Глава 1

— Послушай, подруга, ты уверена, что еды будет достаточно?

Долли Грэхем поставила миску с чипсами на пластмассовый кухонный стол, где уже стояли горячий чили и кувшин сальсы, потом добавила к ним целую гору разноцветных одноразовых тарелок, пачку бумажных салфеток, осмотрела красочный натюрморт, улыбнулась, подбоченилась и повернулась к Лиззи.

— Думаю, достаточно. Сколько нас в общей сложности? Ты, я, остальные девочки и, конечно, Майкл. — Молодой архитектор Майкл Адамс был бойфрендом Лиззи Карпентер и постоянным участником вечеринок редакции журнала «Девичье счастье». Он часто подбрасывал Долли темы для ее колонки.

— А мальчики? Кого ты пригласила на этот раз?

— Чарли, Пита, Дуайта и Джонни. — Мысль об аппетите, которым могут обладать пятеро здоровых молодых мужчин, заставила Долли вздрогнуть и почесать затылок. — Гм… Может, ты и права… — Она посмотрела на длинный стол, который Лиззи накрыла яркой скатертью с бахромой. Печеные помидоры. Салат-латук. Сыр. Маринованные овощи. Целая батарея бутылок пива «Корона». Блинчики с мясом. Вроде бы достаточно, но… — Может быть, отварить фасоль?

Лиззи закатила глаза и покачала головой. По ее плечам рассыпались пряди белокурых волос.

— Я пошутила. Мы с тобой еще неделю будем доедать остатки.

— Ничего страшного. — Долли выудила из миски дольку помидора и сунула ее в рот. — Я могу есть утром, днем, вечером и ночью.

— Потому что у тебя обмен веществ, как у мужчины. А у меня вообще нет обмена веществ. Именно этим объясняются мои пышные бедра.

— Ага. И грудь колесом. Ты родилась пышечкой и умрешь ею. Так что можешь не морочить мне голову своим метаболизмом. — Долли одернула подол ярко-розовой футболки и заглянула в вырез, пытаясь рассмотреть несуществующую ложбинку между грудями. — Вспомнила! Мы забыли про фруктовый салат.

Лиззи перестала раскладывать пластмассовые столовые приборы и подняла тонкую бровь.

— Поглядела на свой неказистый бюст и вспомнила про авокадо?

— Если бы. Скорее про зеленый виноград. В лучшем случае про горькие лимоны. — Долли заправила футболку в джинсы и стала расчищать на столе место для мисок с едой. — Спасибо продавщице универмага. Бедняга сбилась с ног, пытаясь найти что-то подходящее. Но этот чертов лифчик стоил мне целое состояние!

— Ты уверена, что с толком потратила деньги? — с абсолютно невинным видом спросила Лиззи. — Что-то не вижу эффекта.

Долли нахмурилась.

— Сейчас я не в нем. Все мои лифчики еще сохнут. Я завозилась с готовкой и едва выкроила время для стирки.

— Теперь ясно, чьи вещи висят в моей ванной. — Лиззи пошла на кухню.

— В мою ванную лезут все кому не лень. А твоя расположена на отшибе. Не хочу, чтобы люди видели мое белье. — Впрочем, для подходящего мужчины можно было бы сделать исключение. Для подходящего мужчины с ласковыми руками и умелыми губами.

— Тогда ты можешь быть спокойна. В мою ванную не входит никто, кроме Майкла. А я уж постараюсь, чтобы он тратил свой пыл только на меня. — Лиззи вернулась с горой посуды.

— Спасибо за заботу. Я вижу, ты опять забыла про фруктовый салат.

Долли ждала объяснений, но Лиззи не спешила с ответом.

— Он в холодильнике. — Лиззи указала подбородком в сторону кухни.

— Меня интересует, почему ты там его оставила.

— Я думала, мы договорились. Обмен веществ, бедра и все прочее…

Долли захотелось влепить улыбавшейся Лиззи пощечину. Но это значило бы нарушить первое правило дружбы: никаких пощечин.

Она взяла у Лиззи посуду.

— Стол накрываю я. Поэтому неси фруктовый салат и вынь из рашпера цыплят и креветок.

— Уймись. Овощного вполне достаточно. — Лиззи потянулась за глубокой миской и щипцами для барбекю. — А я отвечаю за готовку, понятно? Фруктовому салату делать на столе нечего.

— Ты окончательно помешалась на своей дурацкой диете! — вспыхнула Долли. — Если будешь есть еще меньше, протянешь ноги!

— Если я буду есть еще меньше, то стану святой. А я не святая. Так что держи свои советы при себе.

Долли была готова выругаться, но в последний момент сдержалась.

— Я хотела сказать только одно: едва ли имеет смысл заботиться о лишних килокалориях, если тебе предстоит бурная ночь.

Лиззи прошла через раздвижную стеклянную дверь и ответила подруге с балкона:

— Зато твои ночи начинают приводить меня в ужас. Совсем в монахиню превратилась. Похоже, ты сутки напролет придумываешь свои дурацкие игры. Интересно, где ты берешь для них идеи.

Дурацкие игры? Долли хихикнула. Да, журнальная колонка, которую она ведет, требует уймы времени. Но она любит свою работу и собирается заниматься ею как можно дольше.

Встретив Лиззи на полдороге между столом и балконной дверью, она взяла из рук подруги и соседки по квартире миску с цыплятами.

— Не спрашивай меня о том, откуда берутся идеи. Из воздуха. Я обдумываю их, причесываю и убираю несуразности. Все остальное — дело техники.

— Похоже, техника у тебя неплохая. Вчера мы говорили с Сесили и она вскользь обмолвилась, что редакцию засыпали отзывами на твои две последние статьи. — Лиззи снова пошла к рашперу.

— Да ну! Серьезно? — Заинтригованная Долли поставила миску с цыплятами на стол и последовала за подругой, чтобы узнать подробности.

— Серьезно. — Лиззи взмахнула щипцами. — Знаешь, мы говорили о том, что тебе нужен свой логотип. Шарж. Или просто забавная рисованная фигурка.

