Когда хозяину Мохнатой Глотки доложили о прибытии дона Мануэля, он ничуть не обрадовался, хотя такой реакции можно было бы ожидать, зная, как развиты родственные чувства среди испанцев.
— Ну что ж, ведите его, теперь уж нечего делать, — недовольно сказал он.
Дон Мануэль и сам имел возможность познакомиться с некоторыми сторонами характера дяди и был наслышан о привычках, возникших у него в Новом Свете, и поэтому не ждал, что бородатый родственник пожелает заключить его в свои объятия, но все же несколько был шокирован, услышав:
— Какого дьявола ты притащился сюда, племянничек?
— Мы не виделись почти пять лет, и, оказавшись поблизости от вашего логова, я счел неудобным проплыть мимо, дядя.
— Когда мы виделись в прошлый раз, ты лежал в горячке, и должен тебе сказать, что, уезжая, я не собирался посвящать все свое время молитвам о твоем выздоровлении.
В ответ на такое заявление можно было бы развернуться и уйти или рассмеяться. Уйти дон Мануэль не мог, зная о том, что Элен находится в этом доме. Он рассмеялся.
— Узнаю характер Амонтильядо, — сказал он, — и могу вам ответить тем же. Когда вы пять лет назад наконец уехали из нашего замка, мне сразу полегчало. Жар спал.
Дон Диего прокашлялся и погладил бороду.
— И сейчас я прибыл к вам не затем, чтобы освежить общие воспоминания. По пути в Новый Свет мне пришлось потопить один английский капер. Опускаясь на дно, он на прощание оставил мне несколько дыр в корпусе…
— Черт с тобой, чинись.
— Великодушно с вашей стороны.
— Выволакивай на берег свою посудину и нанимай плотников. Верфей, как ты понимаешь, у меня здесь нет.
— Еще раз спасибо, дядя.
— И не затягивай с этим делом, тебя ведь наверняка уж заждался мой братец, эта мокрая курица с внешностью льва.
— Я постараюсь устроить все свои дела с максимальной быстротой.
— И вот еще что… — Дон Диего снова погладил бороду. — Жилище ты себе сними в поселке. Два моих шлюпа только что отчалили отсюда, так что кают на берегу хватает.
Дон Мануэль рассматривал во время этой беседы своего дядю со все возрастающим интересом. Нет, он ничуть не походил на нечистоплотного гуляку-разбойника, каким рисовался по воспоминаниям. Его облик, скорее, заставлял вспомнить о престарелом толедском щеголе.
— Но навещать-то себя вы позволите?
Дон Диего поморщился.
— Я в этом необходимости не испытываю.
— Зато испытываю я. Слишком уж я вам докучать не буду, но чувствовать себя не принятым в доме родного Дяди…
— Ладно, делай как хочешь, но не думай, что я стану выражать радость при твоем появлении.
Выйдя от дяди, дон Мануэль столкнулся с Фабрицио. Молодой кабальеро не был таким физиономистом, но про этого генуэзца с неуловимым взглядом, деформированной головой, согнувшегося в вечном полупоклоне, всякий бы тут же подумал: негодяй! Или жулик, или хитрован. Едва кивнув ему в ответ на приветствие, дон Мануэль проследовал мимо с гордо поднятой, как и было ему положено по рангу, головой. Но вовремя спохватился. Если кто и может быть ему полезен в доме дяди, то именно такой тип. Дон Мануэль окликнул Фабрицио и поманил пальцем, они вышли вместе в розарий. Там дон Мануэль достал из кармана пять золотых кружочков — пять магрибских мараведи — и положил в теплую ладонь генуэзца.
— Что это? — спросил тот, притворяясь удивленным.
— Я плачу тебе одну монету за то, что ты сообщишь мисс Элен, что я нахожусь здесь.
— А остальные четыре?
— А остальные четыре — чтобы об этом не узнал мой дядя.
— Вашему дяде я бы с легкостью ничего не сказал, но как мне быть с моим хозяином? Вы мне предлагаете его предать?
— Да, — спокойно ответил дон Мануэль. Он был уверен, что этот мерзавец не откажется и не возмутится.
