Глава 1

Лондон, октябрь 1793 года

Карета Лавинии остановилась, пропуская поток пешеходов, пересекающих Бонд-стрит. Наблюдая за спешащими людьми, она не уставала удивляться зажиточности и самоуверенности лондонцев. Люди всех классов были хорошо одеты и выглядели прилично. На ее маленьком, бедном острове только самые богатые могли позволить себе тонкие ткани. Все остальные носили одежду из простой, прочной шерстяной материи и примитивную обувь, часто злоупотребляли крепкими напитками, а потом буянили.

Английские лошади ничем не напоминали низкорослых рабочих лошадок, которых держали арендаторы на Мэне. Они были большими и очень ухоженными – тянули ли карету джентльмена, тележку пивовара или наемную карету вроде той, в которой она возвращалась к отцу, в арендованный ими дом на Корк-стрит.

А здания! В престижном районе города, Мейфэре, дома были из камня цвета меда или из красного кирпича – свидетельство богатства жильцов и таланта английских архитекторов. Каждый раз, когда Лавиния проезжала мимо очередного классического строения, украшенного колоннами, она вспоминала гравюры в греческих и латинских текстах ее брата Керрона. Со всех сторон возвышались острые шпили церквей.

Она перевела взгляд с оживленной улицы на продолговатую коробку, которую держала на коленях служанка. В коробке лежало платье непревзойденной элегантности, достойное самой принцессы – и даже королевы! Платье должно было войти в ее увеличивающуюся коллекцию тонких шелковых платьев, шляп с плюмажами, модных жакетов и туфель на каблуках. Сегодня с нее сняли мерку для настоящего костюма для верховой езды. «Необходимые расходы», – так заявил ее отец, ведь она не может кататься по Гайд-парку в обносках своего брата и сестры.

Карета медленно продвигалась по Корк-стрит, мимо нее проскочил портшез и занял удобное место у тротуара. Осыпая проклятиями носильщиков в ливреях, кучер обвинил их в грабеже. Не обращая внимания на оживленный обмен оскорблениями и угрозами, Лавиния осторожно вышла из кареты; узкие рукава, корсет и многочисленные слои муслина затрудняли ее движения.

В это время из носилок вышел пассажир. Он повернулся к ней и воскликнул: «О мой Бог! « У него были темно-карие глаза; светлые волосы развевались под ветром. Его эффектная красно-фиолетовая куртка и зеленые бриджи резко контрастировали с чистой белизной платья Лавинии.

– Я и не думал, что увижу такую красоту в этом сыром, сером городе, – обратился он к ней, подходя поближе. – Вам следовало бы жить в солнечной Италии, милая девушка.

Она была встревожена и польщена его смелыми словами. Незнание городских манер ставило ее в невыгодное положение, но она знала, что не должна поощрять мужчину, красивого или нет, флиртующего с ней на улице.

Он улыбнулся ей с высоты своего огромного роста:

– Мне известно, как здороваются люди в вашей стране. – Длинными, сильными пальцами он схватил Лавинию за подбородок, просунул голову под ее шляпку и поцеловал в щеку. Затем он очень нежно коснулся губами ее губ.

Кто этот безумец?

Вероятно, почувствовав, что она хочет удрать, он схватил ее за руки. Лавиния была очень напугана и оттого не могла произнести ни слова и лишь беспомощно смотрела на него. Его ухмылка была такой заразительной, что на секунду у нее возникло безумное желание улыбнуться в ответ. Затем к ней вернулся разум, и она вырвалась из его рук. Когда он снова шагнул к ней, она гневно взглянула на него и отступила.

Его носильщики посмеивались. Ее грубый конюх презрительно расхохотался:

– Поймай ее и чмокни еще раз, приятель!

Прежде чем незнакомец продолжил наступление, Лавиния бросилась к входной двери. Он не только симпатичный, но и нахальный – она кипела от злости, ее лицо горело огнем после такого публичного унижения. Он выставил ее на посмешище! Мужчина, одетый так дорого и со вкусом, не мог быть искренним в своем восхищении. С первого взгляда он понял, что она провинциалка, несмотря на модный наряд. Похоже, не все англичане ведут себя холодно, чопорно и вежливо.

– Он дьявол, это точно, – ворчала Полли, сражаясь с большой коробкой.

«Очень необычный дьявол», – подумала Лавиния. Когда они вошли в узкое здание из кирпича, служанка ее предупредила:

– Он задумал что-то дурное. Возможно, решил отплатить вдове Брюс за обман. – Презрительно фыркнув, она добавила: – Сегодня утром я видела, как другой любовник крался к ее двери. При свете дня!

Лавиния тоже была свидетельницей визитов одного из постоянных гостей к ее соседке – он был старше, ниже и толще светловолосого распутника. Лавиния взяла коробку у Полли и понесла ее в гостиную; ей хотелось показать отцу свое самое роскошное приобретение. К ее удивлению, отец был не один.

– Вот и моя дочь, – обратился он к посетителю, и это означало, что она была предметом обсуждения. – Лавиния, это поверенный мистер Уэбб.

Смуглый мужчина в черном костюме и парике встал и поклонился. Темные проницательные глаза оценивающе оглядели ее лицо и фигуру. Невозможно было определить, вызвала ли она у него такое же восхищение, как и у мужчины, с которым она столкнулась на улице.

– Для меня большая честь познакомиться с вами. – Мистер Уэбб нахмурился, увидев, что она положила коробку на диван, и повернулся к ее отцу:

– Лорд Баллакрейн, вам следует ограничить походы за покупками для вашей дочери.

– Я решил ограничить собственные расходы, – невозмутимо ответил граф. – Я не желаю экономить на Лавинии. Это была бы неправильная экономия.

Поверенный продолжал гнуть свою линию:

– В таком случае вам нужно взять заем у нашего общего знакомого, мистера Соломона.

Граф покачал головой так энергично, что его косичка летала взад и вперед.

– Он берет слишком высокий процент. – Пестрая кошка вспрыгнула ему на колени, и он почесал ее за ухом. – Я ждал, что мои банкиры в Ливерпуле пришлют мне денег, но произошла непредвиденная задержка. Видите ли, мне принадлежит шерстопрядильная фабрика, но мой первый груз тканей был задержан таможенниками, и поэтому его нельзя продать. Возник спор о законности импорта сырья с острова Мэн, и я не знаю, когда будет улажено это дело. Поэтому в финансовом отношении я полностью зависим от моей дочери.

– Я не понимаю...

– Брачный контракт, – лаконично ответил лорд Баллакрейн.

– Она помолвлена?

– Еще нет. Но я уверен – она скоро найдет себе мужа, причем богатого.

Лавиния вспыхнула от стыда. То, что она охотница за состоянием, уже плохо, и ей не хотелось слышать, как об этой постыдной правде говорят при ней вслух.

– По меркам нашего острова у меня большое поместье, – продолжил ее отец. – Но череда неурожаев разорила моих арендаторов, и рента поступает нерегулярно. Мой покойный отец не оставил мне почти ничего. Мой сын, лорд Гарван, унаследует копейки. Дом наших предков разрушается на глазах.

Это так и было. Пока мужчины продолжали обсуждать свои дела, Лавиния вспомнила о лишениях и неудобствах, испытываемых ею в замке Кэшин. Почти весь год там было так холодно из-за сквозняков, что ее семья носила самую теплую одежду как на улице, так и в доме. Самой теплой комнатой была их гостиная, где постоянно жгли торф. Как и их арендаторы, благородные Кэшины ели на кухне и почти все вечера проводили там же у большого очага.

Ее отец гладил дремлющую кошку, у которой не было хвоста.

– Купец Онслоу предоставил мне кредит без всяких вопросов. Но когда я случайно упомянул о том, что живу на острове Мэн, он потребовал немедленного возврата долгов. А когда я попробовал объяснить причину задержки с деньгами, он осыпал меня бранью.

– Многие купцы, – вставил Уэбб, – пострадали от хитростей бессовестных мошенников.

– От него можно ждать неприятностей?

– Я постараюсь узнать это, милорд.

Поверенный откланялся, уверяя лорда Баллакрейна, что вернется снова, как только все выяснит.

Посетитель ушел, и Лавиния обратилась к отцу:

– Я не знала, что наше положение настолько серьезно и требуется помощь юриста.

– Этот назойливый меняла Соломон послал его для того, чтобы меня проконсультировать. – С деланным весельем он добавил: – Лонду, не хмурься. Все будет хорошо.

Это ласковое прозвище, данное ей в детстве, перенесло ее назад, в те времена, когда векселя и банковские счета были проблемами взрослых, и они обсуждали все эти вопросы за закрытыми дверями.

– Давай посмотрим на твое новое платье.

Он в последнее время старался казаться веселым, и это говорило о том, что отец ее в самом деле серьезно, обеспокоен.

Она вынула из обертки шуршащую массу шелка цвета слоновой кости и кружевного газа и подняла ее на руках.

– Я никогда не видела ничего более красивого, чем эти кружевные бабочки. Смотри, они нашиты по всей юбке!

– Ты затмишь всех красавиц, детка. Особенно если наденешь рубины Баллакрейнов.

Они вместе ощупывали ткань, восхищаясь мастерством портнихи, и соглашались, что такое изящное творение не может оставить равнодушным богатого и великодушного джентльмена, который спасет семью Кэшинов от надвигающегося финансового краха.

Лакей, встретивший в дверях лорда Гаррика Армитиджа, лукаво улыбнулся:

– Хозяйка лежит в постели.

– Она принимает гостей?

– Только мужчин, – дерзко ответил юноша. – Она в своей спальне. Вы можете подняться.

Дженни Брюс, одетая в полупрозрачную сорочку, поддразнивая Гаррика, продемонстрировала ему розовую кожу, прежде чем укрыться простыней. Ее растрепанные золотистые локоны и беспорядок в постели весьма его удивили. Он решил, что она металась во сне, хотя это, как правило, свойственно мужчинам.

– О, Гарри, – промурлыкала она, – какой сюрприз! Увидеть тебя снова, и так рано!

– Дженни, сейчас два часа пополудни.

– В самом деле?

Он удержался от того, чтобы показать на часы, которые стояли на бюро напротив ее кровати.

– Я пришел, чтобы принести тебе вот это.

– О! – выдохнула она, когда он вручил ей маленькую кожаную коробочку. – Это мне?

По его расчетам, его улыбка должна была ее очаровать.

– Ты требовала от меня знака уважения. Надеюсь, это подойдет.

Открыв коробочку, она восторженно ахнула:

– Они великолепны! – Дженни вставила серьги в мочки ушей, и простыня упала с ее груди. – Подай мне зеркало, я хочу их видеть!

Он наблюдал, как она любуется собой в зеркале, как наклоняет голову то в одну, то в другую сторону, заставляя большие грушевидные сережки раскачиваться в воздухе. Бриллианты высокого качества, превосходно ограненные и чрезвычайно дорогие.

– Ты довольна? – спросил он, не сомневаясь в ответе.

– А как же! – Ее голубые глаза метнулись от зеркала к Гаррику. – Но я надеюсь, ты не будешь настаивать, чтобы я... чтобы мы... – Она прикусила губу. – Не сейчас. Я... мне нездоровится.

– Тогда мы подождем, пока тебе станет лучше, – ответил он, принимая ее отсрочку как неизбежное зло. – Надеюсь, ты выздоровеешь к тому времени, когда я вернусь из Ньюмаркета. Завтра я еду на скачки, одна из моих лошадей будет выступать за кубок. – Он уселся на кровати и взял ее за руку: – Дженни, от тебя мне нужна услуга другого рода.

– Все, что угодно, – пообещала она, взмахнув длинными ресницами.

– Я хочу отпраздновать мое возвращение из Италии и поиграть в карты. Ты не могла бы организовать вечеринку и быть на ней хозяйкой?

– С удовольствием, – с готовностью ответила она. – Кого мне пригласить?

– Всех наших общих друзей. Анспаков, Альбинию Бекингемшир, Моллюска Парфитта – он так же любит карты и красивых женщин, как и я.

– Я хотела бы, чтобы ты не называл его этим глупым прозвищем. Это звучит двусмысленно, – покраснев, проговорила Дженни.

– И в списке гостей должен быть лорд Эвердон. Я уже давно собираюсь с ним познакомиться.

– Не многие думают так же, как ты. У него на редкость скверная репутация. Знаешь, он развратник – совращает стыдливых девственниц и скучающих дам по всему континенту. Так говорят.

Гаррик давно был наслышан о распутстве Эвердона. Женщина, которую он любил сильно и бескорыстно, была одной из жертв барона.

Дженни продолжала:

– Он уехал из Парижа после того, как был казнен король Луи и мы вступили в войну с Францией. В Лондоне он встретил не слишком теплый прием.

– Он опытный игрок, этот Эвердон. Признаюсь, я хотел бы проверить, насколько он искусен в карточной игре. Какая у него любимая игра – или он предпочитает кости?

– Откуда мне знать?

– Я думал, что он – опекун твоего сына, – ответил Гаррик легкомысленным тоном, скрывавшим его заинтересованность.

– Да. Но я не хочу видеть его у себя, – решительно заявила его подруга, – Он самый неприятный человек из всех, кого я знаю. Это мое наказание! Он всегда сует свой ужасный длинный нос в мои дела. Он говорит, что я плохая мать, только потому, что однажды я взяла с собой Бобби, когда поехала в Брайтон с моим... с одним знакомым джентльменом. Мой покойный муж всегда похвалялся тем, что его кузен Эвердон – один из любовников Марии Антуанетты, но я никогда этому не верила. А еще у него такие жестокие черные глаза! – Она содрогнулась.

– Почти каждого дворянина-иностранца, побывавшего при французском дворе, считали любовником королевы, – пожал плечами Гаррик.

– Но я не могу представить себе, чтобы кто-нибудь полюбил Эвердона!

– Ты знаешь его жену?

– Сюзанну? Она француженка, ее отец был банкиром. Барон женился на ней из-за ее денег, после того как растратил свои. – Дженни коснулась одной из сережек. – Я приглашу их, если ты хочешь. Чтобы сделать тебе приятное.

Гаррик решил еще раз попытать удачу:

– Возможно, тебе следует послать приглашение твоей новой соседке. Я только что встретил ее на улице – черные волосы, белая кожа, довольно застенчивая. Кто она?

– Дочь иностранного дворянина, – ответила Дженни рассеянно, любуясь своим отражением.

«Воспитывалась в пансионате, – предположил Гаррик, – это объясняет ее ужас перед поцелуями». Он сожалел, что вынужден поддерживать выгодные для него отношения с Дженни, потому что ему хотелось бы познакомить эту прекрасную молодую леди с радостями любви.

– Они приехали с какого-то острова, – зевнув, добавила она.

– С Сицилии?

Дженни покачала головой:

– Не похоже. Последние две недели к ней ходят торговцы шелком и модистки. Ее отец, кем бы он ни был, должно быть, ужасно богат.

– Тогда мы точно захотим, чтобы они появились на нашей маленькой вечеринке. Титулованные, великосветские жители континента добавят нашему обществу определенный шарм, ты согласна?

– О да. – Это эгоистическое замечание ее убедило. – Завтра я отправлю им приглашение.

Усаживаясь в носилки, Гаррик сиял от удовольствия. А проезжая мимо дома соседки Дженни, он вглядывался в ее окна.

От сильного стука в дверь Лавиния даже подпрыгнула. Горячий чай выплеснулся из чашки, оставив желтое пятно на белом платье.

– Открывайте! – потребовал хриплый мужской голос.

– Именем закона! – крикнул другой.

Она промокнула юбку салфеткой и взглянула на отца. Его безумный взгляд и белое как смерть лицо напугали ее больше, чем настойчивый стук в дверь.

– Я скажу Полли, чтобы она отослала их прочь, – произнесла Лавиния поднимаясь.

Но было уже поздно. В коридоре слышались тяжелые шаги.

– Вот его светлость, – испуганным, дрожащим голосом пролепетала служанка.

– Девочка, какая же ты дурочка, – ухмыльнулся первый незваный гость. В руках он держал пергамент, украшенный красной восковой печатью с болтающейся ленточкой.

Другой человек, державший крепкую дубинку, задержался в дверях.

– Ты поступила на службу к самому хитрому мошеннику.

Полли, открыв рот, поспешила прочь из гостиной.

– Ты – Джон Кэшин, который называет себя графом Баллакрейном? – спросил первый человек, сверившись с документом.

– Я.

– Мы арестуем тебя за невозвращенный долг Фредерику Онслоу, торговцу шелком из города Вестминстера. Пойдешь ли ты с нами добровольно?

– Мой отец не нарушал закона, – заявила Лавиния.

– Вот как? Что ж, скоро в Королевском суде ему будет предъявлено обвинение в банкротстве.

– Помолчи, милочка, – сказал мужчина с дубинкой. – Мы – бейлифы и должны выполнять свой долг.

– Ты не должен говорить с леди подобным образом, – запротестовал граф.

– У нее столько же титулов, сколько у Неда или у меня, – отрезал бейлиф. – Не знаю, откуда ты родом, но здесь, в Лондоне, мы не любим тех, кто выдает себя за дворян. Пошли.

– Отец, ты не должен идти с ними! – с жаром воскликнула Лавиния. – Мистер Онслоу просто пытается тебя запугать, чтобы ты заплатил ему.

Чиновник по имени Нед иронически фыркнул:

– Если он зашел так далеко, значит, он вернет свои деньги – или отомстит. Кэшин, за тебя назначат залог, а если ты его не уплатишь, то тебя посадят в тюрьму и будут судить.

– Пошли за тем поверенным, – умоляла она. – Вот его визитка. – Она схватила визитку со стола, которую оставил мистер Уэбб.

– Ты должна пойти к нему сама и объяснить, что случилось, – ответил граф. – У него мозги хорошо работают, и полагаю, он уладит это дело так быстро, что я успею вернуться к обеду.

– Ну, Кэшин, до чего ты хладнокровный парень! – восхитился Нед. – Бывал уже в таких переделках раньше, да?

Отец Лавинии не удостоил этот вопрос ответом. Он спокойно передал ей кошку и последовал за чиновниками из комнаты. Она направилась за ними по коридору, провожая до двери, и с грустью наблюдала за тем, как отца усадили в наемный экипаж и увезли.

Он скоро вернется, утешала она себя. А уж она позаботится, чтобы его ждал горячий обед.

Лавиния прошла полпути вниз по черной лестнице, когда услышала всхлипывание Полли:

– На самом деле я никогда не верила в то, что он граф, нет, только не я! Я слышала, что аристократы всегда пристают к служанкам, но он никогда не обращал на меня внимания и говорил только «Добрый день, Полли» или «Можешь убрать бутылку». А дочь...

– Тише, – зашипел повар. – Она идет.

Лавиния расправила плечи и вошла на кухню, храбро встретив любопытные взгляды слуг.

– Я должна ненадолго уйти из дома и не знаю, когда вернусь. Сегодня вечером мы будем обедать позже обычного.

– Да, миледи, – ответил повар с сарказмом. – Но мы тут подумали, Полли и я, что должны предупредить вас о нашем уходе. Тут все пошло кувырком из-за прихода этих бейлифов.

– Произошла досадная ошибка, – сказала Лавиния, скрывая свой страх.

Остановившись на лестнице, она изучила визитку поверенного. Его звали Дэниел, и его контора находилась на Стенхоп-стрит. Опытный юрист, именно он должен защищать интересы ее отца.

Уходя, она заглянула в гостиную и с грустью посмотрела на облако кремовых кружев и шелка, вздымающееся из коробки, – все эти ткани были куплены у мистера Онслоу. Роскошное платье больше не представало перед ее внутренним взором; оно вызывало в ней лишь негодование и стыд. Если бы не ее охота за состоянием, теперь она не была бы такой одинокой и беззащитной в этом огромном, опасном городе.

