— Здравствуйте, Иосиф Карлович.

— А, Егор! Здравствуй, здравствуй, давай заходи, чего ты топчешься на пороге.

Сидевший за столом библиотекарь — щуплый юркий мужичок лет пятидесяти, с лысой как колено головой — приветливо улыбнулся вошедшему парню в черной робе.

Егор, аккуратно ступая по чисто вымытому полу, подошел к столу и положил на него толстую книгу в потрепанной обложке. На потрескавшемся корешке книги с трудом читались название и имя автора книги — «Американская трагедия» Т. Драйзер.

— Мне бы еще что-нибудь этого же автора.

— Что, уже прочитал? Так быстро? — удивился библиотекарь.

— Ну да, я вообще быстро читаю.

— Удивительно, — покачал головой Иосиф Карлович.

— А чего же тут удивительного?

— В твоем возрасте, здесь, в колонии, те, кто вообще удосуживаются читать, налегают в основном на детективы и фантастику, а ты интересуешься классиками американской литературы. Я раньше никогда бы не подумал, что такой молодой человек, косая сажень в плечах и с мозолями на кулаках, в принципе способен оценить творчество Драйзера.

Егор смущенно улыбнулся и спрятал руки за спину. Он никогда не считал себя каким-то красавчиком, но и громилой его обычно не называли, хотя в тюремной робе не нужно больших усилий, чтобы выглядеть опасным субъектом.

— Наверное, мне по внешнему типажу, ближе что-нибудь из серии «Обожженные зоной»?

— Если хочешь, да, — понимающе улыбнулся библиотекарь, — слава богу, у нас подобной литературы нет, но всякого ширпотреба, что местного, что заграничного разлива, достаточно.

— Я, раньше до того как заняться спортом, много читал. У моих родителей очень хорошая библиотека, так что вкус к хорошей литературе они мне сумели привить с детства. Потом, когда я подрос и начал играть во взрослые игры, времени на чтение уже не оставалось, но зато теперь можно наверстать упущенное и повысить свой культурный уровень.

— Это хорошо, когда человек находит что-то положительное даже в самой отвратительной ситуации, — одобрительно кивнул Иосиф Карлович. — Беда большинства людей, оказавшихся здесь, заключена в том, что они винят в этом всех кроме себя. Вместо того, чтобы осознать и что-то изменить в себе лично, они предпочитают жаловаться на судьбу и злобствовать. Вернувшись на волю, они вновь идут по проторенной старой дорожке, которая однажды привела их на зону, и в итоге они вскоре снова оказываются за колючей проволокой. Это замкнутый круг, разорвать который многим просто не под силу.

Егор развел руками, всем своим видом как бы показывая — что тут поделаешь? И тут же спросил:

— Ну, так что вы мне все-таки посоветуете?

Иосиф Карлович, спохватившись, вскочил с места и, смешно семеня обутыми в разношенные мягкие тапочки ногами, скрылся между высокими стеллажами, доверху заставленными книгами. Егор тем временем с интересом рассматривал чистое и уютное помещение библиотеки, ничем не выдававшее своей принадлежности к системе исполнения наказаний. Недавно побеленные потолки, выкрашенные синей масляной краской стены, чисто вымытые коричневые полы с выщербленными кое-где досками и многочисленные стеллажи, заполненные книгами, с таким же успехом могли бы принадлежать какой-нибудь районной библиотеке тихого провинциального городка. Больше всего человека со стороны поражала тишина и умиротворение этого помещения, резко контрастирующие с тем, что творилось снаружи, где за колючей проволокой несколько тысяч не самых лучших людей со всей России были собраны вместе для исправления и отбывания назначенного им судом наказания. И если отбывание наказания еще соответствовало истине, то с исправлением все обстояло гораздо хуже. Для многих, впервые попавших на зону, она становилась первым университетом, где неопытные пока еще хулиганы, мелкие воришки и уличные грабители превращались в отпетых рецидивистов, не мыслящих для себя иной жизни, кроме классического «украл — выпил — в тюрьму». Романтика, ядрить ее налево! Недаром среди заключенных ходила мрачная и недалекая от истины шутка, что все, кто познакомился на общем режиме, так или иначе встретятся уже на строгом.

— Вот замечательная вещь Драйзера, очень интересная, поучительная и живо перекликающаяся с тем, что происходит у нас в стране вообще и лично с нами, в частности, — внезапно возникший перед Егором библиотекарь, прервав его грустные размышления, протянул ему новенькую и почти совсем не залапанную книгу. — Это «Финансист», первая часть из трилогии, посвященной жизни крупного американского финансового воротилы конца прошлого века.

— Спасибо, Иосиф Карлович, — Егор аккуратно взял книгу в руки и, после небольшой заминки, спросил: — а у вас учебников по английскому языку здесь нету?

— Нет, учебников вроде нет, но зато есть большой англо-русский словарь. А тебе, собственно, зачем?

— Да я, понимаете, хотел тут, пока суть да дело, немного подучить английский, чего время зря терять, а так в жизни, глядишь, и пригодится.

Иосиф Карлович на мгновение задумался, а потом предложил:

— Так давай я тебя и натаскаю по английскому. Я ведь филолог по образованию — кандидат наук. В свое время я специализировался на английской литературе девятнадцатого века, и для меня натаскивание английскому языку для поступления в вузы было существенным приработком к скромной зарплате филолога.

— Если вам только не трудно, я был бы очень благодарен за помощь, — обрадованный предложением библиотекаря Егор просительно улыбнулся.

— А чего же тут трудного? — удивился Иосиф Карлович, — я же сам предложил — и мне будет веселей, и тебе будет намного полезней, чем самому по учебникам заниматься. Да и руководству колонии нравится, когда осужденные полезным делом занимаются, а не дурью какой-нибудь маются. Я вот еще с Юрием Петровичем — замом начальника колонии по воспитательной части — поговорю, ему это обязательно должно понравиться, это ведь часть воспитательной работы.

— Тогда заметано, когда можно приступать к обучению?

— А давай прямо завтра и начнем. Ты приходи сюда сразу после работы.

Егор вышел из библиотеки с книжкой под мышкой и не спеша пошёл в расположение своего отряда.

— Эй, Каратила!

Егор оглянулся. От здания котельной, мимо которого он проходил, ему махал рукой парень, с которым он пришел вместе по этапу. Это был Муха — худощавый, весь разболтанный, как на шарнирах, вор-карманник из блатных. Рядом с Мухой стоял незнакомый Егору тощий, похожий на скелет мужчина, на вид лет пятидесяти от роду.

— Каратила, иди сюда, дело есть, — еще раз просемафорил ему Муха и увидев, что Егор отреагировал на его призыв, скрылся вместе со своим спутником за углом здания.

Егор, про себя удивляясь, чего от него нужно Мухе, с которым они никогда особо не общались, свернул с дорожки и, обойдя аккуратно постриженные кусты, зашел за угол.

— Держи краба, — Муха первым протянул Егору руку и кивнул на стоящего рядом незнакомца: — это Киря.

