.
— Во-во,— подтверждает Василий Б. и требует еще спирту. Но я не слышу его.
— Как легко и радостно учиться жизни! — шепчу я.— На примере хотя бы простой эвенкийской мудрости !..— говорю я.
— Какой еще такой эвенкийской? — настораживается Василий Б.
— Вашей, эвенкийской,— неуверенно отвечаю я. Василий Б. вскакивает.
— Так это что же? Я, по-твоему, венок? — кричит он. Тут я совсем тушуюсь:
— Да... я считал, что вы... хорошо зная местные обычаи...
— Я те покажу обычаи! — ярится Василий Б.
Но показал он мне не обычай, а вынутый откуда-то из голого тела невероятно грязный и невероятно засаленный бывший студенческий билет Ивановского педагогического института. Я спокойно прочитал билет.
— Теперь ты видишь? — грозно спросил Василий Б.
— Вижу,— просто ответил я.
— Что ты видишь?
— Я вижу, что ты — бич!
— Совершенно верно,— ответил Василий Б. и радостно захохотал. ...До свидания, благословенный край Эвенкия, где люди мужественны, а животные чисты, где те и другие легко выносят многие бренности реальной жизни.
Так в нелегких трудах и заботах постигал я жизнь!
АВТОР. Спасибо, Николай Николаевич!
Н. ФЕТИСОВ. Ура! Ура! Ура!
АВТОР. Тише, Николай Николаевич!
Н. ФЕТИСОВ. А что такое случилось?
АВТОР. Уже поздно.
Н. ФЕТИСОВ. Нет, не поздно.
АВТОР. Нет, поздно!
Н. ФЕТИСОВ. Врешь!
АВТОР. И люди спят.
Н. ФЕТИСОВ. Разве ж это люди?
АВТОР. А то кто же еще?
Известно, женщины, как правило, представляют собой более эмоциональный тип, мужчины — более рациональный. Для сильной половины человечества важнее всего логика, мышление. У женщин на первом месте — интуиция, наитие.
Ада БАСКИНА
«На губах его блуждала сардоническая усмешка. В левой руке отливал синевой кольт калибра 0,38. «Кто вы?» — от волнения по-русски спросил старый эмигрант. «Ху ар ю?» — повторил он по-английски. Человек с кольтом — он только что влез в окно — скривил рот в усмешке: «Мэрилин Монро. Не узнаете?»
В ЭТО УТРО ДОЛЖЕН
РАСКРЫТЬСЯ ПЕРВЫЙ
ЛАНДЫШ
Буслаев трижды хлопнул
в ладони,
Делу время, потехе час.
Зашелестело
в посадничьем доме,
И входят в палату,
стыдясь и дичась,
Красные девицы —
Пирожные мастерицы,
Блинные пагубницы,
Сметанные лакомницы.
Сергей НАРОВЧАТОВ
ВЬЕТНАМ ВЫСТОЯЛ, ВЬЕТНАМ ПОБЕДИЛ
27 января 1973 г.
Соглашение о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме подписано.
Народ дает нам примеры работы над словом. Вот поэтический образец словесного творчества, народная загадка:
Коли лед,
Доставай серебро,
Возьмешь серебро,
Бери золото! (яйцо)
В. БОКОВ
Раньше женщины имели много детей.
Лариса КУЗНЕЦОВА
— Симон Визенталь вам знаком?
— Слышал это имя. Не он ли заправляет австрийским филиалом израильской разведки?
Мартти ЛАРНИ. Что я видел в Израиле
Кюкельман — вид у него был крайне подавленный — со вздохом препроводил купюры в сафьяновый бумажник, под руки вывел умирающего зятя через банковский портал, помог ему взобраться в пролетку и пригласил отобедать с ним у Лауэра.
Бертольт БРЕХТ
ВАЛЮТНЫЙ КРИЗИС. ПОЧЕМУ?
В ИНДОНЕЗИИ
ПРОДОЛЖАЮТСЯ СУДЫ НАД
КОММУНИСТАМИ
Я видела, как стояли пустыми старые дома в Черкизове, из которых выехали жители. Это продолжалось несколько месяцев. Сначала мальчишки пускали в стекла камни. Взрослые останавливали детей и урезонивали.
Однажды вечером запылал пожар. Охваченные огнем, пылали три дома. Прибыли на красных машинах пожарные команды. Люди в робах были спокойны, не суетились и не мешали огню.
С. ОСИПОВА. Москва
Грязовецкий райисполком Вологодской области решил однажды объявить трудовую мобилизацию граждан с единственною целью — заставить их заняться благоустройством улиц. Закон знает считанные случаи, когда возможна трудовая повинность: борьба со стихийными бедствиями, ликвидация их последствий, некоторые иные чрезвычайные обстоятельства. А тут надо липы посадить вдоль обочины шоссе — шлют повестку...
