После успешного выполнения задания по «тихому» устранению старшего сержанта Айса Эванса репутация Марка и его отряда в Горизонте-26 претерпела серьезные изменения. Ученые, все это время открыто выражающие им свое презрение и неприязнь, теперь стали благосклоннее, улыбчивее и сговорчивее, считая Тенеборцев уже не тупым стадом и паразитами, а, можно сказать, важными и исключительно нужными людьми, заступниками. При встрече с бойцами Марка, даже если те шли далеко, ученые приветствовали их по громкоговорителю, а при возможности, отбросив дела, навещали, когда те находились на учениях или в казарме, чтобы вот так вот, на равных, без пафоса и надменности, поговорить хотя бы пару минут.

Особый интерес к ним проявил и сам профессор Эрик Гельдман. Он увеличил тем в три раза рацион питания на постоянной основе, снабдил целый отряд экспериментальными моделями луков, броней, боеприпасами и позволил то, чего не разрешалось за все время ни одному Тенеборцу – свободно входить в научный комплекс. Вот только новым, неизвестно за какие заслуги подаренным снаряжением ни один боец, включая Марка, так и не воспользовался – побрезговал. Принимать «подачки» из рук такого изворотливого и двуличного убийцы, по чьей воле Тенеборцы в одночасье лишились замечательного командира, лучшего стрелка, друга и преданного товарища, – никто не захотел. Однако сам Марк, несмотря на мятежные настроения своих людей, выкидывать снаряжение, какому черной завистью бы позавидовал любой отряд, не стал, а предложил вариант куда более грамотный: сложить все в арсенале «до лучших времен» и забыть о нем, как о страшном сне. Не стал пренебрегать и уникальной возможностью – доступом к самому Гельдману, считая, что это – единственный и самый верный способ разоблачить старика, сорвать маску, докопавшись до истинной сути происходящего внутри комплекса.

И без того нелегкую ситуацию в стенах Горизонта-26 подогревала еще и пока что скрытая, неявная конфронтация между отрядом Марка и остальными Тенеборцами, отныне люто возненавидевших гельдманских фаворитов и истово пытающихся хоть как-то выслужиться перед профессором и всячески испортить существование своим недавним боевым товарищам…

Выпив немного коньяка из фляги, пока остальные бойцы принимали душ после долгих и утомительных тренировок по рукопашному бою, Марк решил немного вздремнуть и рухнул на заправленную зеленым покрывалом койку, по привычке закинув ногу на ногу и сложа руки за голову. Но заснуть никак не удавалось – мешали тяжелые, не дающие покоя мысли о судьбе Айса, о просьбе присмотреть за молодой девушкой, томящейся в казематах комплекса, о Горизонте-26 и о том, какое будущее ждет всех. Тогда он перелег на правый бок, глядя на другие пустые двухъярусные койки, чтобы отвлечься, но его ждало то же самое – мысли, мысли, мысли. Марк лег на левый бок и даже сделал еще пару глотков горячительного, надеясь, что вот так вот просто, грубо и незатейливо сможет прогнать тяжелые мучительные думы, но он глубоко заблуждался – алкоголь только подталкивал к тревожным размышлениям, но отнюдь не освобождал от них. Но хуже всего ему стало от того, что он вдруг вспомнил все передряги, радости и печали, какие ему с Айсом пришлось пережить: нападения морфов, бои с мародерами, смерти друзей, постоянный стресс, шумные посиделки в баре, какие-то мелкие праздники – все это рвало душу на части, никак не давало успокоиться…

Поняв, что на борьбу с самим собой просто-напросто не хватит сил, Марк решил полежать некоторое время с закрытыми глазами в тишине, уже не противясь воспоминаниям, – единственному сокровищу, какое не вправе кто-либо отнять.

Но побыть в тишине так и не удалось – со стороны входа послышался громкий смех, шаги.

– Эй, Марк! – подойдя, окликнул молодой веселый коротковолосый парень в мокрой темно-зеленой майке и с большим вафельным полотенцем на шее. – Не спится, что ли? – без спроса взял флягу с его койки, понюхал. – У-у-у… это залет!

– Это не залет, – принялся оправдываться Марк и слегка подвыпившим, уставшим голосом пояснил: – Это лекарство от бессонницы…

– Что, все так хреново?.. – вдруг сменив шуточный тон на серьезный, с глубоким пониманием осторожно спросил боец.

Марк кивнул, опечаленно посмотрел тому в покрасневшие после душа глаза.

– Тяжело мне, погано… – разоткровенничался он, – да и казарма без Айса стала какая-то мрачная, холодная, как склеп. Может, перекрасим ее к чертям собачьим, а? В какой-нибудь коричневый или желтый цвет?.. Все ведь покрасивее будет, хоть каким-никаким, а теплом наполнится.

Вместо ответа парень снял полотенце, присел на край койки.

– Знаешь… – начал он, – может, это и покажется бредом, но мне кажется, что наш старший сержант еще вернется.

– Забудь об этом, – отрезал Марк, – ему здесь появляться крайне нежелательно: если заметят рядом с базой – расстреляют из пулеметов…

Он взволнованно выдохнул, забрал у того флягу, еще выпил.

Парень же внимательно слушал, лишь изредка кивая проходящим мимо бойцам, готовящимся к отбою.

– Хотя, если сказать по секрету… – продолжил Марк после длительной паузы, – я тоже сегодня об этом подумал.

– Ну тогда не вешай нос, Марк! – взбодрил тот и, пошлепав по плечу, вдруг хлестнул мокрым полотенцем и как мальчишка рванул к своей койке, на бегу заливаясь смехом.

– Ничего-ничего! – запоздало бросил вдогонку Марк и хитро улыбнулся: – Я тебе это завтра припомню, засранец! – а потом громко объявил: – Все! Всем отбой!

В следующую секунду койки дружно заскрипели, одеяла зашуршали, послышались зевания.

Устало вздохнув, Марк решил, что и ему будет не лишним ложиться, как вдруг висящая на поясе рация, до этой минуты никак себя не проявляющая, – ожила.

– Кому понадобился-то в такой час?.. – удивился Марк и, решив не томить ожиданием собеседника, принял вызов: – На связи младший сержант Марк Харрис!

– Прошу извинить меня за беспокойство в столь поздний час, сержант… – принялись извиняться в эфире, и Марк без труда узнал льстивый, обходительный голос Гельдмана. – Скажите, вам удобно сейчас разговаривать или мне связаться с вами завтра, в первой половине дня?

– Удобно, – изобразив саму вежливость, ответил Марк и невольно повернул голову, на удивление не замечая ни одного проснувшегося бойца: все спали как убитые – тренировки выжали из них все соки. – Говорите, я слушаю вас…

– Да собственно говорить много и не придется… – словно не Марку, а самому себе проговорил Гельдман и тут же добавил, но на этот раз деловым тоном: – Давайте, в общем, заходите ко мне – есть, что обсудить. Надолго я вас не задержу. Обещаю.

Рация смолкла.

Повесив ее на пояс, Марк принялся собираться.

«Зачем это понадобился-то ему? – теряясь в догадках, подумал он. – По рации сказать не мог?»

Подтянув шнуровку и не став надевать доспехи, Марк в одних штанах и майке осторожно поднялся с койки, чтобы та не скрипнула и ненароком не разбудила уставших бойцов, и пошел к выходу. Погасив одинокую лампу возле дверей, он зачем-то обернулся, прошелся строгим взглядом по казарме и, не обнаружив ничего подозрительного, удовлетворенно кивнул и вышел.

Дойдя по дороге, освещенной тусклыми фонарными столбами, до больших железных ворот научного комплекса, Марк смиренно встал возле них и вдруг почувствовал, что начинает мерзнуть – неожиданно подул ночной стылый ветер. Не помогли ни растирания, ни текущий по его жилам коньяк – тот словно мигом улетучился, испарился, оставляя разгоряченное и разнеженное тело на закуску холоду.

– Холодно что-то… – сквозь стучащие зубы протянул он, поплясывая на месте, – надо было все-таки надеть что-нибудь…

Тут ворота комплекса тихо ухнули и раскрылись.

Марк прошел.

Войдя в безлюдный научный комплекс, где вместо нормального дневного освещения горели лишь несколько редких бледных неоновых ламп, он быстрым шагом дошел до лестницы и вдруг на всякий случай осмотрелся: ни слева, ни справа никого не оказалось – все коридоры пусты. Марк постоял еще пару мгновений, словно ожидая кого-нибудь увидеть, и невольно прислушался. Кругом стояла немая тишина, нарушаемая разве что почти неслышным и едва уловимым гулом кондиционеров и вентиляции, работающих где-то в недрах помещения и ежесекундно втягивающих тяжелые запахи реагентов. На секунду Марк даже поймал себя на мысли, что почему-то не наблюдает здесь привычных глазу снующих туда-сюда людей в белых халатах, но потом вспомнил, какой за окном час, вмиг осекся и направился на второй этаж.

