Статус-кво в военно-политических отношениях между Россией и Китаем

Активная политика России на Дальнем Востоке в начале XIX века настоятельно требовала решения вопроса о пограничном размежевании с Цинским Китаем. Нерешенность этого вопроса препятствовала дальнейшему освоению Приамурья и развитию этого края. По мере расширения российско-китайской торговли и дальнейшего освоения русскими Приморья, Камчатки, Северной Америки вопрос о судоходстве по Амуру становился все более актуальным.

В начале 1805 года в Китай была снаряжена большая миссия во главе с сенатором графом Ю.А. Головкиным. Чрезвычайный и полномочный русский посланник должен был поставить перед цинской стороной целый ряд вопросов, связанных с развитием русско-китайской торговли. В полученных от Сената инструкциях Головкину поручалось «всеми средствами убедить китайское правительство, чтобы оное позволяло проходить по реке Амуру ежегодно хотя нескольким судам нашим». Взамен Головкин мог обещать цинской стороне любые льготы в торговле, но не в сфере территориального размежевания. В инструкции указывалось, что в связи со сложной ситуацией в Европе России затруднительно «отделить к китайской границе хотя небольшой корпус войск», и потому «разграничение легко может быть учинено к крайнему вреду интересов наших».

Несколько месяцев, с октября 1805 года вплоть до января 1806 года, посольство Ю. Головкина провело на границе в спорах с цинскими пограничными властями по протокольным вопросам. Пройдя через эти препоны, Головкин и его посольство прибыли в Ургу. Русский посол категорически отказался исполнить унизительный церемониальный обряд «коутоу» (три коленопреклонения и девять челобитий) и через месяц вернулся в Кяхту. Миссия была сорвана, хотя русский Сенат впоследствии полностью одобрил поведение русского посла. Летом 1806 года он был отозван из Сибири в Петербург. В секретном письме министра иностранных дел А.Я. Будберга Сибирскому генерал-губернатору И.Б. Пестелю в связи с отзывом Головкина сообщалось: «Я заключу сие письмо повторением, что государь император ничего так не желает, как сохранить дружественное согласие с двором китайским».

После возвращения посольства Ю. А. Головкина из Сибири русское правительство надолго отложило вопрос о Приамурье. Оно было занято главным образом бурными, судьбоносными событиями, происходившими в Европе и связанными с именем Наполеона.

Вопрос о разграничении в Приамурье стоял в стороне и в системе внешнеполитических приоритетов Цинской империи. Фактически этот регион был своеобразной нейтральной зоной между двумя империями. По сообщению генерал-майора К.К. Венцеля, командующего русскими войсками Восточной Сибири, цинские власти имели «весьма ограниченные сведения об этих местах, чем подтверждают прежде носившиеся слухи, что со стороны тамошнего управления обращается весьма слабое внимание на эту часть края, где если и появляются иногда незначительные китайские чиновники, то большею частью для каких-нибудь своих выгод».

Отношения между русскими и цинскими караулами и заставами, несшими службу по охране пограничной линии между двумя империями в начале XIX века, были в целом нормальными. В основном китайская пограничная охрана занималась пресечением попыток местных жителей из числа некитайских народов перейти на российские земли и вступить в российское подданство. Пограничные караулы двух сторон встречались вместе, дружески общались в неформальной обстановке.

По донесению командующего Сибирской линией Г. Глазенапа министру иностранных дел Н.П. Румянцеву от июня 1808 года, китайские пограничные чиновники в знак дружеского расположения к русским пограничникам разрешали даже «пропущать наших казаков для рыбной ловли и внутрь китайской территории».

В ответ на это донесение российский министр иностранных дел, после соответствующего доклада императору, поддержал приказание Г. Глазенапа воздерживаться от принятия приглашений китайцев. Н.П. Румянцев писал:

«В числе доказательств доброго расположения к нам китайского правительства, конечно, служить может приглашение, сделанное их чиновниками казачьему уряднику приходить к ним и за границу для рыбной ловли. Но его величество совершенно изволил одобрить запрещение, сделанное вашим превосходительством, пользоваться дружеским приглашением китайцев. Тем паче, что такие переходы взаимно запрещены трактатами, существующими между Российскою и Китайскою империями. И хотя остаются иногда без дельных замечаний по соседственной дружбе пограничных начальников, но могут быть поводом к неприятным притязаниям, как тому нередко уже были примеры».

Предупреждения русского правительства о строгом соблюдении пограничных договоренностей с Китаем не были лишены основания. В то самое время, когда посольская миссия Ю.А. Головкина подвергалась унизительным бюрократическим проволочкам на границе Цинской империи и в Урге, китайские пограничные караулы были приведены в состояние повышенной готовности.

В донесении императору Юн Яню 10 февраля 1806 года ургинские пограничные правители Юндендорж и Фухай и командующий чахарским корпусом Восьмизнаменных войск Фэркэнгэ докладывали: «В недавно изданном поучительном указе императора сказано: Невозможно предугадать, какие необдуманные и вздорные поступки от стыда и злобы могут совершить русские после того, как их возвратят обратно. Поэтому повелеваю Юндендоржу и прочим отправить секретные распоряжения “всем караулам, находящимся на границе, а также по пути следования (возвращающегося посольства) о соблюдении повышенного внимания и осторожности и т.д.

Во исполнение указа императора мы, ваши ничтожные слуги, посовещались и пришли к заключению, что, хотя русские, действительно, не смогут затеять какое-либо дело, однако необходимо принять секретные меры предосторожности… Осенью мы, ваши ничтожные слуги, еще раз произведем проверку караулов, при этом чиновникам и солдатам будет дано указание по-прежнему поддерживать с русскими дружеские отношения».

Подобные меры предосторожности на границе, принятые китайцами во время пребывания в Урге посольства Ю. Головкина, сохраняли свою актуальность и впоследствии. Так, в октябре 1806 года Юндендорж и Фухай доложили императору Юн Яню о посылке двух групп «хороших и толковых» чиновников для проверки всех 47 пограничных караулов. Этим чиновникам было приказано «как можно тщательнее произвести проверку караулов. И даже если вне караулов русские ведут себя по отношению к нам весьма почтительно и мирно и ничего не затевают, повсеместно довести до сведения караульных офицеров и чиновников следующий приказ: по-прежнему поддерживая с русскими дружеские отношения, принять секретные меры предосторожности, вести себя осмотрительно во время отыскания следов (пропавшего скота), охраны рек, а также при исполнении любого другого казенного дела».

Таким образом, общее состояние отношений между Россией и Китаем вдоль линии границы характеризовалось формально дружественным характером, хотя по существу эти отношения носили на себе общий отпечаток недоверия, что было характерно для всего комплекса военно-политических отношений двух империй.

К середине XIX века военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке резко изменилась, что не могло не отразиться на развитии российско-китайских отношений.

Первая «опиумная» война 1829—1842 гг. Англии против Китая завершилась подписанием неравноправного Нанкинского договора. Эта война, выявившая полнейшую политическую и военную слабость Цинской империи, означала, что в качестве активных игроков на внешнеполитической арене Дальнего Востока появились западные державы. В этих условиях нерешенность Амурского вопроса в отношениях между Россией и Китаем была чревата большими и опасными осложнениями.

Очевидная необходимость для России решения вопроса об Амуре ставила в повестку дня изучение и исследование этого отдаленного края. Целый ряд экспедиций русских мореходов, ученых и исследователей в районе Приморья и Приамурья в первой половине XIX века не только способствовали «открытию» новых земель, но и привели к созданию определенных «мифов» и предубеждений. В частности, было установлено, что Амур не судоходен, а Сахалин — это полуостров. Такого рода «открытия» способствовали тому, что достаточно долго на высшем политическом уровне господствовала точка зрения о нецелесообразности присоединения Амура к России в принципе.

Этот взгляд, основанный на результатах исследований Лаперуза и Крузенштерна, отстаивали канцлер К.В. Нессельроде, военный министр А.И. Чернышев, директор Азиатского департамента МИД Л.Г. Сенявин и др. Генерал-губернатор Западной Сибири князь A.M. Горчаков считал, что «Амур для России лишнее, что неизмеримые дебри от Якутска до Камчатки и к Охотскому побережью являют собой границу, не требующую охранения, и, что важнее, отстраняют жителей Сибири от непосредственного прикосновения к иностранцам, которое легко могло бы обратиться в дело пагубной пропаганды и в путь существенного вспомоществования беспорядку».

На противоположных позициях стояли патриотически настроенные политические и военные деятели России XIX века. Они видели в богатейших малоосвоенных районах Приамурья богатейшую кладовую природных ресурсов и богатств, которую можно было поставить на службу России.

Осенью 1816 года бывший иркутский гражданский губернатор А.М. Корнилов представил управляющему министерством иностранных дел К.В. Нессельроде записку о границах России с Цинской империей. В ней, в частности, обосновывалась необходимость иметь Амур в качестве линии границы с Китаем:

«I. Для самого Китайского государства должна быть немалая польза от заселения северного берега Амура российскими промышленниками, посредством которых южные порты, от Китайского правительства к торговле назначенные, получили бы для необходимостей народных в промен на их избытки такие их товары, которые прежде и в состав торговли не входили…

II. Российское государство было бы тогда совершенно удовлетворено в рассуждении сих границ, следовательно, не могло бы никогда завлечено быть в необходимую войну, которая со временем может сделать потрясение внутреннему правлению великой и примерной Китайской империи. По какой же причине и из чего? Из земли, которая лежит впусте и никакой пользы Китайской империи не приносит, а России принадлежит от древних времен. Всякий со здравым рассудком усмотреть может, которая сторона должна тогда отчет всевышнему за вражду сию, если оная по необходимости произойдет.

III. Все естественного богатства реки Амура ныне гибнет от руки времени, а тогда обратилося бы оно на пользу человечества и на пользу обоих государств».

Серьезным толчком, побудившим российское правительство активно заняться проблемами Приамурья и Приморья, стала записка генерал-губернатора Восточной Сибири В.Я. Руперта от 7 марта 1846 года на имя императора. В ней он писал: «Обладание Амуром во всяком случае неизбежно для России, и рано или поздно оно должно осуществиться. Амур необходим для Восточного края России, как необходимы берега Балтийского моря для Западного ее края, необходим, как для расширения наших торговых связей с Китаем и вообще с Востоком, как для решительного утверждения русского флага над Северными водами Восточного океана, так и для быстрейшаго и правильнейшаго развития естественных богатств Восточной Сибири, всего этого огромного пространства земель от верховьев Оби до Восточного океана».

Одним из главных и самых активных поборников идеи присоединения Приамурья к России стал новый генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев, назначенный на эту должность в 1847 году. Молодой и энергичный военачальник и администратор, он требовал «безотлагательно приступить к занятию устья Амура, или со дня на день должно ожидать, что оно с юга должно быть занято другими». По мнению Муравьева, «занятие устья Амура иностранцами столь было бы пагубно для польз государства, что нам непременно должно будет выгнать оттуда силою новых пришельцев и, следовательно, объявить войну той державе, к которой они будут принадлежать, т.е. Америке, или Франции, или Англии; но нет почти никакого сомнения, что это совершится последнею».