Александр БОРИН. СЕДЬМАЯ ВОДА НА КИСЕЛЕ.
Заметки о правовой самодеятельности
Рисунок на камне. Кто «позировал» древнему художнику? Э. Дэникен утверждает, что «натурой» был космонавт.
Как уже говорилось, вполне возможно, что Дэникен и его единомышленники, даже подтасовывая факты, искренне верят, что космические гости побывали на земном шаре. Но между верой и знанием лежит непроходимая пропасть.
А. КИТАЙГОРОДСКИЙ
Но почему так бледно выглядят отцы? Мы привыкли считать, что отцовское влияние, его сила и направленность очень важны для формирования личности ребенка, особенно мальчика.
И. КОН
Я прошел от станции Алабушево по Центральной улице, где все это произошло. По обеим сторонам — уютные домики, вьется дым из труб.
Пробегает стайка девчонок, перекрикивающих друг друга в веселом споре.
Степенно проходит старик с небольшим чемоданчиком.
Трое военных обгоняют его.
Молодая женщина несет на руках мальчонку. Он прижался к уху матери, что-то шепчет.
Присматриваюсь к прохожим — мелькают лица, озабоченные, добрые, улыбающиеся, задумчивые...
До чего же не «вписывается» в этот мирный пейзаж то, что произошло здесь, буквально на этом месте.
А. КАПЛЕР. СЛУЧАЙ В ДАЧНОМ ПОСЕЛКЕ
Одному моему знакомому надо было выкрасить свою машину. Три месяца он добивался, чтоб какая-нибудь СТО его приняла. Добивался не жалуясь, не ноя. Знакомый понимал: машин у населения все больше, а станций обслуживания если и становится больше, то далеко не в нужной пропорции, а значит, их все меньше... Понимая это, мой знакомый не требовал, а просил, даже умолял. Доумолялся. Машину взяли. Держали два месяца. Но выкрасили. Хочет мой знакомый на ней ехать, смотрит: нет аккумулятора. Съездил на такси за новым, приехал, смотрит — нет подфарников. Купил подфарники, вернулся, хочет ехать — еще чего-то нет. И так далее. Обиделся он? Нисколько. Говорил с улыбкой: «Мне еще дико повезло! У других хуже бывало!»
Н. ИЛЬИНА. МЫ РЕМОНТИРУЕМ АВТОМОБИЛЬ
«УЧИТЬСЯ МОЖНО И В КАФЕ...»
Нет ничего удивительного в том, что большинство ученых считает развитие современной науки более здоровым, чем развитие литературы и искусства, так как последние больше подвержены влиянию денег и власти.
Профессор Жан ЛЕРЕ
— Нам предстоит заново открыть Корчагина для нынешнего подрастающего поколения,— говорили мне товарищи в Будапеште.— Те, кому сейчас тридцать и больше, хорошо его знают. Двадцатилетние — хуже. А те, кому меньше двадцати, знают плохо или не знают совсем.
И вот — известие, что вышло новое издание «Как закалялась сталь». Появился «живой повод», чтобы рассказать о жизни Павла Корчагина на родине Мате Залки.
С. ТРЕГУБ
Тундра незабываема. Ее алебастровые ослепительные горизонты под стать гигантским фантазиям Генри Мура.
Попал я в тундру прямо со своих поэтических вечеров в ленинградском Октябрьском зале, где кроме чтения стихов участвовал в исполнении «Поэтории» Родиона Щедрина, «произведения для хора, оркестра и голоса поэта». Величие музыки Щедрина, нескончаемый белый голос его женских плачей слились с белой длящейся нотой полярных горизонтов, бесконечных, переходящих, как эхо, во все новые и новые дали.
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
В фильмах Тарковского почти нет места для «переживаний». Его герои стремятся через «травмы» и «стрессы» не к житейскому покою, а к идеальной гармонии. Так прочерчивалась судьба 12-летнего разведчика Ивана на войне. Так Андрей Рублев прорывался к гармонии «Троицы». За этой гармонией не было житейского прототипа. Она не складывалась, не лепилась ладно, а восставала из потрясенной образности фильма, как Афина из головы Зевса.
М. ТУРОВСКАЯ
Придет любовь к земле! Куда она денется? Как цыганка говорит:
женись на мне — через год полюбишь. Надо женить хлебороба на земле. Хватит уж, погулял вхолостую добрый молодец.
Б. МОЖАЕВ
А фильмы Уорхола — намеренно скучное развлечение для снобов. Он надоедливо снимает одно и то же здание или спящего человека, и кадр превращается в затянувшуюся, нудную гиперболу.
