— Что? — Апоп повернулся к стоявшим за спиной «братьям».

   — Такое случается иногда. В наших хрониках отмечены подобные случаи. Раз в пятнадцать-двадцать лет в недрах гарема созревает некий бунт. Женщины объединяются каким-то образом, обманув наших наблюдающих и верных Аварису служанок. Обычно это случается, когда в гареме оказывается слишком много дочерей одного какого-нибудь племени. Тогда одна из них становится тайной жрицей тайного племенного божества. Они совершают секретные жертвоприношения, и в какой-то день, обычно день полнолуния, возникает неожиданное дикое празднование. Чёрные чары вырываются наружу, и начинается бессмысленный, визгливый бунт, ярость обращается против служителей, подвернувшихся под руку. Но в этот раз это несчастье оказалось просто невероятным по размерам, как будто кто-то его подготовил и чем-то подпитал.

   — Женщины не усмирены?

   — Нет достаточных свободных сил.

   — Что же они делают?

   — Там много женщин с островов, видимо, они во главе всего. Мы специально держали среди них одну замечательную особу, женщину в возрасте, с несомненными способностями внушать людям страх и уважение. Она доносила нам обо всём, гасила глупые настроения в самом зародыше, за что пользовалась большими послаблениями. Мы даже разрешили ей завести собаку. Бесора родом с болотного берега далёкого северного моря. Дочь тамошнего царя, она сама увязалась за одним из наших посланцев.

   — Не Мегила ли это был? — устало поинтересовался царь.

Смотритель гарема только наклонил голову:

   — Да, в молодые годы её привёз в качестве своей жены брат Мегила.

Апоп закрыл глаза, щёки его подёргивались.

   — Продолжай, брат.

   — В землях, откуда большинство подруг Бесоры — так её зовут, — есть бог, ради которого они на родине устраивают сумасшедшие и даже кровавые игрища.

   — Кровавые?

Смотритель снова наклонил голову:

   — Уже известно, что они разорвали на части двух членов Рехи-Хет, живших постоянно в гареме. Одного поймали у дверей дома, а второго добыли, выломав запертые двери. Теперь они носятся по садам гарема с воем, подпоясанные дохлыми змеями, так предписывает их звериный обычай, пальцы их окровавлены, они не знают утомления, ибо, как я подозреваю, опоены каким-то особым составом. Попадаться им навстречу опасно. Нужно не менее сотни воинов, чтобы безбоязненно войти внутрь. А их сейчас нет.

   — Яхмос атакует по всем направлениям, — вступил в разговор начальник гарнизона, «брат» Эта.

   — Они не испугались большого грома?

   — Каким-то образом Яхмосу удалось удержать войска от бегства. Всего два десятка судов ушли с поля боя.

   — Надёжна ли наша оборона?

Разговор происходил всё там же — на вершине башни. Ночная карта города была окружена трепещущими пятнами пожаров, которые быстро бледнели, ибо всходило солнце. Ещё немного, и картина очистится полностью. Уже можно различить облака тумана на невидимой воде. Но, к сожалению, можно различить и звуки боя.

   — Надёжна ли наша оборона?

Густое молчание за спиной было ответом.

Апоп обернулся, стараясь в предрассветной дымке разглядеть лица товарищей.

   — Мы ждём подхода конницы из Таниса и Мемфиса. Может быть, даже сегодня днём. К вечеру сегодняшнего дня — обязательно. Сила Яхмоса хрупка. Один уверенный удар в спину — и он рассыпится.

Царь тяжело покивал головой:

   — Но пока он успеет ворваться и разорить город.

   — Этого может и не произойти.

   — Все драгоценные архивы и главные золотые запасы были спрятаны ещё при первом появлении египетского флота, — сообщил смотритель библиотек. — Даже в самом худшем случае нам грозит только одно — временное разорение города. Яхмос будет раздавлен, а Аварис отстроен заново и вознесётся ещё выше.

Апоп не успел ничего сказать. На вершину башни по витому чреву взлетел некий слух.

   — Нашёлся?! — вскинулся Апоп и бросился к пролому в полу.

«Братья» расступились, переглядываясь. Можно было подумать, что сейчас они не вполне понимают поведение повелителя.

С непостижимой для себя скоростью Апоп слетел вниз по лестнице. Ему указали носилки слева от входа в башню. На них лежал спаситель Мериптаха. Изо всех сил пытаясь остаться в сознании, он рассказал о том, что произошло в трюме грязного корабля, и о том, что было потом.

   — Так куда же он побежал? — нависая над телом своего «друга», спрашивал возбуждённо дышащий царь.

Спаситель закрыл глаза.

   — Куда? Куда он побежал?

Ответ мучительно шевелился в сомкнутых устах, но уже не было сил у лежащего, чтобы раздвинуть губы. И даже, чтобы открыть глаза.

   — Колесницу! — рыкнул, выпрямляясь, царь.

Начальник гарнизона осторожно прошептал ему на ухо сведения, только что полученные от гонца.

   — Полк Нутернехта уже на западных внешних стенах.

Апоп непонимающе поглядел на него:

   — Но ведь та пристань совсем в другом месте. Куда мог побежать Мериптах оттуда?!

   — Лодки Яхмоса во внутренней гавани, — ответил начальник гарнизона, играя желваками.

Поднимая копытами и ободами колёс тяжёлую утреннюю пыль, к подножию башни подкатила широкая митаннийская колесница, в которой помимо возницы могло поместиться ещё три человека. Торопливо отворив дверцу, Апоп шагнул внутрь. За ним, в уже набирающую ход военную повозку, прыгнул смотритель гарема. Свистнул бич, пройдясь сразу по обеим лошадиным спинам.

