Социально – философские аспекты проблемы одиночества

теоретическое осмысление проблемы одиночества – одиночество как явление современной культуры – объективные и субъективные факторы возникновения одиночества – одиночество в системе взаимодействия личности и общества

Возрастание роли проблемы одиночества в современном мире носит исторический характер. Мировоззрение, преобладающее во второй половине XX века, содержит в себе трагическую напряженность ощущения хрупкости и нестабильности человеческого существования. Разрушение средневековой «великой связи Бытия», открытие того факта, что Земля не является центром Вселенной, движение от панфизических взглядов на реальность к неестественным и лишенным жизни атомистическим и механистическим позициям медленно и закономерно привело к росту, с одной стороны, негативных ощущений одиночества, а с другой – к уважению человеком места, которое он занимает в этой отделенности, к признанию уникальности положения в мире. Учитывая обе стороны, одиночество, есть состояние метафизического противоречия отдельных категорий реальности: бытия и не-бытия; ощущение завершенности, полноты значимости и ощущения незавершенности, пустоты, незначительности. Индивид ощущает себя бесконечно малым эпизодом внутри бесконечного пространства и времени.

В современной социальной реальности одиночество личности является следствием децентрализованности общественной жизни. Индивид как личность, вследствие социального отчуждения, находится в состоянии «между» интимно-значимой солидарностью с другими существами (предметами) и ощущением внутренней и внешней отделенности от них.

М. Бубер в работе «Я и ТЫ» (1957 г.) подчеркивает, что «в современном мире существуют два типа жизнепонимания – современный индивидуализм и современный коллективизм». В индивидуализме человеческую личность одновременно воспринимают как в качестве человека, изгнанного из природы, так и в качестве личности, изолированной от остальных среди бурлящего мира людей. Именно в роли изгнанника природы, человек является индивидом в этом особом личностно-изолированном смысле. И точно таким же образом человек воспринимает свое изолированное бытие как личностное, потому что только личность с другими несоединенными монадами может познать себя в предельном смысле в качестве индивида. В коллективизме личность пытается избежать своего рока одиночества, полностью включаясь в одну из массовых групповых организаций. Очевидно, нет причин для страха перед жизнью там, где нужно всего лишь привыкнуть к «всеобщей воле» и где собственная ответственность за ставшее слишком сложным существование «поглощается» коллективной ответственностью. Коллектив провозглашает свою готовность облегчить тотальное одиночество и обеспечить безопасность. Но существование человека в коллективе не равнозначно существованию человека в общении с другим человеком. В коллективе личность не освобождается от своего одиночества, оно как раз объединяет всех членов коллектива. Человеческое одиночество здесь не преодолевается, а только лишь заглушается. Ситуация состоит в том, что одиночество остается в принципе непреодолимым.

На основе теоретических выводов М. Бубера можно проанализировать нашу современную ситуацию. Парадоксальное положение человека в тоталитарном государстве – одновременно и в качестве «винтика в огромном механизме» и одиночки, остающимся чужим и другим, и себе – это наше прошлое, цепко держащее нас в своих «отеческих» объятиях. Но и в будущем, которое ныне представляется далеко не в розовых тонах, также будет проживать новый, пусть и модифицированный «человек-одиночка». Одиночество сейчас является животрепещущей проблемой любого социума – и крупного города, и маленького села (в особенности «вымирающих» деревень). Урбанистические ритмы густонаселенного города диссонируют с внутренним самочувствием человека, отторгают его от переплетающихся потоков городской жизни. Конечно же, социальное одиночество сильнее проявляется в городах, где социальные связи имеют сложный и разветвленный характер, при котором выпадение «отдельных звеньев» остается неизменным и быстро восполнимым. Одиночество в городе, в частности, бросается в глаза контрастом непрерывного городского движения и чувства внутренней выключенности человека (при вынужденном внешнем подражании общепринятым поведенческим стереотипам и нормам). Человек чувствует себя одиноким, автономным, общее движение может угнетать его своей хаотичностью и принципиальным отсутствием глубинной логики, либо своей «заведенностью», что вызывает мысль о трансцендентных и непостижимых внутренних механизмах, ускользающих от понимания. Общество неуклонно движется по пути превращения в толпу безымянных одиночек», – писал М. Маклюэн. Современный одиночка предстанет как человек, утративший свою индивидуальность и обретающий успокоение, заняв место в толпе – родной стихии подобных «анонимов» – «одинокой толпе» Д. Рисмена. С его точки зрения, индивиды, «ориентированные на других», обособлены от своего истинного «Я», своих чувств и своих ожиданий. Личность может приобрести синдром обеспокоенности и чрезмерную потребность в пристальном внимании к себе со стороны других людей, которая иногда удовлетворяется не полностью. Члены нашего «направленного во вне» общества образуют «одинокую толпу» (тема «фланера» в постмодернизме).

Эффективная деятельность в нашем мире все настойчивее требует отказа от того, что составляет ядро личности, хотя мы и знаем, что наша «способность эффективно действовать» связана с ощущением собственной личности и даже является ее показателем. В современном мире индивидуум выныривает из анонимности, которая присуща жизни в этом мире, чтобы быстро выполнить какую-то деловую или общественную роль, меняющуюся от случая к случаю. В том, что начинает обретать ценность личность, способная отказаться от самой себя, и состоит трагизм положения современного человека, превращающегося в «пластическую личность», в полое существо. Э. Фромм в «Бегстве от свободы» (1941 г.) рассматривает «авторитарный характер» как особенность «садомазохистской личности», тяготеющей к авторитарности. «Человек восхищается авторитарностью и склоняется к подчинению ей, но в то же время он сам хочет быть авторитарным и подчинять себе других». Одинокая и подавленная «авторитарная личность» мечется между сладкими грезами и взрывоподобной жестокостью, тем самым вытесняя из сознания грехи конформизма. По Фромму, именно «автоматический конформизм» представляет собой один из механизмов спасения от неосознаваемого страха одиночества, бессилия – «решения, которого большинства нормальных индивидуумов находят в современном обществе». Оно состоит в утрате самого себя, усвоении стереотипов, предлагаемых моделями культуры, и превращении в такого индивида, каким его ожидают увидеть другие. Фромм особо отмечает, что положение о том, что «нормальный» способ победить одиночество – это стать автоматом, противоречит «одной из самых распространенных идей о человеке в нашей культуре» – идее о свободе мышления и поступков большинства людей, основанной на искренней вере индивидуумов в субъективное происхождение их мыслей, чувств, желаний – опасной иллюзии, как считает Фромм, мешающей изменению исторических, социальных условий, ответственных за такое положение.

Существует одинокий человек, выносящий свои страхи и удачи «вовне», находящий уединение среди одиночек – среднестатистических граждан, обтекаемых, как морские камешки, сглаженные потоком толпы. Такой одиночка лишь смутно чувствует опасность индивидуального одиночества, запустение души, остро ощущаемое, когда он остается наедине с собой, а потому он панически бежит от опасности в объятия унифицированного мира. Не раз отмечалось, что конформизм и индивидуализм – это вовсе не противоположности, а взаимодополняющие характеристики «частичного» человека, воспринимающего коллективность в качестве внешней враждебной для себя силы, с которой нужно либо слиться, либо бороться в индивидуалистическом протесте. Тема свободы своеобразным образом преломляется в проблеме одиночества. Сартр пишет, что цена свободы – это одиночество. Как индивид ответственен за свою свободу, так же он ответственен и за свое одиночество. С одной стороны, в одиночестве заключена нравственность, ибо я один и ответственен по отношению к себе. С другой стороны, индивид не ответственен за бытие ответственности, так как она принадлежит свободе. Личность ответственна за функциональную свободу своего сознания, за создание своей сущности, за свой конкретный выбор в рамках той свободы, которая является структурой сознания. Личность становится личностью только в результате серии таких одиноких действий, то есть одиночество находится внутри всех выборов (действий) личности, и не может быть ею (личностью) преодолено. Наоборот, это одиночество усугубляется потому, что личность должна «создавать» себя как можно яснее и категоричнее, чтобы быть «оригинальным образцом» в отличие от остальных. Сартр помещает этику и одиночество в сущностно – эгалитористский контекст.

