Москаль

Попов Михаил Михайлович

Гондвана

 

 

1

Мотор время от времени чихал и глох, и тогда джип догоняло пылевое облако, которое он тащил за собой как на привязи. И начинали чихать все, находившиеся внутри, несмотря на плотно задраенные двери и через силу работающий кондиционер.

— Высокогорье, — пояснял уже в пятый, наверно, раз Кастуев, сидевший на переднем сиденье рядом с молчаливым, загорелым водителем, делавшим вид, что не понимает по–русски.

Нестор Кляев и друг «наследника» Кривоплясов тряслись сзади. У них были серые лица и, похоже, черные мысли. Они не верили, что живьем доберутся до места. Лагерь экспедиции остался километрах в двадцати западнее и километрах в полутора ниже. Это если по прямой. А если по кривой, то и не сосчитаешь, сколько намотано на выносливые японские колеса здешних каменистых и пыльных верст.

На поездке настоял Кастуев, и Бобер его поддержал. Елагинские старинные друзья хорошо знали духов этих предгорий и принятые тут ритуалы. Наука наукой, но необходимо по всем правилам представиться хозяину.

Да откуда они могут знать, что мы здесь, в таком смысле выступил начальник геоэнергетической экспедиции Нестор Икарович Кляев, стоя на берегу широкой мелкой реки, щелкавшей камешками по валунам, и любуясь грандиозной панорамой строя снеговых гигантов.

— Крыша мира! — торжественно выдохнул он и вдохнул полной грудью. — Понимаю Рериха. Аж слепит, черт!

Кастуев с Бобром согласились с ним насчет крыши мира, но тут же завели разговор, что неплохо было бы позаботиться о крыше в более приземленном смысле.

— Давайте как–нибудь смотаемся. Утречком, — согласился начальник экспедиции, хотя и неохотно. — И за работу, за работу, за работу.

Бобер расстроил его, сказав, что ехать надо не «как–нибудь», а прямо завтра, что поездка займет, возможно, половину дня.

— И не меньше, чем половину всех денег, — добавил Кастуев.

Второе сообщение расстроило Нестора Икаровича. Денег ему было жалко не из жадности, разумеется, а потому что могло не хватить для успешного завершения экспедиции. Эти двое, дружки майора, его довольно сильно раздражали. Мало того, что обошлись они ему каждый в кругленькую сумму, так они еще и собираются развести его на деньги на пару с каким–то местным башибузуком. Хорошо, что он им не сказал, насколько профинансировал его майор. Нестор Икарович считал себя специалистом по обнаружению флюктуаций в естественной, а равно и человеческой природе. Именно поэтому он оказался в нужном месте в нужное время, поймал изгиб майорского настроения и получил в свои научные руки такой безвозвратный куш.

— Мы за границей, Нестор, — сказал Бобер, чувствуя шевеление сомнений в душе ученого. — Здесь лучше заплатить.

— Азия! — вздохнул Кастуев, сам будучи почти азиатом.

— Ладно, — угрюмо махнул рукой Нестор, — завтра так завтра. В смысле завтра подумаем, что делать. А сейчас пойдем разгружать оборудование.

Они все вместе направились к грузовику, в кузове которого на пыльных ящиках сидел, истекая потом из–под панамы, друг «наследника».

Место было вычислено Кляевым, но на карте опознано «наемниками» Кастуевым и Бобром. Заброшенный поселок в полусотне метров на юг от реки, которую Кляев называл Элевент, отвергая имя, данное местными жителями. Река эта была частью мистической географии Гондваны, с которой Нестор успел сродниться, и являлась, по его мнению, дальней во всех смыслах родственницей таких знаменитых водных потоков, как Лета, Коцит, Ахерон и Стикс.