 

Глава 2

Печальный звон колокола и игры ее неугомонной спутницы отвлекли внимание Лавинии. Она подняла глаза от книги и увидела, что пестрая мэнкская кошка бьет лапой по золотой кисточке занавески.

Она бросилась к окну и взяла преступницу на руки.

– Моя дорогая кошечка, – укоризненно произнесла она. – Нельзя. Если миссис Брюс нас прогонит, нам некуда будет идти.

У ее отца не было средств, чтобы внести залог, и его перевели из Вестминстер-Холла в тюрьму Королевского суда в Саутуорке. Он останется там, пока его дело не будет заслушано в суде или пока он не найдет способ заплатить мстительному кредитору. К счастью для Лавинии, их соседка была не такой грубой и жестокой, как бейлифы и судейские чиновники. И она с радостью приняла предложение миссис Брюс стать на время ее компаньонкой.

Дэниел Уэбб также был очень добр к ней, он доставлял ей инструкции от ее отца. Она никогда, настаивал он, никогда не должна посещать тюрьму! Она не должна никому говорить о том, что графа посадили за долги. В крайнем случае, она должна сказать, что неотложные дела заставили его уехать из города – что было абсолютно верно. Она должна вести себя так, как будто не произошло ничего необычного.

У дверей остановился портшез, и из него вышел высокий мужчина. Лавиния резко вдохнула и сморщилась, когда корсет прищемил ее кожу. Это был тот самый джентльмен, который ее поцеловал.

Воспоминания о нем были еще свежи в ее памяти. Хуже того, она не могла забыть веселого, модно одетого незнакомца и его лукавую улыбку. Сегодня его одежда была не менее элегантной, чем в день их первой встречи. Белый платок, завязанный замысловатым узлом, закрывал его шею. Под темно-красным пальто виднелись бриджи и полосатый жилет. Золотые пуговицы и пряжки на туфлях блестели на солнце.

Он уверенно направился к входной двери, и она задумалась о своем затруднительном положении – и отсутствии опыта в общении с людьми, подобными ему.

Недавние события обострили ее интуицию. Теперь она знала – опасность близка. Следует ли ей оставаться на месте или лучше бежать? Но у нее не осталось времени на бегство, и потому она засунула книгу под подушку кресла и пригладила локоны.

– Лорд Гаррик Армитидж, – доложил лакей.

Нежданный гость посмотрел на Лавинию тем же зачарованным, любопытным взглядом, каким ее кошка смотрела на кисточку на занавеске.

– Мы встретились снова, моя красавица.

Она не забыла тембр его голоса, шутливую медлительность речи, бархатистые карие глаза, хищную улыбку. У него были высокие скулы и раздвоенный подбородок. Белокурые волосы не были напудрены и заплетены в косичку, они свободно скользили по широким плечам.

– Не бойтесь, – улыбнулся он. – Я не буду здороваться с вами на итальянский манер. Если только, – добавил он лукаво, – вы сами этого не захотите. Три последних года я провел в вашей стране.

Лавиния поспешила внести ясность:

– Я не из Италии. И не из Англии. Я живу – жила – на острове Мэн.

– Как неожиданно! – Он снял шляпу с высокой тульей и бросил ее в кресло, туда, где она спрятала книгу. – Что вы делаете в доме Дженни?

– Моему отцу пришлось уехать из города, – объяснила она, надеясь, что он удовлетворится таким ответом. – Я буду жить у миссис Брюс до его возвращения.

Иронический изгиб губ лорда Гаррика стал еще ироничнее.

– Невероятно, – прошептал он, – что она оказала гостеприимство такой молодой леди – и такой красивой!

Лавиния опустила ресницы, взволнованная его комплиментом.

– Принимает ли сегодня гостей великодушная Дженни?

– Она пошла к модистке, чтобы забрать новую шляпку.

– Я забыл написать ей из Ньюмаркета. – Он тяжело вздохнул. – Теперь уж ничего не поделаешь. – Он сел на диван.

Мимо него, задрав нос, неторопливо прошествовала кошка.

– Знает ли это ужасное животное о моем прегрешении, совершенном на прошлой неделе? – спросил он.

Не обращая внимания на очередную шутку, Лавиния ответила совсем другое:

– Она родилась без хвоста. Мэнкская порода происходит от кошек, которые пережили Великий потоп. Они были последними, кто попал на борт ковчега, и Ной в нетерпении так быстро захлопнул дверь, что отрубил им хвосты. Я никогда не верила этой легенде, но во время нашего путешествия Ксанта показала себя таким отличным моряком, что теперь я думаю: это могло быть правдой.

Лорд Гаррик пристально рассматривал кошку – она изящно устроилась на коврике у очага и принялась вылизывать лапу.

– Бедная маленькая Ксанта, наверное, тебе приходится сносить множество насмешек от всех лондонских длиннохвостых кошек. Кстати, я отплыл из Неаполя на корабле, шедшем под флагом Мэна, – повернулся он к Лавинии.

– На «Цезаре»?

– Откуда вы знаете?

Она улыбнулась:

– Капитана Стоуэлла хорошо знают на острове. Он меняет нашу селедку на заграничные шелка и вина.

– Так как у нас уже есть двое общих знакомых, Дженни и капитан, полагаю, вы не обвините меня в нахальстве, если я спрошу, как вас зовут?

– Лавиния Кэшин.

– Дженни говорила, что у вашего отца есть титул.

– Граф Баллакрейн.

На острове, где почти все были родственниками, о благородном происхождении ее семьи почти не вспоминали, и ее поразило то, как много это значило здесь, в Лондоне.

– Простите мое невежество, но я знаю только, что остров Мэн находится где-то в Ирландском море и его жители предпочитают кошек странного вида. Расскажите мне еще что-нибудь, – попросил он Лавинию.

Сначала неуверенно, а потом, увлекшись, Лавиния описала дикую красоту гор и холмов, рассказала о том, как цветущий вереск окрасил их в фиолетовый цвет, когда она в последний раз их видела. Она говорила об узких горных долинах, о реках, несущих свои воды к морю.

– Я живу недалеко от Моголд-Хед, – добавила она, – в замке возле утесов.

– А в окружающих водах действительно живут русалки, как утверждал капитан Стоуэлл?

– Так говорят наши моряки. – Не желая казаться фантазеркой, она добавила: – Я никогда не видела морских женщин. Но мой дед похвалялся тем, что встретил ведьм Керк-Моголда – они прекрасны, ужасно злы и очень любят танцы.

– Там есть даже светское общество? Устраиваете ли вы вечеринки и балы, как мы здесь?

– О да, в Дугласе, и в Каслтауне, и в Рэмзи. Но моими партнерами почти всегда бывали пьяные моряки – они спотыкались и наступали мне на ноги.

Лорд Гаррик откинул голову и рассмеялся – весело и заразительно.

– Значит, вы приехали в Лондон в поисках более приятной компании? – Он наклонился и посмотрел на нее: – Вы знаете, что у вас серебристые глаза?

Сбитая с толку его неожиданной репликой, она прикрыла глаза ресницами.

– Серые, – поправила она.

– Должен предупредить вас, леди Лавиния, что Дженни имеет прискорбную привычку влипать в неприятности. Обычно в этом бывает замешан джентльмен. Или даже два, – зловеще добавил он и вскочил с дивана. – Я не буду ее ждать. Думаю, будет лучше... оставить для нее записку.

– Я не знаю, где она держит перья и бумагу, – произнесла она извиняющимся тоном.

– Не важно. Я найду то, что мне нужно, в ее спальне.

Гаррик поднялся по лестнице и прошел в неубранную спальню Дженни – ему хотелось побыстрее разделаться с делом, которое его сюда привело. Он перешагнул через кружевную ночную рубашку, валявшуюся на полу, и подошел к туалетному столику, на котором царил беспорядок. Поверхность из розового дерева была усыпана пудрой. Хрустальные флакончики стояли как придется, и из полуоткрытого ящика каскадом спадала радуга шелковых лент. В оправу зеркала, сделанного в форме щита, было вставлено несколько писем. Гаррик просмотрел их, и его губы сжались в презрительной гримасе. Дженни не следует оставлять интимные письма на виду – они могут стать легкой добычей слуги-шантажиста. Он забрал одно весьма откровенное творение, принадлежащее ему самому.

Воровато оглянувшись, он открыл ящичек из слоновой кости и просеял сквозь пальцы перепутанный ворох цепочек, браслетов и колец. Забрав серьги с бриллиантами, он положил их в карман своего жилета.

Он подарил их недостойному человеку. В Ньюмаркете он узнал, почему на прошлой неделе Дженни выглядела такой растрепанной и разбитой. Ее обман его не расстроил, а лишь разозлил. Однако он все же собирался использовать ее полезные связи с лордом Эвердоном.

Увы, яркая итальянская графиня, которая могла бы утешить его, существовала только в его воспаленном воображении. Его черноволосая чародейка была провинциалкой, скучающей по дому; она так прекрасна и наивна, что непременно попадет в беду, если ее компаньонкой будет легкомысленная Дженни Брюс.

«Лорд Гаррик Армитидж, должно быть, весьма богат, – подумала Лавиния, – ведь он одет в такую элегантную и дорогую одежду, и к тому же он аристократ». Но, несмотря на эти качества, она не будет рассматривать его в качестве потенциального мужа. Он знал, как пройти в спальню миссис Брюс, – это свидетельство их связи. Знает ли он также, что у его любовницы есть еще один любовник? О, Лондон полон интриг!

– Так, с этим покончено. – Лорд Гаррик вошел в гостиную. Вид его был вполне удовлетворенным. – Я ухожу. Но я вернусь – проверить, как вы живете, и услышать еще и другие истории про ваш остров.

Его внимание встревожило и напугало ее – она была похожа на Ксанту во время грозы. Поцелует ли он ее снова? Странная, неясная надежда наполнила ее сердце, и кровь прилила к щекам.

Он взял ее за руку. Его губы коснулись ее пальцев, и она осознала, как опасна жизнь в доме вдовы: ведь теперь она будет регулярно встречаться с этим красивым плутом.

Он поднял белокурую голову и загадочно прошептал:

– Какая жалость, что я встретил вас в этом доме, дорогая! – Ласково ткнув кошку носком башмака, он добавил: – До свидания, маленькая Ксанта.

Он ушел, а Лавиния уселась на парчовый стул, чтобы обдумать смысл его непонятной реплики и прощального жеста. Выпирающая подушка напомнила ей, что она должна надежно спрятать книгу до того, как миссис Брюс вернется домой.

Она отнесла Ксанту наверх, в свою спальню, и посадила на коврик перед камином. Потом подошла к сундуку, наклонилась и открыла его. К выгнутой крышке была прикреплена акварель ее сестры – она вызвала нежные воспоминания. Вот Китти на складном стульчике со своим альбомом, Керр и родители на ступенях замка. Лавиния, в старом костюме для верховой езды, стояла рядом с ее любимым мэнкским пони. Она достала крошечный льняной мешочек и вдохнула стойкий аромат вереска, который сорвала в тот день. Затем она взяла Библию и стала искать листки плюща и веточку тысячелистника, засушенные между ее страницами. Наконец она залезла в сундук и подняла фальшивое дно, открыв тайное отделение, в котором хранился ее небольшой запас монет и фамильные рубины.

– Вот ты где! – зазвенел торжествующий голос.

Лавиния торопливо спрятала «Помощника должника и кредитора» в тайник и закрыла сундук.

– Боже мой, какие красные у тебя щеки, – заметила Дженни Брюс. – Ты слишком долго сидела у огня, как и твоя глупая кошка. – Она развязала широкие ленты шляпки, украшенной кружевами и перьями. – Я приказала Джеймсу подать чай и печенье. Пойдем в мою комнату, – пригласила она, приглаживая завитые и напудренные волосы. – Сегодня я очень устала и должна прилечь.

Вдова любила высокие прически и туфли на высоких каблуках. Ее юбки были пышнее, чем этого требовала мода, – чтобы подчеркнуть стройность ее фигуры, затянутой в корсет.

В присутствии такой нарочито подчеркнутой женственности Лавиния казалась себе тусклой и бесцветной. Если бы только ее волосы были белокурыми, а не черными, если бы ее щеки по цвету напоминали розы, а не мел! Лорд Гаррик великодушно назвал ее глаза серебристыми, но он, очевидно, предпочитает голубые.

Миссис Брюс извинилась за беспорядок в спальне, процедив заносчиво:

– Моя горничная – ленивая девка.

Она расстегнула облегающий жакет.

– У меня был такой тяжелый день, – простонала она, упав на смятую постель. – На Пиккадилли я не могла найти ни одного свободного портшеза, ты можешь в это поверить? Весь Лондон сегодня в движении, и все, кого я встретила, оплакивают эти ужасные новости.

– Какие новости? – спросила Лавиния.

– Несколько дней назад в Париже обезглавили Марию Антуанетту. Мне сказала об этом мадам Анатоль. Бедняжка, она была в таком отчаянии – думаю, я теперь целую вечность не смогу забрать свою новую шляпку. Ужасная трагедия.

– Так вот почему звонят колокола, – протянула Лавиния, полагая, что слова миссис Брюс относились к казни французской королевы.

Дженни кивнула.

– Рядом с Голден-сквер есть католическая часовня. Прошлой зимой, когда король Луи отправился на гильотину, было то же самое – бум-бум-бум целый день! Как ты развлекалась, пока меня не было?

– Читала. Недавно к вам приходил джентльмен – лорд Гаррик Армитидж.

– Гарри вернулся со скачек? Наверное, он слишком сильно скучал по мне и не мог дольше оставаться в Ньюмаркете. Он ухаживает за мной с тех пор, как вернулся из Италии.

Слушая, как миссис Брюс похваляется своей победой, Лавиния вспомнила о том, какой неподдельный интерес проявил лорд к ней самой, и постаралась не показать нахлынувших на нее чувств.

– Отвратительное создание, настоящий дикарь! Какое-то время он был помолвлен с наследницей Холси и имел наглость бросить ее, представляешь? Какой поднялся шум! У нее не было выбора, кроме как выйти замуж за другого джентльмена, который сделал ей предложение, но все знали, что ее сердце и гордость безнадежно разбиты. Это был самый громкий скандал сезона. Вот почему его семья заставила его уехать за границу.

Лавиния не могла представить себе, как кто-то может заставить элегантного лорда сделать что-нибудь против его воли.

Дженни продолжала:

– Его брату, герцогу Холфорду, принадлежит Лэнгтри, огромное поместье в Оксфордшире. Они оба были моими партнерами на балах в Рединге, прежде чем я вышла замуж за полковника Брюса.

– Должно быть, вы скучаете по мужу? – спросила Лавиния.

– Наверное, да, – неуверенно пожала плечами Дженни. – Но он был стар, и у него был ужасно дурной характер. Он подхватил малярию, сражаясь в Североамериканских колониях, и это подорвало его здоровье. Он больше любил нашего сына Бобби, чем меня. Даже когда он был жив, другие джентльмены водили меня в театр и танцевали со мной.

– Разве полковник не ревновал?

– О, его не заботило то, что я делаю. Или с кем.

Лавиния зачарованно смотрела на свою необычную компаньонку. Миссис Брюс наверняка обманывала своего мужа. И теперь у нее было два любовника – экстравагантный лорд и пухлый, розовощекий человек, навещавший ее нечасто и украдкой.

– Теперь, когда я твоя подруга, я должна быть осторожной, – заявила Дженни, трогая кружева на пышной груди. – Ты приехала в Лондон в неудачное время для поисков мужа, но я не сомневаюсь, что многие будут соперничать за твою благосклонность. По просьбе Гарри я собираюсь устроить небольшой бал с игрой в карты и думаю, что пошлю первое приглашение мистеру Оливеру Парфитту. Он тебе понравится: он очень богат. – Она хихикнула, а затем воскликнула: – Быть свахой – это так забавно!

Прибыл лакей с чаем на деревянном подносе и поставил его на стол рядом с Лавинией. Лавиния налила две чашки горячего напитка, пока Дженни болтала о многочисленных достоинствах ее друга мистера Парфитта. Панихида по королеве Франции служила зловещим аккомпанементом ее беззаботной болтовне.

– Как я хочу, чтобы эти колокола перестали звонить! – раздраженно закричала она. – От этого унылого звука у меня портится настроение. – Ее взгляд остановился на туалетном столике. – Принеси мне этот ящичек из слоновой кости, милочка, и я покажу тебе серьги с бриллиантами, которые подарил мне Гарри.

Вспоминая его поцелуи и комплименты, Лавиния почувствовала себя обманутой. Она не имела права его ревновать, но все равно ревновала. У него бегающий взгляд, напомнила она себе. Расторгнутая помолвка указывает на неуравновешенность характера. Он – распутник.

– Это самый дорогой подарок, который я получила от поклонника, – заявила Дженни, когда Лавиния принесла ей шкатулку. – Клянусь, ты в жизни не видела таких великолепных камней!

 

Глава 3

Великосветские зрители ложи второго яруса королевского театра «Ковент-Гарден» встретили появление Гаррика перешептыванием. Страдания «хранителя замка» не могли завладеть их вниманием даже после того, как он и его кузина заняли свои места.

Весь первый акт две пожилые дамы, сидевшие неподалеку, бросали на него неодобрительные взгляды. Они поднимали веера, чтобы приглушить свой шепот; высокие перья на их тюрбанах бешено раскачивались. Он сумел расслышать избитую фразу: «Бросил ее, а потом сбежал».

Его спутница взглянула на него с сочувствием. Он ухмыльнулся в ответ – его не волновали сплетни.

Фрэнсис Рэдсток, старше его почти на десять лет, была замужем за любящим ее, хотя и часто отсутствующим дипломатом. Все знакомые ее уважали. Для женщин она была идеалом и потому решительно настроилась восстановить пошатнувшуюся репутацию кузена. Она оказала ему честь, появившись с ним в театре сегодня вечером. На ней было атласное платье абрикосового цвета, отделанное гофрированным шелком канареечного оттенка. Он купил эту ткань в Венеции, зная, как восхитительно она подойдет ей, но ему было жаль, что ее золотисто-каштановые волосы усыпаны белой пудрой.

Гаррик старательно избегал пудры, и сегодняшний вечер не был исключением. Он был одет в любимую черную бархатную куртку и атласные бриджи жемчужного цвета – они служили фоном для шелкового жилета с искусной золотой вышивкой.

В антракте Фрэнсис показывала ему известных людей, посетивших театр. Указав на ложу, обшитую алой тканью, зарезервированную для короля Георга и королевы Шарлотты, она заметила:

– Их величества не пришли из уважения к несчастной королеве Франции.

Рассматривая толпу, Гаррик увидел даму, с которой познакомился на карнавале в Венеции. Она флиртовала с ним в гондоле. Но здесь она отказалась его узнавать – еще одно доказательство того, что в Лондоне он пария.

– Тебе пора перестать заботиться обо мне, Франческа, – прошептал он.

– Никогда.

– Мои многочисленные грехи никогда не будут прощены, а возможно, появятся и другие.

Он не возражал против этого, хотя иногда задумывался о том, зачем он решил вернуться в Лондон. Война Англии с Францией не была для него опасной и не ограничила его передвижений. Он родился в Шербуре, а в качестве места постоянного проживания в паспорте была указана Венеция.

