Голова шла кругом. Чушь какая-то. Я и в экстрасенсов не верил, а тут волхвы. Рассеянно оглядывая комнату, я мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Увы — как ни поверни, а выхода нет. Может это просто от недостатка информации?

— Грязнуля, — подлизываясь, я почесал кота за ухом, — ты не мог бы подробнее рассказать о волхвах? Этот, в лифте, упоминал что-то о Новых и Старых, кто они? И чем Верховные отличаются от Старших и Младших?

Кот довольно заурчал и подставил второе ухо. Со стороны — кот, как кот. Только характер паршивый.

— Мррр, Верховные волхвы — это сильнейшие из сильных. Им подчиняются все силы природы, домовые и прочие существа. Не считая твоего покойного деда, их осталось одиннадцать. Жаль, никто не захотел взять тебя в ученики…

— А откуда ты знаешь? — не понял я. — Ты что с ними встречался?

— Не, — муркнул Грязнуля. — Штука в том, что все Верховные после обряда посвящения связываются незримыми узами. Чуть произойдет что-либо с одним, об этом сразу узнают остальные. Знают они уже, что осталось только одиннадцать… И что наследник не кто-то, а внук… Так что, если бы кто-то захотел стать твоим наставником — уже давно бы с тобой встретился… Им расстояния не помеха… Чуют что-то. Знать бы только что?

— Ты это в каком смысле?

— А в таком, что-либо ты полный ноль в волховании, либо другое с тобой не так.

— Ты на что намекаешь, хвостатый? — в который раз обиделся я. — Что это со мной не так?

Кот внимательно осмотрел меня с ног до головы.

— Хвоста нет. — резюмировал он. — А если серьезно, сам не знаю. Только впервые такое на моей памяти. Никогда еще наследник не оставался без учителя.

— Хочешь сказать, что так и останусь неумехой?

— Как это неумехой? А я на что? — кот гордо выпятил черную грудку. — Дара у меня нет, но вот знаний — на пятерых как ты хватит!

— Будем надеяться, — не очень оптимистично вздохнул я. — А то говоришь Дар, Дар… А толку от него, если ничего сделать не могу?

— Ладно, слушай дальше, — вспомнил, с чего начался разговор, кот. — Верховным подчиняются Старшие и Младшие. Старшие, это сильные волхвы ничем себя не проявившие. Вроде художника, что может писать гениальные картины, но вместо этого работает маляром. А Младшие… это или ученики, или просто слабые.

— Угу, — кивнул я. — Или те, кто остался без наставника.

Кот презрительно фыркнул и отвернулся. Похоже на этот раз я его достал основательно. Ну что поделать, если такой характер? Просто не могу удержаться, чтобы не подействовать кому-нибудь на нервы.

— Не дуйся. — я погладил кота. — Не обращай на меня внимания. Нервы и так ни к черту, а тут еще такие новости.

Кот смерил меня презрительным взглядом, вздохнул.

— Да что с тебя возьмешь? Ты, помнится, еще Новыми интересовался?

— И Старыми. — поспешно согласился я, всем видом изображая полное раскаяние.

Задумчиво почесавшись, Грязнуля продолжил:

— Ну, со Старыми все просто. Это те, кто придерживается старых правил. Ну, тех, которые еще первыми Верховными были установлены. Так сказать продолжатели дела, хранители заветов предков. А Новые… Откуда они повылезали — ума не приложу. Может, твой дед и знал чего, но мне не докладывался. Их еще всякими эк-стра-сен-са-ми, — по слогам выговорил трудное слово кот, — зовут.

— Постой, — не понял я. — Ты ж говорил, что Дар по наследству…

— Говорил. И еще повторю. Поэтому и странно, откуда эти Новые вылезли. Может Сатаниель чего крутит?

— Э… Сатаниель? Ты хочешь сказать, что он существует?

— Ну да. — Посмотрел на меня как на придурка кот.

— Это что, значит и бог существует?

— Не бог. А боги. — поправил пушистый. — Откуда, по-твоему, сила изначально появилась?

