На следующий день, в девять утра около двухсот студентов, закончивших четвертый курс горного института и посещавших военную кафедру, собрались у центрального входа в институт, чтобы уехать на два месяца на военные сборы, после которых им должны были присвоить звание лейтенантов запаса. Военная кафедра в их институте готовила офицеров ракетчиков. Начиная со второго курса, все студенты, не служившие в армии, должны были в обязательном порядке один полный день в неделю отдавать обучению военному делу. Те, кто уже отслужил, могли заниматься на военке по желанию, чем большинство отслуживших парней и воспользовались, забив на офицерские погоны и устроив себе один лишний выходной в неделю. Егор такой возможности не имел. Поэтому он честно оттарабанил три года на военке и сейчас, злой и не выспавшийся, вместе с остальными студентами грузился в автобус.

За эти три года никто из будущих офицеров запаса никаких особенных знаний не приобрел, так как на военке, все старались сачковать в меру возможностей. Все что студенты изучали на занятиях, относилось к ракетной технике оперативно тактического действия и проходило под грифом секретно, поэтому они записывали лекции, которые им читали кадровые офицеры, прикомандированные к их кафедре, в специально пронумерованные и прошитые тетради, каковые, по окончании занятий, студенты, в обязательном порядке, сдавали в секретную часть. Для того, чтобы потом подготовиться к зачетам им приходилось приходить на кафедру, и расписавшись, в журнале секретной части, получить на руки свою тетрадку с каракулями, которые они рисовали во время занятий. Выносить тетради за пределы кафедры строго воспрещалось, и поэтому готовиться ко всем зачетам, приходилось прямо на военке. По мнению большинства студентов все, что им преподавали, вероятный противник знал наизусть уже давно, и с секретностью их гоняли больше для порядка. Тем более что многие преподаватели офицеры привыкли в армии выражаться таким эзоповым языком, что их не понял бы не только ни один иностранец, но и простой интеллигентный советский человек, услышав некоторые перлы в их исполнении, пришел бы в полное замешательство. Студенты, для которых русский мат был, в отличие от английского языка, вторым родным языком, понимали преподавателей хорошо, от души развлекаясь, когда те, объясняя устройство ракеты, или расчет баллистической траектории употребляли очень уж заковыристые обороты. Особенно этим отличался их курсовой офицер майор Шлохин — низенький и полненький мужичок с румяными щеками и начинающей пробиваться сквозь жиденькие волосенки лысинкой, со стороны он очень походил на безобидного колобка. Студенты, да и многие офицеры за глаза звали его просто шлюхиным.

Шлохин, читая лекции по устройству ракеты, через каждые два-три слова объяснений, обязательно вставлял слово бля, а когда он по какой-то причине он забывал это, сделать то, кто-либо из студентов, точно вычислив интервал появления слова паразита, выкрикивал с места — Бля! Майор кивал головой и продолжал, крутя в руках какую ни будь деталюгу от ракеты свои объяснения, которые звучали примерно так:

— Итак, мы берем эту железную манду, бля, а вот эта вот маленькая херовина — Шлохин брал со стола продолговатую деталь цилиндрической формы — по размеру бля, точно входит в шель этой манды. Прошу бля заметить, что ни в какое другое долбанное отверстие этот одночлен без яиц не залезет.

— Бля! — слышалось с задних рядов.

— Ага — задумчиво кивал головой Шлохин и продолжал дальше — прошу вас при разборке этой детали, придерживать большим пальцем, вот эту бля пластину, а то эти долбанные пружинки повыскакивают на хер из гнезд, как мандавошки из трусов старой сифилитичной проститутки.

— Бля…

Егор, из озорства, записывал в секретную тетрадь все лекции Шлохина в оригинальном изложении автора. Благо, что их тетрадки, все равно никто не проверял. Если бы, каким-то образом, секретная тетрадь Егора попала бы в руки западных спецслужб то, скорее всего, они бы приняли ее за особо развратный советский вариант камасутры, изобретенный на Челябинском труболитейном заводе каким-нибудь фрезеровщиком Иваном Дулиным.

