Пальмы! Море! Киносъемки!

Я свое слово держу. Но для этого, надо сказать, пришлось пройти ряд напряженных этапов.

– Граф, говоришь, здесь жил?

Это мы удачно зашли хлопнуть по рюмке. До этого Жора говорил уклончиво: “Живут – и нехай живут. Поглядим”, но тут вдруг завелся.

– А чё! Неплохо тут свадьбу сыграть, где граф жил!

Вот так, как бы случайно, и сцепляется все.

– Вон, в витраже, – показывал я, – герб его горит! “Deus conservat omnia” – “Бог сохраняет все”.

Под этим гербом с Кузей отмечали мы день рождения Настьки. И – вот!

– Так давай! Куда? – Жора нетерпеливо вскочил. – Насчет средств не волнуйся!

Не каждый день своего единственного сына за дочку писателя выдает!

Агнесса наша изумленно бровь подняла. Не привыкла, чтоб в кабинет ее (бывший графский) входили без звонка и даже без стука. Но Жора уверенно в кресло сел.

– Ну, давайте знакомиться! – свою кургузую лапу протянул с якорьком между пальцев. Морской волк. Он же сухопутный.

Агнесса глянула на меня. Я кивнул. Подала ему холеную ручку. Раньше пустила бы такого к себе в кабинет разве что в качестве монтера. Но нынче все удалось перемешать. За что боролись!

– Вот, думаем у вас свадьбу сыграть – с дочкой его!

Заодно и меня проверил: как я тут стою? Агнесса не подвела, почтительно кивнула:

– Это большая честь.

Для кого, не уточнила. Но Жора оценил. Приосанился в кресле:

– Так что у вас есть?

Ну, это он распоясался. Агнесса на место поставила:

– У нас? – подняла тонкую бровь. – Ни-че-го.

…Целовала жадно, порой исступленно. Но – в прошлом.

– Принесу, – сказал Жора спокойно.

Агнесса отшатнулась:

– Простите, а вы кто?

– Строители мы!

Даже в советское время не говорили они с такой гордостью! Агнесса на меня глянула: “Представляю, что он может дать!”

– Магазины строим.

Существенное добавление!

– Ну и потом их… ведем.

– И как вы планируете свадьбу? – Любезно Агнесса поинтересовалась.

– Нор-мально планирую! Вы думаете, кто в театральном институте учится? – гордо спросил.

Агнесса напрягла все свои умственные способности:

– Ваш сын?

Жора стукнул себя в грудь:

– Я учусь! Захожу вот так к ректору: чего новенького, Васильич, чем помочь?

Да, это будет посильней, чем система Станиславского!

– Так что все принесем, с вас только “швыряла”!

Дворец бракосочетаний Жоре не подчинялся, поэтому он быстро все в ЗАГСе сварганил. Гостей вез на рабочих автобусах – особенно Алла оторопел-ла.

Зато стол!..

“Швыряла” тут сохранились отменные! Хрусталь сиял!

Жора, впрочем, был недоволен:

– А зала попышнее у вас нет?

– Граф Шереметев обходился, – сказала Агнесса.

– Так ему это на каждый день, а нам раз в жизни! – резонно заметил Жора.

Легкое безумие во всем этом витало. И без бабульки не обошлось. Настюлька зачем-то ее доставила: то ли над ней издеваясь, то ли над собой, то ли над всеми сразу.

– Настенька, это жених твой? Он продавец?

– Почему продавец, бабуля?

– Он такой любезный!

Николай самолюбиво откинул чуб: комплимент, похоже, пришелся ему не по душе. Все ненормальные тут! А дело вроде бы клеится? Или нет?

Настька даже голову не помыла – что она хотела этим сказать? Ни фаты, никаких тебе флёрдоранжей. Почему же так мрачно? Центр захватила бабка, безостановочно рассказывала о какой-то бурной светской жизни…

– И тогда граф Телячий сказал…

Мог быть такой граф? Навряд ли. Все целовали руку ей, а почему-то не Нонне и даже не невесте. И Жорины родичи сильны. Один его брат из Архангельска чего стоит! Да и другие не хуже. Но больше всего огорчали писатели, заглядывающие на огонек.

– Это что, Валерик, родственники твои?

– Мрамора много, а плясать негде! – Жорина сеструха пожаловалась. Я бы с ее комплекцией не лез плясать, но они – люди без комплексов. Иногда только вздрагивал я да морщились наши аристократы – Кузя и Алла. Но как же без них? Можно сказать, что прощались с нами, провожали нас в иной социальный пласт.

А особенно молодежь огорчала! Странно себя вели. Сидели как заколдованные, тостов не произносили, пили в основном пиво, но вид при этом имели такой, словно их непрерывно подташнивает.