Ошарашенный, я пожал плечами. Откуда мне знать…

— Вот то-то и оно. У изначального создателя мира, или вселенной, много имен. Каждый народ его по-своему называет. Славяне ему имя Род дали. Вот он-то и создал других богов — своих сыновей, что б за его созданием присматривали и приумножали. В каждого вложил свою силу — божественный огонь — свой Дар, который позволял творить по их желанию, и мир изменять. Сначала все в ладу жили, сотворили землю, горы, леса, океаны, потом животных… А в конце захотелось им уподобиться изначальному, и тоже своих потомков создали — людей. Отсюда и много на земле народов разных. Первый человек от животного отличался лишь обликом, да некоторым умом. Вот когда боги поняли, что от людской веры им сила идет, огонь изначального в них сильнее разжигает, передрались, как дети малые. Тогда, в некоторых людей Дар и вложили. Что бы они кудесами да волшбой веру подстегивали, и своих богов все сильнее делали…

Только Сварог, который славянские народы создал, с самого начала искру огня Рода в человека вложил. Хотел, что б тот ему равен и подобен во всем был. И своим детям, Сварожичам, завещал с человеком как с равным быть, ибо все они, и боги, и люди, создания одного изначального. Это уж потом, когда все племена перемешиваться стали да чужие боги в наши земли вторглись, Дар лишь у избранных остался. У тех, кто вере пращуров не изменил и…

Оборвав себя на полуслове, кот стремительно развернулся в сторону шкафа. Спина выгнулась крутой дугой, из пасти вырвалось шипение, напоминающее пароотводный клапан. Вздрогнув, я открыл, было, рот для очередного глупого вопроса, но Грязнуля действовал быстрее. Длинным прыжком перелетев через комнату, кот нырнул под шкаф и до моего слуха донеслись отзвуки отчаянной возни. Раздался невнятный писк, и в следующий момент, Грязнуля, сжимая в зубах давешнего домового, выбрался из-под шкафа. Глаза котяры светились торжеством.

Домовой, пронзительно вереща, напрасно цеплялся за ножку шкафа. Грязнуля оказался сильнее.

— Да пусти ж ты, наконец! — отчаявшись, вскричал домовой. — Не сбегу я, не сбегу.

Челюсти кота неохотно разжались. Освободившись, домовой, бурча что-то под нос, начал поправлять растрепанную одежду. Грязнуля, не сводя с него настороженного взгляда, сел рядом.

— У, что б тебя! — дрожащим голоском выругался домовой. — Почти новую фуфайку подрал. Жена старалась, кроила, а ты…

Черная морда кота расплылась в довольной усмешке.

— Нечего шпионить было, запечный. Говори, кто подослал?!

— Никто меня не подсылал. Самому интересно стало — не каждый день, поди, встречаются наследники Старых волхвов. Кабы знал, что ты меня учуешь, ни в жисть бы не сунулся.

Грязнуля самодовольно муркнул.

— Мне, и не таких ловить приходилось. Вы, городские, как я посмотрю, разленились совсем. А то и вовсе разучились. В деревне домового не в пример сложнее учуять.

— А от кого тут особо таиться? — горестно махнул ручкой домовой. — Тех, кто может почуять, наперечет знаем, на рожон не лезем…

Шерсть на загривке Грязнули окончательно улеглась. Как я понимаю, кризис миновал. Ловя краем уха их неторопливую беседу, я закурил.

— Много куришь, хозяин. — донесся до меня голос кота. — Нехорошо это.

Вот вредная зверюка. Я демонстративно глубоко затянулся и выпустил густую струю табачного дыма в его сторону. Смешно скривив морду, кот звонко чихнул.

— Позволь мне самому решать что хорошо, а что плохо. — язвительно заметил я. — Я уже мальчик большой.

— Большой, да дурной. — не остался в долгу кот. — Эх, мало дед тебя крапивой по ляхам стегал.

Вспомнив покойного деда, мое настроение, и без того невеселое, упало до мрачного.

— Ты, лучше, меня научи, как наследством пользоваться, — хмуро буркнул я. — А то только болтаешь. Тоже мне — учитель.

Молчаливо слушавший нашу перепалку домовой встрепенулся.

— Как — учитель? — переспросил он Грязнулю. — Его же должны Верховные учить.

— Ты им это скажи, — недовольно буркнул кот. — Ни один не изъявил желания даже познакомиться. А ты говоришь — должны! Придется мне. Благо, кой-какой опыт имеется.

Морда кота выражала такой пессимизм, что я не выдержал и ушел на кухню приготовить чашечку кофе. С хорошей порцией коньяка.

Утром, ни свет, ни заря, квартиру огласил громкий вопль Грязнули:

— Вставай, лежебока, вставай. До вечера спать, что ли собрался?

Недовольно ворча, я оторвал от подушки тяжелую голову. Взгляд на часы заставил меня жалобно застонать — шесть утра. Если эта сволочь каждое утро станет меня будить в такую рань, выгоню к чертовой матери.

Доковыляв кое-как до ванной, я открыл кран и хмуро уставился в зеркало над раковиной. Отражение ничуть не добавило энтузиазма. Лицо, чуть припухшее после короткого сна, красные, словно с перепоя глаза, волосы — не забыть бы голову вымыть — торчком во все стороны. Да и побриться бы не мешало. Я вздохнул. И за какие грехи мне такое счастье?

