С двадцатого ряда было прекрасно видно, как далеко вперёд выдвинуты центрфорвард и края басков. Они врезались в оборону «Локомотива», словно раскалённые ножи в брусок сливочного масла.

Ничто не могло помочь железнодорожникам: ни воля к победе, ни самоотверженность, ни бешеная скорость. Счёт уж 3:0.

А ведь «Локомотив» — обладатель кубка СССР!

Ванюшка растерянно посмотрел на Андрея Старостина.

Нервно крутя головку часов, тот пробормотал:

— Знакомая картина: как у нас с «Ресингом»... Отжившая система «пять в линию» против прогрессивной «дубль-ве»...

Понимая, что Старостин разговаривает сам с собой, а ни в коей мере не с ним, Ванюшкой, он всё-таки не удержался — спросил:

— Но они же в газете заявили, что не придерживаются никакой системы? Их девиз — быстрота?

Старостин покосился на него, но ничего не ответил.

А нападение басков между тем продолжало несокрушимыми волнами обрушиваться на штрафную площадку железнодорожников. Средний полузащитник метался между оттянутыми назад инсайдами и не успевал за Лангарой, который пользовался малейшей промашкой и, как из пушки, обстреливал ворота...

Так вот почему Старостин на протяжении полутора лет только и говорил о системе «дубль-ве». Нелегко же ему, значит, пришлось на стадионе «Парк де Пренс»! Там этого Ванюшка не видел. Хорошо, что они сидят не в первом ряду, а здесь, в двадцатом, вместе со Старостиным. Отсюда видно, в какой переплёт попал средний полузащитник «Локомотива». С ума сойти, ему приходится поддерживать атаки и бороться за центр поля! Какой человек может выдержать двойную нагрузку? Тем более это не Андрей Петрович. Да и Лангара, пожалуй, будет посильней Куара. А что делать? Держать Лангару? Тогда будет ещё хуже — разорвётся связь полузащиты с нападением...

Как проигрывает «Локомотив»! Даже страшно представить, что переживают сейчас ребята! А ведь они обладатели кубка, так на них все надеялись, — иначе разве им доверили бы первую встречу с басками?.. Но всё это, может, из-за того, что они не имеют опыта международных встреч? Может быть, искушённые динамовцы возьмут за них реванш?

Когда Ванюшка спросил об этом Старостина, тот пробормотал: «Думаю, что возьмут». Но соседи сразу же зашумели: смотрите, какой разгром учинили сегодня баски «Локомотиву», испанцы всегда были лучшими футболистами Европы, кому-кому, а уж Старостину-то грешно забывать, что они первыми на континенте победили англичан. А разве баски не обыграли только что «Ресинг» с сухим счётом, тот самый «Ресинг», которому проиграла сборная Москвы? И разве не было триумфальным шествие их команды по Европе? Жалко, что к этому ещё не добавились победы над командами Голландии и Польши, где им запретили играть, испугавшись, что в этих странах поднимется волна солидарности с героической Испанией... Нет, что ни говорите, а баски сегодня демонстрируют футбол с большой буквы; сейчас каждому ясно, что будущее за «латинским» стилем: быстрота, высокая техника, сочетание индивидуальной игры с комбинационной...

И когда раздался свисток, положивший конец разгрому «Локомотива», Ванюшка не удержался, вскочил на ноги. Он кричал и отбивал ладони вместе с десятками тысяч болельщиков, заполнивших бетонные трибуны стадиона «Динамо».

Но какое страшное поражение! 1:5! Ещё ни одна советская команда не проигрывала так в международных матчах!.. Что-то ждёт динамовцев? А их, «Спартак»?.. И он жадно прислушивался к тому, что говорят старшие, опытные товарищи. Всех упорнее был Андрей Старостин. Казалось, он один не считает басков непобедимыми.

— Динамовцы могут выиграть... — продолжал он настаивать на другой день, когда Ванюшка сидел с ним в кафе «Националь».

И опять на Старостина набросились, как вчера на стадионе. Писатель Олеша не дал ему даже закончить фразы, замахал руками:

— Ничего не поделаешь, баски — сильнее.

