– Ну а теперь – твой черед! – сказал Жора, подняв “швыряло”.
– В смысле?
– Роль обещал моему пацану.
Колька самолюбиво дернулся. А я нет. Нич-чего, привычно!
Только поначалу Ухов ломался: мол, героя иначе представлял и вообще неизвестно, запустится ли в нынешних условиях фильм. Но когда я сказал, что возможно дополнительное финансирование, сразу согласился. Правда, увидев Кольку, почему-то очень бледного, несмотря на лето, и в то же время постоянно потного, Ухов отвел в сторонку меня:
– Ты уверен?
– В чем?
– Ты не понимаешь?
– Что?
– Ну, если не понимаешь!.. Рискуй.
В общем, роль подпольщика времен Отечественной войны, маскирующегося под сумасшедшего, Колька получил. Роль, кажется, в его духе.
Жили мы в богатом грузинском доме из трех этажей, недалеко от моря. Молодых, правда, Жора почему-то отдельно поселил.
– Все, хватит. Отмучились с ними! – так сказал.
Где-то Жора и прав. “Право на отдых”!
Хозяина нашего дома, Ираклия, профессора, старичка хрупкого, деликатного, мы, кажется, не шибко стесняли: они и так круглый год с могучей женой Кларой (дети уже давно съехали) жили внизу, в большой комнате, что была сразу и кухней, и кладовкой, и курятником, и прекрасно себя чувствовали. Ели мамалыгу, белую упругую кашу из кукурузной муки. Все попытки Жоры устроить “настоящий грузинский обед” ими игнорировались. То есть Клара шла по его просьбе на рынок, но приносила всякий раз какую-то мелочь, не подходящую для задуманных Жорой “пиров Лукулла”. Ираклий был интеллигентный грузин. В отличие от двух его братьев. Следующий дом был среднего брата Георгия (тот был “деловой человек”), а третий – младшего брата Нодара (тот был уголовник). Братья, однако, крепко дружили и чем-то, видимо, были полезны друг другу. Дома их были почти одинаковы, соединялись одной оградой с тремя одинаковыми железными “вратами”. Видимое различие, пожалуй, заключалось лишь в том, что Ираклий и Георгий делали из своего винограда сухое вино, а Нодар – крепленое и порой бывал чуть выпивши, в отличие от братьев.
Сын Нодара, Зураб, лысый, толстый, самодовольный, был прикреплен к нашей картине как “консультант” – решал множество здешних проблем.
В конце этой улицы был маленький рынок, но какой-то грязный, хламной; настоящий рынок, в белом дворце, находился в Сухуми, туда надо было ехать на троллейбусе.
За “нашими” домами, за оградами, шла железная дорога, а за ней – море. Особенно эта дорога не досаждала. Точнее, не досаждала совсем. Поезда по ней не ходили, поскольку она вела в тупик, на самый “нос” полуострова, где была российская морская база, естественно, засекреченная. Но благодаря ей мы и оказались тут. Нам предстояло снять высадку морского десанта, лихим ударом освободившего город и спасшего заключенных подпольщиков, в том числе и нашего Кольку. Все это я написал в порыве вдохновения, когда страстно вдруг захотелось на юг.
Приезд киногруппы, заметил я, всегда будоражит местное население. Слухи ходили разные: что под видом кино район вообще будет захвачен русскими (наши корабли, что интересно, стояли на рейде). Вторая версия: на месте воинской базы будет выстроена мощная киностудия, что даст интересную работу всем, кто здесь прозябает. Эта версия пользовалась большим успехом: бомжи на рынке страстно обсуждали, какие роли, отражающие их прежнее величие, они могли бы играть.
– Не надо снимать десант! Могут не так понять!– говорил Зураб.
Шло наше обычное деловое совещание в харчевне.
– Что тут понимать?! Кино! – горячился Ухов.
– Кино – вино – домино! – загадочно произносил “консультант”.
Время было зыбкое. Все говорили, что скоро что-то начнется. Но русские отдыхающие с животами навыпуск еще ходили по базару без всякого страха.
– Знаю я эту базу. Кореш служил! – авторитетно заявлял Жора (и тут – авторитет). – С берегом не работают! Только с морем!
– А зачем десант делать? Лучше пир! – предлагал Зураб.
Но пиров и так было слишком много.
Вдруг в разгар нашей беседы с Зурабом за соседним столом появились моряки. Балагурили с хозяином, словно все было как всегда! Но хозяин вел себя как-то заторможенно, словно по-русски уже не понимал. Но что больше всего встревожило меня – среди морячков уже запанибрата и вась-вась была наша Настя, свойски общалась с ними, а нам лишь кивнула.
– Это она делает десант? – прищурил глаз Зураб.
– Помощник режиссера! – торопливо пояснил я. Казалось, все ясно, но тревога не проходила.