— Тогда… — Фабрицио прищурил глаз, как будто подсчитал что-то невидимое. — Вам следовало бы заплатить мне больше. Моя преданность дону Диего не безгранична, как вы правильно догадались, но стоит значительно дороже, чем пятьсот песо. Дон Диего, как человек хитрый, видимо, предполагает, что я его могу когда-нибудь предать, но будет обижен, узнав, за какую ничтожную сумму это было сделано. Мне не хотелось бы огорчать его, я все-таки привязался к нему.
— Меньше слов, — поморщился дон Мануэль -столь открытые проявления цинизма вызывали у него брезгливое чувство. — Сколько?
Фабрицио разжал ладонь и сказал, глядя на сарацинские монеты:
— Вот если бы вы могли эти пять монет превратить в пятнадцать…
— Это же будет маленькое состояние, и всего за одну небольшую услугу, — укоризненно сказал капитан «Тенерифе».
— Очень маленькое, причем за услугу, дающую вам возможность приобрести состояние гигантское, проценты за которое растут весьма стремительно. К тому же я ведь могу пожаловаться мисс Элен, что вы торговались.
— Ладно, я согласен, — сказал дон Мануэль и начал отсчитывать монеты.
— Где вы намерены ждать ответ, сеньор?
— А что, долго придется ждать? Я бы мог постоять здесь, среди цветов.
— Мисс Элен находится под охраной, к ней не так уж просто пройти. А с вашим прибытием можно ожидать ужесточения режима.
— Понятно. Значит, где-нибудь на берегу, но я еще не успел изучить здешние достопримечательности.
— Рекомендую «Красный петух».
— Понял. — Дон Мануэль небрежно коснулся края своей шляпы в знак прощания. — Но в любом случае — я не люблю долго ждать!
— Я сделаю все от меня зависящее.
Фабрицио насмешливо смотрел вслед удаляющемуся красавцу. Он не собирался ничего говорить пленной англичанке, тем более что она не подпускала его к себе на пушечный выстрел, а этому заезжему охотнику за дамскими сердцами через пару дней можно будет сказать, что мисс Элен не желает его видеть. При том тюремном образе жизни, на который она была обречена, проверить, что было ей передано и было ли передано вообще, дону Мануэлю не удастся. И пусть он хоть изойдет подозрениями на его, Фабрицио, счет, не пойдет же он жаловаться на него своему дяде?
Насвистывая какую-то итальянскую мелодию, генуэзец стал подниматься по каменным ступенькам в дом, но тут вдруг заметил, как по тропинке в дальней части сада спускается вниз к воротам, выводящим к поселку, Тилби с корзинкой для продуктов. Стремительно переставляя свои длинные, невероятно худые ноги, напоминая при этом цаплю, одетую в черный камлот, Фабрицио побежал ей наперерез. Увидев, что девушка прибавила шагу, он прибавил тоже. Он осаждал свеженькую, молоденькую субретку с самого первого дня появления ее в Мохнатой Глотке. Она ему понравилась своей резвостью и непосредственностью, плюс у него никогда не было англичанки, а кроме того, он привык пользоваться остатками с барского стола. Всегда было так, что если дон Диего зазывал в дом компанию веселых девиц из какой-нибудь портовой таверны, то что-то в смысле оплаченной женской ласки перепадало и итальянскому лакею. Фабрицио рассудил, что если дон Диего наметил себе белокурую губернаторскую дочку (именно поэтому и тянет с назначением выкупа), то ее камеристка является его законной добычей. У господина дела шли не очень успешно, и Фабрицио было приятно, что он даже в неудачах повторяет его. Ему нравилась неуступчивость Тилби.
Наконец он догнал ее и осторожно взял за плечо.
— Ей-богу, жестоко заставлять столь солидного человека, как я, гоняться за вами по такой жаре.
— Никто вас не заставлял бежать за мной, — дернула плечом Тилби.
— Но вы же не можете не видеть, что со дня вашего появления здесь я, в определенном смысле, потерял покой.
— Именно поэтому вы так хамили мне у ворот в прошлый раз?
Девушка сделала попытку двинуться дальше, но черная цапля цепко держала ее за руку.
— Страсть. Поверьте, мисс Тилби, страсть! Она может заставить человека потерять на время человеческий облик.
— И даже безвозвратно. — Тилби намекала на внешность генуэзца, но он, будучи возбужден ее присутствием, не обратил внимания на ее слова. Она ему определенно нравилась. Его костлявая рука еще сильнее сдавила нежное женское предплечье. — Мне больно!
