#img_22.jpeg

1

Норенберг быстро пробежал глазами лист бумаги, положил его на стол и вопросительно посмотрел на Агапова, расхаживающего по кабинету. Мягкий, сплошной ковер заглушал шаги начальника милиции. Лицо Агапова было хмуро, задумчиво. Заметив, что Норенберг окончил чтение воззвания профсоюзного съезда Челябинского уезда, Агапов подошел к столу, взял лист.

— Видите, какую опасность представляют сейчас для нас профсоюзы, — негромко сказал он. — В своей резолюции они прямо указывают, что «…поддержим лишь ту единую Всероссийскую власть, которая не на словах, а на деле будет твердо стоять на защите профессиональных союзов и завоеваний рабочего класса всей России…» Чувствуете, на какую власть намекают руководители профсоюзного съезда? Видите, что пишет съезд в своем решении? «Немедленно привести все союзы рабочих и служащих Челябинского района в боевую готовность для защиты своих интересов и объединения рабочего класса». Вот что… Срочно предписываем арестовать всех лидеров ваших профсоюзов. Делегатов съезда — в первую очередь. Есть основания думать, что большевики используют этих людей для работы против нас.

Через несколько дней после этого разговора, происходившего в Челябинске, поручик Норенберг наводил справки о работниках профсоюзов копей.

— В правление недавно избраны Царегородцев, Полещук, — докладывал Зеленин. — Кажется, там же состоит квартирный староста Штубис. Но это не смог проверить.

— Здесь проверим, — кивнул Норенберг. — Брать будем всех сразу. Вызовите Долгодворова. Аресты произведите прямо на местах работы.

Вскоре Долгодворов с тремя солдатами уже шел к шахте № 3 Уфалейских копей. Здесь на забутовке ряжа водоотливного насоса работали С. Демин и Е. Полещук.

В это же время были арестованы И. Масленников и Ф. Штубис.

— Необходимо оповестить шахтеров о новых арестах, — распорядился Василий Екимов. — Надо призвать их не начинать работу до тех пор, пока не освободят наших товарищей, членов правления профсоюза.

На квартире Голубцова, ожидая Горшкова и Берсенева, Екимов вместе с хозяином мирно отхлебывали чай. Трудно было заподозрить, что сейчас здесь, в этой небольшой комнатушке, решается судьба предстоящей забастовки.

В комнату торопливо вошел Леонид.

— Вот что, Леня, — начал Голубцов, наливая ему чашку чая. — Мы посоветовались с Василием Яковлевичем. Надо тебе с молодежью собраться на конном дворе. Часика через два получите листовки, расклеите их в людных местах.

Группа молодых подпольщиков. В нижнем ряду — А. И. Хохлачев, И. А. Рожинцев; сидит И. Е. Анфилофьев. В верхнем ряду, в центре — А. Д. Горшков.

Едва ушел Горшков, появился Еремей Берсенев.

— Карета подана, — улыбнулся он.

И вот уже трое — Екимов, Голубцов и Берсенев — едут на заимку Федула Царионова. Там находится гектограф подпольщиков копей. По дороге Василий Яковлевич был задумчив, он сочинял текст листовки. Надо в короткой ясной форме предъявить требования шахтеров. Вскоре нужные слова подобрались, и едва лошади остановились на заимке, Екимов побежал в дом, успев на ходу поздороваться с хозяйкой Василисой Кирилловной.

Как вспоминает Дарья Кузьминична Голубцова, в листовке было написано:

«Начальнику контрразведки поручику Норенбергу. Всем управляющим шахт и разрезов.

Во избежание кровопролития и выведения из строя оборудования всех шахт подпольный комитет требует: освободить арестованных Демина, Полещука, Штубиса и Масленникова. Предоставить квартиру семье арестованного Гольца, которая живет в конюшне Ашанинских копей.

В случае невыполнения наших требований все шахтеры прекратят работу. Подпольный комитет».

Текст набирал сам Екимов. Еремей Берсенев начал печатать листовки. Голубцов и Екимов готовили бумагу. Федул Царионов вышел следить за дорогой и лесом.

— А я что же? — обиделась хозяйка.

— Вы? — улыбнулся Екимов. — Подсушивайте-ка листовки на плите печки и на крышке самовара.

Через час свыше пятидесяти листовок были готовы.

Подпольщики покинули заимку.

Голубцова нетерпеливо ожидал Горшков.

— Ребята на конном дворе. Давайте листовки, — сказал он. — Илья Петряков, Клава и Алексей Хохлачевы пойдут на Уфалейские копи, Володя Вдовин, Ваня Салоха и Ваня Точилкин — на Пентеговские, Александр Отрыганьев, Станислав Лазовский, Дахретдин Хуснутдинов — по мелким поселкам шахтеров, Павлик Баландин и Пантелей Прохоров — на Емельяновские копи, Коля Репин и Коля Яров — на Злоказовские, Саша Карамышев — на Ашанинские. К солдатам пойдут Настя Собакина и Лена Овечкина, — закончил Леонид. — Конечно, опасно там девчатам, но им поможет чех Марко.

И молодежь копей пришла в движение.

Настя Собакина и Лена Овечкина появились около казармы белогвардейского гарнизона.

— Позови-ка Марко! — крикнула Настя чеху-часовому. — Понимаешь, солдата Марко!

Часовой не обращал внимания. Девушки подошли ближе.

— Стой! Назад! — неожиданно скомандовал чех, вскидывая винтовку. На шум выбежали солдаты. Один из них, смеясь, похлопал по плечу часового.

— Забыл, что это наши девушки, а?