Поселок был не старинный, но очень заброшенный — несколько строений с плоскими крышами, обнесенных ржавой, рваной, но колючей проволокой. Деревянная, покосившаяся вышка. Она безвредно высилась за пустой, страшно обшарпанной цистерной для воды на кривой железной подставке. В боку цистерны торчали изувеченные или выломанные краны для умывания. Повсюду валялись бочки из–под горючего, почему–то очень помятые. Что за странный гнев на них всех отыгрался?

Посреди поселка лежала обугленная покрышка от колеса механизма, который должен был бы, судя по размерам, участвовать в разработке карьеров Атлантиды. Вокруг валялись колеса поменьше. Стая с вожаком. Остальной мусор не заслуживал даже перечисления. Разве что автомобильное зеркало заднего вида. Оно висело на мачте посреди лагеря и ослепительно било по глазам отраженным солнечным лучом, как электросварка.

— Люди покинули это место, — сказал Кляев, оглядевшись. — Меня это не удивляет. Простому человеку, не понимающему смысл этого места, здесь невозможно находиться.

— Закрыли финансирование, вот все и разбежались, — поторопился высказать слишком рационалистическую точку зрения Кастуев.

Ученый бросил в его сторону мудрый и иронический взгляд.

На другом конце лагеря, сразу за провисшей колючкой, были обнаружены два куска какого–то строительного остова, сложенного из плохо обтесанных камней.

— Видите? — многозначительно вопросил Кляев.

— Ну? — поглядели на него спутники.

— Еще до советской метеостанции и автобазы здесь было поселение. И я уверен, если бы мы немножко, всего чуть, поработали археологами, то отыскали бы здесь целый слоеный пирог из поселений разного времени.

— Ну и что?

— Люди селились здесь всегда, ибо место очень удобное, так и напрашивается, чтобы тут обосноваться. Но если не умеешь пользоваться невидимой геометрией мировых энергетических влияний, то любая попытка укоренения обречена на провал.

Сообразительный Кастуев тут же поспешил использовать речевую ситуацию в своих целях. Похвалил глубокомыслие ученого и напомнил, что, кроме высших, энергетических сил, есть еще силы земные, административные, а тоже требующие уважения. В данном случае глава местной районной управы или как эта должность здесь называется. И завтра надо не начинать думать об этом, а сразу же ехать.

— Иначе мы, как и все остальные, кто тут был, не удержимся.

Кляев поморщился, ему не понравилось, что его поймали в логическую ловушку, и ему еще сильнее стало жаль денег, от которых придется отказаться в пользу какого–то невежественного местного дикаря.

— Все равно не отстанете. Едем.

Ставка «хозяина» Памира располагалась в поселении, при взгляде на которое тут же возникало в сознании слово «кишлак». Никак иначе обозначить это скопище разнокалиберных, в беспорядке расположенных, непонятно из чего построенных домиков было нельзя. Через кишлак вниз к реке Элевент на большой скорости пролетал ледяной горный ручей. Он истерически искрился на солнце от собственной холодности. Четыре карагача склонили над ним шершавые туловища, расставив в стороны голые ветви: осень. У одного из старинных деревьев грелся на солнышке джип «мицубиси», рядом с ним спал на корточках босый человек с автоматом. Эта картина служила иллюстрацией к рассуждению Кастуева о том, что в этих горах, помимо культуры традиционной, памирской, есть еще и две субкультуры. «Калашников» — калче и «паджеро» — калче. Своими познаниями Кастуев делился по дороге от лагеря экспедиции к становищу «хозяина».

Водитель гостевого джипа припарковался рядом с хозяйским.

— Наверно, у них здесь биржа автомобилей, — пошутил себе под нос Кривоплясов — единственные слова, произнесенные им за все время путешествия.

Но на них вдруг отреагировал водитель. Он повернулся к пассажирам и что–то сказал громко и непонятно. Впрочем, все поняли: выметайтесь!