Незнакомый мужчина благосклонно кивнул Егору и пожал протянутую ему руку. Вялая и бледная кисть Кири, густо пронизанная сеткой синюшних вен, была сплошь украшена вытатуированными перстнями. Из-под черной рубахи Кири, расстегнутой до середины груди, виднелся мастерски вытатуированный многокупольный храм. Такой храм — верный признак, указывающий на то, что перед Егором стоял матерый рецидивист, занимающий высокое положение в воровской иерархии.

— Ты че, от жидяры-библиотекаря идешь, что ли? — Муха ловко выудил у Егора из-под мышки книжку и, шевеля губами, прочитал название: — «Фи-финансист». У-у-у, это что же, про бухгалтера книжка, да?

— Во-первых, не от жидяры, а из библиотеки, от Иосифа Карловича, — сердито буркнул ему Егор, забирая книгу обратно. — Чего тебе надо-то?

— Да ладно тебе, блин. Жидяра, он и есть жидяра. Устроился лысый хрен на теплое место при библиотеке и в член не дует. Ладно, фиг с ним, с тобой вот человек хотел поговорить. — Муха кивнул в сторону Кири, который, стоя немного в сторонке и нахохлившись, как филин, молча рассматривал Егора из-под полуприкрытых век.

— Муха, ты давай иди-ка, погуляй немного, — сиплым прокуренным голосом тихо прошелестел Киря. — Мы тут с Каратилой сами, с глазу на глаз, перетрем одно дельце.

Муха в момент испарился, будто тут его никогда и не было, а Егор, в свою очередь, молча уставился на изучающего его Кирю. Матерый уголовник теперь уже не был похож на птицу. Сейчас он напомнил Егору ядовитую змею, вылезшую погреться на солнышко. Со стороны кажется, что она сонная и обманчиво медлительная, но попробуй-ка потревожь ее покой, и она, как сжатая до отказа тугая пружина, тут же взовьется в смертельном броске. От тщедушного на вид уголовника явно веяло затаенной смертельной угрозой. Егору подумалось, что вот так же спокойно, не изменив выражение своих блеклых рыбьих глаз, тот может в любой момент сунуть ему заточку в бок. Хоть вроде бы и не за что, а все равно — рядом с таким типом расслабляться не стоит.

— Давай-ка мы с тобой присядем, нам тут маячить у всех на виду незачем, — наконец просипел Киря и, подавая пример, первым уселся на корточки, привычно выставив выпрямленные в локтях руки на колени.

По всему было видно, что в случае нужды он спокойно сможет сидеть в такой позе часами. Пересылки, на которых охрана подолгу заставляет зэков сидеть на корточках, когда упавших поднимают дубинками, а на вставшего запросто могут спустить собак или просто пристрелить за якобы попытку побега, дают надёжную выучку. Егор, не проронив не слова, сел рядом и вопросительно поднял брови, давая понять собеседнику, что пора бы уже переходить к делу.

— Слышал я, как в карантине ты двух Ляховских козлов отмудохал, — сплюнув себе под ноги, начал Киря. — За это тебе душевно, давно пора этот козлятник сраный на уши поставить. Мы тут пробили про тебя информацию. Вроде ты пацан путевый, не нашей блатной масти, но и в косяках никаких не замечен. Наоборот, даже заслуги у тебя есть перед обществом. В Доме во Владике ты себя вел достойно, козлячью пресс-хату опять же разнес и в карцере не сломался. В общем, братуха, есть у нас к тебе предложение.

— У нас — это у кого? — осторожно уточнил Егор.

— У бродяг и честных арестантов, — криво усмехнулся Киря, обнажив желтые прокуренные зубы. — Понятно, о ком я?

— Ну так, в общих чертах, — кивнул Егор. — А какое предложение-то?

— Ты, наверное, и сам видишь, какой беспредел сейчас на зоне твориться. Как «козлы» издеваются тут над мужиками, как они шакалят перед хозяином и попирают нашу воровскую идею. Сейчас всем путевым пацанам нужно определиться, на чьей они стороне. Ты хоть не из блатных, а из спортсменов, но в «козлы» не пошел, хотя Бес тебя уже уфаловывал пойти под его начало. Ведь так?

— Так, — согласился Егор, недоумевая про себя, откуда Киря знает о сути его разговора с Бесом. Видеть их учебную схватку, а потом заметить, что они о чем-то говорили, могли многие. А вот слышать, о чем был этот разговор, могли только он сам Бес и, может быть, двое его подручных, отиравшихся в этот момент неподалеку.

— А значит, ты пацан правильный, с совестью, раз не подписался за неправое дело. Поэтому мы в блаткомитете и решили тебя подтянуть к себе. Покажешь себя с хорошей стороны — и будешь здесь не последним человеком, а там, глядишь, и по жизни у тебя все будет нормально, потому как здесь собрались люди известные в тюремном мире и наши рекомендации весьма дорого стоят. Здесь все решают дела, сделаешь дело для общего блага — и будет у тебя свой заработанный авторитет. А с авторитетом, братуха, оно по жизни намного лучше, чем без него.

Егор задумался. Слова Кири о беспределе на зоне его не ввели в заблуждение. Подручные Ляха и правда выполняли обязанности надсмотрщиков и приглядывали за порядком в зоне, не забывая при этом свой интерес, но, за редкими исключениями, явного беспредела по отношению к другим осужденным они не допускали. Для «идейных» блатных здесь и вправду было тяжеловато, настощий бродяга не должен вкалывать на Хозяина — ему это западло. Раньше, до воцарения Ляха на зоне, блатные под разными предлогами категорически отказывались выходить в «промку» работать, но после того, как Мазая и нескольких самых одиозных отрицал раскидали по другим зонам, а верхушку блаткомитета закатали в ШИЗО, объединенные Ляхом спортсмены сумели навязать оставшимся блатным свои порядки. Пока только Зяма, тот же Киря и еще несколько блатных держали марку и не выходили на промку, предпочитая время от времени отсиживаться в ШИЗО. Для основной же массы осужденных ничего особо не изменилось. У мужиков вольностей, конечно, было поменьше, чем на черных «зонах», но жить было вполне можно. Другое дело, что из-за общей хреновой экономической ситуации в стране и на воле-то особо жрать было нечего, а уж о том, как приходилось крутиться тюремной администрации, чтобы хоть как-то обеспечить более-менее сносной едой поднадзорный контингент, можно было только догадываться.

На зоне работало несколько различных производств, от пошива рукавиц до мебельного цеха, продукция которых находила на воле хоть какой-то сбыт, но львиную долю денежных поступлений давало именно мебельное производство. Нормативы расхода различных комплектующих, фурнитуры и особенно древесины, рассчитанные еще в благословенные советские времена, позволяли грамотному хозяйственнику, наряду с выполнением официального плана, до трети продукции гнать леваком. «Усушка», «утруска» и «некомплект» — эти волшебные слова позволяли скрыть от чужого глаза довольно масштабные хищения. Естественно, что часть образовавшихся неподотчетных денег уходила администрации, закрывавшей глаза на некоторые несообразности в учете готовой продукции, а часть шла на улучшение бытовых условий основной массы осужденных, что было одним из условий, поставленных смотрящему лично Хозяином. Именно с этих денег воровской общак ежемесячно пополнялся на весьма приличную сумму. С переходом власти в руки Ляха, блатные потеряли очень важный источник финансирования. Лях сам назначил себя новым смотрящим, расставил везде своих людей и организовал свой бандитский общак. Недаром говорят, что самый болезненный удар — это удар по карману. Выдернув из-под блатных рычаги управления зоной, Лях нажил себе смертельных врагов и их ответный удар был только делом времени.