На крыльцо выскочил чех Марко. Он что-то сказал часовому. Тот неохотно отошел от крыльца.

Марко отвел девушек в сторону, Настя передала ему листовки и неожиданно спросила:

— Начальство есть в казарме?

— Нет.

— Веди туда! Я сама поговорю с солдатами.

В казарме их быстро окружили смеющиеся солдаты. Кто-то одобрительно похлопал девчат по спине. Настя сердито обернулась.

— Чего лапы распускаешь? — сверкнула она глазами. — Мы за делом к вам пришли. Там наших шахтеров в подвале избивают, а вам — хахоньки. А если бы ваших товарищей, или вас ни за что ни про что пытать начали? Мы решили пойти всем народом требовать у начальника, пусть выпускают товарищей. И солдаты не должны стрелять, понимаете? Мы же мирно, чтобы не было кровопролития, — вспомнила она строку из листовки.

Из казармы девчата выходили довольные: солдаты сказали им, что стрелять в неповинных людей не будут. А Саша Карамышев, раздав листовки, в это время уже входил в квартиру Степана Демина. Екимов передал, чтобы Пелагея Дмитриевна спрятала в надежное место все документы профсоюзной организации, а также деньги.

— С минуты на минуту ввалятся к вам с обыском, — сказал Саша.

Едва он вышел, Пелагея Дмитриевна воткнула в печную трубу выше вьюшки документы и деньги.

Вскоре же на квартиру Демина явился Зеленин с двумя солдатами. Бесцеремонно втолкнув хозяйку в передний угол, принялись за обыск. В чулане нашли сало, бутылку самогона. Распив ее, приступили к допросу Деминой.

— Где муж хранит оружие?

— Вы же искали — не нашли.

Один из солдат вынул наган.

— Скажешь — оставлю живую, нет — пристрелю, как собаку.

— Такая ваша работа — стрелять да вешать, — сказала женщина. Жестоко избив ее, казаки ушли, так ничего и не найдя в квартире Демина.

С трудом поднялась Пелагея Дмитриевна с пола, выползла в сенцы, напилась воды. В голове ее тревожно билась одна и та же мысль: «Что же со Степаном? Уж коль меня избили, то его, может, уже и в живых нет?»

Но Степан Демин чудом избежал побоев. В кабинете Норенберг допрашивал Масленникова. Оттуда слышались звуки глухих ударов, стоны. В коридоре лежал избитый Полещук.

Неожиданно заревел гудок электростанции. Гудок подхватили паровозы на шахтах. Норенберг и солдаты выбежали на улицу. И никто не заметил, как вслед за ними вышел Полещук.

Арестованных быстро увели в одну из комнат с зарешеченными окнами.

— Говорят, больше тысячи шахтеров сюда идет, — сообщил Федор Штубис, когда конвоиры захлопнули дверь.

Степан Демин подтянулся к окну. К штабу медленно придвигалась многосотенная толпа горняков и их жен. Зоркий глаз Степана различия в первых рядах Голубцова и Горшкова. Вот Горшков выскочил вперед, поднял руку. Демин понял, что Леонид читает стихи.

….Был в России деспот-царь! — донеслось до арестованных, и Степан восхищенно произнес:

— Молодец, Ленька!

По крыше и стенам штаба застучали обломки кирпичей, камни. Зазвенели в штабе разбитые стекла окон. И снова в коридоре послышался топот солдатских сапог.

— Забегали, гады, — со злобным торжеством проговорил Масленников, — когда земля горит под ногами.

В кабинете Норенберга то и дело теперь слышались телефонные звонки. Управляющий копей Попов… Управляющий Кыштымских копей Максимов…. Все просили об одном — освободить арестованных, иначе забастовавшие шахтеры разрушат предприятия.

Норенберг бросил трубку, торопливо зашагал по кабинету, не глядя на урядника Урванцева и вытянувшихся солдат.

— К черту трусость! — крикнул поручик, но звон разбитого стекла прервал его голос.

Норенберг отскочил в угол, потом махнул рукой:

— Освободите этих, которых взяли.

Урванцев бросился из кабинета. Норенберг устало глянул на листовку, вызвал ординарца:

— Жену арестованного Гольца переселите из конюшни в отдельную комнату третьего барака.

Слова его перекрыл многоголосый шум толпы, встречавшей освобожденных. Загремела песня. Норенберг узнал ее. Это был «Интернационал».

— Погодите, — скривился поручик, — доберусь до вас по одиночке.

А толпа уходила от штаба. И сам собой возник в березовом перелеске митинг. Горячие слова о победе бросал в толпу Степан Голубцов. Он говорил о том, что только сообща, только вместе можно победить врага.

А поздно вечером к Степану Викторовичу пришел Иван Матвеевич Масленников.

— Слышь-ка, Степан. Записывай меня в большевики. На своей спине испытал, кто такие всякие кадеты и эсеры с меньшевиками. Понял я, что ваша партия — самая что ни на есть подходящая для меня.

Голубцов пожал руку Масленникову.

— Ладно, Иван Матвеевич, обсудим это с товарищами. Но считай, что мой голос за тебя.

2

Во мраке осенней ночи затихли копи. Порывистый холодный ветер остервенело рвал оголевшие ветки деревьев. Дарья Кузьминична Голубцова настороженно смотрела за дорогой, переводила взгляд на окна дома Ивана Рожинцева, где проходило расширенное заседание подпольного комитета.

— Надеюсь на тебя, Дашенька, — говорил Степан Викторович, — не потому, что другим не доверяю, а потому, что многим хочется быть на совещании: приехала Софья Авсеевна Кривая, И вопрос важный — о праздновании первой годовщины Октября.