— Гм… Рисованная фигурка — это неплохо. Может быть, как-то обыграть мое имя? Долли — Долл — кукла. С большими глазами и длинными ресницами.

— Кукла, говоришь? Что ж, можно попробовать. — Лиззи вынула из рашпера последнюю порцию запеченных креветок. — Думаю, Сесили захочет сделать из твоей колонки бесконечный сериал. Где читательницы будут наперебой оценивать выдвинутые тобой плодотворные идеи и присылать свои предложения… Ладно. Мы с Майклом постараемся что-нибудь придумать.

— Отлично! — Долли расплылась в улыбке. — Интересно, что бы я делала без тебя и Сесили?

— Для этого и существуют подруги.

Хотя в голосе Лиззи звучала легкая насмешка, Долли действительно была довольна собой. Да, она испытывает возбуждение. Да, она увлекается. Да, она любит свою работу и стремится сделать карьеру. Но успех журнала, созданного шестью подругами по университету два года назад, превзошел все ожидания Долли. Они посеяли ветер, а пожали бурю.

Именно это сейчас главное. Все остальное значения не имеет. Следует ковать железо, пока горячо. Она не хочет терять ни минуты, думая о своем будущем. Почему никто не желает понимать это?

Лиззи вошла в комнату, прислонилась к балконной двери бедром, придирчиво осмотрела стол и вопросительно подняла бровь.

Долли пожала плечами.

— Ну что, придут они когда-нибудь или нет?

— Будем надеяться, что придут. Иначе холодильник взорвется от припасов.

И тут раздалось жужжание лифта.

— Честно говоря, не знаю, как ты выкрутишься на этот раз. Чтобы съесть все это, нужно иметь желудок верблюда. — С этими словами Лиззи устремилась в дальнюю часть квартиры, где были расположены ее комнаты.

— Эй, куда ты? — крикнула ей вслед Долли.

— Нужно убрать барахло, пока его не увидел Майкл. — Лиззи помахала подруге рукой и исчезла за подвешенным к потолку листом кованой меди, отделявшим ее комнаты от остальной квартиры, которая занимала чердак перестроенного пятиэтажного склада.

— Барахло? Какое барахло? Ладно, неважно. Плевать всем на твое барахло. — Надувшаяся Долли отправилась на кухню за фруктовым салатом. Она могла съесть в одиночку все приготовленное, еще столько же и при этом не поправиться ни на грамм. Все проскакивало через ее железный желудок в мгновение ока.

Поэтому салат из авокадо мог бы сказаться на фигуре Долли только в том случае, если бы она засунула его себе в лифчик. Имплантация была бы довольно своеобразная. Дешево и сердито. На что только не пойдет девушка ради красоты?

И ради мужчины, который способен оценить эти усилия.

— Креветки потрясающие. Совершенно потрясающие. — Светловолосый Джонни Хэвиленд отправил в рот еще одну креветку и плотоядно улыбнулся.

— Ешь, Джонни, ешь, — кивнула коварная Долли, ставя в стопку пятую одноразовую тарелку. — Я хочу как следует откормить тебя и зарезать.

Джонни тут же перестал жевать, а потом с трудом проглотил кусок.

— Этого я и боялся.

— Знаешь, Джонни, если бы ты не так легко попадался на удочку, я бы не стала тебя дразнить. — Долли прошла на кухню и бросила одноразовые пластмассовые тарелки в мусорное ведро. — Можешь не бояться. Сегодняшняя игра обойдется без членовредительства.

Тугодум Джонни прошел следом и прислонился плечом к стене. Рубашка цвета морской волны обтягивала его широкие плечи и придавала необычный оттенок прозрачным голубым глазам.

— Долли Грэхем, я думаю о тебе день и ночь.

Наконец-то… Увы, для самой Долли это пройденный этап. Она сама долго думала о Джонни, пока не пришла к выводу, что этот мужчина не в ее вкусе.

— Послушай, это ни к чему. Как бы сладко ты ни пел, я все равно не уйду из редакции.

Джонни был владельцем спортивного бара и несколько месяцев не давал Долли проходу, уговаривая ее бросить журнал и перейти к нему поваром по вторым блюдам.

Но Долли готовила только для собственного удовольствия. Если работаешь за деньги, это лишает занятие всей прелести, разве не так?

— А жаль. — Он допил пиво и сунул пустую бутылку в ведро, битком набитое одноразовыми тарелками и столовыми приборами. — Конечно, я знал это с самого начала. Но нельзя осуждать человека за попытку. Как говорится, попытка не пытка, а спрос не беда.

— Я тебя не осуждаю. Наоборот, польщена тем, как ты ценишь мое кулинарное искусство. — Долли немного подумала, а затем выпятила нижнюю губу. — Честно говоря, я не прочь, чтобы мне попели еще.

— Серьезно? Так за чем же дело стало? — Джонни шагнул к ней и улыбнулся, продемонстрировав ямочки на пухлых щеках. Потом наклонился и выплеснул на Долли все мужские чары, которые у него имелись.

Долли вздрогнула, инстинктивно потянулась к нему, но тут же опомнилась и смущенно хихикнула. Надо же, она едва не совершила глупость…

— И как ты будешь петь мне серенады? Вместе со своей бейсбольной командой? — Она закрыла глаза и подняла палец. — Подожди… Сейчас я попробую это представить. У тебя тенор? Или баритон? Может быть, бас?

— Очень смешно, Долли.

— О’кей. Представила. — Она открыла сначала один глаз, потом второй и громко рассмеялась, заставив Джонни тяжело вздохнуть.

— Ты чокнутая.

— А ты простофиля! — Долли дружески ткнула его в мускулистое плечо.

— Ой! — Джонни потер ушибленное место. — Раз так, я беру последнюю креветку и ухожу.

— Нет, не уходи! — Долли попыталась ухватить его за локоть, но вместо этого вцепилась в просторный рукав. — Мне и так не хватает одного мужчины. Ума не приложу, куда девался Майкл.

— Я это предчувствовал. — Раздосадованный Джонни надулся и уперся подбородком в грудь. — Значит, мы опять будем играть в «пары»?