— Нет, это мне больно, я не могу понять, почему вы ко мне так относитесь.
Девушке все же удалось высвободиться.
— Как вам сказать…
— Нет, уж вы скажите. — Фабрицио отступил на полшага, как бы драпируясь в напускную мрачность. — Лучше узнать все сразу и до конца, чем пребывать в мучительном неведении.
Девушка тихонько прыснула в кулачок, но тут же сделалась серьезной.
— Ну, знаете, мистер Фабрицио, я не люблю говорить такие вещи мужчинам. Но вы мне…
— Ну, ну, смелее!
— Неинтересны.
— Да? — Фабрицио передернуло, он почему-то ждал какого-то другого ответа.
— Да.
— И вы уверены в этом?
— Безусловно.
— А вот тут вы ошибаетесь, — злорадно сказал он.
— Не думаю.
— Я интересен не только для вас, но даже для вашей неприступной госпожи.
Тилби весело рассмеялась.
— Ну чем вы можете быть интересны для мисс Элен?!
Глаза Фабрицио горели от злости и возбуждения.
— Если бы мисс Элен знала, что я могу ей сообщить, она бы сама меня разыскала, чтобы расспросить обо всем поподробнее.
Тилби уже хотела было уйти, но остановилась, она и верила этому сладострастному и самодовольному пауку, и не верила. Было что-то в его словах, что заставило ее внутренне дрогнуть — а вдруг?!
— Небось ерунда какая-нибудь, мелочь, которая и упоминания не стоит.
— Мелочь? Мелочь?! — громогласно и насмешливо спросил Фабрицио, но тут же, оглянувшись, стал говорить намного тише. — Послушайте, Тилби, вы всецело преданы вашей госпоже?
— Вы оскорбляете меня своим вопросом.
— Глупости, если бы меня спросили о подобном, я бы попытался выяснить, что подразумевается под этими словами. Но здесь другое.
— Что? — стараясь говорить равнодушно, спросила камеристка. — Мне, наконец, надо идти.
— Скажи своей госпоже, если у нее найдется тысяча песо или какая-нибудь вещица приблизительно в такую цену, я могу организовать ее встречу с одним молодым человеком, который прибыл в Мохнатую Глотку, чтобы специально с ней увидеться.
После этого Фабрицио резко развернулся и пошел в глубь сада.
Тилби посмотрела вслед этой странной фигуре и побежала обратно к дому…
— Так ты говоришь, Тилби, молодой человек, который специально прибыл сюда, чтобы со мной увидеться?
— Да, мисс, он сказал именно так.
— И он говорит, что может устроить мою встречу С этим молодым человеком?
— Да, мисс, но только он просит за это тысячу песо.
Внешне Элен выглядела спокойной, ее внутреннее волнение выдавали только пальцы, терзавшие носовой платок.
— Если такой негодяй, как этот Фабрицио, просит денег, он предлагает действительно нечто стоящее.
— Может быть, вам хочется, чтобы это было так? — осторожно спросила камеристка. — Я ему не верю.
— Но что же тогда делать?
— Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы это был сэр Энтони!
— А мне не хотелось бы, но я и хочу на это надеяться.
— Но почему он не нападет на это пиратское гнездо, здесь не так уж много кораблей и пушек?
— Наверное, есть тому причина. Подожди, он сам нам обо всем расскажет.
— Так, значит, мне соглашаться на предложение этого негодяя?
— Разумеется, Тилби.
— Но деньги?
— Да… — Элен прошлась по комнате. — Хоть проси в долг у дона Диего в счет увеличения выкупа. А этот Фабрицио, он согласится подождать?
— Боюсь, что нет, не такой он человек, он не поверит на слово.
— К сожалению, ты права. Но он же должен понимать, что я попала к дону Диего прямо с бала на корабль!
Тилби только вздохнула в ответ. Она смотрела на перстень, который украшал узкий безымянный палец хозяйки. Это был подарок Энтони к шестнадцатилетию. Он стоит намного больше тысячи песо.