А. ЧЕРНЫШЕВ, В. ПРОНИН
«Я служил, служу и буду служить Советскому Союзу!» — так закончил свое выступление на торжественном юбилейном вечере в Концертном зале имени П. И. Чайковского Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Сергей Владимирович Михалков.
Вот уже два года советский народ работает над выполнением решений XXIV съезда партии, огромной программы экономического и социального развития. Многими достижениями отмечена созидательная деятельность нашего народа за это время.
Л. А. ЗЕМЛЯННИКОВА, секретарь ВЦСПС
ЗАПАДНОГЕРМАНСКИЕ
ТРУДЯЩИЕСЯ
ПРИВЕТСТВУЮТ ПРИЕЗД
ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ
ЦК КПСС
В высшей степени странная история произошла с Ричардом Бахом, бывшим пилотом, а ныне писателем. Гуляя по берегу канала, он услышал, как чей-то голос громко произнес: «Джонатан Ливингстон Сигал».
А. МАРТЫНОВА
ВИЗИТ ГЕНЕРАЛЬНОГО
СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС
В США
На наших глазах движутся стрелки часов Истории. Мы являемся очевидцами того, что Л. И. Брежнев в беседе с американскими журналистами в Кремле 14 июня назвал серьезным улучшением международного климата.
«Хороша была Танюша, краше не было в селе...», и вот Танюша, девица ослепительной красоты, в вихревом танце завлекает улыбкой «кучерявого парня» из того же стихотворения. В пляске принимает участие небольшой, но хорошо подобранный ансамбль танцоров (постановка народного артиста СССР Игоря Моисеева). Кружатся сарафаны, кружится камера, кружится голова — гуляй, Русь, хороша была Танюша!
Евг. СИДОРОВ
Когда я приехала в Ростов, я понимала, что события, разыгравшиеся здесь,— из ряда вон, но я не думала, что настолько. Дело не в том, что мы давно отвыкли от стрельбы, а здесь она шла прямо на улицах, из многих пистолетов и одного автомата, а потом было шесть километров погони.
Ольга ЧАЙКОВСКАЯ. ЭТО БЫЛО В РОСТОВЕ
В своих выступлениях М. Каддафи нагромождает в адрес коммунизма всевозможные обвинения. По его словам, коммунизм сохраняет капиталистические порядки, отрицает существование наций, несовместим со справедливостью и нравственностью, разрушает семьи и т. п.
Как уже сообщалось, 27 июня в западной части Китая была взорвана водородная бомба.
— О чем думаешь?
— О Саянах. О Шушенской ГЭС. Ее ведь там,— он махнул рукой вверх по течению Енисея,— ее ведь в этом году собираются начать строить. Интереснейшая будет станция... Может быть... э, да об этом еще рано говорить...
— Так у тебя ж Красноярская, ее ж ведь, станцию-то, строить надо.
— Надо. И построим. За эту уж беспокойства нет. Реку взнуздали, будет старик Енисей трудиться на благо социализма. Ему ничего другого не остается теперь делать. Взнуздали, в оглобли ввели, ну а упряжку подготовим.
Взнуздали... Ввели в оглобли... Упряжка... В самом этом образном строе в инженере с мировой славой вдруг отчетливо проглянул тверской крестьянский паренек из деревни Ивлево — такой, каким я его знал в те дни, когда пришел он в город сдавать в педагогический институт вместе с приятелем, имея одну пару сапог на двоих.
Сколько с тех пор минуло лет! Сколько воды утекло во многих малых, больших, грандиозных реках, которые этому инженеру довелось, по его выражению, «взнуздывать», «вводить в оглобли», «заставлять работать на социализм».
Борис ПОЛЕВОЙ. ДЕСЯТОЕ МОРЕ ИНЖЕНЕРА БОЧКИНА
ДЕРЗКАЯ ИДЕЯ О СОЗДАНИИ
ИСКУССТВЕННОГО МОЗГА
ОБСУЖДАЕТСЯ ВО ВСЕМ МИРЕ
УЖЕ НЕ ОДИН ГОД
Вместе со всем советским народом красноярцы твердой поступью идут по маршрутам пятилетки. Борясь за выполнение задач, поставленных Директивами XXIV съезда КПСС о комплексном развитии производительных сил края, они, из года в год наращивая темпы, вводят в действие новые предприятия и производственные мощности. В их числе самая крупная в мире Красноярская ГЭС, жемчужина Таймыра — Усть-Хантайская ГЭС, Ачинский глиноземный комбинат, заводы — хромовых кож в Канске и маргариновый в Красноярске. Введен на полную проектную мощность Черногорский камвольно-суконный комбинат. Дальнейшее развитие получила рудная база Норильского комбината.