Ницше видит высокую мораль самости в преодолении негативного одиночества (loneliness) и трансформации его в творческое позитивное одиночество (solitude). Примером своей жизни Ницше доказал моральность уединения и был назван аристократом одиночества. В одиночестве заложена основная человеческая ценность – тяга к целостности. Каждая историческая эпоха предлагает свою форму целостности (цивилизация, средства масс-медиа, культурные формы и т. п.). Основная причина этой тяги – метафизическая отдаленность индивида. Для современного человека объекты мира лишены всякой взаимосвязи и продолжительности. Мир объектов выглядит как нереальный или даже ирреальный. Мир непредсказуем. Дезинтеграции мира объектов соответствует внутренняя фрагментарность индивида. Где же то место, в котором личности и вещи способны существовать интимно – значимо и связаны стабильно и ясно? На протяжении человеческой истории эту целостность искали в мифологии, искусстве, религии, науке, философии. Каждая из этих культурных форм на какое-то время «облегчала» переживание одиночества человека, но только философия всегда «усугубляла» его.

В современном мире все более заметны черты и проявления боязни замкнутости и одиночества – болезненной клаустрофобии (страха закрытого и узкого пространства). Начиная с эпохи Нового Времени «идеей» западной цивилизации являлось развитие и расширение рациональности. «Идея разума» всегда определяла и опережала религию, философию и науку, которые сформировали, в свою очередь, рациональный тип личности. В конце концов рациональность расширила мир до своих пределов: картина мира сжалась, породив переживания эмоциональной подавленности для современного человека (аналогично кантовскому эстезису). На сегодняшний момент подобный настрой в теориях «индустриальных и постиндустриальных обществ», в теориях «отчуждения» и «кризиса культуры» указывает на то, что эта болезнь предопределена ситуативным фактором. А ситуация такова, что достигнув определенного предела, рационалистическое определение мира рождает вопрос: а что за? Несомненно, мир больше «мира рационального». Попытка проникнуть и заглянуть в больший мир сопряжена с чувством беспокойства и неустроенности, вызывает желание перейти от идеи рациональности к идее трансцендентальности, где трансцендентное выводит человеческое существо за пределы его собственной истории. Существует два механизма выхода и восприятия реальности. Для первого органично присутствие внутреннего, первоначально невидимого, рационально неидентифицируемого. Впоследствии это становится причиной и оправданием любого его действия и поступка. Эту невидимую данность можно рассматривать в феноменологическом смысле как «ноумен» – кантовскую «вещь в себе». В экзистенциальной ситуации это оформляется в «страсть», «порыв». В этот момент проявляется плоть исторической индивидуальности. Это не иррациональное (дух) или бессознательное (инстинкт), а «нечто», лежащее внутри пределов сознательности, но не определяемое рациональностью, что может рассматриваться как попытка выйти за пределы рациональности, не уходя в сферу трансцендентального. В этом случае «идея» несет в себе потенциал для разрешения сверхзадач. Например, консолидация «мыслимых и немыслимых» усилий в нужный, экстремальный момент (состояние войны, ситуации кризиса и «пограничные» ситуации вообще).

Что определяет развитие того или иного культурного образования: либо «идея» в становлении нации (в смысле дюргеймовского общественного сознания), либо менталитет народа вырабатывает систему ценностей? Если для второго механизма идея есть «понятие разума» (Кант), то для первого – идея как смысл культуры есть своеобразная связь «бытие – сознание», то есть органическое сочетание коллектива и личности, субъективного и объективного – точка пересечения мира и личности. Личность, свободно вышедшая из своих границ, индивидуализируется в коллективе, а коллектив организуется в личности, а не где-то между ними. Подобный способ самосознания дает надежду на социальное решение современных проблем, через преодоление психологии «Я и Иной».

Идея западного индивидуализма привела к кризису идентичности – «люди потеряли чувство личной тождественности исторической преемственности». Самость (self) в западной теории, состоит из Субъективной фазы (I) и Социальной фазы (Ме), где идентичность понимается как канал, через который человек воспринимает себя как Объект, посредством опыта созерцания себя и других, т. е. через акцент, в феноменологическом смысле, на рефлексивный слой сознания. Отсюда возникает проблема кризиса рациональности в области сознательных и культурных явлений, в потере способности их объективного познания». «Если в нашей картине Объекта есть место для чего-то произведенного в ней совершенно инородными силами, то мы эти Объекты не понимаем, они «мистичны», «трансцендентальны», «ирреальны». Трактовка понятия «индивид» (индивидуальность) менялась на протяжении истории определенных культурных эпох. Понятие «индивидуальность» в эпоху Возрождения отличается от понятия «индивида» эпохи Просвещения, в то время как оба понятия различаются с понятием «идентичности» эпохи Современности/Постсовременности. В XVIII веке доминировало дифференциальное существование человека, концентрация в самостоятельной точке «Я», освобождение самого по себе ответственного Бытия от слияний, связей, насилий, совершаемых историей и обществом. Человек – абсолютное индивидуальное бытие. Эта абсолютная метафизическая свобода индивида и чувство, что он всецело предоставлен самому себе и что он питается силами собственного Бытия, приводило человека к осознанию неспособности выносить свое одиночество и свою ответственность. Это заставляло такой индивидуализм искать опору в принадлежности к природе вообще и в равенстве всех индивидов. В XVIII веке значение индивидуальности состоит не в том, что сфера ее существования сосредотачивается вокруг самостоятельного Я и есть замкнутый в себе мир, а в том, что содержание этого мира, качество сущностных сил и проявлений у разных индивидов различны. Г. Зиммель назвал индивидуализм эпохи Возрождения качественным, сутью которого является творческая личность. В XIX веке считали, что индивидуальность детерминируется множеством влияний извне. В ходе исторического развития индивидуальность усиливается, когда, с одной стороны, общество становится настолько объемно, что его связи носят только рациональный характер и поэтому уже не устанавливаются нормы индивида в целом и его поведения; с другой стороны, когда интересы большого числа членов социальной группы в индивиде пересекаются и он должен самостоятельно отдавать предпочтение некоторым из них, находить компромисс между ними. В индивиде становится всеобщим то, что раньше характеризовало только «чужого». Так как индивид меньше связан значимыми социальными отношениями, то потенциально он более свободен, а интеллектуально более объективен. Если, по К. Марксу, только устранение «отчуждения» восстанавливает полную индивидуальность, то Г. Зиммель в «Философии денег» (1900 г.) утверждает, что именно возникающее в Новое время отчуждение создает соответствующий индивид. Индивидуализм эпохи Просвещения, который через процесс индивидуализации создает свой тип личности, по мнению Зиммеля, носит название «количественный».

На всем протяжении человеческой мысли тема индивидуальности раскрывалась в двух аспектах: положительном – как оправдание индивидуальной свободы (если Гете «освобождал» индивида от другого индивида, то Кант «освободил» человека от природы), и отрицательном – как констатация человеческого одиночества. Одиночество индивидуальностей объединяет эпоху Возрождения и эпоху Просвещения за счет природы тотальности. «Тотальность» есть представление об абсолютной замкнутости. Все, что находится внутри произвольно очерченных границ, не может выйти за их рамки, а то, что находится вовне, не допускается внутрь. Основные характеристики этой философской категории – замкнутость и всеобъемлемость (замкнутость Кантовского «Я» и всеобъемлемость «индивидуального Бытия» Гете). В понятии «индивида» обычно видят только специфическое различие: чем он отличается от других индивидов. Однако это не касается индивида в действительности, его сущности, составляющей живое единство, в котором скоординированы или даже сплетены сравнимые и несравнимые элементы, действующие совместно без внутреннего различия в рангах. Индивид есть весь человек, а никак не то, что остается после лишения его того, что имеют и другие. В известном же смысле качественную единичность отрицать нельзя. Несравнимость с другими заложена в глубочайшем пласте личности, который каждая личность недоказуемо, но и неопровержимо ощущает как то, что она ни с кем не может делить и никому не может сообщить – качественное одиночество личной жизни, изолированность, которая ощущается в зависимости от степени самосознания. Кроме того человек также чувствует индивидуальность всего своего существования в целом. Даже если в ряде отдельных случаев индивиды и совпадают, но тотальность жизненного процесса – со всеми своими внешними и внутренними определениями и событиями – не повторяется. Область сравнимости, содержание которой доступно общим законам действительности, находится в средних пластах личности, ее внутреннее центральное и феноменальное – тотальное начало носит отпечаток несравнимого, лишь единожды существующего.