— Почему ты так подумал? — Впрочем, догадаться было несложно. По крайней мере половина придуманных Долли игр была основана на взаимодействии между полами, а партнеры знали, что ее вкусы меняются не так уж часто.

— По двум причинам. Во-первых, чем длиннее игра, тем больше места для нее нужно. А ты начала торопиться убирать со стола. Во-вторых, ты сказала, что не хватает одного мужчины. Это означает игру в «пары». — Для большей убедительности он потыкал себя пальцем в грудь. — Но лично я в ближайшем будущем обзаводиться миссис Джон Хэвиленд не собираюсь! Сыт по горло!

— Джонни, не стоит воспринимать это слишком серьезно. В конце концов, мы ведь играем, а не женимся по-настоящему. По-моему, в прошлый раз ты немного перестарался.

Джонни ухватился руками за край раковины, покачал головой и уставился в пол.

Долли подошла к нему и начала массировать спину между лопатками.

— Бедный малыш. Ты так тяжело переживаешь свой разрыв с Ширли?

— Очень. — Джонни оттолкнулся от раковины, встал в середине кухни и пригнулся, словно ждал от Долли новой каверзы.

Долли не знала, обнять его или оттолкнуть. Он мог обидеться на любой пустяк. На всякий случай она решила попридержать язык.

Если бы он не был таким Тарзаном… Гм… Наверное, в этом и заключается трудность. Она не могла представить себя в роли его жены Джейн.

— Знаешь, Джонни… Мне очень не хочется это говорить, но…

— Валяй. Со мной можно не стесняться.

— Ну ладно, скажу… Вы с Ширли совершенно не подходили друг другу.

— Но вместе нам было не так уж плохо. — Джонни потер переносицу и снова уставился в пол кухни, раскрашенный яркими пятнами.

Долли выгнула бровь, умолкла и стала ждать, когда он дозреет.

Много времени для этого не понадобилось. Джонни не вытерпел и попал из огня в полымя.

— Черт побери, Долли! Ну, договаривай, раз уж открыла рот!

— Вам было не так уж плохо, потому что вы неделю не вылезали из постели.

— Ну и что?

— Что? — Неужели все мужчины такие тупицы? — То, что одной постели недостаточно.

— Ошибаешься! Мужчине достаточно. Это женщине недостаточно.

Долли боролась с желанием как следует стукнуть Джонни, но тут прозвучал медовый голос:

— Дорогуша, мне сдается, что ты еще не встретил подходящей женщины.

Долли и Джонни обернулись и увидели на пороге Сабину Причард.

Роскошная фигура, платиновые от природы волосы и большие глаза, цвет которых менялся в зависимости от контактных линз, делали Сабину неотразимой.

Однако стоило ей открыть рот, как волшебство кончалось. Голос у Сабины был нежным и мягким словно воск, но используемые ею выражения могли бы вогнать в краску даже портового грузчика. Да и словарный запас оставлял желать лучшего.

Джонни протянул руку и шагнул вперед.

— Я Джон Хэвиленд. А вы кто?

Пышнотелая Сабина широко открыла глаза, искусно притворяясь наивной, и холодно улыбнулась безупречно накрашенным ртом.

— Конечно, твоя хрустальная мечта.

Джонни припал губами к запястью Сабины, но при этом ухитрился смотреть ей в глаза.

— Сабина, это что, обещание?

Пора кончать эту беседу, иначе дело добром не кончится, решила Долли. Гости могут пуститься во все тяжкие.

— Никто не видел Майкла?

Сабина освободила руку и похлопала Джонни по щеке. Потом подошла к холодильнику и достала бутылку минеральной воды.

— Лиззи просила передать, что он пришел.

— Ну, наконец-то!

Однако едва Долли успела перевести дух, как Сабина ее расстроила:

— Но зато нет Дуайта. Кажется, у него какие-то неполадки с чертежами. — Сабина открыла бутылку и добавила: — А еще звонила Реджайна. Сегодня днем в город приехали ее родители и потребовали, чтобы она пообедала с ними. Бедняжка Реджи!

Час от часу не легче, подумала Долли и скорчила гримасу. Чем больше играющих, тем интереснее. И тем большим успехом будет пользоваться ее колонка.

— И что я буду делать? В этом месяце игра была рассчитана на пять пар.

Конечно, подлец Джонни тут же воспользовался ситуацией.

— Раз так, я могу в этом не участвовать. Хватит с меня ваших матримониальных игрищ!

Сабина подошла к Джонни и опустила густо накрашенные ресницы.

— Кстати, дорогуша, если уж говорить о матримониальных игрищах, то я слышала, что Ширли натянула тебе нос. Это верно?

Джонни испустил тяжелый вздох и братски обнял Сабину за плечи.

— Ах, Сабина, Сабина… Ладно, пользуйтесь моей слабостью. Разве я могу отказать Долли, которая устроила вечеринку с таким угощением?

Долли отчаянно захотелось, чтобы поскорее наступило завтра. Тогда сегодняшний вечер можно будет забыть как кошмарный сон.

— Похоже, твоя слабость здесь ни при чем. Потому что вечеринка Долли все равно провалилась с треском, — пробормотала она.

— Вообще-то, — начала Сабина, ставя крест на попытках Долли говорить о себе в третьем лице, — пять пар — это не проблема. Конечно, если будешь играть ты сама. Затыкай дыру, подруга.

— Эй, постой! Ты еще не сорвался с крючка! — сказала Долли, но мерзавец Джонни уже удрал с кухни. Она повернулась к Сабине. — Пять пар, говоришь? Откуда взялся лишний мужчина?

— Оттуда, что Майкл пришел не один. Привел с собой того адвоката.

Под ногами Долли разверзлась черная дыра. Не может быть…

— Того адвоката?

— Угу. — Сабина устремилась следом за Джонни. — Ты идешь?

— Да. — Долли пустила воду в раковину.

Алекс Кэррингтон. Здесь.

В ее квартире на последнем этаже.

А она без лифчика. Так что о ложбинке между грудями остается только мечтать.