Когда веселье пошло (у грузин это происходит неизбежно) и за всеми столами загомонили, Зураб тихо сказал мне:
– Не надо десант!
А кто же выручит нашего “сумасшедшего”? Я волновался. Как сценарист и как родственник. Роль “ненормального” подпольщика, мне кажется, Кольке удалась! Но только подпольщик-то притворялся сумасшедшим, а Колька, похоже, нет.
Вечером Настя вдруг пришла к нам. Одна. Мы несколько удивились.
– Могу я отдохнуть?! – произнесла с вызовом.
Будем считать, что от кино.
– А чего Колька? – не удержалась Нонна.
– Репетирует! – усмехнулась она.
Бедная Настя! Мы накормили ее. Потом, уже в темноте, пошли к морю. У самого берега надо было пересечь железнодорожную ветку, по которой никогда не ходили поезда. И вдруг через кусты мы увидели, что она ярко освещена! Идет поезд? Нет, стояла полная тишина.
– Что это, папа? – прошептала Настя.
Мы смело пошли туда.
Коридор зеленого света стоял вдоль рельсов в обе стороны. Свет двигался и тихо шуршал.
– Светляки, Настя! В жизни такого не видал!
Мы постояли, ошалевшие. Потом пошли напролом. Нереальное ощущение! И вышли к морю. Когда возвращались обратно, света уже не было.
– Запомни, Настя! – почему-то сказал я.
Наутро я вдруг услышал ее голос через окно. Где она? Вроде бы уходила! Вышел на балкон. Разговаривает у Жоры с Симой, в комнате под нами. А почему не к нам? Мы стали спускаться, но они уже были на первом этаже, в кухне у Ираклия.
– Я его предупреждал! С нашими бандитами шутить плохо!
Все что-то знали и понимали – кроме нас.
– Сцена десанта – и без него! – вопила Настька.
– Да какая там “сцена”! – Злобно Жора проговорил, быстро поднялся наверх, спустился в брюках. Мы бежали за ним.
Низкие лучи восхода освещали пар, прущий из навоза, – улочки рынка кончались загонами для скота. Откуда здесь Колька? Зачем? Жора полез в узкую щель между сараями, на пути его появился загадочный джентльмен в белой манишке и бабочке:
– Дальше нельзя ходить!
Что там у них? Филармония?
Жора попер, однако за спиной джентльмена образовались совсем не джентльмены.
– Пошли вон отсюда!
И вдруг солнце, ползущее вверх по склону, словно погасло. Набухая, поднималась черная масса. Десант! Фашисты, бросая оружие, разбегались в стороны. Солнце теперь светило слева… Прожектор!
Черные форменки. Глаза, полные ярости. Бескозырки. Ленточки, как и положено в атаке, зажаты в зубах.
– …Снято! – донесся голос Ухова.
– Костя! Валя! – крикнула Настька. – Сюда!
Костя, Валя в бескозырках “смели” с пути всех и вся.
– Вот! – указала Настя
У черного сарая они сбили замок. Наши глаза постепенно привыкали к темноте. Колька лежал, скрючившись, на полу.
Жора резко поднял его, но тот с открытыми глазами словно не видел.
– Ломка у него! – сказала Настя.
– Он… что у вас? – Я с удивлением глянул на Жору.
– А ты только понял? – прохрипел он. Скомандовал Насте: – Машину найди!
Настя, кивнув, исчезла. А они, похоже, сработались! Дружная семья: кому – “швыряла”, кому – “ширяла”.
На следующий день вся местная пресса писала: нападение русских моряков на местных жителей.
– Уезжайте, пока не… – Ираклий не договорил.
По пляжу уже ходили автоматчики в незнакомой форме, наводили дула: “Вставайте, уезжайте!” Поначалу им не верили, тетки кокетничали… Потом, говорят, гильз на этом пляже было больше, чем гальки.
В ночь перед отъездом мы с Настей и молчаливым Колькой пошли попрощаться с морем. Над рельсами сиял коридор светляков и чуть слышно шуршал. Мы хотели, набрав в грудь воздуху, пройти насквозь, но по рельсам ехало что-то страшное… Изваяния! На низких платформах сидели моряки, ехали мимо молча и неподвижно: в этом живом, щекочущем лапками огне пошевелиться жутко! Вот один усмехнулся, что-то сказал – и это было как сон!
Наутро мы уезжали своим ходом: в поездах мест уже не было. Настя ехала с нами и с Уховым, Колька – со своими. Я так рассадил!
Вдоль улиц стояли пятнистые военные грузовики.
– Ну ты даешь, Настька! – Я пытался ее взбодрить. – Где ты, там сразу катавасия!
Она усмехнулась. Ей, видно, понравилась такая оценка ее возможностей…