И Голубцова вместе с девчатами из молодежной десятки Леонида Горшкова охраняла тех, кто был в доме Рожинцева. Вообще-то, это даже и меньше подозрений, когда одни девчата на улице.

Стукнул в раму ветер, тоненько задребезжало стекло, и Софья Авсеевна глянула на Екимова: не условный ли стук? Тот медленно качнул головой: все в порядке. И Софья Авсеевна продолжала:

— Городской подпольный комитет провел 26 октября совещание представителей подпольных организаций. Ваш делегат, — кивнула она на Федора Царегородцева, — уже доложил вам о том, что однодневная забастовка в день 7 ноября должна вспыхнуть на всех предприятиях города.

— Есть и у нас свои предложения, — выждав паузу, сказал Екимов. — Шестого числа в клубе Уфалейских копей белогвардейцы будут показывать фильм для солдат. Соберется много народу. Вот мы и думаем, — хитровато глянул Екимов на Софью Авсеевну, — провести митинг до сеанса.

Василий Яковлевич рассказал о плане проведения митинга, и Софья Авсеевна одобрила дерзкую затею.

— Только продумайте все мелочи. В нашем деле мелочь важна не менее, чем главный момент, людей берегите, не пускайтесь на террор и безрассудные авантюры. Степан Викторович, ты был в Бродокалмаке, помнишь братьев Свиньиных и Мануйлова? — обернулась она к Голубцову.

— Хорошо помню. Смелые, боевые ребята.

— Недавно их расстреляли каратели, кулачье помогло…

Помолчав, она сказала:

— Есть и добрые вести. Ваш матрос Александр Иванов руководит сейчас одним из партизанских отрядов.

— Иванов?! — радостно воскликнул Леонид Горшков. — Дядя Саша! Вот это здорово. Значит, жив?

Переждав шум, поднялся Михаил Филиппович Семенов.

— Я вот о чем размышляю. Митинг в канун годовщины революции — вещь хорошая. Но сам-то праздник будет седьмого числа. Думаю так: надо вывесить где-то красный флаг, да так, чтобы беляки не сразу до него добрались. Скажем, на копер шахты «Александр».

— Верно! — отозвалось сразу несколько голосов.

Софья Авсеевна внимательно оглядела собравшихся и сказала:

— На шахтах усилена охрана. Пойдут на операцию лишь добровольцы.

Вскочили Леонид и Настя. Леонид сказал:

— Мы с Настенькой повесим флаг.

— Э-э! Постойте, молодежь! — встал Максим Филиппович. — Аль для вас я выговаривал? Нет уж, дозвольте мне пойти. У старого человека ум здравый и глаз зоркий. А коль вызвались и они, — кивнул на Леонида и Настю, — то мы трое и пойдем.

Тяжело поднялся Илья Петряков.

— Мы с Леней всегда вместе на такие дела ходили, — сказал он. — Разрешите и сейчас?

Екимов и Голубцов одобрительно кивнули.

— Что ж, на этом закончим, — встала Софья Авсеевна. — Василий Яковлевич и Степан Викторович, задержитесь, остальные могут расходиться.

По одному, по двое безмолвно уходили в темноту ночи подпольщики.

А в комнате остались трое.

— Чем будете людей кормить, — спросила Софья Авсеевна, — коль в кредитной лавке не станут давать продукты хозяева? Как с деньгами?

Голубцов весело переглянулся с Екимовым.

— Предвидели этот вопрос, Софья Авсеевна, — качнул головой Василий Яковлевич. — Леня Горшков и Дахретдин Хуснутдинов по нашей просьбе совершили, так сказать, небольшое изъятие денег у одного купчика — 3739 рублей. И хлеб есть на первый случай. Шахтер наш, из подпольщиков, Щекатуров по поддельным документам достал 100 пудов из деревни Карандышево, 60 пудов дал Федул Царионов, 60 пудов привез Иван Масленников из одной деревеньки — тоже по подложным бумагам.

— Молодцы вы оба, — улыбнулась Софья Авсеевна. — Что ж, мне пора.

— А чай, Софья Авсеевна? — встрепенулся Голубцов. — Я своей жене пообещал, что останетесь…

— Дарье Кузьминичне? Нет, Степан Викторович, к вам сейчас не смогу.

— Зачем к нам? Она же здесь! На охране стоит!

Вошла Дарья Кузьминична.

— Ну и мужчины, — пошутила Софья Авсеевна. — Сами в тепле, а жен — на мороз.

— Ничего, — засмеялась Дарья Кузьминична. — Я не в обиде. Лучше уж нам не чаевничать, неровен час. Клава Хохлачева прибегала. Лошади ждут, запряжены уже, во дворе Лазовского стоят. Мимо домов подрядчика Колесова и Пряхина не ходите. Там что-то Ванька Долгодворов крутится с солдатами.

Вскоре Степан Голубцов и Софья Кривая добрались проулком до дома сапожника Лазовского. Короткое пожатие рук, в бричку за кучера сел Федул Царионов. И вот уже цокают в осеннем чутком воздухе копыта застоявшихся лошадей. Все дальше, дальше… Все глуше, глуше…

«Отчаянная женщина, — вздохнул Степан Голубцов. — Мечется по уезду от города к городу, от села к селу — ни малейшего страха. Смелая жизнь».

3

Володя Вдовин шел от Норенберга хмурый. Откуда белогвардейцы пронюхали, что при Советах он крутил кинокартины? Норенберг строго приказал сейчас же проверить всю киноаппаратуру, получить фильмы.

«Буду рвать части, не больно-то обрадуются», — решил Володя и, подходя к клубу, заметил Лену Овечкину. Она метнулась ему навстречу.

