Очнулся в кровати в полулежачем положении. Ноги, руки, спина — все болело. Но боль была сглаженной, просматривалась как пейзаж сквозь затуманенное стекло.
В комнате (не моей квартиры) четыре человека в черной униформе с направленными на меня автоматами фантастического вида. На лицах маски.
Я похлопал веками — может, все–таки мираж? Нет, черные были реальны. И комната с белыми стенами без окон тоже реальна.
— Что вам надо? — спросил я, чтобы прервать молчание. Спросил, хотя был уверен, что никто из этой четверки мне не ответит. Ответ прозвучал сверху. Вернее, не ответ, а вопрос.
— Проснулся?
Я попытался запрокинуть голову, что определить источник звука, но нарастающая боль отсоветовала мне это делать.
— Не нужно шевелиться. Через пару дней вам станет намного легче. Через неделю–полторы вы сможете ходить.
Голос был знакомый, чуть скрипучий, как будто в горле у говорящего застряла крохотная колючка.
— Что вам надо?.. От меня.
— Во–первых, познакомиться. Меня зовут Роберт Игоревич. По профессии билетер.
— Это я по профессии билетер. Зовут меня…
— Гунчиков Александр Борисович, не так ли?
Я промолчал.
— Молчите? Значит не догадываетесь, что никакой вы не Александр Борисович, и никакой не билетер.
Преодолевая болевые ощущения в грудной клетке, я вздохнул.
— Откуда вы знаете?
— Да знаем, знаем, мы многое о вас знаем.
Кто это «мы», и что это обо мне можно <МI>такое знать, подумалось мне с тоскливым любопытством.
— Может, и мне что–нибудь расскажете?
Наверху молчали.
Автоматы смотрели на меня, не отрываясь.
— Эй, — позвал я, — Роберт Игоревич, — и снова попытался запрокинуть голову, но из заслоняющего боль тумана высунулась плеть и стегнула меня по позвоночнику.
Внезапно прямо передо мною открылась дверь, и в проеме я увидел невысокого лысеющего мужчину лет пятидесяти. Одной рукой он держался за круглый подбородок, другой опирался о железный косяк двери. У него был вид человека, собирающегося принять серьезное и опасное решение. Например, войти в клетку к тигру. И тигра этот — я. Какой уж там Александр Борисович, а кто–то опасный.
Автоматчики по сигналу вошедшего явно приготовились стрелять по мне. Я так остро это почувствовал, что невольно подобрался, постарался уменьшиться в размерах. Боль, донимавшая меня исчезла, временно прекратила вражду со мной, как это делает нормальная внутренняя оппозиция при появлении внешнего врага.
И все это время стояла тишина…
Вошедший не спешил точить лясы. Я постепенно рассматривал его. И увидел жабий рот, лоб в горизонтальных складках и то, что веко правого глаза слегка наискосок задернуто. Даже костюм успел оценить, дорогой, кутюрный.
— Это вы Роберт Игоревич?
— Да, — быстро ответил он и резко вошел в комнату. Остановился у меня в ногах, широко расставив свои.
— Да, это я, и мы сейчас с вами поговорим, — сказал он чуть испуганно. Он говорил так, словно пока произносил слова находился в безопасности. Впрочем, это все мои домыслы. Впечатления человека, у которого даже имени нет.
— Вы не Александр Борисович, а Сергей Сергеевич Семенюк… Вспомните о татуировке на левом предплечье.
Я вспомнил — три синенькие ломаные латинские SSS. Похоже на эсэсовское клеймо, только, полуторное. Оказывает, это значит, что я…
— Вы по профессии устранитель, наемный убийца, киллер. Причем чрезвычайно высокого класса. Отсюда эти меры предосторожности, — белый руках махнул в сторону черных автоматчиков. — Они, поверьте мне…
«Никогда в жизни», мелькнула в голове неуправляемая мысль.
— …не излишни. Вспомните, что вы сделали с четырьмя бандитами, которые хотели пленить вас возле дома.
— Это были бандиты?
Среагировав на мое недоумение, Роберт Игоревич пояснил.
— Да, это были милиционеры, группа захвата, настоящие бандиты. Мы вас спрятали, они вас нашли. И на их несчастье, и на наше счастье сработало ваше подсознание. Понимаете?
— Нет.
— На уровне сознания вы жили как билетер, этот самый Александр Борисович, а в глубине души, на уровне рефлексов, исконных повадок, вы оставались Сергеем Сергеевич Семенюком. Убийцей, волкодавом, чудовищем, всегда чувствующим опасность, и стоило им своим налетом спровоцировать ваши рефлексы, они получили то, что получили… Они не могли подготовиться получше, действовать потоньше. Как же, сам Семенюк у них в руках! Тут же команда — брать! А мы так хорошо вас замаскировали!
— А кто меня выдал?
— Это детали, детали, хотя сказать могу, что у теперь… Эта худая сука, ваша супруга.
— Рита?
— Никакая она не Рита, но пусть будет Рита. Она работала на нас, а потом…
— А кто такие «вы»?
Роберт Игоревич снисходительно улыбнулся.
— Об этом позже, много позже… Обо всем расскажу обязательно. Но позже. Сейчас вас нельзя перегружать. Сейчас вам достаточно знать, что вы в безопасности, в надежном месте, что впереди у вас много интересной, хорошо оплачиваемой работы, ну и… что ваша жена, бывшая жена, вам никакая не жена, а просто жадная, тупая сволочь. И дура. У них не было никаких шансов вас найти. Мы блистательно вас замаскировали.