Высокие темпы роста объемов производства достигнуты на предприятиях энергетики, в машиностроении, цветной металлургии, легкой промышленности. На юге края обретает зримые контуры невиданный еще по своему размаху промышленный комплекс, опирающийся на энергетическую мощь Саяно-Шушенской ГЭС. Успешно идет строительство крупнейшего в Советском Союзе Абаканского вагоностроительного комплекса. Началось возведение Электрограда под Минусинском. В Заполярье продолжает расти и набирать силу гигант цветной металлургии страны — Норильский горно-металлургический комбинат.
Где, как не здесь, на этих грандиозных стройках Сибири, писатель может ощутить дыхание нашего века, почувствовать накал и масштабность всенародной борьбы за осуществление ленинских предначертаний, познать душу и сердце советского человека!
П. МАКЕЕВА, секретарь Красноярского крайкома КПСС
ЗА ЧТО «ВЕЛЬТ» ХВАЛИТ
ГЕНРИХА БЕЛЛЯ?
Кто такой В. Максимов! Первую свою повесть он опубликовал в 1962 году. В следующем году вступил в члены Союза писателей, стал членом Литературного фонда. Но вот Максимов взялся за «капитальный» труд, в котором намеревался выразить свое кредо, свой взгляд на мир,— «Семь дней творения». Еще до завершения работы автор показывал отдельные главы коллегам по перу. Ему сказали: ты пишешь не то, здесь нет правды жизни. «Подождите, вот напишу конец, тогда увидите». И написал конец. Только увидели его сначала недобитки из белогвардейских «Граней» и «Посева»...
Роман В. Максимова был обсужден на секции прозы Московской писательской организации. И все выступавшие единодушно заявили автору: это антисоветский, антисоциалистический опус. Тот, кто способен сочинить такое, не может именовать себя советским писателем.
В ответ Максимов осыпал оскорблениями своих коллег и заявил о нежелании вести дискуссию.
Литератор
«Я пью вашу кровь, пожираю ваше тело, забираю ваши деньги»,— с горькой иронией пишет Барбара Треккер в американской газете «Нью-Йорк пост» о новой волне фильмов ужаса на экранах США.
По прогнозу английского физика, нобелевского лауреата Денниса Габора, три важнейшие проблемы могут в будущем поставить под угрозу существование человечества: термоядерная война, демографический взрыв и досуг. А швейцарский писатель Лоренц Штуки предостерегает от опасности «взрыва анархии», порожденного скукой, и «тоталитарного подавления свободы», которое станет следствием этого взрыва.
ПОЛОЖЕНИЕ В ЧИЛИ ОСТАЕТСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НАПРЯЖЕННЫМ. РЕАКЦИОННЫЕ СИЛЫ ДЕЙСТВУЮТ ВСЕ БОЛЕЕ НАГЛО.
Перечисляя факты многочисленных террористических актов, президент Альенде заявил: «Это фашизм в действии».
Соседка моя, жена тракториста, прочитавшая вчера газету, в которой был рассказ о «делах» Сахарова, с грустью сказала мне:
— И не стыдно ему! Мне, простой женщине, и то стыдно за него.
Виталий ЗАКРУТКИН
Станица КОЧЕТОВСКАЯ
...Советские писатели всегда вместе со своим народом и Коммунистической партией боролись за высокие идеалы коммунизма, за мир и дружбу между народами. Эта борьба — веление сердца всей художественной интеллигенции нашей страны. В нынешний исторический момент, когда происходят благотворные перемены в политическом климате планеты, поведение таких людей, как Сахаров и Солженицын, клевещущих на наш государственный и общественный строй, пытающихся породить недоверие к миролюбивой политике Советского государства и, по существу, призывающих Запад продолжать политику «холодной войны», не может вызвать никаких других чувств, кроме глубокого презрения и осуждения.
Ч. АЙТМАТОВ, Ю. БОНДАРЕВ, В. БЫКОВ, Р. ГАМЗАТОВ, О. ГОНЧАР, Н. ГРИБАЧЕВ, С. ЗАЛЫГИН, В. КАТАЕВ, А. КЕШОКОВ, В. КОЖЕВНИКОВ, М. ЛУКОНИН, Г. МАРКОВ, И. МЕЛЕЖ, С. МИХАЛКОВ, С. НАРОВЧАТОВ, В. ОЗЕРОВ, Б. ПОЛЕВОЙ, А. САЛЫНСКИЙ, С. САРТАКОВ, К. СИМОНОВ, С. С. СМИРНОВ, А. СОФРОНОВ, А. СУРКОВ, М. СТЕЛЬМАХ, Н. ТИХОНОВ, М. ТУРСУН-ЗАДЕ, К. ФЕДИН, Н. ФЕДОРЕНКО, А. ЧАКОВСКИЙ, М. ШОЛОХОВ, С. ЩИПАЧЕВ.