Колонна из нескольких автобусов прибыла в Майкопскую бригаду ракетных войск поздно вечером. Студентов наскоро построили и, быстренько поделив на взводы, разогнали спать по пустующим казармам. С утра, снабдив всех будущих лейтенантов запаса мешковатой военной формой, сидевшей на них как на корове седло, командование Майкопской бригады облегченно вздохнув, наскоро выпихало их из расположения части в полевой лагерь.

Полевой лагерь находился в лесу, в паре десятков километров от Майкопа. Это был компактный военный городок, состоящий из нескольких больших армейских палаток с порядком раздолбанными железными кроватями. Кроме того, там были оборудованы учебные классы, представляющие собой ряды старых школьных столов и скамеек, укрытых под навесом на случай дождя, и импровизированный плац, которым являлась большая поляна.

Отхожее место было оборудовано чуть дальше в лесу и представляло собой обычный ров, накрытый досками с вырезанными в них дырами. Оно было совершено открыто всем взорам и ветрам, а что еще хуже — злющим и кусачим комарам, обитавшим в этой сырой и болотистой местности просто в неимоверном количестве. Выходя до ветру облегчиться, и студентам и офицерам, приходилось брать с собой длинную ветку, и изображая пропеллер, бешено обмахивать ей молочно белеющую задницу, на которую, во время исполнения деликатного процесса, с упорством, достойным лучшего применения, пикировали летучие кровососы.

Классная комната под открытым небом служила так же столовой. Еду готовили в полевых кухнях специально присланные из Майкопской бригады повара — солдаты срочники, узбеки по национальности. Готовили они просто отвратно, и есть пищу приготовленную ими было совершенно невозможно. В первый же день пребывания в лагере, Егор и еще двое студентов из его взвода, проходившие вечером мимо полевой кухни, были просто шокированы увидев, как готовился для них ужин. Повар узбек в грязном халате непонятного цвета, который, по всей видимости, когда-то в далекие дни был белым, брал плохо вымытую морковку, лежавшую прямо на земле и резал ее кружочками в дымящийся котел. Стас — высокий накачанный парень, серьезно занимавшийся атлетической гимнастикой, подскочил к повару и так ударил его в ухо, что тот кубарем покатился по земле.

— Да ты совсем оборзел чурка немытая! — в бешенстве раздувая ноздри, орал на него Стас — ты что сука, нас этим кормить собираешься?!

Повар, сжавшись скрючился на земле, а Стас вне себя от злости, пытался пнуть его ногой в бок, но подскочивший к нему Егор силой удерживал его на расстоянии.

— Да оставь ты его — уговаривал он Стаса — сейчас офицерье набежит, и выгонят тебя на хрен отсюда за драку.

— Ну и пусть выгоняют — бушевал разъяренный Стас — я это дерьмо жрать не буду. Пусть сами жрут такое паскудство.

На шум прибежали другие студенты. Вскоре вокруг полевой кухни собралась целая толпа, возмущенно роптавшая и обзывающая повара кто на что горазд. Вскоре к ним подошел дежурный офицер — майор Калибердин.

— Что за шум, почему нарушаем порядок?

— А вы сами посмотрите, чем нас тут собирались кормить — Егор протянул ему наполовину порезанную в котел грязную морковку — ну разве так можно готовить мы же не свиньи, чтобы есть прямо с земли.

— А вы как думали, бывает в полевых условиях? — сдвинув брови обрезал Калибердин — Это вам не дома рядом с мамкой наваристые борщи жрать и котлеты лупить.

— Товарищ майор я хорошо понимаю, что здесь не мамин дом, но ведь помыть и почистить-то овощи, перед тем как их кинуть в котел, наверное, нужно?