Артист Яншин подлил масла в огонь:

— Сильнее, сильнее, нечего тут и спорить!

Даже дядя Никита молча развёл руками, как бы извиняясь перед Старостиным за то, что никак не может согласиться с ним. Ванюшка растерянно посмотрел на учителя: ведь это говорят не случайные болельщики, а его друзья, которые знают футбол так же, как сам Старостин.

— Могут, — упрямо настаивал тот. — Всёе будет зависеть от того, как они построят свою оборону.

«Оборону? — тоскливо подумал Ванюшка. — А разве можно перестроиться на ходу? Ну, закроют они Лангару, и что получится? Ведь сломается вся привычная схема защитных линий?»

Он взглянул в окно. Погода никак не соответствовала его настроению. Июньское солнце висело в сером, как отшлифованная сталь, небе. На асфальте ещё не высохла утренняя вода, и он дымился, словно раскалённый песок пляжа. Весело поблёскивали трамваи, пробегающие по Моховой. Прошелестел троллейбус, который совсем недавно ещё был непривычен; его штанга высекла из проводов голубой фейерверк. Промчалась длинная машина с иностранным флажком на радиаторе, сверкнув чёрным лаком и никелем. Люди были одеты по-летнему в лёгкое и яркое...

Чьё настроение подходило к сегодняшнему деньку, так это настроение Старостина. Голос его был звонок, как лучи солнца:

— Повторяю, это была точно такая же картина, как в нашей игре с «Ресингом»! Вон Теремок помнит, как предостерегал нас Кемптон. Спасти наши команды от поражения может только «дубль-ве». Края и центр — впереди; инсайды оттянуты, они осуществляют связь с полузащитниками и вместе с крайними из них завязывают комбинации и распределяют мячи для нападения. А центральный полузащитник играет центра защиты. Только это позволит ему опекать Лангару без ущерба для команды. Иначе, как бы мы ни переигрывали противника, какое бы ни имели территориальное преимущество, как это было у нас в матче с «Ресингом», нам крышка... Попомните меня: «Ресинг» для нашего футбола — самый драматический эпизод, который должен нас заставить задуматься над тактикой и стратегией футбола. Вчерашний матч только подчёркивает это.

Мысли, которые так настойчиво отстаивал Старостин, очевидно, разделяло большинство тренеров. Уже в этот же вечер Дубинин, тренер динамовцев, сказал при Ванюшке:

— Как ответим на выдвинутых вперёд Лангару, Горостицу и Алонсо? Выход один: персонально прикрывать.

И действительно, в отличие от «Локомотива», динамовцы сумели прикрыть неотвратимых испанцев. Это уже была совершенно другая игра! Вот что значит правильно избранная система! Как наивен был Ванюшка, когда думал, что главное в футболе— это ноги. Нет, футбол, оказывается, целая наука, и умные люди ломают голову для того, чтобы команда, обладающая талантливыми игроками, не проигрывала... Вот как сегодня динамовцы оседлали испанские ворота!.. Однако странно: у них территориальное преимущество, атака следует за атакой, а результата нет. Правда, Бласко великолепно защищает ворота, но если присмотреться внимательно, ему не так уж часто приходится вступать в игру. Неужели происходит то же самое, что и у них с «Ресингом»?

Ванюшка недоумённо посмотрел на часы. Да, скоро кончится тайм, а результата нет. Почему же, почему? Почему баски атакуют реже, а выходы их на ворота «Динамо» опаснее?.. Чёрт возьми, откуда вынырнул этот неповоротливый с виду Лангара? Почему его не прикрыли? Вот вам, расплачивайтесь за свою нерасторопность — гол!

Неужели не отыграются? Вон как великолепно играет Ильин! Как бог. Никогда ещё Ванюшка не видал такой вдохновенной игры. Но — всё бесполезно... Неужели динамовцы не возьмут реванша за поражение «Локомотива»?.. Милые, братцы, давайте!..

Но на поле творилось непонятное: динамовцы были сильнее и... проигрывали. Они проиграли матч со счётом 1:2.