Величайший врачеватель, автор «Медицинского канона» Абу Али ибн Сина, родившийся на сто с лишним лет позже Мухаммеда аль-Фараби, однажды взял в руки «Метафизику» Аристотеля. Прочитал раз, другой. Книга оказалась сложной даже для него.
Ануар АЛИМЖАНОВ. ВОЗВРАЩЕНИЕ УЧИТЕЛЯ
С зарею каждой Ильича
встречаем мы,
И с каждым годом
все яснее нам
Победный путь —
к счастливым,
нескончаемым,
невиданно могучим временам.
УЙГУН
В самом деле, если до ареста и суда над Петром Якиром и Виктором Красиным о них писали и говорили как о великомучениках, этаких бескорыстных борцах за идеалы свободы, то теперь «характер взаимоотношений» этих же газет и радиостанций со своими бывшими «корреспондентами» резко изменился. Особенно после пресс-конференции, состоявшейся 5 сентября в Центральном Доме журналиста.
М. МАКСИМОВ. После прозрения
КОРЕЙСКОЙ НАРОДНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ ИСПОЛНИЛОСЬ 25 ЛЕТ. СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЮТ БРАТСКИЙ КОРЕЙСКИЙ НАРОД И ЖЕЛАЮТ ЕМУ НОВЫХ УСПЕХОВ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ СТРОИТЕЛЬСТВЕ. НА СНИМКЕ (ИЗ ЖУРНАЛА «КОРЕЯ»): РАБОЧИЕ ХЕСАНСКОЙ БУМАЖНОЙ ФАБРИКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ ПОСЛЕ ТРУДОВОГО ДНЯ.
КАК САМОЧУВСТВИЕ,
ТОВАРИЩ РУЛОН?
Я глубоко потрясен трагедией, которую переживает народ Чили.
Альфредо ВАРЕЛА
Как известно, на днях в Москве состоялась конференция учредителей Всесоюзного агентства по авторским правам (ВААП).
Улыбку вызывает предложение профессора Дж. Постгейта предотвратить «демографический взрыв» с помощью «мужской пилюли», которая создала бы значительный численный перевес мужчин и тем самым сократила рождаемость...
ЖАН-ПОЛЬ САРТР:
«Я СЖЕГ БЫ МОНУ ЛИЗУ...»
Мы голов не затуманим
Хмелем доброго вина.
До веселья
пить мы станем,
Пить не станем допьяна.
Иван ТАРБА. Перевел с абхазского Яков Козловский
ПОНЯТИЕ «СОВЕТСКАЯ ДЕЛОВИТОСТЬ», СЧИТАЕТ АВТОР ПОЛЕМИЧЕСКИХ ЗАМЕТОК, ДОЛЖНО БЫТЬ СТОЛЬ ЖЕ ВЕСОМЫМ, КАК «СОВЕТСКИЙ ХАРАКТЕР» ИЛИ «СОВЕТСКИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ». А ДЛЯ ЭТОГО НАДО ПОВЫШАТЬ КУЛЬТУРУ ДЕЛОВЫХ ОТНОШЕНИЙ.
СОТНИ ТЫСЯЧ УЧАСТНИКОВ МИТИНГА ИНДИЙСКО-СОВЕТСКОЙ ДРУЖБЫ В КРАСНОМ ФОРТЕ (ДЕЛИ) ПРИВЕТСТВОВАЛИ Л. И. БРЕЖНЕВА И ИНДИРУ ГАНДИ
Итак, капиталистический мир захлестнула мода на безвкусицу. Триумф китча в Париже — признанной столице утонченного вкуса...
В одной сказке говорится: однажды мыши собрались и стали обсуждать, как им уберечься от кота, который бесшумно подкрадывается и хватает зазевавшихся мышей. После долгих прений решили привязать коту на хвост колокольчик. Все были очень довольны таким решением.
В. МАШИНСКИЙ, главный специалист
по озеленению управления «Моспроект-1»
У ДЕВУШЕК СПРОСИЛИ: КАКИЕ КАЧЕСТВА ОНИ ХОТЕЛИ БЫ ВИДЕТЬ У МУЖЧИН КАК У СПУТНИКОВ ЖИЗНИ?
ВИЛЬНЮССКИЕ СТУДЕНТКИ НА ПЕРВОЕ МЕСТО ПОСТАВИЛИ ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ...
Человек, как только он стал человеком, всегда смотрел в небо.
Василий ЗАХАРЧЕНКО
— Я безмерно счастлив,— продолжал Арманд Хаммер,— что мне довелось встречаться и беседовать с великим основателем вашего государства Владимиром Ильичем Лениным. Я счастлив, что встречался и беседовал с Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым...
Многие непорядки и беды в нашей деловой жизни объясняются ошибками планирования. Улучшить базу, на которой развивается всякая деятельность в народном хозяйстве,— значит прежде всего составлять научно обоснованные, реальные планы.