Очутившись наверху, Марк почти сразу наткнулся на разлитый по гладкому полу одинокий желтый свет и пошел на него, в скором времени обнаружив лабораторию с открытой входной дверью. Заглянув туда, он увидел профессора Гельдмана, целиком и полностью погруженного в работу за электронным микроскопом. Тот выглядел крайне уставшим, бледным, замученным и отвлекался от пристального наблюдения лишь на пару мгновений, да и то ради того, чтобы промочить горло глотком кофе, черкануть пару строк в толстой тетради или набросать очередную формулу на маркерной доске. Поняв, что профессор сильно занят и попросту не видит гостя, Марк решил лишний раз не отрывать его от важных, требующих собранности и сосредоточенности дел и прошел без стука, с любопытством разглядывая всевозможное сложное оборудование, в каком, говоря откровенно, не смыслил ничего.

Услышав приглушенные шаги, Гельдман тотчас оторвался от окуляров, забрал с засыпанного бумагами стола очки, надел и с укором взглянул на Марка:

– Ну наконец-то! – натянуто улыбнулся, подтянул галстук. – А то я уже начал думать, что вы заблудились в стенах комплекса. Постойте-ка, что это у вас с лицом? – приподнял того за подбородок. – Вы что, пьяны?! А впрочем, неважно. Идите за мной.

Он вдруг потерял интерес к гостю, шагнул к выходу.

– Простите меня еще раз, сержант, что мне пришлось вас выдернуть из теплой койки, – не оборачиваясь, принес свои извинения Гельдман, – просто столько дел свалилось… столько всего нужно обработать, рассмотреть, проанализировать, что мне не хватает и целого дня. Вот и засиживаюсь тут допоздна, сами видите, – забрал ключи от лаборатории из кармана старенького халата, снял с вешалки, оделся, – вы пока выходите-выходите…

Марк вышел из лаборатории и стал ждать пожилого профессора.

Тот погасил свет, запер входную дверь, откашлялся.

– Идемте, – сделав пригласительный жест, Гельдман засеменил вдоль длинного коридора, – сейчас я покажу вам кое-что интересное.

– Куда мы? – наконец спросил Марк после долгого молчания.

– Сейчас увидите.

Вскоре они оба подошли к большой застекленной белой пластиковой двери, и Гельдман отворил ее, первым заходя в просторное темное помещение.

– Включите свет, – не глядя на Марка, вежливо попросил он, а сам неторопливо подошел к компьютеру, включил, уселся в высокое скрипучее кое-где подранное офисное кресло и стал дожидаться, когда загрузиться операционная система.

Через пару мгновений все люминесцентные лампы нагрелись, и Марк буквально опешил от того, что увидел теперь, при ярком освещении: огромные вычислительные агрегаты с мигающими разноцветными диодами, экраны на стенах, внушительных размеров окно, закрытое стальными жалюзи, – все это навевало на мысль, что он находится именно в кабинете для наблюдения.

– Подойдите к окну, сержант. Смелее, не стойте столбом, – потребовал Гельдман и, быстро введя на клавиатуре персональный пароль, закликал мышкой, внимательно, с прищуром, глядя в яркий тоненький монитор. – То, что, а вернее, кого вы сейчас увидите – заслуга вас и вашего отряда. Напомню: до вас на такой риск не осмеливался никто.

«Интересно, – подумал Марк, – неужели стража покажет?»

В следующую секунду что-то в просторном кабинете пронзительно пискнуло, спящие экраны ожили, пока демонстрируя одну только рябь, и на его глазах закупоренное окно с тихим жужжанием стало раскрываться, являя тому одну лишь кромешную непроглядную темноту. Какое-то время ничего не происходило, и утомленный долгим ожиданием Марк уже начал чувствовать, что проваливается в сон, как вдруг за окном послышался звонкий эфемерный щелчок, и тьма мигом развеялась, уступая место ослепительному, нестерпимому электрическому свету. Не выдержав этой белизны, он тотчас отвернулся, вытер выступившую испарину и озадаченно глянул на профессора – тот как ни в чем не бывало стучал по клавиатуре, не обращая на того никакого внимания.

– Извиняюсь за столь яркий свет, сержант, – промолвил наконец Гельдман и, повернувшись, объяснил: – Но, к сожалению, он необходим – сон у стража глубокий и долгий: в среднем около пятнадцати часов. Влияет ли на это их среда обитания – Сумеречная Зона – точно нами не установлено, но зато нам абсолютно точно известно: такие внешние раздражители, как яркий искусственный или дневной свет пагубно влияют на их нервную систему, пробуждают агрессию и выводят из состояния сна.

– Да и электричество их неплохо так… заряжает, – позволил себе неуместную шутку Марк и как-то странно посмотрел в глаза профессору, словно ища поддержки. Но тот сидел с серьезным непроницаемым лицом и хлопал глазами, глядя на него, как на законченного истукана.

– Поддерживаю, – все-таки кивнул тот и опять приник к монитору, – но сейчас вам лучше вернуться к окну – пропустите самое важное.

Марк повернулся, опять встал возле окна, сложил руки и пригляделся, больше не боясь быть ослепленным – свет теперь казался ровным, мягким, не разящим. Но едва опустил глаза, – у него буквально перехватило дыхание: там, внизу, раскрылся огромный зал со множеством прожекторов и стоящим ровно по центру гигантским морфом-стражем. Его задние лапы намертво скованы тяжелыми браслетами, передние – растянуты толстыми стальными канатами, а приплюснутую бронированную морду наполовину скрывала металлическая маска, из-под какой то и дело доносился глухой сдавленный хрип. Сам же морф лишь изредка потрясал могучим телом, облепленным различными датчиками, сотрясал канаты, вертел головой, словно дикий зверь, мерцал серыми глазами и временами вздрагивал, как от внезапного удара хлыста. Испепеляющий свет, что недавно наполнял весь зал, по-видимому, все-таки пробудил его, хоть и не до конца, вернул в сознание, но почему-то не вызвал гнев – скорее всего, стража предварительно усмиряли электрическим током.

– Морф-страж, в отличие от остальных разновидностей инопланетной формы жизни, обладает уникальной и единственной в своем роде структурой крови, способной вступать в симбиоз человеческой, – начал свое изложение Гельдман и тут Марк похолодел, безотрывно глядя на некогда грозного морфа, трагически унесшего жизнь Чаку Теперь в голове понемногу складывалась воедино жуткая мозаика: Гельдман проводит на похищенных людях опыты. – Но не это самое главное! – весь загорелся, глаза засветились. – А то, что при таком вот синтезе образуется пахучее токсичное вещество темно-синего цвета, являющееся смертельным как для морфов, так и для их флоры. Отростки и растения, что имеются в нашем распоряжении, чахли и обмирали прямо на глазах! Это прорыв, сержант! Оружие, на чьи поиски затрачено так много времени и сил, наконец-то найдено! С его помощью Сумеречную Зону еще можно остановить…

Гельдман вдруг взял паузу, передохнул.

– Однако есть один существенный нюанс, – переведя дух, продолжил он, – кровь, что мы взяли у троих из четырех подопытных, оказалась зараженной неизвестным вирусом. В итоге синтез был нарушен уже через две минуты, а конечное вещество, принимающее непосредственное участие в серии экспериментов, распалось, превратилось в воду. Попытки продлить ему жизнь хотя бы на минуту любыми доступными нам средствами тоже не увенчались успехами – оно становилось инертным ко всем известным нам химическим реагентам.

Он вздохнул.

– Надежда теперь на четвертую, самую молодую участницу экспериментов, – вдруг как-то холодно произнес Гельдман, – но она наотрез отказывается идти на контакт с кем-либо, почти ничего не ест и проявляет открытую агрессию по отношению к нашим сотрудникам. В прочем, все это лишь вопрос времени…

Лицо Марка побагровело, но он сдержался.

«Мне нужно как можно скорее увидеть ее, – с тревогой подумал он, – нельзя упускать шанс».

– И как вы собираетесь применять это вещество? – бросив взволнованный взгляд на профессора, спросил Марк.

– Над этим еще стоит подумать… – моментом дал ответ тот и, по-стариковски прокряхтев, приподнялся с кресла, деловито похаживая возле рабочего стола со сложенными за спиной руками. – Я, конечно, не военный… – снял очки, встал возле Марка, – поэтому я и хотел с вами посоветоваться, так сказать, получить квалифицированное мнение человека, сведущего в вооружении.

Марк хмыкнул, призадумался.

– Как вариант, можно сделать что-то наподобие газовой бомбы с часовым механизмом… – принялся рассуждать он, – проблема лишь в том, как безопасно доставить ее до пункта назначения, не подвергая тряски.

– К счастью, у нас есть вертолеты, – прозрачно намекнул профессор Гельдман.

– Хм… – промычал на это Марк, – в Сумеречную Зону?.. На вертолете?