Теперь уже Ванюшка не старался уверить себя в том, что мяч круглый, что счастье переменчиво. Нет, всё дело было в прогрессивной системе игры; динамовцы воспользовались ею и сыграли гораздо лучше, чем «Локомотив».

И он несказанно обрадовался, когда узнал, что «Динамо» разрешили ещё раз встретиться с басками. Ну, сейчас-то они отыграются!

Была надежда ещё на Ленинград, который выставил против испанцев сборную города. Но радио принесло малоутешительную весть: матч закончился вничью... Теперь уже вся страна ждала второго матча динамовцев. Ещё бы, на карту поставлена честь советского футбола — ведь в Ленинграде едва ушла от поражения не клубная команда, а сборная! Сборная города, в котором зародился русский футбол! Правда, после «Динамо» должен был играть «Спартак», но Ванюшка понимал, что болельщики не питают больших надежд на его игру, так как он неудачно начал сезон...

Такого ажиотажа, какой разгорелся вокруг второго матча «Динамо» — «Баскония», Ванюшка не видел ещё ни разу. Москвичи брали билеты с бою; очереди у касс выстраивались за несколько дней до игры; их не мог разогнать даже дождь; каждая очередь имела список, который проверялся несколько раз в сутки; опоздавшего на проверку вычёркивали безжалостно, не слушая никаких оправданий. Спортивные делегации, приехавшие из других городов, обивали пороги комитета физкультуры, ЦК комсомола и ВЦСПС. Ванюшке казалось, что даже спартаковцы, которым предстояла следующая игра, попали на стадион с трудом.

Задолго до начал матча овальные трибуны стадиона были набиты до отказа. Взгляды десятков тысяч людей были прикованы к люку под трибуной, над которым висел кумачовый плакат: «Привет посланцам героической Испании!»

Выбежавшие на поле баски были встречены оглушительными приветствиями. Все вскочили на ноги. Из тысяч глоток вырывались возгласы:

— Салют, Испания! Но пасаран!

А те бежали по кругу почёта, свеженькие, бодрые, словно и не было у них за плечами двухмесячного утомительного турне по Европе.

С первых же минут игры они обрушились на динамовцев, как горная лавина. Атака следовала за атакой. Лангара, Регейро, Горостица, Алонсо, Ирарагорри неотвратимо и стремительно преодолевали динамовскую оборону. К тридцатой минуте они заставили вратаря четырежды достать мяч из ворот. Это был полнейший разгром команды, которая сама добивалась реванша... Но тут случилось невероятное: динамовцы начали отыгрывать мяч за мячом. К началу второго тайма они сравняли счёт.

Трибуны словно сошли с ума. Люди обнимались и целовались. Кепки, шляпы, газеты взмывали над толпой. Сплошной стон, вырывавшийся из десятков тысяч глоток в Петровском парке, очевидно, доносился до Садового кольца.

Однако динамовцев хватило ненадолго. А у испанцев оказался запас неистраченных сил: сборная Басконии выиграла и этот матч. Выиграла с внушительным счётом 7:4.

Теперь только «Спартак» имел шанс отстоять честь нашего футбола.

Странно, что убедительные победы басков не обескуражили Ванюшку. Он рвался в схватку, как боевой конь при звуке трубы. Ему казалось, что они должны выиграть. Как-никак, «Спартак» имел возможность учесть ошибки своих товарищей. Система игры давно была обсуждена детально. В «Спартаке» были футболисты мирового класса, участники международных встреч. Ванюшка беспокоился только о том, чтобы его оставили в команде, и настороженно прислушивался ко всем разговорам, которые тренерский совет вёл вокруг предполагаемого состава.