В современном представлении человек перестал восприниматься как нечто тождественное самому себе, своему сознанию, само понятие «личность» оказалось под вопросом. Социологи и психологи предпочитают оперировать понятием «персональной» и «социальной идентичности», с кардинальным и неизбежным несовпадением социальных, «персональных», биологических функций и ролевых стереотипов поведения человека. Так, например, И. Ильин пишет: «Сегодня наиболее влиятельной является модель представления о человеке не как об «индивиде», т. е. о целостном, неразделимом субъекте, а как о «дивиде» – фрагментарном, разорванном, смятенном, лишенном целостности человека Новейшего времени».

Достигнув сверхдетерминированности, сверхобусловленности индивидуального сознания к концу XX века теоретическая мысль общества начала искать свободное пространство для «своего» индивида. Таким свободным пространством постструктуралисты называют пространство, оставшееся по краям конкурирующих структур. Если даже и предположить наличие данного пространства, то само ощущение индивида, возникающее в этих целях – просветах между «льдинками» структур, оккупирующих практически все пространство «жизненного мира» (т. е. того мира самосознания, которым они собственно и оперируют и за пределы которого в своих рассуждениях не выходят) не способно приобрести то чувство связанности и последовательности, которым обладало в своем «классическом виде», то есть как оно самовоспринималось, начиная с эпохи Возрождения и до XX века. Таким образом, эпоха Современности рождает, преимущественно, «чувство одиночества», связанное по своей природе с категорией «цельности». В образе цельности подчеркивается здоровье, органичное, постепенное взаимодействие различных функций и частей в рамках целого, границы которого открыты и подвижны, характеризует существование современного индивида.

В большом и сложном обществе, возникающем в эпоху ускоренного развития техники и разделения труда, позитивизм различает два вида процессов: один из них работает на дезинтеграцию общества, другой – на его консолидацию. К первым относится разрастание производственных и контрольно-управленческих систем, систем связи, распределения и т. д. Ко вторым – активизация общественного сознания, подкрепляемая развитием искусства, общественных наук, созданием средств массовой коммуникации. Промежуточную интегрирующую роль выполняет государство, налаживая формальные отношения, контроль и систему принудительных санкций.

Общественное сознание «осваивает» возникшие системы отношений, вводя их в моральный порядок обществ, то есть в систему коллективных представлений, и через них – в мотивационные системы индивидов. По мере освоения общественным сознанием вновь возникающих комплексов социальных отношений они все больше становятся под контроль общественного мнения. Регулирующие же функции государства сокращаются. Процесс частичной «расформализации» производственных и прочих отношений, а также их «морализация» двигают общество в направлении идеала «соборной личности». Противоположные процессы толкают его к идеалу тоталитарной диктатуры. Отсутствие того и другого означает аномию, распад (Дюргейм, Кули).

Индивидуальность здесь – это своеволие, отличность от всего, что не является личностью. Отличность, отстраненность, осознание себя чем-то вне стоящим и сравнивающим, оценивающим, хотя оценивать и сравнивать можно только по отношению к чему-то, к какой-то системе критериев. Эта система критериев, система принципов обеспечивает личности ее своеобразие, ее автономию, ее позицию в жизни и мире. Мир сопоставляется с этой системой принципов, выражающей должное или справедливое, и оценивается. В зависимости от того, насколько мир соответствует должному, личность занимает определенную позицию. Мир же никогда не соответствует должному в достаточной степени, потому что мир – это образование текучее, хаотическое, склонное к «разваливанию», распадению, требует постоянных усилий по поддержанию его в приемлемом состоянии. Основную причину распадения общества видел еще Кант и назвал ее «антагонизмом». Под антагонизмом он понимал «недоброжелательную общительность людей», то есть их склонность вступать в общение, связанное, однако, со всеобщим сопротивлением, постоянно угрожающим обществу разъединением. Между тем предрасположенность к этому очевидно заложена в человеческой природе. Человек склонен общаться с себе подобными, ибо в таком состоянии он больше чувствует себя человеком, но ему так же присуще сильное стремление уединяться (изолироваться), поскольку он в тоже время находит в себе «необщительное свойство» – желание все сообразовывать только со своим разумением – по этой причине он ожидает отовсюду сопротивление, так как по себе знает, что сам склонен сопротивляться другим. Именно так, по мнению Канта, начинаются первые шаги от грубости к культуре: человек начинает осознавать свое положение среди ближних.

Возникает вопрос: каким образом достигается единство в обществе? Единство природы, по Канту, осуществляется исключительно в наблюдающем Субъекте. Общественное единство, по Зиммелю, реализуется только своими собственными элементами, так как они сознательны и синтетически активны. Общество не нуждается в каком-либо наблюдателе. Общественная связь фактически осуществляется в «вещах», а «вещи» в данном случае – индивидуальные души. «Чтобы образовалось единство, не требуется никакого фактора, помимо и вне его элементов, так как каждый из них выполняет ту же функцию, что и душевная энергия созерцателя относительно того, что находится вне его: сознание соучастия с другими в образовании единства и есть фактически то единство, о котором идет речь».

Социальная жизнь индивида неразрывно связана с процессом обобществления. Этот факт ставит индивида в двойственное положение: обобществление движет им изнутри, но одновременно индивид противостоит обобществлению. Индивид есть член организма обобществления и в тоже время является замкнутым органическим целым, бытием для него и бытием для себя. Но сущность и смысл особого социологического априори, основанном на этом качестве, состоит в том, что применительно к индивиду и обществу, «пребывание внутри» и «пребывание вне» – это не два независимых определения (хотя иногда они могут принять и такой вид, и даже развиться до полной взаимной противоположности), но характеристика положения человека, живущего социальной жизнью, в ее нераздельном единстве.

Теперь возникает вопрос: каким образом разрешается двойственность «внутри – вне» находимости индивида? Эта двойственность разрешается через «эстетический Субъект» М. Бахтина. Бахтин вписал Субъект в принцип системности.

Общественная система – это открытая система типа контекста. Вненаходимость обеспечивает возможность построения новой системы по типу контекста, а внутринаходимость – сохранение исходного состава и присутствие самого Субъекта как элемента этого состава. Эстетическая деятельность через оформление делает возможной вненаходимость Субъекта и пространственной, и временной, и ценностной. Бахтин понимает, что Я – и – Другой – это двуплановость ценностной определенности мира. Созерцать эстетически – значит относить предмет в ценностной мир Другого. Это не означает отказаться от своего мира и влиться всем своим существом в какое-либо культурное событие (здесь имеется в виду концепция «вчуствования»). Обрести единый план можно лишь в точке, в которой миры жизни и культурное событие сопряжены в неразложимом единстве и при этом не теряют своей автономии и позиции. Такое состояние достигается путем «переживания», в котором снижается субъект – объектная противоположность. «Объективное становится не только образом или представлением, но и моментом самого жизненного потока».

В социальной теории одиночество изучалось мало, так как достаточным считалось философское обобщение проблемы отчуждения. Сегодня возрастает необходимость и важность оформления «одиночества» в отдельную тему, в силу того обстоятельства, что современное общество неизменно «производит» одиночество. В самом общем виде можно сказать, что одиночество – это наиболее драматическая манифестация недостатка социальности, по своей природе превосходящая феноменальное и проблематическое. Человек – существо многогранное, его сознание выходит за пределы своего «Я» различными способами и в различных направлениях. Но любые способы и направления можно сгруппировать по определенному критерию, в данном случае критерием выступает переживание одиночества. Одиночество – одна из самых острых проблем в современной социальной жизни, затрагивающая изначальные основы человеческого бытия.