Как же он скучал по своему любимому городу, его прохладным ветрам и убаюкивающим звукам воды в Гранд-канале, плещущейся у ступенек его дома! Ему хотелось вновь услышать знакомый бой колоколов; они били в определенном порядке в течение дня: Сан-Самуэле, Сан-Видал, Сан-Стефано, Сан-Маурио – неизменный порядок, знакомый с детства.

Внезапно Фрэнсис перестала обмахиваться веером.

– Ну надо же, какой сюрприз! Посмотри, вон лорд Эвердон.

Эвердон. Приступ ностальгии Гаррика тут же прошел, стоило ей упомянуть имя его врага. И он вспомнил, что привело его в Лондон.

– Из-за него я выгляжу лгуньей, ведь я говорила тебе, что он редко появляется в свете.

– Где он? – Гаррик приник к моноклю.

– В ложе напротив прохода. Джентльмен с мрачным лицом, рядом с леди в сером атласе – это его жена. Граф де Кальман наклонился, чтобы поговорить с ними. О, они уходят, – разочарованно протянула она. – Ну что ж, ты увидел его. И едва ли встретишься с ним снова.

В голове Гаррика быстро сложился план.

– Как насчет бокала шампанского?

– О да, спасибо, это было бы замечательно.

Он прошел мимо двух пожилых дам – они отвернулись, как будто боялись заразиться, – и вышел в коридор. Спиральная лестница привела его к подъезду.

Эвердоны, как он и предполагал, стояли в вестибюле, ожидая, когда им подадут пальто. Увидев его, баронесса уронила свой веер. Он неторопливо подошел к ней, поднял безделушку и подал ей с вежливым поклоном.

– Благодарю, синьор. – Ее робкая улыбка понравилась ему, несмотря на ее ненавистное имя. Она была значительно моложе своего спесивого мужа.

Было трудно определить возраст барона. Глубокие морщины в уголках глаз и рта, землистый цвет кожи, натянутой на высокие скулы, – все это было результатом долгой беспутной жизни. У него был узкий раздвоенный подбородок.

– Лорд Эвердон? – Гаррик позволил себе торжествующе улыбнуться. – Не думаю, что мне нужно представляться.

– Ты – повеса, младший сын покойного герцога Холфорда! Я не желаю с тобой знаться! – прорычал лорд. В его пронизывающем взгляде читалось все, что угодно, кроме безразличия.

Он отвернулся, а его жена прошептала:

– Мой супруг, что о нас подумают люди?

– Мне все равно. Пойдем, Сюзанна, вот наш экипаж.

Бросив извиняющийся взгляд на Гаррика, она проговорила с сильным акцентом:

– Мы не можем остаться после новостей о смерти – я имею в виду убийство ее святого величества королевы Франции.

– Не трать силы на объяснения! – рявкнул Эвердон. – И если этот молодой человек будет настолько глуп, что явится в наш дом, его не следует пускать. Понятно?

Он властно взял ее за руку и повел к двери.

В ярости Гаррик вспомнил весь свой репертуар итальянских ругательств и прибавил к ним несколько французских. У злобного барона не было секретов от жены; ее нервозность доказывала, что ей известно, кто такой Гаррик.

Гаррик отправился в буфет и залпом осушил два бокала шампанского. Но вино не смогло погасить пламя его гнева.

Позже, когда они возвращались в дом Рэдстоков на Сент-Джеймс-сквер, Гаррик спросил у Фрэнсис, может ли он взять ее экипаж.

– Куда ты собрался так поздно? – удивилась она. – Или мне лучше не знать об этом?

– Мне хочется поскандалить с кем-нибудь, – ответил он сердито. – И чтобы не вымещать свое настроение на тебе, милая Франческа, я поищу кого-нибудь, кто этого заслуживает.

Некоторое время спустя он был уже на Корк-стрит и заметил, что занавески в будуаре Дженни задернуты. И в окне не мелькало эфемерное создание в белом – умопомрачительно красивое и пугающе молодое.

Лакей сообщил, что миссис Брюс в дурном настроении.

– Бросила в меня туфлей, вот что она сделала, – проворчал он, потирая свежую царапину на щеке.

Дженни развалилась на диване, положив ноги в чулках на низенькую табуретку. Не делая попыток встать, она протянула дрожащую руку и простонала:

– Гарри, я так рада, что ты здесь. Я никогда не чувствовала себя такой несчастной. – Она прижала кружевной платочек к виску. – Ты был в театре сегодня вечером? Я бы хотела, чтобы ты взял меня с собой. Так скучно сидеть здесь в одиночестве!

– А где же твоя гостья?

– Не знаю и знать не хочу! Когда сегодня я отправилась за покупками, она украла мои новые серьги с бриллиантами – те, что ты мне подарил. Бог знает, что еще украла эта девка!

– Лавиния Кэшин не крала эти серьги. Это сделал я.

– Ты? – Дженни положила руку на грудь и уставилась на него широко открытыми глазами. – Но почему?

Ее мелодраматическая поза разозлила его, и он жестко ответил:

– Я узнал, почему твоя постель была смята в тот день, когда я уезжал в Ньюмаркет. И почему ты не пригласила меня присоединиться к тебе.

– Мне нездоровилось, – быстро ответила она – поспешность ответа наводила на подозрение.

– Так ты сказала тогда. Я даже тебе поверил – пока не поговорил с Моллюском Парфиттом. Он слишком много выпил, иначе, возможно, не поведал бы в деталях о связи, о которой ты забыла или не захотела говорить. Быть может, по обычным стандартам я не самый благородный человек, но у меня все же есть некий кодекс чести. Он запрещает отбивать у кого-то любовницу.

– И ты украл мои бриллианты, чтобы отомстить?

– Ну, если бы ты была дома сегодня днем, я бы вежливо попросил их вернуть. В твое отсутствие я поступил импульсивно – и неумно, признаюсь. Я даже не думал, что ты обвинишь эту девушку, Кэшин. Пошли за ней, и мы с тобой извинимся перед ней.

– Я не могу. Она и ее проклятая кошка куда-то ушли.

– Ты, конечно, знаешь, куда?

– В ад, надеюсь, – раздраженно процедила Дженни, играя золотистыми локонами. – Это все твоя вина! Ты пригласил ее на наш бал, иначе я бы не позвала ее и не позволила жить у меня. В ней было что-то странное – она утверждала, что она леди Лавиния, но я полагаю, что ее отец не более лорд Баллакрейн, чем ты. Подумать только, я почти отдала ей Оливера Парфитта! Ведь я собиралась порвать с ним, честно. – Ее голубые глаза умоляли его ей поверить.

– Как это – отдать Моллюска?

– В качестве мужа. Она хочет выйти замуж за богатого, вот почему она покинула свой тоскливый маленький остров.

– Но Моллюск не собирается жениться. И ты, конечно, знаешь об этом.

– Ну, я же не могла сказать ей, что он скорее согласится стать ее покровителем, нежели мужем?

Он уставился на нее.

– А, я начинаю понимать. Пока он соблазняет твою компаньонку, я должен был заменить его в твоей постели. Как это удобно для всех нас.

Покраснев, Дженни продолжала умоляющим тоном:

– Не будем говорить об Оливере. Он скучный и такой скупой. У него много денег, а он ни разу не купил мне драгоценностей.

– И я тоже, – признал Гаррик. – Я выиграл их у одной картежницы. Если ты полагаешь, что я могу позволить себе осыпать тебя безделушками, ты здорово ошибаешься.

– Не говори глупостей. Ты же Армитидж из Лэнгтри.

– Герцог вычеркнул меня из своего завещания. Более того, он категорически запретил Эдварду давать мне деньги на расходы. На смертном одре он составил завещание и заставил моего брата его подписать.

Дженни выпрямилась в кресле.

– Я никогда не слышала об этом чудовищном деле! И все же ты носишь дорогую одежду и держишь целую конюшню лошадей. И у тебя большой дом в Венеции.

– Я унаследовал дом от матери. Я живу за счет своих выигрышей за карточным столом. Моя одежда сшита в Италии, где ткани и работа портных обходятся дешевле, чем здесь. Эдвард – мой тайный партнер в конюшне; это совместное предприятие. – Гаррик усмехнулся. – Он дал клятву, что не будет помогать мне, но все-таки заботится о том, чтобы мои лошади были накормлены, подкованы и ими занимался хороший тренер.

Она изумленно уставилась на него.

– Ты даже можешь шутить об этом?

– Я могу шутить о чем угодно. Мне жаль, что мое отчаянное положение разбило твое сердце, малышка.

– Тебе нужно было не мое сердце, и мы оба это знаем.

«Это справедливо», – признал он. Но она не могла и подумать, что ее связь с лордом Эвердоном привлекала его даже больше, чем ее зрелое, пышное тело.

– Так, значит, ты отказываешься от меня, – продолжала она, – даже не переспав со мной ни разу. Клянусь, я никогда не встречала более несносного человека! Когда Оливер Парфитт придет ко мне, я брошусь ему на шею и поклянусь в вечной любви!

Бедный Моллюск. Жалость Гаррика к своему приятелю смешивалась с неприязнью к леди, чью благосклонность он отверг прежде, чем успел ее добиться. Но его главной заботой был вопрос о том, где искать теперь леди Лавинию Кэшин. В результате его необдуманных действий ее выбросили на улицу. Молодая, неопытная, беззащитная – мысль о том, что может случиться с ней, заставила его похолодеть. И какое бы несчастье с ней ни приключилось, в этом будет виноват он. Черт побери!

Забота о благополучии пропавшей девушки оттеснила на второй план его гнев на двуличную Дженни и ненависть к ненавистному лорду Эвердону.

Лавиния набросила на голову свою мэнкскую шаль – дождь сыпался с неба нескончаемым потоком. Простая коричневая шаль не просто не давала ее платью намокнуть, более важно – она скрывала ее лицо от тех, кто мог бы за ней гнаться.

В любой момент констебль может схватить ее и арестовать за кражу сережек миссис Брюс. Она узнала, что правосудие английских судов не зависело от правды или фактов – если ее осудят, ее судьба будет гораздо хуже судьбы ее отца. Кража имущества обычно каралась смертью. Правда, хорошенькую девушку, которую защищает талантливый адвокат, могли бы сослать на поселение в далекую колонию. Всю прошлую неделю ей постоянно снились кошмары о кандалах, кораблях с арестантами и каторге.

Пройдя до середины Вестминстерского моста, она остановилась и посмотрела на темные неприветливые воды Темзы. Сколько несчастных, подумала она мрачно, в отчаянии бросились в ее воды? В этом огромном городе наверняка множество разбитых сердец, нежеланных беременностей, болезней и бедняков.

Ее преследовали неудачи. Но, по крайней мере, она уберегла свое сердце и свою девственность, и у нее было десять золотых гиней. Она подняла голову и пошла дальше.

На другом берегу широкой реки лежал незнакомый ей городок Саутуорк. Вскоре она оказалась в бедном квартале; его улицы составляли полуразвалившиеся дома и лавки. Детально изучив книгу, которую она держала сейчас в замерзшей руке, она знала, что по правилам тюрьмы Королевского суда здесь жили наиболее привилегированные должники.

Она испуганно вскрикнула, увидев шипы, венчавшие кирпичную стену тюрьмы. Ей не хотелось одной проходить под сводчатыми воротами, и поэтому она укрылась под ними и стала ждать мистера Уэбба. Он мог позволить себе взять наемный экипаж, но почему-то опаздывал. Она прошла через весь Лондон пешком под проливным дождем – и пришла вовремя.

Из своей сторожки вышел тюремщик, в его крепкой руке была кружка дымящегося эля.

– И кого это ты пришла проведать сегодня вечером?

– Джона Кэшина. – С точки зрения суда и тюремных властей, ее отец простой горожанин, пока не будет доказано обратное.

Мужчина ухмыльнулся:

– Этого мэнкца, который кичится тем, что он граф? Его место в аду – он безумен, как мартовский заяц.

– Вовсе нет! – Ее сердитый выкрик был прерван появлением компании кокни, которые грубо протиснулись мимо нее, требуя к себе внимания. Начался громкий спор, и несколько монет перешли из рук в руки.

Лавиния с горечью осознала, что в этом месте, где были заключены люди, неспособные заплатить долги, стоимость жизни была невероятно высока. Здесь брали плату за вход и за выход, за еду, питье, нормальные условия жилья, постельное белье и даже за место, куда можно поставить кровать. Когда суд отправил ее отца в тюрьму, тот заплатил более шести фунтов. Каждый тюремный чин получил свою долю – надзиратель, главный надзиратель, привратник и часовые. Согласно ее путеводителю, ограниченные ресурсы должника будут истощаться еще больше при каждом посещении кофейни, тюремной пекарни или рынка.

Наконец подъехал наемный экипаж, разбрызгивая грязь и воду. Из него вышел мистер Уэбб, его белый воротничок и черные фалды сюртука трепетали на ветру. Серая пудра, покрывающая его темные волосы, контрастировала с густыми черными бровями, придававшими ему решительный вид.

– Простите меня за опоздание, леди Лавиния, – взмолился он низким, звучным голосом. Он никогда не забывал называть ее «леди». – Я не мог избежать этой задержки.

Обменявшись парой слов со сторожем, он провел Лавинию через внутренний двор, окруженный служебными зданиями.

Еще одни ворота вели в тюремный двор. Рыночные навесы, о которых читала Лавиния, пустовали. Двое мужчин и одна женщина жались друг к другу с несчастным видом; они сгрудились у окна пивной, с тоской разглядывая посетителей заведения. Лицо женщины было размалевано румянами, ее платье открывало голую грудь и плечи. Лавиния была в Лондоне уже достаточно долго и без труда узнала в ней проститутку.

Мистер Уэбб вел ее в обход многочисленных луж. Нависший фасад главного здания был достаточно красив, несмотря на слой сажи. Войдя внутрь, Лавиния содрогнулась от ужасной вони. Взглянув на непроницаемое лицо своего спутника, она подумала, что адвокат, наверное, давно привык к этому.

Не глядя ей в глаза, он произнес:

– Комнаты графа – в общем крыле, два этажа наверх.

Все проходы были заполнены: люди стояли, сидели, прислонялись к стенам, лежали на полу. Их лица, руки и ноги были искусаны блохами. Мальчик подманивал большую крысу кусочком сыра, заставляя ее вставать на задние лапы и просить.

В ее книге тюрьма Королевского суда описывалась как одна из самых комфортабельных лондонских тюрем для должников. Ей она казалась адом на земле – переполненная, грязная, кишевшая паразитами. Место, где процветали болезни.

А также пороки, как она обнаружила, когда они дошли до лестничной площадки. Пара, забившаяся в угол, торопливо приводила в порядок свою одежду, закончив совокупляться. Одежда мужчины, когда-то модная, сейчас была ветхой и грязной.

– Не смей проболтаться моей женщине! – пробурчал он партнерше, чья бесстыдная ухмылка продемонстрировала ряд гнилых зубов. – Здорово, Уэбб, – приветствовал он поверенного. – Я посылал за тобой? Будь я проклят, если я не выпил столько, что забыл, зачем я это сделал.

– Мистер Боуз, я здесь для того, чтобы поговорить с одним из моих клиентов.

Красные глазки мужчины обратились к Лавинии.

– Первосортная девка, – заметил он, почесав свой острый орлиный нос. – Оставь ее мне, будь другом.

– Мы не можем задерживаться, – произнес поверенный тоном, не допускающим возражений. Он взял Лавинию за локоть и потащил вверх по ступенькам.

– Эй, господин адвокат! – позвал пожилой человек, сидящий на верхней ступеньке. – Возьмите мое дело! Я – честный парень, это мой партнер обманщик довел наше дело до банкротства. Добрая леди, подайте пенни голодному человеку!

– Похмелье у тебя, это верно, – отпарировал Дэниел Уэбб, не выказав никакой симпатии к просителю.

Он провел Лавинию в крохотную комнатушку, где едва хватало места для узкой кровати и одного стула. Когда она увидела отца, ее глаза наполнились слезами, и она не смогла подавить рыдания, когда его руки обняли ее. И было непонятно, искал ли он утешения или дарил его.

Наконец он разжал руки.

– Я не должен был просить тебя приходить сюда, но мне очень нужно тебя увидеть. Что это? – спросил он, когда она протянула ему свою книгу.

– «Помощник должника и кредитора». В ней ты найдешь много полезной информации о жизни в тюрьме.

Улыбаясь, он потрепал ее по щеке.

– Еще одна неделя здесь, и я сам смогу написать подобный трактат. Ну, мистер Уэбб, вы представите мою апелляцию в суде?

– Милорд, после тщательного анализа фактов я нашел достаточно оснований для того, чтобы доказать, что с вами обошлись несправедливо. Прямо сейчас мой клерк составляет краткое изложение дела, которое я доставлю адвокату, на чью компетентность я полагаюсь. Шоу, маленький упрямый терьер, успешно ведет гражданские и уголовные дела. Наша первая и неотложная задача состоит в том, чтобы установить вашу личность. Может ли кто-нибудь из жителей Лондона подтвердить, что вы – граф Баллакрейн?

– Нет, к сожалению.

– Леди Лавиния сказала мне, что вы знакомы с герцогом Этоллом, генерал-губернатором вашего острова. Я уже нанес визит в его дом в Гросвенор-плейс, но привратник проинформировал меня, что его светлость находится в замке Блейр.

– Этолл никогда не пропускает ежегодного собрания графства в Пертшире. Если бы он так заботился об интересах своих арендаторов на Мэне! Чертов шотландец.

– Отец, – перебила его Лавиния, – ты мог бы написать герцогу и попросить у него взаймы. – Ее предложение было встречено таким яростным взглядом, что она задрожала.

– Я не обращусь с просьбой к человеку, которого я презираю! – загремел граф. – Мюрреи никогда не были друзьями Кэшинов. Кроме того, Этолл – болтун. Мы не можем допустить возникновения сплетен. – Нахмурившись, он обратился к поверенному: – Вы сможете проследить за тем, чтобы в газетах не появилось сообщения о моем аресте?

Уэбб обдумал это.

– Пока – да. Но редакторы делают сенсацию из каждого случая, когда кто-то выдает себя за другого, и если вы окажетесь в суде, огласки не избежать.

– Его не будут судить, – заявила Лавиния. – Отец, а мать или Керрон не могут выслать деньги, чтобы заплатить торговцу?

Он покачал головой:

– Ни у кого из них нет доверенности, поэтому они не смогут продать ни одной коровы или овцы. Сомневаюсь, что у них достаточно денег для того, чтобы расплатиться хотя бы с одним из торговцев. В дополнение к тем пятидесяти гинеям, которые вы должны Онслоу, нужно еще заплатить портнихе, которая шила платья для леди. В конце квартала, кроме того, следует заплатить небольшие суммы модистке, изготовителю корсетов и портному лорда. Арендная плата за дом на Корк-стрит в размере сорока пяти фунтов должна быть уплачена на Благовещение. По моим расчетам, на сегодня сумма составляет около двухсот фунтов, – заявил Уэбб.

– Так много? – потрясение вздохнула Лавиния.

– Это за исключением судебных издержек и тех денег, которые ваш отец должен будет заплатить тюремным властям в день выхода на свободу.

– Если бы можно было продать с аукциона мой груз в Ливерпуле, – мрачно проворчал лорд.

Пока он и его поверенный обсуждали судьбу шерстяных тканей, Лавиния взбила плоскую подушку на кровати и стерла сажу с оконных рам. Никакого вида из окна, с грустью отметила она; тюремная стена была слишком высокой.

Взглянув на часы, Дэниел Уэбб напомнил Лавинии, что их время истекло.

– Я останусь, чтобы приготовить отцу ужин.

– Лучше иди с ним, Лонду, иначе тебя запрут здесь на ночь.

– Я не против, – ответила она непреклонно.