Спортивная база в Тарасовке, где «Спартак» готовился к матчу, стала местом паломничества москвичей. Ежедневно сюда приезжали самые разные люди, начиная от завзятых болельщиков и кончая представителями комсомола, профсоюзов, комитета физкультуры. И каждый из приехавших советовал, доказывал, умолял выиграть. Те, кто не смог приехать, высказывали свои пожелания в письмах и телеграммах. Самый категорический ультиматум получил Ванюшка от Мишки Коверзнева: «Вся надежда на вас. Проиграете — дружба врозь». Среди этих писем и телеграмм письмо его брата выглядело по-мальчишески смешным: Рюрик был единственным человеком, который желал поражения «Спартаку». «Московские команды поступили благородно, уступив им, баскам, — писал он. — Только так и должны поступать советские люди по отношению к представителям героической Испании, которые вырвались из осаждённого Бильбао на самолёте. Мы-то ведь знаем, какое задание получили футболисты Басконии от республиканского правительства: не только собрать деньги для вывоза детей, жён из баскских городов, но и привлечь внимание общественности земного шара к героической Испании. Баски, как фейерверк, сверкнули над Европой и продолжают восхищать весь мир победами над нашими командами. Правильно! Проиграйте им последний матч! Пусть человечество видит, что это достойные представители героического народа...» Прочитав эти строки, Ванюшка рассмеялся и подумал, что письмо Рюрика даст повод для смеха товарищам по команде. То-то будет веселья: нашёлся мальчишка, который желает, чтобы советские футболисты добровольно отказались от шанса на выигрыш!

Но чем дальше он читал письмо, тем яснее понимал, что никому его не покажет...

«Ванюшка! Как я завидую тебе — ты не только пожимаешь руки этим героям, но и, может быть, сдружился с некоторыми из них. Ты даже не представляешь, как мне хочется увидеть Луиса Регейро и его брата Педро. Когда будешь разговаривать, с ними, скажи, что в далёком Кирове живёт мальчишка, который преклоняется перед их младшим братом. Ещё бы — он чуть ли не мой ровесник, а сражается с франкистами! Скажи, что я знаю о том, что все они прямо на фронте получили задание вылететь из осаждённого Бильбао. Передай привет «красному Лангаре», которого «похоронили» франкистские газеты в бою под Барселоной, и Хосе Ирарагорри, который отличился в атаке под Вильярреалем. Напиши мне подробно обо всём, что я не смог узнать из газет. Но пасаран!»

«Что он не смог узнать из газет... — подумал Ванюшка. — Да он же узнал больше моего! О чём я могу ему написать? О том, что капитан команды Регейро ходит в васильковой рубашке? Что все парни носят береты? Что гетры они надевают без резинок? Но ведь Рюрика интересует совершенно другое...» И тут Ванюшка вспомнил, как он неожиданно прослезился, когда 16 июня они встречали испанцев. Где это случилось — на перроне, когда почётный караул из студентов инфизкульта салютовал им или когда руководитель делегации воскликнул: «Да здравствует Советский Союз, который не забывает нас в трагические минуты»?.. Тогда Ванюшке было неловко за свои слёзы, но как был бы рад Рюрик, узнай он о них. Но разве об этом напишешь в письме?..

И он так и не отправил Рюрику ответа... Да и не до того было сейчас Ванюшке: тренировки, разбор игр, ожидание окончательного состава команды. А когда стало известно, что он всё- таки будет играть, все мысли его поглотил предстоящий матч и окончательно заставил забыть о письме Рюрика.

В день матча к стадиону «Динамо» невозможно было пробиться. Десятки тысяч москвичей заполнили улицу Горького и Ленинградский проспект. «Линкольны», в которых ехали спартаковцы, казались щепками, подчиняющимися капризам человеческого моря. Надрывные гудки их клаксонов напрасно взывали к разуму болельщиков и к власти милицейских жезлов. «Безо всякого внимания к делу находимся, — печально шутил Ванюшка.— На кого они будут смотреть, ежели виновники этого столпотворения не могут попасть на стадион?»

Чтобы не опоздать к матчу, решили одеваться прямо в машинах. Так они и выскочили из своих «линкольнов», обряженные в форму, и почти сразу же выбежали на поле.