К небольшой толпе, оставленной позади, подкатывали другие колесницы. Две, четыре, семь. Цвет Авариса устремлялся вслед за правителем. Люди власти всегда пронизаны стремлением быть поближе к центру власти.

Начальник гарнизона подозвал к себе троих мрачных офицеров, державшихся в некотором отдалении от толпы высших придворных чинов, и отдал приказы. Стрелкам следовало отходить к царскому дворцу и занимать там оборону, привлекая внимание египтян. Пусть думают, что Апоп гам. Последней резервной кавалерийской сотне приказано было выдвигаться к северо-западной дороге и Петушиным воротам и любой ценой сохранить их в неприкосновенности ещё в течение двух-трёх часов.

После того как офицеры озабоченно разбежались к своим отрядам, «брат» Эта вскарабкался в седло подведённого ему коня и поскакал вслед за кавалькадой колесниц. Держался он в седле неважно, поскольку не был природным всадником шаззу.

Подгоняемый неистовыми царскими приказами, возница нахлёстывал лошадей и даже не сбавлял скорость на поворотах, отчего мощное сооружение на тяжёлых колёсах слегка кренилось, заставляя тех, кто находился внутри, приседать и крепче хвататься за округлый поручень.

Город был охвачен предвестием беспорядка. Повсюду мелькали группы людей с оружием и без оружия. Никого не останавливал и не впечатлял вид царского кортежа. Впрочем, многие и не узнавали Апопа в его непарадном облачении. То за одной, то за другой оградой поднимались вьющиеся чёрные дымы, пожары занимались, кажется, сами собой, без участия людей и вражеских подпалённых стрел, просто от общего ощущения разгрома и несчастья. Животные жалобно толпились в пыльных углах, забытые в волнах человеческого страха, потопившего город.

Колесница царя страшно вылетела на набережную, хруст под колёсами сменился грохотом. Правым бортом колесница зацепила дотлевающую ночную жаровню, та взлетела, осыпая ещё тлеющими углями стоящие у пристани лодки. Мелкий портовый, вороватый люд бросался врассыпную от летящей громадины.

Бессмысленно яркое и свежее утро царило у воды. Лёгкий туман теснился между бортами кораблей. Чайки проносились навстречу и наперерез страстной погоне.

   — Куда он мог отсюда побежать?! — прокричал в ухо своему спутнику царь. Смотритель гарема пожал плечами. И Апоп вдруг побледнел и ответил себе сам, только его ответа в шуме скачки никто не услышал.

Тогда царь прокричал срывающимся, сиплым гласом:

   — Он в женском лесу!

Возница, показывая невероятное мастерство, почти остановил на месте левого коня, ткнул остриём кнута правого и прокричал что-то на языке, принятом меж людьми и лошадьми. От резкого движения и царь, и смотритель гарема отлетели к правому борту колесницы, но приказ был выполнен — нужный поворот был сделан.

Теперь мчались перпендикулярно набережной.

   — Скорее, скорее, скорее! — бормотал Апоп, пытаясь подняться с пола.

Колесница занимала собою всю ширину переулка, распугивая кошек, угрожая снести напрочь высунувшиеся из дверей на разведку носы горожан. Перед гаремными воротами колесница остановилась, обдав принесённой с собою пылью двух стоящих у ворот стражников.

Они узнали царя, но были поражены не его появлением, а его видом. По нему можно было с несомненностью судить о размерах несчастья, постигшего город. Царь подбежал к ним, задыхаясь и топая широкими подошвами. Лицо его было красно и мокро от лившихся волн пота.

На вопрос, не видели ли воины тут мальчика, они ответили, что видели.

   — Когда?

   — Перед самым рассветом.

   — И что он? Где он? Куда побежал?

   — Туда.

   — Что значит туда?!

Воины были в нехорошем недоумении, царь задыхался. Сзади подкатывали одна за другою всё новые колесницы.

   — Он что, вошёл внутрь? В лес гарема?

   — Да, — отвечал один стражник. Второй в ужасе отодвигался в сторону, понимая, что его товарищ, кажется, говорит что-то ужасное.

   — Как это могло произойти, ведь ворота заперты?

   — Да, были заперты, но потом их отворили ненадолго, чтобы выпустить двух писцов, спасавшихся от бешеных женщин. И мальчик скользнул внутрь. Это было неожиданно, он выскользнул из переулка и бежал так быстро...

Апоп сделал два шага назад и сел в открытую дверь колесницы.

   — Мы не могли за ним бежать. Женщины страшны, их много, с ними нет никакого сладу. Копьё в таком деле никакая не защита. Писцов выпустили и сразу заперли ворота снова.

Царь обхватил голову руками и упёрся лбом в колени.

Так он сидел довольно долго, потому что никто не решался к нему подойти. «Братья» топтались вокруг колесницы, мрачно переглядываясь между собою и поглядывая по сторонам. Количество дымов по окружности всё увеличивалось. Били перепуганные барабаны, прорывались откуда-то гнусные, хохочущие трели египетских пехотных рожков.

Царь встал.

Все ждали, что он скажет.

   — Откройте ворота! — это двум стражникам. — Мы отыщем его.

Те не сдвинулись с места, словно понимая, что никто из присутствующих господ этот приказ не одобряет.

   — Вы что, не слышали, открывайте! — хотел рявкнуть Апоп, но вышло сбито и сипло.

Опять никакого движения.

   — Нас много, зачем нам бояться этих женщин?

Это было обращено к «братьям», но произнесено совсем уж неубедительно, даже с просьбой в голосе. Так никого не заставишь двигаться.

Никто и не двинулся.

Начальник стражи подошёл к царю и тихо, твёрдо произнёс:

   — Мы готовы пойти за тобой, но у нас нет времени. Есть время только для спасения.