– Не просто в Сумеречную Зону, – поправил тот, – а в Эпицентр. В ее, так сказать, самое сердце…

– Что?.. – опешил вначале Марк и переспросил: – В Эпицентр?.. Вы шутите, что ли, док?!..

– А что вас, голубчик, так, собственно, испугало? – деликатно поправив очки, удивленно спросил Гельдман и посмотрел через окно на пошатывающегося исполина. – Я ведь вам и вашему отряду выделил новейшее снаряжение. Причем, если вы уже успели заметить, оно учитывает целый ряд минусов, что, к сожалению, имеют стандартное вооружение и броня. Неужели вы думаете, что я буду просто так дарить такую уникальнейшую экипировку?

Марк поморщился – проклятый профессор и здесь успел перехитрить и его, и весь отряд.

– Вот как… – даже не столько обиженно, сколько ошеломленно протянул он, – ясно тогда…

– Вот и чудно! – повеселел Гельдман. – О времени же, когда будет снаряжаться полет к Эпицентру, мы с вами еще поговорим. А сейчас позвольте, наконец, продемонстрировать вам, как происходит забор крови у стража!

Не дожидаясь ответа, профессор подбежал к компьютеру, кликнул пару раз мышкой, и в следующее мгновение из-под пола возле морфа показались два небольших извивающихся жгутика с острыми, в палец толщиной, иглами. Те секунду-другую покрутились вокруг огромных лап морфа, словно думая, куда бы впиться, а потом почти одновременно вонзились и принялись высасывать всю живительную силу. Морф тут же заревел от боли, игнорируя маску, тщетно заерзал на месте, яростно задергал конечностями, заставляя удерживающие канаты натужно заскрипеть, но потом те огрызнулись жестоким разрядом тока, и тот вмиг остепенился. Оглушительно завыв от своего собственного бессилия, страж в последний раз раскатисто прохрипел и смолк, словно смирившись со своей плачевной участью, позволяя ненасытным иглам спокойно выпивать из него всю кровь, окрашиваясь в чернильно-черный цвет.

Понаблюдав за этим нелицеприятным процессом еще немного, Марку вдруг стало нехорошо, он потребовал прекратить это издевательство:

– Хватит… – и окончательно отвернулся от окна.

Гельдман в одно нажатие клавиши закрыл жалюзи.

– Согласен, зрелище специфическое… – безразлично протянул профессор и тут вопросительно посмотрел на Марка: – Я так полагаю, вы собрались уходить?

– Пора уже…

– В таком случае я не смею вас больше задерживать, – с охотой обходительно проговорил тот, – но перед тем как вы покинете это место, позвольте мне… напомнить вам о конфиденциальности: о том, что вы здесь увидели и услышали говорить никому не нужно. Это ясно? В противном случае вы повторите судьбу вашего предшественника, – привстал и как-то страшно посмотрел на Марка: – Прошу вас, сержант, не испортите наших доверительных отношений. Я ведь недаром выбрал именно вас и ваш отряд – вы себя хорошо зарекомендовали, в отличие от этих трутней, что отсиживаются на территории Горизонта-26, проедают наши запасы, тратят драгоценную энергию и наивно полагают, что они под моим прямым покровительством. Спешу вас заверить – это не так. Я желаю работать только с теми людьми, кто готов делать все не только на благо нашего общества и науки, но и на благо всего человечества.

Марк промолчал – профессор начинал его раздражать.

«Ну да, – мысленно возразил он, – нами можно затыкать любые дыры, жестом руки отправлять на убой, свободно распоряжаться нашими жизнями, а вы, жалкие твари, будете пользоваться чужими заслугами и жиреть, сидя в теплых лабораториях и в чистеньких халатиках…»

– И еще одно, – задержал его Гельдман. Марк отвлекся от мыслей, поднял на него глаза. – Если вам несложно, зайдите завтра к той самой испытуемой, о которой я говорил, и предупредите о том, что ей, так или иначе, придется поработать на науку и сдать кровь на общий биохимический анализ. Пока, конечно же, на добровольной основе. И мириться с ее дрянным характером вечно я не собираюсь! Это не детский лагерь, а серьезное научно-исследовательское учреждение! Так ей и передайте! Слово в слово!

Марк кивнул и поспешно покинул кабинет.

* * *

Чем дольше бежал вслед за таинственным спасителем, тем отчетливее понимал: самостоятельно из этих зловонных болот я бы не выбрался. На каждом шагу, затаившись во мраке и жидкой грязи, поджидала то глубокая яма с острыми ржавыми арматурами, то коварные коряги, то опасные отколки домов и автомобилей, заметить какие и так-то трудно, а уж на бегу – и вовсе невозможно. Каждую секунду в попытке нагнать спутника, мчащегося через топь, кровавые заросли с насекомыми и остатки старых построек, словно опытный следопыт, ходящий здесь ни один раз, мне приходилось срезать путь, рискуя угодить в колючую проволоку или, что, наверно, еще хуже, – в ловушку, каких теперь уже не на шутку побаивался. Но всякий раз, когда оказывался совсем близко и практически равнялся с плечом, тот ускользал, как дикий зверь от ловца, менял направление и нырял в кусты, зачастую оставляя одного посреди чащобы. Однако вскоре приноровился к такой его особенности и полагался уже не на зрение, как раньше, а на слух, безошибочно следуя по шорохам и хрусту камней. Мой же новоиспеченный спутник двигался с поразительной ловкостью и прыткостью, с легкостью акробата перепрыгивал засыпанные листьями и увязшие в грязи остовы машин, завалы мусора и с поразительной быстротой отыскивал ходы там, где их, казалось, попросту нет. За все время он так и не обмолвился со мной ни единым словом, ни разу не обернулся, чтобы посмотреть рядом ли я, и не замедлил хода, позволяя хотя бы немного отдышаться, – напротив, он лишь бежал быстрее, будто хотел посмотреть: на что я готов пойти ради возможности встретить новый рассвет…

Тени, что яростно верещали, хрипели и рвались за нами по пятам, в скором времени слипались в крупную стаю и единой дымящейся волной хлынули через болота, желая любой ценой настигнуть убегающих. Но даже такое скопище мерзких ночных тварей оказалось не в силах безотрывно преследовать нас по болотам, и постепенно они начали сбиваться с пути, звонко влетая то в хрупкие стены некогда целых домов, то увязая в грязи и в гуще вездесущих кустарников. Такие непростительные ошибки вынуждали их истошно, как-то разочарованно хрипеть вслед, верещать на разный лад и в ярости расшвыривать никому не мешающийся хлам, безжалостно раздирая на лоскуты холодную ночную темень. А вскоре они и совсем отстали от нас и стали разбредаться, как неприкаянные души, по ближайшим развалинам и дороге, заваленной обломками и столбами, продолжая протяжно надрывно хрипеть, словно коря себя за упущенный шанс полакомиться человеческой плотью…

Наконец, когда мы почти добежали до заветных, на счастье, свободных от инопланетной гадости руин, мой молчаливый спутник впервые сбавил ход и заговорил:

– Зайдем ненадолго – отдышимся, – и – в дыру в стене.

«Вот же, блин, юркий какой! – дивясь все больше и больше, с улыбкой отметил я. – Хрен поспеешь!»

И залез следом.

Наступив в неглубокую лужу, – первым делом достал зажигалку, чиркнул и постарался худо-бедно осмотреться. Место, куда тот меня затащил, частично затоплено и совершенно не годилось в качестве убежища, пусть даже временного: сплошные дырки, щели, трещины. К тому же здесь дурно пахло, где-то попискивали крысы и скулили сквозняки, отдаленно напоминающие свист.

Отыскав в полумраке спутника, хлюпающего лужами, я хотел последовать за ним, но тут столкнулся с еще одним неудобством нынешнего убежища – рухнувшим по диагонали прямо над головой облупленным вздутым потолком со сплошными пластами голубоватой плесени.

– Может, где-нибудь тут сухое место отыщем? – осмелился спросить я и несколько секунд послушал свое же собственное эхо, бегающее взад-вперед по душной тьме, как плачущий призрак.

– Нет, – раздался все тот же бесцветный голос, – лучше вообще еще немного углубиться – так безопаснее.

– Ну, твоя правда… – пожал плечами я и, посветив дорогу пошел за компаньоном.

Вскоре вышел к маленькому подсобному помещению, засыпанному бетоном, и увидел спутника – он молча сидел, опершись на стену, с луком на коленях и рюкзаком у ног. Понять, куда смотрел – на меня или насквозь – невозможно – мешал респиратор. А потом огонек зажигалки внезапно потух и тот совсем исчез, словно растворяясь в черном омуте. Единственное, что теперь позволяло понять здесь он или нет – зеленоватое мерцание линз и шумное тяжелое дыхание через фильтры. Оно казалось на удивление ровным и спокойным, будто тот и не бежал совсем, а так… совершал променад.

