Город лихорадило; по улицам кучковались группы горожан, ожидающих или требующих каких-то невероятных решений от магистрата и Официума, там и тут слышался клич немедленно возвести на помост мать ведьмы, кто-то понукал инквизиторов произвести безотлагательное сожжение тела Ульрики Фарбер, а перед Официумом собралась внушительная толпа с призывом освободить арестованных…

– Что теперь будет? – спросила Нессель, когда Курт, вдруг развернувшись к Официуму спиной, торопливо зашагал прочь. – Куда мы теперь?

– Будет бунт, – пояснил он хмуро, шагая по уже просохшей под жарким солнцем земле. – Или по меньшей мере беспорядки. Я видел такое не раз, мне доводилось отправлять на костер чародеев и убийц и содействовать аресту и казни простых мирских преступников… Всегда что-то происходит. Всегда есть недовольные, есть испуганные, есть разозленные, есть враги, друзья, соседи… и всегда, даже при куда менее странных и страшных событиях, город начинает бурлить, как котел.

– Душно, – с трудом поспевая за его шагом, вдруг произнесла ведьма. – Когда мы лишь вошли в Бамберг, я подумала, что это с непривычки, просто потому, что город, а я не привыкла к городам, но теперь…

– Сеть? Думаешь, дело в ней?

– Я не знаю. Но этот город – душный и затхлый, как подвал.

– Сейчас в этот подвал распахнули дверь, и сквозняк поднял всю пыль, что в нем слежалась. Надеюсь, Ульмеру хватит ума и выдержки дождаться моего возвращения. И раз уж этот трусливый старикан собственной волей подтвердил, что отдает город мне на растерзание – никто его за язык не тянул, – поверь, порядок я восстановлю. Даже если Официум замешан в какой-то крамоле – все приключившееся явно не входило в их планы, и в любом случае в их же интересах угомонить этот муравейник, а не ворошить его дальше. Лишь бы Ульмер не наделал глупостей; надеюсь, Ян ему не позволит.

– Куда мы? – повторила Нессель, когда они почти бегом миновали очередной мостик. – Почему ты оставил его там одного?

Ответить Курт не успел: наперерез им шагнул один из горожан, что небольшой группкой перетаптывались у стены одного из домов, и майстеру инквизитору пришлось остановиться, чтобы не столкнуться с ним на узкой улочке.

– Город ждет, – сообщил горожанин напряженно.

Курт медленно, стараясь не делать резких движений, взял ведьму за руку и осторожно подвинул ее в сторону и назад, за спину, как можно ровней переспросив:

– Что?

– Город ждет! – повысил голос горожанин. – Ждет порядка, майстер инквизитор.

– Я вижу, – согласился Курт, не отводя взгляда от горящих глаз горожанина; и сейчас никак невозможно было себе представить, что там, на мосту перед ратушей, в той равнодушной тишине, были люди все того же Бамберга.

– Нам никто не говорил, как быть, когда такое происходит, – продолжал горожанин, нервным резким движением указав округ себя. – Никто и никогда, ни в каких проповедях и наставлениях не предупреждал о таком, не подготовлял к такому!

– К такому и нельзя быть готовым, – аккуратно подбирая слова, отозвался Курт. – Если б невероятное происходило каждый день нашей жизни, если б мы всегда были готовы к нему, если б принимали как ожидаемое и привычное – что за смысл был бы в чудесах? Мы разучились бы видеть их – и чудеса Господни, и дьявольские козни стали бы обыденностью, не трогая нашу душу, а ведь в том и их смысл.

– Зачем такие чудеса? – требовательно спросил горожанин, шагнув почти вплотную, и Курт, почувствовав, как ведьма попятилась, крепче сжал пальцы на ее запястье, не дав ей отступить. – Город хочет справедливости и мира, каковой тут был прежде. Город хочет знать, за что на него свалились такие кары. Город хочет покоя.

– И город его получит, – твердо сказал Курт. – Для этого я и здесь, и именно на это я сейчас полагаю все свои силы.

– А нам, – вновь широко обведя рукой улицу, выговорил бамбержец, – нам что делать, майстер инквизитор?

– Лучше всего молиться, – ответил он серьезно. – Сейчас это, думаю, необходимо городу, как еще никогда прежде.