П. БОЛТНЕВ, гор. Горький
Вспоминаю древнюю притчу о четырех слепцах и погонщике слонов. Слепцы не ведали, что есть слон, и по совету погонщика поочередно с познавательной целью к слону прикасались. Первый прикоснулся к хоботу, второй — к ноге, третий — к брюху, четвертый — к хвосту. И они узнали: первый, что слон — это змея; второй, что слон — это столб; третий, что слон — это жбан; четвертый, что слон — это корабельный канат...
С. ВАЙМАН, профессор, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы Липецкого педагогического института.
К тебе, одиночество,
словно к затонам,
Бегу от житейского зноя —
Упасть и очнуться
в холодном, бездонном,
Омыться твоей глубиною!
И мысли текут, ни конца им,
ни краю —
Как будто с волнами
играю.
Пока изнуренного,
хоть на мгновенье,
Меня не поглотит забвенье.
Стихия родная!
Зачем же я трушу,
Лишь только твой холод почувствую
жгучий,
Зачем тороплюсь
я рвануться наружу,
На свет, наподобие рыбы
летучей?
Здесь нечем согреться —
там нету покоя,
И обе стихии карают изгоя.
Адам МИЦКЕВИЧ. Одиночество.
Перевел А. ГЕЛЕСКУЛ
На кол
Герой, проснувшись однажды утром, думает так:
«И сколько я ни бодрился, отчаяние все же охватило и меня. Глядеть на белый свет ужасно, тошно, противно, к вечеру я сильно устаю неизвестно отчего, а в пять часов утра обратно просыпаюсь и долго лежу, глядя в обесцвечивающуюся темноту круглыми глазами, вертя в своей бедной голове всю эту помоечную мешанину, столь далекую от прекрасности жизни. Взято в долг 105, 100, 5, 30, 50 и 6 рублей 44 копейки, невозможно получить какой-нибудь спрос в ответ на любое предложение, мерзкие рылы высвечиваются в голубом сиянье, неуверенность и дрожание, тоска от последствий поступка, лень, боязнь активности и бессмыслица активности, страх, личный дискомфорт, отчуждение, некоммуникабельность, полное отсутствие перспектив и тому подобное, но не так далее».
Потому что далее — делать нечего! Нужно как-то устраиваться, исправлять жизнь, спастись, что ли, или просто хоть делом каким заняться. Герой становится автором. Он берет лист бумаги и пишет следующее:
«Прекрасны Кимры Калининской области, славны Кимры, город, расположенный на крутом волжском берегу с 1917 года, а с XVII века ставший крупным центром кожевенно-обувной промышленности. Со взметнувшимися домами новостроек, театром, краеведческим музеем, церквами, соборами, особняками, дачами в стиле модерн, улицей, носящей имя революционера Звиргздыня. Он очень прекрасен, но описывать мне его совершенно лень. Если кто живет в Москве, то при наличии хорошей погоды имеет возможность прийти на Савеловский вокзал, купить билет за рубль с мелочью, и через два часа этот человек лично сам убедится в прекрасности описываемого города, а если вы живете не в Москве, далеко от Москвы или еще гораздо дальше, то я предлагаю вам решить проблему тремя различными путями, как на известной картине Васнецова: 1. Обратиться к телевизионной передаче «Клуб кинопутешествий». 2. Заказать видеокассету. 3. Самостоятельно реконструировать облик местности, руководствуясь моими скупыми описаниями, как костями мамонта. А лучше — не забивайте голову всякой ерундой. Думайте о высоком, как учит Кормер, и заодно представьте себе, что на крутом волжском берегу лениво грелись однажды в лучах не то заходящего, не то восходящего солнца два философа, один из которых, невысокого роста, чернявый, с цепким умным взглядом умудренного жизнью человека, обратился к другому со вздохом:
— И сколь я ни бодрился, но отчаяние все же охватило и меня. Глядеть на белый свет ужасно, тошно, противно, к вечеру я сильно устаю неизвестно отчего, а в пять утра обратно просыпаюсь и долго лежу, глядя в обесцвечивающуюся темноту круглыми глазами, вертя в своей бедной голове всю эту помоечную мешанину, столь далекую от прекрасности жизни, когда невозможно получить какой-либо спрос в ответ на любое предложение, и берет тоска от неуверенности и дрожания, и боязнь от страха, личного дискомфорта, отчуждения, некоммуникабельности, полного отсутствия перспектив и так далее...