— Нужно — спокойно согласился Калибердин — а раз так, тогда мы и будем выделять каждый день наряд на кухню, помогать повару и следить, чтобы все было в порядке. А как вы думали? Прислуги здесь у нас нет. Сами все сами дорогие мои. А за драки, мы будем беспощадно выгонять со сборов любого, а это, для вас салаг не служивших в армии, означает автоматическое отчисление из института и все — шагом марш вперед, в армию на два года. Все поняли, что я сказал? А теперь разойдись!

Студенты, недовольно ворча, стали расходиться. Со следующего утра в лагере установился четкий распорядок дня. Подъем в шесть тридцать утра, зарядка, посещение допотопной походной умывалки, сооруженной из длинной трубы, закрепленной на врытых в землю столбах. Вода поступала туда из большого жестяного бака, поставленного на высокие козлы. По всей длине к трубе были приварены металлические краны, вода из которых лилась в длинный жестяной желоб, а оттуда в канавку, уходящую в ближайший овраг. Далее следовал завтрак и построение, где взводам объявляли расписание занятий на день. Занятия в импровизированных классных комнатах сменялись муштрой на плацу, а та, в свою очередь, чередовалась с полевыми занятиями. С двух до трех — перерыв на обед, а потом учеба продолжались до шести вечера. В семь был ужин, потом — личное время. В одиннадцать вечера по лагерю объявлялся отбой.

Все бы ничего, ко всему можно привыкнуть, но всех в лагере уж очень доставали комары. Это было просто какое-то комариное царство. В первый же день Егор за одно сорокапятиминутное занятие по тактике пехотного боя убил на себе больше семидесяти кровопийц, складывая их перед собой в аккуратную горку. Сегодня он был назначен дежурным по взводу, и в его обязанности, помимо прочего, входила раздача письменных принадлежностей. В конце он должен был их собрать и сдать под счет офицеру.

— Пацаны, сдаем карандаши и линейки, ничего не теряем и не забываем, — надрывался Егор, ходя по рядам с коробкой и собирая канцелярские принадлежности.

— А кто не сдаст, тому, что будет? — с кривой усмешкой спросил студент стройфака Семелиди, которого все звали просто Сэмэл.

Это был широкоплечий высокий парень с шапкой густых и курчавых черных волос, грек по национальности.

— Хреново будет — серьезно ответил ему Егор. — За эту фигню спросят с меня, а я спрошу с тех, кто не сдаст.

— Что, начальству пожалуешься?

— Нет, я как-нибудь сам разберусь.

— А здоровья у тебя хватит?

— Не переживай, у меня хватит.

К Сэмэлу подошел парень из параллельной группы и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул и, наконец, соизволил небрежно кинуть карандаш и линейку в коробку.

Потом он, разминая хрустящие пальцы, с кривой усмешкой спросил Егора:

— Я слышал, тебя каратилой кличут?..

— Ну да, иногда меня так называют.

— Может, вечерком, после отбоя немного постукаемся? Ты каратила, а у меня первый разряд по боксу. Проверим, что лучше, японское каратэ или английский бокс.

— С удовольствием — широко улыбнулся Егор, глядя в глаза Сэмэлу.

— Ну все, заметано. Тогда до вечера.

После отбоя Егор, Сэмэл и несколько их знакомых, вошедших с обеих сторон в группы поддержки, вышли из палатки и отправились на полянку, присмотренную ими недалеко от лагеря еще днем. Сэмэл по пути не спеша обматывал кисти рук боксерскими бинтами, укрепляя их, чтобы не травмировать при ударе. Дойдя до места дуэли, они остановились на поляне, освещенной луной.

Боксер повернулся к сопернику, и подняв на уровень подбородка кулаки, обмотанные белыми бинтами, сказал:

— Извиняй, брателла, но перчаток нет, так что придется постукаться так, голыми руками.

— Ничего, я привычный.

Они оба были в легких кедах, форменных армейских брюках и домашних футболках.