Не терплю, когда все разваливается! Даже когда приезжал с друзьями на юг, чувствовал словно вину за то, что море не такое синее, а горы не такие высокие. А тем более свадьба единственной дочери! Огляделся. Надо весь этот хаос в кучку собрать. Но хоть какой-то восторг должен быть? Не обязательно сделать все, можно сделать хоть что-то.

К Жоре подсел. Единственному тут, кажется, нормальному человеку. Наполнили с ним “швыряла”.

– Ну, давай!

Занырнули вглубь алкоголя. Вынырнув, зорко оглядели друг друга, по достоинству оценили: бойцы!

– Спасибо тебе! – Я начал. – Без тебя бы пропал!

Такой стол! Ветчина! Языки! Икра! Это в то время, когда деньги ничего не стоили, поскольку ничего не могли. Помню только талоны. А тут!

– Говоришь, Кольку в театральный устроил? – жуя язык (коровий), промычал я.

Тут Жора даже попытался резко встать, однако не вышло.

– Да, – усмехнулся он. – А еще говорят, что интеллигенция мышей не ловит!

– Ну так, иногда, маленькую мышку! – как раз вовремя подоспела Настя с улыбкою и бокалом. Моя дочь!

– А чего вы хотели бы? – Жора был благодушен.

– Я бы хотела в универ, на английский, – сказала Настя, зардевшись. – Свадебный подарок! – стыдливо добавила она.

– Да тебя… за эти полстола – куда хочешь примут! – бахвалился он. – А справишься? С учебой, я имею в виду.

– Трудно будет, конечно. Но я справлюсь! – серьезно ответила Настя. Молодец!

– Ну, прикинем х… к носу, – задумчиво сказал Жора.

– При невесте-то! – Я вспылил.

– Так давайте за это! – сказала Настя, не слишком смутясь.

– Дочурка у тебя – прям как ты! – усмехнулся Жора. – На ходу подметки рвет!

Но не те. После бокала крепкого я погрузился в сладостный сон. С усилием вынырнул, услышал весь этот гвалт. Огляделся. Сколько ж я спал? Наверно, довольно долго – композиция переменилась. И даже за нашим столом. Настя уверенно чокалась с Жорой. И боюсь, что не пятый и даже не десятый раз.

– Все, Настенька! Хватит! – Я протянул руку.

– О! Спящий красавец проснулся! – Довольно нагло Настя произнесла. Алкоголь сказывался. Мол, все, папка, больше неподвластна тебе. Другой нынче хозяин. Уж нет!

– Стой! – Сыграть на моем якобы пьяном слабоумии у нее не получится.

– Да ладно! – в сердцах проговорил Жора. – Пусть выпьет! Лучше бы пили, чем!.. – Гнев его был направлен на Колькину компанию, так и не расшевелившуюся.

Что значит – “лучше бы пили”? – проплыла неясная мысль. Но додумать не успел: приклеился писатель Димуденко (прозвище переделано из фамилии). Кто его звал?

– Это твой зять? А чего такой ненормальный?

– Артист.

– А-а. А чего дочка твоя такая неказистая?

– Студентка.

– А-а.

Я еле держался. Скоро это кончится? Судя по заказанной Жорой выпивке, никогда. Настька уже орала на Кольку:

– Ты кретин!

Единственные близкие нам люди – Кузя и Алла – покинули нас.

Вспомнил, как мы с Кузею тут, вот под этим витражом, отмечали день Настенькиного появления на свет, и заплакал. Витраж равнодушно сиял.

Тем не менее на следующий день проснулся я в ясном сознании: закалка имеется, не привыкать!

Ничего! Советскую власть победили – и это победим.

Настенька, оказывается, ночевала у нас. Вчера разбушевавшегося Кольку мать увела. Первая брачная ночь не состоялась. И будем считать, что это хорошо. Есть дела поважнее. Главное – не потерять самое важное, что ухватили вчера. А то хаос опять все затопит. Если Жора засунул своего оболтуса в театральный, то теперь сам бог велел ему заняться университетом. Не надо ему хватку терять.

Остались формальности. Во всяком случае, я так для себя это называл. Если девочка уже фактически учится в университете, то как-то совсем глупо школу не закончить. Поднялся наверх. Анна слегка удивилась, что я опять с ней чопорно и на “вы”. Но дочь же дома у нее.

– Я же не всемогуща! – смутилась она.

– Сделаем, что получится. – Я оказался еще скромней.

И только спустился (Настя как раз выходила из ванной) – звонок! Жених оклемался? Вот некстати. Месяцок бы подождал!

Открыл – Варя! Белые кудри сияют. Глаза!.. В руках учебники.