Элен продолжала думать, но, как она ни рассматривала свое положение, оно представлялось ей безвыходным. Она увидела, куда смотрит Тилби, и в первый момент хотела ее выбранить за такое направление мыслей. Но чем больше она билась мыслью над раскладом обстоятельств, тем яснее видела вывод — с перстнем придется расстаться. В конце концов, она жертвует вещественным доказательством любви во имя духовной ее стороны. Энтони не может этого не понять.
— Скажи этому грабителю, что я согласна на его условия. — Элен медленно сняла перстень с большим квадратным изумрудом и протянула его служанке.
— Кстати, — тихо спросила Тилби, — а почему сэр Энтони не может заплатить за все?
— Он наверняка уже заплатил. Просто Фабрицио хочет ограбить обе стороны.
Все устроилось. Генуэзца перстень в качестве оплаты за услуги, конечно же, устроил. Решено было, что встреча произойдет на небольшой террасе-дворике, примыкающей к комнате Элен. Это странное архитектурное сооружение было ограждено с одной стороны стеной, а с другой — отвесным обрывом. Туда можно было проникнуть только из комнаты Элен или через потайную калитку, запасной ключ от которой Фабрицио предусмотрительно похитил два года назад при удобном случае. Он надеялся, что ключ Когда-нибудь сослужит ему службу. И такой день настал. Полночь была выбрана временем встречи отнюдь не из романтических соображений. Дело в том, что в полдень в Мохнатую Глотку наконец прибыл посланец с Ямайки и примерно в это же время должна была состояться его встреча с доном Диего. Так решил хозяин Мохнатой Глотки, и приходилось танцевать от установленного им срока.
Фабрицио рассчитал таким образом: если Элен решит бежать с доном Мануэлем, то весьма кстати будет то, что он, то есть слуга дона Диего, будет иметь стопроцентное алиби в лице самого дона Диего, вместе с которым, а также с Троглио будет обсуждать детали выкупного дела. Если бегство не состоится, можно будет попытаться заработать тем способом, который планировался с самого начала, — посредничеством. Фабрицио, будучи прирожденным интриганом, как все итальянцы, смаковал гармоничную стройность составленного им плана. Все заинтересованные им фигуры будут в решающий час находиться на территории одного дома, но, занятые разным делом, не смогут подсмотреть друг за другом, и — как бы ни повернулось — никто не догадается, что все организовал он, Фабрицио Прати.
Еще задолго до полуночи Элен велела вынести на террасу несколько подушек и положить на каменную скамью. Усевшись на нее, она устремила взгляд на темное углубление в белой стене, сложенной из ракушечника, — там находилась сакраментальная калитка. Над сидящею англичанкой раскрылось тропическое небо с колоссальными россыпями огромных звезд. Здешнее небо всегда ее поражало, оно так не походило на небо ее детства. Тихо шелестели листья тропического тополя, нарушали влажную, душную тишину трели цикад. Волнение становилось нестерпимым.
Волновался и Фабрицио. Троглио был уже доставлен в покои дона Диего, а дон Мануэль все еще не шел. В планы Фабрицио не входило оставлять своего земляка и родственника один на один со своим хозяином. Где же он?!
Виданное ли дело, чтобы испанец опаздывал на любовное свидание?! Наконец, вот он, кажется. Дон Мануэль шел медленно, как бы прислушиваясь и приглядываясь. Широкая черная шляпа и черный же плащ делали его почти неузнаваемым. Плащ сзади оттопыривала длинная шпага, кроме того, за поясом у него было заткнуто два заряженных пистолета. У племянника были все основания опасаться ревнивого дяди. Никакие самые родственные чувства не остановили бы его, когда бы он узнал, что неожиданный гость вознамерился перебежать ему дорогу.
— Сюда, сюда, — зашептал Фабрицио, выступая из тени, в которой хоронился.
— А, это ты… — Дон Мануэль отпустил эфес шпаги.
— Что же вы так долго?
— Разумная предосторожность.
— Я весь извелся.
— Оставим препирательства, куда надо идти?
Фабрицио быстро посеменил вдоль стены и там, где к стене вплотную подступали заросли акации, остановился. Достал ключ и вставил в замочную скважину невидимой для дона Мануэля двери. Калитка медленно и беззвучно отворилась.
— Извините, сеньор… — Фабрицио схватил человека в черном за полу плаща. — Когда будете уходить, притворите калитку поплотнее.
— Может быть, вы дадите мне ключ?
— Нет, ключа я вам не дам.
