Миссис Кэрью очень рассердилась. Довести себя до того, чтобы взять к себе этого калеку, а потом услышать, как он холодно отказывается! Это просто невыносимо! Она не привыкла к тому, чтобы пренебрегали её желаниями. Мало того, и теперь, когда она не могла взять этого мальчика, её охватил неимоверный ужас, что он — её Джеми. Знала она и ещё одно: она решила взять его не потому, что полюбила, даже не потому, что пожалела — нет, она надеялась помочь себе, заглушить бесконечно звучащий вопрос: «А что, если это Джеми?».

Мальчик помог ей увидеть себя, но это её не утешило. Ожесточившись, она гордо признала, что и на самом деле его не любит, потому что он не сын её сестры. Надо забыть об этой истории.

Но забыть она не могла. Как бы решительно она ни направляла мысли к другим занятиям, перед ней всплывал образ несчастного мальчика, лежащего в убогой комнатке.

Кроме того, Поллианна совершенно не походила на себя. Она бродила как потерянная по всему дому.

— Нет, я не больна, — отвечала она, когда ей задавали вопросы.

— А в чём дело?

— Ни в чём. Просто… я думала про Джеми… почему у него нет всех этих красивых вещей? Ковров, картин, занавесок…

То же самое было и за столом. Поллианна потеряла аппетит, но говорила, что не болеет.

— Ох, нет, — вздыхала она печально. — Просто я не голодна. Как только я начинаю есть, я думаю про Джеми, ведь у него только чёрствые пончики и сухой хлеб. И тогда… я ничего не хочу…

Миссис Кэрью охватило чувство, которое она сама едва сознавала — надо во что бы то ни стало вывести Поллианну из этого состояния. Она заказала огромную ёлку, две дюжины гирлянд с разноцветными лампочками, всякие игрушки. Впервые за долгие годы дом был ярко освещён, переливался мишурой, благоухал свежей хвоей. Решив устроить рождественский вечер, миссис Кэрью предложила Поллианне пригласить девочек из класса.

Но и тут её ждало разочарование. Поллианна была благодарна, заинтересована, даже взволнована, но личико её оставалось печальным. В конце концов оказалось, что вечер принёс больше печали, чем радости, потому что первая же вспышка ярких лампочек вызвала целую бурю рыданий.

— Ну, в чём дело, Поллианна?! — в отчаянии воскликнула миссис Кэрью. — Что же на этот раз не так?

— Н-н-ничего, — плакала Поллианна. — Только… это чудесно, ужасно красиво… а Джеми ничего не видит!

Тут терпение у миссис Кэрью лопнуло.

— Джеми! Джеми! Джеми! — закричала она. — Поллианна, не можешь ли ты прекратить эти разговоры? Ты прекрасно знаешь, что это не моя вина. Я предлагала ему жить здесь. Да и куда подевалась твоя игра? Я думаю, самое время играть в неё.

— Я в неё играю, — с дрожью в голосе ответила Поллианна. — Но я не представляла себе, что может быть так скверно. Раньше, когда я чему-то радовалась, мне становилось хорошо. А теперь я так рада, что у нас есть ковры, картины, и хорошая еда… я могу гулять, и бегать, и ходить в школу… Но чем больше я радуюсь за себя, тем больше мне жалко его. Я не знала, что игра может быть такой грустной, и не знаю, в чём дело. Может быть, вы знаете?

Миссис Кэрью отвернулась и, вздохнув, вышла из комнаты.

Накануне Рождества случилось то, что немного отвлекло Поллианну от Джеми. Миссис Кэрью отправилась за покупками, и в тот самый миг, когда она стала выбирать кружева, Поллианна заметила лицо за кассой, которое ей показалось знакомым. Некоторое время она хмурилась, внимательно всматриваясь, а потом, с лёгким возгласом, бросилась вдоль прилавка.

— Ой, это ты! Это ты! — воскликнула она, обращаясь к девушке, которая раскладывала на витрине розовые бантики. — Я так рада тебя видеть!

Девушка, стоящая за кассой, подняла голову и удивлённо посмотрела на Поллианну. Но тёмное, угрюмое лицо тут же озарилось улыбкой радости.

— Да это же моя крошка из парка! — воскликнула она.

— Я так рада, что ты вспомнила, — сияла Поллианна. — Ты ни разу больше не приходила. Я часто тебя искала.

— Я не могла, я должна работать. Это был наш последний выходной перед праздником и…

Пятьдесят центов, мадам, — прервала свою речь девушка, чтобы ответить пожилой женщине, которая спрашивала, сколько стоит чёрно-белый бантик.

— Пятьдесят центов? Хм-м-м! — женщина потрогала бантик, постояла в нерешительности и положила его опять. — Да, он довольно красивый… — и отошла в сторону.

После неё подошли две весёлые девочки, которые с хихиканьем и болтовнёй выбрали украшение из пунцового атласа, усыпанное сверкающими камешками, а потом взяли и тюль, расшитый розовыми бутонами. Когда они, болтая, ушли, Поллианна восхищённо вздохнула:

— Ты занимаешься этим весь день? Как ты, наверное, рада, что выбрала такую работу!

— Рада?

— Столько народа вокруг, и все разные! И ты можешь с ними разговаривать! Ты должна даже с ними разговаривать, это твоя работа. Мне бы понравилось! Наверное, я тоже этим займусь, когда вырасту. Так интересно видеть, что они покупают!