— Сейчас. Только вымою руки. Скажи Лиззи, что я уже иду. И делай что хочешь, но не дай Джонни удрать!

Сабина выгнула шею, следя за поспешно ретировавшимся Джонни.

— Слушай, а у этого Тарзана потрясающая задница. Думаю, стать его Джейн было бы не так уж плохо.

— Увы, Тарзан — это не его роль. Он относится к типу «альфа», для которого порядок превыше всего. Вожатый бойскаутов и классический трезвенник. Делает исключение только для пива.

— Какой позор! Чураться вина в наши дни — настоящее варварство. Ну ничего, я за него возьмусь… — Сабина вздохнула, но увидела, что Долли подняла глаза к небу, и щелкнула пальцами. — Все поняла. Иду. Можешь быть спокойна, никто никуда не денется.

Долли покачала головой и стала мыть руки. Загадочная Сабина. Младенческое личико на пышном женском теле. Ничего удивительного, что Джонни так заерзал, едва Сабина вошла на кухню.

Ох уж эти мужчины с их примитивным либидо. Сейчас Алекс Кэррингтон увидит Сабину и тоже распустит слюни. Будет смотреть на нее, как на породистую… Интересно, собаки какой породы нынче в моде у адвокатов?

Как у человека благородного происхождения у него наверняка больше общего с Сабиной, похожей на афганскую борзую, чем с ней, Долли, нечесаным терьером, охотником на крыс.

Впрочем, ей это безразлично. Совершенно безразлично! С какой стати она волнуется? Все равно его сюда больше ничем не заманишь…

Преуспевающий адвокат из конторы «Гоббс, Флинт и Иствуд» Алекс Кэррингтон Третий, эсквайр, впервые возник на горизонте Долли год назад, когда менялась организационная структура редакции. Этот приятель Майкла оформлял учредительные документы новой компании, созданной шестью подругами. Во время деловых переговоров он вел себя как автомат, ни на кого не смотрел и общался главным образом с Сесили Стоун.

Изящная Сесили, главный редактор журнала, которая идеально подошла бы Алексу, сделала вывод, что он не интересуется ничем, кроме своей карьеры. Ни Реджайна Браун, ни Памела Хенсфорд не сумели лишить его покоя. Даже чары ослепительной Сабины Причард оказались тщетными: Алекс лишь снял очки в проволочной оправе и потер переносицу. После этого Сабина заявила, что соблазнять его — даром тратить время.

Долли была слишком мало знакома с Кэррингтоном, чтобы оспаривать это мнение. Похоже, за год ничто не изменилось. Она твердо знала только одно: Алекс (так же, как Джонни, Пит Спрингфилд и Чарли Лоуренс) играл в одной бейсбольной команде с Майклом Адамсом. Это означало, что в распоряжении Долли имеется множество одиноких мужчин, которые могли бы принимать участие в ее играх.

Но играть Алекс пришел впервые.

Правда, прошлой осенью Долли имела возможность убедиться в его остром слухе и саркастическом складе ума. Как-то утром в субботу Майкл и Алекс заехали за Лиззи по пути на стадион. Лиззи Карпентер обожала болеть за своего бойфренда, но терпеть не могла сидеть на трибуне одна. Поэтому она упросила подругу поехать с ней. И Долли не устояла перед искушением.

Как любой здоровой двадцатипятилетней женщине, ей нравилось следить за мужскими турнирами. Она призналась в этом Лиззи. И добавила, что счастлива жить в обществе равных сексуальных возможностей.

А потом она совершила ошибку. Подняла взгляд и увидела, что в глазах Алекса, до того равнодушных, мелькнула… нет, не досада, а откровенное презрение.

Фи… Судя по всему, чопорный мистер Кэррингтон отстал от времени.

Но, когда Долли, пытаясь сбежать от самой себя, решила вызвать лифт, Алекс пошел за ней следом и сказал, что он сделает это сам.

Он смотрел на Долли сверху вниз, изучая ее пристальным взглядом. За все время их знакомства они впервые остались наедине.

До той поры она толком не видела его глаз. Их всегда прикрывали очки в проволочной оправе. Следовало признать, что эти очки придавали лицу Алекса своеобразную утонченность.

Но в то утро он был без очков. И, судя по всему, без контактных линз. Потому что необычный оттенок его продолговатых глаз не имел ничего общего с бледной зеленью долларовой бумажки.

От уголков глаз к вискам тянулись сексуальные тонкие морщинки; казалось, этот человек радуется шутке, известной только ему одному. Он был холоден как лед и никогда не улыбался. Во всяком случае, до сих пор Долли не доводилось видеть его улыбку.

Кэррингтон слегка раздвинул красивые губы. Долли пришлось ответить тем же. Его привлекательность оказалась сильным оружием. Алекс мог ей не нравиться, но оказалось, что тело Долли имеет на этот счет собственное мнение.

Привлекая к себе внимание Долли, высокий Алекс поднял пальцем ее подбородок и заодно ощутил бешеное биение ее пульса.

— Долли…

— Гм?.. — с трудом выдавила она.

— Я знаю о равных возможностях. Можно было бы заключить пари. Обычно я их выигрываю. — Мерцающие глаза Алекса говорили, что это не пустая болтовня.

Этот человек верил в свои слова…

Долли слегка качнулась к нему.

Однако он сделал шаг назад.

— Но вызов должен быть брошен. При свидетелях. Иначе играть в эти игры не имеет смысла.

Тут пришел лифт. Алекс, на лице которого была написана насмешка, неторопливо вошел внутрь, и железная дверь с грохотом закрылась. Он поехал вниз, оставив Долли искать подходящий ответ.

Но сегодня вечером Долли не собиралась терять дар речи. Теперь она предупреждена заранее. Этот нахальный, самоуверенный тип больше не сумеет взять над ней верх. Ни за что. Дудки!

Алексу требуется вызов? Что ж, будет ему вызов.

Уж в чем-чем, а в играх она собаку съела.

Так что все преимущества на ее стороне. Ну, держись, эсквайр!