Выбрались, разминая ноги и оглядываясь. Из проулка между двумя низенькими «саклями» вышли две огромные собаки и остановились, вдумчиво глядя на гостей. Порыв ветерка донес запах какой–то кулинарной гари из–за домов. Из того же проулка появился пятилетний примерно мальчик с голым загорелым животом. Он встал между псами, небрежно опершись на их загривки, как будто был с ними в приятелях. Собаки по очереди зевнули.

— Шли, — сказал водитель джипа, захлопнув дверь и пискнув противоугонной сигнализацией.

«Хозяин» встретил гостей во дворе своего дома. Здесь была приятная тень, создаваемая кронами двух приземистых, разлапистых чинар. В самом уютном углу на низеньком деревянном настиле, покрытом несколькими слоями одеял, полулежал на потертых подушках «Хозяин» в одних лишь шортах и тюбетейке. В руке пустая пиала. Под жестяным навесом в глубине двора дымились мангал и казан, возле них роилась какая–то человеческая жизнь.

Было предложено садиться. Гости устроились кое–как на пятнисто нагретых солнцем, странно пахнущих одеялах, свесив башмаки с настила.

«Хозяин» улыбался спокойно, приветливо, даже можно сказать, обаятельно. Большой загорелый мужчина с правильными чертами свежего, бритого лица, великолепными, сверкающими подлинным, не стоматологическим здоровьем зубами. Но еще лучше зубов были глаза. Очень темные зрачки, очень яркие белки. Уверенность и добродушие излучал человек, велевший называть себя Рустем.

Он собственноручно налил всем чаю в сияющие горной чистотой пиалы.

Кастуев попробовал первым и сразу же начал восторгаться: ах, какой чай, ах, какая вода!

Рустем смотрел на него, широко улыбаясь. То ли ему было смешно, то ли приятно.

Из дома во двор вышел высокий худой мужчина в пятнистой униформе, с мелкокудрявой бородой и жидкой, сладкой улыбкой на бледных губах. Он непонятно поприветствовал гостей, чуть поклонился Рустему и тоже присел на нагретый край одеяла. Естественно было ожидать, что «хозяин» представит его, явно ведь приближенный. Но улыбчивый Рустем произнес пару едва слышимых звуков, и пятнистый тут же начал улыбаться еще сахарнее и сполз с настила. Стало понятно, что чаю ему не дадут, и он исчез в доме.

Рустем крикнул что–то работникам у мангала. Оттуда сразу же выскользнула женщина с большим дымящимся блюдом. Поставила прямо на одеяло между гостями и хозяином. Он жестом указал на еду:

— Плов! — Как бы говоря: а чего вы, собственно, ждали?

Некоторое время все ели. Причем хозяин как положено — руками, гостям же деликатно предложили ложки. Кляев и Кривоплясов воспользовались ими. Кастуев попробовал подражать Рустему, который быстро и ловко скатывал маленькие колобки из жирного, сочного риса. У гостя получалось намного хуже, но в целом он стиль выдержал, хотя рот и обжег. Когда первый голод был утолен, Рустем потребовал себе рулон туалетной бумаги и стал вытирать янтарные до локтей руки. Решив, что момент настал уже вполне удобный, Кастуев начал издалека повесть о смысле их появления здесь. Научная экспедиция. Нестор Икарович большой ученый. Сделал большое открытие, теперь нужно подтвердить на земле то, что открылось в голове.

— Ваш лагерь там, где старая автобаза? — пренебрегая восточным этикетом, прервал его Рустем.

Гости кивнули.

— Это моя земля.

Кастуев кивнул еще раз, обрадованно, разговор входил в нужное русло.

— Поэтому мы и у вас. С поклоном, с просьбой. — Он сделал рукой сигнал Кляеву, и тот, вздохнув, полез за пазуху.

Кастуев перехватил пачку, завернутую в старую газету, и с полупоклоном, насколько позволяло сидячее положение, протянул Рустему. Тот принял. Развернул упаковку. Зеленые бумажки коротким листопадом просыпались на одеяло.