Горожанин на несколько мгновений замер, впившись в собеседника взглядом, и Курт почувствовал, как рука ведьмы в его ладони напряглась, будто каменная; казалось, если сейчас разжать пальцы – Нессель сорвется с места и бросится прочь по улице…

– Да, – выдохнул горожанин, наконец отступив на шаг назад. – Вы правы. Мы будем молиться о вас, майстер инквизитор. Чтобы у вас все получилось как надо.

Курт молча кивнул, медленно развернувшись к собеседнику спиной, и размеренно, уже не переходя на прежний почти бег, двинулся дальше, по-прежнему держа Нессель за руку и не позволяя ей ни отстать, ни уйти вперед.

– Как тогда… – пробормотала ведьма чуть слышно, когда они свернули на соседнюю улочку и зашагали быстрее. – Прямо как тогда… Узнаю эти глаза. Эти взгляды. Сколько лет прошло, я тогда была ребенком, а все равно их помню. Они все так смотрят перед тем, как убить…

– Не сейчас, – хмуро отозвался Курт.

– Посмотри на них, – возразила она напряженным шепотом. – Они и через тебя перешагнут. Ты меня не спасешь, если…

Нессель запнулась, не сумев заставить себя произнести это вслух, и дальше шла молча, лишь исподволь косясь на попадавшихся навстречу горожан; Курт тоже молчал, глядя прямо перед собой, дабы не встречаться с прохожими взглядом и не вставать перед необходимостью отводить глаза, что было недопустимо и чревато, или играть в гляделки, на что не было ни времени, ни желания.

На возникший за следующим поворотом мостик перед крепостью Гайеров Нессель посмотрела удивленно, но ничего не спросила, идя рядом все так же молча и явно преодолевая желание обернуться, дабы удостовериться, что их не преследует толпа, жаждущая крови. По правде сказать, майстер инквизитор испытывал схожие чувства; и сколько бы раз прежде ни приходилось переживать подобное – к этому можно было привыкнуть, но нельзя было научиться принимать равнодушно. Хотя, быть может, и к лучшему, угрюмо подумал Курт, подходя к воротам крепости. Следом за равнодушием, как правило, приходит самоуверенность, после – опрометчивость, а за нею – смерть.

На его громкий, требовательный стук отозвались на удивление скоро и, как и в прошлый раз, не стали приоткрывать окошко, дабы увидеть гостя, а сразу раскрыли перед ним дверь; видимо, кроме оного окошка была и иная возможность для обзора, либо же майстера инквизитора заметили еще на мостике при подходе к имению.

– Мне нужен Лютбальд Гайер, – сообщил он, не дав привратнику ни произнести приветствия, ни поинтересоваться целью его визита. – Немедленно и без отговорок.

– Я не могу просто так впустить… – начал тот, и Курт раздраженно поморщился, ткнув Сигнум почти в самое лицо стража:

– Ты знаешь, что это? Это инквизиторский Знак. Знаешь, что это означает, приятель? Сейчас я просто внаглую попру прямо на тебя, и стоит тебе хоть слегка толкнуть меня, не говоря уж о том, чтобы взяться за оружие, – и я расценю это как покушение на действующего следователя Конгрегации. Напомнить, что бывает за такое, или ты просто дашь мне войти и позовешь хозяина?

Привратник сжал зубы, заметно побледнев, – скорей от злости, нежели от испуга; мгновение он стоял неподвижно, точно статуя, и, наконец, нехотя отступил в сторону, сухо выговорив:

– Прошу вас, майстер инквизитор. Но вам придется обождать, пока о вашем приходе доложат.

Стоять во дворе, однако, пришлось недолго – уже через минуту майстера инквизитора пригласили войти, проводив на сей раз не в сад, а в общую приемную, где уже поджидал владелец крепости. Скрыть недовольство вторжением Лютбальд Гайер даже не пытался и, когда шагнул навстречу, не сделал ни малейшего усилия для того, чтобы голос хоть отчасти соответствовал произнесенному «Добро пожаловать».

– Прошу извинить, что сегодня вынужден принять вас не в столь удобной обстановке, как в прошлый раз, майстер Гессе, – продолжил он, не предложив посетителям сесть или хотя бы пройти дальше нескольких шагов от двери, – дела не позволяют мне…

– Помолчите-ка, – оборвал его Курт, и тот растерянно умолк. – Для начала кое-что скажу я. Дабы сразу избавить нас обоих от пустой траты времени и слов. Знаете, что я могу сейчас сделать, господин Гайер? Дать вам в зубы и бросить тут на полу, а потом снять со стены вон тот факел, запалить его и пройтись по вашему замку, поджигая все, до чего дотянусь. И когда вы вместе с вашим жилищем сгорите дотла – попробуйте угадать, что мне за это будет?