Дон Мануэль полез в карман и что-то достал оттуда.
— Здесь еще несколько золотых.
— Зачем он вам, — нетерпеливо шептал Фабрицио, — вы что, собираетесь приходить сюда каждый день?
Дон Мануэль не мог сказать ему, что он просто не был уверен в том, что мисс Элен прямо сегодня согласится бежать с ним.
— Здесь еще пятьсот песо.
— Ну хорошо, хорошо, вот вам ключ.
Дон Мануэль запахнулся поплотнее в плащ и шагнул в темноту.
Фабрицио опрометью помчался вокруг дома. Нельзя было дать этим проходимцам договориться без него. О ключе он не жалел, в конце концов, свою роль он уже сыграл.
Дон Диего и Троглио сидели за столом и мирно беседовали. Вспотевший, запыхавшийся Фабрицио еще некоторое время должен был простоять в коридоре, дабы своим видом не вызвать вопросов у хозяина.
— Итак, вы утверждаете, что это письмо написано вашей госпожой Лавинией Биверсток? — спросил дон Диего, подливая гостю малаги из высокого хрустального кувшина.
— Именно так, милорд, у вас что-то в нем вызывает подозрение?
Дон Диего поднял лист бумаги над столом, поднес его к подсвечнику и еще раз перечитал.
— Знаете, что мне кажется странным в этом документе?
— Что? — закашлялся Троглио, слегка подавившись.
В этот момент вошел Фабрицио и осторожно присел на свободный стул.
— Здесь не проставлена сумма. Мисс Лавиния — дама богатая, это общеизвестно, но богатые люди именно поэтому и богаты, что не совершают опрометчивых финансовых операций. А как иначе, кроме как опрометчивым поступком, можно назвать согласие заплатить любую сумму за освобождение мисс Элен?
Троглио не сразу нашелся, что сказать, заговорил Фабрицио, еще не полностью отдышавшийся:
— Дело в том, я слышал, что мисс Лавиния и мисс Элен являются ближайшими подругами. Дружба их вошла в поговорку на Ямайке. Они невероятно привязаны друг к другу…
Дон Диего внимательно посмотрел на своего помощника и понял, что тот «в деле». Два генуэзца решили на пару облапошить старого испанца. Посмотрим! Дон Диего вдруг громко захохотал.
— Что же тут смешного, сеньор? — осторожненько поинтересовался Фабрицио.
— Что смешного? А вот ты, Фабрицио, продажная твоя душа, ты согласился бы заплатить хоть тысячу песо за своего земляка, если бы я вдруг приказал его запереть и выпороть? Отвечай! Ну, сколько бы тебе было не жалко, а?!
Фабрицио молчал, называть маленькую сумму было все же стыдно, а называть более-менее приличную — опасно, дон Диего мог потребовать, чтобы он немедленно выложил деньги на стол. Троглио тоже молчал, ему не хотелось быть выпоротым.
— То-то, молчите. Здесь что-то другое, И не надо мне рассказывать сказок про нежную девичью дружбу…
Элен не сводила глаз со стены, но все же появление гостя было неожиданным. Высокий — лунная тень делала его гигантским, — в шляпе и плаще. Вместо того чтобы вскочить и броситься ему навстречу, Элен осталась сидеть неподвижно, лишь тихо шепча: Энтони, Энтони…
Вошедший на террасу огляделся, он не сразу увидел ту, которая его ждала, а увидев, стремительно, в несколько шагов подошел, сорвал с головы шляпу и довольно громко воскликнул.
— Мисс Элен!
Она, зажав рот обеими руками, отшатнулась. В глазах у нее застыли ужас и отчаяние.
Дон Мануэль встал с колен.
— Я ожидал чего угодно, но все же не такой реакции.
— Я ждала кого угодно, только не вас.
Он помолчал, комкая в руках шляпу.
— Я понимаю.
— Тогда зачем же вы явились сюда?
— Неужели вы думаете, что я рассчитывал при помощи этого маскарада похитить что-то из не принадлежащих мне ласк?
— Тогда что вас заставило устроить этот маскарад?!
— Дело в том, что я знаю своего дядю. Он не отступится ни за что.
— Что вы имеете в виду, дон Мануэль?
— Вы думаете, он вас здесь держит в расчете на выкуп?