Сэмэл стал легко пританцовывать на ногах, дергая противника джебом левой рукой и готовя тяжелый удар правой. Егор изначально решил поработать в жесткой тайской защите, которую он перенял у Артура. Он вытянул почти прямые руки ладонями вперед и утопил голову в плечи, прикрыв, таким образом, челюсть от боковых ударов. Он так же легко двигался на ногах, сохраняя дистанцию недоступную для ударов Сэмэла.

Боксер, кидая прямые левой, аккуратно шел вперед, желая обострить ситуацию, а каратист легко уходил по кругу, смахивая джебы противника вытянутыми руками. Внезапно Егор, вместо того чтобы снова уйти от очередной атаки, сблокировал прямой левой Сэмэла и одновременно нанес ему быстрый и жесткий встречный лоу-кик во внутреннюю часть бедра впередистоящей ноги. Боксер, хотевший пробить двойку прямых, получив встречный удар ногой, остановился, как будто налетел на столб. Егор, воспользовавшись секундной заминкой соперника, быстро нанес ему правой ногой еще один мощный лоу, а потом, контролируя своими руками его руки, чтобы не нарваться на ответную контратаку, всадил в ногу противника еще один удар пяткой левой ноги. Последний удар снова попал в бедро, в то же самое место, куда пришелся первый лоукик. Сэмэл, от боли в отсушенной напрочь левой ноге, упал на землю.

— Бля, да ты задолбал уже. Бьешь ногами как бревном, а без ног, чисто на руках слабо? — сидя на земле, севшим от боли голосом посипел он.

— Почему слабо? Поднимайся, попробуем без ног.

Сэмэл поднялся, немного помассировал ногу, которая уже обрела чувствительность, и снова встал в стойку.

— Готов? — спросил он Егора.

— Ага.

— На… держи!

Разъяренный первой неудачей Сэмэл с ходу пошел в атаку, чтобы быстро все решить в ближнем бою, не затягивая схватку. Егор, готовый к такому развитию событий, применил травмирующую локтевую защиту, перекрывая все уязвимые направления и подставляя под летевшие как град удары противника острия локтей. Боксер, несколько раз сильно попавший кулаками по его локтям, вдруг охнул и остановился. Руки у него были совершенно отбиты, а разбитая правая кисть распухла и вообще отказывалась сжиматься в кулак. Егор тоже остановился, держась наготове на случай повторения вспышки ярости у противника.

— Да ну тебя к черту, ногу отбил, руки покалечил, — плюнул в сторону Сэмэл. — Прямо костолом какой-то.

— Ну что, мир? — протянул ему руку Егор.

— Мир, — нехотя согласился тот, пожимая протянутую руку. — Осторожней! Не жми сильно — рука болит!

В следующие несколько дней от подъема до отбоя все шло по установленному распорядку, пока как-то вечером к Егору не подошли Сэмел, Стас и еще несколько парней из их взвода.

— Слышь, каратила, у нас к тебе дело, — начал Сэмэл. — Мы тут вчера вечером подались в самоход в деревню. Она здесь недалеко, всего в паре-тройке километров за лесом. Зашли, мы, значит, в местный клуб, а там у них как раз танцы-шманцы-обжиманцы. Ну, мы обрадовались и с местными девчонками затусили, благо все их местные мужики горазды только водку жрать и никакого приличного обхождения с женским полом не знают. Потанцевали мы, значит, с ними немного, познакомились и договорились встретиться сегодня снова. В общем, все прошло путем, а вот когда мы уже уходили, по этому поводу сцепились с их парнями. Вчера до дела не дошло, но уж больно они зло на нас глазами косили и буровили. Сегодня сто пудов что-нибудь будет. А я, блин, как назло, руки об тебя отбил, нормально правой врезать не могу, хотя, в принципе, я и с левой бью неплохо.

— Хорош трепаться, лучше дай я скажу, — вмешался в разговор Стас, которому надоело слушать длинное предисловие Сэмэла. — Егор, ты же классно машешься, а у нас каждый нормальный пацан на счету. Пойдем сегодня с нами, а мы тебе там такую бабу подберем, закачаешься.

