Забросив последние грузы радиостанциям и поснимаь морские знаки, ледокол «Полярный» возвращался последним рейсом в Архангельск.

Унылые берега. Скучный серый день, — такими бывают в средней полосе моросливые вечера.

Вот на мысок выскочил олень — постоял, ускакал. Чудный зверь прибегал прощаться. Олень, который водился при Цезаре в Германии, олень, на которого при Елизавете охотились в лесах Клинского уезда под Москвою, сохранился ныне только в тундре да на высоких хребтах.

Вот на холме сквозь мглу вырисовывается силуэт небольшой пирамиды, сложенной из камней не то самоедами, не то юграми — финским племенем, которое ныне исчезло, а некогда занимало все побережье Ледовитого океана. От них, от югров, — Югорский Шар. Югорский герб входил когда-то в государственный герб бывш. Российской империи. В тундре не увидишь героических крепостей, разрушенных древностей, и может быть лучше строить социалистическую жизнь на чистых просторах тундры, не обремененных овеществленной памятью истории.

Над тундрой раскинулась тишина. Я покидал народ, заселяющий главный фасад, которым выходит наша страна в Ледовитый океан. Я смотрел на пустынные берега, и вид их не отличался от того вида, какой имели эти берега во времена экспедиции Чичагова. Этим путем шла экспедиция в «пловучих гробах», будучи снаряжена по докладу ученого помора М. В. Ломоносова «о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном».

Вспомнились слова Некрасова:

Ужасный край, откуда прочь Бежит и зверь лесной, Когда стосуточная ночь Повиснет над страной.

Но мне, побывавшему в глуби тундры, наблюдавшему и в самом изолированном уголке ее рождение новой жизни, за этими скалистыми берегами, навевающими грусть осенней неприглядностью, видны загорающиеся огни советского строительства.

Еще десяток лет назад Полярия была экзотической легендой. О самоедах понимали как о людоедах, и жизнь самоедская шла по несложным законам каменного века, в обстановке крайнего предела человеческого существования. Вчерашняя Полярия — это снеговая пустыня дикого кочевника, это — абстракция. «Бросовые» земли, «гиблые» места никого не интересовали. Даже межгосударственные границы здесь не уточнялись. Острова и льды были «белым пятном» и на картах дипломатов. Границы были сухопутными и неточными. Северный Ледовитый океан, как и окаймляющие его тундры, всегда были синонимом мрака, холода и бедствия.

В 1909 году знаменитый Пири, водрузивший флаг на полюсе, телеграфировал президенту Соедин. Шт. Америки Тафту: «Полюс находится в вашем распоряжении». Президент Тафт ответил иронически: «Я затрудняюсь найти применение этому интересному и щедрому дару». В этом сказалось пренебрежение к северным пространствам. Но уже несколько лет спустя мы слышим (сперва робкие и по сути анекдотические) разговоры «об юридическом режиме» льда, затем «о правовом положении земель, расположенных вокруг полюса».

Начинается горячка полярных экспедиций, совершаются трансарктические перелеты, разрабатывается возможность подводного сообщения от Европы к Аляске. Давние поиски водного пути в Китай и Индию, эта старинная проблема географии о восточном проходе, сменилась настойчивыми исканиями сокращенного общения Европы с Америкой и Японией по воздуху или под водой. Развитие техники окрылило надежды капиталистов на завоевание арктического воздуха и подводья.

А когда «в ужасном краю, откуда бежит и зверь лесной», открылось советское строительство, когда на самых крайних точках появились советские радио-метеорологические станции и из года в год по водам океана стали совершать регулярные рейсы советские научные суда (у Океанографического института в Александровске имеется шесть собств. пароходных единиц), когда в зверобойных кампаниях приняли участие ледоколы, траулеры и самолеты, когда, наконец, по Северу начались разработки богатых ископаемых и народы Севера постепенно стали включаться в общие темпы жизни Союза, вокруг полярных областей поднялся международный ажиотаж. К этому времени относится попытка отнять у СССР остров Врангеля, иностранные государства усиленно ищут новые полярные земли, дипломаты затевают спор: кому принадлежит полюс, у которого сходятся линии полярных секторов шести стран: Дании, Норвегии, Финляндии, Канады, Соед. Штатов и СССР? Как известно из физики и географии полюс — лишь теоретическая точка, «идеальная точка пересечения меридиальных границ». «Ни фактически, ни юридически ни в чьем ведении полюс находиться не может», — заявили юристы. «Ничья земля», каковой была Арктика до последнего времени, стала объектом капиталистических вожделений. В чьих руках будет трансарктическое сообщение? Вопрос не только экономический, Арктика сделалась ареной борьбы за воздух, где столкнулись интересы нескольких капиталистических государств и каждое старалось обезопасить свои северные границы на случай войны. Еще три — пять лет, откроются регулярные рейсы цеппелинов, самолетов, на островах и льдах будут соружены подсобные аэро-базы и наш полярный сектор станет главным планом этих сообщений, потому что СССР владеет половиною наиболее доступных берегов Ледовитого океана.

Стоя у борта ледокола, мощно рассекавшего загустевшую воду, я представлял себе шумную жизнь, какой заживет тундра с осуществлением проекта Великого Северного Пути. Этот путь соединит три океана — Ледовитый, Атлантический и Тихий, он изрежет тундру дорогами, он экономически и культурно перестроит весь Север.

Я смотрю в скуластые лица едущих со мною ненцев-комсомольцев Лабазова и Хатанзейского. В упорстве их скул чувствуется энергия строителей Севера.

Тундра будет заселяться, но кому, как не туземцам, итти в первых рядах заселения? Они умеют приспособляться ко льдам и метелям, к сплошной ночи и суточному дню, они понимают шорох зверя, по случайным камням они примечают путь. Они сжились, сроднились с тундрой, они должны быть основным элементом развития советского Севера.

Лабазов и Хатанзейский направляются в Ленинград продолжать учебу. Они едут в Институт Народов Севера, который стал для них вторым, близким домом — в это удивительное создание Октября, где обучаются ненцы, остяки, эвены, долгане, ламуты, нанаи, негидальцы, гольды, чуванцы, лопари, ульчи, — недавние дикари, «инородцы», буржуазной наукой приговоренные к вымиранию, но которые при советской власти делаются ревностными строителями социалистической жизни.