В таком приподнятом настроении я и вернулась домой. Мама встретила меня приветливым криком из спальни, где она смотрела какой-то очень увлекательный сериал:

— Привет! Ужин на плите! Не стесняйся, чувствуй себя как дома.

Я последовала ее совету и в компании Хела немного подкрепилась. Возвращаясь в комнату, я заглянула к маме на минутку, чтобы предупредить:

— Я сегодня уйду.

Мама отвела взгляд от экрана и так понимающе на меня посмотрела, что мне стало очень неловко.

— Хорошо. Проводить тебя? — сказала она совершенно иным тоном, нежели когда предлагала мне чувствовать себя как дома.

— Нет, через окно уйду, это удобно, — ответила я, торопясь поскорее закончить разговор. — Ты просто потом закрой окно, пожалуйста.

— Хорошо, — все тем же тоном ответила она. — А утром?

Я задумалась. Мне все равно придется брать с собой сумку, так что…

— Возьму ключи. Закройся изнутри.

— Хорошо, — в третий раз сказала она.

— Спасибо! — ответила я и уже отвернулась, чтобы уйти, но она окликнула меня.

— Дина!

Я обернулась.

— Будь, пожалуйста, осторожна. Я очень волнуюсь за тебя.

Я кивнула:

— Постараюсь.

Я ушла в комнату. Разговор слегка сбил меня с хорошего настроя, но не вогнал обратно в тоску и не подавил желание что-либо делать, поэтому я уселась за письменный стол, чтобы написать Силлантию записку.

Я попыталась объяснить все как можно подробнее, поэтому записка превратилась в трехстраничное письмо. За это я извинилась в постскриптуме, каким-то образом умудрившись удлинить написанное еще на полстраницы. В последний раз оценив проделанную работу, я отложила бумагу и приступила к поиску старой сумки.

В это время в комнату, открыв носом дверь, вошел Хелсинг. Он гавкнул, обращая на себя мое внимание, затем подошел ко мне, забрался в шкаф и улегся на нижней полке, за неимением места вытянув лапы наружу.

— Я так думаю, друг мой, — сказала я, посмотрев на все это, — что в прошлой жизни ты был котом. Собаки так не поступают.

Пес внимательно выслушал мое замечание, но с места не сдвинулся.

Поэтому когда я наконец нашла сумку, шкаф пришлось оставить открытым, чтобы не мешать псу наслаждаться кошачьими радостями.

В сумку я, помимо письма, положила еще ключи. Все было готово. Оставалось только ждать.

Из прошлых ночей мне удалось сделать вывод, что контролировать волчицу сложнее всего в полночь и ближайшие к ней часы. Не зря же во все времена полночь считалась сильной магической границей. С ее наступлением срывалась пелена грядущего дня, раскрывались тайны и секреты, развеивалось или, наоборот, усиливалось волшебство. Ее влияние на волчью кровь было почти так же велико, как влияние полной луны. Вместе же они, наверное, имели невероятную силу. Я еще никогда так не проваливалась в беспамятство, как в ту ночь, когда впервые стала волком.

Тогда я была совсем не готова, но теперь, несмотря на то что прошла всего неделя, я уже понимала, чего ожидать. И ожидала. Деваться было некуда. Еще не пробило девять часов, а обоняние и слух уже улучшились настолько, что через приоткрытое окно я чуяла, как в соседнем доме кто-то варит куриный бульон, а сквозь стенки слышала, как на несколько этажей выше соседи смотрят спортивный канал.

Около часа спустя я почувствовала, как начинает ломить кости и тянуть мышцы. У меня сводило челюсти и пульсировала кровь в висках, когда я наспех скидывала с себя одежду, чтобы не порвать ее при обращении.

Едва успев это сделать, я упала на пол, глухо ударившись коленями о мягкий коврик у кровати. Ноги уже не могли держать меня в вертикальном положении. Остаток трансформации я провела в странной скрюченной позе, стараясь не застонать от неприятно долго продолжающейся тянущей боли, чтобы не волновать маму.