— Вы имеете в виду…
— Вот видите, вы сами догадываетесь. Мы сделали из вас толстяка. В нормальной жизни вы привлекательный мужчина спортивного вида. Тренированность чудовищная. Такого ищут по постелям разных там мисс Москвы или вселенной, по казино, по виллам на теплых морях, а господин Семенюк в это время является двухсоткилограммовой тушей и работает билетером в парке.
Я тяжело, мощно вздохнул. Роберт Игоревич отошел на полшага, боясь, что будет всосан через ноздрю в мои возмущенные внутренности.
— Вы не должны сердиться. У нас не было другого выхода, другим способом вас было не спасти.
— Почему это?! — мрачно спросил я, постепенно начиная ощущать себя и устранителем, и киллером, и убийцей, и не только наемным.
Морщины на лбу Роберта Игоревича заработали. По ним читались его сомнения. Стоит ли? Пора ли?
— Говорите! — прорычал я.
— Да, скажу, скажу, конечно, — Роберт Игоревич оглянулся, потеребил указательным пальцем нос. Глаза его бегали, особенно подозрительно смотрелся зрачок за полуопущенным веком. Роберту Игоревичу явно не хотелось говорить. И тут я понял, почему — ребята в черном; они тоже услышат. Их нужно было удалить, но удалять их было опасно. Несчастный господин, злорадно подумал я. Неужели меня стоит бояться до такой степени?
Выручил этого негодяя (я уже решительно и окончательно решил для себя, что этот человек — (подлец и ничтожество) распорядок дня.
Раздался мелодический сигнал под потолком. Открылась дверь, и две одинаково одетые и одинаково привлекательные девушки ввезли двухэтажный столик с едой. Моим то ли обедом, то ли ужином. А может, и завтраком.
— Кушать, пожалуйста…
— Да, да кушать, кушать, есть, питаться, — обрадованно затараторил Роберт Игоревич. К моим губам поднесли стакан, на дне которого исходила пузырьками знакомого вида таблетка.
— Зачем это? — спросил я голосом устранителя.
— Для улучшения аппетита, — пропел Роберт, — без таких таблеток вы бы не смогли набрать вес в столь короткий срок, да еще находясь в беспамятстве. Борцы сумо, например, употребляют их. Это исключительно природное средство.
— Жена мне говорила наоборот, эти таблетки для того, чтобы сбить голод, чтобы я больше не толстел.
— Ну, естественно, естественно, не могла же она вам говорить правду. Да правды она и не знала… Почти совсем не знала.
— Но теперь–то?
— Что?
— Зачем мне дальше оставаться толстяком?! Меня в этом виде уже опознали.
Роберт Игоревич снова поиграл морщинами на лбу.
— В самом деле, вам надо, наоборот, худеть. Хотя, может быть…
— Нет, нет, ни в коем случае! Только худеть!
— Ладно, ладно, уберите это пойло! Может быть, вы вообще не голодны?
Я прислушался к себе и должен был признать, — как раз голоден. Голод был даже слегка сильнее боли. Конечно, вес надо сбрасывать, но лучше это делать постепенно.
— Что там у них?
— Завтрак: обычный, диетический, обильный, похмельный, символический, диабетический, оставляющий место для скорого ланча. Что пожелаете?
— Диетический, — сказал я, чтобы быть последовательным.
Одна из девушек, приятно улыбаясь, наклонилась ко мне с ложкой в руках. Сметана с малиной. Это обозначение подходило к блюду, которым она меня потчевала, и к ней самой. Я не дошел еще и до пятой ложки, а уже понял, что буду с этой женщиной не только вместе есть, но и спать.
Роберт Игоревич припал к моему уху и быстро заговорил:
— А теперь главное… Вы в последний раз выполнили совершенно невообразимое задание. Непредставимое. Вы убили…
Я доел сметану с малиной, и Роберт отпрянул. Он явно боялся моего рта, когда он был ничем не занят. Может, я какой–нибудь специфический устранитель? Киллер–людоед, наемный вампир. Когда я откусил гренок с медом и отхлебнул кофейку, голос Роберта заскрипел снова.
— Вы убили президента, понимаете? Пре–зи–ден-та!
— Нашего? — я выпучил в его сторону удивленный глаз.
Он слегка отшатнулся и замахал руками.
— Нет, нет, нет, другой страны. Одной страны президента. Президента любой страны убить нелегко. А эта страна не такая уж маленькая. Никто не брался, никто. Я дам вам потом почитать прессу по этому делу. Газеты шумели с полгода. Да и сейчас порой…
— Ничего не помню.
Второй гренок и вторая чашка кофе.
— Выполнение было, как я уже сказал, сопряжено с громадным риском. Вы слегка пострадали. Можно даже сказать не слегка. Контузия. Амнезия. Глубокая. Теперь вы понимаете?
— Н-да.
— На этот фон полного отсутствия памяти мы «записали» с помощью наших гипнотизеров личность Анатолия Борисовича Гунчикова. Существо вполне ничтожное, хотя и реальное. Вам внушили несколько воспоминаний — школа, друзья, то–се. На самом деле — Роберт Игоревич говорил уже свободно, расхаживая по комнате, он проскочил секретный участок и был явно доволен своей ловкостью, — на самом деле память человека хранит не так уж много событий. Личность, особенно, если это личность обыкновенная — стопка листочков, цикл разрозненных и почти всегда неинтересных рассказов. Десяток телефонов, пяток адресов, полсотни имен.
Я допил кофе, облизнулся. Сделал это, видимо, таким образом, что господин лектор побледнел.
— А теперь нам предстоит по шагам, шажочкам восстанавливать личность Сергея Сергеевича Семенюка…
— Неплохо бы, — сказал я и снова облизнулся.