– Но я против. Я не допущу, чтобы это место тебя запятнало.

– Если бы ты переехал в Рулз, я бы могла жить с тобой.

– Во-первых, я должен был бы купить свой перевод туда, а оказавшись там, тех десяти гиней мне бы хватило ненадолго.

– Мы могли бы добыть деньги, продав рубины, – напомнила она ему.

Поверенный услышал их разговор.

– Если нужно продать какие-нибудь драгоценные камни, то я с радостью вам помогу.

– Рубины Баллакрейнов в семье Кэшинов находятся так же давно, как и их титул, – заявил граф. – Они не продаются.

– Их можно заложить, – возразил Уэбб.

– Слишком рискованно. – Граф повернулся к Лавинии: – Я надеюсь, ты будешь хорошо охранять их, Лонду.

– Могу ли я еще что-нибудь для тебя сделать? – спросила она.

– Я не испытываю больших неудобств. – Улыбнувшись, он добавил: – Я провел всю жизнь в замке Кэшин, а потому не успел привыкнуть к роскоши. И мне нет необходимости заботиться о внешности там, где никто не верит, что я – лорд.

– Я могу принести тебе свечи, – предложила она. – Я живу над лавкой торговца свечами, и... – Она слишком поздно поняла свою оплошность.

– Разве ты живешь не у той женщины, миссис как ее там?

У него и без этого хватает бед, подумала Лавиния, она не может рассказать ему о позорном бегстве с Корк-стрит.

– Миссис Брюс обращалась со мной невежливо, – выкрутилась она, – поэтому я сняла комнату – дешевую – рядом с Черинг-Кросс. Я буду жить там, пока не найду место компаньонки у какой-нибудь леди.

– Я не допущу этого, если только ты не заверишь меня, что твой работодатель – респектабельная женщина, – решительно заявил он.

– Это будет аристократка, – пообещала она, подарив ему свою самую обворожительную улыбку, – с огромным богатством и множеством неженатых сыновей.

Прозвучал резкий сигнал, и мистер Уэбб вмешался в их разговор:

– Это колокол для посетителей. Пора идти, миледи.

– Удачи тебе, Лонду. – Отец на прощание поцеловал ее в лоб. Она не двинулась с места, и он добавил: – Поторопись.

Она послушно последовала за поверенным.

Старик дремал на ступеньках, его седая голова склонилась набок. При звуках колокола толпа в нижних коридорах рассосалась, и из комнат заключенных потянуло запахом горячей пищи.

Мистер Уэбб предложил Лавинии взять экипаж и настоял на том, что сам заплатит за проезд. Стоянка экипажей на Боро-роуд была пуста: из-за плохой погоды пассажиров было больше, чем могли увезти экипажи. Промокшая и удрученная, Лавиния нехотя поддерживала разговор, пока они ждали свободного экипажа.

После неловкой паузы Уэбб заговорил:

– Миледи, в это тяжелое время можете на меня рассчитывать.

– Отец страдает больше меня, сэр.

– Я восхищаюсь вашей храбростью, леди, перед лицом свалившихся на вас бед. Вам, наверное, больно видеть вашего любимого отца в столь презренном месте?

Она почти не слушала его. Рубины Баллакрейна ей не принадлежали – она не могла продать их или заложить? Но у нее было несколько безделушек: золотые сережки и браслет из трех ниток жемчуга, которые она унаследовала от бабушки.

– Мне не хотелось говорить это в присутствии лорда, – продолжал мистер Уэбб, – но я не одобряю ваш план стать чьей-то компаньонкой. С вами будут обращаться почти как со служанкой, вы будете получать очень маленькое жалованье – или вообще никакого. Только мужчины готовы щедро платить за женское общество. А вы, добродетельная леди благородного рода, никогда не захотите собой торговать.

– Именно для этого я и приехала в Лондон, – спокойно произнесла она. – Но ни один мужчина не будет мной обладать, пока не наденет мне на палец обручальное кольцо и не пообещает содержать мою семью.

– Это высокая цена, – проговорил он сухо. – Непомерно высокая, я бы сказал.

Подумает ли так же лорд Гаррик Армитидж? Он был единственным богатым джентльменом, с которым она уже познакомилась. Теперь он наверняка узнал о краже в доме миссис Брюс и, возможно, как и его любовница, поверил в то, что их украла именно она.

Красивый лорд, который говорил ей комплименты, теперь не захочет иметь с ней ничего общего, это ясно. Но где-то в этом туманном городе на другом берегу Темзы живет человек, который сможет ей помочь. Все, что ей нужно, – это найти его, и поскорее.

 

Глава 4

Гаррик разглядывал многочисленные книги, стоявшие в книжном шкафу орехового дерева, и не заметил кузину, пока она не спросила:

– Что ты делаешь в библиотеке Рэдстока?

– Ищу Книгу пэров.

– Посмотри на третьей полке сверху.

Его рука коснулась широкого корешка. Бешено листая страницы, он бормотал: «Баллакрейн, Баллакрейн. Вот он! «

Указатель подтвердил существование графа с таким именем. Третий Кэшин – владелец этого титула – женат на Лоре Куэйл, от которой у него есть потомство. Имена и возраст детей не были указаны в книге.

– Интересно, – протянул он. – И очень удобно.

Во время странствий по континенту он встретил не одного мошенника и знал, что любой может, выдать себя за малоизвестного аристократа. Графство на острове Мэн не производило большого впечатления, потому что к нему не прилагалось почетное место в палате лордов и его владелец жил на далеком острове.

Те немногие факты, которые он почерпнул из Книги пэров, не подтверждали и не опровергали слова Лавинии Кэшин. Тот факт, что она знала о «Цезаре» капитана Стоуэлла и о его торговых делах, доказывало лишь, что она родом с острова Мэн. У нее была изысканная речь и манеры, ее модная, дорогая одежда говорили о богатстве. Владел ли ее отец замком, был ли у него титул – понять это из книги было невозможно.

Единственный способ разгадать загадку – найти Лавинию.

– Если ты не перестанешь метаться по комнате, то протрешь дыру в моем ковре, – проворчала кузина. – Что случилось?

– Я попал в чертовски неприятную ситуацию.

– Что на этот раз?

Рассказав кузине в двух словах о своих проблемах, он погрузился в глубокомысленное молчание и снова начал энергично шагать по пушистому ковру ручной работы.

– Неужели ты никогда не научишься контролировать свои эмоции? Они неизменно ведут тебя – и других – к катастрофе.

– Я хочу найти эту девушку, но не знаю, с чего начать. От Дженни помощи не дождешься. – Наконец он упал в ближайшее кресло. – Франческа, предположим, тебя вышвырнули на улицу. Что бы ты сделала, куда бы пошла?

– Я бы искала защиты и убежища у моих родственников или друзей.

– Если бы у нее были те или другие, отец поручил бы ее их заботам, прежде чем уехать из Лондона. – Его осенила идея: – Газеты! Я помещу объявление в «Морнинг пост» и в «Тайме», попрошу леди Лавинию Кэшин со мной связаться. Возможно, она сама уже поместила объявление, – задумчиво произнес он, – в поисках места гувернантки или компаньонки. Разве не так обычно поступают молодые женщины в подобных случаях?

Он вскочил на ноги.

– Прежде чем ты помчишься спасать девицу, мы должны обсудить приглашение Холфорда провести Рождество в Лэнгтри. У меня нет причин оставаться здесь, ведь Рэдсток все еще будет в Неаполе. И я надеюсь, ты не собираешься оскорбить главу семьи своим отказом?

– Я поеду, – ответил Гаррик без энтузиазма. – Видит Бог, другого приглашения я не получу.

Прежде чем отправиться на поиски, Гаррик поднялся в свою комнату, чтобы выбрать пальто, которое подходило бы для экспедиции по городу.

– Простите, синьор, но вы не можете уйти, не взяв трость или шпагу, – укорил его слуга-итальянец.

– Там, куда я иду, они мне не понадобятся, – ответил он, надевая круглую шляпу с высокой тульей. – Не волнуйся, Карло, к обеду ты оденешь меня по своему вкусу.

Он провел час на Стрэнде, безуспешно расспрашивая клерков и учеников печатников. Никто не видел молодую леди, подходящую под его описание. Он попросил посмотреть наиболее свежие объявления о поисках работы, но все они были составлены женщинами «зрелых лет», у которых был «большой опыт выполнения обязанностей компаньонки благородной женщины».

Чтобы избавиться от отчаяния и разочарования, Гаррик решил, что не возьмет портшез, а пойдет на Сент-Джеймс-сквер пешком. Проходя рядом с Темплом, он случайно заглянул в ворота. Четырехугольный дворик был забит адвокатами в мантиях, порхавшими, как грачи над свежескошенным полем. Многие были младшими сыновьями из благородных семей, как и он сам.

Он не сожалел о своей судьбе, хотя иногда пытался представить себе, какую жизнь он бы вел, если бы выбрал адвокатскую карьеру. А еще он мог бы уйти в монастырь, как его дядя по отцовской линии, который был священником в деревне Лэнгтри. Или купить себе офицерский чин в армии или на флоте.

Герцог, равнодушный отец, отправил его в Итон еще ребенком. О, эти годы невыносимых страданий, когда выживание зависело от умения драться и побеждать. Он терпел все издевательства, пока ему не исполнилось двенадцать – и тогда убежал из школы. К счастью, его не отослали назад с позором; мать взяла его с собой в продолжительную поездку за границу.

Он провел юность в странах более прекрасных, чем тоскливая старая Англия, получил хорошее образование, узнал все тонкости человеческой натуры – в игорных домах и на балах курортов, которые посещала его мать. А также в дорогих борделях и роскошных частных будуарах. Вместо того чтобы получить хоть какую-нибудь профессию, он играл в карты, ходил на скачки и танцевал на балах-маскарадах – и все это время строил планы соблазнения таких же легкомысленных женщин, как и он сам.

Идя по широкой оживленной улице, он заметил три золотых шара – вывеску ростовщика. Груда товаров в витрине напомнила ему о тех вещах, с которыми он распрощался в черные дни, после расторжения помолвки. Кольца, перстни, булавки, запонки – все было потеряно вместе с репутацией.

Есть ли у Лавинии Кэшин ценности, которые можно заложить?

Внезапно он решил направить свои поиски в новом направлении и вошел в лавку.

– Я разыскиваю молодую леди, которая могла быть здесь – вчера или сегодня, – заявил он. – Довольно красивая – темные волосы, белая кожа.

– Черное платье, коричневая шаль, – продолжил хозяин, кивнув. – Она приходила и ушла четверть часа назад. У нее были хорошие жемчуга, но я не предложил ей столько, сколько она за них хотела. Я посоветовал ей попытать счастья у Уиллиса на Черинг-Кросс.

Гаррик вышел из лавки – теперь он шел как гончая по свежему следу. Это было интереснее, чем охота в Лэнгтри. В районе Черинг-Кросс он нашел еще один ломбард, а на двери висело объявление, на котором черными буквами было написано имя владельца.

Сквозь стекло он увидел внутри лавки женский силуэт – женщина ждала продавца. Когда он вошел, она повернула голову в его сторону, и он увидел лицо, которое уже видел дважды и с тех пор не мог забыть.

Ее пальцы сомкнулись на каком-то предмете. Разжав их, Гаррик увидел браслет из трех рядов сверкающих жемчужин.

– Он мой, – отчеканила она. Ее серые глаза вспыхнули. – Достался мне от бабушки, так что незачем звать констебля.

– Я и не собираюсь этого делать, – удивился он.

– Я не крала те серьги, лорд Гаррик. Я клянусь!

– Да, я знаю. И Дженни тоже знает. – Заметив удивленные взгляды ростовщика и его клиентов, он шепнул: – Я объясню вам все, но только не здесь.

Он вывел ее из лавки и повел в ближайшую кофейню. После беглого осмотра Гаррик уверился, что посетители здесь не были постоянными клиентами, но из осторожности выбрал столик в самом темном углу.

– Что бы вы хотели? – спросил он, положив шляпу на свободный стул.

– Ничего, – еле слышно ответила она, теперь уже без той горячности, которую она выказала в лавке ростовщика.

– Чай и тосты для леди, – велел он официанту. – Кофе для меня. – Дождавшись, когда официант уйдет, он добавил: – Готов поспорить, что сегодня вы ничего не ели. Вы почему-то дрожите.

Она убрала дрожащие руки со стола и положила их на колени.

– Я прибыл в дом Дженни после вашего ухода и признался, что это я взял бриллианты.

– Вы? – Она подняла тонкие брови, – Но зачем?

Он подумал о том, что эти бриллианты отлично подошли бы ей.

– Быть может, я хотел подарить их другой даме, – проговорил он.

– Но миссис Брюс – ваша... ваша... – Ее бледность сменилась жарким румянцем.

– Если Дженни намекала на то, что она – моя любовница, то она сделала это преждевременно.

Она опустила голову – похоже, он ее смутил. У нее были самые длинные и черные ресницы, которые он когда-либо видел, и он восхищался ими, пока официант расставлял на столе еду и напитки. Он все еще не верил в то, что и в самом деле сидит напротив объекта своих отчаянных поисков. Ее темные одеяния были ужасны; в белом она нравилась ему гораздо больше. Но черные вьющиеся волосы и алебастровая кожа остались такими же, какими он их помнил, так же как и этот трогательный взгляд.

– Лорд Гаррик?

Он не сразу сообразил, что она обращается к нему, и извинился за свою рассеянность.

– Вы что-то сказали?

– Есть ли вероятность того, что миссис Брюс позволит мне вернуться?

– Сомнительно. Она лелеет свою злобу. – Наблюдая за тем, как идеальные зубы прикусили прелестную губку, он тоже задал вопрос: – Где вы жили с тех пор?

– В комнате над лавкой торговца свечами.

– О Боже! – простонал он. – Разве одинокая молодая леди может снимать комнату?

– Ко мне это не относится.

– Вы не леди?

– Я не одна, – поправила она его, и в ее голосе послышалась лукавая нотка. – Со мной Ксанта.

– Кошка – неподходящая компаньонка, – сурово произнес он.

– Никто о ней не узнает. Если только вы не расскажете.

– Я заключу с вами сделку. Молчание в обмен на правду – Что появилось на ее лице – страх или смятение? Он не мог определить. – Дженни считает вас самозванкой.

– И вы тоже?

– Я приму решение после того, как вы расскажете мне все о себе.

– Ну хорошо. – Эти слова были произнесены с покорным вздохом. – Давным-давно предки моего отца приобрели – захватили скорее всего – земли графства и крепость на восточном берегу острова. Прошли годы, Кэшины превратили свой форт в замок и нажили состояние на... ну, на том занятии, которое мы, жители Мэна, всегда называли торговлей.

– Контрабанда, – пояснил он, – так это называется по-английски.

– Мой прадед, гордый и амбициозный человек, завидовал влиянию и богатству графа Дерби – в те дни Стэнли были лордами Мэна. Поэтому он отправился в Лондон, чтобы добыть графство для себя у короля Георга Второго. Он нашел влиятельных придворных и предложил им дорогие подарки и щедрые займы.

– Взятки, – снова перевел Гаррик.

– Его британский титул графа не произвел особого впечатления на жителей острова, но один богатый торговец из Ливерпуля точно был впечатлен. Его дочь вышла замуж за моего деда, первого наследника лорда Баллакрейна, – это она завещала мне свои жемчуга. Это был брак по расчету, несчастливый брак. Когда мой отец вырос, родители захотели, чтобы он женился на богатой наследнице. Но он влюбился в мою мать и женился на ней, несмотря на сопротивление родителей. Наши люди зовут его Сумасшедший Джон Кэшин, потому что он отказался от богатства ради своей любви.

– Вы последуете примеру вашего деда или ваших родителей? Дженни говорит, что вы приехали в Лондон в поисках богатого мужа.

В ее голосе смешались гнев и раздражение.

– У нее и в самом деле длинный язык! – Не ответив на его вопрос, она продолжила: – Керрон, Китти и я обучались дома, с очень дорогими учителями. Моего брата учили греческому и латыни; у нас, девочек, была гувернантка-англичанка. У моей сестры был учитель рисования. Она очень талантливая художница.

– А в каких предметах отличились вы? – заинтересованно спросил Гаррик.

– В танцах, – ответила она. – И в хороших манерах.

– А другие – старше или моложе вас?

– Они на пять лет старше, они – двойняшки.

– Любопытно, что именно вас выбрали для того, чтобы вы украсили собой лондонское общество.

– О, это было решено давным-давно. Керр должен управлять имением, когда отец в отъезде, а Китти недостаточно здорова, чтобы путешествовать. И по какой-то причине моя семья всегда верила, что я смогу найти замечательного мужа. Моей бабушке не нравился этот план, и она называла это моей приземленностью, – она была очень религиозна. Она могла себе это позволить, ведь у нее было много денег.

Ни одна искательница приключений, сделал вывод Гаррик, не смогла бы рассказать фамильную историю в таких деталях и так самокритично. Она была настоящая Кэшин, такая же честная, как и красивая.

– Я был не прав, когда верил глупым россказням Дженни, – признался он виновато. – Я должен компенсировать все те неприятности, которые причинил вам, леди Лавиния.

– Ваших извинений достаточно, милорд Я предпочитаю не быть обязанной... незнакомцу.

– Джентльмену, вы хотели сказать.

Она достала несколько пенни из своего кошелька и подтолкнула к нему по столу.

– Вы не должны платить за еду, которую не ели, – возмутился Гаррик. Он придвинул решеточку с тостами к ее тарелке и ободряюще кивнул. Она протянула руку и взяла кусочек. – Так-то лучше.

Он не мог определить ее возраст. Ее наивность и незнание этикета говорили о молодости, но ее уверенность в себе и осторожность делали ее не по годам взрослой. Он продолжил свое расследование:

– Сколько вам лет?

– Это не ваше дело, милорд.

Достаточно молода, чтобы так ответить.

– Не нужно называть меня моим титулом. Вы не ниже меня по положению, поэтому сойдет и простое «сэр». Вот вам первый урок поведения в обществе. Вам не найти более опытного инструктора, чем ваш покорный слуга, или того, кто так же сильно хотел бы вам помочь.

Она недоверчиво взглянула на него.

– Я не позволю вам вмешиваться в мои дела, сэр. Вы уже и так сделали достаточно – из-за вас у меня большие неприятности.

Она схватила свою сумочку и поднялась со стула.

– Я провожу вас, если позволите.

– В этом нет необходимости.

– В этом квартале спутник-мужчина просто необходим. – Гаррик добавил шиллинг к тем пенни, которые она рассыпала по столу, и схватил шляпу, но леди уже ускользнула.

Он вышел из кофейни; яркий дневной свет на мгновение его ослепил. Он прикрыл глаза рукой и стал оглядываться по сторонам.

Темная фигура леди Лавинии целеустремленно двигалась к зданию Оперы. Гаррик перешел на бег, не обращая внимания на взгляды степенных пешеходов.

Она повернула за угол, он сделал то же самое, спрятавшись за деревьями у роскошного входа в Карлтон-Хаус, резиденцию принца Уэльского. Он почти догнал ее, когда она снова повернула и чуть не побежала по улице. Но вдруг перед ней начал разворачиваться фургон, загородив ей дорогу. Один из угольщиков в почерневшем фартуке сдвинул железную крышку, закрыв в земле яму. Он свистнул лошади, и его фургон покатил вперед, оставив после себя несколько кусочков угля.

Леди Лавиния Кэшин нагнулась, чтобы подобрать столько угля, сколько сможет удержать в руках.

– Почему вы не оставите меня в покое? – простонала она, когда Гаррик ее догнал.