В 1849 году Н.Н. Муравьев в своей записке «Причины необходимости занятия устья р. Амура…» писал: «Могу сказать, что, кто будет владеть устьями Амура, тот будет владеть и Сибирью, по крайней мере до Байкала, и владеть прочно: ибо достаточно иметь устье этой реки и плавание оной под ключом, чтобы Сибирь, и более населенная и цветущая земледелием и промышленностью, оставалась неизменной данницею и поданною той державы, у которой будет этот ключ».

29 января 1849 года в Петербурге был образован Особый комитет, который постановил отправить специальную экспедицию для осмотра Охотского побережья и устья Амура. Именно в Особом комитете шла выработка политики России в отношении Приамурья. Однако заслуга реального исследования Приамурья и закрепления его за Россией принадлежит, безусловно, великому патриоту русскому, морскому офицеру капитан-лейтенанту Г.И. Невельскому. В ходе экспедиции в 1849 году он доказал, что Сахалин, вопреки установившимся взглядам, является островом, отделенным от материка проливом, пригодным для плавания судов; вход в Амур возможен и с юга, и с севера; устье Амура еще не занято ни одной иностранной державой, включая Китай.

Особое совещание на заседании в феврале 1850 года не поверило докладу Г.И. Невельского. В итоге обсуждения было решено направить специальную экспедицию во главе с Г.И. Невельским в Приамурье для его исследования.

Г.И. Невельской со своей экспедицией подробно исследовал устье Амура, основал несколько военных постов. 29 июня 1850 года на северном берегу устья Амура в гавани Счастья было основано первое русское зимовье Петровское. В июле 1850 года Невельской на мысе Куегда в устье Амура основал военный пост Николаевский (ныне — Николаевск-на-Амуре) и объявил новые земли территорией России. 1 августа 1850 года там был поднят русский военно-морской флаг. В Николаевском были оставлены 10 человек во главе с прапорщиком П. Поповым.

В декабре 1850 года Невельской был вновь вызван на заседание Особого комитета, на котором его обвинили в превышении своих полномочий, что грозило ему разжалованием в матросы. Император Николай I в споре между Нессельроде, призывавшем снять Николаевский военный пост и наказать Невельского, и Муравьевым, защищавшем Невельского, поддержал последнего. Он назвал поступок русского моряка «благородным и патриотическим» и заявил, что «где раз поднят русский флаг, он уже опускаться не должен».

В итоге на совещании было решено оставить Николаевский пост, а экспедицию, возглавляемую Невельским, назвать Амурской и поставить под контроль Н. Муравьева.

В ходе работы Особого совещания неоднократно возникал вопрос о возможной реакции Цинского Китая на русскую активность в районе Приморья и Приамурья. С этой целью было решено предложить китайскому правительству начать переговоры о мерах по обеспечению безопасности нижнего Амура и Сахалина от посягательств иностранцев.

17 февраля 1851 года в Лифаньюань было направлено послание, предупреждавшее об опасности захвата неразг-раниченных районов иностранными государствами: «Овладение устьем Амура или занятие в тех местах пункта какой-либо морской державою не может быть нами терпимо, так как Амур вытекает из наших пределов, и притом самые земли, от р. Уди к востоку лежащие и, следовательно, примыкающие к устью Амура, по трактату нашему с Китайской империей оставлены неразграниченными. Поэтому существенные выгоды как Китая, так и России требуют, чтобы никакие иностранные суда не могли иметь выход в Амур и плавать по этой реке и чтобы устье оной не принадлежало никакой сторонней державе. Все это дружески сообщается китайскому правительству на дальнейшее его размышление, и не признает ли оно полезным войти с нами в согласие насчет обезопасения устья помянутой реки и противулежащего острова от всяких покушений на сии места иностранцев — чего, по-видимому, требовала бы взаимная безопасность наших и ваших в тех местах пределов».

Никакого ответа на русское предложение со стороны Пекина не последовало.

Для защиты Приамурья от посягательств на него иностранных держав Россией принимались активные меры по укреплению обороноспособности Дальнего Востока. По инициативе Муравьева было принято решение о переносе основной базы Сибирской флотилии из Охотска в Петропавловск-на-Камчатке. На Камчатке было образовано военное генерал-губернаторство. С этой же целью были образованы Кяхтинское градоначальство (20 июня 1851 года), Забайкальская область (11 июля 1851 года), сформировано Забайкальское казачье войско (17 марта 1851 года). К середине 1853 года в Приамурье и Приморье было учреждено пять русских военных постов, кроме того два русских поста были основаны на Сахалине.

В 1853 году между западноевропейскими державами и Россией возникли разногласия по так называемому «восточному вопросу» — вопросу раздела Османской империи на сферы влияния. Эти разногласия в октябре того же года привели к Крымской войне. В марте 1854 года Англия и Франция объявили войну России. Все силы и внимание императорской России с этого момента были сосредоточены на событиях, происходивших на ее южных рубежах. Дальний Восток, отношения с Китаем — все это фактически выпадало из поля зрения российского правительства.

Однако именно в этот период Н.Н. Муравьев направил на имя генерал-адмирала великого князя Константина конфиденциальную записку, в которой изложил свое мнение по поводу начавшейся войны. Он считал, что даже совместные действия Турции и западноевропейских держав не представляют серьезной угрозы для Европейской России; «но на крайнем востоке, — отмечал Муравьев, — наше дело иное: Авачинская губа в Камчатке, устья Амура и плавание по этой реке могут быть силою отторгнуты от России. Соседний многолюдный Китай, бессильный ныне по своему невежеству, легко может сделаться опасным для нас под влиянием и руководством англичан и французов, и тогда Сибирь перестанет быть русскою; а в Сибири кроме золота важны нам пространства, достаточные для всего излишества земледельческого народонаселения Европейской России на целый век; потеря этих пространств не может вознаградиться никакими победами и завоеваниями в Европе».

В соответствии со своими представлениями Н.Н. Муравьев предлагал перебросить по Амуру к Тихоокеанскому побережью военные силы, достаточные для «укрепления берегов и портов при устьях Амура и в Камчатке»: 500 человек в Петропавловск и отряд с четырьмя горными орудиями на Амур. В случае высадки десанта противника Муравьев предполагал «в то же лето спустить по Амуру два батальона и несколько сотен конных казаков с надлежащею артиллериею, выгнать неприятеля с берегов Амурских и Татарского залива, а потом посредством пароходного же сообщения перевезти достаточные силы по Охотскому морю к Большерецку, не выходя в Восточный океан, и выгнать неприятеля и из Петропавловского порта».

Особый комитет, рассмотрев предложения Н.Н. Муравьева, разрешил осуществить сплав русских войск по Амуру, уведомив об этом Цинский двор.

14 апреля 1854 года Муравьев отправил в Пекин письмо, извещавшее о предстоящем плавании русских судов по Амуру, необходимом для предупреждения агрессии западноевропейских держав, «питающих враждебные замыслы на наши приморские владения». Не дождавшись ответа от китайской стороны, 14 мая того же года начался сплав русских судов. В экспедиции участвовали: пароход «Аргунь», 5 лодок, 4 вельбота, 18 баркасов, 13 барж, 8 плашкоутов и 29 плотов.

Ровно через месяц экспедиция во главе с Муравьевым прибыла в Мариинский пост. Прибывшие воинские силы были распределены следующим образом: 350 человек были отправлены в залив Де-Кастри, откуда на транспортных судах они должны были убыть в Петропавловск; 100 казаков и горная батарея из 4 орудий были оставлены в Мариинс-ком посту; оставшиеся 150 человек были отправлены в Николаевский пост.

20 августа 1854 года объединенная англо-французская эскадра из семи кораблей попыталась захватить Петропавловск. Гарнизон русской крепости вместе с прибывшим подкреплением насчитывал 921 человека. Превосходство противника по артиллерии было почти десятикратным. Однако попытки англо-французской эскадры овладеть городом путем высадки десанта провалились. Понеся большие потери, противник был вынужден 27 августа покинуть Авачинскую бухту.

Поражение при осаде Петропавловска было воспринято в Англии и Франции как оскорбление. Их военные флоты бороздили воды Тихого океана, нападали на русские военные корабли и суда.

Весной 1855 года был осуществлен второй русский сплав по Амуру, который подразделялся на три рейса. 3 общей сложности 113 баржами было доставлено 2500 солдат, орудия, множество других военных грузов, а также 481 переселенец. Новые переселенцы основали на берегах Амура деревни Иркутскую, Богородскую, Михайловскую, Ново-Михайловскую, Сергиевскую и Воскресенскую. Напротив Мариинского поста казаки основали станицу Сучи.

Цинскому правительству заранее было сообщено, как и в прошлый раз, о сплаве русских судов по Амуру. 18 февраля 1855 года Муравьев отправил послание в Лифаньюань: «Продолжающиеся военные действия наши с Англией обнаружили их замысел завладеть нашими приморскими восточными местами и островами, а также, прорвавшись чрез приморское устье р. Сунгари-Ула, совершенно проникнуть в Амур. Для достижения сего своего намерения они (англичане) в лете минувшего года, приехав на шести военных кораблях, уже нападали на нашу Камчатку, но были отражены и прогнаны». Далее Муравьев доводил до сведения цинского правительства свою задачу: «Взяв достаточное количество войска, больших и малых пушек и прочих припасов, тотчас по вскрытии рек отправиться к морю и истребить коварных и своекорыстных англичан».

Китайской стороной русские объяснения благосклонно принимались к сведению. Местные власти не только не препятствовали действиям русских, но и достаточно активно помогали им. В частности, в китайском населенном пункте Айгунь на берегу Амура осуществлялся ремонт русских барж. Муравьев доносил императору, что китайцы оказывали содействие в продвижении русских войск, снабжали их провизией, лошадьми, провожатыми и при этом отказывались брать вознаграждение, ссылаясь на запрещение вести торговлю с иностранцами на Амуре, но охотно принимали подарки.

В июне 1855 года император Александр II поручил генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н. Муравьеву вступить в переговоры с цинскими представителями с целью заключения нового договора о русско-китайском территориальном размежевании на Дальнем Востоке. В сентябре того же года такие переговоры состоялись в Мариинском посту, где тогда находился сам Муравьев. Цинским представителям были изложены основные взгляды России на судьбу Приамурья и российско-китайских отношений в целом. В этой связи Муравьев заявил, что «все места, для этой цели (имеется в виду оборона от иностранного проникновения) занятые нами там, и весь приморский край должны окончательно остаться во владении России». В то же время, как подчеркнул Н.Н. Муравьев, «Россия сохранила дружескую связь с Дайцинским государством и, искренно желая продолжения с ним мира, заботится только об обеспечении своих границ от иностранцев и, желая разграничения с Китаем, исполняет долг государства, для которого определенность границы есть дело высокой важности».