Егор задумался. Ему совсем не нравилась вся эта затея с самоходом в село. Это попахивало крупной дракой. За такие дела легко можно было запросто вылететь со сборов, а потом и из института. Но отказывать пацанам, с которыми он, можно сказать спал под одним одеялом и ел из одной миски, ему тоже было западло.

— Ладно, я схожу с вами — кивнул он. — Бабу мне на фиг не надо, у меня своя девчонка есть, а так я не против.

— Ну и шикарно! — одобрительно хлопнул его по плечу Сэмэл.

Вечером после отбоя группа из шести парней, тихонько подняв полог палатки, выскользнула в лес. Студенты, осторожно ступая, чтобы не потревожить офицеров, оставшихся на ночь в лагере, отошли на приличное расстояние и, уже не таясь, вышли на дорогу, по которой, весело переговариваясь на ходу, они и продолжили свой путь. Через полчаса самоходчики подошли к небольшому поселку, в центре которого стояло порядком побитое здание местного клуба, явно видавшего когда-то лучшие времена. Из открытых дверей на широкую лестницу лился свет, и доносились терзающие душу стоны Юры Шатунова о несчастных белых розах, замерзающих на холодном окне.

Перед клубом на скамейке сидели человек пять парней, довольно разношерстно одетых, но с обязательными кепками на головах. Они лениво переговаривались и грызли семечки, сплевывая кожуру прямо себе под ноги. Вокруг них все было просто усыпано этой шелухой. Студенты, не обращая ни на кого внимания, спокойно прошли мимо и уже поднимались по широкой лестнице, ведущей в клуб, когда один из сидящих на скамейке аборигенов крикнул им:

— Эй студенты, вы что, вчера не поняли, когда вам по-хорошему сказали, что сюда ходить не надо?

— А ты, заморыш, что можешь и по-плохому? — небрежно повернув голову, презрительно поинтересовался Сэмэл.

— Могу, конечно. Давай-ка отойдем вместе за клуб, а там и поговорим.

— Хорошо, давай отойдем и поговорим.

Егор с товарищами, уже дошедшие до середины лестницы, синхронно развернувшись, спустились со ступенек и пошли вслед за четверкой парней, которые, небрежно сунув руки в карманы, вразвалочку потянулись за клуб. Пятый из сидевших на скамейке любителей жареных семечек, мелкий ханурик с хитрой лисьей мордочкой, воровато оглянувшись по сторонам, быстро шмыгнул в открытые двери клуба.

Сразу за клубом находился захламленный пустырь, густо поросший сорной травой. Сияла полная луна, заливавшая все вокруг своим холодным светом, издалека доносились музыка, лай собак и веселый визг девчонок, которых, наверное, уже кто-то щипал за задницу в знак признания их, в прямом смысле, выдающихся достоинств. В густой траве звонко пиликали беззаботные сверчки, и в общем обстановка целиком и полностью благоприятствовала хорошей классической колхозной драке, призом за которую должна была стать горячая любовь местных доярок.

Студенты окружили четверых аборигенов. Сэмэл, взявший на себя роль распорядителя, по хозяйски вышел вперед. Егор держался чуть сзади. Он не хотел принимать деятельное участие в развертывающейся сцене и уже ругал себя за то, что не отговорил товарищей от этого ненужного вояжа в поселок.

— Ну и что ты мне хотел сказать, заморыш? — начал Сэмэл, обращаясь к заводиле, сухощавому жилистому парню лет двадцати пяти.

— А то, что не хер вам сюда шляться.

— А то, что будет?

— Ноги вам повыдергиваем и спички вставим.

— Ну давай мальчик, попробуй, рискни здоровьем, — Сэмэл шутовски развел руки и демонстративно подставил под удар голову. — Сделай мне больно.

В это время из-за угла выбежало более десятка местных парней, вызванных из клуба хануриком, вовремя слинявшим со скамейки.

— А-а-а-а… Глуши городских! — раздался азартный клич поселковых, и они, развернувшись полукольцом, нестройною толпою понеслись к месту только начавшейся разборки.