 

Глава 2

Долли наконец ушла с кухни и вернулась в гостиную. Подняв валявшийся на полу листочек салата-латука, она небрежно бросила его в верхнюю тарелку, стопка которых стояла на подносе.

— О’кей. Приступим.

Дружный вздох, раздавшийся после этих слов, едва не заглушил звуки «технопопа», доносившиеся из прикрепленных к стене стереоколонок. Долли подошла к пульту и уменьшила громкость. Она терпеть не могла перекрикивать музыку и недовольные голоса девяти человек.

«Трах-бах» сменилось вполне терпимым «бум-бум», но зато протесты стали еще громче.

Долли пропустила их мимо ушей. Она к этому привыкла.

— Честное слово, уже поздно. Давайте подождем следующего уик-энда.

— Эй, я еще не закончил есть!

— А кармы ты не боишься? Вдруг к нам сегодня явится ангел смерти?

Долли с ходу отмела возражения. Сначала она ответила Питу Спрингфилду.

— О следующем уик-энде не может быть и речи. Меня поджимает время. Если не веришь, спроси у Сесили. — Потом пришел черед несносного обжоры Майкла Адамса. — Ты можешь есть и играть. Одно другому не мешает. — И наконец настала очередь Чарли Лоуренса. — Ангел смерти является только после полуночи. А к тому времени игра закончится. — Чтобы усмирить Джонни Хэвиленда, хватило одного взгляда. Тем более что бедняга еще не оправился от атаки Сабины.

Но оставался пятый мужчина. Алекс Кэррингтон Третий, эсквайр. Тот самый незваный гость, которого Долли всеми силами избегала.

Она не знала, зачем Майкл его привел. И почему Алекс решил остаться. Тот, кто приходит к Долли и Лиззи в день игры, автоматически становится ее участником. Это известно с давних пор.

Долли много раз пыталась представить себе, что Алекс Кэррингтон участвует в ее игре, но все старания оставались тщетными. Он слишком чопорный. Слишком замкнутый. Слишком… замороженный.

Сейчас Алекс сидит в огромном кресле с обивкой в желто-красную клетку. Поза его небрежна и отрешенна; похоже, мысленно он далеко отсюда. Наверно, вспоминает один из тех случаев, когда ему бросали вызов.

Долли довольно хмыкнула. Алекс еще не представляет, что его ждет. Сегодня он научится уважать Игру и уйдет отсюда с петлей на шее.

Субботний вечер. Самое подходящее время для приема. Алекс надел крахмальную белую рубашку и дорогой шелковый галстук. Как ни странно, он его не снял. И даже не распустил узел.

На нем были хорошо отутюженные брюки из темно-серой шерсти и сверкающие черные кожаные туфли. Сегодня вечером этот пижон снова надел очки, тонкая серебристая оправа которых подчеркивала неправдоподобно зеленый оттенок его глаз.

Долли состроила недовольную гримасу. Не слишком удачное начало. Зачем она обращает внимание на такие мелочи? Алекс всего лишь рядовой участник игры, успех которой зависит от всех.

— Ну что, Долли? — Лиззи отвела подругу в сторону, пользуясь тем, что никто не обращает на них внимания. — В воздухе пахнет грозой. Если ты сейчас изложишь им свою идею, публика тут же разбежится.

— Да, я заметила. — Гром мог грянуть в любую минуту. Обидно…

Лиззи свела брови на переносице, откупорила бутылку и задумчиво сказала:

— Нужно как-то привлечь их внимание. Я вот что подумала… Может, сыграть в жмурки?

До сих пор этот способ неизменно оправдывал себя. Правда, многое зависело от публики.

— Знаешь, Лиззи, ты права. — Долли подтолкнула подругу к остальным гостям, которым хотелось не слушать хозяйку, а дремать, переваривая пищу, или пить пиво.

Лиззи хлопнула в ладоши.

— О'кей, банда! Прежде чем Долли будет проверять на нас свою новую игру, немного разогреемся. Сыграем в знаменитый вариант «бутылочки», известный под названием «Кручение Грэхем»!

Пока Долли пыталась исполнить изящный пируэт на носке, Лиззи нахмурилась и похлопала себя по воображаемым карманам.

— Слушай, Долли, а из чего сделать повязку?

Долли резко остановилась и начала осматривать комнату. Она совсем было решила позаимствовать у Алекса шелковый галстук, но потом передумала. А вдруг впоследствии придется воспользоваться этим галстуком как удавкой?

— Ладно, как-нибудь выйдем из положения. Я закрою глаза руками.

Естественно, эти слова вызвали недовольство мужской половины компании.

— Это нечестно!

— Как мы узнаем, что ты не подсматриваешь?

— Ты что, за дураков нас держишь?

Посмотрев сквозь растопыренные пальцы на Чарли и Пита, Долли повернулась к Джонни. Бедняга, у которого от обжорства разболелся живот, раскинулся на двух — из трех — диванных подушках.

— Следи за мной, Джонни. В противном случае может случиться несчастье и я приземлюсь к тебе на колени. Прямо на твоих креветок.

Джонни насупился.

— Смотря что называть креветками…

— Балбес, я говорю о моллюсках!

— Ну, спасибо тебе. Час от часу не легче. То креветка, то моллюск…

— Подушку, пожалуйста, — сказала Долли, обращаясь к Сесили Стоун, которая уютно устроилась в уголке дивана, посреди покрывал и валиков.

Сесили выбрала подушку в форме золотой рыбки и хотела передать ее Долли, но передумала. Вместо этого она встала и начала метать подушку за подушкой в несносного Джонни Хэвиленда.

Сабина Причард и Памела Хенсфорд дружно заулюлюкали, затем вскочили и присоединились к подруге. Вскоре из-под кучи подушек торчали только ступни, колени и одна рука несчастного страдальца. Вытянув эту руку, он изловчился схватить Сесили за задний карман длинной узкой джинсовой юбки и дернуть.

Сесили взвизгнула и упала к нему на колени. Тем временем Майкл снова включил музыку. Зазвучала пряная, сексуальная мелодия. Сесили быстро соскочила с истошно завопившего Джонни.