— Так он мне сам сказал.
— Возможно, вначале он так собирался поступить, собирался получить за вас сотню-другую тысяч. Но недавно, разговаривая с ним, я понял, что здесь дело в другом. Он, например, даже не заикнулся мне о вашем присутствии в его доме.
— Что это доказывает?
— Дон Диего, помимо всего прочего, еще и хвастлив. Когда я рассказал ему о своей победе над английским капером, он при других условиях не удержался бы от того, чтобы предъявить мне свои трофеи. А потом, я наводил справки: за последний месяц ни одно судно из Мохнатой Глотки не отправлялось на Ямайку. Он даже не начинал вести переговоры с вашим отцом, мисс. Чтобы мой дядя медлил с получением денег, нужны совершенно невероятные причины.
Элен молчала.
— Из всего мною сказанного вытекает один, более очевидный вывод. Не собирается он вас продавать ни за какие деньги. Он приберегает вас для себя. Я вижу, что мои слова произвели на вас впечатление, вы побледнели, это заметно даже в темноте. В добавление к своим словам я скажу вот еще что: мой дядя не привык себе ни в чем отказывать, поэтому он ушел с королевской службы, когда король попытался обуздать его отвратительный нрав. Если он что-то наметил, он добьется этого. И через некоторое, не думаю, что продолжительное, время вы станете наложницей пятидесятилетнего нечистоплотного животного. Причем он даже не женится на вас, поскольку женат законным браком. Его супруга преспокойно проживает в Саламанке.
— Зачем вы запугиваете меня?
— Я не запугиваю вас, мисс, я излагаю положение дел так, как оно мне видится.
Элен продолжала сидеть на скамье, глядя перед собой.
— Но я не изверг, я не стал бы мучить вас, если бы не мог предложить какой-то выход.
— Что? — очнулась девушка.
— Я появился здесь для того, чтобы сообщить вам, что у вас есть приемлемый выход из этого положения.
— Я покончу с собой, — спокойно и твердо сказала Элен.
— Я не верю, что вы способны это сделать, но делать этого не нужно.
— Мне трудно вас понять, выражайтесь яснее.
— Хорошо, хорошо. Там… — Дон Мануэль махнул шляпой в сторону гавани. — Стоит мой корабль. Никто не мешает вам прямо сейчас спуститься туда со мной. Мои люди предупреждены. До утра вас никто не хватится, и мы можем сразу же отплыть.
Элен горько усмехнулась.
— Но принадлежать вам для меня так же невозможно, как принадлежать вашему дяде.
Дона Мануэля передернуло, но он заставил себя продолжать:
— Разумеется, я делаю все это не в расчете на благодарность подобного рода. Я все же дворянин, мисс. Я однажды спас вашего брата, теперь мне представляется возможность спасти вас. Мне просто придется совершить еще одно путешествие в Порт-Ройял, вот и все, — улыбнулся дон Мануэль.
Девушка продолжала молчать.
— Не в моих правилах настаивать при общении с дамой, но мне кажется, что другого выхода у вас все-таки нет. Дядя уже месяц сдерживает свой бешеный нрав, не думаю, что его терпения хватит надолго. Может быть, этот наш разговор — ваша последняя надежда. Дядя сделает все, чтобы мы с вами больше не увиделись.
Аргументы, которые он приводил, казались дону Мануэлю столь неопровержимыми, что молчание Элен на этом фоне представлялось ему просто попыткой соблюсти приличия. Тем сильнее он был потрясен, когда она сказала:
— Нет.
— Что нет, мисс?
— Я не могу принять ваше предложение.
— Но почему?!
— Не знаю, не заставляйте меня говорить, мне трудно сосредоточиться, но я знаю, что не должна с вами ехать, не должна!
С трудом сдерживая ярость, дон Мануэль попытался еще настаивать, его позиция была позицией здравого смысла, а любое возражение выглядело капризом.
— Хорошо, — сказал он, пытаясь успокоиться, — сейчас я уйду. Но знайте, что мое предложение остается в силе. «Тенерифе» будет ждать еще три дня. Подумайте, Элен, подумайте. Взвесьте, как вы больше предаете Энтони — оставаясь здесь или отправляясь со мной. Мне кажется, я знаю, что бы он сам вам посоветовал…
— Отдаю должное вашей проницательности, дон Диего, — сказал Троглио, — действительно, моя хозяйка мечтает выкупить вашу пленницу отнюдь не для того, чтобы препроводить ее к отцу.