— Нет, не так,— воскликнул, дрожа от творческого возбуждения, второй философ, которого все в округе звали Львом — высокий, в круглых роговых очках с металлическими дужками, очень сильно пузатый, в майке салатного цвета с желтыми разводьями пота, стекающего из его волосатых подмышек, в черных сатиновых трусах, из-под которых белеют незагоревшие ноги,— ты представь,— продолжил он,— что двое мужиков перекуривают в углу под широким развесистым ивняком. Мерцают, как волчьи глаза, огоньки самокруток. Ослепительно сияет желтое солнце. Едят комары, слепни, и самое природа, казалось, тоже замерла или перекуривает перед тем, как чтоб тоже чего-нибудь добиться хорошим трудом и примерным поведением, чтоб ей тоже или увеличили зарплату, или хотя бы не выпороли.
— Странные слова! — восклицает Герасим, высокий тощий мужик с рыжей курчавой головой и лицом, поросшим волосами. Мужики начинают пыхтеть, отдуваться, пытаясь уместить что-то на острие кола, воткнутого в ил другим своим острием. Сантиметрах в пяти от Герасима по горло в воде стоит Александр Иванович Любимов, молодой горбатый мужик с треугольным лицом, в треуголке и синих китайских джинсах. Оба начинают сипеть от холода, потому что так надо.
— Да что ты всей рукой тычешь? — кричит горбатый Любимов, дрожа как в лихорадке.
— Голова ты садовая! — сердится Герасим.— Пространство есть пространство, как роза есть роза, как сказала Гертруда Стайн. Ну, беспонятный же ты мужик, прости царица небесная! Умещай!
— Умещай! — дразнит его Александр Иванович.— Командёр какой нашелся, резать мой бритый столб! Шел бы да сам умещал, рыжая курчавая скотина! Чего стоишь!
— Лезь куда надо, раз приказано!
— Там глыбоко,— пугается Любимов.— Нешто при моей низкой комплекции можно под берегом стоять?
И тут же, потеряв равновесие,— бултых в воду! Словно испуганные, бегут от берега волнистые круги, и на месте падения вскакивают пузыри. Любимов выплывает и, фыркая, хватается за ветки.
— Утонешь еще, черт, отвечать за тебя придется!..— хрипит Герасим.— Вылазь, ну тя к лешему! Я сам справлюсь с порученным заданием!
Начинается ругань. А солнце печет и печет, как в Южно-Африканской Республике. Тени становятся короче воробьиного хобота и уходят в самих себя, как сексуальные предметы. Комары и слепни спрятались в высокой медвяной траве и спят, как идиоты, не чуя, что творится вокруг. Уж скоро бы пора идти обедать в четвертую столовую барина Мышкина, а два подлеца все еще барахтаются под ивняком. Хриплый бас и озябший тенор нахально нарушают прекрасность летнего дня.
— Умещай, умещай! Постой, я попробую! Да куда суешься-то с кулачищем! Ты пальцем, а не кулаком, рыло! Заходи сбоку! Слева заходи, слева, а то справа колдобина! Угодишь к лешему на ужин! Давай умещай, милый!
Слышен отвратительный вой мотора, работающего на солярке, и лязг железных гусениц. На отлогом берегу появляется бронетранспортер, ведомый Ефимом, дряхлым стариком с одним глазом, покривившимся ртом, сизым носом и громадными тараканьими усами зеленого цвета.
— Кого это вы, братцы? — басом спрашивает он, закуривая австрийскую сигарету «Майдл сорт».
— Пространство! Расползается, курва, как раки расползаются в темноте,— кратко поясняет Герасим.
— Не бэ, ребята! Царство Божие внутри нас! Мы еще увидим небо в алмазах! А то, понимаешь, есть тут некоторые, воздвигли себе, япон мать, памятник нерукотворный на фиг, взирая в древность, как народы изумленны! — бранится Ефим, с минуту щуря свой глаз, после чего отшвыривает сигарету, снимает френч, сапоги, рубаху и, перекрестившись худой, темной рукой, лезет в портах в воду... Шагов пятьдесят он проходит по илистому дну, но затем пускается вплавь.— Постой, ребятушки! — вопит он.— Экономно расходуйте оставшиеся силы! Умещать будем умеючи!
Он присоединяется к ним, и накаленный воздух оглашается звуками какой-то унылой русской песни, которую исполняют все трое.
— Где Ефим? — слышится с берега крик.— Еф-им! Па-адла! Где ты?..
Из-за решетки показывается барин Андрей Андреевич Мышкин в халате из персидской шали, форменной фуражке и с газетой «Русская мысль» в руке, лысый, маленький, грассирующий, типичный представитель разлагающегося дворянства, которое вскоре исчезнет как класс.
— Что здесь? Кто орет? — строго смотрит он по направлению криков, несущихся с реки.— Что вы здесь копошитесь? Ефим, ты почему не охраняешь священные рубежи нашей усадьбы? Герасим, Александр Иванович, когда, падла, дождешься от вас высокой производительности труда?
— Ужо дождешься, когда уместим,— кряхтит Герасим.— Жизнь прожить — не поле перейти, успеешь еще, вашескородие...