— Интересно… — усмехнулась девушка за кассой. — Если бы ты знала хотя бы половину… Один доллар, мэм, — торопливо прервала она себя, чтобы ответить на резкий вопрос о цене ярко-жёлтого бархатного бантика.

— Та-а-ак… — резко бросила молодая женщина. — Долго же пришлось ждать ответа!

Девушка за кассой закусила губу.

— Простите, я не слышала, мэм.

— Меня это не касается, ваше дело слушать. Вам за это платят. Сколько стоит вон тот, чёрный?

— Пятьдесят центов.

— А голубой?

— Доллар.

— Не дерзите, мисс! Отвечайте вежливо, а то я доложу хозяину. Покажите мне эти, розовые.

Губы у девушки приоткрылись и опять сжались в тонкую линию. Она послушно протянула руку к прилавку, достала оттуда поднос с розовыми бантиками и подала его, но глаза её горели, а руки заметно дрожали. Молодая женщина, которую она обслуживала, выбрала пять бантиков, спросила цену и отвернулась, бросив коротко:

— Ничего привлекательного не вижу.

— Вот так, — дрожащим голосом проговорила девушка за кассой, обращаясь к Поллианне, которая смотрела на неё широко раскрытыми глазами. — Что ты теперь думаешь о моей работе? Можно здесь чему-нибудь порадоваться?

Поллианна смущённо засмеялась:

— Вот злюка! Но она смешная, правда? Во всяком случае, ты можешь радоваться, что не все такие, как она!

— Возможно, — ответила девушка с печальной улыбкой. — А всё-таки, я тебе скажу, эта твоя игра подходит тебе, но… — она опять остановилась, чтобы ответить: — Пятьдесят центов, мэм.

— А ты такая же одинокая? — задумчиво спросила Поллианна, когда девушка опять освободилась.

— Не могу сказать, что дала с тех пор несколько балов, — ответила девушка так горько, что Поллианна уловила сарказм.

— А Рождество ты праздновала?

— О да! Весь день пролежала в постели, задрав ноги. Прочитала четыре газеты и один журнал. Потом отправилась в столовую, где выбросила тридцать пять центов за пирожок с курицей вместо обычных двадцати пяти.

— А что у тебя с ногами?

— Волдыри. Целый день стояла под Рождество, было полно народу.

— Ой! — сочувственно нахмурилась Поллианна. — И у тебя не было ни ёлки, ни вечера? — воскликнула она, поражённая и расстроенная.

— Откуда?!

— Как бы я хотела, чтобы ты посмотрела на мою… — вздохнула девочка. — Она такая красивая и… Ой, как здорово! — воскликнула она радостно. — Ты ещё можешь посмотреть! Мы её не убрали. Приходи сегодня вечером или завтра…

— Поллианна! — прервала её миссис Кэрью ледяным тоном. — Что всё это значит? Где ты была? Я везде тебя искала!

Поллианна повернулась к ней.

— Ох, миссис Кэрью, я так рада, что вы пришли! — затараторила она. — Я ещё не спросила, как её зовут, но я её знаю, так что это неважно. Я познакомилась с ней в парке. Она очень одинокая. Её отец тоже был пастором, как и мой, только он ещё жив. И у неё нет рождественской ёлки, только ноги в волдырях и пирожок с курицей. Я хочу, чтобы она посмотрела мою, понимаете, мою ёлку, — говорила Поллианна, не переводя дыхания. — Я пригласила её к нам сегодня или завтра. Вы позволите опять зажечь все огни, правда?

— Ну, знаешь, Поллианна… — начала миссис Кэрью с явным осуждением.

Но девушка из-за кассы прервала её довольно холодно.

— Не беспокойтесь, мэм. Я не собираюсь к вам приходить.

— Ой, пожалуйста! — взмолилась Поллианна. — Ты не представляешь, как я хочу, чтобы ты…

— Я заметила, что не все этого хотят, — прервала её кассирша с лёгкой злостью.

Миссис Кэрью вспыхнула, густо покраснела и повернулась, чтобы уйти, но Поллианна схватила её за руку и удержала, торопливо разговаривая с девушкой, которая как раз оказалась без покупателей.

— Нет, миссис Кэрью тебя приглашает, она хочет, чтобы ты пришла! Ты просто не знаешь, какая она добрая. Она отдаёт столько денег благотворительным организациям…

— Поллианна! — возмутилась миссис Кэрью. Она снова попыталась уйти, но на этот раз её задержал звонкий, как колокольчик, смех.

— О, это я знаю! Многие дают им деньги. Многие готовы помочь тем, кто пошёл по плохой дороге. Что ж, я не вижу здесь ничего плохого, только иногда удивляюсь, почему никто не подумает о девушках прежде, чем они на эту дорогу попали. Почему им не предоставят красивые дома с книгами и картинками, с мягкими коврами и музыкой и кого-нибудь, кто бы о них заботился? Может быть, тогда не было бы так много… несчастных. — Она горько усмехнулась и замолчала.

Затем с тем же усталым видом она повернулась к молодой женщине, остановившейся перед кассой с голубым бантиком в руке. — Пятьдесят центов, мэм, — услышала миссис Кэрью, торопливо уводя Поллианну.