Весной 1856 года, когда открылась навигация по Амуру, Муравьевым был организован третий сплав русских судов, численность которых достигла 110. Сплав проходил под руководством подполковника Н.В. Буссе. Результатом этой экспедиции стало образование еще трех русских военных постов на берегах Амура. Процесс освоения и заселения Приамурья и Приморья русскими набирал силу. В 1857 году на Амуре возникло 15 казачьих станиц: Игнашина, Сгибнева, Албазинская, Бейтоновская, Толбузина, Ольгинская, Кузнецова, Аносова, Кумарская, Казакевичева, Бибикова, Усть-Зейская (позднее — г. Благовещенск), Иннокентьевская, Касаткина, Пашкова. Летом 1858 года на Амуре и Уссури появилось 35 новых русских селений, из которых 6 находились выше Благовещенска, 4 — на Уссури и 25 — между Благовещенском и Хабаровском.

По мере того как Дальний Восток становился объектом экспансии западноевропейских держав, возрастала актуальность решения вопроса о территориальном размежевании между Россией и Китаем. По взаимному соглашению сторон такие переговоры между двумя империями было решено провести в Айгуне.

11 мая 1858 года начались русско-китайские переговоры о границе. Русскую сторону на них представляли: генерал-губернатор Восточной Сибири генерал-лейтенант Н.Н. Муравьев, пристав Российской духовной миссии в Пекине П.Н. Перовский, подполковник Генерального штаба К.Ф. Будогосский, секретарь Е.К. Бютцов, переводчик — губернский секретарь Я.П. Шишмарев. Цинскую делегацию возглавляли: хэйлунцзянский цзянцзюнь И Шань, в качестве секретаря — помощник дивизионного командира Айжинда, айгуньский амбань Джираминга. Китайцы приветствовали русскую делегацию артиллерийским салютом, русские ответили тремя выстрелами из полевых орудий.

Переговоры шли трудно, обе стороны, естественно, стремились достичь максимальных для себя выгод. Однако внешний фактор — захватнические устремления западных держав — способствовал достижению договоренностей. Результатом переговоров стало подписание 16 мая 1858 года Айгуньского договора, в соответствии с которым левый берег Амура до его устья был признан русским, а Уссурийский край был признан находящимся в общем владении двух государств.

Таким образом, русско-китайские отношения в военной области в начале XIX века, как и на протяжении почти целого предшествующего века, оставались в целом и в общем нейтральными. Фактически никаких подвижек к сближению не было достигнуто, однако и конфронтационный потенциал военно-политических взаимоотношений практически отсутствовал.

На границе между Российской и Китайской империями поддерживались спокойные, внешне дружественные отношения. Однако уровень доверия и искренности в этих отношениях был крайне низким. Пограничная охрана двух сторон проявляла бдительность и принимала меры к недопущению провокаций.

Позиция русского правительства в отношении проблемы Амура в первой половине XIX столетия не была постоянной. Она менялась в зависимости от экономического состояния страны и международной обстановки. Однако для российской стороны было характерно стремление разрешить возникшую погранично-территориальную проблему дипломатическим путем. Отказ от военных или иных методов давления, миролюбивая и добрососедская политика России возобладали в конце концов над позицией цинского руководства, что нашло свое отражение в начавшемся в середине XIX века погранично-территориальном размежевании между Россией и Китаем в Приамурье и Приморье.

Известный российский дипломат и специалист по Китаю А. Максимов в своей работе «Наши задачи на Крайнем Востоке» дал глубокую оценку деятельности Муравьева-Амурского по укреплению дальневосточных рубежей России:

«Благодаря появлению нового политического деятеля, Н.Н. Муравьева (впоследствии графа Амурского), хорошо понявшего, как надо держать себя с высокомерным и в то же время крайне нерешительным, трусливым китайским правительством, наш слабый, уступчивый, полный заискивания и нередко даже лишенный достоинства образ действий неожиданно изменился в решительный, настойчивый, энергичный.

Генерал Н.Н. Муравьев, ознакомившись с характером китайцев, пришел к заключению, что лучший способ действия с этим двуличным народом — самая упорная настойчивость, опирающаяся на силу. Он отлично знал, что китайцы легко доходят до дерзости, когда видят, что боятся их раздражить, и делаются робкими и уступчивыми при должном проявлении силы, достоинства, энергии и настойчивости. Новый деятель на поприще нашей политики с Китаем хорошо раскусил народ, с которым он имел дело. Проявляя необыкновенную решительность в своих действиях, настойчивость в требованиях и энергию при устранении всех лежавших на пути препятствий, генерал Н.Н. Муравьев разом поднял на крайнем Востоке совершенно стертое временем обаяние русского имени, быстро достиг неожиданного и беспримерного успеха.

Замечательно, что генерал Н.Н. Муравьев решился покончить с амурским вопросом в самое критическое для России время, когда, имея уже дело с сильнейшими врагами, ей должно было быть особенно осторожной с соседним государством, имевшим с ней более пяти тысяч верст общей границы и находившимся, кроме того, уже под влиянием наших европейских врагов. Занятием Амура в эту самую минуту Н.Н. Муравьев указал тот единственный способ действий, который может иметь успех при сношениях с Китаем».

Проблема разграничений в Приамурье в рассматриваемый период не находилась в центре внимания цинского правительства. Амур географически, экономически и политически лежал в стороне от магистральных путей развития Цинского Китая. Происходившие на его берегах события мало касались интересов Пекина. Фактически этот регион был своеобразной нейтральной зоной между двумя империями.

С появлением на Дальнем Востоке «третьей силы» — активной завоевательной политики западных держав — для России стало принципиально важным скорейшее и выгодное для России размежевание в Приморье и Приамурье. Политический «вакуум» в этих отдаленных местах Российской империи создавал потенциальную опасность появления там английских или иных колоний или протекторатов. Такой поворот событий мог бы в корне поломать систему политического равновесия на Дальнем Востоке и неизмеримо осложнить военно-политическую обстановку в том регионе.

Россия с честью смогла достичь своей цели размежевания с Китаем по Амуру. Многолетнее состояние статус-кво на границе, удовлетворявшее обе стороны в прошлом по дипломатическим соображениям, теперь явно препятствовало экономическому, социальному, демографическому и культурному развитию Приамурья и Приморья. И только Айгуньский договор 1858 года, хоть и не окончательно и не полностью, но положил начало пограничному размежеванию по Амуру и Уссури.

 

Военные аспекты миссии Е.В. Путятина и Н.П. Игнатьева

Западные державы, и прежде всего Англия, уже с конца XVIII в. начали активные попытки налаживания дипломатических и торговых отношений с Цинским Китаем. Преследуя свои собственные колониальные цели, они стремились закрепиться в Китае, превратив его в огромный рынок сбыта опиума. Первая «опиумная» война 1840—1842 гг. привела к тому, что европейские державы и США начали навязывать Китаю неравноправные договоры, превращая его в огромную полуколонию.

Грабеж Китая иностранными государствами и почти 200-летнее господство маньчжурских феодалов внутри страны вызвали рост национального сознания китайского народа, явились предпосылками Тайпинского восстания.

В 1854 году Англия, Франция и США предъявили Китаю новые требования о пересмотре заключенных ранее договоров, предоставлении западным державам права неограниченной торговли по всей территории Китая, официальном разрешении торговли опиумом. Цинское правительство отказалось удовлетворить эти ультимативные требования.

Англия и Франция, вовлеченные в это время в войну с Россией, не решились начать войну одновременно и против Китая. Только после того как в 1855 году был заключен Парижский мир с Россией, Англия и Франция смогли нарастить свои военные и дипломатические усилия на китайском направлении.

В октябре 1856 года Англия начала военные действия против Китая, которые получили название второй «опиумной» войны. Позднее к англичанам присоединились французы.

На этом международном фоне развивались отношения между Россией и Китаем в середине XIX в.

С одной стороны, и Россия, и Китай оказались в тот период объектами агрессивных действий Англии и Франции (хотя и по различным поводам и причинам). Исходя из общности стратегических позиций в отношении Англии, Россия предлагала свою военную помощь китайской стороне, однако Пекин принципиально не пошел на развитие стратегических связей со своим северным соседом. Очевидно, это была крупная ошибка Китая.

С другой стороны, Россия, будучи серьезной политической силой на мировой арене, попыталась использовать в своих геополитических интересах ситуацию в Китае, втянутом во вторую «опиумную» войну. Россия в активности Англии в Китае обоснованно видела непосредственную угрозу своим интересам на Дальнем Востоке.

О планах английской военной экспедиции в Китай стало известно из доклада в Петербург российского морского агента в Лондоне и Париже графа Е.В. Путятина. По настоянию морского министра, начальника Главного морского штаба генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, с учетом создавшейся обстановки в начале 1857 года Путятин был назначен посланником и полномочным министром к китайскому императору. Ему ставилась задача «вытребовать у маньчжурского правительства те же права и преимущества, какие будут даны другим державам, и заодно покончить пограничные вопросы на Амуре и в Киргизской степи».

Генерал-адъютант вице-адмирал Евфимий Васильевич Путятин, профессиональный военный моряк и опытный дипломат, получил задачу осуществить эту миссию не случайно. С одной стороны, он обладал богатым и успешным опытом военно-дипломатической работы в Англии, имел определенные связи в высшем военно-политическом руководстве этой страны. С другой стороны, Путятин имел опыт работы на Дальнем Востоке, в 1852—1855 гг. возглавлял российскую миссию по установлению дипломатических и торговых отношений с Японией. В 1855 году ему был присвоен графский титул.

Е. Путятин выехал с миссией в Китай через Сибирь в феврале 1857 года, однако был остановлен в Кяхте местными китайскими властями, отказавшимися пропустить его далее без разрешения высших властей. Требования Путятина пропустить его и предоставить ему для этой цели лошадей были проигнорированы. Тогда Е. Путятин, прождав до 15 мая и убедившись в невозможности продолжать путешествие сухопутным путем, на пароходе «Америка» спустился по Амуру и прибыл в Печилийский залив.

Прибыв в Китай, Путятин вновь попытался установить отношения с пекинскими властями, добиваясь от них разрешения на проезд в столицу. На все заявления российской стороны был получен ответ, что «какие бы то ни было переговоры с русским посланником по пограничным вопросам излишни, проезд же его в Пекин — невозможен». Китайские представители отказались также принимать какие-либо документы от Путятина, сославшись на то, что письменные сношения должны вестись только через Кяхту. Потратив почти год на попытки установления самостоятельных контактов с руководством Китая, Путятин присоединился к посланникам Англии, Франции и США в Тяньцзине.