Свисток судьи, как упругая тетива, бросил спартаковское нападение в атаку. От первого мяча, с невероятной силой пущенного левым краем Федотовым, басков спасла только штанга. Второй мяч, пробитый Ванюшкой с сорока метров, взял Бласко. Удар Щегодского просвистел над воротами... Спартаковцы уверенно хозяйничали на штрафной площадке противника. А неожиданные прорывы испанцев уже не напоминали прежних игр — на этот раз они разбивались о нашу защиту, как о каменную стену. Новая система расстановки защитников, так тщательно подготавливаемая тренерским советом, полностью оправдывала себя. Не было и намёка на ту растерянность, из-за которой была упущена победа в Париже... Всё это придавало силы форвардам «Спартака», и на четырнадцатой минуте Грегорио Бласко был вынужден достать мяч из сетки своих ворот. Ванюшка на радостях сделал стойку на руках, чмокнул Федотова, забившего гол, и, едва раздался свисток судьи, ринулся в атаку. От его умопомрачительного финта растерялся сам Эччебария; Ванюшка перепрыгнул через его вытянутую ногу, обвёл ещё двух защитников и, оставшись один на один с Бласко, расчётливо и неотразимо вбил мяч в «девятку»... Пока мяч катился к центру поля, Ванюшка переходил из объятий в объятия под сумасшедший крик трибун: «Теремок! Теремок!» Все 90 минут игры не смолкал сплошной стон переполненных трибун стадиона.

Поражение с крупным счётом 2:6 удивило, но не обескуражило сборную Басконии, о чём испанцы заявили на приёме, устроенном в их честь. Они просили реванша у «Спартака». И Ванюшка, счастливый, возбуждённый, говорил самому Луису Регейро, что они ещё померяются силами... Он положил перед испанским футболистом газету с фотографией сборной Басконии я, достав авторучку, попросил его:

— Подпиши на память моему брату. Брату, понимаешь, брату? У тебя брат на фронте, понимаешь? — Ванюшка даже изобразил руками, как он стреляет из винтовки. — Брат! И у меня есть. Вот такой, — он показал рукой где-то у пола. — Его зовут Рюрик.

— О, Рюрик!

Ванюшка не мог понять, что написал тот, но концовку всё-таки разобрал и закивал удовлетворённо головой:

— Но пасаран... Правильно! Это ему и надо.

Взять реванш баскам не удалось, потому что «Спартак» срочно вылетел в Антверпен на международную рабочую олимпиаду, а оттуда — в Париж, где проводились соревнования в честь Всемирной выставки.

Такой счастливой поездки ещё не было в Ванюшкиной жизни, потому что он отличился во всех играх и забил массу голов. Когда он возвратился в Москву, не было отбоя от друзей. Каждый вечер надо было идти к кому-нибудь в гости, и он, томно отговариваясь, что устал, всё-таки шёл с радостью, повергая в трепет своих поклонниц ежедневно сменяемыми галстуками, на которых красовались ярлыки парижских фирм. Его рассказы выслушивались с затаённым дыханием: бульвар Мальзерб... улица Ройяль... площадь Согласия... И он подписывал на память иностранные газеты с отчётами о матчах.

Ещё больше он вырос в глазах своих поклонников, когда появился Указ о награждении советских спортсменов орденами: в числе одиннадцати других футболистов Иван Теренков награждался «Знаком Почёта».

Знакомый журналист, сообщивший ему по телефону эту новость, сказал, что самый большой орден дали одному Уланову, и Ванюшка тут же, не дослушав его, нажал рычаг телефонного аппарата, нетерпеливо постукал по нему и набрал номер дяди Никиты. Ух, как ему хотелось первым обрадовать старого борца! Но трубка молчала. Тогда он накинул поспешно пиджачок и сбежал по лестнице. На Столешниковом не было такси, он в волнении прошёл весь отрезок Петровки и у Большого театра всё-таки поймал машину.