— Степан Викторович тебя разыскивает, — быстро заговорила. — Иди в кинобудку, он придет туда.

«Раз Голубцов разыскивает, значит, важное дело», — обрадовался Володя.

И действительно, Голубцов сообщил Володе о митинге.

— Часа за полтора до сеанса в клуб соберутся наши люди, — тихо говорил он. — Мы проведем митинг. Как только появятся белогвардейцы, Лена даст тебе знать. Туши свет и сразу же начинай кино. А мы в это время потихоньку уйдем. Ясно?

— Все ясно, Степан Викторович, — возбужденно ответил Володя. Наконец-то и ему поручили серьезное задание!

…И вот уже просторный зал бывшего Народного дома начали заполнять шахтеры. Кое-кто из них знал, что вот-вот начнется митинг, и настроение у горняков было праздничное и вместе с тем напряженное: как пройдет митинг?

Голос Василия Яковлевича Екимова Володя Вдовин услышал не сразу. Шум в зале утих, до Володи донеслось:

— …Собрались мы сюда сегодня не случайно. Ровно год назад совершилась революция, давшая свободу всему народу России! И пусть временно власть на Урале принадлежит не нам, но мы уверены, что недалек день, когда и над копями взовьется красный наш флаг! От имени подпольного комитета партии большевиков я призываю вас завтра, 7 ноября, начать забастовку против увеличения рабочего дня, за повышение заработной платы, за снижение цен на продовольствие. Поздравляю вас с праздником! Да здравствует Советская власть!

Радостно отозвались шахтеры на призывные слова Екимова.

— Беляки! — влетела в кинобудку Лена, и Володя быстро погасил свет, включил аппарат. На экране замелькали смутные тени.

Володя не знал, что в темноте Екимов и Голубцов уже шли к запасному выходу, возле которого ждали их Степан Демин и Еремей Берсенев. Около дверей к ним пробился и Константин Рогалев.

Другими путями, через главный выход, проскользнули из клуба Леонид Горшков и Илья Петряков. Они едва не натолкнулись на солдат, но вовремя свернули в механический цех и оттуда спустились в разрез. Постовые у главного входа, Набережный и Хуснутдинов, давая возможность всем подпольщикам скрыться, держали дверь, не пуская солдат. Но белогвардейцы ворвались в зал. Навстречу им хлынули шахтеры. Набережный и Хуснутдинов успели скрыться в мелком кустарнике.

И. В. Петряков.

Володя продолжал показ кинокартины. Лена Овечкина крутила ручку аппарата. Внезапно распахнулась дверь кинобудки, ворвались два дюжих белогвардейца. Один из них схватил Володю за воротник пиджака, оттащил от аппарата. А по крутой лестнице вверх уже бежали солдаты. Володю и Лену связали и повели в штаб.

Норенберг внимательно посмотрел на Лену и Володю, прочитал листовку, которую подал ему фельдфебель.

— У них нашли? — кивнул Норенберг на Володю и Лену.

— Никак нет-с, — вытянулся фельдфебель. — В зале. Кто-то в темноте разбросал эти бумажки.

— Ну-с, Вдовин, — остро глянул поручик. — Как же так случилось, что потух свет, когда наши солдаты вошли в зал?

— Извините, я же не знал, я просто начал показывать кино. Вот и ее спросите, она все время была со мной. — мотнул головой на Лену.

— Спросим, — усмехнулся Норенберг. — В свое время спросим. А не кажется ли вам, молодой человек, подозрительным…

Стремительно вошел урядник Топилин, что-то сказал Норенбергу, тот поморщился.

— Хорошо, иду. Допроси-ка этих. И если что… Сам знаешь.

Урядник молодцевато козырнул, указал Володе и Лене на дверь.

— Ну-ка, живо! У меня вы заговорите!

Однако в своем кабинете лишь спокойно спросил:

— Достукались? Сколько тебе, Вдовин, лет?

— Семнадцать, — помолчав, ответил Володя.

— Ну, тебе-то я знаю, сколько, — посмотрел Топилин на Лену. — Давно на заметке у нас. Думаешь, неизвестно, почему ты крутишься возле солдатской казармы? Что же с вами делать?

Топилин задумчиво смотрел на них.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Разукрашу я вас не очень больно, конечно. Одежонку в лохмотки превращу. Ночью поручик придет проверять, чтоб кровь с лица не вытирали.

Ночью в амбар, где лежали Володя и Лена, пришли Норенберг и Топилин.

— Пришлось малость подучить их, — весело сказал Топилин, осветив фонарем ребячьи лица. — Толку мало. Бестолочь зеленая. Им не в большевиков играть, а в куклы. Выбросить на улицу, так считаю, чтоб дома родители еще всыпали.

Норенберг хмуро мотнул головой и вышел в сопровождении Топилина. Лена слышала, как он сказал:

— Через часок-другой дай им еще припарку, чтоб не повадно было к нам попадать, и выгони.

Через полчаса Топилин вернулся.

— Шпарьте домой, — открыл настежь дверь. — Да больше не попадайтесь. Передайте Горшкову, что держались молодцом. Ну, живо!

Норенбергу некогда было заниматься Володей и Леной. Позвонил из Челябинска Агапов:

— Усильте караулы на шахтах, следите, чтобы не вывели из строя оборудование. Генерал Сахаров не забывает вашего подарка десяти вагонов угля большевикам. Оправдайте его доверие на этот раз, сумейте с утра организовать работу в шахтах. Принимайте любые меры, расстреливайте тех, кто руководит сопротивлением.