В современном мире индивид в поисках истинных критериев жизни стал обращаться к себе, к своим собственным личным переживаниям. Культ человека, живущего для себя, идеи собственной исключительности и превосходства над «толпой» – признаки нарциссического самосознания. Следствие этого – деформация межличностных связей, ослабления родственных уз и т. д. Реальные связи превращаются в фактор взаимного отчуждения. Внутренняя эрозия общества проникает в глубинные основания личной жизни. В своей субъективной самоизоляции индивид не находит внутреннего удовлетворения. Его личная свобода оборачивается тоскливым одиночеством. В материальных интересах люди разобщены; их глубинная духовная потребность состоит в объединении, в создании общности, в преодолении одиночества.

У. Садлер и Т. Джонсон выделяют четыре типа одиночества в современном мире: экзистенциальное (или космическое), культурное, социальное и межличностное. «Социальное» означает построение организационных связей, отношений, образующих структуру, внутри которой взаимодействуют индивиды и группы. «Социальное» в смысле системы нормальных значений, влияющих на действия субъекта, часто ассоциируется с европейской традицией в социальной философии, представленной именами М. Вебера и Э. Дюргейма. В данном случае принцип «социальности» применяется как метод анализа одного из видов одиночества. При этом мысль Э. Дюргейма о том, что общественное сознание отражает потребность в как можно более частом и более тесном взаимодействии человека и общества, а также представление о том, что совершенствование социальных отношений способно облегчить страдания отдельного человека, являются, по нашему мнению, наивными. Сегодня существуют следующие тенденции объяснения социального в рамках современного западного гуманизма: тенденция абсолютизации духовного кризиса и тенденция поисков путей возрождения личности.

Социальная жизнь не раскрывает все внутренние потенции и потребности человека. Стремление человека обратиться к сфере личностно-индивидуального рождается из неустроенности общественного бытия, несоответствия социальных целей индивидуальным. Социальное поведение рассматривается как эмпирическая ориентация индивидуального сознания на социальные нормы, а не как выражение общественной сути человека. Острые формы социального одиночества обозначены такими понятиями социальной изоляции, как неприятие или даже изгнание. Есть и более тонкие формы социальной изоляции, когда, например, социальная исключенность лишает людей членства в группах, которые они считают очень важным и желательным для себя. Здесь необходимо оговориться, что одиночество не может быть приравнено к физическому состоянию изолированности человека.

Одиночество – это субъективное внутреннее переживание. Простое сведение одиночества к изоляции примитизирует контекст переживаний. К перечисленным общим факторам, содействующим возникновению социального одиночества, добавляются и другие, широко распространенные в современном обществе, помогающие объяснить рост этого типа одиночества сегодня. Самые значительные из них: увеличивающаяся раздробленность общества вместе с растущей социализацией; высокая степень мобилизации; неопределенность традиционных социальных границ; распад традиционных групп и недолгая жизнь групп, претендующих на определенное место; высокий уровень ожидания, связанный с социальной позицией; третирование точки зрения отдельного индивида. «Цивилизация, которая ради прогресса и роста разрушает малые жизненные группы, сделает людей одинокими и несчастными», – заметил Хоманс. Одно из следствий гигантских социальных изменений состоит в появлении этого типа одиночества в огромных масштабах.

В современном западном обществе, как свидетельствует анализ работ Сартра и Бубера, успешно бороться с многоликим одиночеством способен только «совокупный» и «индивидуальный» субъект, ориентированный не столько на сознание продуктов деятельности объективации, которые могут становиться в условиях социального отчуждения враждебными человеку фетишами, сколько производящий межчеловеческие связи, общение, гармонические отношения. В дихотомиии Я-Другой общение ограничено пределами отдельных людей, одиноких, по сути, существ, мучительно отыскивающих встречные тропинки. Каким же образом, с одной стороны, превозмочь герметичность индивидуалистической антропологии, а с другой – избежать требований теорий, признающих необходимость отказа от собственного «Я» ради приобщения к единому сознанию»? «Я» осознает себя и становится самим собой, только познавая свою сущность «для», «через», «с» помощью Другого – такого же «центра» единственности, познавая на границе своего и чужого сознания, в «напряженной встрече». Социальное одиночество непосредственно связано с понятием «интимности». Одиночество – это нехватка основных потребностей интимности. Интимность, с одной стороны, является последней стадией Внутреннего, с другой – она касается краеугольного камня Свободы Другого. В любом случае, интимность – наиболее личный аспект субъективности в духовном, ментальном и физическом измерениях. Подлинная интимность освобождает индивида от субъективного, в этом смысле она объективна, а поэтому когда есть недостаток интимности, то взгляд на объективную реальность неверен. Интимность познавательно – объективна, если/когда она переступает предел субъективности и постигает объективный мир, оживляя и объединяя его ценности и значения. Можно говорить о «трансобъективности» интимности, поскольку она высвобождает интерсубъективное, включая в себя самую сокровенную стадию Субъективности. Подлинная интимность неизменно приводит к желанию избежать, «победить» одиночество. Поэтому одиночество становится следствием либо недостатка разделенной интимности, либо недостатка интимной разделенности.

Следующей причиной возникновения одиночества является отсутствие желаемого присутствия Другого, но это отсутствие осознается как присутствие, хотя оно ощущается как отсутствие и именно как отсутствие Другого. Не только отсутствие Другого, но и ощущение присутствия этого отсутствия создает чувство одиночества. Кроме чувства одиночества, это отсутствие рождает состояние истощенности и пористости внутри одинокого Я. Индивид ощущает себя опустошенным. Желаемый Другой оставляет присутствие своего отсутствия, как своего рода, эмоционально – регулирующий идеал, в котором все говорит о дефиците и недостатке полного Бытия в состоянии социального одиночества. Одиночество так же состоит из комплекса негативных эмоций, которые в итоге могут привести к отрицанию Бытия вообще, а в индивиде – к признанию внутренней никчемности. Здесь одиночество переживается как потребность индивида реализовать свою социальность. В результате мир выглядит недружелюбным, опустошенным, непроницаемым для человеческих нужд, что приводит к пониманию случайности и абсурдности жизни (экзистенциализм).

Чувство одиночества в психологии часто связывают с низким самоуважением, застенчивостью индивида, чувством отчужденности, излишним самоконтролем, с затрудненной социабельностью, с неудовлетворенностью в социальных отношениях. Эмоциональное переживание одиночества связывается с характером интеракций индивида. Наиболее ярким примером изучения сущности одиночества через обнаружение признаков в нем самом может служить опыт психиатрии. Сегодня на Западе все чаще предлагают рассматривать видоизмененную структуру личности психически больного как особого типа познавательной деятельности. Наиболее известна теория М. Фуко, в которой эта особая форма познания ставит под сомнение целостность общепринятой рациональности, поскольку несет на себе печать размыкания социальных отношений и базируется на восприятии отчуждения. Традиционная же психиатрия рассматривает безумие лишь в рамках персональности, не видя тех его причин, которые помещаются вовне – в мире. Фуко поднимает вопрос о безумии как типе социального опыта.

К нашей проблеме одиночества наиболее близок аутизм как заболевание. Аутизм означает уход больного в мир собственных субъективных переживаний. Аутизм олицетворяет ту область психиатрической патологии, где изоляция человека от окружающей среды обусловлена не нарушением функционирования отдельных анализаторов, а сложными, еще не доступными изучению нарушениями высшей нервной деятельности, имеющими личностную характеристику больного в целом. В аутическом мире больного «осуществляют» неисполненные в действительности, крайне настойчиво пробивающиеся, личностнозначимые, большей частью неосознанные потребности. Были проведены экспериментальные исследования физически изолированных людей, испытывающих состояния одиночества. При этом изначально здоровый человек при длительном нахождении в одиночестве испытывает необычайные психические состояния: происходит изменение самооценки, появляется чувство присутствия постороннего человека, вследствие чего возникает синдром раздвоения и деперсонализации личности. Для того, чтобы как-то установить связь с окружающей средой, у данного исследуемого наблюдаются попытки создать собеседника, помощника, руководителя внутри себя. Это только часть изменений, происходящих с человеком, который находится в длительном состоянии абсолютного одиночества. Таким образом, проблема одиночества может наглядно показать фатальность патологического состояния для человеческой психики.