Потому что она такая одинокая и привлекательная – таким мог быть его ответ. Не обращая внимания на ее протесты, он проводил ее к дому торговца свечами в конце улицы. С грузом угля ей было тяжело самой открыть дверь.

Когда он оказал ей эту услугу, ее глаза затуманились.

– Я не хочу вас и не нуждаюсь в вас, – проговорила она, задыхаясь. – От вас одни проблемы, а у меня их и так достаточно.

Ее спелые сочные губы привлекали Гаррика. Он напряг силу воли, которую редко использовал по назначению, и подавил в себе желание ее поцеловать. Вместо этого он вынул платок и вытер ей щеки.

– Твои несчастья скоро закончатся. Веди меня в свою комнату, Лавиния. – Они незаметно перешли на ты. Он видел ее слезы, и она позволила ему вытереть их со щек.

Вместе они поднялись по ступенькам и оказались в мансарде без окон – в комнате был только люк в потолке. Пушистый комок, лежавший на низкой кровати на колесиках, зашевелился и открыл темно-желтые глаза.

– В своих странствиях по континенту я никогда не жил в таких суровых условиях, – процедил Гаррик. Его резкость была вызвана чувством вины.

– Это – лучшее, что я смогла найти за три шиллинга в неделю. – Она высыпала уголь в небольшое ведерко у очага. Вымыв испачканные руки в лохани, она вытерла их ветхой тряпицей. – Я видела куда более жалкое жилище.

– Лавиния, – простонал он, – ты пугаешь меня. Ты губишь себя, и только я один виноват в этом.

Она подняла на него широко раскрытые, непонимающие глаза.

Он собирался привести ее в чувство, он схватил ее за плечи. А потом неожиданно для себя притянул ее к себе, пока ее нежная грудь не коснулась его груди. Его руки скользнули вниз, исследуя ее тонкую талию и узкие бедра.

Она пробудила в нем сильнейшие, но в то же время на редкость целомудренные чувства. Да, он хотел познать ее тело, но кроме того – ее сердце, ум и душу. Она пьянила его, эта загадочная дочь графа, одетая в крестьянскую одежду – но имеющая дорогие платья, прибывшая из замка – но живущая в лачуге. Ее податливые губы раскрылись навстречу, но, когда его язык коснулся ее языка, она отступила. На лице ее было смущение, а голос дрожал.

– Ты в самом деле дьявол. Так назвала тебя моя служанка в тот день, когда мы впервые встретились.

Он улыбнулся этому воспоминанию.

– Ты была самым красивым, экзотическим созданием, которое я когда-либо видел, и я хотел унести тебя с собой в прекрасную, экзотическую страну. – Он обнял ее и заставил сесть на постель. – Я покажу тебе Венецию – это почти рай! У меня там палаццо на Гранд-канале.

Кошка потерлась головой о его рукав, как будто предупреждая, что он не должен говорить такие вещи тому, кого он почти не знает. Он покосился на Лавинию – она прижимала пальцы к губам.

– Тебя не часто целовали, – предположил он. И он был страшно этому рад.

– Лорд – ни разу, – еле слышно прошептала она.

– Мой пустой титул тебя впечатляет? – Он осознал всю силу своего увлечения, когда услышал свои слова: – Сколько денег должно быть у твоего поклонника, чтобы он мог тебя добиться?

– По меньшей мере пять тысяч фунтов. В год.

– Это ужасно! В настоящий момент у меня не более пяти сотен – может быть.

– О! – Ее вздох был наполнен разочарованием. – Я думала, что ты богат.

Он не мог солгать ей.

– Если бы это было так.

– Не тот мал, кто считает себя бедным, но тот, кто желает большего, так всегда говорит мой отец, – печально сказала она.

Эта девушка была как глоток родниковой воды, и поэтому он не удержался от еще одного вопроса:

– Если бы у меня было пять тысяч фунтов в год, стала бы ты моей?

– Я собираюсь стать женой, лорд Гаррик, а не шлюхой.

– Если твоя главная цель – добыть мужчину с деньгами, то это различие, в общем, несущественно.

– Не для меня. И не для моей семьи. – Она наклонила голову, отводя взгляд. – Когда вернется отец...

– А где он?

– Он уехал... за море... и я не знаю, когда он вернется. Я должна найти себе мужа до его возвращения. – Она умоляюще посмотрела на него: – Если вы в самом деле хотите помочь мне, лорд Гаррик, познакомьте меня с самым богатым холостяком, какого вы знаете.

– Ну это, моя дорогая, уж слишком!

Его взволновало то, что она стремилась к бесчувственному, корыстному союзу, которого он отчаянно пытался избежать. Почему, подумал он, когда волна сожаления накрыла его сердце, она такая недоступная и такая красивая? Он мог бы помочь ей, но знал наверняка, что не сможет ею овладеть.

Фрэнсис, несомненно, обрадуется этому очаровательному созданию. В отличие от Дженни она была бы идеальной компаньонкой, всеми уважаемой и очень общительной. И Гаррик, прирожденный оппортунист, немедленно нашел свою выгоду в плане, который родился в его голове. Сопровождая дам на концерты и балы, он, возможно, снова встретится с лордом Эвердоном. Барон может запереть свою дверь, но он не будет вечно за нею прятаться.

– Никто не поможет тебе лучше моей кузины, миссис Рэдсток. Я представлю тебя ей сегодня, если ты действительно хочешь познакомиться с состоятельным человеком.

– Больше всего на свете.

– Даже больше, чем с этим? – Его рука обняла ее за талию, притянув к себе.

– Да, – прошептала Лавиния, прежде чем его губы прижались к ее губам.

Его поцелуи, подумала она, это что-то волшебное. Нет, он не дьявол. Он – волшебник, чародей, он очаровывает с помощью рук и губ. Его власть над ее чувствами и волей изумила ее. Другие мужчины смотрели на нее с обожанием, но никто не касался ее так откровенно и никто не вызывал в ней таких чувств. Лорд Гаррик вызывал в ней то же чувство беспомощности и восхищения, которое она испытывала, когда ураган спускался с вершин Маунт-Снейфелл.

Отчаянно пытаясь сохранить хоть остатки разума, она толкнула его в грудь.

– Мне не следует идти с тобой, – еле слышно проговорила она, понимая, что на самом деле у нее нет выбора. Страстные поцелуи и непристойное предложение, учитывая ее обстоятельства, не оправдывали отказа.

– В Италию? Или на Сент-Джеймс-сквер?

– Куда угодно, – прошептала она. Он был так красив и так смел; она не хотела, чтобы он останавливался. – Я боюсь тебя.

Его лицо посуровело, и в голосе появились резкие нотки.

– Не бойся – больше ты не получишь от меня поцелуев! Однако я буду настаивать на одном поздравительном легком поцелуе, когда ты выйдешь замуж за богатого джентльмена своей мечты.

Презрение сквозило в каждом его слове, прожигая дыры в ее сердце.

– Собери свои вещи, – приказал он. – Я отнесу твой сундук вниз и закажу экипаж.

Во время поездки его лицо напоминало маску, не выражающую никаких эмоций, дьявольский огонек в глазах потух. Лавиния скучала по его солнечной улыбке. Между ними, как будто разделяя их, стояла большая корзина для рыбы, в которой путешествовала Ксанта.

Она сожалела о том, что рассказала ему о своих планах выйти замуж по расчету. Теперь в неопределенности, возникшей после его поцелуев, это решение казалось ей неприличным. И все же ей хотелось ему доверять. Он не сможет ее возненавидеть, когда узнает обо всех обстоятельствах, когда она объяснит ему, что казна Кэшинов пуста, причем уже давно. И он, конечно, с ней согласится, что ее долг – спасти своего отца, сидящего в тюрьме Королевского суда.

Безжалостный и амбициозный первый лорд Баллакрейн разорил семью, добывая себе титул, и вынудил своего наследника жениться на дочери торговца. Второй граф, надменный и безжалостный диктатор, ненавидел жену за то, что она держала казну в своих руках. Она пережила его, и ее религиозный пыл и жажда власти привели к тому, что она стала тираном семьи. Спустя год после ее смерти она все еще продолжала править – из могилы. Ее последняя воля и завещание передавали большую часть ее состояния католическому благотворительному обществу, которое она основала, и она поставила жесткие условия, по которым ее внуки могли получить наследство. Керрон должен был построить церковь в честь Святой Девы. Китти получала наследство, только если бы ушла в монастырь. Лавинии не досталось ничего, кроме жемчужного браслета.

Ее дрожь усилилась, когда экипаж загрохотал по мостовой Сент-Джеймс-сквер. Когда лорд Гаррик помогал ей спуститься на землю, его прикосновение было холодным и равнодушным. Лакей провел их в холл, вымощенный мрамором. От блеска и роскоши у нее перехватило дыхание.

Рассматривая стены, обитые шелком, и мебель, покрытую позолотой, Лавиния поняла, что попала в мир утонченности, немыслимого богатства и изысканного вкуса. С разрешения лорда Гаррика она взяла свою любимицу из корзинки, а затем последовала за ним наверх по широкой мраморной лестнице. Он провел ее в залитую солнцем гостиную, и она увидела рыжеволосую леди с газетой в руках.

– Франческа, позволь тебе представить леди Лавинию Кэшин.

Миссис Рэдсток встала и сняла очки в золотой оправе.

– Рада познакомиться с вами, Лавиния, и я надеюсь, что мой кузен извинился перед вами за свое чудовищное поведение. Я не сомневалась в том, что он вас найдет и приведет сюда, поэтому комната уже приготовлена.

Лавиния держала кошку и поэтому не могла пожать протянутую руку. Ей лишь удалось неловко склониться в реверансе.

Леди погладила Ксанту по голове.

– А это кто у нас? Два гостя – чудесно! Гарри, займись делом – отнеси кошку на кухню и налей ей молока.

– Она пойдет ко мне? – спросил он Лавинию.

– Не знаю. – Она была удивлена и не слишком-то обрадовалась, когда Ксанта охотно позволила ему взять себя на руки. Точно так же, как поступила и она сама, подумала она с ужасом.

Хозяйка проводила ее в просторную комнату, на окнах которой висели легкие ситцевые занавески. В комнате были светло-алые кресла и китайская ширма с шелковыми панелями, украшенными вышивкой. Кровать розового дерева с балдахином – четвертая кровать Лавинии с момента приезда в Лондон – обещала стать самой удобной.

– Я рада компании. Мой муж уехал в Неаполь с дипломатическим поручением – Гарри, возможно, объяснил вам это?

Он не объяснил. Он был слишком занят – мучил ее поцелуями и двусмысленными предложениями.

Ее расстроило то, что она увидела в зеркале. Ее волосы были растрепаны, несколько выбившихся прядей нависали надо лбом. На щеке была полоска сажи, а на темном платье была заметна белая шерсть Ксанты.

– Я пришлю Селесту с водой для мытья, – сказала миссис Рэдсток с понимающей улыбкой. – И Альфред скоро принесет ваш сундук. Когда будете готовы, присоединяйтесь к нам с Гарри, мы выпьем за ваш приезд.

Лавиния почувствовала себя обманщицей. Эта на редкость гостеприимная женщина может проявить к ней участие, но она никогда не согласится опекать дочь должника. Озабоченность из-за необходимости обманывать ее переросла в панику, когда она узнала, что лорд Гаррик тоже живет в этом доме. Ее опять одурачили!

Он опасен, он – потенциальная угроза ее кампании по спасению семьи. Каждый раз, когда его руки обнимали ее, когда его губы касались ее губ, она чувствовала себя свободной – так же как и тогда, когда гуляла по скалистым берегам и вересковым холмам своего острова. Сегодня она почувствовала себя диким зверьком, а не хладнокровной аристократкой, какой воспитала ее семья.

Потому что она ищет финансовой стабильности, а не романтики. Ей нужен человек, надежный и честный, который бы захотел на ней жениться.

 

Глава 5

В начале дня греческая кофейня становилась одним из самых оживленных мест. Дэниел Уэбб, не сумев привлечь внимание замученного официанта, высматривал знакомых среди посетителей. Его любопытный взгляд скользил мимо взъерошенных ученых и скромных писцов и задержался на компании адвокатов из Среднего Тампля. Все были одеты в черные мантии. На всех были белые парики с аккуратными буклями по бокам и косицами сзади.

Никто из них, подумал он с горечью, не снизойдет до того, чтобы взять его бумаги. Отсутствие знакомств вынуждало его искать помощи у молодых, малоизвестных адвокатов, чьи услуги стоили дешево.

Официант прошел мимо него, не останавливаясь, к столу, за которым сидели адвокаты, и почтительно осведомился:

– Еще что-нибудь желаете, ваша честь?

Уэбб, слишком гордый, чтобы сидеть и ждать, вышел из кофейни. Он пришел сюда не за пищей, а за судебными сплетнями.

Путь в контору проходил по Стрэнду мимо лавки, в которой продавались парики для адвокатов. Увидев парики, выставленные в витрине, он снова подумал о том, как несправедлива жизнь. Если бы его родители были благородного происхождения, сейчас он мог бы стать адвокатом – возможно, даже судьей. Но он был выходцем из низов, а таких в его среде не замечали. К тому же он был слишком беден и не мог позволить себе получить образование. Он никогда не получит заветный парик и шелковую мантию.

Однако, став поверенным, он добился гораздо большего, чем можно было ожидать от сына актера. Его отец умер молодым. Мать не добилась успеха на сцене. В детстве Дэниел помогал им, как мог, чистя карманы на ярмарке Бартоломью. Обнаружив, что его обошли при дележе добычи, он отомстил своему обидчику и перекупщику и донес на них. Обоих судили, приговорили и сослали на каторгу. И вот тогда-то его поразили сила и эффективность закона.

В конце концов, его матери улыбнулась удача. Ее пригласил королевский театр «Друри-Лейн», и вскоре она обзавелась щедрым и влиятельным покровителем, который обеспечил ее, дал ей крышу над головой и устроил юного Дэниела в знаменитую школу «синих курток».

Рядом с его конторой на Стенхоп-стрит стоял новоиспеченный поверенный, который показал, на что он способен, в недавнем уголовном деле. Шоу был именно тем человеком, кто был ему нужен.

– Какая удача, что ты здесь! – воскликнул он, покровительственно улыбаясь молодому человеку.

– Отдай свои бумаги кому-нибудь еще, – отрезал Шоу. – Я слишком часто пачкал руки твоей грязной работой, Уэбб. Кроме того, ты мне задолжал.

– Но ведь тебе заплатили!

От гнева Шоу на мгновение лишился дара речи.

– Ты обещал мне премию, если присяжные оправдают твоего клиента. Что они и сделали, хотя он и не заслужил этого.

– Разве? У них не было улик. Прокурор не смог представить ни одного свидетеля, заслуживающего доверия. И наш плут лгал очень убедительно; в Олд-Бейли он устроил настоящий спектакль.

– Полагаю, ты еще не убедил своего достопочтенного лжесвидетеля поделиться своей нечестной прибылью? Сколько времени потребуется, чтобы переплавить такую массу предметов из чистого серебра с гербом владельца на них? Кража – это преступление, Уэбб. Четырнадцать лет в Новом Южном Уэльсе помогли бы ему понять, что хорошо, а что – плохо.

Уэбб посмотрел сверху вниз на молодого сердитого парня. Он вынул кошелек и, достав оттуда пятифунтовую банкноту, протянул ее Шоу.

– Заходи внутрь и внимательно слушай. У меня есть что тебе рассказать. Весьма интригующий случай – дворянин, арестованный за долги.

– Ты сам привел бейлифов к его дому, как и в деле Димсуорти? – спросил Шоу презрительно.

– Давай не будем больше говорить об этом.

– Пусть лучше у меня вообще не будет дел, нежели я возьму еще хоть одно твое дело.

– Если ты откажешься помочь мне в деле Баллакрейна, больше не получишь от меня ни пенни, – твердо произнес Уэбб.

Шоу, напуганный такой угрозой, поплелся за ним к двери. Бронзовый молоток и прямоугольная табличка с именем Уэбба нуждались в полировке, и Уэбб пообещал задать своей экономке хорошую взбучку.

Его контора, расположенная на нижнем этаже беспорядочно выстроенного дома, состояла из маленького офиса, библиотеки и убогой гостиной для приема клиентов. Жилые помещения Уэбба находились на втором этаже. Он сдавал одно крыло дома актерам театра, которые регулярно жаловались на разбитые стекла, осыпающуюся штукатурку и чадящие камины. Его клерк жил здесь, и здесь же жила кухарка, она же – экономка. Он не мог угадать, где сейчас находится первый, но вторая в этот час совершала ежедневное паломничество на рынок Клэр-маркет.

Он очень хотел обзавестись более престижным и впечатляющим адресом, предпочтительно в окрестностях Вестминстер-Холла. Этот дом он считал препятствием в своей карьере, несмотря на близость уголовного суда в Олд-Бейли и «Судебных иннов», где собирались адвокаты и барристеры высшего ранга.

Он стал искать бумаги, относящиеся к лорду Баллакрейну, среди других бумаг на столе. Наконец он их нашел и протянул Шоу. Его коллега хмуро просмотрел документы и задал несколько вопросов.

Уэбб, у которого в это время не было срочных дел, усердно разбирал горы бумаг, пока шаркающие шаги в коридоре не возвестили о возвращении клерка.

– Уилл! – зарычал он.

В комнату неторопливо вошел молодой человек – в одной руке он держал перочинный нож, в другой – письмо.

– Чей-то слуга принес его. Оно для этого парня, Баллакрейна. – Он небрежно бросил конверт на стол и стал чистить свои выпирающие зубы кончиком ножа.

– Где ты был, черт побери?

– В таверне, – пробормотал Уилл.

– Ты не должен уходить без моего разрешения!

– Вас не было, и я не мог отпроситься.

Из этого мошенника получится хороший поверенный, признал Уэбб, если только он не будет лениться.

– Забери это, – приказал он, толкнув стопку бумаг к нему по столу. – Я уже разложил их по именам клиентов. Начинай составлять просьбы об оплате.

Уэбб подождал, пока Уилл уйдет, а потом осторожно поддел кружок красного воска и развернул пергамент. Заголовок его поразил: когда это леди Лавиния Кэшин успела переехать с Черинг-Кросс на Сент-Джеймс-сквер? Она провинциалка, к тому же недостаточно умна для того, чтобы так быстро утвердиться среди лондонской знати. Ее хозяйкой и компаньонкой была некая миссис Рэдсток, жена дипломата и кузина герцога Холфорда.

Армитидж из Лэнгтри. Уэбб отлично знал, что герцог был старшим сыном давнего покровителя его матери.

Просматривая абзац за абзацем, он обнаружил, что леди Лавиния в субботу посетит вечерний концерт в Ганновер-сквер. Он задержался на описании ее одежды и драгоценностей, которые она собиралась надеть, после чего сложил письмо. Он нашел палочку красного воска, поднес ее к пламени свечи и снова запечатал письмо. Никто не смог бы сказать, что письмо открывали.

– Уилл! – снова крикнул он. – Ты мне нужен!

– Вот и все. – Горничная-француженка выпустила длинный черный локон и намотала его на палец. – Новый костюм так идет вам, мисс. Ах, как вам повезло – у вас замечательная фигура.

Лавиния хотела попудрить волосы, но тут Фрэнсис Рэдсток впервые мягко ей возразила. То, что Лавиния увидела в зеркале, компенсировало ее разочарование. Селеста взбила и начесала короткие локоны, собранные на висках, придав им модную пышность. Рубины в гребнях вспыхивали в свете свечей и добавляли блеска ее лифу из кремового атласа. Она коснулась одной из кружевных бабочек, пришитых к тонкой верхней юбке бального платья.