Стремясь ослабить давление на Китай со стороны западных держав, Е.В. Путятин предложил Цинскому двору помощь в реорганизации вооруженных сил. В официальном сообщении от 28 (16) апреля Е. Путятин писал: «Китайское правительство должно видеть из теперешних неприязненных действий с европейцами, что войско его с употребляемым ныне оружием не в состоянии противиться военным силам западных держав и что ему необходимо изменить все свое военное устройство, если не хочет, чтобы Китай подпал совершенному влиянию иностранцев. Россия готова для этого помочь Китаю приобрести разные нужные ему военные материалы, и если бы Пекинский кабинет понял важность этого предложения, то наше правительство могло бы оказать ему большую услугу, прислав нескольких хорошо знающих военное искусство офицеров, которые бы научили китайцев всем новым усовершенствованиям в военном деле и тем предохранили бы Китай от беспрерывных новых на него нападений иностранных народов».

Чтобы решить исход войны, в начале 1858 года англофранцузские войска двинулись на север из района Гуанчжоу и в мае заняли крепость Дагу и Тяньцзинь. Цинское правительство было вынуждено покориться, и в июне того же года в Тяньцзине были подписаны договоры обеих европейских держав с Китаем. В те же дни в Тяньцзине договоры с Китаем подписали, воспользовавшись удобным моментом, США и Россия. При этом их позиции были более умеренными, чем ультимативные требования Англии и Франции.

В соответствии с подписанным (1)13 июня 1858 года договором Россия получала целый ряд прав и льгот на развитие отношений с Китаем. В частности, в статье 12 определялось: «Все права и преимущества политические, торговые и другого рода, какие впоследствии могут приобретать государства, наиболее благоприятствуемые китайским правительством, распространяются в то же время и на Россию, без дальнейших с ее стороны по сим предметам переговоров».

Вместе с тем договор России с Китаем отличался от аналогичных договоров трех других держав с Пекином стремлением установить справедливые равноправные отношения. Статья 1 провозглашала:

«Настоящим трактатом подтверждаются мир и дружба, с давних времен существовавшие между его величеством императором всероссийским и его величеством богдыханом дайцинским и их подданными.

Личная безопасность и неприкосновенность собственности русских, живущих в Китае, и китайцев, живущих в России, будут всегда состоять под покровительством и защитою правительств обеих империй».

Договор с российской стороны подписал Е.В. Путятин, а с китайской — управляющий делами Уголовной палаты Гуй Лян и председатель Инспекторской палаты, дивизионный начальник тяжелого войска голубого знамени с каймой Хуа Шан.

Благодаря заключенному в Тяньцзине договору, Россия приобрела право ведения с Китаем торговли не только через Кяхту, но и морским путем через семь основных открытых портов на китайском побережье. В документе обговаривались также процедуры обмена дипломатическими посланниками, почтового обмена, детали деятельности Русской духовной миссии в Пекине.

В рамках переговорного процесса с представителями Цинской империи российский посланник выдвинул целый ряд инициатив военного плана. При этом Россия преследовала свою державную стратегическую цель — укрепиться на Дальнем Востоке и не допустить гегемонии Англии в Китае. Достижение этой цели, по мнению В. Путятина, было возможно путем военного укрепления Китая перед лицом Англии и Франции.

Имея санкции императора, Е. Путятин уже через пять дней после подписания Тяньцзиньского договора между Россией и Китаем предложил китайской стороне послать 10 русских офицеров, «умеющих устраивать войска, воздвигать укрепления, лить орудия, делать порох, открывать и разрабатывать рудники, которые запущены и приносят мало дохода Китаю».

20 июня 1858 года российский посланник обратился к китайским уполномоченным для переговоров лицам с письменным предложением о военной помощи. Путятин обещал безвозмездно предоставить в распоряжение богдыхана в следующем 1859 году офицеров «для устройства войска и всей военной части» и крупной партии российского вооружения: 50 артиллерийских орудий и 10 тысяч нарезных ружей новейшего образца. По другим данным, Путятин предлагал китайской стороне не 50, а 60 крепостных орудий.

Путятин подчеркивал в своем документе, что «улучшенное оружие будет отнято англичанами, как случилось на этот раз в Дату, без подготовленных и обученных по-европейски солдат, устройства арсеналов и проч». Он предложил китайской стороне отобрать 20 молодых и способных военнослужащих в возрасте 18—25 лет, которых российские инструкторы подготовили бы к занятию офицерских должностей, и тысячу молодых солдат. Это формирование могло бы стать костяком будущего «образцового войска под руководством наших офицеров». Для их вооружения Россия и обещала передать 10 тысяч нарезных ружей.

Артиллерийские орудия предназначались для установки в крепости Дату, которая должна была быть перестроена под руководством 5—6 российских военных специалистов. Путятин писал в своем документе, что «теперь англичане и французы с 10 маленькими судами и 2 тысячами войск ворвались в Тяньцзинь, тогда же (т.е. после обучения русскими инструкторами китайцев) они не в состоянии будут этого сделать с тройным числом судов и 20-тысячным войском».

В документе Путятина содержалось еще одно — внешнеполитическое — положение, которое российская сторона считала принципиально важным. Россия настаивала на скорейшем приеме в Пекине своего дипломатического посланника. Он должен был бы «указать и объяснить китайскому правительству, что должно ему делать для отклонения на будущее время новых требований англичан».

Пекин отреагировал необычайно быстро: ответ Путятиным был получен в тот же день. Гуй Лян и Хуа Шан «похвалили посланника за хорошую мысль» о военной помощи, однако они уклонились от разрешения российскому посланнику прибыть в китайскую столицу ранее послов других держав. В связи с этим российской стороной делался неофициальный вывод:

«Этот уклончивый ответ (китайской стороны) должен был бы указать русскому представителю ложность той великодушной политики, которую мы хотели применить к Китаю, вооружая его в ущерб собственным интересам и рассчитывая лишь на доверие, благодарность и пресловутую дружбу Дайцинского государства».

Вернувшись в Петербург, Е. Путятин представил в министерство иностранных дел записку, в которой были развиты его соображения относительно будущих связей России с Китаем. В частности, он настаивал на необходимости скорейшей отправки в Китай российского посланника, обеспечив его прибытие туда еще до приезда послов других держав. Путятин предлагал принять ряд конкретных мер военного порядка: «Во-первых, купить для маньчжурского правительства обещанное им уже оружие; во-вторых, откомандировать в Китай пять офицеров, инструкторов, для преобразования китайских войск и, в-третьих, послать в Тихий океан военные суда малого углубления для действий во внутренних водах Китая».

Предложения Е. Путятина были рассмотрены и одобрены особым комитетом подлинным председательством российского императора.

По рекомендации Е. Путятина и представлению директора Азиатского департамента российского МИД Ковалевского дальнейшими переговорами с Маньчжурским правительством и организацией проекта военной помощи Китаю должен был заняться полковник флигель-адъютант Н.П. Игнатьев.

Граф Николай Павлович Игнатьев — выпускник Николаевской академии Генерального штаба, бывший военный представитель России в Лондоне — находился в то время во главе российской военно-дипломатической миссии в Бухаре. В конце 1858 года, по возвращении в Петербург, Н. Игнатьев при первом же представлении императору был произведен в генерал-майоры с зачислением в свиту и назначен чрезвычайным посланником в Китае на «трудное и щекотливое дело». Официально миссия Н. Игнатьева в Китае продолжалась два года — с 17 мая 1859 года до 21 августа 1861 года.

Вместе с Н.П. Игнатьевым в Китай было решено командировать в качестве военных инструкторов офицеров различных родов войск. В группу инструкторов были включены: штабс-капитан Семеновского полка Зейферт, поручик лейб-гвардии саперного батальона Зейме, капитан гвардии конной артиллерии Баллюзек, поручик Лишин, топограф Шимкович.

6 марта 1859 года Н.П. Игнатьев покинул Петербург и через Москву, Владимир, Пермь, Колывань к 4 апреля прибыл в Иркутск. Вновь, как и в случае с Путятиным два года назад, Игнатьев столкнулся с отказом местных властей пропустить его посольство без санкции Пекина. К концу апреля Игнатьев получил известие о дипломатических неудачах русской стороны в Пекине.

В то время в китайской столице в качестве русского представителя находился статский советник Петр Перовский, который вместе с генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-лейтенантом Н. Муравьевым еще 28 (16) мая 1858 года заключил с китайскими представителями Айгуньский договор о разграничении на Амуре. Китайское правительство после нескольких месяцев переговоров все-таки ратифицировало русско-китайский Тяньцзиньский договор, однако отказалось от ратификации Айгуньского договора и вообще отказалось вести какие-либо переговоры по вопросам, не имеющим отношения к Тяньцзиньскому договору. Когда П. Перовский указал китайской стороне на связь между ратификацией Айгуньского договора и присылкой в Китай крупной партии российского оружия, китайцы отказались и от военной помощи.

Взвесив сложившуюся обстановку, Н.П. Игнатьев принял самостоятельное решение отказаться от данных ему в столице инструкций. Транспорт, состоявший из 380 подвод, доверху нагруженных орудиями и ружьями Ижевского завода, был остановлен в Верхнеудинске. Сопровождавший вооружение офицерский инструкторский состав, кроме оставшегося в распоряжении Игнатьева Баллюзека, был передан в распоряжение генерал-губернатора. Артиллерийские орудия были отправлены в Новгородскую гавань, а затем — в Николаевск. Стрелковое оружие было передано сибирским батальонам, имевшим к тому времени на своем вооружении лишь гладкоствольные кремневые ружья.

Помимо этого, в Иркутское казначейство было передано 500 тыс. рублей, выданных Игнатьеву на «устройство военной части Китая».

Все эти меры впоследствии были одобрены российским императором.

В итоге военный характер миссии Н. Игнатьева в Китай лишался своего смысла, ему предстояло выполнять чисто дипломатические функции, сменив П. Перовского.

15 июня 1859 года посольство Н. Игнатьева торжественно въехало в Пекин. Через несколько дней русской стороне было указано, что для ведения переговоров с ней выделяются начальник (главнокомандующий) трибунала внешних сношений Су Шунь и начальник (президент) уголовной палаты Жуй Чан.

Су Шунь, являясь родственником императора, имел неограниченное влияние при дворе. Он был враждебно настроен против иностранцев и иностранного влияния в целом, а против России — в особенности.

С самого начала китайская сторона заняла резко конфронтационную по отношению к российскому посланнику позицию, выразив недоумение как самим фактом визита, так и содержанием программы предполагаемых переговоров. Поведение Су Шуня и его напарника было надменным и грубым. Китайская сторона в ходе встреч с Н. Игнатьевым подчеркнула свой отказ от положений Айгуньского договора по территориальному размежеванию в Приамурье, отвергла российские поставки вооружения. Су Шунь заявил Игнатьеву:

«… Во всяком случае, наше правительство никогда не допустит Россию до каких-либо территориальных захватов в Маньчжурии; что же касается маньчжурских портов, которых нам, вероятно, придется лишиться впоследствии, то мы не видим причины, по которой мы должны уступить их России, а не какой-либо другой державе — например, Англии».