Хозяин крепости молчал несколько долгих мгновений, и лицо его утрачивало последние остатки наигранного равнодушия с каждым мигом. Наконец, вздохнув, он пожал плечами, отозвавшись уже просто и без напускной светскости:

– Ничего, я полагаю?

– Верно, – кивнул Курт. – Ничего. Меня защитят мой ранг, моя репутация, мои былые заслуги, а также благосклонность моего начальства и личное знакомство с Императором, которым я, будьте уверены, воспользуюсь в полной мере, если у меня возникнут неприятности. С человеком, обладающим таким набором не вполне законных способов защитить себя и испортить жизнь другим, я бы на вашем месте не ссорился. Посему оставьте эти игры, господин Гайер, у меня нет на них времени. Вы что же, всерьез решили перещеголять инквизитора во лжи?

– Откровенно говоря, такая мысль у меня возникала, – кисло улыбнулся хозяин и, помедлив, указал в сторону, на несколько резных скамей у узкого высокого окна в правой стене. – Быть может, присядем, майстер инквизитор? Говорить правду не так легко и приятно, как то твердит молва, а вы, как я понимаю, желаете услышать от меня… Что именно?

– Именно правду, – ответил Курт, следом за ним пройдя к скамьям; дождавшись, пока Гайер сядет, он усадил Нессель чуть поодаль, а сам остался стоять напротив владельца крепости. – Singulatim меня интересует, где, каким образом и из каких соображений вы наняли людей, устроивших резню в неблагополучных кварталах Бамберга, а также – о чем вы говорили с инквизитором Хальсом в день его гибели.

Гайер застыл, глядя в глаза гостю, точно пытаясь прикинуть, какой минимум правды можно продать в этой сделке, получив при том максимум выгоды, и, вздохнув, отвел взгляд.

– Я не думал, что майстер Хальс, мир его душе, успел рассказать кому-то о нашей беседе, – признался делец негромко.

– Он и не успел, – передернул плечами Курт. – Я лишь предположил это, но, как вижу, не ошибся. Так я слушаю вас, господин Гайер. Начнем с наемников и резни, которую вы устроили, – зачем?

– Вам доводилось ходить по улицам этого города ночью, майстер инквизитор? – вопросом же отозвался тот. – Хоть единожды вам случилось столкнуться с грабителем в благопристойной части Бамберга?

– Я не показатель, мой Сигнум обходят за милю, а столкнувшись, предпочитают сделать вид, что просто проходили мимо. Но вашу мысль я понял. Итак, это была всего лишь попытка сделать за магистрат часть их работы? Очистить город от преступников?

– Я не благотворитель, – нервно поморщился Гайер. – И скажу вам откровенно – меня мало тревожили чужие проблемы. Я хотел, чтобы мои клиенты продолжали платить мне, а не оставались на улицах убитыми и не являлись ко мне со слезами просить отсрочки, потому что некто обнес их жилище и нашел тайник с серебром или убил кормильца. Вы не видели этот город прежде, майстер инквизитор: это был сущий ад. С наступлением сумерек запереться в домах и не совать носа наружу – было единственной возможностью сохранить себя в целости, а иметь под рукой оружие даже во сне – единственным шансом защитить свой дом. Магистратские стражи – это люди, нанятые городом, зачастую сами же горожане, и сами посудите, каковы их умения и отвага.

– Разумно, – согласился Курт, приглашающе поведя рукой: – Продолжайте. Меня интересует, кто были те люди, как вы сошлись с ними и каким образом вели дела.

– Я не знаю, – вздохнул владелец крепости и чуть повысил голос, уловив тень в глазах собеседника: – Это правда, майстер инквизитор. Я не знаю.

– Но ведь не мысленными посылами вы общались с ними? Каким-то образом оплачивали их услуги, встречались с их представителем? Как-то же вы вышли на них, как-то у вас появилась мысль привлечь наемников?

– Иоганн Юниус, – нехотя проговорил Гайер. – Он свел меня с ними… Быть может, присядете?

– Благодарю, – отозвался Курт, оставшись стоять напротив него, и кивнул: – Так стало быть, судью убрали за участие в темных делишках более серьезного уровня, нежели какое-то имущественное преступление и единичное убийство. Вы знали об этом и молчали. Так?