Норенберг заверил Агапова, что все будет в порядке, но сам в этом не был уверен. Уже с вечера патрули несколько раз обстреляли неизвестных, расклеивавших листовки с призывом отметить годовщину революции забастовкой. Пронизывающий ветер загонял солдат в дома, к теплу, и этим пользовались подпольщики, листовки появлялись даже на доме управляющего копями Попова.

Около одиннадцати часов вечера по проулку, ведущему к шахте «Александр», шли Настя и Максим Филиппович. Леонид с Ильей, не теряя их из виду, шагали позади.

Шли молча. Семенов с жалостью поглядывал на Настю: несколько часов назад сообщили, что беляки арестовали ее отца. Почему? За что?

— Возьми-ка, — подал в темноте Максим Филиппович Насте кулечек. — Здесь канифоль. Леня передал. Чтобы руки не скользили, когда полезешь на копер.

И опять идут вперед. Рослый, плечистый Максим Филиппович опирается на посох. Со стороны можно подумать, что идут дедушка с внучкой. Однако посох — это древко флага, полотнище которого спрятано у Семенова за пазухой. На полотнище надпись «За власть Советов!»

Шахта «Александр» — совсем недалеко от белогвардейского штаба. Высокий деревянный копер и сейчас угадывался в темноте на фоне неба, а днем был виден далеко окрест.

Первый владелец шахты, купец Иван Ашанин, назвал ее так в честь своего первенца-сына, и не случайно выбрал для копра высокое место: пусть сын продолжает дело отца и возвышается в делах над многими.

У конца проулка Настя и Максим Филиппович остановились, подождали Горшкова и Петрякова. Дальше начиналась территория шахты.

Бесшумно подошли Леонид с Ильей. Все выжидающе замерли. Тихо.

— Пора! — шепнул Горшков.

Настя и Максим Филиппович двинулись к копру. Леонид и Илья залегли возле забора, держа наганы наготове.

Вот и копер. Со свистом воет ветер в его ажурных сплетениях, зловеще темна деревянная громада. Максим Филиппович быстро и ловко прикрепил полотнище к древку, подал Насте.

Взбираться почти что по отвесной стене копра очень трудно. Настя ползет, цепляясь за малейший выступ, и вскоре ощущает, какими липкими от крови стали пальцы. Под ногти впились занозы. Вцепившись распухшими пальцами за выступ доски, сделала еще одно усилие и оказалась на небольшой крыше копра. Прикрепить древко к шпилю копра было делом нетрудным. И Настя вдруг почувствовала страшную усталость. Ей казалось, что башня копра качается под ее ногами. Настя судорожно схватилась за шпиль и медленно, начала сползать с крыши. Еще один шаг вниз, еще и еще. Теперь каждое прикосновение пальцев к деревянной обшивке копра отдавалось болью во всем теле. Наконец ноги почувствовали землю, и Настя скорее упала, чем встала на нее.

— Все… — прошептала она Максиму Филипповичу, пытаясь подняться, но тот прижал ее к земле.

— Тихо!

На той стороне, где скрывались Горшков и Петряков, слышался громкий разговор.

— Патрули! — прошептал Семенов. — Неужто видели, как ты сползала?

Голоса удалялись. Настя и Максим Филиппович поползли по стылой заснеженной земле, потом встали и торопливо зашагали к забору, где притаились Леонид и Илья. А позади их, на самой верхушке копра, трепыхался советский флаг.

Утром на заборах, на стенах домов, на столбах — всюду висели листовки.

«Шахтеры! Не выходите сегодня на работу. С седьмого числа объявляется забастовка в честь первой годовщины пролетарской революции! Да здравствует рабоче-крестьянское правительство! Да здравствует вождь пролетарского народа В. И. Ленин!»

Заметались казаки и солдаты, скоблили листовки со стен и заборов, но листовок было много, словно тысячная армия подпольщиков расклеивала их всю ночь. В бессильной злобе кусал ногти Норенберг. Бешенству поручика не было предела, когда доложили, что возле копра шахты «Александр» собралась огромная толпа шахтеров, женщин и детей. На шпиле копра алой зарей полоскалось красное знамя. Попытки взобраться на копер не дали результатов — обшивка его за ночь сильно обледенела.

— Черт возьми! — заорал Норенберг. — Вы не солдаты, а базарные бабы. Объявите, что мы заплатим тысячу рублей тому, кто снимет флаг.

Шахтеры пожимали плечами и расходились по домам. В этот день, 7 ноября 1918 года, на работу никто не вышел. Напрасно метались милиционеры от барака к бараку. Следом за ними ходили агитаторы-подпольщики: Иван Лазовский и Дахретдин Хуснутдинов — на Уфалейских копях, Володя Вдовин и Александр Отрыганьев — на Емельяновских, Иван Масленников и Федор Царегородцев — на Злоказовских, Михаил Вдовин, Петр Бухалов и Леонтий Федячкин — на Кыштымских копях. Они призывали горняков продолжать забастовку до тех пор, пока не будет сокращен рабочий день и не налажено снабжение шахтеров продовольствием.

И забастовка продолжалась целую неделю. Норенберг не знал, что предпринять. Его звонки к Агапову остались без ответа: в Челябинске тоже бастовали рабочие. А в город вот-вот должен был прибыть специальный поезд адмирала Колчака.

Как писала белогвардейская газета «Власть народа»,

«15 ноября 1918 года в Челябинск из Омска прибыл военный и морской министр адмирал Колчак».

Поезд адмирала прибыл в Челябинск вечером. Из копей на встречу с адмиралом срочно выехали Попов и Норенберг.