Кое-как найдя впотьмах более-менее сухое местечко с грудой какого-то гнилого хлама и тряпья, я с громким скрежетом вытащил из нее поломанную пыльную доску, распугав крыс, моющихся у лужи, положил на небольшой плоский обломок от потолка и сел напротив неразговорчивого спасителя, звучно расстегивающего рюкзак. Немного последив за ним, – хмыкнул, облизнул сухие губы, отряхнул испачканный вещмешок и вынул бутылку дождевой воды. Напившись, – убрал обратно, скинул капюшон, достал спички и закурил. Первая затяжка получилась на удивление неудачной: бросило в кашель, заныли легкие – видимо, подонок, что хотел поживиться моим добром, все-таки отбил их прикладом. Но потом неприятное нытье пропало, и следующие две затяжки сделал с превеликим блаженством, вдыхая дым с каким-то странным умиротворением. Все-таки что-что, а сигареты Скупщик продал хорошие: тянулись легко, нет противного привкуса.

– Верующий? – раздался внезапно хлесткий, даже бы сказал жутковатый вопрос спутника, и два зеленых огонька устремились на меня.

Выпустив дым, я стряхнул пепел и посмотрел на подаренные Майком четки с крестом, виднеющиеся из-под левого рукава накидки.

– Не сказал бы что фанатик, но верю, – честно признался я и в спешке, словно какое-то тайное сокровище, спрятал религиозный атрибут обратно под рукавом, – как ты заметил-то, темнота же кругом?..

Из-под респиратора спутника вылетел короткий смешок и тот постучал пальцем по зеленому стеклу.

– Увидел, – коротко ответил он, – причем в высоком разрешении.

– ПНВ, что ли? – догадался я и затянулся.

– Правильно думаешь, – загадочно ответил спутник и тут две изумрудные точки погасли – спутник снял респиратор, но лица по-прежнему не видел, лишь абрис. – Ночью без него как без рук. – теперь речь спутника обрела человечность, стала теплее, живее, приятнее, – хорошая вещь.

– Еще бы… – с неподдельной завистью усмехнулся я, – кто ж спорит-то…

Помолчали. Долго молчали.

– Как же тебя угораздило в такую глупую ловушку попасться? – вдруг с незлым укором спросил спутник. – Она ведь даже не на человека рассчитана, а так… на мелочь всякую вроде собак.

От этих слов мне стало почему-то стыдно, но все-таки ответил:

– От бандитов из лагеря убегал, – докурил, выкинул окурок в холодную воду, – на хвост сели крепко.

– Видимо, они все-таки знали о ней, раз ты в нее попал, – тот звонко открутил крышку фляги.

– Может, и так, – буркнул в ответ я и тут же сменил тему: – Вот только кто ты такой мне пока непонятно. Может, раз уж так вышло-то, хотя бы представишься?

Тот замолчал, зашуршал рюкзаком.

– Айс, – через несколько минут ответил он и сразу добавил: – Можешь звать меня так.

– Ну вот, хоть как нормальные люди заговорили, – довольно подметил я, – а то все молчишь-молчишь как воды в рот набрал, – посмотрел в его сторону, наблюдая лишь блеск глаз, – а я – Сид.

– Рад знакомству, Сид, – вроде и тепло, и как-то сухо, что ли, ответил Айс.

Тут крысы, все это время бегающие где-то поблизости, тревожно запищали и заплескались, словно предчувствуя беду.

– Грызуны нервничают – Тени рядом, – уже зная повадки «друзей» оповестил я и набросил капюшон, внимательно прислушиваясь к малейшим подозрительным звукам, доносящимся снаружи. – А ведь только разговор пошел… Эх…

– Уходим скорее! – проигнорировав нытье, скомандовал Айс и, вновь надев респиратор, – ко мне: – Силы есть? Бежать придется еще долго…

И, не дожидаясь меня, – к выходу.

– Да куда бежать-то? А?.. – в растерянности бросил я вслед. – Эй?!..

– Сначала из города выберемся, – раздался искаженный голос Айса, – а дальше – в мое убежище.

«Зря, наверно, покурил, – с волнением подумал я, – как бы теперь на бегу ласты не склеить…»

Но не успели мы и из дыры выскочить, – справа, из окон безглазых домов, вырвалась чудовищная какофония хрипов и верещаний, и на растресканный старый асфальт, заросший высокой травой, спрыгнуло не меньше трех десятков курящихся темным дымом остромордых Теней. Учуяв нас, первая тройка вдруг замедлилась, расправила в хищном порыве длиннющие лапы, раскрыла жуткие бездонные рты и вдруг так резво сорвалась с места, что я даже обомлел, с ужасом осознавая: теперь нам уж точно ничто не поможет оторваться. Почему-то посчитав, что самым верным решением в этой ситуации – точный выстрел зажигательным болтом по форварду юркой троицы, я уже изготовился сменить тип боеприпаса, чтобы отправить мчащуюся Тень в пылающий ад, но тут меня жестко схватили за плечо, так и не дав довершить начатое:

– В сторону, Сид! Это не поможет! – громко прокричал Айс и, выхватив из черного колчана такого же цвета стрелу, ловко натянул лук.

– А это как будто поможет… – раздраженно вымолвил я, со скептическим прищуром глядя то на спутника, то на Теней. Две из них уже запрыгнули на крыши легковушки и джипа без капотов и дверей.

Но тот ничего не ответил, а дождался, когда основная дымная масса подберется поближе и выпустил смертоносную стрелу…

Прямо на глазах разбушевавшийся огненный шторм целиком накрыл пытающуюся спастись хрипящую свору, за секунду превратил в золу половину, разорвал на части остальных, отбросил машины, проутюжил асфальт и затянул все вокруг непроглядным прогорклым дымом. А через секунду в нашу сторону подул крепкий ветер и нам в лицо, как метель, полетел горячий пепел. Он пачкал одежду, таял прямо на ней…

И все смолкло…

– Да кто же ты такой… – не сводя глаз с разрухи, учиненной разрывной стрелой, негромко протянул я.

– Все ответы потом, – пробасив через респиратор, вновь ушел от прямого ответа Айс и, подергав меня за плечо, отвлекая от наблюдения множества сожженных оторванных конечностей, поторопил: – Уходим! Теперь у нас есть время…

Договорив, – поправил лямки рюкзака, отряхнул капюшон и побежал вдоль дороги.

– Послал же мне бог попутчика… – вздохнув, пробубнил я и, поцеловав крест на четках, добавил: – Слов клещами не вытянешь…

Договорил, встряхнул накидку и побежал вдогонку.

После недавней шумихи, что наделал мой немногословный спутник, в окрестностях стало на удивление спокойно, словно кошмарные твари, узнав о его силе, испугались и решили затихнуть, больше не принимая попыток напасть. Ни нудный протяжный хрип, ни ворчания, ни верещания отныне не звучали ни из заросших развалин, ни даже из здешних зарослей – все эта классическая какофония ночи вдруг куда-то подевалась, умолкла, утихомирилась. Но теперь на замену ей пришли и наполнили уходящую ночь совсем другие, более, на мой взгляд, жуткие звуки, всегда умеючи создающиеся только одним подлинным мастером, – ветром. При каждом робком или сильном порыве в спящих руинах дрожали от гулкого эха промозглые стены, шумно катался по асфальту и полам мусор, натужно скрипели люстры и старая мебель, хлопали целые двери, словно в квартиры вновь вернулись их невесть куда подевавшиеся хозяева. Иногда сквозняки, по обыкновению без спроса посещающие жилища через трещины и щели, вдруг поднимали такую разноголосую трель, что меня временами пробирало настоящим холодом, вынуждая сбавить темп и ради любопытства заглянуть в то или иное окно. Но всякий раз, когда поднимал голову, чтобы вглядеться во мрак, ветер будто бы специально усмирял пыл и наполнял глубины домов одними лишь безобидными шорохами, запросто спутывающимися с шебаршением всяких там крыс или мышей…

– Сюда! – резко завернув в просторную арку, исписанную граффити, с валяющимися продуктовыми корзинами и тележками, велел Айс, а сам вдруг перешел на быстрый шаг.

– Теперь-то куда? – изрядно запыхавшись после долгого забега, поинтересовался я, ныряя за ним. – Ходим тут, бог знает где…

– Нам уже чуть-чуть осталось, – заверил Айс и, поставив ногу на грязную тележку, плечом лука указал на купол церкви с подкошенным крестом, виднеющийся за мелкими домишками, – вон там церковь сожженная… – протянул лук левее, к пустырю с парой-другой зданий, – а нам туда нужно. Там у меня квартирка одна знакомая припасена, в ней можно и ночь…

– Постой-ка… – перебил я и, встав рядом, посмотрел ему в зеленоватые стекла и спросил: – Церковь? Ты сказал «сожженная церковь», да?..

– Так и сказал. А что?

– И давно она – такая?.. Сожженная… в смысле, – задал я очередной вопрос, все сильнее чувствуя, как внутрь начинает проникать отчаяние.