Заморыш, увидев подмогу, попытался внезапно ударить Сэмэла, но тот, только этого и ждавший, легко ушел от удара, отдернув назад голову, и на возврате мгновенно всадил левый боковой точно в челюсть своему противнику, отправив его на землю.

На пустыре уже вовсю разворачивалась драка. Она быстро распалась на отдельные схватки. Местным удалось разбить строй студентов, и они навалились по несколько человек на каждого. Егор, стоявший чуть позади основной группы, оказался первым на пути разъяренных парней, спешащих на помощь своим. Он ушел в сторону от удара кулаком летящего на него здорового парняги, с разодранным в крике ярости ртом и поймал его на встречном движении мощным маваши левой ноги в солнечное сплетение. Тот захлебнулся криком и, переломившись надвое, ушел в аут. Егору некогда было смотреть, что с ним, так как на него навалилось сразу трое противников, бешено орудующих кулаками. Он ушел в защиту, качая маятник корпусом, обкатывая головой удары, сыпавшиеся со всех сторон, и ловя их на подставки локтями и ладонями.

Бум… бац…хрясть…бам… на держи сука! — выбрав промежуток между ударами, Егор снес одного из противником мощным апперкотом, добавив ему, уже в падении, хук слева. Сразу после этого он снова ушел в защиту, отбил еще несколько ударов и атаковал двумя прямыми накрест сразу двух противников, наседавших на него справа и слева. Один прямой пришелся точно в подбородок противнику, и белобрысый парень с квадратной челюстью, закатив глаза рухнул на землю. Второй удар только скользнул по лицу другого нападавшего, не причинив ему особого вреда, но Егору, оставшемуся с ним один на один, это не помешало. Он добил его жесткими ударами ног по ногам и руками в голову.

— Убью, гады! — по пустырю мчался местный бармаглот с колом наперевес.

Не разбирая, где свои, а где чужие, он стал размахивать колом как пропеллером, так что все шарахнулись в сторону от новоявленного берсерка.

Егор, уже расправившийся со своими противниками, оказался как раз на пути у парня, размахивающего колом. Тот, выпуская из ноздрей пар вперемешку с соплями, несся на него, не разбирая дороги, как взбесившийся носорог. Взмах колом и кажется, что удар придется прямо в незащищенную голову, но Егор, крутнувшись волчком на левой ноге, ушел вниз, выполняя правой ногой обратную подсечку «хвост дракона». Его нога как гигантский циркуль подшибла берсерка с колом. Ноги парня взлетели выше головы, и он грохнулся на спину, выронив кол. Егор сразу, как учил Артур, в перекате на земле добил его, сильно ударив ногой по дуге в голову. Потом он вскочил и кинулся на помощь Сэмэлу, который в тот момент, отбивался от двух поселковых, стараясь беречь свою ушибленную правую руку.

Когда Егор побегал мимо затаившегося на земле заморыша, сбитого ловким ударом Сэмэла в самом начале драки, тот, уже вполне оклемавшись, исподтишка, прямо с земли всадил ему перочинный нож в правое бедро, чуть повыше колена. Егор, почувствовав внезапную резкую боль в бедре, оглянулся и увидел радостную кривую ухмылку заморыша. Еще не поняв, что случилось, он с размаха ударил его ногой в лицо, вбив гадкую улыбку в его гнилые зубы. В горячке, совершенно не обращая внимания на боль в ноге, он спешил на помощь товарищу. Егор срубил мощным ударом одного из противников Сэмэла, а со вторым тот справился сам, отправив его на землю мощным апперкотом в печень. Сразу после этого, яростно крича, Сэмэл погнался еще за одним местным парнягой, драпавшим от него во все лопатки.

Остановившийся Егор, быстро оглядел поле боя. Местные либо со стонами ворочались на земле, либо разбегались кто куда. Наконец пульсирующая боль в ноге напомнила о себе, и он, потрогав намокшую штанину, с удивлением увидел кровь у себя на ладони.