18 ноября в Омске ставленник империалистов Антанты Колчак был провозглашен «верховным правителем России». Колчак объявил, что главной своей целью ставит победу над большевиками.

После отъезда Колчака в Омск среди горняков передавались частушки, сочиненные Леонидом Горшковым.

4

За участие в забастовке были арестованы и отправлены в челябинскую тюрьму Пантелей Прохоров и Иван Рожинцев. На копях наступила пора репрессий. Белогвардейские власти уволили и выбросили на улицу свыше 30 шахтеров.

Через Егора Полещука челябинские подпольщики передали на копи, что Прохорова и Рожинцева переправили в Троицк.

П. А. Прохоров.

— Плохой знак, — хмуро сказал Екимов Голубцову. — В Троицке суд скорый — рой могилу и пулю в лоб.

— Сообщить надо жене Пантелея, — после некоторого раздумья ответил Степан Голубцов. — Пусть съездит, узнает, нельзя ли чем помочь.

Анастасия Прохорова с радостью согласилась поехать к мужу.

— Денег вот только нет, — погрустнела она. — Продать бы что.

— Не очень-то купят нынче, — усмехнулся Екимов. — Деньги для поездки выделим.

— А дети с кем у нее останутся? — поинтересовался Демин.

— Договорились с Берсеневыми. Пелагея присмотрит.

И вот Анастасия Николаевна в Троицке. Попросилась ночевать к пожилой солдатке.

— Ты бы на кладбище сходила, — посоветовала солдатка, когда Прохорова поделилась с ней своим горем. — Там арестанты могилы роют, авось скажут о твоем.

Солдатка оказалась права. С помощью монашек Анастасия договорилась за небольшую плату с охраной. Ей разрешили подойти к арестованным. Почти бегом бросилась к ним Анастасия и вздрогнула, услышав, как кто-то зовет ее. Пантелей Прохоров стоял на бруствере могилы с лопатой в руках. Проплакавшись, торопливо начала расспрашивать мужа о жизни…

— Чего рассказывать-то? Из Челябинска разбросали нас кого куда. Ивана Рожинцева расстреляли в Миассе, а меня сюда направили. Жуть, что творится кругом. Каратели стреляют и рубят нашего брата. Мертвых потом складывают штабелями, копаем могилы. Вот и сейчас, — кивнул на яму, — роем могилу, может быть, для себя.

— Авось бог милует, — закусила губы Анастасия.

— На бога многие надеялись, — жестко усмехнулся Пантелей. — Подговорил я троих ребят бежать, не знаю, удастся ли.

С тяжелым сердцем расставалась Анастасия Николаевна с мужем. Вернувшись на копи, рассказала Екимову о том, что нашла мужа, поведала и нерадостную весть о гибели Ивана Рожинцева.

— Жаль человека, — вздохнул Екимов. — О Пантелее переговорю с челябинскими подпольщиками, помогут ему.

Оба не знали, что Прохорова уже второй день нет в живых: его расстреляли после отъезда жены.

С Софьей Авсеевной Кривой Екимов в эти дни не смог встретиться: она находилась в отъезде, занятая подготовкой городской подпольной конференции.

11 декабря 1918 года в Челябинске собралась общегородская подпольная партийная конференция. Были заслушаны доклады о текущем моменте и решениях второй Сибирской конференции. Партийная конференция постановила создать при горкоме партии Военно-революционный штаб. Был избран горком РКП(б) из семи членов и двух кандидатов. В числе кандидатов — от угольных копей В. Я. Екимов.

Полещук и Голубцов, делегаты конференции, вернувшись из Челябинска, собрали руководителей подпольных десятков на совещание. Необходимо было сообщить о решениях общегородской конференции, где особое внимание обращено на подготовку вооруженного восстания.

Совещание подпольщиков Копей проходило на квартире Степана Демина под видом именин его жены. Охрана была надежная: во дворе дома дежурили Илья Петряков и Петр Набережный. На улице с балалайкой прогуливалась веселая компания — Володя Вдовин и Клава Хохлачева, чех Марко и Лена Овечкина.

Собравшиеся были сегодня по-настоящему взволнованы. Наконец-то встал вопрос о свержении колчаковского режима. Словно свежим ветром свободы повеяло в квартире, когда все узнали от Голубцова, читавшего резолюцию общегородской подпольной партийной конференции, о сроке восстания — 12 апреля 1919 года.

— Всего четыре месяца осталось, — прошептал Иван Масленников Федору Царегородцеву. — Эх, соскучился я по свободной жизни! Просто не верится, что свобода уже не за горами…

— План восстания строго предусматривает все мелочи, — продолжал между тем Степан Викторович. — Нам надлежит со своим отрядом прибыть в Челябинск в распоряжение революционного центра в ночь на 12 апреля. Отряд должен быть достаточно вооружен.

Горшков согласно мотнул головой. Недавно с помощью чеха Марко ребята упрятали в тайники еще ящик патронов и гранат.

— Подготовка к восстанию не снимает с нас диверсионной работы, — продолжал Голубцов. — Наоборот, начиная с этого момента, такая работа усиливается. От мелких операций намечаем переходить к более крупным. Первые объекты взрыва — крупная шахта, электростанция… Разработка конкретного плана поручается Федору Царегородцеву. Подберешь, — обернулся он к Царегородцеву, — людей, разведаешь обстановку, обеспечишь себя взрывчаткой и бикфордовым шнуром. Мы рекомендуем в подрывную группу Ивана Масленникова, Леонида Горшкова, Дахретдина Хуснутдинова, Илью Петрякова, Константина Рогалева. Если будут возражения, потом сообщишь.

Внезапно быстро вошел Володя Вдовин.