В рамках символического интеракционизма одиночество можно определить как чувство индивида, возникающее в тех случаях, когда он осознает свою переживаемую форму интеракции как неадекватную. Одиночество зависит от социальной самости, которая желает быть вовлеченной в смысловое взаимодействие со значимым Другим. Одна из характеристик эмоционального переживания одиночества – это его включенность в три временных измерения. Люди часто ощущают себя одиноко без какого-либо определенного события, объекта, личности, взаимоотношения или настроения, переживавшихся в прошлом. Это часто проявляется в «тоске по дому» (ностальгии). Индивид реконструирует в воображении эти значимые моменты и встраивает их в текущие события. Специфика заключается в том, что у индивида возникает желание только повторить конкретные события прошлого, но не продолжить те же события в настоящем или будущем. Одиночество в контексте с будущим называется «тревогой одиночества». Оно, в первую очередь, связывается со страхом потерять сегодняшнего партнера взаимодействия и связано с бессилием построения новых взаимоотношений в будущем. Эта неспособность создания желаемых отношений называется «отчуждением» в современном обществе. Ощущение одиночества на интерактивном уровне подтверждает вечный характер одиночества вообще. Одиночеству присуще прошлое, настоящее и будущее, причем, прошлое и будущее представлены косвенным образом и всегда непосредственно переживаются в настоящем, в «здесь – теперь» Бытии. Особенно это очевидно при попытках объяснить внутренний мир личности и ее место в культуре. Рациональность ограничивает возможности наблюдателя быть Субъектом, то есть автономным, конечным, деятельным источником содержания сознания, отсюда и проистекает тяга Запада к трансценденции, как предположении возможности такой реконструкции процессов сознания, отражения, знания, где можно представить автономного, независимого Субъекта в качестве последнего и конечного источника утверждаемых и высказываемых им содержаний. Здесь мы говорим не о запредельном – божественном, а об «идее трансцендентального», что не является религиозной трактовкой «русской идеи». Речь идет о том, что в различных культурах имеют место разный надстроенный слой сознания и свои термины (коды) слоя.

В отличие от западного человека, русскому присуща трансценденция пространственных барьеров – опыт слияния с другим человеком в состоянии двуединства (слияние в одно состояние без потери собственной самоидентичности), опыт полного отождествления с ним, подстройка к сознанию целой группы лиц (сильно развито коллективное сознание). Это говорит о том, что русский человек способен переживать одновременно или попеременно различные формы идентичности (теории о «симфонической личности», о «культурсубъекте», принципы «соборности»). Традиционно «русскую идею» связывали с религиозностью и духовностью народа, где эти понятия входили в сферу трансцентентального. Сегодня духовность понимается как неотъемлемое свойство психики, проявляющееся спонтанно. Личность, соприкоснувшаяся с этим уровнем своей психики, автоматически вырабатывает новое мировоззрение, в котором духовность представляет собой естественный сущностный, жизненно – необходимый элемент существования. Любой способ бытия, отрицающий духовность, предельно деструктивен и в личном, и в коллективном плане.

Выводы

1. Одиночество современной личности является следствием социального отчуждения.

2. Социальность и коллективизм не преодолевают, а только лишь заглушают одиночество человека.

3. Общество постмодерна – общество одиночек в толпе.

4. Конформизм – форма спасения от неосознаваемого страха одиночества.

5. Цена свободы современного индивида – его одиночество.

6. «Необщительное свойство» – естественное желание личности к уединению.

7. Социальное одиночество – драматическая манифестация недостатка социальности и интимности.

8. Одиночество и изоляция не тождественные понятия.

 

Одиночество как «точка пересечения» философии и психологии

Одиночество личности в рамках психологического подхода – трансцендентально – экзистенциальный подход – метафизический подход к интерпретации личности – философствование как психологическая практика – философия как психотерапия

А. Уоттс (в книге «Психотерапия. Восток Запад») полагает, что психологические проблемы современного человека связаны с тем, что он путает реальность с так называемой социальной майей (иллюзией, игрой). В частности, имеется в виду конфликт между осознанием себя в качестве индивида и тем, что говорят о нем другие, чего от него ожидают. Правила социальной коммуникации часто содержат в себе противоречия, ведущие к коллапсам в мышлении, чувствовании, действии. Часто запутанность в себе самом – в силу ограниченного и обедненного видения своей роли и идентичности – порождает чувства изолированности, одиночества, отчуждения. Многообразные различия между индивидами и их социальными контекстами ведут к такому же множеству попыток освобождения от этих конфликтов. Одни «выходят» через неврозы и психозы, другие – через массовые развлечения, религиозный фанатизм, алкоголизм и т. д.

Общество убеждает человека делать то, чего оно от него хочет, выдавая свои принципы за принципы внутреннего «Я» индивида. «Чего Мы хотим, того и Ты хочешь». Это «двойная связь». Подобно тому, как мать говорит ребенку, желающему зайти в лужу: «Дорогой, но ты же не хочешь лезть в эту грязь». Это и есть основные причины психологических конфликтов и «пространство» для деятельности психологов и психотерапевтов.

Поэтому основными задачами психологии на сегодняшний день являются: во-первых, достижение трансформации сознания, внутреннего чувства своего существования; во-вторых, избавление индивида от внешних условий, навязанных ему социальными институтами.

Для философов этот конфликт значительно шире, назовем его – конфликт между человеком и миром, – а это уже выходит за рамки социальных проблем. Поэтому на многие вопросы, связанные с противоречиями существования человека в этом мире, психология не знает ответов.

Методологической ошибкой классической психологии является признание субъект-объектной дихотомии; признание эгоцентрического сознания.

Между тем для современной философии очевидно, что западное эгоцентрическое сознание представляет собой ограниченное и обедненное сознание, не укорененное в реальности. Необходимо освобождение от эгоцентризма сознания. Тогда жизнь переживается не как встреча субъекта и объекта, а как игра противоположностей. Индивид играет свою роль, вместо того, чтобы принимать ее всерьез. Жизнь перестает выглядеть проблематично, если/когда понятно, что Эго есть всего лишь социальная функция.

Можно выделить основные недостатки психологии: а) излишний сциентизм – ориентация на западную психологию, которая исторически придавала значение изучению души или ума как клинического объекта; б) отсутствие общепринятой теории и единой научной терминологии (так, некоторые технологии такие, например, как лоботомия или шокотерапия являются попросту результатом отчаяния); в) не использование философской методологии в практической деятельности психологов; г) отсутствие знания философии приводит к тому, что современный психотерапевт практически ничего не знает о скрытых метафизических предпосылках, лежащих в фундаменте всех основных форм психологической теории; тем более, что современная психология не может не вступать во все более тесный контакт с неврологией и биологией, социологией и антропологией; д) дуалистическое видение человека в психотерапевтической практике: эго и бессознательное, психологическое и соматическое, субъект и объект, принцип реальности и принцип удовольствия, разум и инстинкт. Как известно, Фрейд пришел к этому в конце жизни: он понимал, что конфликт между принципом удовольствия и требованиями принципа реальности, нуждам цивилизации является неразрешимым. Более чем понятно, что в эпоху расширения социальных обязательств и требованием дисциплины со стороны цивилизации ситуация стремительно ухудшается. Или, может быть, напрасно Фрейд и Юнг считали, что иррациональное поведение – это историческая регрессия, варварство человека, а это протест против «двойной связи» внутренне противоречивых социальных институтов; е) «личный интерес» психотерапевта: он хочет «выиграть» контригру со своим пациентом и таким образом психотерапия вырождается в борьбу за власть.