Егор, конечно, ничего этого не знал, но, обладая довольно живым умом и практической смекалкой, сильно подозревал, что причиной взаимной ненависти между «красными» и блатными является борьба за главенствующее положение на зоне, или, проще говоря, банальная дележка власти и денег. В этом древнем, как сам мир, споре он не хотел становиться ни на чью сторону, и именно потому недавно отказал Бесу, который обратился к нему со сходным предложением. А сейчас Киря требовательно смотрел ему в глаза и тоже требовал определиться.

— Знаешь, Киря, — после небольшой заминки ответил Егор, посмотрев собеседнику прямо в глаза, — я, чтобы не юлить и не тянуть зря время, прямо сейчас тебе сразу всё и скажу. Здесь, на зоне, я случайный пассажир и в дальнейшем на криминальной стезе я себя совсем не вижу. Ну не хочу я лезть в ваши внутренние разборки. Кто тут прав, кто виноват — разбирайтесь сами. Мое дело сторона. Я тихонько свой срок оттарабаню и постараюсь больше в эти места ни ногой. Потому и Бесу я тогда сказал «нет», и тебе сейчас говорю — нет.

Киря глухо закашлялся, а потом смачно сплюнул в сторону густой вязкой слюной, проводив свой плевок взглядом. Потом он хрустнул пальцами рук и, насмешливо взглянув на Егора, ехидно хмыкнул.

— Типа значит — один на льдине?

— Типа того.

— Имеешь право, но смотри не ошибись. Один — он и есть один, ему никто плечо в трудную минуту не подставит и ничего умного не подскажет.

— Ничего страшного, справлюсь сам.

— Ну как знаешь, сам так сам. Бывай, братуха.

Киря хлопнул Егора по плечу, поднялся и, сунув руки в карманы, вразвалочку удалился. Егор молча глядел ему вслед и с тоской думал, какого же черта все к нему привязались.

Удар, удар, уклон, нырок и сразу на возврате ответный боковой в челюсть.

— Нужно быстрее выходить после нырка, ты слишком медленно контратакуешь, я бы легко ушел, — Бес опустил лапы и недовольно покачал головой. — Расслабь плечи, и выхлестывай руками, а не толкай их, это тебе не каратэ, тут нужен хлесткий взрывной удар.

Егор опустил руки и, переминаясь на ногах, виновато пожал плечами:

— Меня раньше по-другому учили.

— Не то, все это не то. По технике ударов руками никакое каратэ с боксом не сравнится. Бокс — это прежде всего скорость, причем не одиночных ударов, как в твоем каратэ, а серийных. У тебя никогда не получиться быстрая серия, если ты будешь закрепощать плечи, ты просто расслабься — и руки полетят сами собой. Как камни на верёвках, понимаешь?

— А у меня раньше вроде бы получалось работать с боксерами.

— Ну, если ты их, как и меня, утаскивал в партер, то очень может быть, — отмахнулся Бес.

— Нет, у меня даже только на руках иногда неплохо получалось, — хитро подмигнул ему в ответ Егор.

— Значит, хреновые тебе боксеры попадались, — безапелляционно заявил ему Бес. — Давай-ка мы с тобой сейчас, для эксперимента, пару раундов чистого бокса поработаем, без ударов ногами и без борьбы.

— Ну давай.

Парни натянули перчатки и, дружески поприветствовав друг друга, сошлись в центре утоптанной площадки. Сегодня Бес работал очень легко и расслабленно, он мягко передвигался на носочках, постоянно выхлестывая одиночные удары и двойки по своему противнику, пытавшемуся вытеснить его с площадки. Егор явно двигался тяжелее своего соперника. Преследуя Беса, он шагал на полной ступне, плотно держась за землю ногами, и постоянно выцеливал момент для результативной серии. Бес не давал себя загнать и легко смещался по кругу, время от времени встречая Егора довольно увесистым джебом в голову. В какой-то момент Егор, прибавив шаг, рванул вперед и выкинул быструю троечку — два джеба левой и мощный прямой справа. Эта серия, среди понимающих, носит меткое название «удар почтальона», а и вправду — тук, тук в дверь левой ручкой. Дверь открылась — прямой правой бац! Свет потух. У Беса свет не потух, он умело ушел от джебов, а на правом прямом встретил Егора кроссом через руку. Голову Егора сильно болтануло, но он все же устоял на ногах, мгновенно вскинув руки в глухой защите, по которой сразу, как летний ливень по железной крыше, пробарабанили перчатки Беса. Егор, отходя от пропущенного удара, стал качать маятник, норовя поймать кулак противника на локоть, но Бес, уже наученный опытом прошлых встреч, не стал сразу бить в голову, только пригрозил, и дождавшись, пока Егор вскинет повыше правый локоть, пробил мощный апперкот ему в печень, завершив серию жестким боковым правой в голову. Егор, пропустив удар в печень, успел нырнуть под правый боковой уже в полуобморочном состоянии и, сделав шаг вперед, повис на своем противнике, сковав его в клинче.

— Не, ну так не честно! — Бес безуспешно пытался выйти из клинча, но Егор, навалившись на него всем телом, не отпускал. — Мы же договаривались, никакой борьбы, только бокс.

— Ага, умный какой, — наконец буркнул тот и разжал руки. — У меня же голова и печень не казенные, постоянно так огребать. Я уж лучше как умею. Кстати, я клинчевал в пределах правил.

— Ну да, только в этом случае рефери разводит спортсменов.

— Это правда, — кивнул Егор, и тут же, хитро подмигнув, невинно добавил: — только вот на улице рефери нету почему-то.

— Все, уел, паршивец! — гулко захохотал Бес и дружески хлопнул Егора по плечу. — Пойдем, посидим на лавочке, тебе после пропущенных ударов немного отойти надо, а потом снова пойдём на лапы. Надеюсь, что я от тебя все же добьюсь нормальной боксерской серии руками вместо каратисткой порнографии, которую ты мне сейчас демонстрировал.

Сидя на лавочке, Егор искоса глянул на Беса, который с удовольствием наблюдал, как на футбольном поле носятся зэки, выплескивая накопившиеся злость и адреналин в товарищеском футбольном матче.

— Слышишь, Вова…

— Чего, уже отдохнул, что ли?

— Да нет, я о другом, — Егор тяжело вздохнул, не зная, как начать. — Ты бы немного придержал своих орлов, что ли.

— А что такое? — тут же вскинулся Бес. — Что, кто-то из моих пацанов тебя щемить пробовал?