Она вставила рубиновые сережки в мочки ушей и потянулась за фамильным ожерельем, когда в комнату вошла ее компаньонка. Фрэнсис была завита и напудрена, на ее запястьях сверкали изумрудные браслеты.

– Гарри уже в нетерпении.

– Я готова, – ответила Лавиния, застегивая ожерелье. По пути к двери она остановилась у скамьи, на которой лежала Ксанта.

Она пощекотала пушистый подбородок кошки.

– Лентяйка, она будет спать здесь до моего возвращения.

Лорд Гаррик ждал их в холле – он был одет в черное, шея закрыта снежно-белым галстуком, на груди – кружевное жабо. Его волосы тоже были напудрены. Белизна его волос, поверх которых красовалась шляпа, делала его глаза более темными и глубокими.

Лавиния осторожно спустилась по витой лестнице, ей было непривычно ходить в узких туфлях и на тонких каблуках. Как он будет потешаться над ней, если она рухнет кулем у его ног!

– Я должен сказать, что вы солгали нам, леди Лавиния. Невозможно поверить, что вы прибыли с крошечного острова, а не от европейского двора.

– Ты не должен флиртовать с ней, Гарри, – укорила его Фрэнсис с улыбкой.

Лавиния приняла его протянутую руку, и он вывел ее из дома. Лампы, прикрепленные к карете, золотистым светом освещали его хмурое лицо.

Цоканье подков и лязг колес с железными обручами мешали разговору, однако Фрэнсис кивнула на церковь и произнесла:

– Церковь Святого Георга самая модная в Лондоне. В день моей свадьбы толпы собирались на обеих сторонах улицы, чтобы посмотреть на процессию экипажей.

Лавиния наклонилась вперед, чтобы изучить силуэт церкви, и представила, как она сама, невеста богатого человека, проходит под портиком с колоннами. Она опустилась на бархатные подушки, избегая сардонического взгляда лорда Гаррика.

Концертный зал располагался на восточной стороне Ганновер-сквер. Он был заполнен представителями высшего общества. На Лавинию произвели впечатление парчовые куртки и атласные брюки джентльменов и роскошные платья леди. Головы мужчин и женщин были белыми – все были напудрены или в париках. Она обвиняюще посмотрела на свою компаньонку.

– Иногда бывает полезно бросаться в глаза, – тихо ответила Фрэнсис.

Удручающее сознание того, что она не та, кем хочет казаться, лишало ее уверенности. Пусть у нее были все внешние атрибуты аристократки – дорогая одежда, фамильные драгоценности, – в этой компании она чувствовала себя чужой.

– Музыканты еще настраивают инструменты, поэтому у нас есть время пообщаться с гостями, – со знанием дела заявила Фрэнсис. – Сегодня не будет королевских особ, но ты скоро их увидишь. Позволь, я представлю тебя своим друзьям – ты будешь чувствовать себя более комфортно, когда сможешь связывать лица и имена. А вот тот, кого я знаю довольно хорошо, – маркиз Ньюболд.

Маркиз был даже выше лорда Гаррика Армитиджа. Склонившись над ее рукой в перчатке, он выразил надежду на то, что ей понравится музыка.

– Когда герр Гайдн жил в Лондоне, Ньюболд был одним из его покровителей, – пояснила Фрэнсис. – Но он слишком скромен, чтобы говорить об этом.

– Для меня честь быть знакомым с ним, – ответил маркиз, – и я никогда не пропускал его концертов. На каком инструменте играете вы, леди Лавиния?

– Ни на каком, – призналась она честно. – Но мне нравится петь под аккомпанемент моей сестры или без него.

– Она отлично танцует, – добавила Фрэнсис. – Я пригласила француза, чтобы показать ей все модные па, и он был очень впечатлен ее способностями.

Во время концерта страхи Лавинии показаться неуклюжей или сказать глупость поутихли. Но она не смогла наслаждаться симфонией немецкого композитора, так как постоянно сравнивала роскошь, окружающую ее, с нищетой тюрьмы.

Ради отца она должна подражать внешнему виду и манерам всех этих лордов и леди, как дрозд подражает песням других птиц. И как дрозд, она искала самую блестящую, самую сочную ягоду на ветке, то есть самого богатого мужа, которого она сможет добыть.

Ее отец назвал именами птиц всех своих детей. Керрон, зоркий и умный, как сокол, был Ширра. Нежная Китти, похожая на пеночку, стала Дрин. Где-то в замке Кэшин висела акварель, изображающая всех этих птиц на крепостной стене. Лавиния хотела бы, чтобы эта картина была с ней здесь, в Англии, – как напоминание о тех, кому пойдет на пользу ее брак.

После нескольких попыток Гаррику удалось загнать в угол леди Эвердон.

– Монсеньор, мой муж хотел бы, чтобы я держалась от вас подальше, – проговорила она нервно.

– Но его здесь нет, и он не может возражать, не так ли? Я надеялся снова увидеть вас обоих – к сожалению, наша беседа в театре «Ковент-Гарден» была слишком короткой.

– Он проводит вечера в клубе – правда, он не играет там. Он отказался от этой забавы, боясь потерять приданое наших дочерей.

– Я и не предполагал, что он настолько заботливый отец. Со мной он такт не был, – сухо прокомментировал Гаррик.

– Что вы хотите от него? – испуганно спросила она.

– Всего лишь проверить его знаменитый талант к карточной игре. Мне неинтересен денежный выигрыш. Мы можем играть на фишки, на булавки, на пуговицы.

– Вернуться к прошлым привычкам, даже на один вечер – о нет, никогда! Он больше не желает вас видеть.

– Но мы с вами знаем другое. Не правда ли?

Она с ужасом уставилась на него:

– Вы ошибаетесь. – Она повернулась и быстро пошла прочь; ее каблуки стучали по паркетному полу.

Сплетники, предположил Гаррик, наверняка заметили его унижение. Весь вечер люди смотрели на него, как будто предлагая ему подойти к ним, но отстранялись, когда он проходил мимо.

К нему подошел его единственный друг, Оливер Парфитт.

– Чертовски скучная вечеринка. Думаю, пора сматываться, – проворчал он.

– Моллюск, в каком клубе я скорее всего найду лорда Эвердона?

– В клубе «Уайте», это почти точно. Зачем он тебе? Зловещий, мрачный тип – ни капли юмора.

– Хочешь присоединиться ко мне, или тебя ждет белокурая вдова?

Пухлые щеки Моллюска растянулись в ухмылке:

– Дженни нужна спокойная ночь – для разнообразия. Я иду с тобой, Гарри.

Фрэнсис любезно приняла извинения и продолжила разговор с лордом Ньюболдом.

Лавиния подняла свое ангельское личико и удивила его своим сочувствием.

– Я не удивляюсь, что вы уходите. Все неприлично грубы с вами, кроме мистера Парфитта и той француженки. И та леди в синем все время посматривает в вашу сторону, как будто хочет с вами поговорить.

– Только потому, что она жаждет узнать новости о моем брате, – проворчал Гаррик. – Прошлой зимой она родила от него дочь. Ее муж не знает об этом, он уверен, что это его ребенок. Это шокирует вас, да? Зато Фрэнсис – идеал супружеской верности. Возможно, она не сообщила вам, что многие жены заводят любовника после того, как произвели на свет наследника. Я советую вам выучить все правила, прежде чем начинать свою игру, дорогая.

Ее глаза были бездонными колодцами, полными укора.

– Я бы никогда...

– Вы не можете быть уверены в этом. Пока ваши желания еще спят. Но я предрекаю, что однажды они вырвутся наружу и растекутся, как лава из великого вулкана в Неаполе.

– Так ты идешь, Гарри? – позвал его Моллюск.

На полпути Гаррик обернулся и посмотрел на Лавинию. Бедная девочка, теперь лорд Ньюболд ее уболтает. Уильям Шандос на редкость скучен – он вечно бубнит о музыке. Может, Лавиния – маленькая интриганка, но она не заслуживает такого занудного партнера, как этот чопорный, педантичный граф. Она слишком самостоятельна, чтобы заинтересоваться таким человеком – и не важно, насколько он богат.

 

Глава 6

Ни один из тех, кого обнаружил Гаррик в клубе «Уайте» на Сент-Джеймс-стрит, не был известным политическим или светским персонажем. Большая часть лордов и крупных землевладельцев, освобожденная от своих обязанностей на время парламентских каникул, покинула столицу.

Они с Моллюском прошли на верхний этаж, по дороге остановившись на лестничной площадке, чтобы оглядеть себя в зеркале, вставленном в золотую оправу, и поправить галстуки. Портреты настоящих и прошлых членов клуба украшали стены, и Гаррик бросил злобный взгляд на портрет покойного герцога Холфорда. На герцоге была мантия, отороченная мехом горностая, которую он надевал на церемонию коронации короля. Художник не смог смягчить или вообще убрать надменность, которая была так хорошо знакома Гаррику. Герцог не считал полотно Рейнольдса достаточно лестным для себя. Тщеславный человек, он быстро избавлялся от того, что его не удовлетворяло – дорогостоящего предмета искусства или легкомысленного сына.

Пройдя в комнату для игры в карты, они обнаружили несколько пожилых игроков в вист, которые сидели за столом, покрытым зеленым сукном. В стороне молодая компания была увлечена более живой и шумной игрой в кости, и каждый их бросок молодежь встречала стонами разочарования или торжествующими криками. Гаррик не одобрял их шумного поведения и выбора игры, которая зависела исключительно от удачи. Он предпочитал пикет или казино, где требовался искусный выбор карт, осторожность и умение сделать правильный ход.

– Опять двойка! – взвыл один неудачник, стукнув ладонью по лбу. – Черт бы побрал эти проклятые кости! Мне это не нравится.

Игроки вызвали раздражение и у Моллюска.

– Вот дурни. – Он махнул слуге и крикнул: – Новую колоду сюда! – Заплатив за колоду, он предложил Гаррику найти комнату потише для цивилизованной игры в винт, и они перебрались в маленькую библиотеку, где пахло старой кожей, свежей полировкой и табаком.

У камина, покуривая трубку, сидел лорд Эвердон. Они с Гарриком обменялись взглядами, но не поздоровались. Казалось, барон не обратил особого внимания на его появление.

– Продолжай, Эвердон, – поторопил лорда один из его собеседников. – Объясни, почему ты так привязан к нашему врагу, чьи граждане казнили своего короля и королеву?

– Быть может, я англичанин по рождению, – устало ответил лорд Эвердон, – но Франция – моя вторая родина. Если бы кто-нибудь из вас видел мой дом в Вандее, он бы понял мою печаль от расставания с Францией. Я радуюсь, узнав о том, сколько революционеров стали жертвами своей гнусной машины. Из двадцати одного человека, недавно гильотинированного в Париже, семнадцать голосовали за убийство своего короля!

Парфитт присоединился к разговору:

– Разве Луи не заслужил такой судьбы? Он разорил казну Франции, чтобы купить бриллианты для жены-австрийки.

Полный джентльмен, развалившийся на софе, резко поднялся с места.

– Это клуб тори, Парфитт. Если тебе нравятся якобинцы, перейди на другую сторону улицы, в клуб «Брукс». Там ты найдешь Чарлза Фокса и его последователей-радикалов.

– Вы, сэр, случайно, имеете в виду не дело о бриллиантовом ожерелье? – мрачно спросил Эвердон. – Эта негодяйка мадам де ла Мотт дала на суде ложные показания. Я клянусь вам, что ни король, ни королева им не владели. Месье Бомер, королевский ювелир, хотел получить за него один миллион шестьсот тысяч ливров, но ни один европейский двор не мог столько заплатить. Шестьсот сорок семь камней пошло на изготовление подвесок, некоторые из них были размером с яйцо куропатки. Великая катастрофа!

– Послушай, Гарри, разве не твой дядя купил эту вещь?

Вопрос Моллюска сделал Гаррика центром внимания.

– Не совсем так, – неохотно ответил он. – Мошенники разобрали ожерелье на части и продали лучшие камни нескольким лондонским ювелирам. Дядя Барди купил у Сиберри дюжину камней для тети Анны.

Гаррик смотрел, как Эвердон кладет трубку на каминную полку. Ему показалось, что он видит в кривом зеркале постаревшую версию себя самого. Жесткие, враждебные глаза барона совпадали с его глазами по форме и цвету, он узнавал структуру черепа и длинный, раздвоенный подбородок. Такое лицо трудно брить, он очень хорошо знал это – слишком много углов и впадин.

Неужели никто не замечает сходства, которое так бросалось в глаза? Внешне, если исключить темперамент, он очень походил на своего отца.

Разозлившись, он обратился к человеку, который его породил:

– Когда Моллюск и я закончим эту игру, лорд Эвердон, я бы хотел проверить ваше легендарное умение. Винт, казино или пикет – на ваш выбор.

Барон вскочил с кресла и холодно процедил:

– Я больше не играю, а когда играл, то старался избегать таких шулеров, как вы. – Он обвел взглядом компанию: – Джентльмены, я предлагаю исключить имя Гаррика Армитиджа из списка членов нашего клуба. У нас клуб джентльменов, а не игорный притон.

– Сильно сказано, Эвердон, – усмехнулся Моллюск. – Профессионалам не запрещается быть членами клуба. Клуб закрыт только для мошенников. А Гаррик, уверяю вас, – не мошенник! – Взгляд круглых глаз перебегал с одного лица на другое, будто призывал их всех оспорить его утверждение.

– Армитиджа никогда не обвиняли в нечестности, – признал высокий человек, растянувшийся на софе. – Во всяком случае, не в карточной игре. Однако его поведение с наследницей Холси...

– Я не знал, – бесстрастно заметил Гаррик, – что мои личные дела касаются клуба.

– Это твоя вина! – рявкнул Эвердон.

– Осторожнее, милорд, – предупредил Гаррик. – Если мои прошлые проступки являются основанием для исключения, то же самое должно относиться и к вам.

Морщинистое, серое лицо барона было ужасно, его худое тело дрожало от гнева.

– Прочь с глаз моих! – вскричал он. В его голосе звучала ненависть. – Пошлите за привратником – я хочу, чтобы этого негодяя выбросили на улицу! Член клуба или нет, он не останется, пока я здесь!

Эвердона окружили его приятели, они умоляли его смягчиться, пытались успокоить его.

Гаррик вышел из комнаты, кипя от гнева.

– Тебе нужно было остаться, – пробурчал Моллюск. – Никто не может выставить тебя из твоего же клуба!

– Что я должен был делать? – пожал плечами Гаррик, пока они спускались по лестнице. – Вызвать его на дуэль?

– Ты вправе требовать удовлетворения. Он поставил под сомнение твою честь.

– Он мне в отцы годится.

– Он сумасшедший! И лицемер к тому же, даже если только половина того, что о нем рассказывают, – правда.

– Подозреваю, что все – правда, – вздохнул Гаррик.

И в Англии и за границей он слышал истории об огромных ставках Эвердона за игровым столом, о его интригах, оргиях при королевских дворах разных стран, о дуэлях с обманутыми мужьями. В Париже влюбленная до безумия мать Гаррика поддалась коварному обаянию лорда; он легко соблазнил ее, а потом бросил.

Они были прочно связаны друг с другом – он и бесчестный барон, в них текла одна кровь и связывал один секрет. Оба ли они владели талантом к карточной игре, это ему еще предстояло выяснить.

– Нам нужно найти игру в фараон, – предложил Моллюск. – Я знаю место на Кинг-стрит, напротив «Комнат Уиллиса».

– Притон?

Его друг пожал плечами.

– Игра достаточно честная – для тех, кто сумеет разгадать всякие приемы и уловки. Но мне жаль молодых голубков, которые приехали в Лондон из деревни и сразу попали в переплет.

Заведение, в которое привел его Моллюск, соответствовало его ожиданиям, а они не были очень высокими. Полная противоположность клубу «Уайте», подумал Гаррик, входя в захудалый салон. В подсвечниках не хватало свечей; ковер был грязный и местами прожженный. На хозяйке, женщине средних лет, было слишком много румян и слишком мало нижнего белья – алые подвязки виднелись сквозь прозрачную муслиновую юбку. У нее были маленькие глазки – как черные мушки, которыми она закрывала шрамы, оставленные оспой. Ее банкомет выглядел хитрым и жадным. Их клиентура состояла из самых отчаявшихся и закаленных игроков. И все же здесь он чувствовал себя свободнее, чем в почтенном, привилегированном клубе на Сент-Джеймс-стрит.

Гаррик и Моллюск прошли прямо к столу, за которым играли в фараон, и каждый принял подачу из тринадцати карт и четыре карты – для предстоящих ставок. Банкомет пересчитал карты, перетасовал колоду и дал Гаррику снять. Он показал нижнюю карту игроку, положил ее на стол лицом вверх и объявил ставку.

– Джентльмены, делайте ваши ставки.

Гаррик наблюдал сквозь полуприкрытые веки, как карты по одной снимались с верха колоды. Банкомет называл каждую, прежде чем положить ее направо или налево. По окончании каждой игры он либо получал деньги, либо толкал столбики гиней по зеленому сукну удачливому игроку. Крупье бродил поблизости, наблюдая за лицами и руками игроков, чтобы они не жульничали.

Гаррик знал, что у него есть, шанс сорвать банк на первой же ставке; позже шансы будут на стороне банка. В начале игры он ставил много. После того как банкомет сдал половину колоды, он почувствовал, что опережает банк в расчетах и может рискнуть еще. Он вышел из-за стола, став богаче на двести гиней. Не плохо – и даже, пожалуй, хорошо.

Он направился в соседнюю комнату, чтобы поужинать, и слуга поставил перед ним выщербленную тарелку. Выбор блюд, мягко говоря, был посредственным. Привыкнув к роскоши европейских казино и элегантности салона леди Бекингемшир на Сент-Джеймс-сквер, он не смог удержаться от критики.

Если бы этот игорный дом принадлежал ему, он бы переделал его целиком – от мансарды до винного погреба. Портьеры и ковры могут украшать зал, но при этом не обязательно покупать дорогие. Здесь нужны яркие канделябры и торшеры со свечами: чем темнее в зале, тем сомнительнее честность персонала. У него была бы комната для бильярда – сейчас он в моде. Может, было бы разумно отвести отдельный салон исключительно для рулетки и игры в кости, чтобы игроков в карты не отвлекал постоянный грохот костей и шарика, бесконечно крутящегося на колесе. И конечно, у него была бы игра в фараон, потому что это принесло бы значительную прибыль.

Исключительно в качестве упражнения для ума он рассчитал вероятную стоимость своего гипотетического предприятия. Тысячи фунтов хватит, чтобы внести плату за аренду и ремонт скромного дома в окрестностях Сент-Джеймс-сквер и заплатить за первый квартал слугам и повару, а также за два приличных ужина между полуночью и утром. У его дилера была бы доля от доходов, и он позволил бы крупье оставлять себе деньги от продажи колод в качестве чаевых.

Все больше увлекаясь этим планом, он обдумал возможные источники финансирования. Он никогда не брал денег в долг, и ему не нужны компаньоны. Он решил, что гораздо логичнее получить деньги на финансирование этого предприятия – это выиграть тысячу фунтов у собратьев-игроков и будущих клиентов.

Он нашел Моллюска, чье розовое лицо сияло от избытка портвейна, и объявил:

– Я собираюсь открыть собственный игорный дом.

– Ты пьян? – недоверчиво спросил его друг.

– Я никогда не пью крепкие напитки, когда играю. Кто лучше меня подходит для управления заведением подобного рода?

– Никто, – уверенно ответил Моллюск. – Но тогда ты не сможешь восстановить свою репутацию, и твоему брату это не понравится.