Между тем в самой психологии имплицитно заложен «выход» в новую парадигму и в частности: концепция бессознательного Фрейда – это первый шаг к метафизическому уровню субъективности, неосознаваемость того, что обусловило наши мысли и действия – метафизические основания духовного опыта; идея Людвига Бинсвангера, согласно которой мир по отношению к человеку предстает трояким: наши биологические или физические основания, социальные отношения, наша собственная внутренняя жизнь и самосознание. Не может быть адекватной терапии, которая не принимала бы в расчет все эти три царства отношений; обзор психотерапевтических практик, показавший, что:

– все психотерапевтические практики чаще всего извлекают информацию из бессознательного опыта клиента;

– достижение психотерапевтического эффекта происходит за счет осознания;

– наблюдается сдвиг парадигм – от естественной в сторону гуманитарной, например, от психоанализа Фрейда до трансактного анализа Э. Берна;

– задача психолога при самоинтерпретации информации клиентом – это создание соответствующей атмосферы;

– необходим обязательный диалог;

– современные приемы стали высококонтекстуальны, так как кроме вербальных средств общения активно используются невербальные;

– дальнейшее развитие психотерапевтических практик будет основано на использовании феноменологической и герменевтической методологии.

Основополагающей проблемой, включающей в себя многие аспекты психотерапии является проблема одиночества личности. В психологии одиночество в основном исследуется в рамках субъективного бихевиоризма, ориентированного не на наблюдение, а на объяснение. Так, все методики измерения одиночества предполагают не схватывание целостности, а констатацию ее отдельных составляющих: когнитивно-психических механизмов; причин; поведенческих реакций на эти причины. Эти исследования, однако, не решают основной проблемы – проблемы полноты описания одиночества. Для психологической науки она является неразрешимой в силу невозможности построения единой теории, а следовательно, проблема фундаментальной противоречивости человека и мира в рамках психологии продолжает оставаться нерешенной.

Посмотрим на проблему одиночества философски, используя методологию трансцендентально-экзистенциального подхода. С этих позиций, одиночество представляет собой залог экзистенциальных состояний и прикосновений к метафизическому. Одиночество есть «экзистенциал, концентрирующий смысложизненную проблематику в едином месте – в «точке» «Я», окруженной личностными границами», и предполагающий переживание собственной само-данности (самоидентификация с аутентичным «Я») и организацию собственной ценностной сущности, самости. Одиночество является способом установления сущностных характеристик «Я», самости (на украинском языке одиночество звучит как самостнiсть)».

Согласно экзистенциалистскому понятию существования, функции субъекта и объекта в бытии принципиально различны (объект «существует», а субъект «переживает»), поэтому человек не познает себя или окружающий мир, а переживает их. Это означает, что через момент переживания одиночества рождается личность. Субъект самосознания личности и есть переживание одиночества.

Одиночество – это не индивидуальное явление, не особенность индивидуальной биографии, а объективный всеобщий факт живого бытия – независимо от того, сознается оно индивидом или нет. Личная проблема – это покинутость, неподтвержденность объективной достоверности собственного бытия. По факту рождения человеку предоставляется (даруется): во-первых, обособленное, автономное бытие, которое он обретает, когда рвется пуповина – последняя непосредственная связь с материнским телом. В этот самый миг человек обретает одиночество как величайшее явление, к которому стремится весь процесс эволюции (чем выше уровень сознания, тем глубже осознание одиночества); во-вторых – ощущение достоверности собственного бытия, складывающееся из чувства определенности границ своего тела, различимости своего голоса, утверждения собственного «Я» в пространстве социальных отношений и пр. «Я» одиноко и в этом остром и мучительном чувстве одиночества переживает свою личность, свою особенность, свою единственность, неповторимость, свое несходство ни с кем (другим субъектом), ни с чем (любым объектом) на свете.

Как личность человек начинается с рефлексии над собственным одиночеством. Личность – это, в конечном счете, обобщенная форма пребывания сознания наедине с собой. Поэтому, общаясь с другими людьми, человек, прежде всего, должен обучиться общению с самим собой, т. е. пережить одиночество.

Вступить с собой в полноценный человеческий контакт крайне трудно, так как образцы, освоенные при общении с другими, для этого по большей части не подходят. Чаще всего ошибочно применяется «социальное сравнение» и результат – либо чувство собственной неполноценности, либо нарциссизм.

Даже в рамках социологической концепции личности, где «личность – это совокупность социальных ролей, исполняющихся человеком в течение его жизни и усвоенных в процессе их исполнения» одиночество полезно в том смысле, что роли, исполнявшиеся человеком на протяжении жизни, определяют характер отношений человека, которые он установил с самим собой. Отношение – это внутреннее общение с самим собой (сам себе отец и сам себе сын, сам себе судья и сам себе подсудимый).

Одиночество являет собой процесс осознания своего существования. Речь идет об автономности индивидуальности. Стремление к одиночеству – это стремление контактировать с другой индивидуальностью на уровне духа, посредством обмена культурной символикой. По мнению К. Ясперса, для установления подлинной «экзистенциальной коммуникации» человек должен быть одиноким, противостоящим другому и своему миру.

Одиночество означает начало трансцендирования, т. е. обретение опыт свободы, независимости по отношению к предметному миру. Выпасть из мира предметности – это значит занять по отношению к миру позицию, предстать перед ним. Это позиция метафизики, а таким образом, философа.

Поиск метафизического уровня субъективности человека актуализирует для современной науки перспективы прогресса познания, поскольку позволяет расширить абстрактное рациональное знание до уровня, с одной стороны, индивидуально-личностного, с другой – универсально-всеобщего и цельного знания.

Историко-философский генезис концепции личности («Я» и «Личность») в рамках трансцендентально-экзистенциального подхода можно представить следующим образом:

«Я»

– предпосылка нашего, человеческого мышления (Юм).

– необходимая предпосылка мышления, которая не может не мыслиться и она трансцендентальна (Кант).

– исторически возникшая необходимая предпосылка (Гегель).

– манифестация воли к власти (Ницше).

– необходимая языковая предпосылка (Витгенштейн).

– необходимое сопутствующее явление определенных форм сознания («я думаю…», «Я сомневаюсь, «Я хочу…» и т. д.) (Хайдеггер).

Западная философия вывела «сущностную черту» человеческого существования на уровень самосознания.

Существуют следующие основные подходы к пониманию слова «личность»: 1. Человек вообще (в абстрактном значении); 2. Набор «персональных» свойств определенного человека (ср. личность ученого); 3. Человек, выдающийся своими неповторимыми индивидуальными свойствами.

И. Кант выделяет три центральных значения, определивших истолкование личности: психологическая личность или способность осознавать тождество самому себе в различных состояниях сознания; трансцендентальная личность или единство субъекта познавательных актов, достижимое в трансцендентальной апперцепции (сознании Я); моральная личность, т. е. способность субъекта действовать независимо от механизма природы по закону собственного разума.

В этой связи закономерен вопрос: каким образом эти три аспекта персональности могут быть приведены в непротиворечивое концептуальное единство?

В начале XX феноменологический подход определяет понятие личности как единство непосредственного переживания и интенциональных актов.

Постмодернизм объявил «Кризис Субъекта» как кризис эмансипированного монологически замкнутого Трансцендентального субъекта. На смену Эгологической концепции субъекта приходят концепции «субъективации» (М. Фуко), «коммуникации» (Ю. Хабермас, Н. Луман) и «языковых игр» (Л. Витгенштейн). Согласно этим концепциям, новый субъект – это порождение того или иного опыта: «техники себя», «дискурса», «акта коммуникации» и пр.

Остаются вопросы, касающиеся объяснения приватного интроспективного опыта человеческого «Я», метафизических основ личностной самотождественности и моральности.

Предлагаемый вариант в трактовке личности – преодоление монадологической схемы субъективности. Разрушить монадологическую идею возможно через разрыв имманентности. «Разрыв представляет собой трансцендентное в имманентном», что фактически означает поиск метафизического уровня субъективности человека.

Трансцендирование «Я» ведет к большей индивидуальности и сопровождается одиночеством. Например, что касается структур внутреннего мира человека, то для суфиев очень важен момент обретения лучшего цельного «Я». В этом процессе они отдают предпочтение как самопознанию и самоконтролю, так и мистическим переживаниям трансцендентного опыта, что, конечно же, расширяет внутреннюю реальность человека, выводя ее за пределы концепции Эго. Аналогичным образом персоналисты высказывают идею о «разомкнутости» личности. Человек открыт некой реальности более обширной, чем мир, где протекает его сознательная жизнь, той реальности, которая и предшествует человеку и превосходит его. Эго является лишь частью целостного «Я».