– А кому я должен был об этом говорить? – устало отозвался Гайер. – Магистрату, который вынес приговор? Официуму, который проводил расследование? Епископу, который вообще наплевал на все, что происходит в Бамберге? Да и не было у меня доказательств…

– Рассказывайте с самого начала, – велел Курт, никак на его вопрос не ответив. – С чего все началось и чем закончилось.

– Чем закончилось – сами изволите видеть, – пожал плечами делец. – А началось все с того, что Юниус явился ко мне с предложением, от которого было сложно отказаться. Он познакомился с человеком, который представился ему наемником.

– Так и представился? Без имени?

– Фукс, – криво усмехнулся Гайер. – Сомневаюсь, что это его имя. Человек заметно в летах, лицо в оспинах и рубцах, руки со сбитыми костяшками и мозолями… Словом, было видно, что не монах и не водонос.

– Вы встречались с ним?

– Да, мы провели три встречи в доме судьи. На первой обсудили проблему и столковались о цене, на второй я передал часть денег, на третьей – оставшуюся долю. Это все, что мне известно, майстер инквизитор; я не знаю, где и как покойный связался с ними (не спрашивал), откуда они явились и куда ушли.

– И этот Фукс не оставил никаких зацепок на будущее, если вдруг вам снова понадобились бы их услуги?

– Нет… Хотя я просил, – признался Гайер со вздохом. – Согласитесь, майстер инквизитор, дело они сделали на славу, магистрату и за десяток лет не достичь бы таких результатов. Я предлагал парочке людей Фукса остаться у меня на службе (и сулил немалые деньги, поверьте), но они отказались. Точнее, с его людьми я не говорил, отказался сам Фукс. Сказал, что это дело не для них.

– Так и сказал? Дословно?

– «Мы так дела не делаем», – вот как он сказал, – уточнил хозяин крепости сожалеюще, и Курт, выждав несколько секунд, поторопил:

– И что же? На том все и закончилось? Чего вы снова недоговариваете?

– Они появляются время от времени, – тихо и неохотно отозвался Гайер, отведя взгляд. – Всегда без предупреждения, без какой-либо системы, когда им вздумается. И требуют денег.

– За что? Ведь они сделали дело и отказались работать на вас в будущем.

– Ни за что, – с бессильной злостью отозвался делец. – Просто за то, чтобы я жил и занимался делом. Мне попросту прямо сказали, чтобы я не забывал, как легко они разобрались с местным отребьем, и прикинул, сколько времени и сил им потребуется, чтобы пустить по ветру все мои капиталы и недвижимость. Знаю, о чем вы спросите, майстер инквизитор: почему я не обратился за защитой в магистрат…

– Не спрошу, – пожал плечами Курт. – Вполне понятно, что вы не желали раскрывать тайну вашего знакомства с угрожающими вам людьми… И каковы их аппетиты?

– Берут немного, – признал Гайер со вздохом. – Не столько, чтобы это сильно ударило по моему кошельку… Но сами понимаете, майстер Гессе…

– Еще бы, – не скрывая насмешки, согласился он. – Обидно, когда наемники ставят заказчика в позу. Юниуса они тоже взяли на крючок?

– Не знаю… Но в последнее время он казался удрученным и испуганным. Я спросил его, в чем дело, Юниус долго упирался, но все же рассказал, в конце концов: о нашей сделке узнали в магистрате, и ему хорошенько накрутили хвост. О наемниках не говорил.

– Канцлер, – уверенно предположил Курт. – О ваших делишках узнал канцлер, который потом весьма удачно погиб незадолго до ареста судьи.

– Да, – согласился Гайер, – однако убийство здесь заподозрить невозможно: он споткнулся, упал и утонул на глазах у множества свидетелей. У Господа Бога порой занятное чувство юмора… Канцлер был тем, кто прикрывал Юниуса от гнева ратманов, ведь он, в конце концов, поступил в обход закона и, быть может, сам заключил какую-то сделку с теми наемниками… Это лишь мое предположение, – обмолвился хозяин крепости, спохватившись. – Доказательств у меня нет, простая логика. Пока канцлер был жив – Юниуса никто не трогал, а как только он погиб – завертелось дело с той лавкой, и…

– Какую сделку он мог заключить? Что могло потребоваться канцлеру или рату от наемников? И с чего бы рату гневаться на человека, вот так, разом, решившего половину их проблем? Кого, в конце концов, волнует законность, когда речь идет об отребье?