Еще в самом начале моей трансформации Хелсинг выбрался из шкафа и, как обычно, забился в угол под столом. Он никогда не уходил, всегда был со мной, наблюдал, но держался стороной, не до конца доверяя. Иногда он гавкал, иногда едва слышно и ворчливо рычал. Но никогда не скалил зубы, не злился, не пытался напасть. Я была благодарна ему за это. Отчасти такое его поведение даже успокаивало меня, ведь оно значило, что он, хоть и в смятении, но все же признает в этом странном существе прежнюю меня. Значит, прежняя я все-таки существует.

Наконец трансформация завершилась. На полусогнутых лапах я стояла на коврике. В голове еще гудело, мышцы ныли, но в целом чувствовала я себя хорошо. Волчица тоже была тут, но пока не давила меня своим сознанием. Просто присутствовала. Я лишь чувствовала желание скорее бежать, но, возможно, оно отчасти было и моим собственным. Мне тоже не терпелось ощутить снова ту радость свободного бега, что наполняла меня неделю назад. А может быть, мое собственное желание было вызвано желанием волчицы… Все это было как-то сложно, и не хотелось сейчас думать об этом. Я и так слишком много думала в последнее время. Хватит. Пора развеяться.

Я кивнула Хелсингу, схватила зубами сумку и запрыгнула на подоконник. Окно уже было приоткрыто, нужно было лишь распахнуть его посильнее. Я так и сделала. А потом спрыгнула, почти по шею увязнув при приземлении в выпавшем снеге. Пришлось замереть и некоторое время посидеть в снегу, чтобы не попасться на глаза женщине, возвращающейся домой в противоположном конце двора. Когда она скрылась в подъезде, я начала выбираться.

Ни мне, ни волчице не понравилась медленная возня в глубоком снегу, поэтому я решила, что в этот раз побегу по трассе или рядом с ней. Вряд ли по пути мне встретится много машин. Даже если они и будут, то скорость и темнота помешают разглядеть бегущего зверя получше.

Надеюсь, инстинкт волка и магия леса приведут меня в нужное место.

Машин в это время было еще очень много. Город вообще никогда не засыпал полностью. Всегда кто-нибудь да бродил или ездил по его улицам, вне зависимости от погодных условий. В десять часов вечера он еще только готовился задремать: кто-то возвращался с работы, кто-то, наоборот, спешил на ночную смену, кто-то просто бродяжничал, кто-то, несмотря на будний день, ехал с вечеринки или на нее.

На фоне светлого снега тени казались светлее, но я держалась стен и деревьев, поэтому вряд ли кто-то заметил меня. Я добралась до частного сектора, которым оканчивался город, потом выбежала на трассу. Инстинкт действительно вел меня в нужном направлении. Я просто бежала вдоль дороги. Пару раз мне пришлось нырять в снег, скрываясь от фар приближающихся фур дальнобойщиков. Но в целом путешествие мое выдалось удачным. По пути я представила себе, как выгляжу со стороны: волк с дамской сумочкой в зубах. Самое то для Ютуба.

Около часа спустя лапы привели меня к автобусной остановке, окруженной свежими сугробами. От нее в лесок вела протоптанная тропинка. Пробежав по ней, я очутилась в уже знакомой мне деревеньке, с двух сторон огороженной холмами. Не было видно света в окнах, жители, наверное, уже спали.

Мягко ступая лапами по притоптанному снегу, я миновала деревеньку, с немалым трудом вскарабкалась на холм, нырнула в спасительный лес и вдруг ощутила что-то странное. Здесь, среди деревьев, царила какая-то необычно плотная, гудящая атмосфера. В прошлый раз я не заметила ничего подобного. Конечно, в прошлый раз я вообще мало что могла заметить, однако тогда я чувствовала, что меня окружает спасительная защита, которой я могу довериться, а сейчас собственный инстинкт и еще более сильный волчий подсказывали мне, что окружающему доверять не стоит. Тревога и странное давление словно пульсировали, исходя откуда-то изнутри леса.

Я сделала пару шагов назад, выходя на открытую местность. И поняла, что стало легче: в голове не шумело и не давило, ощущение опасности исчезло.

Что-то странное творилось в лесу. Именно там. И не выходило за его пределы, сдерживаемое, видимо, той самой магической защитой, о которой говорил Силлант. Инстинкт волчицы останавливал меня от того, чтобы в одиночку пойти и посмотреть, что там творится. А может, это был мой собственный страх. Сложно было разобраться.