Китайская позиция на переговорах в какой-то степени спровоцировала и соответствующую реакцию Н.П. Игнатьева, занявшего твердую, наступательную позицию. Стремясь сбить спесь с китайского представителя, российский посланник «объяснил ему, что при ведении переговоров с такой великой державой, как Россия, всякие воинственные выходки неуместны и неприличны». «Гранича с Китаем на протяжении 7 тысяч верст, — говорил уполномоченный, — России легче, чем всякой иной морской державе, нанести Китаю сильный и чувствительный удар когда угодно и куда угодно».

В обстановке роста антииностранных настроений внутри страны цинское правительство в январе 1859 года официально отказалось от приема русских инструкторов в Пекине, а в апреле того же года — от ружей и пушек, предложенных ей Е.В. Путятиным.

Оценивая уроки русско-китайских контактов по военным вопросам в этот период, барон А. Буксгевден впоследствии писал: «Это первое совещание с китайцами обнаружило всю неудовлетворительность отношений, установившихся между обоими государствами. Оно вполне убедило Игнатьева, что китайцы нас не уважают, не боятся и считают за коварных, беспокойных и несмелых соседей; мнение, которое они составили себе о нас, благодаря действиям, совершенно с нашей стороны неправильным.

Беспрестанно уверяя их в неизменности нашей двухвековой дружбы и ничем не подтверждая этих уверений, мы требовали с их стороны важных и крупных уступок в нашу пользу, угрожали им в случае неисполнения наших требований войной, но вместе с тем не прибегали к помощи пушек, как то непременно сделали бы англичане, а ограничивались пустозвонными фразами, никакой цены не имеющими.

Чтобы заставить китайцев уважать нас и бояться, надо было прежде всего показать твердость в своих действиях».

Несмотря на неудачи в попытках России претворить в жизнь конкретные военные проекты помощи Китаю, эти планы в российской столице полностью не отбрасывались.

Сложные и длительные переговоры, которые вел Н. Игнатьев в Пекине, проходили на фоне продолжающейся второй «опиумной» войны Англии и Франции с Китаем. 25 июня 1859 года у крепости Дагу (Таку) произошел бой между китайской береговой артиллерией и морской эскадрой англичан, вошедшей в Печилийский залив во главе с посланником Брюсом для ратификации Тяньцзиньского договора. Требование англичан пропустить в Тяньцзинь военные корабли китайской стороной было отвергнуто, однако это не остановило Брюса.

Попытка морской эскадры проложить себе путь силой кончилась полной неудачей: все 13 кораблей получили серьезные повреждения, причем два были взорваны, один — потоплен, три получили подводные пробоины, но были спасены. Морской десант англичан силой 1200 человек потерпел тяжелое поражение при штурме береговых сооружений китайцев. 8 офицеров были убиты, 27 — ранены, в том числе тяжело ранен был адмирал Гон. 430 английских солдат были выведены из строя.

Англичане и французы, следя за развитием отношений России с Китаем и оценивая миссию Н. Игнатьева, подозревали, что Россия оказывает Цинскому Китаю военную помощь. В Англии были уверены в том, что в тот момент российско-китайские связи в военной сфере могли быть объективным ответом этих стран на внешнеполитические вызовы. В связи с инцидентом у Дагу 25 июня 1859 года появились слухи о российском военном участии в обороне китайской крепости. Барон А. Буксгевден в связи с этим отмечал:

«Хотя китайцы и не приняли предложенного Россией оружия, от которого потери англичан были бы еще значительнее, в Англии все были уверены, что русские управляли китайской обороной, а в шанхайской газете появилась даже статья, подтверждавшая, что англичане видели русских на батареях, слышали возгласы на русском языке и что многие англичане были ранены пулями от русских штуцеров».

В июне 1860 года английские и французские войска начали военные действия на Ляодунском полуострове и в Северном Китае. 25 августа они захватили Тяньцзинь. 21 сентября на мосту Балицяо около Пекина произошло решающее сражение, в результате которого маньчжуро-монгольская конница была разбита англо-французской артиллерией. Войска европейских держав вошли в Пекин и подвергли его ограблению и разрушению.

В октябре 1860 года князь Гун заключил с представителями Англии и Франции Пекинские конвенции, которые подтверждали условия Тяньцзиньских договоров и налагали на китайскую сторону дополнительные обязательства. Избежать еще больших дипломатических и политических потерь помогла Цинам посредническая деятельность Н. Игнатьева.

Посредническая миссия Н.П. Игнатьева имела серьезное значение не только для урегулирования взаимоотношений европейских держав с Китаем, но и для укрепления позиций России на Дальнем Востоке.

В мае 1860 года российский посланник получил долгожданные инструкции из Петербурга. Предписывая внимательно следить за действиями Англии и Франции, Н. Игнатьеву указывалось на необходимость «действовать совместно с американским посланником в том же духе, в каком действовал граф Путятин в 1858 году, стараться принять на себя роль посредника и отнюдь не давать войне принять такие размеры, которые грозили бы царствующему дому свержением с престола. Иметь в виду, что замена Маньчжурской династии Китайской была бы крайне невыгодна нашим интересам. Перенесенный из Пекина на юг центр тяжести китайского правительства неминуемо вышел бы из-под влияния России и подпал бы под власть морских держав, главным образом — Англии».

В ходе встреч с китайскими уполномоченными для переговоров Н.П. Игнатьев неоднократно пытался убедить их принять условия России, касающиеся разграничения в Приамурье, в обмен на содействие и даже помощь в переговорах с европейскими державами. Еще до поездки на встречу к союзникам Игнатьев словесно передал китайским уполномоченным свои условия: «1) на Амуре, Уссури, морском побережье русские власти будут действовать на основании нашего понимания Айгуньского договора, а не китайского лжетолкования; 2) прекращение китайцами торговых сношений с Россией почтется ею за объявление войны и 3) если китайское правительство согласится на сделанные русским посланником предложения, он останется со своей эскадрой в Печилийском заливе для того, чтобы оказать в случае нужды дружественное содействие в пользу богдыхана во время переговоров с иностранными послами».

Неоднократно Н. Игнатьев пытался убедить китайцев: «Вы очевидно не понимаете той пользы, которую может оказать Вам Россия. Мы искренне желаем содействовать Вашему примирению с иностранцами, от чрезмерных требований которых мы хотели бы Вас оградить, но Вы совершенно не цените нашего благорасположения к Вам».

Выполняя взятую на себя миссию посредника, Н.П. Игнатьев быстро установил тесный, дружеский контакт с представителями США и Франции, а затем и Англии. Он сразу уведомил их: «Обязанный на основании полученных мною инструкций употребить все усилия к тому, чтобы привести дела к миролюбивой развязке и убедить китайское правительство исполнить обязательства, принятые им пред Англией, Францией и Соединенными Штатами, я, с самого приезда в китайскую столицу, приложил все старания к тому, чтобы достичь намеченной цели, но, к несчастью, они не имели успеха. События прошедшего года изменили взгляды и течение мысли в Пекине и бессмысленное упорство главнейших мандаринов лишь усилилось.

Долговременный опыт приводит нас к убеждению, что до тех пор, пока европейские державы, несмотря на естественное различие их положения, не будут связаны друг с другом общим ручательством, китайское правительство не будет исполнять добросовестно свои договорные обязанности. На основании этом, мне было предложено покинуть Пекин и прибыть к союзникам в Шанхай, дабы китайское правительство отнюдь не думало, что соблюдение Россией нейтралитета есть одобрение его поведению. Отъезд из китайской столицы и затем одновременное с союзниками присутствие русского представителя в Печилийском заливе заставит призадуматься китайцев и ясно укажет на серьезную опасность их нынешнего положения. Тяжелый урок, который союзники дадут затем китайским войскам, внушит, наконец, Маньчжурскому правительству сознание его бессилия».

Главное противоречие, с самого начала вставшее в отношениях с английским посланником, — вопрос о поставках российского оружия Китаю — было сразу снято Н.П. Игнатьевым. Он пояснил, что «граф Путятин действительно собирался доставить китайцам несколько тысяч ружей, но (российское) правительство отказалось от этой идеи, как только узнало, что оружие будет направлено против союзных европейских держав».

Дипломатический талант Н. Игнатьева, умение находить компромиссы из любых, казалось бы, самых безвыходных ситуаций, в которых он неоднократно оказывался по вине цинского правительства, дали свои плоды. Англичане, французы и американцы не могли обходиться без его советов и помощи. Китайцы оценили его роль посредника и в корне изменили отношение к российскому посланнику, пойдя на решительные уступки в российско-китайском диалоге. Вновь и вновь Игнатьев повторял цинским уполномоченным: «… Назначьте уполномоченных для решения ваших дел, обещайте следовать нашим советам в ваших действиях относительно союзников, и я ручаюсь, что Пекин будет спасен, что маньчжурская династия останется на престоле и что все ваши дела устроятся наилучшим образом… Пора вам понять, что одна Россия искренне благоприятствует маньчжурской династии и что она одна может спасти вас».

А. Буксгевден в связи с этим писал: «Униженные, пристыженные и оробелые, некогда гордые и заносчивые сановники стали усиленно просить Игнатьева о забвении всего прошлого, сваливая все вины на самодурного Су Шуня, который своим упорством, грубостью и ложным взглядом на дело погубил китайское государство; они обещались соблюдать свято все трактаты, заключенные с Россией, и вновь повторили свою просьбу о посредничестве».

Долгая, почти двухлетняя военно-дипломатическая миссия Н.П. Игнатьева в конечном счете закончилась полным успехом. 2 ноября 1860 года в Пекине был подписан русско-китайский договор, в котором подтверждались условия Айгуньского договора от 16 мая 1858 года. Цинское правительство признало за Россией территории к востоку от р. Уссури.

Поражение Китая в войне с западными державами и подписание новых неравноправных договоров с ними в октябре 1860 года утвердило цинское правительство в необходимости перевооружения своих войск и проведения военных реформ. В этих условиях помощь со стороны России могла бы быть полезной для Китая.

28 ноября 1860 года князь Гун (И Синь) направил русскому уполномоченному официальное письмо, в котором просил прислать оружие, инструкторов и оружейных мастеров в Кяхту. Просьба китайской стороны была передана российскому правительству, которое рассмотрело этот вопрос на заседании Особого комитета в конце января 1861 года и решило удовлетворить просьбу Цинского двора. Одновременно российское правительство решило не вмешиваться во внутренние дела Китая, хотя цинские сановники настойчиво просили Н. Игнатьева оказать помощь в подавлении восстания тайпинов.

В соответствии с принятым решением, Россия пообещала китайской стороне предоставить современное оружие и военных инструкторов для обучения китайских войск. Первая партия оружия в количестве 2 тысяч нарезных ружей и 6 полевых орудий была отправлена в Кяхту. В свою очередь китайская сторона направила в Кяхту 60 солдат и 6 офицеров из состава столичных маньчжурских Восьмизнаменных войск для обучения под руководством русских военных инструкторов. Состав группы китайских военнослужащих был достаточно странным, хотя бы даже по возрасту. Младшему из офицеров было 54 года. Многие солдаты также были уже пожилого возраста. Старшим группы был назначен гражданский чиновник Си Лин, не сведущий в военном деле.