Когда я, немного приведя себя в порядок, выбрался из ванной, Грязнуля ожидал меня, взгромоздившись на журнальный столик. Желая взять хоть небольшой реванш, я демонстративно достал сигарету. Неодобрительно сверкнув глазами, кот, тем не менее, удержался от язвительного выговора. Мужественно выкурив — гадость-то, какая, на голодный желудок! — я вопросительно воззрился на мохнатую мордочку. Пару минут мы играли в гляделки, наконец, кошачьи усы шевельнулись.

— Ладно, хватит дуться, — примирительно сказал кот. — Сам же нетерпеливо требовал учебы. Вот и получай.

Махнув рукой на гонор, я принял мировую. Но от вопроса все же не удержался:

— А для учебы обязательно так рано вставать?

— Не обязательно. Но утро вечера мудренее.

Обезоруженному такой свежей, а главное мудрой мыслью, мне не оставалось ничего другого, кроме как согласится.

— Ну, тогда начнем! — с энтузиазмом воскликнул я, потирая руки, и плюхнулся в кресло. — Какие заговоры и заклинания нужно произносить? Кому молится, и приносить жертвы?

Грязнуля смерил меня презрительным взглядом. В какой-то момент, мне даже показалось, что он сейчас раздраженно плюнет. Но, похоже, коты этого делать не умели.

— Дурак. — Бросил он презрительно. — Заговоры это для деревенских бабок. А ты, должен научиться пользоваться своим Даром. Частичкой Рода.

Послушно кивнув, я всем своим видом выразил готовность к первому уроку.

— Значит так, — менторским тоном начал кот. — Перво-наперво, запомни главное — не напрягаться. Ни в коем случае. Но и не расслабляться полностью. Понял?

Я снова кивнул.

— Если понял, то попробуй. — перепрыгнув на несобранный диван, он проворно выудил зубами из подушки небольшое перо и положил на столик. — Смотри. Вот перо. Попробуй его сдвинуть с места.

Хмыкнув, я протянул руку и щелчком сбил перышко на пол. Тоже мне — задание!

— Ну, как есть дурак! — не удержался от замечания кот. — Или придуриваешься? Больно мне нужно, что бы ты руками все лапал. Ты его мысленно сдвинь.

— Это как? — Я даже растерялся.

— Как, как… Носом об косяк! — взорвался от моей непонятливости Грязнуля. — Представ, что ты протянул руку и сдвинул.

Вернув перышко на место, я старательно выполнил указание. Перышко не шевельнулось. Набрав в легкие побольше воздуха, я повторил… с тем же результатом.

— Не получается.

— Не получается, — передразнил вредный кот. — Кабы все так просто было, не понадобился бы тебе наставник.

— А было бы сложно, от тебя толку бы не было, — парировал я. — Объясняй, давай.

Фыркнув, Грязнуля, тем не менее, принялся объяснять:

— Ты должен представить и почувствовать, как касаешься этого пера и двигаешь в сторону. При этом ни в коем разе не должен напрягаться или расслабляться. Впрочем, я это уже говорил. Все дело в том, насколько ярко тебе удастся представить и почувствовать. Запомни — ощущения должны быть достоверными. Полностью сосредоточься и попробуй еще раз. Это должно быть, как если бы у тебя выросла еще одна рука. Невидимая. Ты ее чувствуешь, можешь ей что-то делать, но вот увидеть не можешь. Даже не так. Ты не просто должен представить, а именно увидеть, как это происходит, прочувствовать. Убеди свои глаза, что ты это видишь. И увидь.

Уставившись на нагло белеющее на столе перо, я несколько раз глубоко вздохнул и начал сосредотачиваться. В этом деле опыт у меня имелся. По роду работы, несколько лет назад, я довольно серьезно увлекся искусством Цигун. Серьезных результатов не достиг, но кой чему — спасибо хорошим преподавателям — научился. Даже прекратив регулярные занятия, все равно пару раз в неделю не забывал выполнять любимые комплексы упражнений. Так что сосредотачиваться на чем-то, полностью отключаясь от внешних раздражителей, умел. Увы, но и это не принесло желаемого результата. Перо все так же невозмутимо лежало на прежнем месте. Я виновато вздохнул.

— Все равно не получается.

— И не получится. — уверенно отрезал Грязнуля. — Кто ж так сосредотачивается? Глаза остекленели — словно у покойника, да и дышать почти перестал.

— Это такой метод сосредоточения, — пояснил я. — По-научному, вход в ИСС — измененное состояние сознания. Я несколько лет изучал Цигун. Внутренний и внешний.