Я попробовала позвать Силланта, ведь он, как я поняла, мог общаться со мной с помощью телепатии. Но ничего не получилось. Наверное, я делала что-то не то.

«Мне не нравится все это, но я не знаю, что делать, — думала я. — Лес должен защищать меня, но сейчас он меня отталкивает. Так не должно быть, правильно?»

На мой безмолвный вопрос никто не ответил.

«Может быть, что-то случилось? Может быть, я чем-то могу помочь?»

Развернуться и уйти обратно было бы проще всего. Но так нельзя. Человек, который находился там, в этом тревожившем меня сейчас лесу, обещал мне помощь, был приветлив и добр. Нельзя игнорировать инстинкт, который говорит о том, что ему может угрожать опасность. Нужно зайти, узнать, помочь… Нужно сделать хоть что-то.

Волчица сопротивлялась. Она обозлилась на меня за то, что я все-таки решила пойти. Ей не нравилось все это. Мне тоже. Но она жила на инстинктах и для нее важнее всего было чувство самосохранения, а для меня — сострадания. И я шла. Медленно, все глубже погружаясь в становящуюся почти ощутимо вязкой и душной атмосферу. Чем ближе я подходила к домику Силла, тем сильнее была тревога.

Мне показалось, что на опушке, где стояла изба, искрится не только снег, но и воздух. Здесь было уже совсем не душно. Напротив, атмосфера словно бы становилась все более разреженной. Волчица оскалилась, стараясь дышать глубже, не выпуская при этом сумочку, но воздуха не хватало.

Я двигалась очень медленно. Я видела, что в домике горит огонь, как в прошлый раз, только тусклее. Еще я видела, что дверь отворена почти наполовину, а от крыльца ведет цепочка спутанных следов, похожих на волчьи. И ведет она в лес.

Тревога возросла настолько, что и мне, и моей волчице очень хотелось сейчас же развернуться и со всех лап мчаться подальше отсюда. Но я была уже настолько близко, что, убеги сейчас, то не простила бы себя за то, что не дошла до цели.

Я смогу.

Я уже была в двух метрах от крыльца, когда почувствовала, что голова у меня кружится и лапы дрожат и подгибаются. Я прислушалась: никаких звуков, кроме легкого треска поленьев в огне. Нос чуял много разных запахов: мясной похлебки, хвои, старого сруба, грязной шерсти. Еще почему-то пахло дождем. И был еще один настойчивый запах. Я не была уверена, но с ужасом предполагала, что это запах крови.

Делая над собой огромное усилие, я ступила в теплую, несмотря на распахнутую дверь, избушку. Сначала я не увидела ничего, кроме кровати в углу напротив двери и сундуков рядом с нею. Затем, повернув голову, я заметила то, отчего шерсть встала дыбом: возле печи, завалившись на бок, лежал Силлант. На сером свитере виднелось огромное жуткое темное пятно, откуда-то из-под шеи или головы тоже натекла лужица крови.

Я была потрясена настолько, что на мгновение голова у меня закружилась. Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание, тем более что тут, в домике, воздуха, казалось, не было совсем. Даже костерок в печи едва стелился.

Однако явный запах и вид крови сильно возбудили волчицу. Теперь тряслись не только лапы. Казалось, дрожит все тело. Я услышала свой собственный рык, почувствовала злость, вызванную огромным нежеланием вмешиваться во все это. А еще я почуяла новый запах: запах зверя. Он спешил сюда, в этот домик.

Чувство отчаяния сломило меня, и я сдалась на волю волчицы, забившись в самый уголок, как маленький напуганный ребенок. Мне было очень плохо: я не могла дышать, от недостатка кислорода думалось с трудом, хотелось плакать, лежащее на полу окровавленное тело Силланта пугало. Я был растеряна, а моя волчица, кажется, ужасно злилась. И ее можно было понять: невольно втянули в нечто рискованное одну, без поддержки стаи, а потом бросили на произвол судьбы здесь, в месте, где пахнет мясом, кровью и приближающейся опасностью.

Полностью захватив контроль над телом, она выбежала на середину домика, обернулась к двери и приготовилась к прыжку, желая неожиданно атаковать ворвавшегося сюда зверя первой.