Занятия с китайцами начались в октябре 1861 года под руководством русских офицеров И.А. Зейфорта и И.И. Филипенко. Главное внимание уделялось изучению материальной части, обращению с оружием, а также строевой и тактической подготовке. Практические стрельбы намечалось провести после окончания морозной зимы, ближе к лету.

Однако, несмотря на первые успехи, достигнутые китайскими военнослужащими под руководством русских инструкторов, проект продолжался недолго. 20 января 1862 года Цинский двор дал указание китайским стажерам свернуть подготовку и вернуться в столицу. Причинами такого шага китайского правительства были и неверная информация пограничных китайских властей, и давление со стороны английского посольства в Пекине, и общее недоверчивое и подозрительное отношение Пекина к иностранцам, и не в последнюю очередь к русским.

Тем не менее китайская сторона успела получить в дар от российского правительства 10 тысяч ружей, батарею полевых орудий, а также большое количество боеприпасов и запасных частей.

Отказавшись от содействия российской стороны в деле переподготовки своих вооруженных сил, цинское правительство переориентировалось на помощь со стороны других европейских держав, в первую очередь Англии.

В целом дипломатические отношения между Россией и Китаем в середине XIX века после долгих десятилетий «застоя» характеризовались рядом «прорывов»: 16 мая 1858 года подписан Айгуньский договор; 1 июня того же года — Тяньцзиньский договор; 2 ноября I860 года — Пекинский договор. Посредническая военно-дипломатическая миссия российских посланников в Китае (Е.В. Путятина и Н.П. Игнатьева) в середине XIX века позволила России не только сохранить, но и упрочить свое военно-политическое положение на Дальнем Востоке и в Приамурье.

Вместе с тем военно-политические отношения России и Китая в середине XIX века не получили фактически никакого реального развития, несмотря на стремление российской стороны их наладить и укрепить.

Отношение Цинского Китая к России отличалось устойчивым недоверием, подозрительностью, ярко выраженным отсутствием заинтересованности в диалоге со своим северным соседом. Китай, подвергаясь постоянной агрессии со стороны западных держав, фактически был лишен возможности и права самостоятельно решать свою судьбу и выбирать своих партнеров, в том числе и в военной сфере. Китай «добровольно и самостоятельно» отказался от протянутой руки военной помощи, причем помощи бескорыстной и высоко профессиональной. Такая помощь могла бы действительно содействовать процессам реорганизации и реформирования китайских вооруженных сил.

Российская сторона не имела сил и возможности противодействовать влиянию западных держав в Китае и фактически «уступила» им Китай, в том числе и как перспективный рынок сбыта оружия. Военно-политическое и дипломатическое доминирование западных держав, прежде всего Англии, в Китае было полнейшим.

С другой стороны, несмотря на неудачи в развитии каких бы то ни было форм сотрудничества с Китаем в военно-политической области, Россия на протяжении всего XIX века не оказывалась с Китаем в состоянии войны и, в отличие от западных держав, не совершала никаких агрессивных действий в отношении слабого и беззащитного соседа. Более того, именно Россия взяла на себя роль посредника в трудных взаимоотношениях Маньчжурского Китая и европейских держав.

 

Русские войска в Илийском крае

Приамурье было не единственным регионом, в котором прямо или косвенно сталкивались интересы России и Китая. Другим таким районом выступала Центральная Азия.

Центрально-азиатский регион давно привлекал внимание Цинской империи, которая в своей завоевательной политике уделяла ему первостепенное место. На пути установления цинского господства в этом регионе стояло Джун-гарское ханство.

Используя весь арсенал стратагемных приемов и принципов традиционной китайской дипломатии, Цины последовательно действовали в направлении проникновения в Центральную Азию и подчинения ее своему господству. Китайские дипломаты приложили много усилий для того, чтобы рассорить джунгарских родоплеменных вождей и ханских родственников. В результате в Джунгарии вспыхнула борьба за престолонаследие, которая серьезно ослабила государство.

Принимая меры по установлению своего господства в Центральной Азии, в Пекине понимали свои слабости: у цинского правительства не было достаточно войск и средств для покорения «варваров» в таком отдаленном регионе. В 1730 и 1731 гг. Цинский Китай дважды обращался к России с предложением принять участие в карательной экспедиции против Джунгарии, однако царское правительство неизменно отказывалось от этого. Россия не была заинтересована в ссорах с Джунгарским ханством, равно как и в установлении Цинского господства на своих среднеазиатских рубежах.

Во время одной из междоусобиц в Джунгарском ханстве его правитель Амурсана был жестоко разбит своими противниками. Вынужденный бежать и скрываться в Китае, Амурсана обратился к цинскому императору за помощью, надеясь на китайскую помощь в деле возвращения на престол. Пекин согласился помочь Амурсане и послал в Джунгарию свои войска. Однако истинное намерение цинского императора стало ясно только тогда, когда маньчжуро-китайские войска вошли на территорию Джунгарии. Воспользовавшись обстановкой в этом центрально-азиатском государстве, Цины, в строгом соответствии со стратагемой № 5 «Грабить во время пожара», бросили свои войска на покорение Джунгарии. Обманутые джунгары подняли восстание, которое цинские войска подавили самым жестоким образом.

В 1758 году Джунгария была оккупирована маньчжуро-китайскими войсками. Практически все мужское население покоренной страны было физически уничтожено. Оставшиеся в живых были вынуждены бежать к границам России.

Вслед за Джунгарией в том же году Цины покорили и Кашгарию (Восточный Туркестан). Джунгария и Кашгария вошли в состав Цинской империи и стали называться Синь-цзян («Новая граница»).

Изначально Синьцзяну отводилась специфическая и особо важная роль во внешнеполитической стратегии Пекина. Этот регион рассматривался Цинами как стратегический плацдарм для утверждения своего влияния в Центральной Азии. Такая политика Китая, естественно, входила в противоречие с интересами России, которая считала себя ответственной за ситуацию в регионе Центральной и Средней Азии.

В первой половине XVIII века в русское подданство вступили два казахских жуза — Младший (1731 год) и Средний (1740 год). В 1846 году подданство России принял Старший казахский жуз, племена которого кочевали в районах Семиречья. В 1854 году русскими было основано укрепление Верный (Алма-Ата). Результатом этих событий стало то, что к 60-м годам XIX века все казахские земли вошли в состав Российской империи, получив от Москвы надежную защиту и гарантию своей безопасности от вторжения чужеземцев.

Вслед за казахами в подданство России перешли северные и южные киргизские племена, освободившиеся от власти Кокандского ханства. В результате Россия и Цинский Китай фактически вышли на границы друг друга. Это требовало проведения между двумя странами территориального разграничения.

В мае 1861 года цинская сторона обратилась к генерал-губернатору Западной Сибири А.О. Дюгамелю с просьбой прислать русских уполномоченных в Чутучак для проведения переговоров о территориальном разграничении. Предложение было принято русской стороной. В конце июня 1861 года была составлена делегация русских комиссаров по разграничению в Синьцзяне. Уполномоченным России был назначен обер-квартирмейстер корпусного штаба в Омске полковник И.Ф. Бабков, а его помощником — капитан И. Андреев.

Впоследствии в состав делегации вошли в качестве второго комиссара — геодезист капитан А.Ф. Голубев, третьего комиссара — русский генеральный консул в Кульдже И.И. Захаров и управляющего делами — астроном К.В. Струве.

Со стороны цинского правительства делегацию пограничных комиссаров возглавил командующий левым крылом улясутайский цзянцзюнь Мин И.

Первая встреча русских и цинских уполномоченных прошла в Чугучаке 15 августа 1861 года. В августе—сентябре того же года состоялось еще несколько встреч, в результате которых была достигнута договоренность об открытии официальных переговоров в следующем году.

Официально русско-китайские переговоры о демаркации западного участка границы между Россией и Китаем открылись в Чугучаке 17 июля 1862 года. Переговоры шли долго и постоянно откладывались: стороны не могли найти компромисса в начертании линии границы.

Параллельно с переговорным процессом цинские власти прибегли к испытанному приему военно-силового давления. Небольшие отряды и группы китайских войск проникали в глубь Казахстана и Киргизии, переходили линии своих постоянных пограничных пикетов, а также отодвигали линию постоянных пограничных пикетов все глубже на территорию казахских и киргизских земель.

Русская сторона ответила на цинские провокации мобилизацией своих войск в приграничной зоне. Весной 1862 года между русскими и цинскими воинскими частями произошли вооруженные столкновения. В связи с этим генерал-губернатор Западной Сибири А.О. Дюгамель направил на имя синьцзянского цзянцзюня специальное письмо, в котором выражал резкий протест против неоднократного появления в «пределах Великого Российского государства» маньчжуро-китайских отрядов.

В письме указывалось: «Подобное появление в пределах дружественного государства чужестранного отряда без предварительного о том сношения, с какою бы целью оно ни было, никогда не может быть оправдано и всегда нарушает международное право». Настаивая на прекращении подобного рода экспедиций, генерал-губернатор Дюгамель предупреждал цинские власти о том, что «может рыйти неприятное для обоих государств столкновение».

Однако, несмотря на все предупреждения русской стороны, цинские власти продолжали провокации. В дополнение к военным мероприятиям на линии границы Цины спланировали и осуществили целую серию скоординированных психологических акций по распространению среди местного казахского и киргизского населения антирусских подстрекательских слухов и инсинуаций.

28 августа 1863 года цинское правительство в конце концов все же согласилось принять русский проект прохождения линии границы между Россией и Китаем в Синьцзяне. Об этом официально был уведомлен русский поверенный в Пекине Н.А. Глинка. Однако еще целый год прошел в «утряске» всех деталей, связанных с прохождением линии границы на местах. Только 25 сентября 1864 года в Чугучаке был подписан протокол об установлении русско-китайской границы в Центральной Азии.

Переговоры между Россией и Китаем по пограничному размежеванию в Центральной Азии проходили в трудное для Пекина время. В 1864 году в Джунгарии и Кашгарии вспыхнуло мощное восстание местных мусульманских народов против власти маньчжуро-китайцев. Главную роль в этом восстании играли уйгуры и дунгане, которые были поддержаны казахами, киргизами и другими народами Синьцзяна. Восстание продолжалось 14 лет, причем уже в 1865 году цинское колониальное господство в Синьцзяне было фактически свергнуто.

Результатом восстания в Синьцзяне стало образование на южных границах России нескольких независимых от Цинов феодально-теократических образований: Джеты-Шаар («Семиградье») с центром в Кашгаре; Тарачинское султанство с центром в Кульдже и дунганский Союз городов с центром в Урумчи.

Наиболее сильным и влиятельным из новых образований был Джеты-Шаар или Восточный Туркестан во главе с Якуб-беком.