— Да нет, дело не в этом, — покачал головой Егор. — Ты же меня знаешь, я бы к тебе в любом случае жаловаться не пошел. Сам бы разобрался. Тут другое. Я, конечно, все понимаю, что вы тут зону держите и все такое, но зачем же перегибать палку? Одно дело, когда твои пацаны по справедливости за порядком смотрят, другое, когда они у других посылки из дома забирают, или просто ради забавы мужиков гнобят. Нехорошо это. Смотри, среди мужиков уже много недовольных, будете так продолжать, они могут и взбунтоваться.

— А что ты думал, что здесь курорт или пионерлагерь? — раздраженно ответил ему Бес. — Здесь вообще-то не мамкин дом, а зона, и здесь человек человеку волк. Да меня самого пацаны не поймут, если я не дам им лоха развести, или буду мужикам сопли утирать. Ты знаешь, я этой херней сам не занимаюсь, мне незачем, да и не так я воспитан, но ты прав, люди у меня разные, и среди них есть, не постесняюсь этого слова, настоящие козлы. А с кем мне работать? Ты вот чистеньким хочешь остаться, а мне нужны бойцы, которые будут держать здесь народ в кулаке, иначе нас быстро сковырнут и на наше место придут другие, которые, поверь мне, будут не лучше, если не хуже. А насчет мужиков не волнуйся, все будет в порядке, это их блатные мутят, мы с Ляхом им кислород перекрыли, вот они и шипят, как змеи, по углам. Ничего, мы их всех по норам разгоним, чтобы они мужиков не мутили, все — прошло их время.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Егор, — я только хотел предупредить.

— Здорово, Бес. Развлекаешься?

К увлеченным разговором парням незаметно приблизились несколько человек.

— Да так, тренируемся потихоньку.

Бес, как ошпаренный, подскочил со скамейки и подошел к крепкому, седому мужчине со шрамом на щеке, вокруг которого застыли три здоровенных амбала, настороженно зыркающих по сторонам. Егор тоже встал и с интересом уставился на подошедших. От незнакомца со шрамом, одетого в черную шелковую рубашку и черные же брюки с наглаженными стрелками, ощутимо веяло властностью и дикой животной силой. Он равнодушно скользнул по Егору своими холодными, как лед, голубыми глазами, кивнул ему и потянул Беса за локоть.

— На пару слов, Вова, я тебя долго не задержу.

— Да, конечно, Александр Николаевич, какой может быть разговор, — Бес, быстро повернувшись, кинул свои перчатки Егору и послушно пошел за седовласым.

Троица амбалов, очень похожих на телохранителей, тут же тронулась следом, держась в некотором отдалении, чтобы не мешать разговору уважаемых людей. Егор на лету поймал перчатки, сел обратно на скамейку и еще некоторое время провожал взглядом всю компанию. По приметам и по тому почтению, которое окружающие оказывали седовласому, он понял, что это, скорее всего, и есть тот самый Лях, державший всю зону в ежовых рукавицах. Егор тут же вспомнил, что Бес является одним из приближенных смотрящего, и иронично подумал, что ему вечно везет с приятелями. Во внуковском ИВС — Серега-Мастер, во Владикавказком СИЗО — Антон, здесь на зоне — Бес. Хоть Егор и держался здесь подчеркнуто независимо, не примыкая ни к одной из противоборствующих сторон, приятельские отношения с Бесом все же служили ему охранной грамотой среди активистов, но другой стороны, они же являлись причиной косых взглядов со стороны блатных и некоторых других осужденных.

Бес нравился Егору чисто по человечески. Это был простой и открытый парень без злобы и гнилости в душе. Он мог быть жестким и жестоким, но мог проявить и большое человеческое великодушие, и даже доброту. Хотя термин «человеческое великодушие» не совсем справедлив в этом случае, подобное великодушие свойственно не только человеку. Волк — жестокий хищник — никогда не добивает своего собрата-волка в бою за самку, за власть в стае или за территорию. Стоит обессилевшему противнику подставить горло или брюхо в знак признания своего поражения, и победитель останавливается, давая проигравшему возможность уйти живым. Хищники, сотворенные самой природой чтобы охотиться и убивать, не делают этого ради забавы и редко убивают себе подобных — та же природа встроила в них сильнейшие защитные механизмы против уничтожения себе подобных. Такая жестокость больше свойственна их жертвам: кроткие голуби, почему-то ставшие символом мира для современной цивилизации, в своих жестоких поединках нередко затаптывают и заклевывают своих сородичей насмерть самым безжалостным образом без всяких правил типа «лежачего не бьют».

Бывшего боксера, который, подобно многим своим коллегам, в начале девяностых ступил на кривую дорожку, можно было назвать хищником поневоле. В другое время или в другом месте он был бы, скорее всего, законопослушным членом общества, зарабатывающим себе на жизнь легальными методами, и вовсе не обязательно выступлениями на ринге. В нем не было той внутренней порочности, которая у некоторых людей предопределяет их криминальное будущее и долгие годы за тюремной решеткой. Тот путь, который в конце концов привел его на зону, начался еще в конце восьмидесятых, когда молодой перспективный боксер, мастер спорта, которому прочили большое спортивное будущее, решил помочь своему товарищу, отец которого был одним из первых кооператоров в небольшом сибирском городке. Тогда, в восемьдесят восьмом году, на начинающего бизнесмена наехали начинающие рэкетиры, потребовав заплатить им немалую по тем временам сумму за право работать на их территории. Бизнесмен пожаловался сыну, который давно и успешно занимался боксом в подвале, переоборудованном под спортзал, а тот собрал своих товарищей по секции и приехал на назначенную стрелку вместе с отцом.

Это было самое начало массового криминального движения в стране, и тогда на разборках еще не стреляли, предпочитая давить мускулистой статью. Боксеры быстро объяснили горе-рэкетирам, которые оказались такими же подвальными качками, вооружившимися для храбрости цепями и битами, что ни бычьи шеи, ни накачанные бицепсы, ни мощные ляжки, ни даже увесистые биты не идут в сравнение с точным глазомером, поставленным ударом, а самое главное — с бойцовским духом, закаленным пусть в спортивных, но всё же боях. После первой выигранной разборки вскоре последовали и вторая, и третья. У многих из спортсменов были родственники, занимавшиеся мелким бизнесом, некоторым из них тоже потребовалась защита от «защитников», наперебой набивающихся крышевать их бизнес. Весть о бригаде боксеров быстро разнеслась по городу, и вскоре спортсменов Василия Косачева и Владимира Бессонова уже больше знали по прозвищам Косач и Бес. Итог подобной деятельности тоже был предсказуем. Через непродолжительное время парни втянулись и начали брать за свои услуги деньги — сначала больше символические, а потом уже и весьма солидные, дальше они стали регулярно взимать с коммерсантов деньги за защиту, отхватив себе жирный кусок городской территории. Подобная деятельность не могла добавить им доброжелателей, и у бригады боксеров начались стычки с серьезными рэкетирскими бригадами. Вскоре в полный голос заговорило огнестрельное оружие, и появились первые трупы. Сердца молодых волков быстро ожесточались, да и как может быть иначе, когда рядом гибнут твои товарищи, и ты, в свою очередь, мстишь за их безвременную гибель, воздавая обидчикам высшей мерой наказания. Древний закон выживания диктовал им правила поведения — око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Заповеди «не убей» и «не укради», произнесенные две тысячи лет назад в далекой Иудее, на одной шестой суши на какое-то время потеряли свою актуальность — а зря. Криминальные войны никогда не проходят бесследно. Многие, многие их участники легли под гранитные плиты с помпезными мраморными памятниками, которые, при всей своей красоте, все равно не заменят родным и близким потерянных родственников и друзей. Другие же, как Владимир Бессонов по прозвищу Бес, оказались в тюрьме, которая, очень может быть, таким болезненным способом уберегла их от гораздо более печальной развязки.