– Здравствуй, Настя!

Та хмуро кивнула.

– Хотела спросить у тебя одну вещь, – показала учебники.

Это она – “хотела спросить”! Отличница – у двоечницы! Ангел!

На то, чтобы “учить”, Настька купилась! Тут ее хлебом не корми – дай покомандовать. С восторгом подслушивал, как хрипит ее прокуренный бас, а Варя лишь вставляет кроткие замечания.

Ссору с Колькой тайно поддерживал: еще бы недельку! Ну прямо я дирижер! Точней – режиссер! Еще точней – балетмейстер. Впрочем, это было нетрудно. Один только раз Колькино имя вырвалось у меня, Настя так рявкнула, что стекла задребезжали:

– Отдохнет!

А мы пока все экзамены сдали, последний остался!

– …Хорошая девочка! – не удержавшись, сказал, когда Варя в очередной раз нас покинула.

– Отвратительная! – отрубила Настя.

И перед последним экзаменом внезапно исчезла. Кто так может, кроме нее? С Колькой, видимо, помирилась – как всегда, невпопад. Во всяком случае, Колька тоже исчез. Сима, до этого недружелюбная, сама пришла.

– В Петергофе они! – Сима сообщила. – Колька звонил.

У этого хоть жалость, похоже, есть! Да, славное нашли местечко для медового месяца – у сумасшедшей бабки.

И вот Настя позвонила:

– Ну?!

Хорошее начало. Это после всего, что натворила она! Я задохнулся от возмущения:

– Что значит “ну”?

– Ну! – произнесла еще более гневно.

Опешил:

– У тебя же экзамен завтра!

Долгая пауза. Видимо, неожиданность.

– Буду, – буркнула.

– А где ты сейчас?

Гудки. Чувствует “моральное право” так себя вести? “Вспомнила” о бабке?

Появилась за полчаса до экзамена. Тертые джинсы, мятая футболка. Самое жуткое – мятое лицо. Глаза припухшие, красные – явно не с трезвости! “Бесстрашная!”

Надо признать, что и наглаженная форма с белым передником тоже не ждала ее в гостиной – тут Ноннин пробел. Да этот наряд и не подошел бы Насте.

– Ну? – села в прихожей, даже не заходя в комнату. В смысле – пошли? В моем участии все же заинтересована. Уверена, что я тут работу провел.

Нонна бродила по квартире, как измученная алкоголем моль, мало что понимая. Где прячет “это”? Все недосуг поискать. Все слишком стремительно развивается. Дочь, нечесаная и пыльная, злобно пристукивала в нетерпении ногой: буквально на час сюда вырвалась от важных дел. Выходит, мне одному это надо? Почему я это должен терпеть?! А какие варианты?

– Выходим?

Пожала плечом, что, вероятно, обозначало “однох…ственно” – слово из репертуара Кольки, но усвоено хорошо.

Кстати, как Колька? Вопрос разве что вскользь. Мне это тоже “однох…ственно”, как и ему.

Спустились по лестнице. На дверь своих ближних родственников даже не глянула. Хладнокровие? Я бы не сказал! Вся дрожит, на глазах слезы. Что с бабкой? Уточним после экзамена.

На улице полно веселых девчат в белых фартуках, переговариваются, смеются, немножко волнуются. Нормальная жизнь! И среди них – это существо. В рваных джинсах, в муках! Ну почему так? У них еще счастливое детство, а у нее? Куда так спешит?

Вспомнил вдруг давнее первое сентября: в первый раз вели ее в первый класс, желтая канарейка Зося провожала нас. И ведь что-то неотвратимое чувствовалось уже тогда! Первая появилась на школьной лестнице после уроков, несчастная в первый же день. И несчастье не подвело: несчастная и в последний! От слез солнце разбивалось на лучики. Кто мог предвидеть, что беда отсюда придет? И уже казалось и мне, что белые фартуки и оживление – фальшь. Уже смотрю ее глазами! Господи, за что это мне?! Есть, видимо, за что.

– Где ты была? – все же не выдержал. Наверное, зря вырвалось перед самым экзаменом! Но я тоже не железный.

– Где?! – откликнулась издевательским эхом. – А ты не понимаешь?! – Даже остановилась. Очевидно, это больше волнует ее, чем экзамен. – А ты не думал, как в Петергофе бабка живет?!

Это ее метод: главный ужас (экзамен) подменять другим, якобы более срочным (сумасшедшая бабка). Но ей не докажешь сейчас! Тем более она сама это понимает, однако остановиться уже не может…

– И как там она? – пробормотал. Виноватым выхожу опять я.