Столкнувшись с широкомасштабным народным восстанием в Синьцзяне, цинские власти оказались бессильны не только подавить, но даже и сдержать его. Крайне ограниченные военные силы и общие ресурсы Пекина в этом отдаленном районе не позволяли ему принять какие-либо решительные меры. Более того, Пекин находился в глубоком внутриполитическом кризисе, связанным с последствиями подавления мощнейшего Тайпинского восстания, сотрясавшего древнюю империю почти 15 лет — с 1850 по 1864 г.

В связи с этим, как пишет в своей работе «Русско-китайский вопрос» А.Н. Куропаткин, «китайцы снова становятся предупредительными к русским»:

«В 60-х годах прошлого столетия, когда Китаю пришлось переживать тяжкие внутренние мятежи, китайцы снова становятся предупредительными к русским. В особенности русские оказались нужны китайцам, когда китайские войска с Цзо Цзунтаном во главе стали продвигаться в Застенном Китае вперед, усмиряя мусульманское и дунганское восстания, и должны были одолеть пустыню Гоби. Наиболее тяжелый для них участок составлял путь от Хами до Кульджи в 1300 верст. Вся местность была разорена. К безводию присоединилось отсутствие продовольствия. Русские торговцы из сибирских местностей смело продвинувшиеся до пунктов сбора китайских войск, встречались на этот раз как дорогие гости».

С ноября 1864 года цинские власти в Синьцзяне начали «зондировать» возможности соседних русских властей по оказанию помощи в деле «наведения порядка». Илийский цзянцзюнь Мин Сюй несколько раз напрямую обращался к начальнику Алатауского округа генерал-майору Г. А. Колпаковскому с просьбой прислать русские войска в Кульджу.

С аналогичной просьбой в адрес правительства России в августе 1865 года обращались и центральные китайские власти в Пекине. Через русского посланника Цины просили прислать илийскому цзянцзюню продовольствие, вооружение и порох, а также прислать русских военных инструкторов — артиллерийских офицеров и солдат.

Русское правительство с самого начала приняло решение не вмешиваться в события, имевшие место в Синьцзяне. Поэтому на все просьбы китайской стороны о военной помощи русский посланник в Пекине А.Е. Влангали отвечал вежливым отказом.

Между тем, по мере развития антицинского восстания в Синьцзяне, в большую политическую игру в регионе начали вмешиваться англичане. Правитель Джеты-Шаара Якуб-бек, подстрекаемый английскими дипломатами и авантюристами, под панисламистскими лозунгами выдвинул территориальные притязания на соседние земли к северу — на территорию России. Попытки Якуб-бека добиться признания своего государства Россией закончились безрезультатно: посланцы Восточного Туркестана были сдержанно приняты в Петербурге. Более того, российское правительство отказалось признать Джеты-Шаар самостоятельным государством и четко заявило о своей позиции: Джунгария, как и весь Синьцзян, часть Китая, с которым Россия по-прежнему поддерживает нормальные дипломатические отношения.

Восстание в Синьцзяне негативным образом отразилось на режиме охраны российско-китайской границы и на поддержании в приграничных российских районах должного правопорядка. Вооруженные отряды, банды, группы свободно переходили границу с Россией, глубоко вторгались на ее территорию, грабя местных жителей, нарушая мирный труд местного населения. На это постоянно жаловался военный губернатор и командующий войсками Семипалатинской области генерал-майор И.Ф. Бабков.

Постепенно позиция Петербурга в отношении событий в Синьцзяне начала меняться и заставила Россию отказаться от политики невмешательства. Критическая ситуация безвластья в Синьцзяне, вмешательство в дела этого района Англии, полная неспособность ослабленного Тайпинским восстанием Пекина «навести порядок» рассматривались Россией как угроза ее торговым, экономическим и политическим интересам в этом регионе. В связи с этим царское правительство решило пойти навстречу просьбам цинского правительства и оказать последнему необходимую помощь войсками. При этом имелось в виду, что русские войска будут выведены обратно сразу же после восстановления цинской власти в Синьцзяне.

27 апреля 1871 года российский император Александр II утвердил указания российскому посланнику в Пекине А.Е. Влангали вступить в переговоры с цинским правительством по этому вопросу. В соответствии с этими инструкциями Влангали должен был разъяснить, что «вмешательство наше в дела Западного Китая имеет единственной целью оказать содействие китайцам к восстановлению их власти в отторгнутых западных провинциях Империи». Район предполагаемых действий русских войск, по решению царского правительства, ограничивался Илийским краем Синьцзяна.

30 июля 1872 года русские войска, не встречая никакого сопротивления со стороны местного уйгурского населения, заняли Илийский край с центром в городе Кульдже. Общая площадь занятой русскими войсками территории составила 1400 кв. миль с населением 130 тыс. человек.

В связи с военными мероприятиями России в Центральной Азии русский посланник в Пекине А. Влангали неоднократно подчеркивал перед цинским правительством временный и вынужденный характер этих действий. В инструкциях из Петербурга в адрес посланника говорилось: «Мы ни в коем случае не желаем присоединять Кульджинский округ к составу империи. Такой исход дела следует признать самым для нас невыгодным, но для нас важно, чтобы правитель соседней с нами страны дал нам такие материальные и нравственные гарантии, которые обеспечили бы спокойствие на нашей границе и способствовали свободному развитию нашей торговли».

Особое значение, по мнению российского правительства, имело установление принципов политического контроля над занятым районом Или. Местным властям и военному командованию рекомендовалось «воздерживаться» от установления сношений с Якуб-беком «Высочайшим именем Государя Императора». Все контакты с местными правителями, «независимыми владетелями» должны были осуществляться «непосредственно и притом от имени Туркестанского Генерал-Губернатора».

Деятельность русского военного командования в занятом Илийском крае была многопланова и разнообразна. Прежде всего были созданы и обеспечены условия для нормальной хозяйственной деятельности, торговли, развития сельского хозяйства и предпринимательства.

Стремясь к упрочению своего влияния в Илийском крае, русские власти направляли туда специалистов-медиков, инженеров, учителей, агрономов, которые быстро завоевали расположение местного населения и тем самым способствовали приобщению его к русской культуре. Крепли и развивались связи местного приграничного населения России и населения Илииского края.

Вскоре после занятия Илииского края цинское правительство предложило царскому правительству провести переговоры о возвращении этого края в Китай. В Петербурге отнеслись к этому предложению с пониманием и пошли навстречу китайскому предложению. Для ведения соответствующих переговоров по «принятию» края китайское правительство уполномочило илийского цзянцзюня Жун Цзюаня. Российское правительство направило в Сер-гиополь (Аягуз) генерала Богуславского.

Российский посланник в Пекине А. Влангали получил из Петербурга указания предупредить цинское правительство о двух русских предварительных условиях — возвращение Илииского края состоится только в том случае, если Жун Цзюань «1) будет снабжен достаточною вооруженною силой для вступления в фактическое обладание краем; 2) привезет амнистию всем жителям или замешанным в дунганском восстании».

Аналогичные указания содержались в утвержденной российским императором 16 марта 1872 года инструкции генералу Богуславскому.

8 мая 1872 года в Сергиополе начались переговоры между двумя посланниками. Цзянцзюнь Жун Цзюань заявил, что прибыл на переговоры, имея полномочия взять на себя власть в Илийском крае, однако войск у него нет. В этой ситуации генерал Богуславский, выполняя волю императора, вынужден был отклонить настойчивые попытки цинского представителя утвердить свой авторитет. Переговоры в Сергиополе были прерваны.

Между тем цинские власти, оправившись после тяжелых поражений от рук повстанцев в Синьцзяне, мобилизовали и собрали достаточные силы для ликвидации повстанческого движения в Северо-Западном Китае. Руководство карательной экспедицией цинских войск на запад было поручено генерал-губернатору провинций Шэньси и Ганьсу Цзо Цзунтану, одному из самых решительных и безжалостных военачальников цинской армии, «отличившемуся» в подавлении тайпинского восстания.

Первоначально действия китайских войск развернулись в приграничных районах провинций Ганьсу и Синьцзян, но уже весной 1875 года китайские войска вошли в Синьцзян.

Повстанческая армия Якуб-бека не могла противостоять организованной военной силе Пекина: один за другим населенные пункты Джунгарии оказываются в руках Цинов. Вторгшиеся в Синьцзян китайские войска наводят «порядок» самыми жестокими методами, не останавливаясь перед широкомасштабным уничтожением местного уйгурского и дунганского населения.

В критический момент борьбы — в июне 1877 года — Якуб-бек неожиданно умирает. Потеря яркого, авторитетного национального лидера катастрофическим образом сказалась на судьбе повстанческого движения в целом. К концу 1877 года положение Джеты-Шаар стало критическим. Новый правитель Бек Кулибек не смог сплотить и повести за собой народные массы. Военное давление Цинов было непропорционально мощным — военные отряды Джеты-Шаар были полностью разгромлены.

С остатками своих верных отрядов Бек Кулибек перешел на территорию России в Ферганскую область. Вместе с ним от преследования и репрессий цинских властей в пределы Ферганской и Семиреченской областей Российской империи бежало более 10 тысяч населения.

Китайские войска при подавлении народно-освободительного движения в Синьцзяне прибегли к самым жестоким репрессиям. По словам очевидцев, «все постройки сжигались, скот и имущество подвергались разграблению, жители без различия пола и возраста убивались. Везде валялись трупы и лилась рекой кровь».

Требуя от русских властей выдачи одного из вождей дунган — Баян-Ахуна, цинские сановники открыто похвалялись, что в течение двух лет карателями было убито более 100 тысяч повстанцев.

После подавления восстания в Синьцзяне правительство Цинской империи вновь предложило русскому правительству вывести войска из Илийского края. Переговоры начались в Петербурге в начале 1879 года и продолжались несколько месяцев.

20 сентября 1879 года в Ливадии был подписан Договор об уточнении границы между Россией и Китаем и порядке вывода русских войск. В статье I договора российская сторона соглашалась «на восстановление власти китайского правительства в Илийском крае, временно занятом русскими войсками с 1871 года». В статье VII определялось, что «западная часть этого края и долина реки Текес отходят в овладение России для поселения в них жителей Илийского края, которые пожелают принять российское подданство».

В статье VI было зафиксировано обязательство правительства Цинской империи уплатить российскому правительству суммы в 5 млн. металлических рублей на покрытие издержек, которые потребовались на занятие русскими войсками Илийского края с 1871 года, а также на удовлетворение разных денежных претензий русских подданных.

Ливадийский договор предусматривал также амнистию всем жителям Илийского края, порядок перехода их в российское подданство, право русских подданных на недвижимую собственность в этом крае, порядок передачи управления краем, учреждение русских консульств в ряде китайских городов и порядок сношения их с местными властями, право подданных Российской империи на ведение торговли на китайской территории. Договором также уточнялась граница России с Китаем на ряде участков.

Этот договор, однако, не был ратифицирован цинским императором. Под влиянием провокационной деятельности англичан, крайне заинтересованных в ослаблении позиций России в Центральной Азии, цинское правительство стало открыто выступать против России, высказываться за объявление войны России и предприняло ряд мер, направленных на подготовку к войне.