Айс будто понял, что мне не понравилось в его пояснении, поставил лук и спокойным голосом ответил:

– Не знаю, Сид, но когда видел ее раньше, из нее еще шел дым…

После этих слов, ударивших по голове, как молотком, я пошатнулся и, надломленный внутренне, испуганный, тяжело осел на корзину.

– Как же это… – через невероятную силу выдавил из себя и, запустив пятерню в волосы, протяжно заскулил: – Как… как… – лицо горело, голос дрожал, сам шатался, как сумасшедший, – принцесса моя… Бетти… как…

– Ты чего?.. – взволновано проговорил Айс и тут скинул капюшон, снял респиратор. – Эй?..

Теперь передо мной сидел человек средних лет с длинными, по шею, черными волосами, темными глазами и тонкими, даже женственными чертами лица. Они почему-то сразу располагали к себе, не раздражали и заставляли проникаться доверием к этому человеку.

– Я ее должен был там встретить… – потерянным тоном промолвил я, чуть придя в себя, – а теперь…

– Кого – «ее»?.. – переспросил Айс. – Кого встретить, Сид?..

– Дочь мою… Бетти, – пояснил я, силой сдерживая слезы.

– Подожди, – мотнул головой тот, – подожди-подожди-подожди… с чего ты вообще взял, что она там?.. Кто тебе такое сказал?

– Скупщик.

– Какой еще Скупщик?

– В лагере… Логово… Волчье Логово… Я даже деньги заплатил… Айс поменялся в лице, поморщился.

– Ты же взрослый человек, Сид, – с укором начал он, – как ты можешь верить кому-либо на слово?.. Ты его вообще сколько знаешь? Кто он тебе?..

– У меня выбора не было! – вначале огрызнулся я, но потом сменил тон: – Я уже устал цепляться за надежды, Айс, у меня не осталось сил… совсем. Я пять лет черт знает где брожу в ее поисках, а тут такая возможность! Тем более он сказал мне, что там уцелевших много…

Айс как-то громко выдохнул.

– Не знаю, что тебе наплел этот твой Скупщик, но когда я натолкнулся на эту церквушку, то никаких людей ни в ней, ни возле нее я не встретил. Церковь давным-давно брошенная, Сид. Подожгли ее просто… и тут уж, правда, не знаю кто: бандиты или еще какие безбожники…

Я умолк, опустил голову, закурил.

– Слова… – прохрипел и посмотрел на одну из арочных надписей, – я уже не знаю, кому верить… запутался, – вздохнул, сделал затяжку, – не вижу дороги, по которой идти дальше… – немного помолчал, – голова просто идет кругом…

Айс встал, подошел к стене, облокотился.

– Души человеческие лечить я, конечно, не умею… – он посмотрел куда-то на темный потолок, – но могу постараться помочь…

Я глянул на него исподлобья.

– Как же?.. Ты ведь для меня «темная лошадка»… отмалчиваешься все время, а тут в душу ко мне вдруг ни с того ни с сего залезть вздумал? А если ты, узнав, что я вроде как верующий, решил в святого отца со мной поиграть, то зря – на это у меня сейчас нет ни сил, ни желания…

На мой монолог Айс отреагировал нормально, спокойно, лишь только как-то странно вздохнул, помотал головой, провел рукой по щетинистой скуле.

– Я так понимаю, ты меня все равно заклюешь с этим вопросом… – он выдохнул, подошел, придвинул помятую тележку, присел, – поэтому мне проще сказать. Ты как, готов?..

Я кивнул, сделал глубокую затяжку, докурил.

– Я – старший сержант отряда Тенеборцев Айс Эванс, – начал он, – мы охраняем Горизонт-26 – крупнейшую военную научно-исследовательскую базу в Европе, занимающуюся изучением морфов и вопросами, касающимися поиска способов уничтожения их потенциального гнезда, – Сумеречной Зоны. Ее руководитель – профессор Эрик Гельдман…

У меня отвисла челюсть.

– Кто?.. Я не ослышался?.. – перебил я и вытаращил глаза. – Гельдман?!.. Тот самый, что ли?..

– Ну, смотря, что ты подразумеваешь под словом «тот самый»… – усмехнулся Айс, – а так – да, это он и есть.

– Он что, жив??..

– Жив и здоров…

Айс опять вздохнул и, чуть-чуть помолчав, продолжил:

– Правда, теперь там, в стенах Горизонта-26, стало небезопасно, – он испытующе взглянул на меня, – в последнее время защищать базу становится все сложнее: нашествия морфов участились, а численность – выросла в разы. Да и ресурсы наши тоже не бесконечны: совсем недавно мы потеряли один боевой вертолет с полным экипажем, а наши товарищи умирают от ран и неизвестных болезней чуть ли не каждый день. И я уже молчу про все наши рейды и экспедиции, из которых так и никто не вернулся…

Я слушал внимательно, не перебивал.

– Но ко всему, как говорится, можно привыкнуть… – добавил Айс с усмешкой, заглянул мне в глаза, – но вот к тому, что сейчас там творится – привыкнуть невозможно, ровным счетом как и смириться…

– А что там такое творится-то? – поинтересовался я.

– Этот чертов козел теперь принялся похищать людей! – злобно выругался тот и сжал до хруста кулак, да так, что из перчатки наружу выскочили два лезвия. – Вздумал распоряжаться судьбами тех, кого мы по призванию обязаны охранять от инопланетных захватчиков!

– «Чертов козел» – это не Гельдман ли, случаем? – невзначай так полюбопытствовал я.

– Да кто ж еще?.. – фыркнул Айс и – прибавил: – Запер их в клетки, как собак!

– Кого – «их»? Тех людей, что ли?

– Именно… тварь, блин, – он вздохнул, опустил голову, – а я все это своими глазами видел! Все! И как из вертолета высадили, и как в комплекс привели, и как по камерам рассовали – все видел! – нахмурился. – Среди похищенных девушка одна там была молодая. Сопротивлялась, как могла, бедняга… да разве против этих зверей-то пойдешь?.. Жаль, конечно, и ее, и всех…

– А ты чего же не вступился, раз жаль? – осуждающе смотря на него, спросил я.

Айс виновато отвел глаза.

– Хотел, – ответил он, – только Гельдман меня обнаружил, а дальше – ложное обвинение, черная повязка на глаза, вывоз к свалке, раскоп своей же могилы и… вот я здесь!

– М-да уж… – присвистнул я, – да я смотрю тебя тоже жизнь потрепать успела, – невесело улыбнулся, – как же ты выбрался-то?

– Постарался мой старый друг – тоже Тенеборец, как я, – принялся объясняться Айс, – он и помог бежать…

– Так ты у нас изгой, получается?

– Ну получается, что так… – не стал отрицать тот, – теперь вот в свое укрытие шел, тебя по дороге… забрал, если можно так сказать…

– Да ты мне круто задницу спас, а не «забрал». Разные вещи, между прочим, – поправил я и улыбнулся, – выручил крепко…

– Будешь теперь всю жизнь спасибо говорить? – заулыбался Айс и мягким тоном попросил: – Завязывай с этим. Ну вытащил и вытащил. Вот ты, заметь меня висящим на столбе в окружении Теней, вступился бы? Помог?

Я задумался и сказал честно:

– Вступился бы, но из болот не вывел – в этих дремучих местах я впервые, дорог не знаю. Так что нас с тобой, скорее всего, разобрали бы на запчасти.

Оба засмеялись. Помолчали.

– Ну, я твое пожелание исполнил, – прервал томительное молчание Айс и с глубоким интересом посмотрел на меня, – теперь твой ход, Сид.

– Чего же ты хочешь от меня услышать?

Айс скосил рот, зачем-то отвернулся, а потом тихо, словно боясь разозлить заносчивостью, ответил:

– Дочь… ты же ее ищешь, да? – отвел напряженный взгляд, посмотрел сначала на свои высокие тяжелые ботинки, потом смахнул со щеки прилипшую прядь. – А ты хоть помнишь ее? Какая она? – вдруг погрустнел, секунду помолчал и тут разоткровенничался: – Время-то смывает лица даже родных и близких, ты ведь знаешь это. Я вот, к примеру, лица своего отца уже не помню. Он меня один растил, вместо матери, а ее убили, когда мне тринадцать исполнилось. У меня даже ни одного его письма не осталось, ни одной фотографии – ничего, что напоминало когда-то о нем, не сохранилось, словно его и не было никогда. Вот я и спрашиваю тебя: помнишь ли ты, Сид, того, кого ищешь так истово и за кем идешь уже не один год?

Я задумался, заколебался, не зная, доверять ему или нет, а потом закурил еще, выдохнул горький дым и вынул из кармана фотографию Бетти, едва не выкраденную цепными псами Скупщика.

– Вот, – и протянул ему, – это моя дочь Бетти.