Лиззи обернулась к Долли и спросила:

— Кто пригласил сюда этого недоумка?

Долли только закатила глаза.

— Люди, внимание! — Лиззи снова громко хлопнула в ладоши. — Сейчас наша местная паучиха начнет плести свои смертельные сети. Одному из вас придется проверить свой инстинкт самосохранения. Ну, держитесь, мальчики! Алекс, вы у нас новенький и еще не знакомы с правилами игры. Ничего, не отчаивайтесь. От вас требуется только одно: сопротивляться ее требованиям.

— Это очень легко, — ответил тот, кто испортил Долли весь вечер.

Долли намеренно пропустила оскорбление мимо ушей. Пусть порадуется перед смертью. В конечном счете победа останется за ней.

— Тем из вас, кто мечтает как можно скорее улизнуть отсюда, советую не торопиться. Мы придумали способ, который заставит вас сидеть на местах до самого конца. — Заявление Лиззи достигло своей цели. Публика встрепенулась и прислушалась. — Слово предоставляется нашему главному редактору Сесили Стоун.

Сесили, всегда стремившаяся быть совершенством, поправила растрепавшиеся волосы, разгладила джинсовую юбку и шелковую блузку винного цвета, громко откашлялась и сделала сенсационное заявление:

— Примерно неделю назад Долли предупредила меня, что эта игра будет сложнее предыдущих. Поэтому я решила поощрить участников.

— Поощрить? — Джонни подложил под голову огромный бархатный валик и на всякий случай прикрыл пах руками. — Иными словами, дать нам взятку?

— Взятку, премию, компенсацию, приз. Можешь называть это как хочешь. Так что навостри уши. Имеет смысл. Ей-Богу, не прогадаешь.

— Черт побери, помолчи, Хэвиленд! — Пит весело заулюлюкал, испустил пронзительный свист, затем подмигнул и знаком предложил Сесили продолжить речь.

Удостоверившись, что больше никто прерывать ее не собирается, Сесили произнесла:

— Весь приз достанется победителю. Мой отец, которого многие из вас знают, сделал мне предложение. Честно говоря, мне следовало бы от него отказаться. Но я решила этого не делать.

Долли с замиранием сердца ждала реакции собравшихся. Предчувствие ее не обмануло. Знавшие Гаррисона Стоуна лично были заинтригованы и не скрывали этого. А не знавшие хотели понять, какое отношение к игре может иметь миллионер, наживший состояние с помощью рискованных операций на бирже.

— Гаррисон собирается платить нам за участие в игре? — предположил Майкл Адамс, перебиравший компакт-диски Долли.

— Нет, — ответила Сесили. — Но он продает свою яхту и на неделю отдает ее в мое распоряжение. Со всей командой. А я хочу на неделю дать ее взаймы победителю сегодняшней игры. Тот сам выберет место назначения и сможет пригласить столько гостей, сколько выдержит яхта.

Майкл зааплодировал.

— Отлично, Сесили!

— О Боже! Ты что, шутишь? — Памела широко раскрыла глаза.

Долли, не ожидавшая ничего подобного, наклонилась к подруге и поцеловала ее в щеку. Увидев ответную улыбку, она обняла Сесили за плечи и прошептала:

— Не нужно было…

Сесили прижалась лбом к ее лбу и стиснула подругу в объятиях.

— Еще как нужно. Сама знаешь, каково иметь дело с Гаррисоном.

Долли хотела сказать еще что-то, но поняла, что время для этого неподходящее. Она еще раз клюнула Сесили в щеку и обратилась к остальным:

— Эй, люди! Если вы не будете меня слушаться, никто никуда не поплывет. — Она показала Майклу на музыкальный центр, и тот добавил звук. — Лиззи, давай…

Лиззи взяла Долли за плечи, дождалась, когда та закроет глаза, и несколько раз повернула ее вокруг оси.

Не успев придумать, о чем попросить Алекса после остановки, Долли закружилась по часовой стрелке, едва не потеряв равновесия, но все же устояла на ногах.

Все. Момент настал.

Она сделала глубокий вдох, вздернула подбородок, провела руками по волосам и облизала губы. Затем представила себе, что надела лифчик, так и не успевший высохнуть, и посмотрела Алексу Кэррингтону прямо в глаза.

Это было ошибкой. Ошибкой, имевшей роковые последствия.

Она совсем забыла про его глаза. Они видели гораздо больше, чем следовало видеть почти незнакомому человеку. Именно то, что ей хотелось скрыть.

С каждым мгновением ее сердце билось сильнее.

Кровь заструилась по жилам, и тело Долли охватило пламя. То, что Алекс не отводил взгляда, возбуждало ее еще сильнее. Она была готова поклясться, что из ее ноздрей валит дым.

И тут ее осенило. Она хочет видеть его улыбку. Хочет заставить его улыбнуться. Доказать, что у нее есть сила воли и женское коварство. Эта мысль подлила масла в огонь ее фантазий.

Долли сделала несколько шагов, встала между разведенными коленями Алекса, наклонилась и положила ладони на подлокотники кресла. При этом кончики ее пальцев коснулись его предплечий.

Он неторопливо поднял руку и снял очки.

Она коснулась пальцем его щеки.

— Я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня.

Алекс поднял бровь. На заднем плане чья-то рука зажала рот возмутителю спокойствия Джонни, собиравшемуся отпустить ядовитую реплику.

Долли же набралась храбрости и села к Алексу на колени.

— Я хочу, чтобы вы улыбнулись. Алекс Кэррингтон, вы можете сделать это? Можете улыбнуться мне?

Она немного поерзала, устраиваясь поудобнее, перекинула ноги через подлокотник и обвила рукой его тугие широкие плечи.

Теплый мужской запах заставил Долли теснее прильнуть к телу Алекса, и она почувствовала нечто такое, чего до сих пор не испытывала никогда.

К ее ягодицам прижимались твердые ляжки. Живот, с которым соприкасалось ее бедро, тоже был твердым. Как и мускулистое плечо, на котором лежала ее рука. А широкая ладонь, касавшаяся ее лопаток, была воплощением мужской силы.