Россия ответила тем же. На пограничных рубежах с Цинской империей было увеличено количество войск. На Дальний Восток была отправлена военная эскадра под командованием адмирала Лесовского.

И все же ни русская, ни китайская стороны не были заинтересованы (и не были готовы!) к большой войне. В конце концов конфликтная ситуация была передана на суд дипломатов — летом 1880 года в Петербург прибыл для переговоров уполномоченный цинского правительства, бывший китайский посланник в Лондоне Цзэн Цзицзэ.

Российскую делегацию на переговорах по передаче Китаю Илийского края возглавил управляющий Министерством иностранных дел Н. Гире и чрезвычайный посланник и полномочный министр в Китае Е. Бютцов.

В общей сложности переговоры велись почти семь месяцев. Китайская сторона настаивала на полном возвра-щении Илийского края, в то время как русская сторона требовала определенных территориальных изменений, основывая свою позицию положениями Ливадийского договора. И все же компромисс был достигнут. 12 февраля 1881 года договор был подписан, а вскоре и ратифицирован обеими сторонами. 7 августа в Санкт-Петербурге состоялся обмен ратификационными грамотами.

Во многом положения Санкт-Петербургского договора были схожими со статьями Ливадийского договора. Так, в соответствии со статьей I, «Его Величество Император Всероссийский соглашается на восстановление власти китайского правительства в Илийском крае, временно занятом русскими войсками с 1871 года. Западная часть этого края в пределах, обозначенных в VII статье настоящего договора, остается во владении России».

Статья VII уточняла: «Западная часть Илийского края присоединяется к России для поселения в оной жителей этого края, которые примут российское подданство и, вследствие этого, должны будут покинуть земли, которыми владели там».

В третьей статье договора жителям Илийского края предоставлялось право «выселиться в пределы России и принять российское подданство».

В соответствии с положениями Санкт-Петербургского договора 1881 года цинское правительство обязывалось уплатить российской стороне 9 млн. металлических рублей на покрытие издержек, связанных с занятием русскими войсками Илийского края. Как и в Ливадийском договоре, подтверждались права России на учреждение в ряде китайских городов российских консульств, на беспошлинную торговлю для русских купцов, на сохранение российской собственности в Илийском крае за русскими подданными.

Определенные изменения были внесены в прохождение линии государственной границы между Россией и Китаем, для чего были созданы специальные группы по демаркации границы.

Протокол о сдаче и приеме Илийского края был подписан 10 марта 1882 года. За период между ратификацией договора и подписанием протокола о передаче Илийского края Китаю в пределы Российской империи перешло около 70 тысяч уйгуров, дунган и казахов, принявших добровольно русское подданство. В результате этого Илийский край лишился более половины своего производительного населения, главным образом земледельческой его части, что не замедлило отрицательно сказаться на экономическом развитии края в целом.

А.Н. Куропаткин, бывший в те годы в капитанском звании, оставил свою оценку событиям в Синьцзяне в 60—80-е годы XIX века:

«Население Кульджи оказало русским войскам при занятии Илийского края очень слабое сопротивление и покорилось, получив обещание, что занимаемый русскими край никогда не будет передан китайцам. Несмотря на такое обещание, данное в Кульдже, в Пекине, за 4900 верст от Кульджи, наш посол Влангали обещал китайцам возвратить им Кульджу, когда в отложившихся от Китая областях китайцы восстановят свою власть и безопасность пограничных русских владений будет обеспечена на будущее время. Потом такое решение оправдывалось существовавшею уверенностью, что китайцы никогда до Кульджи не дойдут. Но сами русские и помогли им преодолеть пустыню, отделявшую Хами от Кульджи.

При деятельном содействии полковника Сосновского сибирский купец Каменский поставил в 1876—1880 годах в Гучен, в пункт сбора китайских войск, один миллион пудов пшеницы, вывезя ее из Кульджи. Китайцы охотно заплатили ему за пуд по 5 руб. Всего Каменский брался поставить три миллиона пудов. Пшеница в Кульдже в 1876 году стоила 15 коп. за пуд, а вследствие скупки ее Каменским, в 1877 году, поднялась до 60 коп., что отозвалось на стоимости продовольствия наших войск.

Бывший туркестанский генерал-губернатор Кауфман ясно сознавал невыгодность для России соседства в Туркестане с Китаем и был сторонником присоединения Кульджи к России и поддержания власти Якуб-бека в Кашгарии где этот даровитый хан уже правил 13 лет. Кауфману с основанием представлялось более выгодным для России иметь в соседстве с Туркестаном слабое мусульманское государство-буфер подобно Афганистану, чем сомкнуться в Туркестане с Китаем, располагающим неистощимыми материальными ресурсами.

Посланному генералом Кауфманом с дипломатической миссией к Якуб-беку капитану Куропаткину в 1876 году в целях определения границы между Ферганской областью и Кашгариеи пришлось выслушать в г. Курля от Якуб-бека горькие упреки в двоедушии русских. Якуб-бек с основанием указывал, что не может верить словам русского посланца, когда недалеко от Курля, в Урумчи, в лагере его врагов-китайцев «такой же русский офицер, Сосновский, ставит провиант китайцам, без которого они не могли бы продвинуться вперед».

Но как только китайцы с помощью русских достигли пределов Кульджи и разбили Якуб-бека, тон их по отношению к русскому правительству быстро изменился. Они стали требовать возвращения им Кульджи, а в случае отказа грозили войной. Для ведения переговоров в Петербург прибыл один из самых высших сановников, родственник царствовавшего дома Чунхау. После очень долгих переговоров, в течение которых китайский уполномоченный постоянно сносился со своим правительством, был выработан так называемый Ливадийский трактат, подписанный в октябре 1879 года в Ливадии. По этому договору часть Кульджи с Музартским проходом оставалась в русских руках.

Но затем произошел еще небывалый в истории сношений России с Китаем случай: богдыхан отказался от ратификации этого договора. Дипломатические сношения были прерваны, и обе державы начали готовиться к войне. Русский флот с Лисовским появился у китайских берегов: значительный отряд войск спешно сосредоточивался в Кульдже.

По мнению Ф. Мартенса, достоверные известия доказывают, что национальная партия пекинского двора с Цзо Цзунтаном во главе желала воспользоваться Ливадийским трактатом как поводом, чтобы вызвать общий кризис в сношениях с европейскими державами. Начав кровавую борьбу с Россией, партия эта намеревалась произвести общее избиение иностранцев.

Россия и на этот раз уступила и, по Петербургскому договору 1881 года, отказалась от Кульджи, выговорив обширные льготы по торговле в Застенном Китае и получив небольшое денежное вознаграждение на покрытие убытков русско-подданных, пострадавших от восстания в западных китайских провинциях. Ближайшим последствием Кульджинского договора было выселение из Кульджи в русские пределы 50 тысяч таранчей и дунган, обманутых в своих надеждах стать русско-поддонными, оставаясь в Кульдже. Эти новые поселенцы заняли места, нужные для русской колонизации.

История с Ливадийским трактатом и возвращение Кульджи Китаю уронили престиж России в Азии и придали Китаю еще более веры в слабость России и свою силу».

Судьба оставшегося в Илийском крае местного населения, равно как и судьба некитайского населения Синьцзяна в целом, не могла не заботить российское правительство и после вывода русских войск. Тем более что в этот стратегически важный регион все активнее и активнее проникали подданные Британской империи.

В соответствии с положениями Санкт-Петербургского договора в ряде городов Синьцзяна были учреждены российские консульства, нередкими были и визиты на его территорию чиновников различных рангов. Так, в 1885 году там появился чиновник для особых поручений при Туркестанском генерал-губернаторе поручик Бронислав Громбчевский, а двумя годами позже эту область Китая в связи с подозрениями на эпидемию чумы посетил врач Сибирского военного округа Н.Л. Зеланд.

Их путевые заметки довольно ярко характеризуют жизнь Синьцзяна и характер отношений между китайцами и коренным населением Синьцзяна: «Китайцы не дают себе ни малейшего труда ознакомиться с языком своих подданных сартов (узбеков), и чиновники принципиально считают такое знакомство унижением… Большую долю вины в частых восстаниях и беспорядках несут сами китайцы, которые не стараются вникать в нужды народа и, наоборот, доводят его до недовольства». Причин для последнего было вполне достаточно. Первой из них было крайне тяжелое материальное положение как крестьян, так и жителей городов, материальное положение которых, по мнению Зеланда, находилось если не в упадке, то в глубоком застое.

Сами же коренные жители Синьцзяна, по мнению путешественника, имели немало положительных качеств, главными из них он считал исключительное трудолюбие, терпение и честность.

Наибольшее количество упреков у российских военных специалистов вызывали китайские войска. О порядках, царивших в них, Зеланд писал: «Присмотревшись в течение почти четырехмесячного пребывания в Кашгарии к китайским порядкам, я вынес убеждение, что китайские начальники частей преднамеренно увеличивают разницу между списочным и наличным составом, а излишне полученное от казны содержание поступает в карманы командиров». С этой оценкой полностью соглашался Б. Громбчевский: «В войсках высшие чины наживаются за счет низших. Начальник лянзы, например, получает деньги на содержание своей команды, поэтому на бумаге всегда числится на треть или вдвое больше, чем состоит налицо, а содержание фиктивной части идет в его карман. Зачастую солдатам не выдается и того, что уже выслужено. Отсюда распущенность войск, на которую начальники смотрят сквозь пальцы».

Распущенность китайских войск происходила во многом от того, что само материальное положение солдат заставляло их заниматься мелочной торговлей и даже грабежами, от которых страдали местные торговцы. Солдаты выпрашивали понравившиеся им товары, а в случае отказа жестоко избивали своих «обидчиков».

Весьма любопытно и описание внешнего вида китайского воинства: «Офицеры и солдаты одеты бабами… по атрибутам нельзя было узнать их профессию. На голове имелись синие платки, повязанные наподобие того, как это водится у наших женщин из простонародья. Сзади спускалась коса».

Боеспособность китайских войск оба автора оценивали крайне низко, откровенную усмешку Громбчевского вызвалр то, что в кавалерии используются не только лошади, но и лошаки и ослы. Крайнее удивлен был поручик и тем, что оружие в частях китайской армии практически не чистится и даже перед парадом все внимание уделяется только поддержанию внешнего блеска. Боевые стрельбы проводились всего один раз в год, а строевые учения в одной из лянз Громбчевский назвал «танцем клоунов»: «Все движения производились под команду голосом стройно и однообразно. При этом, нанося удар, вся шеренга уморительно подпрыгивала, а защищающаяся приседала. Все это напоминало скорее танец клоунов в цирке, а не обучение войск».

В целом, по мнению русских дипломатических чиновников и военных специалистов, власть Китая в Синьцзяне была весьма непрочной, и в провинции ощущалось сильное тяготение к России. Для местного некитайского населения именно Россия была и долгие годы оставалась «землей обетованной», символом справедливости и спокойной жизни.