— Егор нам валить надо! — подскочил к нему Сэмэл. — А то эти козлы подмогу или ментов приведут. Что это у тебя на руке?

— Да вот этот гад зацепил ногу чем-то, ножом, наверное. Я что-то на ней стоять совсем не могу, — растерянно ответил тот, тщетно в темноте пытаясь посмотреть, что же там у него с бедром.

— Стас, помоги, — Сэмэл и Стас дружно подхватили Егора под руки и бегом потащили его с пустыря в сторону дороги.

Он бежал, поддерживаемый с боков двумя товарищами, с каждым шагом прихрамывая на раненую ногу все больше и больше. Адреналин схватки уже ушел, и боль в ноге была очень острой. Егор перестал опираться на нее и старался помогать волокущим его парням, прыгая на одной ноге. Наконец, самый мощный из студентов — атлет Стас взвалил раненного себе на плечи, и они трусцой побежали дальше.

Через полчаса парни, из последних сил несшие на себе Егора, были уже в лагере. Там они занесли его в палатку и положили на кровать. Кто-то побежал за дежурным офицером. Раненый лежал на кровати и слабо улыбался. Всю дорогу он зажимал рану рукой, но все же штанина полностью намокла и сильно пропитавшись кровью. Наконец подбежавший дежурный офицер разрезал ее ножом, чтобы посмотреть, что там у него с ногой и не сдержавшись громко выругался.

— Бля… Это же надо в мою смену…Чтоб вас всех… Только этого нам не хватало. Андреев, что случилось? Как тебя угораздило?

— Товарищ майор, да я вышел погулять, хотел ногой по дереву ударить, а там, видимо, что-то торчало — вот я и пробил ногу.

— Не спалось значит, тебе спокойно каратист хренов. Решил бля, значит, на ночь глядя, в лесу ногами помахать?

— Ага.

— Ладно, потом разберемся. Быстро в машину его!

Раненого осторожно отнесли в видавший виды командирский «уазик». Рядом с водителем сел один из оставшихся на ночь в расположении части офицеров, собравшихся на шум, и машина с пробуксовкой рванула с места, навсегда увозя Егора из лагеря.

Через полчаса он уже лежал на операционном столе в Майкопском военном госпитале и думал об иронии судьбы, которая привела его точно в такое же травматологическое отделение, как и то, в котором он еще недавно пил чай с Яной. Не выспавшийся и злой дежурный хирург, поднятый с жесткой и неудобной кушетки, время от времени шумно зевая, колдовал около ноги Егора.

— Придется тебе немного потерпеть. Обезболивающего у меня нет, — сказал он раненному, осторожно вводя зонд в рану.

Егор стиснул зубы от острой боли в бедре.

— Почти насквозь ногу пробил. — озадаченно протянул врач — Ну и как же вас угораздило, молодой человек?

— Ночью по лесу гулял и наткнулся на что-то. Наверное, гвоздь из дерева торчал.

— Гвоздь? Молодой человек, что ты мне сказки рассказываешь, да у тебя же тут типичное ножевое ранение, — недоверчиво хмыкнул хирург.

— Ну, может, из дерева, нож торчал, — сразу нашелся Егор. — Темно было, я не видел.

— Хорошо, торчал, значит торчал — согласился с ним хирург. — Мне-то какая разница. Пусть военная прокуратура разбирается, что и откуда торчало. Леночка, вколи ему противостолбнячный. Хрен его знает, что там на этом «гвозде» было.

Медсестра сделала лежащему на кушетке парню два укола, и хирург снова занялся его ногой.

— Сейчас я тебе быстренько наложу несколько швов. Потерпи немного. Еще повезло, что лезвие воткнулось в этом месте. Чуть правее или левее проходят крупные кровеносные сосуды, и тебя бы просто могли не довезти, истек бы кровью.

Егор кивнул, закусывая нижнюю губу, чтобы не застонать от боли.