— О чем задумался, наверное, опять о бабах? — мысли Егора, полностью ушедшего в себя, прервал ехидный голос Беса, уже вернувшегося обратно.

— Да так, — махнул рукой Егор — о жизни, обо всем понемногу.

— Знаешь, кто это был? — Бес кивнул в сторону седовласого, удалявшегося от них вместе со своей свитой.

— Лях?

— Он самый! — Бес поднял большой палец. — Вот такой вот человечище. Настоящий кремень. Ты, наверное, уже слышал, как он зашел в зону?

— Да так, краем уха.

— Так вот, я тебе сейчас расскажу, как на самом деле все было. Когда Лях сюда заехал, блатные на зоне быстро просекли, что он бывший мент, здесь такие вещи быстро узнаются. Смотрящим на зоне был тогда вор-законник Мазай. Ляха дернули на блаткомитет. Той ночью в актовом зале собралось несколько авторитетных «синих», кое-кто из «спортсменов» для представительства, и парочка «торпед», взятых Мазаем для устрашения. Ляха хотели туда привести, типа как под конвоем, но он сразу просек эту фишку и отослал провожатых, веско сказав им, что знает куда идти и придет сам. Это, братуха, очень важный момент — одно дело, когда тебя ведут, и совсем другое, если ты сам идешь на стрелку. Когда он пришел, Мазай, не затягивая дело, сразу кинул Ляху предъяву, что тот раньше работал в милиции и типа за это с него следует спросить как с гада. Лях тогда стоял перед ними, слушал и молча улыбался, глядя Мазаю прямо в глаза. Потом он тихо спросил у смотрящего:

— А кто ты такой, чтобы мне тут предъявлять и судить меня?

Мазай кивнул головой, словно признавая справедливость вопроса, обвел тяжелым взглядом всех собравшихся и, усмехнувшись, гордо ответил:

— Я вор.

— Но ты же не бог, только богу дано судить нас за наши дела, — тут же отрицательно покачал головой Лях.

— Бог будет судить нас на небе, а здесь тебе придется ответить по нашим законам.

— Всем нам когда-то придется за что-то ответить, — кивнул Лях и независимо добавил: — если у тебя все, то я, пожалуй, пойду.

Он развернулся к выходу, и тогда двое здоровеных амбалов, по знаку Мазая, попытались заступить ему дорогу. Лях два раза ударил и оба легли на пол.

— Чем больше шкаф, тем громче падает, — одобрительно хохотнул один из присутствовавших в зале спортсменов и подошел к Ляху, настороженно ожидавшему продолжения: — Пожалуй, братуха, я подпишусь за тебя в этом базаре.

— Это же мент! — чуть не поперхнувшись, возмущенно выкрикнул Батон, не перестававший работать мощными челюстями даже в такой напряжённый момент.

— Это раньше он был ментом, а потом примкнул к братве и проявил себя в делах достаточно, чтобы все прошлые вопросы с него снялись. Мне за него знающие люди говорили, а я им верю, — веско возразил спортсмен.

Еще несколько спортсменов подошли вслед за первым, и все выжидающе уставились на Мазая, нервно кусавшего губы при виде такого демонстративного демарша. Спортсменов он никогда ни в грош не ставил и позвал сюда, можно сказать из милости, чтобы молодняк вникал и постепенно приобщался к правильным воровским идеям. А они, падлы неблагодарные, видишь как зубы показали. Ну ничего, он эту обросшую мускулами шелупонь безмозглую быстро на место поставит, да так, что они надолго его запомнят.

— За мусора подписываетесь? — прошипел откуда то сбоку Киря. — Смотрите, пацаны, как бы вам потом не пожалеть об этом.

— А ты что, угрожаешь? — поинтересовался парень, первым оказавший поддержку Ляху.

— Предупреждаю, — сказал, словно выплюнул, Киря.

— А… ну тогда душевно тебе, братуха, за твою заботу, а мы, пожалуй, тоже пойдем…

Егор задумчиво слушал рассказ Беса, а потом как бы невзначай спросил:

— Тогда, в актовом зале, первым к Ляху подошел ты?

— А как ты догадался? — расплылся в довольной улыбке Бес.

— Да так, интуиция шепнула.

— Точно, первым тогда поддержал его я, а потом и остальные пацаны подтянулись.

— А почему ты поддержал Ляха? — спросил Егор. — Нет, если не хочешь, можешь не говорить.

— Спрашиваешь, зачем? — Бес на секунду задумался. — У меня уже до этого уже был серьезный разговор с Ляхом. У нас с ним были общие знакомые еще по воле, вот он и передал мне от них привет. Мы с ним нашли общий язык, и у нас появились общие темы. Я тогда поставил на него, и можно с уверенностью сказать, что не прогадал. Кроме меня, Лях тогда успел пообщаться еще с несколькими нормальными пацанами. Он встречался и с Пашей-штангистом, и с Аликом, и с Анваром — все они, вместе со своими ближними, тоже поддержали его позицию.

— И что, все так легко закончилось?

— Да нет же — тогда все только началось. Через пару дней на Ляха, когда тот был во время обеденного перерыва, один в цеху, кинулся один хмырь с заточкой. Он, падла, успел пропороть Ляху руку и распахать бок, а потом Лях самолично его заломал и хорошенько подраспросил о том, о сем. Он это умеет, не зря же в уголовке столько лет отработал. В этот же день Хозяин начал репрессии против блатных, он пересажал самых ярых в шизняк и вскоре вообще перевел Мазая в другую зону. Мы, естественно, сразу воспользовались сложившимся положением, и взяли власть на зоне в свои руки. Вот с тех пор здесь все так — как мы устанавливаем.

— Понятно, — Егор понимающе кивнул, — только здесь главное не перегнуть палку, а то можно получить такую обратку, что мало не покажется.

— Не тухшуй, — заразительно засмеялся Бес, обнажая в белоснежной улыбке свои ровные ухоженные зубы. — Ничего страшного не происходит, ну, прижмут пацаны время от времени какого-нибудь мужика или блатного, так это чисто чтобы те не расслаблялись, да и пацанам нужно же иногда пар выпускать — это же зона, а не пионерлагерь.

Вечерело. Двое активистов, Исмаил и Кент, шурша начищенными до блеска ботинками по высохшей опавшей листве и вяло переговариваясь, дружно топали куда-то по своим делам. Впереди щупленький мужичок в мятой черной робе и поношенных ботинках неторопливо мел асфальт, сгребая опавшие листья в кучу. Немного поодаль еще несколько осужденных сгребали граблями листья с газона. Когда Исмаил проходил мимо, мужичок, неловко развернувшись, случайно ткнул его концом метлы под ребра.