– Этого я не знаю, майстер инквизитор, – развел руками Гайер. – Юниус не рассказывал мне, а я не интересовался: свое я получил, прочее было не моим делом и не моими проблемами.

– Вы же делец, – заметил Курт настойчиво. – Знаете этот город. Неужто у вас нет никаких предположений? Кроме того, я вижу, что вы снова о чем-то умалчиваете. О чем?

Хозяин умолк, снова отведя взгляд в сторону, разглядывая противоположную стену с таким интересом, словно она была украшена невероятной красоты и сложности лепниной; долгие несколько мгновений прошли в тишине, и, наконец, Гайер с усилием выговорил:

– Когда все закончилось, Юниус пришел ко мне и сказал, что наемники под горячую руку убили нескольких горожан. Те оказались не в том месте и не в то время, и… Им не повезло. Канцлер об этом знал. Знал, кто оплатил услуги этих парней, кто предложил им сделку…

– И потребовал денег за молчание перед ратом?

– Да, – недовольно согласился Гайер. – Если б о моем почти что соучастии в убийстве мирных горожан стало известно – меня порвали бы в клочья, епископ и город растащили бы мое имущество, а меня с превеликим удовольствием отправили бы в тюрьму. И даже если б мне удалось избежать казни, жить мне было бы несладко… Деньги я передал канцлеру через Юниуса; надо сказать, что запросил он еще по-божески, я ожидал худшего.

– Однажды?

– Нет. Три раза. Должен был быть и четвертый, но… Богом клянусь, в его смерти я не виновен! – на миг утратив свой выдержанный тон, повысил голос делец, подняв, наконец, взгляд на собеседника. – Если спросите, была ли у меня такая мысль, я скажу «да», отрицать не буду. Но я не убивал его.

– А теперь смотрите, какая получается занятная штука, господин Гайер, – произнес Курт с расстановкой. – О вашем деле знали вы, судья и канцлер – более никто, так? Однако после смерти канцлера, как вы сами заметили, кто-то решил избавиться от Иоганна Юниуса, для чего провернул это запутаннейшее дело с лавкой, отравлением свидетельницы… Кто? Или судья и впрямь был настолько глуп, чтобы ввязаться в сговор с убийством за какие-то сребреники?

– Я не знаю, – вздохнул хозяин. – Действительно не знаю, майстер инквизитор, на сей раз я говорю правду. Быть может, так и было. А возможно, его действительно подставили. Его дочь, по крайней мере, была уверена, что так и есть. Видимо, Юниус проболтался ей о том, что нас с ним что-то связывает, потому как она пыталась заставить меня вмешаться, приходила ко мне пару раз после его ареста…

– И? – поторопил Курт, когда Гайер умолк; тот неловко передернул плечами:

– Я не стал с ней говорить и велел спровадить ее. Не хватало мне еще дать повод заподозрить меня в подобных делишках.

– И вскоре судью казнили, а его дочь покончила с собой.

– Вы же не станете обвинять меня в ее смерти? – напряженно произнес Гайер. – Послушайте, майстер инквизитор, мне жаль, что тогда пострадали невинные горожане, я этого не планировал, но нельзя же на основании того, что я одобрил и оплатил избиение преступников, делать вывод, что я способен убить женщину!

– А у вас крепкие нервы, господин Гайер, – заметил Курт безвыразительно. – Сообщника бросили на растерзание властям, на смерти его дочери наварили барыши – и глазом не моргнули. Ваша совесть, как я посмотрю, берет дешевле покойного канцлера… Итак, у вас нет предположений касательно того, права ли была Катерина Юниус, или судья был казнен за дело. Последний вопрос о нем: Официум или кто-то из инквизиторов был в курсе всей этой истории с наемниками?

– Нет.

– Вранье, – коротко и уверенно бросил Курт и настойчиво произнес, когда Гайер нахмурился, глядя на него настороженно: – Я не стану объяснять, чем именно вы выдали себя сейчас. Просто повторяю вопрос и на этот раз жду честного ответа. Итак, кто из Официума знал о вашей сделке с наемниками?