По надменно-презрительному лицу дона Диего пробежала тень интереса.
— Ну говорите, говорите, что же вы остановились?
Троглио посмотрел на Фабрицио, словно спрашивая у него совета.
— В самом деле, что это вы затеяли тут игру в гляделки, господа генуэзцы? — В голосе дона Диего послышалось раздражение.
Троглио понимал, что под благовидным предлогом устроить дело уже не удалось, но не знал, как этот тиран отнесется к истинным причинам этой истории. Вдруг ему захотелось поиграть в благородство — такие порывы бывают у самых отъявленных людоедов.
— Прошу меня простить, дон Диего, за ту неуверенность, с которой я перехожу к продолжению разговора. Дело в том, что дальше я буду излагать в основном свои домыслы, и, таким образом, моя миссия становится настолько деликатной…
— Не виляй, приятель, понял я, понял. Ваша Лавиния не столько обожает мисс Элен, сколько ненавидит. Правильно?
Троглио скупо кивнул.
— И, видимо, ненавидит до такой степени, что готова выложить кругленькую сумму за возможность свернуть ей шею или выколоть голубые глаза, да?
— Я этого не говорил, — замахал руками генуэзец.
— Правильно, это я говорил, а не ты, я сам до всего додумался, без вашей вонючей помощи.
Дон Диего встал и стал прохаживаться вокруг стола. Он имел весьма оживленный вид. При этом он что-то бормотал и подбадривающе хлопал себя ладонями по бокам. Троглио и Фабрицио невольно вертели головами, следя за его перемещениями, не зная, можно ли им уже радоваться, похож ли этот неожиданный танец на согласие заключить с ними сделку или, наоборот, пора готовиться к неприятностям?
Дон Диего вел себя так, словно в комнате, кроме него, никого не было. Вдруг он остановился за спиной лысого гостя и положил ему тяжелую руку на плечо.
— А теперь, клянусь святым Франциском, я угадаю, из-за чего между ними пробежала кошка. Из-за мужчины, да?!
— Да, — покорно сказал Троглио.
— И кто он?
— Вы знаете, сеньор…
— Давай, давай, — прогремел дон Диего, — начал — не останавливайся!
Гость затравленно посмотрел через плечо на своего мучителя.
— Мисс Лавиния, кажется, увлечена братом мисс Элен.
— Ну и что с того?
— А то, что мисс Элен сама, кажется, увлечена своим братом.
— Братом?! Что ты несешь?! — Дон Диего с такой силой сдавил худое плечо гостя, что у того глаза полезли из орбит.
— Именно так, сеньор.
— Разъясни, в чем тут соль. Я чувствую, тут не так все просто.
— Мисс Элен и сэр Энтони не родные брат и сестра.
— Как не родные?
— Мисс Элен была удочерена в свое время.
— Теперь все понятно. — Дон Диего потирал ладони, брови его сошлись на переносице. Он размышлял.
— Я вам ничего не говорил, сеньор, — бормотал лысый генуэзец.
Фабрицио смотрел на него с отвращением: выболтать столько полезных сведений бесплатно! Что ж, вполне вероятно, что дело о выкупе рухнет, значит, он, Фабрицио, был прав, организовывая побег англичанки, деньги получил небольшие, но с паршивой британской овцы хоть шерсти клок.
Дон Диего уселся обратно на свое место и вдруг резко помрачнел. Как будто неприятная задумчивость дожидалась его, сидя в кресле. В неприятном двусмысленном молчании прошло с полминуты. Наконец Троглио, побуждаемый скрытыми, но энергичными жестами соотечественника, попытался обратить на себя внимание мрачного испанца. Он последовательно кашлянул, чихнул, уронил на пол столовый нож.
— Что тебе надо? — спросил дон Диего, поднимая на него глаза.
— Я прошу прощения, хотел бы узнать, как наша сделка?
— Какая сделка?
Поднятым с пола ножом Троглио подтолкнул к дону Диего кусок бумаги с письмом-предложением Лавинии.
Дон Диего взял его в руки, скомкал и, швырнув в физиономию гостю, грустно сказал:
— Пошел вон!