– Плохо! – торжествуя, произнесла. Выиграла? Но что? Где приз? Ладно, не буду ее сейчас долбать. Пусть хотя бы с какой-то уверенностью на экзамен войдет.

– Может, все же пойдем? – сделал движение к школе.

Пошла, но как-то презрительно: мол, у тебя лишь формальности на уме, только бумажки! Но без бумажки ходу нет. Постояли. Недолго. Очень уж выделялись в веселой толпе.

– Ну, иди, – пробормотал. Пытался поцеловать, но поцелуй как-то смазался. Отвернулась в слезах. Хорошая подготовка к экзамену!

Пошла к этой стекляшке. Заметил, что показывали на нее, пересмеивались. Не обернулась. Поднял руку, чтобы ее “осенить”, но не решился.

После сидели дома у окна, смотрели на остановку. Долгое время автобус выпускал всяких посторонних в белых фартуках. Мы уж отчаялись: не вернется она к нам! И вдруг – сошла с автобуса, явилась в облаке пыли. Понимала, что мы взглядами пронзаем ее в надежде угадать результат. Но она глаз не поднимала, жестоко себя вела: ни-че-го нам не показала! Не махала. Не обнадеживала. Медленно так прошла. Может быть, наслаждаясь какой-то местью? За что? И главное – какой ценой? Неужели провалилась?

В голове завертелись разные варианты, вплоть до того, чтобы в Елово в Дом творчества ее дежурной поставить – не там ли настоящее место? Ах да! – вспомнил вдруг. – Он же не работает!

Села. Молчит.

Первой Нонна не выдержала:

– Так что, Настя?

Та как-то безразлично пожала плечом.

– Что-то же поставили тебе?

Молчание.

– Два?

– Почему?! – оскорбилась.

– Ну а что же?

Пожала плечом.

– Ты что, не дождалась?!

Так уж там было невыносимо? А другие? Вон вся улица в цветах – несут, счастливицы!

– Я могу ехать? – холодно спросила. Губы тонкие, фиолетовые.

– Езжай.

Обессиленные, сидели.

Вспомнилось, как однажды, лет в пять, она сама к нам приехала из Петергофа. Ростом с пенек. Одна, без взрослых! Крякнул звонок. Открыли… Стоит, сияет!

Нет, не приедет сейчас. Пока бабку не укокошит. А после того уж тем более.

Скрип замка, открывается дверь. Вскочили! Силы еще, оказывается, были у нас!

Снова – без выражения. Правда, рыщут глаза.

– Ч-черт! – пробормотала. – Ключ оставила!

Видимо, от Петергофа ключ? Подобрала с пола и вышла, так на нас и не глянув! Какое-то безразличие охватило. А, пусть все мимо идет!

Через три дня сунул руку в ящик. Может, какое письмо? Есть! Вытащил ее аттестат. Даже оценки местами приличные. Вот не ожидал! Первая мысль была счастливая, даже вспотел: “Не забыла о нас. Получила аттестат – и закинула”. Но это счастье скоро погасло. Нет. Не она! Это ангел сверху принес.

Похвастался аттестатом перед Жорой – перед кем же еще? Рук никогда не надо опускать! Тот как раз оживился:

– Пора шуровать!

Неужели проскочим?

Через неделю позвонил:

– Пусть наша волшебница документы подаст. Послезавтра экзамены. Есть там у нас крепкий крюк!

Упивался своими возможностями. Я Насте позвонил. Робко намекнул: надо бы посетить университет. Завопила:

– Ты знаешь, что тут она вытворяет?! Вчера ночью решила придвинуть газовую плиту к двери, чтобы воры не забрались. Слава богу, что я проснулась: труба газовая была у нее уже в руках, гнулась! А ты говоришь!

Да. Не любит экзаменов… Но нас не проймешь.

– Ну хорошо. Приезжай с бабкой. Пусть и трубу с собою волочит. Экзаменаторам понравится.

Захохотала! Соображает еще. Вырулить никогда не поздно!

И стала наша Настя студенткой филфака. Заочного, правда, отделения – тут Жора наш подкачал. Каялся. Клялся исправить свою ошибку после первого же семестра.

Однако исправлять не пришлось. Насте понравилось заочное: в Петергофе можно жить с сумасшедшей бабулькой, не делать ни черта. А если будем ее доставать, прикроется бабкой.

…Приехали на побывку. Шли вместе из магазина – с Колькой, Жорой и Симой, – а навстречу нам Анна Сергеевна с дочкой Варей и с красавицей пуделихой – так и не удалось ей больше родить. Мы с Анной Сергеевной мило болтали, а Настя отошла с Варей посекретничать. И до меня донеслась реплика Насти:

– Да, я замужем и учусь в университете. А что тебе кажется странным?