— Да ты, падла, совсем поляну не сечёшь?!!

От довольно болезненного толчка в бок Исмаил завелся буквально с полоборота и сразу же ударил мужика кулаком в ухо. Тот, скрючившись, сразу упал вниз, в ужасе закрывая свою бритую голову руками, а взбешенный Исмаил стал бить его куда попало ногами в тяжелых ботинках. Кент, не участвуя в расправе, просто стоял рядом и криво улыбался. В какой-то момент избиваемый мужик мучительно закашлялся и выплюнул сгусток крови. Его руки безвольно опустились, открывая бритую голову на тонкой шее, и туда сразу же пришлись несколько мощных ударов тяжелыми ботинками.

— Исса, Исса! Да оставь ты его, — встревоженный Кент оттолкнул приятеля от затихшего мужичка, — ты же его убьешь нахер. Чего ты так завелся?

— Да хрен там убью, эти падлы живучие, — остывая, сплюнул на землю Исмаил. — Вот посмотришь, он через пять минут как подстреленный на ужин побежит.

Оба, немного потоптавшись на месте, дружно пошли дальше, оставив позади себя неподвижное тело, распростертое на опавшей листве. К лежащему осторожно приблизились несколько осужденных, не решавшихся подойти ближе, пока Исмаил и Кент стояли рядом. Один из подошедших зеков опустился на корточки, прикоснулся к шее лежащего мужика, проверяя, есть ли у него пульс. Через несколько секунд он спросил срывающимся голосом:

— Мужики, да что же это такое делается-то, а? Они же, гады, Зайца убили… За что?!

К Зяме, мирно отдыхавшему у себя в комнатке в приличествующем его положению одиночестве, которое само по себе является весьма большой роскошью в переполненных местах лишения свободы, тяжело дыша, ворвался всколоченный парень.

— Ты чего, Муха, белены объелся, что ли… — недовольно начал было Зяма, недовольно вздернув высоко на лоб свои густые брови, но, увидев выражение лица вошедшего, тут же сменил тон: — ну давай, говори, чего там у тебя?

— Там два Ляховских «козла» только что мужика из третьего отряда насмерть забили. Мужики из третьего все как один поднялись, шумят, бьют окна, требуют к себе Хозяина и Ляха, — выпалил Муха.

— Так.

Зяма вскочил с кресла. От расслабленности и сонной одури на его лице ничего не осталось — теперь это был просто комок энергии.

— А ну быстро ко мне весь блаткомитет и отмороженного Шварца позови тоже, только тихо давай, чтобы никто не видел.

К бушующему темному морю, состоящему из нескольких сотен осужденных, сконцентрировавшихся у расположения третьего отряда, быстрым шагом шел Лях, он уже знал о произошедшем и про себя на все лады проклинал зарвавшихся придурков Исмаила и Кента, сдуру заваривших такую кашу. Рядом с Ляхом важно вышагивал зам. начальника колонии по воспитательной работе майор Сиротин, замещавший утром отбывшего в город начальника колонии, а позади угрюмыми глыбами тянулись несколько здоровенных амбалов, составлявших личную свиту смотрящего, и трое прапорщиков с дубинками, сопровождающих майора. Они вместе подошли к толпе. Среди озлобленных лиц то там, то здесь мелькали юркие парни, они что-то тихо говорили, добиваясь внимания, затем протискивались дальше, и опять заводили и без того взвинченных донельзя мужиков. Здание, рядом с которым собралась возбужденная толпа, мрачно зияло выбитыми глазницами окон, отовсюду шел плотный людской гомон, то и дело в толпе раздавались выкрики и призывы мочить «козлов».

— Граждане осужденные, прошу прекратить беспорядки и разойтись по местам расположения отрядов, — майор Сиротин вышел вперед и властно поднял руку. — По факту избиения будет проведено объективное расследование, и все виновные будут строго наказаны.

— Какое там избиение, начальник! — дерзко выкрикнул кто-то из толпы. — Твои «козлы» Зайца насмерть запинали!

Тут же из толпы последовали другие выкрики:

— Знаем мы твое расследование!

— Вы с «козлами» заодно и всегда их прикроете!

Вперед вышел Лях и, разведя руки в стороны, зычно выкрикнул:

— Мужики, кончай этот базар! Я лично обещаю наказать того, кто это сделал. Слово даю — решу все по справедливости и накажу так, что мало не покажется.

— Да чего вы его слушаете?!! — раздался истерический вопль откуда-то сбоку — это же тоже мент перекрашенный. Мочи «козлов» и ментов заодно! Бей сук!!!

Возбужденная толпа качнулась вперед, из-за спин стоящих впереди зэков внезапно выскочил юркий тип в надвинутой на самые глаза кепке и в ритме швейной машинки начал бешено всаживать заточку в живот Ляху.

— А-а-а!

Невидимый барьер был снят. Почувствовав первую кровь, толпа окончательно слетела с катушек и кинулась вперед — рвать, кромсать и топтать.

— А ну стоять, суки позорные!!! Всех порву на хер!!!

Из-за угла котельной на помощь Ляху опрометью выметнулись два десятка здоровенных накачанных парней, вооруженных короткими стальными прутами. Это прибыл Бес, по приказу Ляха собиравший на бой надежную братву. Он опоздал к месту разворачивающихся трагических событий совсем немного. Появись он со своими людьми хотя бы на пару минут раньше, и возможно, основная масса арестантов, устрашенная демонстрацией силы, не перешла бы последней черты. Но Бес опоздал. Накопившиеся безысходность и злоба справедливо или несправедливо осужденных и загнанных на край света людей наконец-то нашли свой выход, и озверевшая толпа потерявших человеческий облик сидельцев хлынула вперед, круша и ломая все на своем пути. Бессловесная серая масса, обычно податливая, забитая и униженная, накопив критическое давление, взорвалась подобно вулкану, и горе теперь тем, кто попирал и унижал человеческое достоинство, а также горе тем, кто не в толпе, или, на свое несчастье, просто попался под горячую руку.

— А-а а!.. Мочи козлов!!!

— Бей их!

— Ссука!!!

— Кр-ру-ши-и, их блядь!!!

Плотная черная масса, в первый момент немного подавшаяся назад, тут же, топча растерзанных переговорщиков, волной понеслась в сторону Беса и его людей. Активисты не дрогнули. Как по команде, взметнулись стальные прутья и с силой опустились на бритые черепа. Первый ряд нападавших с проломленными головами рухнул на землю, давая дорогу другим — осатаневшим от дикой злобы людям, тянущимися сведенными как в судороге пальцами к шеям ненавистных активистов. Накачанные адреналином люди не чувствовали боли от ударов и падали, только получив серьёзные увечья. Поле боя сразу разбилось на отдельные участки, то тут, то там, как водовороты в бурной реке, крутились бойцы Беса, окруженные жаждавшей крови людской массой. Мелькали кулаки, взмывали и опускались стальные прутья, в мускулистые тела спортсменов вонзались заточки. Мат, стон, хрип, хруст, тяжёлый запах крови… Под ногами валялись неподвижные тела. Некоторые, даже упав на землю, из последних сил пытались хватать врагов за ноги.