Обольстительно раздвинув губы, она провела указательным пальцем по щеке Алекса и вздрогнула от прикосновения пробивавшейся щетины. Затем ее палец спустился к воротнику и ослабил узел галстука.

— Ну же, Алекс… Я знаю, что вы умеете улыбаться. Во всяком случае, у вас есть все нужные для этого мышцы. — Она расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и кончиком пальца погладила его ключицу.

Ответа не последовало. Ни намека на реакцию. Не обращая внимания на недовольный ропот публики, она прошептала ему на ухо:

— Я облегчу вам задачу. Достаточно приподнять уголок рта — и все будет кончено.

Долли заглянула ему в лицо, ожидая быстрой капитуляции. Но Алекс оказался стоиком. Она потерпела сокрушительное поражение.

Вспомнив уроки Сабины, Долли надула губы, слегка прикоснулась пальцем ко рту Алекса и попыталась приподнять его уголок.

Никакой реакции. Чуть не плача, Долли пустила в ход свое последнее оружие. Она легко погладила кончиками пальцев его плотно сжатый рот; при этом ее собственные губы находились лишь в нескольких сантиметрах от решительно сжатого рта Алекса.

— Всего одна улыбка. Пожалуйста…

И это случилось. Сначала она ощутила едва заметное движение. Он изменил позу. Затем в его глазах вспыхнуло пламя, а мышцы, к которым прикасались ее ягодицы, стали еще тверже.

Долли одолевали противоречивые чувства. Ей хотелось вскочить и положить конец неловкой ситуации. Но внутренний голос приказывал воспользоваться моментом и продолжить исследование.

Она сидела неподвижно и наслаждалась близостью мужского тела, часть которого так возбуждающе прижималась к ее бедрам.

Алекс взял Долли за запястье и отвел руку, все еще лежавшую на его губах.

Долли захлопала пушистыми ресницами и улыбнулась. Эта улыбка предназначалась только одному Алексу. Пусть знает, что она не жаждет его крови. Все кончится хорошо.

И чудо свершилось. Алекс улыбнулся.

Это была не усмешка, бесстрастная или издевательская, а улыбка от уха до уха, от которой начинает бешено биться сердце. Но это было еще не самое худшее. Худшее произошло позже. Когда Долли была уже готова спрыгнуть с кресла, он обхватил ладонью ее затылок.

И поцеловал.

О Боже, оказывается, этот мужчина умеет не только улыбаться, но и целовать… У его губ был дымный вкус барбекю, горьковатый вкус пива и головокружительный вкус мужского желания. Долли тут же ощутила мучительный голод. Тем временем Алекс коснулся ее губ кончиком языка, а потом жадно прильнул к ним.

Этот поцелуй на публике должен был доказать, что победа осталась за ним. Разум приказывал Долли продолжать борьбу, но тело уже сдалось.

Низ живота свело сладкой болью. Ах как хорошо могло бы быть им вместе… Но, увы, этого не случится. Только через ее труп!

Она скорчила гримасу и прервала поцелуй. Публика радостно заулюлюкала, засвистела и захлопала в ладоши. Долли слегка отстранилась и посмотрела Алексу в глаза.

Его порозовевшие губы продолжали улыбаться. Но глаза метали искры, которые напоминали не столько праздничный фейерверк, сколько орудийный залп.

Нет уж, нет уж… В конце концов, инициатива принадлежала не ей. Да, конечно, она соблазняла Алекса и признавала это. Но возлагать всю вину только на нее было бы нечестно.

Долли нахмурилась, пригладила волосы и негромко сказала:

— Похоже, я победила.

Алекс хмыкнул. Этот звук, возникший в его груди, прошел через кости, мышцы и проник в тело Долли.

— Победили? Вы что, шутите?

Гм… Она этого не ждала.

— С чего вы взяли, что я шучу? Я получила то, чего хотела, правда? Вы улыбнулись.

— Нет. Вы получили только то, чего хотел я, — гордо ответил Алекс.

Ах вот как? Ну, эсквайр, погоди!

— И чего же вы хотели?

— А разве не ясно?

Долли слегка вздрогнула. Давление снизу было красноречивее всяких слов.

— Да, конечно. Яснее ясного. — Долли дождалась, что его пылающие глаза приняли насмешливое и самодовольное выражение. Нет, она не позволит, чтобы последнее слово вновь осталось за этим самоуверенным наглым бонвиваном. Каким бы сильным ни было ее физическое влечение. Долли толкнула Алекса в грудь и резко соскочила со своего жаркого насеста. — Ясно-то ясно, но это нельзя считать… тем вызовом, о котором мы с вами говорили в прошлый раз. К сожалению, это меня не интересует.

На тонком лице Алекса отразились сначала недоверие, потом жгучая досада и, наконец, невольное уважение.

Долли поспешно отвернулась, боясь испортить миг своего торжества.

Ибо в этот момент Долли посетила предательская мысль: ее маленький триумф ничего не стоит. Потому что она обокрала саму себя.

Когда Алекс Кэррингтон очнулся, гости доели все, что было на столе, и продолжили неторопливую беседу. Маленькая дрянь! Ну, это ей даром не пройдет! Такого афронта он не терпел с ранней юности.

Самое любопытное, что Долли Грэхем совсем не в его вкусе. Маленькая, худенькая… Девчонка девчонкой. Даром что ей уже двадцать пять. Видимо, в данном случае сработало подсознание. Алекс не привык к таким женщинам, и его манила неизвестность.

Ее лицо обрамляли непокорные кудри цвета темной карамели. В прошлом году, когда они познакомились в редакции «Девичьего счастья», Алекс решил, что она добивается таких локонов с помощью бигуди.

Но сегодня он понял, что ошибался. Все в этой женщине было натуральным. В том числе и ясные золотистые глаза. Он не ожидал этого. Не ожидал, что Долли окажется такой простодушной и непринужденной.