Гайер уронил взгляд в пол, смолкнув и нервно ерзнув на скамье. От той маски самоуверенного дельца, что он носил, кажется, сутки напролет, почти ничего не осталось, и сейчас видно было, как напуган владелец одной половины города и заимодавец другой…

– Кристиан Хальс, – нехотя выговорил он, по-прежнему не глядя Курту в глаза. – В день своей смерти, как я понимаю, за какой-то час до нее, он пришел поговорить о Юниусе.

– Хальс знал о том, что эти парни были наняты вами? Знал, для чего?

– Да. Почти с самого начала.

Курт умолк на мгновение, чувствуя на себе взгляд ведьмы – пристальный и сожалеющий; вспомнился Кристиан Хальс, сидящий за столом напротив в темной комнате трактира… «В Официуме и впрямь что-то нечисто?»… Несколько минут, когда казалось, что это просто разговор двух сослуживцев, обсуждающих расследование, беседа двух людей, занятых одним делом. Хальс, бегущий под дождем и грозой по уличной грязи… «Появилась одна мыслишка, проверю и расскажу»… То нетерпение в глазах было слишком знакомым, слишком узнаваемым, нетерпение пса, напавшего на след; глаза человека, нащупавшего дверцу в тайну, глаза следователя, знающего, что до разгадки осталось два шага…

Что же – снова знаменитый Молот Ведьм ошибся? Принял за действительное всего лишь желаемое? Вновь обманулся, как когда-то, в далекой юности, когда был о людской природе лучшего мнения? Потерял нюх, потерял хватку, жизнь вышибла зубы? Размяк?..

– Это он склепал обвинение против судьи и добился его казни? – спросил Курт, отстраненно отметив, что голос звучит по-прежнему ровно, почти равнодушно. Гайер качнул головой:

– Нет, – и, помедлив, уточнил: – Не думаю. Не знаю. Может быть. Мне он ни на что подобное не намекал, но… поймите правильно, майстер инквизитор, он был человеком жестким, и если б решил, что Юниус стал опасен… Это лишь мои предположения, у меня нет доказательств. Но я бы не удивился.

– Когда и как он узнал о происходящем?

– Ему проболтался Юниус. Майстер Хальс заподозрил неладное, когда началась резня, а когда под нож попали горожане – взялся помочь рату в расследовании. Каким образом он вышел именно на Юниуса – я не знаю, он не говорил, но когда вышел – прижал Иоганна к стенке, и тот раскололся.

– Хальс требовал чего-то от вас? Что-то получал? Деньги? Услуги? Почему он не сдал вас магистратским?

– Нет, он не просил, а я не давал ему ни гроша, и он не пользовался моими связями или положением. Майстер Хальс сказал, что убитых уже не вернуть, а затеянное мною дело того стоило. Не знаю, насколько это правда и в самом ли деле именно в этом заключалась причина его молчания.

– О чем он пришел говорить вчера?

– Хотел знать, как Юниус связался с теми наемниками. Я не смог ему ответить – мне нечего было сказать. Я этого не знаю. Он и прежде спрашивал, и я говорил ему то же самое; отчего-то на сей раз он решил, что мне известно больше.

– И это всё? Что еще он говорил, о чем спрашивал?

– Интересовался, не приходил ли ваш пропавший сослужитель с вопросами ко мне. Я также сказал ему «нет», и это правда. Покойный inspector договорился посетить меня – через моего управляющего, но так и не пришел. Позже я узнал, что в тот день он и пропал.

– Я спрошу снова, – проговорил Курт настойчиво, – и на сей раз хочу услышать правду. Вы давали ключ от дома Юниусов inspector’у? Хорошо, вы сами с ним не виделись, но с ним говорил ваш управляющий; у него inspector ключа не просил? Незадолго до исчезновения он входил в жилище судьи, это видели свидетели.

– Нет, – коротко качнул головой Гайер. – Не просил, я не давал и, откровенно говоря, не представляю, что он мог захотеть там увидеть. Полагаю, о том, что призрак дочери Юниуса – вымысел, майстер Хальс рассказал ему сразу.

– Дайте ключ мне, – потребовал Курт. – Я хочу осмотреть дом.

– Но… что вы надеетесь там отыскать, майстер инквизитор? Не думаю, что…

– Вам есть что скрывать? – оборвал он, и Гайер растерянно качнул головой:

– Господь с вами, что там можно скрыть?.. Разумеется, я дам вам ключ, просто не понимаю, что важного там можно увидеть.