— Возле дома Лазовского подозрительно много солдат, — сообщил он.

Дом И. К. Лазовского находился недалеко, и подпольный комитет решил прервать заседание.

5

На улице мечется ветер, струисто гонит звонкую поземку, бросает охапки снега в окна, наметает сугробы у заборов. А в избе деда Задорина, где собралась на вечеринку молодежь, тепло и весело. Переливчато звенит гармошка. Лена Овечкина и Клава Хохлачева перебрасываются под перепляс задорными частушками.

Леонид сидит рядом с Володей Вдовиным, смотрит на Клаву и думает о том, скоро ли кончится белогвардейское засилье и будет возможность сыграть свадьбу.

В дверь вместе с клубами морозного белого воздуха ввалился пьяный Иван Долгодворов.

— Во где весело, а? Иду и гармошку слышу. Кто со мной плясать?

Дед Задорин слез с печи, тронул за рукав Долгодворова.

— Идем-ка, Иван, лучше пропустим в горенке по маленькой.

— В-во, золотые слова, — уцепился Долгодворов за руку деда Задорина.

Но вскоре фельдфебель вернулся, встал посреди комнаты и запел:

Володя Вдовин поймал кота, подозвал Лену Овечкину, что-то шепнул ей. Лена весело засмеялась выскочила на круг. Вздохнули меха гармошки. Долгодворов медленно пошел вокруг Лены, прямо раскинув руки. Володя ткнул кота иглой, тот взревел и бросился прямо под ноги фельдфебелю. Долгодворов упал и с криком пополз к двери. Илья Петряков встал, приподнял его и подтолкнул к выходу. Тот послушно поплелся к двери, вышел, оставив ее полуоткрытой. Внезапно Леонид Горшков вскочил, схватил с лавки старенький мешок и бросился вслед за Долгодворовым.

На улице свистел ветер, взметывая снежные вихри, и поэтому пьяный Долгодворов даже не расслышал быстрых шагов за своей спиной. Внезапная темнота заставила его остановиться, но сильный удар в живот свалил с ног. Избив Долгодворова и забрав у него наган, Леонид моментально исчез.

Утром Норенберг отпустил незадачливому гуляке зуботычин за пропавший наган, оформил арест на трое суток.

— Где ты пьянствовал? — в который раз спрашивал он фельдфебеля. — Приблизительно хотя бы расскажи.

Но Долгодворов ничего не помнил. Степан Викторович Голубцов сурово отчитал Леонида.

— Смотри, не выкинь каких-либо шуток, когда пойдешь с Ильей Петряковым взрывать шахту, — предупредил Голубцов.

— Что вы, Степан Викторович, — обидчиво отвернулся Леонид. — Есть же разница: или избить Ваньку Долгодворова или партийное поручение выполнять.

Они сидели в этот последний вечер 1918 года на квартире Голубцовых. За окном в завывании метели истекали последние полчаса старого года. А двое парней — Леонид Горшков и Илья Петряков — готовились в короткую, но опасную дорогу — взрывать шахту № 2.

— Наганы взяли? — тихо спросил Голубцов.

— Наганы и бомбы.

— Потребуется — стреляйте. Но задание должно быть выполнено любой ценой.

— Понимаю, — кивнул Леонид. — Подарочек новогодний преподнесем белякам.

Метель чуть приутихла, но ветер свиреп, он ударяет в грудь, слепит глаза. Идти стало совсем трудно, когда свернули с тропки и пошли по целине.

Березняк кончился. Впереди — небольшая сугробистая прогалина, отделяющая лесок от шахты.

— Стой, — выдохнул Леонид, приваливаясь к березке. — Осмотримся, где часовые.

Разглядывали территорию шахты долго. Наконец увидели в серой мгле едва заметную темную фигуру часового возле инструментального склада.

Крепчал мороз. Лежать без движения на снегу становилось нетерпимо. Но часовой топтался на месте: два шага в одну, два шага в другую сторону. Ему теплее, на нем длинный тулуп. Но видно и его пробирал мороз. Часовой медленно зашагал к раскомандировке.

— Ну рвем, Илюха! — привстал Леонид.

Они бросились бежать. Камнем упали в рыхлый глубокий снег, едва открылась дверь раскомандировки. Вышел другой часовой, в одной шинели. Он обошел копер, остановился с западной стороны возле склада, решив, вероятно, что здесь ветер меньше свирепствует.

— Трое их здесь, — шепнул Леонид. — Этот, видно, на несколько минут сменил постового.

Часовой чиркнул спичкой, зажег папиросу. Поеживаясь от холода, побрел обратно в раскомандировку. Парни бросились ко входу в копер, отдышались.

— Давай, Илюха! Медлить нельзя. Обливай стены копра керосином, а я за дверью наблюдать буду.

Илья раскопал в хламе ведро с керосином, еще утром припрятанное здесь. Обильно облив доски керосином, поставил банку с порохом, прикрепил к ней бикфордов шнур, просунул затем его в щель наружу.

— Порядок, — прошептал он, но Леонид поднял руку:

— Тише! Смотри, все трое вышли на улицу.

Часовые стоят, переговариваются, курят, а время идет.

— Кинуть бомбу? — словно угадывая мысли Леонида, прошептал Илья.

— Давай… Кто из них уцелеет, прихлопну я, — достал Горшков тяжелый «смит-вессон».

Илья медленно подошел к выходу, размахнулся и бросил бомбу. Взрыв прогремел резко в тишине ночи. Двое часовых упали, третий бросился бежать. Леонид поймал его на мушку и нажал на спуск.