— Да? — успокаивается барин, и глаза его подергиваются лаком.— Так умещайте же скорее. Нá кол! Нá кол!
— Подпирай снизу! Тащи кверху, добрый человек... как тебя? — галдят рабочие.
Проходит пять минут, десять... Мышкину становится невтерпеж.
— Василий! — кричит он, повернувшись к усадьбе.— Васька! Витька! Женька! Позовите ко мне Василия!
Витька и Женька ведут под руки Василия, совершенно пьяного человека во фризовой шинели, от которого за версту разит джином «Бифитер».
— Сичас,— бормочет он.— Пространство, время... Мы ета могем... Мы ета мигом... Ефим! Уот’с мэттэ? Коли ты военный человек, некуй тебе не в своем деле ломаться! Которое тут пространство, которое время?.. Мы яго не впервой!.. Пустите руки!
— Да чего «пустите руки»? Сами знаем — пустите руки! А ты умести!
— Да нешто так уместишь? Надо двигаться слева, в спирально-поступательном движении...
— «Поступательном»! Знамо дело, дурак!
— Ну, не лай, а то влетит! Сволочь!
— При господине барине и такие слова,— лепечет Ефим, рыдая.
— Погодите, сукины дети,— говорит барин и начинает торопливо раздеваться.— Столько вас дураков — и Герасим, и Любимов, и Ефим, и Витька с Женькой, и Василий, а простую вещь сделать не можете...
Раздевшись, Андрей Андреич дает себе остынуть и лезет в воду. Но и его вмешательство не ведет ни к чему.
— Подтесать нужно кол! — решают наконец все.— А то больно острие затупилось...
Слышны удары топора о мокрое дерево. Барин Мышкин сияет. Сияют все. Сияет солнце. Сияют ожившие комары, слепни, мухи. По всем лицам разливается медовая улыбка. Минута проходит в молчаливом созерцании пространства и времени.
— Здорово у нас получилось,— лепечет Ефим, почесывая под ключицами.— Уместили все-таки, победив различные трудности...
— Н-да,— соглашается барин.— Запомните, друзья, все это делается для вас, исключительно для вас, только для вас! Только забота о вас заставляет меня заставлять вас делать это практически каждый день!
Внезапно его красивое, холеное лицо искажается.
— Ах вы, храпоидолы! — кричит он.— Вам что велено было умещать на кол? Вам время было велено умещать на кол, а вы что делаете? Туфту гоните? Пустились по легкому пути? Умещаете пространство, которое давным-давно уже на колу!.. А ну подайте мне, что полагается в таких случаях!
Ему подают то, что полагается в таких случаях, а именно длинный пастуший кнут. Мышкин начинает драть трудящихся прямо тут же, в воде. Те плачут и говорят, что больше никогда не будут, но по их лицам видно, что они лукавят, ибо сцена эта происходит на берегу практически каждый день, за исключением тех нескольких месяцев, когда река начисто скована льдом... Пространство вдруг неожиданно делает резкое движение, и все слышат сильный плеск... Все растопыривают руки, но уже поздно: пространство поминай как звали, а о времени и говорить смешно...— закончил Лев и, блеснув очками, подтянул слабую резинку своих черных трусов, прежде чем налить и выпить, а первый философ в ответ мысленно ударил его по лицу, и они принялись молча драться на крутом волжском берегу. Но дрались они тоже не по-настоящему. Это была всего лишь игра, обычная философско-патриотическая игра «На кол», в которую они играли практически каждый день, за исключением того определенного времени, когда все кругом было начисто сковано льдом. Они любили эту игру, и никакая сила в мире не заставила бы их от нее отказаться, хоть расцвети кругом сто цветов и солнце сияй ежесекундно...»
— Никто ничего не поймет из того, что я здесь накалякал,— удовлетворенно бормочет герой.— Кроме того, что мною был сегодня использован для лечения рассказ доктора Чехова «Налим», за что я приношу автору глубокую благодарность и извинение. Никто... Ничего... Но я вновь бодр, и отчаяние, охватившее меня, отступило на задний план, и глядеть на белый свет уж не ужасно, не тошно и не противно, и к вечеру я не устану неизвестно от чего, а в пять часов утра буду спать, как дитя, и храпеть, как транзистор на волне 25 метров, вертя в своей богатой голове одну и ту же мысль, мысль о прекрасности жизни. Мерзкие рылы, высвечивающиеся в голубом сиянье, я люблю вас, люблю! Прочь неуверенность, прочь дрожание, прочь тоску от последствий поступка, лень, боязнь активности и бессмыслицу активности, прочь страх, личный дискомфорт, отчуждение, некоммуникабельность, полное отсутствие перспектив и так далее, и тому подобное! Нá кол! Нá кол!