Айс осторожно, как какую-то драгоценность, забрал фотографию, подвел к глазам, вгляделся, и тут лицо исказилось в изумлении.

– Она… – пробормотал он, будто в бреду, не сводя глаз с изображения, – это… она… – глянул на меня, – скажи, сколько ей здесь?..

– Пятнадцать, а что? Чего ты так напрягся-то весь?.. – подозрительно спросил я, потягивая сигарету.

– Одно лицо, Господи… – обомлевшим ненормальным голосом проговорил в ответ Айс, – глаза голубые, черты лица… – еще раз опустил глаза на фотографию, – я узнал ее, точно! Нет сомнений!..

– А ну-ка поподробнее с этого момента. Кого ты там узнал?.. – подвинувшись вплотную, впился в него глазами, а у самого в душе затеплилась, засветилась искорка надежды, какую, если честно, уже и не надеялся обрести. – Не молчи же, не молчи! Ну! Кого ты узнал, Айс?.. Ну чего ты молчишь?!..

Айс молчал.

– Говори же!.. – требовал я, как судья на заседании. – Говори, что знаешь!..

Айс продолжал молчать, лишь хлопал глазами.

– Черт бы тебя побрал, Айс!.. – вскипая, молвил я, а сам весь трясся, дрожал, из последних сил держа себя в руках. – Какого хрена ты замолчал?!.. Говори уже до конца, раз начал…

– Сид, – сглотнув и вернув фотографию, как-то потусторонне промолвил, наконец, Айс, – я, кажется, знаю, где сейчас твоя дочь…

Мое сердце раскалилось, как в жерле вулкана, руки похолодели, щеки горели огнем, в глазах все помутнело, в ушах все притупилось, поутихло, как-то отдалилось. Я за три затяжки расправился с сигаретой, выкинул бычок к стене.

– Что?.. – будто ослышавшись, спросил я. – Ты… это серьезно сейчас?!.. Или решил меня добить тут окончательно?.. Тогда уж сразу давай, не тяни струны…

– Она в Горизнте-26, – не слушая мои завывания, изрек Айс и, не дав опомниться, продолжил с тем же накалом: – А если быть точнее – в его сердце: научном комплексе, в камерах, на первом этаже…

Я дрожащей рукой потянулся за новой сигаретой, но прикурил лишь с четвертого раза – спички ломались то об коробочную терку, то, не успев вспыхнуть, гасли при малейшем дуновении ветра. Сильно запахло серой.

– Т-ты уверен в этом?.. – заикаясь от волнения, уточнил я спустя несколько мгновений. – Подумай хорошенько: может, ты ошибся, перепутал чего или тебе померещилось…

– Нет, ее лицо я хорошо запомнил – она единственная девушка, пытающаяся бороться… – заверил Айс, – я точно…

Я схватил его за шиворот, так и не позволив договорить, кинул на гору продуктовых корзин. Айс выронил респиратор, запоздало развернулся, поискал испуганным взглядом лук, лежащий возле меня, с неподдельным испугом в глазах выпустил два лезвия и тут обратился:

– С ума сошел?.. Ты чего делаешь?!.. Сид?!..

– Ты видел ее там и не помог!.. – я подошел, бесцеремонно толкнул к стене. Тот кувыркнулся через тележки, откатился, вскочил. – Какого хрена ты стоял в стороне, когда ее запихивали, как животное, в клетку?.. Почему не помог ей?!.. – схватил за шею, придавил к холодному камню, сдавил кадык. Чувствовалось, как бьется пульс. – Тебя спрашивают!

Айс захрипел, встрепенулся, но я крепче придавил к стене, не позволяя ни взмахнуть рукой с выпущенными клинками, ни даже толком пошевелиться, – хватка стальная.

– Говорю же тебе… – прокряхтел в свое оправдание Айс. Лицо распухло, потемнело. – Гельдман меня заметил, когда я у двери сидел… Я ничего не смог сделать… Ничего!

– Врешь!..

– Клянусь, Сид!.. Он не оставил мне шансов!

Я промолчал, но руку не убрал.

– Откуда я знал, что она твоя дочь!.. Откуда?!.. – Айс хотел выкрикнуть, но изо рта вырвался лишь хриплый стон. – У нее на лбу это не написано, Сид! Я действовал по ситуации!

Я разжал пальцы, уже сводящие от напряжения, – тот сполз на пол, по-рыбьи захлопал ртом, жадно хватая воздух, потер шею.

– А результат ты знаешь уже… – Айс поправил волосы, заползшие на лицо, посмотрел на меня, – Гельдман просто побоялся иметь такого свидетеля, как я, и решил меня убрать…

– Я сверну этой твари шею, как доберусь… – угрожающе прошипел я, возвращаясь, а потом перекрестился и задержал горячую ладонь на сердце: – Видит бог!

– А я бы добавил… – все еще кряхтя и постанывая, как побитый пес, поддержал Айс, – за ребят погибших, за тех, кого он в камерах держит…

– Тоже мне народный заступник… – усмехнулся я и посмотрел вперед – руины молчали, все спокойно.

Замолчали.

Айс поднял респиратор, отряхнулся, присел напротив.

– Извини, – промолвил я через несколько секунд, – я сгоряча…

– Извинения приняты, – вздохнул Айс, но вроде уже не обидчиво.

– Мне нужно попасть в этот ваш Горизонт-26… – вдруг обратился я с просьбой я, – поможешь?

Тот немного помолчал, потом взял длинный лук, надел респиратор, накинул капюшон и, поднявшись, вновь сурово сказал:

– Помогу, конечно, по одной ведь дороге теперь идем, – Айс подтянул рюкзак, – только сначала, как планировали, – ко мне. Там ночь переждем, отдохнем, себя в порядок приведем, обговорим все.

– Добро, – согласился я, – так и поступим…

К охотничьему магазину на четвертом этаже полуразрушенного торгового центра я, на счастье, прибежал первым. Подняв помятые испачканные кровью металлические сетчатые рольставни с кем-то сорванным замком, я настороженно огляделся, посмотрел на разбитый стеклянный декоративный купол под потолком и залез в магазин. Внутри темно, пахло тленом, повсюду носились ошалелые мухи, на полу – вешалки с одеждой, груды стекол. Прошел вперед, прислушался – никого, тишина, как в могиле.

– Вроде один…пока… – решил я, – надо поторапливаться.

Метнувшись к первой попавшейся напольной вешалке, – наспех порылся и вытащил добротную непромокаемую прочную накидку с большим глубоким капюшоном. Все еще косясь на выход, словно магазинный вор, – надел и переложил из джинсов во внутренний карман фотографию дочери, с какой не расставался никогда. Вот только посмотреть на себя так и не смог – нет ни зеркала, ни времени.

– Ну и жизнь настала… – сетовал я, – мародерствовать начал, как последняя тварь… – случайно заметил ценник под рукавом, сглотнул – цена с тремя нулями на конце, – раньше возле такой вот накидки еще бы походил, подумал, приценился, а сейчас беру не глядя…

Усмехнулся.

– Ну а с другой стороны, меня же за это сейчас никто не осудит? За руку не поймает? В участок не отведет? – я сорвал бирку. – Ну вот и все. А теперь надо себе обувку хорошую найти, по размеру…

И – к разнообразной обуви, рассыпанной под полками. Здесь и рыбацкие сапоги, и сандалии, и кеды, и штурмовые ботинки, и даже армейские берцы – словом, на любой вкус и цвет.

– Вещь! – одобрил я и постучал берцы по твердой резиновой подошве. – Вас и возьмем, ребятки!

Подыскав неподалеку новые носки, – быстро переодел, в спешке переобулся, кинул старую обувь в общую кучу и сорвал ценовую бирку, на этот раз поразившая меньше, чем накидка.

– Как влитые! – подтянув шнурки, радостно высказался я и, довольный «покупкой», потоптался на месте. – Ну теперь основное: мешок какой-нибудь, оружие, боезапас…

Поиски искомого решил начать рядом со входом – там имелись целые стенды с самым разным охотничьим оружием, начиная от ножей и заканчивая мощными арбалетами и винтовками. Туда и направился. Прихватив попутно вместительный армейский вещмешок, я уже приметил подходящий ручной арбалет, сиротливо пылящийся на четвертой полке, как вдруг заметил длинную багровую дорожку, уходящую под стойку.

Стало не по себе.

– Кто там?.. – задался вопросом, а сам крадучись, хрустя крошками стекол, подошел, – не нравится мне это все… – понюхал воздух – смердело страшно, – неужели…

Но не успел высунуться, чтобы посмотреть, кто там лежит, как тотчас отскочил – на полу лежал мертвый продавец с головой, похожей на решето.

Перекрестившись, я зажал нос и с разбегу – через стойку. Быстро осмотрев витрину с ножами, – прихватил охотничий номе с чехлом, сунул за пояс и переместился к стойке с разнообразным стрелковым оружием, намереваясь присвоить заветный арбалет. Но едва взял, – в магазин с тяжелым астматическим дыханием влетел какой-то ошеломленный парень лет двадцати и, размахивая пистолетом, прошел к вешалкам. Меня пока не видел.