Потерявший счет нападавшим Бес пока еще оставался на ногах. Скользкий от чужой крови прут давно уже вырвался у него из рук, и теперь он, рыча от ярости как дикий зверь, просто бил налетавших на него врагов кулаками и ногами. Вокруг мелькают перекошенные яростным криком лица, поле зрения сужается, и время замедляет свое бег. Вспышка. Чужое лицо слева — удар и кто-то со сломанной челюстью уходит в аут. Четкая двойка в челюсть, и еще один с остекленевшим взглядом падает вниз. Кто-то, вцепившись как клещ в горло, повисает у него на плечах сзади — рывок за руку, бросок через плечо, и тяжелый ботинок с силой опускается на голову упавшего.

— Так их, блядей! Так! Ну, еще немного!

Но кто-то цепкий и сильный уже кубарем катится под ноги Бесу, сбивая его на землю, и вот уже несколько налетевших как собаки на медведя противников отчаянно молотят упавшего палками и отобранной у активистов арматурой по спине, по голове, куда попало. Сбитый с ног Бес тяжело ворочается и отчаянно пытается вырваться, он даже успевает отшвырнуть сильным пинком ноги того, кто опрокинул его на землю, но тяжелый удар стальной арматуриной по затылку повергает его в глубокую темноту…

Тонкие черные ручейки пышущих злобой арестантов, вооруженных палками, заточками и обрезками труб, растеклись по всей зоне, вовлекая в разгорающийся бунт всё новых участников и вылавливая для жестокой расправы затаившихся активистов. Над зоной раздался тревожный рев сирены, и часовые на вышках замерли у прицелов, с волнением и тревогой ожидая, пойдет ли потерявшая человеческий облик толпа на прорыв ограждений и придется ли им хлестать озверевшую от пролитой крови массу тугими свинцовыми струями.

Тревожный рев сирены застал Егора в тот момент, когда он вместе с Иосифом Карловичем вышел из библиотеки после плановых занятий по английскому языку. Библиотекарь все никак не мог закрыть замок, а Егор терпеливо ждал его рядом с крыльцом. Наконец замок щелкнул, и библиотекарь удовлетворенно крякнул:

— Ну наконец-то, давно пора этот замок поменять.

— Черт, что это? — Егор, услышав сирену, недоуменно закрутил головой, тщетно пытаясь понять, что происходит.

— Что-то нехорошее случилось, — Иосиф Карлович забыл про замок и тоже сошел с крыльца. — Не нравится мне это, Егор. Давай-ка мы лучше вернёмся в библиотеку — от греха подальше.

— Да нет, надо же узнать, что происходит, — заупрямился Егор.

Спор осторожного библиотекаря и упрямого спортсмена разом потерял актуальность, когда из-за угла в их сторону выкатилась группка взбудораженных людей, числом более десятка, вооруженных толстыми палками и обрезками арматуры. На полшага впереди всех, расхлябанной блатной походочкой шел Муха, на ходу умело поигрывая загодя припасенной на такой случай финкой. С того момента, как Егор ответил отказом на предложение Кири присоединится к блатным, прошло уже два месяца и все это время, сталкиваясь с Мухой, Егор ни разу не ощущал никакой неприязни с его стороны. Они даже иногда непринужденно болтали о том о сем, и тем неожиданней для Егора стало то, что произошло дальше.

— Мужики, вон туда посмотрите! Этот гад — Бесовский дружбан, он тоже козлиный прихвостень! — азартно закричал Муха, указывая рукой на Егора. — А с ним рядом жид пархатый из тех жидов, что Рассею продали. Глуши их обоих, братва!

Хмурые мужики, не говоря ни слова, медленно и неумолимо, будто зомби из фильма ужасов, двинулись к Егору и библиотекарю.

— Уходите, Иосиф Карлович!

Егор, оттолкнув своего спутника в сторону, одним прыжком подскочил к деревянному крыльцу и несколькими сильными пинками выломал из перил две толстых деревянных поперечины. Крепко держа довольно увесистые полуметровые палки в обеих руках, он, зловеще скалясь, смотрел на своих приближающихся противников. Нападающих это не остановило, выражения их сосредоточенных угрюмых лиц не предвещали для Егора ничего хорошего.

— Значит, так? Тогда потанцуем, будет вам показательный урок арниса. — мелькнула шальная мысль у Егора в голове.

Надпочечники уже гнали в кровь струю гормонов, все мысли из головы выдуло вместе с рефлексий и прочими феноменами высшей нервной деятельности. Исчезло разделение себя и окружающего мира, осталось только нерассуждающее безоценочное реагирование на внешние угрозы, вбитое в тело многими годами жёстких тренировок.

Один из мужиков, с длиной толстой палкой, бывшей ранее, по всей видимости, ручкой от метлы или лопаты, резко прибавил шаг и, широко размахнувшись, попытался ударить Егора по голове. Тот мгновенно поднырнул под просвистевшую над его головой палку и, скачком сократив дистанцию, быстро нанес несколько ударов своими дубинками по голове и по ребрам противника. Мужик, сдавленно охнув, выпустил свое оружие из рук и рухнул на дорожку. Остальных это не смутило, у них в сознании остались только жажда крови и желание поярче провести последние часы перед неминуемым подавлением бунта и последующим за этим жестоким наказанием участников. На Егора кинулись сразу трое, пытаясь с ходу его достать своими палками и кусками арматуры. В отличие от них, Егор примерно одинаково владел обеими руками и привык работать сериями, не полагаясь на один сильный удар. Отмахиваясь от противников, он завертелся буквально как белка в колесе, молотя противников обломками перил. Увернувшись от нестройной атаки, он сумел обойти нападающих с фланга, попутно снеся одного из них мощным ударом палкой по голове. Резкий рывок в сторону, серия ударов на возврате — и вот уже второй из нападавших, выронив стальной прут, бесчувственным кулем валится на землю с залитым кровью лицом. Теперь уже на Егора кинулась вся толпа. Нырок вниз, мощный дробящий удар палкой по чьему-то колену и сразу же, на выходе, удар другой палкой по затылку. Разворот, прыжок влево, жесткий удар по чьей-то татуированной лапище с обрезком водопроводной трубы и тут же тычок торцом другой палки в другую оскаленную в крике рожу.

— Получите дубль два!