– Мне наплевать на мнение Эдварда. И я не против скандала – он обеспечит мне успех, – засмеялся Гаррик. – Вспомни о леди Бекингемшир, соседке моей кузины. Каждую неделю в газетах появляются непристойные статьи о ее доме – его считают логовом порока, и это делает его еще более популярным. Там бывают все, даже принц Уэльский!

Он так страстно хотел отомстить Эвердону, что сделал бы все, чтобы раздуть пламя сплетен. Что может быть лучше, чем погрузиться в бесчестье, подражая скандальной известности своего отца? Возмущению барона не будет предела, когда он узнает, что его незаконнорожденный сын работает и живет в игорном доме! И чтобы добить его окончательно, Гаррик публично объявит об их родстве!

Деньги! Он должен найти их, и быстро. Исполненный решимости, он вернулся к столу, за которым играли в фараон.

Усталая, с ноющей спиной от необходимости поддерживать идеальную осанку в течение нескольких часов, Лавиния прижала спину к мягкой бархатной подушке сиденья кареты. Она стащила облегающие лайковые перчатки и поведала компаньонке о своей мечте – снять тесные атласные туфельки.

– Мы скоро будем дома, – утешила ее Фрэнсис. Подавив зевоту, она добавила: – Я засну, если Джон не поедет быстрее. Я не понимаю, как Гарри удается сохранять бодрость чуть не до утра. Пить, играть в карты и... и все остальное.

– Почему столько людей его избегают? – задала Лавиния мучивший ее вопрос.

– Потому что он расторг помолвку, а джентльменам делать это не полагается – особенно если его репутация уже и так поставлена под сомнение.

– У него должна быть причина, – настаивала Лавиния.

– Вполне вероятно, хотя он никогда не объяснял ее мне. Мой кузен идет на поводу у своих капризов и, боюсь, редко обдумывает возможные последствия своих поступков.

В конце Суоллоу-стрит кучер резко повернул на Пиккадилли – слишком резко, отчего экипаж подпрыгнул на обочине, встряхнув пассажиров. Внезапно он остановился.

– Ударь его еще раз, сильнее! – закричал кто-то. – Выруби мерзавца!

Фрэнсис прижалась лицом к окну.

– Разбойники!

Стекло со стороны Лавинии разлетелось вдребезги, осыпав ее градом осколков. Жирное грязное лицо заполнило собой оконный проем.

– Что вы сделали с моим кучером? – спросила Фрэнсис.

– Мой приятель уложил его спать. И если вы обе не отдадите мне свои камушки тихо и по-хорошему, я проделаю то же и с вами.

 

Глава 7

Фрэнсис стащила браслеты с рук.

– Делай так, как он говорит, – посоветовала она Лавинии и молча протянула их грабителю. Он кивнул и бросил изумруды в карман своей куртки.

С огромным сожалением Лавиния расстегнула рубиновое ожерелье. Прежде чем она успела его отдать, испуганные лошади рванулись вперед, и карета дернулась.

– Держи их, тупица! – закричал бандит.

– Именно это я и пытаюсь сделать. – За этим страдальческим криком последовали ругательства и цоканье копыт лошадей.

Пока внимание грабителя было отвлечено, Лавиния затолкала свое сокровище в щель между спинкой и сиденьем.

Он повернулся к Лавинии и нахмурился:

– Быстрей, мы не можем торчать здесь всю ночь! – Она положила сережку в его открытую ладонь, и он сказал одобрительно: – Вот хорошая девочка. Теперь другую. И эти цветные побрякушки у тебя в волосах.

Торопясь, она выронила гребень, инкрустированный рубинами, и он упал ей на колени. Острые железные зубцы были как маленькие лезвия. Она схватила гребень и воткнула его в протянутую руку грабителя. Его удивленный вздох перешел в вой боли – а она вонзала свое оружие все глубже и глубже.

– Сука, ты заплатишь за это!

Одним рывком он распахнул дверь кареты и вытащил ее наружу. Она увидела, что кучер лежит в канаве без сознания.

Сжав кулаки, она стала лупить своего похитителя, а потом нанесла ему жестокий удар в коленную чашечку острым каблуком своей туфельки. Чертыхаясь, он оттолкнул ее к карете. Она ударилась спиной о заднее колесо и закричала от боли.

– Заткнись, черт возьми! – зарычал он, его лицо перекосилось от ярости. Раненая рука сомкнулась на ее шее, и Лавиния почувствовала липкую влажность крови. – То ожерелье – куда оно делось?

Его отвлек сообщник – он соскочил с козел, размахивая шляпой кучера, расшитой золотом.

– Смотри – идет стража! Пора бежать, пока не поздно!

Грабитель так резко отпустил Лавинию, что ее ноги подогнулись. Она сложилась вдвое, пытаясь отдышаться, и увидела золото, блестящее между камнями мостовой, – это была ее сережка. Фрэнсис вылезла из кареты.

– Боже мой, что с тобой сделал этот негодяй? Посмотри, у тебя весь корсаж измазан кровью.

– Это его кровь, – выдохнула Лавиния.

К ним подбежал ночной сторож с фонарем в руке. Потрясенный видом окровавленного платья Лавинии, он попытался успокоить лошадей. Запинаясь, она рассказала о бандитах.

– Они украли что-нибудь ценное? – спросил он.

– Мои браслеты, – ответила Фрэнсис. Она достала флакон с нюхательной солью и поднесла к носу кучера.

Он пришел в себя и со стоном прошептал, что у него болит голова. В конце концов он сумел произнести несколько связных слов:

– Где моя шляпа? Ее забрали эти головорезы?

– У тебя будет другая, – заверила его Фрэнсис. – Ты можешь описать человека, который тебя ударил?

– Даже не видел его, – произнес он беспомощно. – Я только притормозил на повороте, как он подкрался сбоку, вскочил на козлы и ударил меня по голове дубинкой.

– Похоже, эти ребята вылезли из трущоб в Тотхилл-Филдс, – покачал головой сторож. – Там убогие притоны, полно грабителей, убийц и прочего отребья. Должно быть, они следили за вашим экипажем с Ганновер-сквер, мэм. Отвратительно! – заявил он, и его кустистые брови сдвинулись над мясистым носом. – Что нас ждет, ведь столько преступников, и так мало ночных дозоров! Если бы мне давали шиллинг каждый раз, когда кричат «Держи вора! «, я жил бы как богач до конца своих дней. Наступили опасные дни, леди, очень опасные.

Гаррик вернулся в дом кузины очень поздно и был удивлен, обнаружив, что она не спит. С ужасом он выслушал ее рассказ о бандитах.

– Лавиния защищала себя с помощью гребня для волос, а когда вор вытащил ее из кареты, она лягалась и кричала, как торговка рыбой с Биллингсгейт. Я не знаю, что стало бы с нами, если бы ночной сторож вовремя не явился к нам на помощь.

– Где она сейчас? – спросил он.

– В постели – спит, я надеюсь. Я заставила ее выпить теплого молока с капелькой опийной настойки. Я восхищаюсь ею – она была такой храброй, а потом стала тихой и очень спокойной. То есть пока мы не приехали домой. Я не могу сказать, отчего она плакала – из-за потери моих изумрудов или из-за испорченного платья. Селеста смыла кровь с ее шеи и растерла ей спину лосьоном. Боюсь, у нее останется большая ссадина на спине.

Гаррик подошел к погребцу и вытащил бутылку коньяка.

– Я был не прав, когда оставил вас одних.

– Ты не мог предвидеть того, что случилось. Думаю, мне следовало попросить Уильяма Шандоса нас сопровождать, но мне и в голову не приходило, что в этом может быть необходимость.

Гаррик потягивал коньяк, изучая усталое лицо кузины.

– Пока ты не вышла за Рэдстока, ты долго была объектом внимания лорда Ньюболда. Ты собираешься выдать замуж свою протеже за отвергнутого маркиза?

– Ну, сначала я думала о Холфорде – недолго. Но Маделина Фаулер, кажется, его последняя пассия, и я сомневаюсь, что он женится на ком-нибудь еще, даже на такой красавице, как Лавиния. Но кто знает, что из этого выйдет! Должно быть, само провидение привело Ньюболда в концертный зал. Ты не можешь отрицать выгоды этого брака. Его все уважают, он свободен от обязательств, его состояние огромно. А она станет достойной маркизой.

Перспектива была пугающей.

– Однако я действительно собираюсь использовать Холфорда – и Лэнгтри тоже. Сколько браков было устроено на семейных вечеринках! Если Лавиния и Уильям смогут встретиться в более спокойной обстановке, их знакомство вполне может перейти в привязанность.

– Освященный веками прием свахи, – хмыкнул Гаррик. – Бедный холостяк, изгой общества, весьма уязвим для нападения. Усыпив его внимание ложным чувством благодарности, охотница выйдет на охоту.

– Твои метафоры слишком кровожадны.

– На мне все еще остались шрамы после последней засады, – напомнил он кузине.

Гаррик поднялся в свою спальню, которую украшали сувениры, привезенные из дальних путешествий. На каминной полке куски застывшей лавы с экскурсии в Помпеи стояли в одном ряду с раковинами, которые он собрал на берегу Капри, и позолоченный венок, который прошлой зимой он носил на карнавале в Венеции. На столе лежали потрепанные экземпляры «Правил Хойла» («Правила карточных игр Хойла») и «Календаря скачек»; на скамейке стояла стопка журналов по коневодству и ветеринарии.

Вычесывая ненавистную пудру из волос, он костерил себя на чем свет стоит. Если бы он не умчался в «Уайте», Фрэнсис не потеряла бы свои изумруды, а он мог бы спасти Лавинию от нападения. Хотя он не был свидетелем происшедшего, он, как и его кузина, восхищался находчивостью и храбростью Лавинии – удивительными для девушки из богатой и знатной семьи. Он вспомнил другие случаи, когда Лавиния Кэшин его удивила – она пыталась заложить жемчужный браслет, собирала уголь на улице. Амбициозный контрабандист, купивший себе титул графа, гордился бы своей находчивой правнучкой.

На следующее утро его разбудил звон колоколов, созывавших прихожан на службу. Слуга принес таз с горячей водой для бритья, и Гаррик, неохотно покинув уютную постель, направился в гардеробную. Карло, не обладавший невозмутимостью слуги-англичанина, сообщил хозяину все сплетни, циркулирующие среди прислуги, пока обматывал льняное полотенце вокруг шеи хозяина и намыливал его щеки кисточкой.

– Бандиты напали на карету с леди! Это обычное дело в Риме или в Неаполе, но не в Лондоне, где на улицах стоят фонари и констебли дежурят на каждом углу.

Гаррик надел рубашку, которую ему дал Карло, и вытянул руки, чтобы слуга мог застегнуть рукава. Он завязал на шее галстук и заколол его булавкой.

Карло достал красно-коричневый жилет с костяными пуговицами, затем показал два сюртука.

– Который из них?

– Черный. Нет, коричневый. Да все равно.

Голодный и невыспавщийся, с больной головой, он поплелся в столовую. Лавиния стояла у окна. Ее локоны были расчесаны, и черные волосы струились по плечам и спине. Простое утреннее платье, разрисованное флоксами и незабудками, свободно спадало с плеч и расходилось спереди, открывая белую нижнюю юбку. Широкий синий шелковый пояс обхватывал узкую талию.

Ее глаза закрывались, взгляд был слегка бессмысленным от опиатов, которые она приняла вечером. Гаррик представил ее в его постели, сонной и приветливо ему улыбающейся. Ее улыбка слишком сильно на него действовала. Он хотел эту девушку с той минуты, как увидел ее на Корк-стрит, еще до того, как выяснил, зачем она приехала в Лондон. И хотя он знал, что она ищет богатого мужа, его желание не утихало.

Он укрылся за непрочным фасадом нейтралитета.

– Это вы звонили в колокольчик для прислуги? – спросил он.

Она кивнула.

– Лакей обещал принести шоколад и немного хлеба. Кажется, он меня боится.

– Слуги убеждены, что вы носите при себе стилет.

Ее бледные губы раскрылись, и волны тихого смеха растеклись по комнате. Она подошла к столу. На нем уже стоял сервиз для завтрака, украшенный дубовыми листьями и желудями. Гаррик выдвинул стул для нее, и она поблагодарила его одной из тех улыбок, которые разбивают сердца.

– Франческа говорит, что прошлой ночью вы вели себя очень храбро.

– Я очень испугалась, – призналась она.

Как всегда, ее прямота поражала – и подкупала безмерно.

Прибыл лакей с подносом еды, за ним пришел Селвин с шоколадом и поставил его перед Лавинией. Ее просьба о еде превратилась в целый ритуал. Гаррик заметил, что она поморщилась, передавая ему масленку.

– Вам больно?

– У меня еще остались шишки и ссадины при падении с Фаннага, моего пони. Когда мы прыгаем через ограды и ручьи, мне не всегда удается оставаться в седле.

– Вы когда-нибудь охотились?

Она с сожалением покачала головой:

– У нас на острове нет лис. Но зато я каждый день ездила верхом.

У Гаррика возникла интересная мысль – если он будет много времени проводить в ее обществе, то наверняка заметит ее главные недостатки: легкомыслие, жадность и расчетливость, и тогда сможет сбросить с себя ее чары. Думая так, он произнес:

– Я попрошу Франческу одолжить вам ее лошадь, и мы поедем кататься в Гайд-парк. Когда вы почувствуете себя лучше, – добавил он, вспомнив о том, что вчера ей здорово досталось.

– У меня нет подходящей одежды. Швея сняла с меня мерку для амазонки, но я так и не забрала ее. – Поставив чашку, она откровенно заявила: – Если счет будет больше десяти гиней, я не смогу заплатить. Это все, что у меня есть.

Гаррик вытаращил глаза.

– Почему люди, которым досталось богатство, не могут им управлять? Попросите поверенного вашего отца выдать вам содержание авансом.

– Это невозможно.

Он засмеялся, увидев ее смущение:

– Тогда отдайте те десять гиней мне, и я буду вашим банкиром. Ч го же касается костюма для верховой езды – не волнуйтесь об этом сейчас. Скажите портнихе, что вы заплатите в следующем квартале.

«Если бы все было так просто», – грустно подумала Лавиния. Она не может ему признаться, что не получает содержания и никогда не получала; она не могла опровергнуть его предположение о том, что происходит из богатой семьи. Она обнаружила, что можно обманывать, даже не говоря неправды.

Она так долго не видела отца, что ей очень захотелось вновь посетить тюрьму, но пока ей не удавалось ускользнуть от бдительной и заботливой компаньонки. Однажды в солнечный день она уговорила Фрэнсис позволить ей погулять по площади. Сделав один круг и начав второй, она обдумывала разные варианты. Если она отважится улизнуть в Саутуорк, то как она объяснит свое долгое отсутствие?

Она почти дошла до северной стороны площади, когда на углу Кинг-стрит появился Гаррик. Он помахал ей, и она перешла через улицу, чтобы встретить его у центрального фонтана, окруженного резным барьером. Белокурый локон выбился у него из-под шляпы, а незастегнутый сюртук перекосился под тяжестью содержимого кармана. Он посмотрел на нее; она заметила его покрасневшие глаза и щетину на щеках и подбородке.

– Вы выглядите ужасно, – сообщила ему Лавиния.

– Тяжелая ночь, – весело ответил он, – и удачная. – Он вынул пригоршню золотых монет из кармана сюртука. – Это ваши.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, не понимая, к чему он клонит.

– Прибыль от вложения вашего капитала. Я поставил ваши десять гиней в карточной игре и выиграл еще сорок. – Он торжествующе улыбнулся.

– Но вы могли потерять их! – Какой катастрофой это стало бы для нее, если бы он проиграл!

– О, вы мне не верите, – пожурил он ее. – Вот. – Он протянул ей еще монеты.

– Но они принадлежат вам, – возразила она. – Вы их выиграли.

– Для вас.

То, что было забавой для него, для нее было почти спасением. Хотя она не могла сказать ему всего, она все же ответила:

– Вы оказали мне огромную услугу, лорд Гаррик. Я не знаю, как благодарить вас и отплатить за помощь.

– Не стоит, – беззаботно отмахнулся он. – Теперь идите и заплатите портнихе, чтобы мы смогли вместе покататься в парке – завтра. Сегодня мне не хочется садиться на лошадь. Я отпраздновал выигрыш – выпил слишком много пунша Моллюска Парфитта, а это смертельная смесь. Не могу вспомнить, что было потом.

Лавиния не знала, на что решиться.

– Вашей кузине может не понравиться, если я одна отправлюсь в лавку мисс Фэллоуфилд.

– Бегите, дорогая. Я скажу Франческе, куда вы пошли и зачем.

Лавиния еще раз благодарно взглянула на него, а затем сделала так, как он посоветовал. На мэнкском диалекте, а затем по-английски она от всего сердца благословила лорда Гаррика Армитиджа и его необычайное везение в карточной игре.

 

Глава 8

– Я уже говорила с тюремщиком, – объяснила Лавиния отцу. – Я договорилась о твоем переводе в Стейт-Хаус.

– За два шиллинга шесть пенсов в неделю? Мне это не по карману.

С радостной улыбкой она вручила ему деньги, завернутые в носовой платок.

– Ты должна была оставить эти гинеи себе, Лонду, – проворчал он, разглядывая золото.

– Не беспокойся, у меня есть еще. Лорд Гаррик Армитидж, очень искусный игрок, поставил те десять, которые у меня были, – и выиграл.

Он испуганно нахмурился.

– Я не могу быть спокоен, зная, что ты обязана человеку, которого я не знаю.

– Я не обязана, – заявила она, прежде чем вернуться к волновавшей ее теме. – Ты можешь заплатить за то, чтобы пищу и вино тебе приносили из лавок за пределами тюрьмы, и за уголь.

Они замолчали, наблюдая за шумной игрой в кегли. Он кивнул кому-то из зрителей.

– Мои друзья, – объяснил он. – Человек в коричневой куртке – писатель; он дает нам почитать свои книги. Парень с трубкой раньше служил в армии. Мы встречаемся каждый день – во дворе, в таверне или в кофейне. Здесь я встретил людей самых разных профессий – обанкротившихся торговцев, служителей церкви, даже адвокатов.

Лавиния потянула его за рукав, показав на человека с резкими чертами лица, который смотрел на них с другой стороны двора.

– Кто он? Он знает мистера Уэбба, и я видела его в прошлый раз.

– Стоуни Боуз, величайший негодяй в нашей тюрьме. Когда его жена, графиня Стратмор, решила с ним развестись, он ее разыскал, похитил, изнасиловал и держал в погребе. Ей все же удалось с ним развестись, но судебные издержки его разорили, и сейчас он судится с ней, требуя платить за его содержание. Он живет в доме судебного исполнителя с женщиной, которую соблазнил, дочерью заключенного, – она родила ему несколько детей. Она и их потомство выглядят голодными, но Боуз без еды не остается.

– Мне не нравится то, как он на меня смотрит, – шепнула она.

– Если он попробует коснуться тебя своей грязной лапой, я его убью! – взревел ее отец.

– И тогда они отвезут тебя в тюрьму Ньюгейт, – предупредила она, – а она гораздо хуже этой.

Он проводил ее до тюремных ворот, где они встретили Дэниела Уэбба – он шел по своим делам. Лавиния рассказала им о приглашении провести Рождество в поместье герцога Холфорда в Оксфордшире. Отец спросил совета у своего поверенного, прежде чем дать согласие.

– Знакомство с Армитиджем может быть полезно, милорд, – сказал Уэбб. – А Лэнгтри – великолепное поместье.