Пользуясь этим, я пробежался глазами по разбросанным коробочкам с боеприпасами и, отыскав целую пачку спортивных дротиков оранжевого цвета, тихо разорвал и зарядил арбалет.

Тем временем незваный гость, копаясь в горах одежды, даже не подозревал о моем присутствии.

– Эй, парень! – окликнул я, а сам, не сводя с того прицела, перелез через стойку. Тот вдруг боязливо дернулся, как щенок, обернулся, запоздало направил на меня ствол. Руки заметно тряслись, зубы выбивали дробь, ноги подкашивались, почти не держались. – Уходи!

– Вы… ты кто такой?!.. – пропищал он и, держа на мушке, сместился правее, за валяющуюся вешалку, чуть не споткнувшись. – Проваливай! Это мой магазин! Убирайся прочь, а то точно выстрелю!..

Я иронично улыбнулся.

– Вообще-то первым сюда пришел я, – объяснил я, – следовательно, он мой.

Тот растерялся, не зная, что сказать, и опять пригрозил:

– Мне плевать! Вали отсюда, пока пулю между глаз не получил!..

– Слушай, тут добра хватит на всех! Бери, что хочешь, я не против, – дружелюбно промолвил я, – только поскорее…

– Ты мне еще поуказывай! – окрысился молодой налетчик. – Я сам решу, что мне делать! Ты понял?!..

– Понял-понял, – сохраняя глупую улыбку, согласился я, – только не нервничай, все хорошо!

– Заткнись!..

В следующую секунду откуда-то снаружи послышался громкий металлический грохот, удары стекла, лестницы эскалаторов оглушительно задрожали, и до моих ушей донесся мерзкий утробный хрип, что не под силу повторить ни людям, ни всем известным животным.

«Надо было закрывать за собой ролле ты…» – запоздало подумал я.

– О нет… нет-нет-нет!.. Это они!.. ЭТО ОНИ! – заныл парень и, продолжая целиться, испуганно завертел головой. – Нужно бежать… нет-прятаться…

– Не хватит времени – они уже рядом, – скривился я, – наше спасение – ролъставни на входе, но они ничем не закреплены – нет замка.

– И что же делать?..

– Для начала убери ствол и бегом искать хоть что-то, что сможет закрепить их, – пояснил я, – монтировку там… железку какую-нибудь – хоть что-то! – бросился ко входу и обернулся – тот стоял, как камень. – Ты чего стоишь? Жить расхотелось?.. Делай, что говорят! Сейчас же!!

Паренек, видимо, расслышал только последнюю фразу и запоздало помчался на поиски.

Проводив его недовольный взглядом, я рывком опустил роллеты и засунул в просторную петлю нож:, надеясь, что это позволит выиграть хотя бы немного времени…

…А хрипы раздавались все ближе, ближе…

Квартира Айса находилась на втором этаже полуразвалившегося жилого здания с осыпавшимися балконами, глубокими трещинами, сквозными дырами и багровой порослью на стенах. И благо это не мерзкие лианы, способные превратить даже самое надежное убежище в протравленный серым пухом погост. Найти жилище оказалось несложно – у нее одной имелись целые металлические решетки, местами заставленные деревянными досками, дабы не привлекать чужого внимания – будь то морф или человек. А вот остальные окна такой роскошью похвастаться не могли и все как один смотрели на нас мертвыми глазницами, ничем не отличающимися друг от друга, тонули в однообразии, выглядели скучно и неприметно до тошноты. Однако среди них все же нашлось одно окно, сумевшее не только привлечь наше внимание, но и нагнать жути – самое верхнее. Оно единственное сохранило шторы, теперь больше напоминающие рваные тряпки и ежесекундно вылетающие из темной квартиры, колышась на ветру, как привидение. Такой эффект усиливал еще и монотонный гул, вырывающийся вместе с ними и наделяющий окно каким-то необъяснимым мрачным шармом…

– Вот и пришли, – провозгласил Айс после длительного молчания, а сам, не дожидаясь меня, вошел в порушенный холодный подъезд, – иди за мной, а то потеряешься. И смотри в оба – здесь потолок плохой, крошится, может по голове прилететь.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил я и вошел следом, – запашок здесь конечно…

Послышался смешок.

– А чего ж ты хотел-то? – удивился Айс. – Сколько уже времени здесь все преет лежит, вот тебе и запах, – шумно отпихнул гнилую батарею, – потерпи уж, немного осталось.

Я промолчал.

В самом подъезде стояла духота, пахло сыростью, гнилью, тянуло холодом, всюду валялся хлам. На прикрытых темнотой голых стенах рос мох, потолок, кое-где имеющий заметные паутины трещин и даже дыры, сочился водой, хрустел, осыпался, роняя на захламленный пол то мелкие осколки, то крупные куски бетона и плитки. Сам же пол сплошь покрыт всевозможным строительным мусором, старой сгнившей одеждой, колотыми стеклами, какими-то коробками, мокрыми протухшими газетами, банками. Возле осыпавшейся, без четырех ступеней и перил, лестницы валялись три ржавых велосипеда – два детских трехколесных и один спортивный. Чуть в стороне – большая батарея, а рядом – оторванная внутренняя дверь с глубокими вмятинами.

Отшвырнув ногой громоздкую коробку, Айс в два прыжка очутился на лестничной клетке и, протянув мне руку, окликнул:

– Руку, Сид, – здесь лестница коварная, запросто можно все ноги переломать.

– Ты со мной… – подал я руку и, кряхтя, поднялся, – как с калекой каким-то, ей богу, возишься! Что ж у меня ни рук, ни ног, что ли, нет?

– Почему же, есть. Я просто предостерегаю, чтобы ты потом не жаловался, – поспешно ответил тот, – а то я тебя на себе, уж извини, тащить не смогу – пополам сломаюсь скорее.

На это я ничего не сказал.

– Предлагаю по лестнице подняться – лифт… сам понимаешь, – промолвил он, смахнув с капюшона натекшую воду.

– Веди, – согласился я и на всякий случай вооружился арбалетом.

– Да арбалет можешь убрать – морфов здесь нет: не любят они что-то сюда заглядывать, – успокоил Айс и углубился в темноту, – нагоняй давай!

Поравнявшись, мы оба поднялись на этаж выше.

Здесь мусора поменьше, но зато не так сухо, как на лестничной клетке первого этажа – кое-где отсвечивали немаленькие лужи, изредка плещущиеся под редкими ударами мелких камешков, сыплющихся с хрупких совсем не безопасных стен. В том, что этому дому осталось пожить немного, я не сомневался: стоит здесь пробежаться хотя бы вчетвером, или, не дай бог, взорвать гранату – тут же развалится, как песочный замок. А судя по тому, с какой громкостью трещал пол – дома отведена неделя, максимум – две.

– Постой-ка, – приостановил Айс, а сам подошел к ржавой решетке, приделанной к двери, обитой грязно-бежевым дерматином, просунул руку, выпустил клинки и откупорил защелку, – вуаля! – с мерзким скрипом открыл решетку, толкнул входную дверь. – Проходи пока, располагайся, а я нас закрою. Так… на всякий случай.

Я прошел внутрь промозглой сильно замшелой квартиры со вздутыми обоями, как-то скромно скинул капюшон, осмотрелся – коридор украшали картины, искусственные растения, висело небольшое настенное зеркало.

– Вот это да! – обрадовался я и, протерев рукавом лицо, быстренько пригладил волосы и взглянул в отражение. На меня смотрел хмурый небритый мужчина с утомленным взглядом и тусклыми прищуренными глазами, как у волка. Я повертел головой и так и этак. – Поспать надо нормально, да и побриться бы не мешало, а то зарос, как черт.

Раздался негромкий, но достаточно сильный металлический удар, хлопнула дверь.

– Вижу, уже осваиваешься, молодец, – похвалил Айс, тоже стянул капюшон, снял жутковатый респиратор, – проходи в комнату, не робей, – открыл мне облупленную деревянную дверь, – сейчас подкрепимся, отдохнем.

– Неплохую ты себе берлогу заимел, конечно, – проговорил я, входя в просторную утонувшую в темноте комнату, где практически ничего не видно, разве что просторный диван, шкаф и местами осыпавшийся подоконник с зарешеченным окном. Подойдя к нему, я посмотрел через прутья на окрестности, увидел разрушенную церковь вдалеке, и добавил: – Все лучше, чем сырой подвал с крысами и тараканами…

– Соглашусь, – послышался голос Айса из коридора, – правда, я тут был давно, еще до катастрофы, – прошел в комнату, чем-то зашуршал, – но это не моя квартирка.

– А чья?

– Друга, – и добавил: – Раньше общались просто…

– Понятно, – буркнул я, – я закурю?