— А что это? — спросил кот с любопытством.

Я как можно более доступно объяснил, что такое Цигун, разницу между внутренним и внешним, и не удержался похвастать, что во внешнем добился неплохих результатов.

— И часто тебе на улицах приходится ходить босиком по битому стеклу? — заинтересованно спросил Грязнуля.

— Да нет, вообще не приходится. — не заметив хитрого прищура желтых глаз, попался я.

— Тогда, значит, тебя часто бьют по голове палками?

Почувствовав неладное в его голосе, я отрицательно помотал головой.

— Так зачем тебе вся эта ерунда нужна?! — неожиданно заорал на меня кот. Я невольно вздрогнул. — Забудь эти штучки! Может они для китайцев и хороши, но не для русского человека. Слишком они другие.

— Русский с китайцем — братья навек… — некстати вспомнил я слова старой песенки.

— Ну и катись к своим братьям! — сверкая глазами, вскричал кот. — Может они тебя научат. А я отказываюсь. Все. Баста!

Он демонстративно отвернулся. Вот нервная животина! Я мысленно плюнул и вытащил сигарету. Черт! Пожрать бы надо, а то вторая сигарета подряд на пустой желудок. Докурив, я почувствовал, что раздражение немного утихло.

— Грязнуля, а Грязнуля, — вкрадчиво окликнул я кота. Не поворачивая голову в мою сторону, он дернул ушами. — Грязнуля, давай мирится, а? Ну, сделал я не то, а ты то на что? Ты, как наставник, должен спокойно объяснить мою ошибку и помочь найти правильный путь. Это первая заповедь преподавания. Кому как не мне знать? Как-никак, десять лет этим занимаюсь…

Похоже, кот и сам уже это понял. Он с готовностью развернулся.

— Ладно, забыли. Не прав я. Только что поделать — нервы, возраст у меня уже не тот. Давай еще раз, только уже без этого твоего… цигуна. Просто сосредотачиваешься и представляешь.

Я вновь постарался выполнить задание. Чем упорнее я представлял, что перо сдвинулось в сторону, тем меньше становилась уверенность в том, что могу это сделать. Проклятое перо никак не желало поддаваться моим мысленным уговорам.

— Все, не могу больше. — устало откидываясь на спинку кресла, выдохнул я. Только теперь я заметил, что на лбу от напряжения выступил пот.

— Эх, бестолочь. Я же говорю — не напрягайся. А то вспотел, словно огород вскопал, а толку ни на грош.

Я виновато развел руками. Учту, мол, на будущее. От резкого движения в животе требовательно квакнуло.

— Может, прервемся на завтрак? — робко предложил я.

— Ни-за-что! — категорично отказался Грязнуля. — Как говорят в народе — сытое брюхо к ученью глухо. Вот когда перышко сдвинешь, тогда и поедим.

Я с тоской посмотрел на злополучное перо. Похоже, завтрак предстоит нескоро.

Прошло вот уже четыре часа, а перо как лежало, так и оставалось лежать. Измотанный бесплодными попытками и язвительными замечаниями мохнатого наставника, я потихоньку начал вскипать как пузатый самовар. Бурчащий от голода живот только подливал масла в огонь. После очередного ехидного замечания кота, я не выдержал.

— А не заткнуться бы тебе, а? — зло выпалил я. — Достал хуже горькой редьки! И вообще, надоела мне эта ерунда. Нет у меня никакого дара, и не будет. Все!

Не ожидавший такой вспышки с моей стороны, Грязнуля на несколько мгновений растерялся, но быстро взял себя в руки… Или лапы?

— Значит, не хотим учиться? — опасно сощурившись, вкрадчиво спросил он. — Значит, пропади все пропадом? Значит, пусть наследство деда пропадает? Представляю, что бы сказал он, коли довелось узнать, как жестоко ошибся в выборе наследника. Мир его праху.

Это было последней каплей. Не в силах сдержатся, я вскочил. Кулаки, против воли сжались, вонзая ногти в ладони.

— А ты деда не приплетай! — яростно заорал я, выплескивая в этом крике накопившуюся усталость и злость.

— Трах! — Журнальный столик, пролетев через комнату, с оглушительным треском врезался в шкаф. От сильного удара перо, медленно кружась, слетело на пол. Вслед за ним со шкафа посыпался, бережно хранимый там, хлам. Открыв рот, я уставился на перевернувшийся столик. Грязнуля, удивленный не менее моего, шумно прочистил горло.

— Ну что ж, — обескуражено вымолвил я, теряя остатки гнева. — Перышко я все-таки сдвинул.