— Живей за дело, пока казаки не нагрянули, — крикнул Горшков, выскакивая из копра. Илья зажег спичку, приставил огонек к бикфордову шнуру и бросился от шахты.

Мощный взрыв застал их уже в перелеске. Упав в снег, они видели, как ширилось, росло зарево над шахтой.

Переулками пробежали к бараку Ильи Петрякова, тихо открыли дверь и, раздевшись, полезли на теплую печь. Наганы на всякий случай положил под подушки. Часы в квартире Петряковых пробили половину первого.

— Ну, Илюха, с Новым годом! — подтолкнул друга Леонид. — Эх, и шум сейчас стоит на шахте!

Действительно, возле горящего копра собрались солдаты и шахтеры. Полупьяный Норенберг заявился поздно, когда снег вокруг был перетоптан.

— Черт вас возьми! — заорал он. — Даже следов преступников теперь не найдешь!

— Следы ищи не ищи, а с месяц шахта выдавать уголь не будет, — хмуро заметил Попов… — Хорош подарочек на Новый год!

В эту же ночь на перегоне от разъезда Ванюши к станции Козырево попал в аварию воинский эшелон. Петр Бухалов, разобравший путь, спокойно спал дома, когда состав на полном ходу пошел под откос.

Так начинался новый, 1919 год.

6

В этот субботний январский вечер Леонид Горшков и Степан Демин случайно встретились по дороге с шахты.

— Идем к Степану Викторовичу. Есть важные новости, — сказал Демин.

Их уже ждали.

— Посылал за тобой, — кивнул Голубцов Леониду. — Говорят, что еще с работы не вернулся. Садись, обсудим кое-что…

Вошел Илья Петряков, поздоровался, сел рядом с Леонидом.

— Слышал, как ты с кочегарами на электростанции расправился, — подтолкнул его Горшков.

— Едва не поймали, — вздохнул Илья. — Только ввалился в котельную — навстречу два солдата-кочегара. Швырнул две бомбы и дал теку. А рядом еще колчаковцы с офицером оказались, бросились за мной. Чувствую, далеко не уйду, а в кармане две бомбы. Махнул через заборчик — и к дому сестренки. Аннушка замешивает на кухне квашню. Я ей быстро: «За мной погоня!» Сам опустил бомбы в квашню, разделся и сел к затопленной печке. Сижу, курю. Врываются солдаты, начинают обыск. Аннушка стоит ни жива ни мертва, слегка помешивает квашню. Офицер закричал: «Где оружие? Кто вбежал к вам?» Сам на меня посматривает. Аннушка молчит. Тогда офицер схватил ребенка из зыбки, бросился на улицу, кинул его в снег. Вернулся: «Теперь скажешь?» Аннушка побледнела, но молчит. Хорошо, шел возле дома техник Александр Витвицкий. Услышал плач ребенка, вбежал во двор. Кинулся с ребенком к нам, увидел белогвардейцев, все понял. Говорит мне: «Я за тобой, Илья Васильевич. Надо кирпич в мехцех привезти». Офицер отвечает, что я арестован. «За что?» — «Он взорвал электростанцию». — «Ложь! — крикнула сестренка, — Он никуда от нас не уходил!» Витвицкий строго посмотрел на офицера и солдат: «Поговорим с вами у Норенберга». Те и ушли не солоно хлебавши. Я благодарить Витвицкого, а он…

Встал Голубцов.

— Товарищи, внимание! Для руководства подпольной работой в колчаковском тылу ЦК РКП(б) образовал Сибирское бюро ЦК партии. Из Челябинска получены записки Якова Михайловича Свердлова, посланные Омскому комитету партии.

«Для работы в районе Челябинск — Екатеринбург, — пишет Свердлов, — послал двух работников, одновременно посылаю курьера, считая необходимым, чтобы вы имели людей для регулярной и частой посылки…

Мировая революция сделала такие шаги вперед, что остановить ее никаким силам империалистов не удалось. Внутренне мы крепче чем когда-либо. Возможны временные неудачи, но значения они не могут иметь. Мы победим!..» [16]

Когда окончилось совещание, Голубцов обратился к Горшкову.

— Очень остро поставлен вопрос о добыче и хранении оружия и боеприпасов. Демин даст тебе денег из нашей кассы, договорись с чехом Марко о покупке оружия. В ближайшие дни Полещук привезет к тебе товарища из Челябинска, Образцова. Он проверит состояние хранения оружия.

И действительно, в один из вьюжных февральских вечеров Образцов пришел на квартиру Леонида Горшкова в сопровождении Егора Полещука.

— О, какой молодой революционер, — засмеялся Образцов, когда Полещук их познакомил. И этот смех почему-то был неприятен Горшкову. Полещук вскоре ушел.

— Ну-с, — сказал Образцов. — Идемте смотреть, где у вас хранится оружие.

— Оружие спрятано в шурфах старых шахт. Сейчас туда идти небезопасно.

— Ерунда, — махнул рукой Образцов. — У нас в Челябинске белогвардейцев тьма-тьмущая, а мы у них под носом не такие дела проворачивали.

И Леонида опять неприятно поразило то, что Образцов заговорил о деле в присутствии его матери и отца.

Молча осматривал Образцов склады с оружием в старых шурфах. Окончив осмотр тайников, он подобрел.

— Молодец, товарищ, — сказал он Леониду. — Склады в отличных местах, да и оружия у вас достаточно.

Но Горшков так и не мог побороть в душе предубеждение против этого человека. После отъезда Образцова он переменил некоторые места тайников, никому об этом не сказав, даже Екимову. Знал об этом лишь верный друг Илья Петряков, помогавший по ночам перетаскивать винтовки и патроны.