– Тогда ты поедешь, Лонду, – решил он.

– Обещай мне, что ты будешь делать упражнения на свежем воздухе – если позволит погода. Приближается зима, тебе нужен фланелевый жилет – я могу сшить его, прежде чем уеду из города. Мистер Уэбб, вы отнесете ему жилет?

Поверенный кивнул:

– Принимая во внимание вспышку тифа в общем отделении тюрьмы, все ее обитатели должны заботиться о своем здоровье.

Тиф, размышляла Лавиния, проходя по тюремному дворику, опасная болезнь, почти всегда смертельная. Ее успокаивало то, что скоро ее отца переведут в Стейт-Хаус, где он будет находиться далеко от заразы.

Как обычно, приемная была переполнена, и у Лавинии заслезились глаза от резкого запаха немытых тел. Она стала искать свой платок и вспомнила, что отдала его вместе с гинеями.

– Уже уходите, мисс Кэшин?

Мистер Боуз неотступно следовал за ней. Чтобы скрыться от него, она попыталась проложить себе дорогу сквозь плотную стену тел. Люди ругались, а одна маленькая девочка с лицом» гоблина ущипнула ее за руку.

Догнав ее, преследователь протянул:

– Моей Джейни сейчас нет, и если ты поднимешься в мою комнату, я покажу тебе много красивых вещиц. Одна из них тебя особенно заинтересует. – Он положил руку себе на промежность.

Возмущенная его грубостью, Лавиния стала протискиваться к выходу.

– Ты вернешься! – Она услышала крик мистера Боуза, перекрывший шум. – И я буду ждать тебя здесь!

Гаррик решил пригласить Лавинию в Гайд-парк утром – и был рад этому. В более поздний час вокруг нее собралась бы толпа щеголей – так величественно она сидела в седле. К его огромному облегчению, дорожки огромного парка были пусты.

Оборки ее белой накрахмаленной манишки очаровательно вспенивались между лацканами красной куртки, которая была так заужена в талии, что Гаррик не мог понять, как Лавинии удается дышать. Длинная юбка, похожая на винную реку, спадала почти до земли.

– Перестаньте ерзать, – прошептал он, когда она в третий раз поправила свою шляпу с высокой тульей.

– Это глупое перо все время щекочет мне ухо. Удивительно, что здесь никого нет; воздух такой приятный и теплый для ноября. Мой день рождения обычно холодный и сырой.

Ему хотелось узнать ее возраст, но ни шутками, ни лестью он не мог заставить ее открыть эту тайну.

– Весной и летом здесь более оживленно. В сезон по дорожкам гуляют толпы людей, и проезжая часть бывает забита. Принц Уэльский глазеет на пышнотелых дам или принимает парады.

– Я не хочу смотреть на парады и даже на принца, – заявила она, – но я бы с удовольствием помчалась галопом и перепрыгнула через пару каменных оград. Степенная прогулка шагом не входит в мое представление об укрепляющем упражнении.

Черная с белым лошадь Гаррика, Ласточка, мотнула головой вверх и вниз, как будто соглашаясь с ней.

– Вы должны сдержать нетерпение, пока не окажетесь в Оксфордшире. Я возьму вас охотиться на лис, в это время года Эдвард со своими гончими охотится три раза в неделю.

Хотя он терпеть не мог проводить время в Лэнгтри, теперь он ждал этих рождественских празднеств с нетерпением. Ни один мужчина не может остаться святым рядом с веткой омелы.

Пегая и гнедая лошади дружно шли иноходью по грудам опавших листьев. Мужчина и женщина пробирались пешком по роще. Заметив Гаррика, молодая женщина обратилась к спутнику и горячо сказала ему что-то, а затем повернулась и быстро направилась в другую сторону. Полы ее плаща разошлись, на мгновение показав округлый живот.

– Лондонцы могут быть такими грубыми, – заметила Лавиния.

– У этой леди есть повод меня избегать, – мрачно ответил он. – Когда я был с ней знаком, она звалась мисс Холси – девушкой, на которой я чуть не женился. Этот мужчина – ее муж.

– Вы видели, она...

– Да, в интересном положении.

– Вы разбили ей сердце. Так мне говорила миссис Брюс.

– Некоторые сердца слишком хрупкие. Серене было всего девятнадцать, она была слишком молода, чтобы быть уверенной в своих чувствах или чтобы правильно истолковать мои.

Лавиния вздернула подбородок, в ее глазах засверкали серебряные искорки.

– Так, ужасная правда выходит наружу! Сегодня вам исполняется девятнадцать лет.

– Я не понимаю, что страшного в расторжении помолвки, – покраснев, произнесла Лавиния.

– У меня была репутация – заслуженная, хочу добавить, – распутника. Мое пьянство и любовь к азартным играм, воспитание, полученное за границей, – все это уже было плохо, но распутство создало мне скандальную репутацию. Широко распространенная версия гласит, что во время нашей помолвки я воспользовался слабостью мисс Холси и, добившись своего, бросил ее и смылся. – Взгляд серых глаз Лавинии его охладил. – Это неправда. Мне нужны были ее деньги, а не ее девственность. По крайней мере, я так думал, пока ко мне не вернулся рассудок.

– Нет причин, по которым взаимная привязанность не может расцвести в браке по расчету.

– Очень мило, – фыркнул он. – Вас, девушек, учат верить в эту чепуху? Я больше люблю Ласточку, чем когда-либо любил Серену Холси. Я навлек на себя проклятие, спасая нас обоих от несчастливого брака. Они называли меня негодяем, охотником за наследством, обманщиком. Торговцы, которые радостно предоставляли мне кредит во время моих встреч с богатой наследницей, послали мне свои счета, едва заслышав о расторжении помолвки. Я заложил свое имущество, чтобы расплатиться с долгами, у меня остались только моя одежда и двое друзей – Моллюск Парфитт и Франческа. Мой брат-ханжа, который в то время соблазнял чужую жену, сообщил мне, что мой долг – покинуть Англию. Что я и сделал с радостью.

Когда они вернулись на Сент-Джеймс-сквер, Лавиния вежливо поблагодарила его за прогулку. Это был для нее особенный день, а он, вместо того чтобы веселить ее, рассказывал о своем отвратительном прошлом.

Фрэнсис вышла из своей гостиной.

– Лавиния! – воскликнула она весело. – Я так рада, что ты вернулась. Пришел посетитель, он хочет тебя поздравить.

Гаррик поплелся за ними без приглашения и стал свидетелем реакции лорда Ньюболда на Лавинию в красной амазонке для верховой езды. Тонкие губы его раздвинулись, жидкие брови выгнулись, изображая восхищение, что уязвило Гаррика больше, чем он ожидал. Но к своему облегчению, он не увидел сияния на лице молодой леди. Тогда он рассердился на себя за то, что заметил это, – и обеспокоился.

По правде говоря, Лавиния Кэшин не подходила для роли маркизы. Да, она была красива, но красота жены, как правило, необязательна, она могла привлечь слишком много поклонников, к неудовольствию мужа. Ее происхождение тоже не было особенно впечатляющим. Более того, Ньюболд, тусклый, как вода в канаве, несомненно, будет считать недостатком ее острый ум. И ей никак не могло помочь то, что ее отец уехал куда-то, оставив ее одну, вместо того чтобы присматривать за ее дебютом в обществе.

Если бы ему предложили пари на вероятность брака алчной островитянки с денежным аристократом, Гаррик бы поставил против.

 

Глава 9

В один из вечеров, когда Гаррик обучал Лавинию игре в пикет, лакей принес ей письмо:

– Для вас, леди.

Она взяла письмо с серебряного подноса. Хотя на конверте не было надписи, она была уверена: оно от отца или от его поверенного.

– Прочитайте его, – посоветовал Гаррик.

– Позже. Я все еще жду, когда вы объявите свои очки.

– Малая квинта. – Чтобы проиллюстрировать свои слова, он разложил свои двенадцать карт на инкрустированном столике. – Валет, десятка, девятка, восьмерка и семерка – пятнадцать очков. Я добавляю еще четыре за эту последовательность червей и еще три за три мои десятки. Пятнадцать и семь – двадцать два. Если бы у меня было тридцать восемь очков, это было бы репике.

Лавиния беспомощно уставилась на свои карты.

– Мы только начали, а я уже запуталась. Моя бабушка говорила, что азартные игры – зло; теперь я начинаю думать, что она была права. Нам не разрешалось держать в доме карты.

– Вы обвиняете меня в том, что я подрываю ваши моральные устои тем, что учу вас играть в пикет?

– Нет, в том, что вы вызываете у меня головную боль, – парировала она.

– Благодарю за комплимент. Я собирался научить вас и фараону тоже. Когда я открою свой игорный дом, мне понадобится крупье, а крупье-женщина наверняка привлечет клиентов.

– Вы шутите!

– Я абсолютно серьезен, моя милая. – Под столом его нога пролезла между ее шлепанцами, затем потерлась о ее лодыжку.

От его прикосновения по коже Лавинии побежали мурашки; ласка заставила ее сердце забиться быстрее. Смутившись, она взяла письмо. Плохая бумага, почерк мужской, незнакомый.

– Послание от покинутого обожателя?

Не обращая внимания на насмешку, она вглядывалась в каракули.

Дорогая леди,

Отдав рубины, находящиеся у вас, вы сможете предотвратить скандал, который погубит вас и вашего отца. Его несчастья и местонахождение будут раскрыты, если вы не согласитесь. Мое следующее послание укажет вам дорогу к месту встречи – вы появитесь там в назначенное время или жестоко пожалеете в случае отказа.

Подписи не было.

Лакей вошел в гостиную, чтобы заменить свечи в подсвечниках.

– Альфред, ты видел человека, который принес это письмо? – спросила она, пытаясь скрыть панику.

– Это был молодой оборванец, миледи, в рваной куртке и грязных штанах, – ответил слуга, прежде чем уйти.

Эти леденящие кровь строки сочинил явно не мальчик.

Гаррик закончил выкладывать вертикальный ряд карт.

– Таинственный любовник назначил вам свидание?

Лавиния слабо улыбнулась в ответ. Она подошла к камину, бросила обличающее ее письмо в самые красные, горячие угли. Края письма стали коричневыми, затем почернели и превратились в пепел.

– Это, наверное, счет от торговца – я сам сжег много таких. Придет еще один, я уверен.

– Надеюсь, что нет, – зло заявила она.

Ее отец, она знала, жил среди грубых и беспринципных людей и много вечеров провел в тюремной пивной. Он мог описать драгоценности Баллакрейнов своим приятелям под влиянием крепких напитков или пытаясь доказать, что он граф. Любой заключенный тюрьмы Королевского суда – или любой посетитель – мог его подслушать. Он знал, что она наденет фамильные драгоценности на концерт в Ганновер-сквер; возможно, он упомянул и об этом. И это значило, что между попыткой ограбления и письмом с угрозами была какая-то связь.

Мистер Боуз с красными глазами и хриплым голосом был настоящим злодеем. Мог ли он быть анонимным автором? Он похитил собственную жену, соблазнил дочь арестанта, общался с проститутками. Легко поверить в то, что он был знаком с головорезами, живущими за пределами тюрьмы, и мог организовать ночное нападение на их карету.

– Готово! – торжествующе воскликнул Гаррик, закончив раскладывать пасьянс. Он посмотрел на Лавинию, которая стояла у огня с затравленным видом. – В чем дело?

Она постаралась изобразить улыбку:

– Я решила, что не стоит брать с собой мои рубины в Лэнгтри. Я слышала, по дорогам бродят разбойники.

– Не бойтесь. У меня при себе всегда найдется пара заряженных пистолетов.

– Мне бы хотелось хранить драгоценности моего отца в каком-нибудь безопасном, хорошо охраняемом месте.

– Передайте их вашему поверенному. А еще лучше – одному надежному ювелиру. Моя семья всегда пользовалась услугами Сиберри с Бонд-стрит. Возьмите ваши сокровища, милая, и мы сейчас же отнесем их туда. – Он встал из-за стола.

Идя по улицам Мейфэра рядом с Гарриком, Лавиния забавляла его тем, что нервно заглядывала в каждый переулок и подозрительно оглядывала каждого пешехода.

– В моей трости скрыто длинное лезвие, – сообщил он. – Если какой-нибудь разбойник к нам пристанет, я заставлю его пожалеть об этом.

– У вас трость с лезвием, – удивилась она, – и вы путешествуете с заряженными пистолетами? Вы когда-нибудь использовали их по назначению?

– Когда жил за границей.

Она удивленно выгнула брови, и он добавил:

– А вот ваше любимое оружие – простой гребень.

По ее фальшивому смеху он понял, что ей не хочется вспоминать о недавнем происшествии. Он решил больше никогда не напоминать ей о нападении, если она сама не захочет рассказать ему все детали.

Они вошли в магазин в тот момент, когда мистер Сиберри разбирал свою коллекцию табакерок.

– Лорд Гаррик! – радостно воскликнул он. – Какая удача, что вы зашли! Один из моих мастеров сделал нефритовую булавку – когда он показал ее мне, я подумал, что она вам понравится. – Он оценивающе оглядел Лавинию и осведомился: – Чем я могу помочь вам сегодня?

Гаррик поставил шкатулку на прилавок.

– Содержимое принадлежит леди Лавинии, именно ей требуются ваши услуги.

Ювелир заглянул внутрь, потом достал ожерелье, чтобы рассмотреть его как следует.

– У него наверняка интересная история. Я бы сказал, что это работа итальянского мастера первой половины прошлого века. Кто-то из семьи леди купил его на континенте?

– Мой прадед приобрел их в Лондоне, – ответила Лавиния.

Гаррик повертел в руках ее гребень.

– Пометь на шкатулке, что это собственность леди Лавинии, и помести в свое хранилище вместе с вещицами моего дяди Барди. Что касается оплаты...

– Не нужно, – отмахнулся Сиберри. – Хайды и Армитиджи – мои давние клиенты, и я выполню эту небольшую услугу бесплатно и с удовольствием. Леди, я буду хранить ваши драгоценности, а когда вы захотите их забрать, я почищу их, прежде чем вам вернуть. Теперь, милорд, позвольте, я поищу ту нефритовую заколку, о которой я говорил. – Он нагнулся, чтобы открыть дверцу деревянного шкафчика, и, наконец, его голова снова показалась над прилавком. – Вот она.

Рассмотрев булавку, Гаррик обратился к Лавинии:

– Что вы думаете о ней?

Перья на ее шляпке затрепетали – она покачала головой.

– Это ведь вы будете ее носить.

– Можно закрепить ею мой охотничий галстук, – произнес он. – И цвет подходит к зеленой куртке. Сиберри, я ее беру.

Владелец лавки положил покупку в маленькую кожаную коробочку с золотым рисунком.

– Не собирается ли сэр Бардольф Хайд посетить Лондон в ближайшее время?

– Во время нашей встречи в Ньюмаркете он ничего не говорил об этом.

Ювелир выгнул кустистые брови.

– Он хранит у себя бриллианты французской королевы, не так ли?

– Наверняка. Я даже уверен, что они все еще у него, в Монквуде.

– Я хорошо помню тот день, когда он их у меня купил. Почти две дюжины, самый крупный весил десять каратов. Я сделал колье для леди, чтобы она носила его по торжественным случаям, и оно было великолепно.

– Слишком великолепно для моей тети Анны, – заметил Гаррик. – Она надела его только один раз – когда с нее писали портрет.

– Самое роскошное украшение, которое я когда-либо сделал, – поведал Сиберри Лавинии. – Мне грустно думать, что оно спрятано в ящике или в коробке и что его никто никогда не увидит.

Несмотря на позднее время, по Бонд-стрит все еще сновали толпы людей и громыхали кареты. Гаррик подвел Лавинию к витрине типографа, в которой были выставлены популярные карикатуры мистера Гиллрея на известных и скандальных лондонцев. Он знал, что она оценит юмористические сценки, даже если не знает людей, изображенных на них.

– Худой джентльмен с острым носом – это мистер Питт, – объяснил он. – А толстый, сердитый парень с густыми черными бровями – Чарлз Джеймс Фокс, лидер оппозиции.

– На этом рисунке французские республиканцы выглядят довольно дикими, вы не находите?

Гаррик заметил фигуру, мелькнувшую в окне этажом выше.

– А вон и сам художник – он живет с Ханной Хамфри, владелицей лавки. Нельзя задерживаться, иначе вы станете для него очередным объектом насмешек.

Подхватив под руку, он увлек ее прочь от витрины.

– А вы когда-нибудь появлялись на его рисунках? – спросила она, улыбаясь.

– Довольно часто. В последний раз он изобразил меня за столом для игры в кости – редкий случай неточности. Я давно не играю в кости.

Ее милое, смеющееся лицо вызывало в нем смешанные чувства. Он хотел целовать эти губы и гладить румяные щеки, ерошить ее волосы цвета воронова крыла. Сказать ей, как глупо позволять деньгам управлять ее жизнью. У нее должно быть сердце – если он положит руку ей на грудь, наверняка услышит мерный стук под этой прелестной курткой кораллового цвета.

Нет, нет, нет, он не будет этого делать!

Ее лицо вдруг стало серьезным.

– Лорд Гаррик, – произнесла она мягко, – я должна поблагодарить вас за доброту – за то, что вы представили меня своей кузине Фрэнсис, за то, что выиграли все эти гинеи и отвели меня к мистеру Сиберри. Я вижу, что я вам не очень-то нравлюсь. – Ее серые глаза затуманились от боли. – И я думаю, что вы меня не одобряете.

Он вовсе не хотел, чтобы она ему нравилась, но что он мог поделать? Черт возьми, она была так красива, так очаровательна, и он не мог больше изображать безразличие.

– Вы ошибаетесь, – услышал он свой голос. – На самом деле я полюбил вас. Давно.

– Настолько, чтобы быть моим другом? – спросила она.

– Думаю, да. – Другом, любовником, поклонником – кем она позволит ему быть.

Они прошли остаток пути в молчании, и все это время он гадал, как скоро он пожалеет о своих словах.

– Где вы двое были все это время? – возмутилась Фрэнсис, когда они вошли в дом. – Лавиния, этот вечер у нас занят. Поспеши!

Гаррик смотрел, как Лавиния побежала вверх по ступенькам.

– Надеюсь, ей не понадобятся ее рубины – мы оставили их у Сиберри.

– Так вот где вы были! Не важно, она сможет взять мои жемчуга. Гарри, – восторженно проговорила Фрэнсис, – я получила очень хорошее письмо!

– Рэдсток возвращается домой?

– О, если бы! Нет, оно от Уильяма.

Он невесело рассмеялся:

– Если тебе нужен спутник, то можно найти кого-нибудь и получше Ньюболда.

– Не ворчи. На прошлой неделе, когда он предложил нам билеты на концерт, он сделал это не для того, чтобы меня порадовать. Сегодня вечером он ведет нас в театр. – Она потерла ладони. – Многообещающее начало, ты не находишь?

– Как угодно.

– Будет совсем не трудно уговорить его присоединиться к нам в Лэнгтри. Конечно, я должна также включить в список еще одного джентльмена и, возможно, леди, чтобы скрыть наши планы.

– Твои планы, – подчеркнул он. – Я бы не поставил и полпенса на то, что мой брат позволит тебе заполонить его дом этой компанией.

– Да что ты знаешь – он уже дал согласие! Помни, мы ничего не должны говорить Лавинии; не стоит пробуждать большие надежды. Но я ставлю свой хлыст с золотым наконечником против твоего полпенса на то, что она станет леди Ньюболд к концу этого года!

Никогда еще ему не предлагали более отвратительное пари. Гаррик пробурчал сквозь зубы:

– Идет.