«Возникла одна мыслишка»… «если я прав, в Бамберге все куда веселей, чем можно предположить»…

– О чем еще вы говорили? – повторил Курт настойчиво. – Вспомните. Обмолвка, незначительный вопрос, вопрос не по теме, что угодно. Направляясь к вам, Хальс сказал мне, что желает кое-что уточнить, после чего фактически пообещал раскрыть мне дело. Стало быть, он ожидал услышать от вас нечто важное, для него ключевое. О чем вы говорили?

– Богом клянусь… – начал Гайер и запнулся, отчего-то покосившись на Нессель. – Ничего такого, что было бы связано с убийством вашего сослужителя, майстер инквизитор, мне не известно, ни в чем подобном я не замешан, и узнать от меня что-то, что поспособствовало бы раскрытию этого преступления, майстер Хальс не мог. Говорили мы несколько минут от силы, и все, о чем он меня спрашивал, – я только что вам пересказал. Более мне добавить нечего…

– Дом Хальса, – произнес Курт с нажимом. – Он тоже принадлежит вам или был во владении покойного?

– Был выкуплен, – отозвался Гайер и осторожно уточнил: – А что?

– Скажите откровенно: у вас есть ключи от всех домов, которые когда-то принадлежали вам, вне зависимости от того, были ли эти жилища у вас куплены или взяты в аренду. Ведь так?

– С чего вы взяли, я…

– Опыт, – коротко пояснил Курт. – Так что же?

– Вас интересует ключ от дома майстера Хальса, – предположил владелец крепости уверенно и, помедлив, вздохнул: – Да, ключи у меня есть. От всех домов. Скажу вам сразу, майстер инквизитор, что никогда ими не пользовался; хотите верьте, хотите нет, и я даже самому себе не могу объяснить, для чего храню их.

– Власть, – передернул плечами он. – Контроль. Пусть и столь незначительный. Знание о том, что в любой момент можете ими воспользоваться… Да, мне нужен ключ от дома Хальса. И – ваше молчание об этой моей просьбе.

– В этом можете не сомневаться… Скажите, майстер инквизитор, – вдруг оборвав самого себя на полуслове, спросил Гайер, – а правда ли те слухи, что долетели сюда нынче из Бамберга? Я имею в виду… то, что случилось у ратуши, если оно и вправду случилось.

– Да, – подтвердил Курт, – и вправду случилось. Вас это беспокоит?

– Беспокоит? – переспросил Гайер с нервным смешком. – Когда в городе, где я живу и веду дела, мертвые ведьмы убивают людей десятками, меня это, разумеется, беспокоит, и еще как.

– Она не ведьма, – возразил Курт, кивнув Нессель; та поднялась. – И пока живые инквизиторы и ратманы убивали людей десятками, вас это отчего-то не беспокоило.

Хозяин крепости еще мгновение сидел неподвижно, а потом поднялся тоже – тяжело, с усилием, словно некто невидимый давил ему на плечи, прижимая к скамье.

– Не все так просто, майстер Гессе, – произнес он тихо. – За последние пару лет в этом городе многое изменилось. Я не знаю, правда ли все те, кого обвиняли в страшных преступлениях, будь то малефиция или мирское злодейство, были виновны. И это не мое дело – разбираться. Наживался ли я на их смерти? О да. Но отношения к ним не имел. Я вообще имею все меньше отношения к людям этого города. Вы спрашиваете, не беспокоило ли меня происходящее… Спросите лучше об этом самих горожан. Беспокоило ли это их? Почему они молчат? Даже если все казненные были виновны, когда и где было так, чтобы во всем городе не было слышно ни ропота, чтобы все, от мала до велика, с готовностью принимали подобные решения властей? Чтобы не было пусть не бунта, но хотя бы недовольного шепота по углам? Почему всего этого нет, нет даже намеков на подобное?

– И почему?

– Я не знаю, – качнул головой Гайер. – И откровенно говоря, знать не желаю. Я не верю в образ Божий в человеке, майстер инквизитор, не верю в то, что он способен вот так просто перевесить греховную людскую природу. Не верю в то, что более трех тысяч человек, целый город, внезапно, за пару лет, способны проникнуться идеей покаяния, благочестия и законопослушания. Я не знаю, что творится с людьми Бамберга. Не с Официумом, не с ратом, с людьми. Поэтому – да, меня беспокоило то, что происходило здесь, и – нет, я не намеревался выяснять, что это. Это не мое дело. Вы хотите выяснить? Бог вам в помощь. А я пережду. И это пройдет.