Персонализм, в отличие от феноменологии и экзистенциализма, понятие трансценденции характеризует не собственно сознанием, но человеческой субъективностью, духовным миром личности. Дух – это «особая смысложизненная сфера человеческого опыта, априорная по отношению к предметно-конкретному самоосуществлению человека, «сверх-сознательная и сверх-временная».

Персоналисты, в свою очередь, говорили о «педагогике общественной жизни, связанной с пробуждением свободной личности» (П. Рикер).

Цель персонализма заключается в мобилизации духовных ресурсов человечества для преодоления кризиса. Кризис – это «драма цивилизации», выступившей против человека, и драма человека, потерявшего смысл своего существования, меру человеческого. Персонализм предлагает целостное осмысление проблем человека и его бытия, человеческого мира и цивилизации. Выход из кризиса – это создание новой шкалы ценностей, способных воодушевить человека.

Общий настрой религиозно-философской мысли исторических версий мусульманского суфизма и христианского персонализма позволяет сделать вывод о перспективах исследования расширенной концепции внутреннего мира человека, его субъективности, понимаемых не только в рамках рационалистических или интуитивстско-иррационалистических теорий. Расширение сферы самости человека в области трансцендентного и коммуникативно-духовного наводит на мысль об актуальности применения трансцендентально-экзистенциального подхода к анализу самобытного бытия человека и его места в современном обществе.

Метафизика как акт вопрошания обретает живое значение для самопонимания человека в экзистенциально-антропологическом смысле, раскрывает духовную сущность человека в ее трансцендентном своеобразии. Своеобразие духовного акта дано человеку «a priori». То есть можно сказать, что основные структуры знания о бытии, входящие во всякий акт предметного вопрошания и знания, являются пред-данными.

Обращение к «человекоразмерной» метафизике позволяет начать разговор о развернутой теории субъективности, которая лежит вне пределов постмодернистской проблематики, последняя учитывает только фрагментированного «дивида» с расщепленным сознанием и без какой-либо положительной перспективы обретения гипотетической цельности и избавления от изматывающего чувства одиночества. Фактически речь идет о преодолении субъект – объектной диалектики в пользу обогащения концепции Субъекта, т. е. от «смерти субъекта» к «целостному субъекту». Онтология объектного мира сменяется метафизикой целостного антропологического субъекта.

Одинокое пустое «Я» (в ситуации «смерти субъекта» – это неинтенсивное проживание внутри «Я», неумение создавать внутренние события «Я» (нацеленность на новизну)) превращается в морально-ответственного и свободного субъекта.

К примеру, любое мировое событие, прежде всего, рождается как «чье-то» внутреннее событие, в этом и заключается тайна и загадка роли личности в истории. Выплескивание внутренних событий «Я» вовне и создание таким образом событий для других не делает эти события чем-то внешним и не свидетельствует о том, что лишь будучи выплеснутыми вовне, они обретают свою реальность. Эти события для других уже состоялись для меня, во внутреннем мире «Я», и поэтому я не останавливаю свой взор на них. От произошедших внутри меня событий я не перехожу к выплеснутым событиям вовне, но обращаюсь снова и снова к событиям внутри «Я», относясь к этим внешним событиям лишь через призму моих новых внутренних событий «Я».

Личность означает возможность самой себя, которая не исчерпывается любой самореализацией. Более того, каждая реализация отодвигает «Я» вглубь собственных возможностей. Вслед за деконстуктивистами, которые считают, что структуры в мире нет и что она вносится в него разумом, можно сказать, что в мире нет центра, нет означаемого, но они появляются с личностью. Любое мышление персонологично, так как выражает попытки конечного существа понять бесконечное, а значит, связано с выбором особой, всегда уникальной и неповторимой позиции. Это подтверждает высказывание экзистенциального психолога И. Ялома о том, что встреча с одиночеством делает возможной для человека глубокую и осмысленную включенность в «Другого».

По Виктору Франклу принцип гомеостаза не может служить достаточным основанием для объяснения человеческого поведения. В частности, этот подход оказывается неприменим к таким феноменам человека, как творчество, устремленность к ценностям и смыслу. Принцип наслаждения, равно как и стремление к власти, – это лишь производные от стремления к смыслу.

Главный интерес человека представляет собой его стремления найти и осуществить смысл и цель, а потому стремление к смыслу можно определить как базовое стремление человека. Это одно из ключевых понятий, на которых строится логотерапия…

Пример: «Современное образование основывается на гомеостатической теории, руководствуется тем принципом, что к молодежи следует предъявлять как можно меньше требований. Это верно, что молодежь не должна подвергаться чрезмерным требованиям. Мы должны, однако, принимать во внимание то обстоятельство, что, по крайней мере, сегодня, в век общества изобилия, большинство людей страдают не от избытка, а от недостатка требований. Общество потребления – это общество с пониженными требованиями, которое лишает людей напряжения» (В. Франкл).

По мнению Кьеркегора, практический смысл философии можно определить как экзистенциальную реабилитацию современности, т. е. трансформацию эпохи через экзистенциальное преобразование единичных индивидуумов. Суть этого преобразования заключается в восстановлении способности становиться самостью или самоопределяться в своей конкретно-исторической ситуации. Речь в данном случае идет о своего рода терапии. «Время и люди становятся все более недействительными (неподлинными) – для избежания этого необходима практика экзистенциального (этического) диалога. Философия выступает здесь как коммуникативное (воз)действие, а не как сообщение знания, а как подведение к определенного рода умению – умению быть самостью, т. е. умению не отождествлять себя некритически с «нравами и обычаями» (традицией, «духом времени»), умению ответственно самоопределяться в своем настоящем.

Чтобы работать в этом направлении, философ-терапевт не может быть дидактиком (учителем). Он должен уметь сочетать ответственность с практикой – методически продуманным умением самоустранения, ибо все, что делается, делается ради ответа.

В этом смысле личность психолога – терапевта также намного важнее его принадлежности к той или ной школе теоретической мысли.

Метафизика путем исследования познавательной способности психики личности устанавливает общие качественные формы, критерии и законы всякого опыта, которые лежат в его основе, предваряют его как общие критерии изучения явлений.

Все области метафизического построения, такие как онтология, теория нормативных законов мышления (логика), теория нормативных законов поведения (этика) устанавливают положения, обязательные для мышления и деятельности людей. Эти положения, не выводимые из опыта, по сути являются глубинными законами психики личности и поэтому определяют опыт.

Трансцендентальная метафизика полагает, что формы нашего чувственного (пространство и время) и рассудочного (категории) познания, во-первых, априорны и имеют общее для людей значение, а во-вторых, вне нас не существуют.

Такая трактовка не принимается естественной установкой сознания, поскольку ему (сознанию) необходимо «пережить» методологический принцип сомнения: объект приводится в полную зависимость от субъекта, становится его составной частью. Весь мир личности рассматривается ею как содержание собственного сознания. Все объекты входят в область трансцендентального «Я» и она становится беспредельно широкой.

В своем «Я» личность видит субъективную часть (источник интенций и сами интенции) и объективную. Это позволяет рассматривать как субъективные, так и объективные акты сознания. Можно сказать, что личность превращает себя в объект наблюдения. Способом исследования трансцендентального «Я» является самонаблюдение, интроспекция, рефлексия. Получается, что только рефлексивным путем личность может добыть абсолютно достоверное знание.

Мысль и действие воли не существуют отдельно от сознания, следовательно, в сознании выражается вся действительность внутренних состояний.

Субъект «располагается» выше эгологических вариантов субъективности. Субъективностью человека является Дух – идея «Я» – субъект всех явлений сознания. Субъективность человека не взаимодействует с миром бытия. «Содержание вещей на самом деле не воспринимается Духом извне, а им же самим творится и из него выносится в мир». Никакого внешнего опыта не существует, а всякий опыт есть всегда опыт внутренний.