– Кури, чего спрашиваешь? А я пока костром займусь.

Я закурил.

– Слушай, у тебя воды нет?

– А у тебя нет разве?..

– Да нет, я побриться хочу, а то смотреть на себя страшно – как дикарь, – объяснил я, – так есть или нет?

– А-а… – протянул Айс, гремя чем-то в темноте, – знаешь где посмотри… – задумался, вспоминая, – на кухне, под мойкой. Там вроде должна была быть канистра.

– Ладно, найду, – и, затушив окурок об подоконник, кинул в окно и вышел из комнаты.

Завернув направо, я прошел на небольшую кухню со сломанным столом, упавшим набок холодильником и обросшей мхом гарнитурой с виднеющейся на вытяжке темной полосой. Но когда подошел к затопленной мойке с плавающими листьями и пластиковыми бутылками, меня чуть не стошнило – в воде плавали две полуразложившиеся крысы. Повертев головой, отметая вонь, я нащупал ручку пластиковой канистры и вышел.

– Ну-с, попробуем… – вздохнул я и, поставив канистру, открутил крышку, скинул мешок, по памяти вытащил бритву и обратился к отражению: – Будет больно, Сид, терпи…

Хорошенько намочив застоявшейся водой лицо, – сполоснул станок и приступил к бритью…

Побрившись кое-как через невероятную боль, я в конце концов сломал о щетину бреющую головку, и о станке пришлось забыть.

– Ну, сойдет… – я придирчиво, как смог разглядел лицо, потом еще разок умылся остатками душистой воды, забрал мешок и вернулся в комнату.

К моему приходу Айс уже покончил с розжигом костра и, по-хозяйски бросив респиратор и черный лук на засыпанный штукатуркой серый диван, копался в рюкзаке.

В комнате заметно потеплело и посветлело. Совсем слабенький вначале огонек облизывал сухие щепки и куски стульев боязливо, с неохотой, почти что гас, дрожа, как ветошь при сильном ветре, но вскоре быстро окреп и разгулялся, уже смело бросаясь на старое дерево. Теперь я без труда мог различить все то, что до недавнего времени томилось в холодной тени: засыпанный листвой и пылью компьютерный стол, тумбочка с телевизором, полка с книгами. В шкафу же, примеченном мной, когда впервые вошел сюда, стояла кое-какой сервиз, скромненько ютилась пыльная бутылочка виски.

– Ну как, успешно? – вытащив из рюкзака две банки консервов без этикеток и сверток с какой-то плотной черной тканью, спросил вдруг Айс.

– Да вроде, – я присел на скрипучий диван, достал бутылку воды из мешка, напился, – бритву вот сломал об себя.

– У тебя что, колючки, как у дикобраза, что ли? – захохотал тот и бросил в огонь ножку от табуретки. – Как умудрился-то?

– А хрен его знает… – посмеиваясь, пожал плечами я, – обломилась, зараза, и – все.

Костер тем временем скрипел и шипел полным ходом. В комнате приятно запахло гарью, дымом, стало совсем уютно. Серый потресканный потолок с разводами от воды быстро сох, а сырые обои на стенах понемногу выпрямлялись, скрывая кровавый мох, разросшийся по всей стене. На самом же полу пустились в пляс косые тени. Они, словно малые дети, радовались долгожданным гостям, всеми силами привлекая наше внимание.

– Ну что, пойдем к столу? – спросил вдруг Айс и, не дожидаясь ответа, встал, прихватил банки с консервами. – Поздно, конечно, есть садимся – в Горизонте уже давным-давно отбой. Но тем не менее… – подошел к компьютерному столу, смахнул сухие почерневшие листья, звучно расставил продукты, – Иди сюда, Сид.

Я молча пересел на край дивана, вооружился вилкой.

Айс, довольно потерев ладони, с радостным лицом засеменил к шкафу, достал бутылочку виски и два стакана.

– По какому случаю торжество намечается? – в изумлении взметнув бровями, поинтересовался я. – День рождения?

Тот лишь усмехнулся, расставил стаканы, ловко вскрыл клинком бутылку, разлил напиток.

– За знакомство! – дал наконец ответ Айс и протянул стакан.

Чокнулись, выпили, по телу разлилось приятное тепло.

– Ну а теперь и поесть не грех! – мигом оживился тот и, откупорив обоим консервы, протянул банку.

Ели молча. Потом еще выпили.

– Ладно, давай-ка поговорим о наших делах… – в секунду посерьезнев, начал Айс, – в общем, Сид, я тут, пока шли, поразмыслил…

– И чего надумал? – пропустив в рот кусочек совершенно безвкусного мяса, поинтересовался я.

– Добираться до Горизонта-26 нам с тобой придется через Одинокий Город, – он посмотрел на меня, выдохнул и тут же сказал – почему: – Объясняю: во-первых, если идти другой дорогой, то мы рискуем либо нарваться на мародеров, либо, что еще хуже, на разведгруппы Тенеборцев. Во-вторых, это самый безопасный путь – туда никто не сунется и не станет нас искать. Сто процентов. Единственный минус – близость Сумеречной Зоны, но, как говорится, чем ближе к опасности, тем дальше от беды. Без риска здесь никак… – передохнул: – Выйдем утром, предварительно хорошо подкрепимся – на ногах нам ходить придется, скажу прямо, немало.

– А что за город такой? Не слышал о нем… – спросил я подвыпившим голосом.

– Остхоул, – ответил тот и, нахмурившись: – Город, который не успели эвакуировать. Да хотя от города там одно название…

На это я промолчал – стало, откровенно говоря, жутковато. Айс, будто воспользовавшись моим молчанием, вставил:

– Но дойди до Горизонта-26 – лишь полдела, – он попытался изобразить умное лицо, но получилось не очень – все-таки Айс уже выглядел нетрезвым, красным, осоловелым. – Проблема в том, как попасть внутрь…

– М?.. – промычал я, ожидая продолжения, и доел остатки.

Тот чуть помолчал, потеребил щетину на подбородке.

– Он очень хорошо охраняется… – начал Айс, – это, по сути, неприступная крепость, рассчитанная на длительное сдерживание живых сил противника: там и пулеметные вышки, и высоковольтный забор по Периметру, и минное поле, стены высокие…

– И как же нам быть?

Айс задумался.

– Если все пройдет успешно, Город выведет нас к самой уязвимой стороне Горизонта-26, о которой знают единицы… – он плеснул себе виски, моментом осушил, почмокал, облизнул губы, – к кладбищу. Там нет мин, простой забор, да и пулеметчики почти не присматривают за ним. А за кем там наблюдать? – одни надгробия…

Тут он вдруг опустил голову, глаза стали какими-то потерянными, остекленевшими, затравленными, что ли…

– Айс?.. Все нормально? – я взволнованно посмотрел на него. Того сильно трясло, колотило. – Что-то не так?..

Но Айс больше ничего не ответил, вместо этого он налил себе еще, ушел в себя, замкнулся.

– Ладно, я пойду покурю пока, не буду тебя тревожить… – похлопав его по спине, проговорил я и подошел к окну, закурил.

А тем временем Айс, осушив бутылку, ударил кулаком по столу и стал нести какой-то пьяный бред, что-то бормотать про некоего Марка, про Гельдмана, про какого-то ученика по имени Чак, вспоминал отца, плакал, убивался…

– У-у-у… – протянул я и, поспешно затушив сигарету, метнул в окно и подошел к рыдающему, как ребенок, Айсу, – кому-то пора баиньки… Чего же ты так налакался-то?.. Нельзя же так, в самом деле…

Но тот не смог связанно ответить – сильно заплетался язык.

– Все, пошли-пошли… – схватив его в охапку, я потянул на себя, кое-как уложил на диван, отложил лук и респиратор, – отдыхай лучше, спи.

Айс в ответ отмахнулся, обхватил себя руками, застонал…

Отыскав сверток, что Айс вытащил из рюкзака, я наспех развязал, расправил ткань – просторная черная накидка, вроде моей, но выполненная из более качественного материала. Встряхнув, – заботливо укрыл ей Айса. Тот сначала принялся недовольно бурчать и дергаться, желая сбросить накидку, но вскоре успокоился и, довольно вздохнув, отвернулся к стенке и захрапел…

– Ну, слава богу, уснул, – шепотом проговорил я и, секунду-другую постояв, отпил дождевой воды, вернулся к окну, – да и мне надо бы, – чиркнул спичкой, закурил, – знать бы только, что же будет ждать нас завтра…

Сделал буквально пару затяжек, затушил недокуренную сигарету, кинул в окно.

– Ладно, – промолвил я, – уже немножко осталось… немножко, скоро вон дочь увижу…

Я еще какое-то время постоял возле подоконника, глядя на утонувший в чернилах пейзаж, а потом посмотрел на одинокую церквушку, три раза перекрестился, поцеловал крест на четках и – на боковую.

Огонь тушить не стал, улегся прямо на полу…