Занимался вечер. Воздух был наполнен голубым сиянием. Непривычно тепло светились зелёные и красные огни вывесок, фонари на столбах казались невесомыми лёгонькими шариками: дунь — улетят... Деревянные леса, выросшие у многих зданий, сузили улицу Горького, толпа плыла по обочине дороги, и поток машин двигался медленнее обычного... Положив ладонь на опущенное стекло такси, Ванюшка разглядывал людей, и они казались ему нарядными и весёлыми. Вот две девицы в цветастых платьицах помахали ему рукой, — может быть, пошутили, а, может, и узнали прославленного бомбардира. Вот худая и длинная, как жердь, дама хвастливо провела на сворке крохотную голенастую собачку, мордочка которой под тяжестью медалей почти волочилась по асфальту. Компания подростков проводила зачарованным взглядом Ванюшку, — эти-то уж определённо узнали его... Впереди, на Грузинскую, свернул тяжёлый грузовик, на прицепе которого лежала громоздкая металлическая конструкция, и весь поток вёртких легковых машин, почувствовав свободу, стремительно ринулся вдоль по улице. Глазам открылись простор, зелень Ленинградского проспекта, барашки облаков в сизом небе, — но тут же всё это скрылось за поворотом, и такси, доехав до середины Бутырского вала, остановилось у подъезда дяди Никиты.

Ванюшка, в нетерпении не дождавшись лифта, бойко взбежал на четвёртый этаж и впился пальцем в кнопку звонка. Пока электрическая трель рассыпалась в пустом коридоре, он смог рассмотреть в распахнутое окно коробку двора; от ослепительного света юпитера она казалась чёрной; высвеченный его лучом, был отчётливо виден мужчина в брезентовой робе; в его руках лихорадочно дёргался пневматический молоток, рассыпавший пулемётные очереди. На груде тёса ужинали арбузом и белым хлебом девушки в красных платочках и синих комбинезонах. Когда одна из них швырнула арбузной коркой в брезентового мужчину, Ванюшка не удержался — оторвал палец от звонка и, нащупав в кармане монетку, запустил ею в девушек.

Позвонив ещё раз, он вздохнул, обругал себя, что не имеет ни блокнота, ни карандаша, и направился домой. Было уже темно, вечер стоял душный, где-то, как будто бы за Заставой Ильича, погрохатывал гром; напротив, в огромном окне, девочка играла на рояле гаммы.

Ванюшка подошёл к зеркалу и постарался представить, как будет на нём выглядеть орден, когда соседка позвала его к телефону.

— Здравствуй, герой! Где ты загулял?.. Поздравить тебя хочу.

— Дядя Никита! Это я тебя хочу поздравить первым...

— Первым? Меня сейчас весь цирк поздравлял... Ладно, ладно, не хвастай... Задрал, поди, нос-то? А? Ты знаешь, что в субботу приём в Кремле? То-то...

Все оставшиеся дни Ванюшка ходил как пьяный. А в субботу, когда они с дядей Никитой проходили через Боровицкие ворота Кремля, руки, сжимающие паспорт, дрожали от волнения. Взгляд его метался по клумбам, по подстриженным газонам, по кустам роз, по древним соборам, над которыми возвышалась колокольня Ивана Великого, но ничего не запоминал. Огромная мраморная лестница Большого Кремлёвского дворца повергла его в трепет. Мелькнула мысль, что не столь уж многим из 170 миллионов доводится побывать здесь: неужто это спортсменов у нас приравнивают к стахановцам и героям?.. Он никак не мог в это поверить, и только масса знакомых лиц в толпе, заполнившей Георгиевский зал, заставляла его думать, что всё это не сон.

Он был совершенно подавлен громадными зеркалами, бесчисленно отражающими свет тяжёлых золотых люстр, мрамором мемориальных досок, бесконечностью дубового паркета. Когда на хорах заиграл оркестр и дядя Никита, ткнув Ванюшку в бок, стал подпевать раздавшимся голосам, — он только переглотнул слюну, но слова не шли у него с языка.

Нет, Ванюшка положительно не мог петь в этой обстановке! Он попытался представить, как примет орден из рук Калинина и какие слова ему скажет, но при этой мысли язык его окончательно прилип к пересохшему нёбу. Когда его товарищи один за другим подходили к Калинину и что-то говорили в ответ на его поздравления, Ванюшка еле переводил дух. Их непринуждённость вызывала у него удивление, а находчивость известного иллюзиониста-циркача, который под оглушительные аплодисменты вытащил из крохотной орденской коробочки букет цветов и преподнёс его «всесоюзному старосте», повергла Ванюшку в уныние.

Своё имя он едва услышал, потому что его уши словно были заложены ватой, и пошёл через зал на негнущихся ногах.