«Основание познания бытия заключается в человеке». Фактически, в данном случае речь идет об автономии субъективности, для которой весь мир, внутренний и внешний, есть лишь результат объективации. Объективация представляет собой пространственное определение впечатлений вне организма человека. «Объективировать знание есть не что иное, как только представлять». Представление означает образ, содержанием которого служит объективированный комплекс различных дат сознания. Посредством представления человек воспринимает свой внешний мир, в то время как посредством самосознания он воспринимает мир внутренний.

Особенность философской рефлексии: философствование представляет собой процесс думания. Причем процесс вечно запаздывающий, дающий нам некое обобщенное, универсальное знание, свободное от повседневной гонки за происходящим. В пространстве мира есть некая точка, попав в которую мы просто вынуждены обратить на себя внимание и остановиться, пораженные открывшейся вдруг мудростью бытия и мудростью устройства мира (принцип «удивления» у Платона). Философствование – это публичное сознание, т. е. сознание, которое нельзя не высказать. Это сознание высказывается по правилам языка и по правилам самой мысли.

Суть философствования заключается в мышлении о предметах (любых) под углом зрения конечной цели истории и мироздания, а это часть человеческого предназначения (исполниться в качестве человека): человек создается всегда, непрерывно в каждом индивиде.

Цель философствования заключается в том, чтобы вывести человека из сферы обыденного. Предмет философии – это начало человеческого духа в его очевидности. Акт очевидности требует от исследователя дара многообразного созерцания, способности к вчувствованию, глубокого чувства ответственности, искусства творческого сомнения, упорной воли к окончательному удостоверению (истины) и живой любви к предмету.

Философская мысль нацелена на целое и захватывает экзистенцию философствующего. В своих исходных предпосылках и положениях философские идеи сверхрациональны и сверхлогичны. Первоначально они переживаются, а затем уже логика и дискурсивный язык доводит их до слушателя.

Философское сознание есть не только познание, но и интимно-личностное, сопереживающее и сострадающее сознание. «Смерть – вот вдохновляющий гений философии» (Сократ). Если научная истина носит всеобщий характер, то философская истина предназначена для «индивидуального пользования». Философствование помогает приобрести духовное здоровье. «В здоровом духе здоровое тело».

Известно, что Сократ определял философствование как систематическое критическое исследование способности наших суждений о целом, имеющее целью сделать нас более мудрыми. Лучше познать самих себя и таким образом стать лучше.

В своей работе «Философская клиника» Сотонин предлагает теорию прикладного отношения к философии, ее связь с медициной, психологией и психиатрией. По мнению автора, философия есть не что иное, как дитя неудовлетворенности, неудовлетворительного эротического страстного стремления к благу.

Будучи необычной для русского философского дискурса, идея прикладной интерпретации философии тем не менее не является абсолютно инновационной. Фактически, речь в данном случае идет о традициях Сократа (его собственная жизнь как раз может служить подтверждением такой трактовки философии) и Эпикура, которые первыми направили философию на решение проблем жизни и блага. Не затрагивая весь пласт исторических концепций взаимосвязи философии и медицины, в один ряд с идеями Сотонина можно так же поставить «теорию арете-терапии» А. И. Яроцкого и исследование Р. Софрански «Фридрих Шиллер или изобретение немецкого идеализма».

Решение проблемы блага заключается в философском изучении форм и причин недовольства, его предупреждении либо устранении. Недовольство трактуется как такое психологическое состояние эмоционального характера, существенными чертами которого являются угнетенное состояние духа, чувство неудовольствия от большинства окружающих объектов и безразличие к остальным; отсутствие или малое количество сильно радостных переживаний, их быстрое исчезновение и замена обычным угнетенным состоянием.

В связи с этим личность испытывает ослабление интересов и стремлений, безучастность к совершаемому и окружающим людям, легко возникающая злоба против людей, что ведет к ослаблению интереса к самой жизни в такой степени, что может быть чревата попыткой самоубийства.

Недовольство есть не чувство, а переживание настроения, иррадиация определенного чувства: перенесение на все объекты той эмоциональной окраски, которая принадлежит только одному отдельно взятому объекту.

Процесс иррадиации чувств на сегодняшний день плохо изучен науками о человеке.

В центре внимания философии объектом оказывается ненормальная иррадиация чувств и хроническая форма недовольства.

Изучая проблему возможности существования суммированной иррадиации чувств и их интенсивности, Сотонин предлагает более чем развернутую классификацию видов недовольств, включающую в себя 13 квалификаций, сформулированных в результате проведенных опросов. Так, например, разграничиваются соматическое недовольство: иррадиированное неудовольствие от физической боли; ипохондрическое: неудовольствие от сознания своей болезни; церебральное: неудовольствие от патологических процессов в организме; психопатическое: галлюцинации; темпераментное: прирожденная чувствительность к приятному и неприятному (у меланхоликов – от неудач или от слабых ударов по самолюбию, у холериков – от отсутствия выявления своих сил, от серой будничной жизни, от монотонности жизни, у флегматиков – от большого количества энергии, от невозможности вести регулярную жизнь) и т. д., в том числе сексуальное и эротическое неудовольствие от неразделенной любви.

Поскольку в задачи философии входит не только изучение форм и причин недовольства, но и поиск способов и методов его предупреждения и устранения, следует самое пристальное внимание обратить на проблему философской терапии. Она имеет свои особенности, которые можно сформулировать следующим образом:

– смещение от психологических проблем личности к онтологическим;

– осознание неустранимости противоречия «человек – мир»;

– обеспечение устойчивости личности в ситуации кризисов;

– развитие навыков экзистенциальной коммуникации (S – S).

Основные принципы философской терапии заключаются в следующем:

1. Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить. Чтобы быть истинным и совершенным человеком, каждый должен подвергать свою жизнь и убеждения проверке с помощью критического самоанализа.

2. Реально существуют эффективные принципы мышления и деятельности, которым мы должны следовать. Эти принципы объективны и истинны для всех. Некоторые люди несправедливо потакают свои слабостям, руководствуются ничтожным целям, путаются и обманываются по поводу того, что действительно важно. Такие люди нуждаются в том, чтобы найти истину и жить с ней.

3. Истина находится не в звездах, не в традиции, не в религиозных книгах, не в мнении большинства, но в каждом из нас. Эта истина может быть открыта только с помощью настойчивого самоанализа.

Схема клиники следующая:

здоровый – недовольный – больной

врач-философ

Философ – терапевт должен ставить вопросы, побуждающие (и даже провоцирующие) людей начать самопознание. Они должны направлять процесс хотя бы на ранней стадии, поскольку уже прошли этот путь и знают, где находятся «ловушки». Такой метод именуется диалектикой.

Философия работает с индивидуумом при помощи определенных действий, связанных с уважением к благосостоянию личности.

План действий врача-философа должен быть таковым:

Исследование страдания (диагностика): необходимо установить форму недовольства данной личности. На этом этапе применяются методики психологических исследований личности, в частности, например, учение об эмотивных состояниях, классификации видов недовольств (симптомы, причины).

Терапия: предполагает устранение причин недовольств (этиология). В этих целях используются средства внушения и гипноз.

Диэтетика: диета для недовольного с целью повышение настроения.

Гигиена: имеет целью научить человека способности проживать жизнь с наибольшей возможностью к радости и с минимумом недовольства с использованием педагогических методов.

Врач – философ должен смотреть на пациента глазами той личности, которой оказывается терапевтическая помощь, его цель заключается в том, чтобы расширить права личности и ограничить ее обязанности. Необходимо научить «пациента» превращать жизнь в эстетическое наслаждение и творчество. При этом самым элементарным социальным благом личности является свобода вступления в общество, а значит и выхода из него.

Таким образом, в задачи философской педагогики входит вырабатывание в процессе воспитании здорового отношения к совершившемуся, основанного на убеждении, что все в жизни можно исправить или начать заново. Подобно тому, как в творчестве художника, бросившего в огонь неудачную картину, есть возможность написать новую.

Выводы

1. Правила социальной коммуникации часто приводят к коллапсу идентичности, одиночеству и отчуждению.

2. Ошибка психологии – признание эгоцентрического сознания.

3. Для классической психологии проблема одиночества является неразрешимой.

4. Метафизический уровень субъективности человека актуализирует для современной науки перспективы прогресса познания.

5. «Философская клиника» – терапия современного человека.