Пока что Егор успешно противопоставлял численному перевесу нападающих своё преимущество в скорости, опыте и координации движений. Конечно, будь его противниками не простые мужики, не умеющие ни драться, ни атаковать группой, или будь они вооружёны не кое-как выломанным дрекольём, а настоящим оружием — и против десятикратного численного преимущества никакая выучка Егора не спасла бы, но пока что нападавшие, действуя несогласованно, бестолково толкались и мешали друг другу. Боясь задеть своим тяжелым оружием кого-то из своих, они били по ловкому, как обезьяна, Егору с оглядкой, и попадали в основном по касательной, не нанося особого вреда. Боли же Егор, по макушку накачанный адреналином, совсем не чувствовал. Зная, что вокруг только враги, он работал по полной. Он постоянно крутился, двигался, менял направление и уровень, резкими выхлестами бил палками в разные стороны, стараясь отшибать противникам конечности или попадать им по голове. Уже несколько человек лежали внизу в полной отключке или матерясь отползали в сторонку, с гримасами боли баюкая раздробленные кисти рук или колени. Вот совсем рядом мелькнула противная харя Мухи. Змеей метнувшись откуда-то сбоку, Муха попытался достать его финкой.

Достал, гад! Быстрая финка — это не тяжёлая медлительная дубина. Руку около плеча обожгло резкой болью, и что-то теплое струйкой потекло вниз. А и хрен с ним! Это всё потом, сейчас некогда рефлексировать — надо двигаться и бить!

Но рана выбила Егора из состояния безмыслия. Он попытался вернуть должок Мухе, но тот уже отпрыгнул назад, спрятавшись за спинами остальных. Продиктованная ненавистью попытка достать этого скользкого гаденыша стоила Егору потери одной из палок. Кто-то из нападавших, за которыми укрылся Муха, сумел выбить ее из раненной Мухой руки. Оставшись с одной палкой, Егор удвоил скорость движений, отчаянно пытаясь выйти из круга, в котором его держали человек пять-семь оставшихся противников. Еще человек пять или шесть уже лежало на земле. Теперь враги Егора, уже наученные горьким опытом, не кидались отчаянно вперед, но и не выпускали его из круга. Они окружили его, как охотничьи псы окружают загнанного кабана — острые клыки кабана и вид уже покалеченных собратьев все еще страшат псов, но они не отпустят свою добычу, пока обессилившее от неравной борьбы животное не устанет и не сделает ошибку, и тогда они разорвут его.

— Егор, давай сюда!

Иосиф Карлович, про которого все уже забыли, преодолел первоначальный ступор и повторно справился с замком, сумев отпереть дверь библиотеки. Теперь он отчаянно махал рукой, надеясь, что ведущий неравный бой парень услышит его и сумеет вырваться из смертельного круга. Егор сделал резкий бросок в другую сторону, заставив своих противников немного попятиться, и, быстро подхватив с земли стальной прут, запустил его в тех, кто преграждал ему путь к крыльцу библиотеки. Двое парней с обрезками труб в сильных руках, уловив бросок, отшатнулись в стороны, и Егор пулей влетел в образовавшееся свободное пространство, слегка расширив его оставшейся палкой.

— Уйдет, уйдет!

Муха, в отчаянье, что загнанная добыча может вырваться, резко кинулся вперед, метя нанести противнику удар ножом в бок, но тут же захлебнулся своим криком. Егор, увернувшись от удара на бегу, раздробил ему разверстую в крике пасть резким выхлестом вооруженной руки.

Егор сумел оторваться от своих преследователей буквально на пару метров. Оттолкнув Иосифа Карловича, он залетел внутрь библиотеки и, захлопнув дверь, быстро задвинул внутренний засов. В закрытую дверь тут же сильно замолотили ногами.

— Давай быстрей сюда! Они сейчас ворвутся через окна!

Иосиф Карлович уже отпирал неприметную, обитую железом дверь, ведшую в подвал — туда, где хранились старые стеллажи и редко спрашиваемые книги. Они быстро заскочили внутрь, уже слыша, как в библиотеке зазвенело бьющееся оконное стекло. Егор, который здесь никогда не был, не удержался на ступеньках и кубарем покатился вниз по лестнице, а библиотекарь трясущимися от волнения руками быстро запер внутренний засов. Буквально через минуту за дверью послышался грохот, топот множества ног и отчаянный мат. Озлобленные неудачей зэки ворвались в библиотеку и теперь с грохотом расшвыривали высокие, заполненные книгами стеллажи в тщетных поисках ускользнувшей от них уже загнанной добычи. Егор, скатившись со ступеней, больно ударился о сложенные штабелем доски, которые были ничем иным, как разобранными книжными полками. Он тут же вскочил и, прихватив пару досок потолще, птицей взлетел по ступенькам обратно, чтобы распоркой укрепить запертую на засов дверь. И вовремя: в толстую деревянную дверь, обитую тонкими листами оцинковки, гулко забухали тяжелые ботинки.

— Открывай, сучье вымя! Открой, бля, а то хуже будет!

— Ага, щас я тебе открою, дай вот только шнурки поглажу, — с насмешкой ответил Егор, и тяжело дыша, обессилено привалился к стене.

С другой стороны послышался мат, и в запертую дверь с удвоенной силой забухали тяжелые удары.

— Щас поймаем тебя, сука поганая, мы тебе кишки на столб намотаем!

— Башками своими тупыми колотите! Они у вас покрепче, чем ботинки! — снова выкрикнул Егор.

— Не вышибут, дверь на совесть сделана, да и засов надёжный, так что если даст бог, мы и отсидимся здесь, пока помощь не придет, — тихо сказал Егору Иосиф Карлович, спускаясь по ступенькам вниз. — Ты их лучше не зли, а то ведь они какую-нибудь другую пакость придумают. Русский мужик, он на подобные выдумки горазд.

Егор спустился следом за библиотекарем и в изнеможении сел на сваленные горкой старые книги. Он с интересом осмотрел небольшое, захламленное поломанными деревянными стеллажами и старыми книгами скудно освещенное помещение, в котором они оказались. Свет в него проникал сквозь два узеньких, забранных толстыми решетками окна, расположенных у самого потолка. Иван Карлович сел рядом и осторожно прикоснулся к окровавленному рукаву Егора. Тот зашипел сквозь зубы. Вместе с уходом горячки боя, к нему возвращалась нормальная чувствительность, и все его избитое тело наливалось болью и свинцовой тяжестью. Раненная рука стала сильно пульсировать отдававшейся в голове стреляющей болью, и от нее по телу расходился сухой жар.

— Эка тебя угораздило, дай-ка я тебя перевяжу, ты только потерпи немного.

Библиотекарь покопался в шкафах с покосившимся дверцами и вернулся со старой запыленной аптечкой. Поковырявшись внутри, он извлек оттуда нераспечатанный бинт и пузырек с йодом. Не обращая внимания на доносившийся от двери долбеж — видать, озлобленные зеки догадались использовать в качестве тарана остатки разломанный стеллажей — Иосиф Карлович как мог аккуратно обработал рану йодом и наложил повязку. Егор за это время не проронил ни звука, лишь побледнел и, закусив нижнюю губу зубами, откинулся на стену.

— Ну вот и все. Теперь остается только ждать и молиться.

Иосиф Карлович, сложив ноги по-турецки, сел рядом с Егором и, раскачиваясь корпусом вперед-назад, стал тихо бубнить что-то себе под нос. Может быть, он и вправду молился, а может, читал стихи, кто его знает — Егор не прислушивался, волнами пульсирующей боли его уносило куда-то в багровую горячечную даль…