Она весит не больше, чем дыня-канталупа. Но и этого небольшого давления на его… э-э… бедра оказалось достаточно, чтобы возбудиться. Давления и очертаний ее губ. Она умеет целоваться. Алекс тут же представил себе звук расстегиваемой молнии, прикосновение ее губ, языка, грудей, бедер и всего остального…

Интересно, что было бы, если бы она не вырвалась? Едва ли он сумел бы справиться со своими руками. Им отчаянно хотелось изучать это нежное тело.

Алекс открыл бутылку «Короны» и жадно припал к горлышку. Не следовало приходить сюда. Он провел день, осматривая дома, которые перестраивала архитектурная фирма Майкла. Времени на это ушло больше, чем было запланировано, и, когда Майкл предложил отправиться на вечеринку с вкусным угощением, голодный и усталый Алекс согласился. В конце концов, почему бы и нет?

Конечно, можно было поехать домой. Но машина Алекса осталась у офиса Майкла, а брать такси только для того, чтобы разогреть остатки вчерашнего китайского блюда или заказать на дом новое, не имело смысла. Обычно он быстро расставался с приятелями по бейсбольной команде, но почему бы не сделать исключение из правила?

Опорожнив бутылку, он расположился напротив кухни, откинулся на высокий зеленый валик и стал незаметно наблюдать за Долли.

Занятая им позиция позволила ему подслушать разговор Долли с Лиззи и понять, что его приход нарушил планы хозяйки. Может быть, уехать?

Он вытащил мобильник и уже хотел вызвать такси, но внезапно понял, что Долли старательно избегает его. Когда он случайно коснулся ее, протянув руку за бутылкой, Долли напряглась всем телом, а потом быстро ушла готовиться к игре, видимо бывшей главной целью этого сборища.

Странное поведение для женщины, которая не готова ответить на его вызов.

— Не переживай, старик. Эта Долли Грэхем всегда выигрывает.

Алекс быстро покосился на Майкла, а затем продолжил наблюдение. Интересно, почему все так уверены, что она выиграла?

— У тебя она тоже выигрывала?

— Выигрывала. Правда, тогда речь шла не об улыбке. Она убедила меня, что у моего лица вьется москит. Ее задача заключалась в том, чтобы заставить меня почесать кончик носа. Когда она закончила, я чесался так, что чуть не выцарапал себе глаз.

Алекс негромко хмыкнул.

— Она что, гипнотизер?

Майкл сунул руки в карманы брюк и кивнул.

— Да. Только этого никто не замечает, пока она не сядет к тебе на колени. Ну, сам понимаешь…

О да, это он понимает. Даже слишком хорошо. Алекс откашлялся.

— Слушай, все было замечательно, но у меня накопилась куча дел. Думаю, пора рвать когти.

— Напрасно. Если ты покрутишься здесь, то получишь шанс отплатить Долли той же монетой.

— А разве я еще не сделал этого?

Майкл засмеялся и прислонился плечом к зеленой подушке.

— По-моему, нет. Но, должен сказать, ты первый, кому удалось заставить ее замолчать с помощью губ.

— Угу, — лаконично ответил Алекс. Он не желал делиться с Майклом воспоминаниями о вкусе губ и языка Долли, о ее острых зубках и теплом теле, уютно устроившемся на его коленях.

— Лиззи встревожилась. Она никогда не видела, чтобы Долли кого-то так целовала.

— Как «так»? — рассеянно спросил Алекс и тут же пожалел об этом.

— Старик, она выглядела так, словно хотела съесть тебя с потрохами. — Майкл выгнул бровь и похотливо улыбнулся. — И не могла остановиться.

— Угу. — На этот раз односложный ответ был вызван досадой, причины которой Алекс не понимал. Они целовались на глазах у всех. Майкл был свидетелем этого. И имел полное право на любопытство.

Иными словами, этот поцелуй был абсолютно невинным и не имел никакого значения. Но Алексу почему-то не хотелось, чтобы к нему лезли в душу.

Хотя говорить в общем-то не о чем. Поцелуй являлся частью игры.

— Я и сам не видел, чтобы Долли так размякала. — Майкл покачал головой. — Похоже, это серьезно.

Серьезно? Гм…

Бутылка опустела. Алексу требовалось принять решение. Остаться или уехать? Как быть? Он посмотрел на Долли. Та резвилась как ребенок и, судя по всему, рассказывала Лиззи и Сесили что-то смешное.

— Да нет, она слишком молода для серьезных дел, — Алекс не желал продолжать этот разговор.

— Думаю, в этом и заключается проблема.

— В ее внешности? — Алекс нахмурился. Еще вчера он мог бы согласиться с Майклом. Но сегодня… Сегодня он так не думает. Долли предстала перед ним в новом свете. Возможно, раньше он просто не замечал этого, потому что всегда больше обращал внимание на форму, а не на содержание.

— Нет, старик. Не во внешности. Хотя… Гм… Пожалуй, ты прав. — Майкл пожал плечами. — Конечно, она хорошенькая, но выглядит лет на восемнадцать.

Алекс кивнул и тут же простил себе эту невольную ложь. Да, он заглянул в глаза ребенка, но увидел там то, что было таким же древним, как сады Эдема, таким же искусительным, как Змий, и таким же зрелым, как запретный плод. Страсть. Прямую и откровенную.

Он принял решение. Уезжать не следует.

Во всяком случае, пока.

 

Глава 3

Пока Лиззи возилась с освещением, Долли готовилась к раздаче голубых и розовых листков, распечатанных накануне на принтере.

Пять — девушкам, пять — молодым людям. Десять неповторяющихся списков для ее новой игры.

Которая называется «Мусорщик». В редакции каждой американской газеты имеется журналист, раскапывающий грязные темы и кропающий соответствующие статейки. Долли просто обыграла название этого амплуа.

Игра предназначалась только для взрослых. В нее следовало играть на ночь. И заключалась она в поисках подходящего партнера.

Долли была убеждена, что идея блестящая. Если все пойдет по плану, то новый номер их ежемесячного журнала будут рвать с руками.

Количество читательских отзывов резко увеличится. После этого Сесили забросает ее новыми поручениями, а Лиззи придется снова ломать голову над изменением оформления колонки.

Мда… Она подорвется на собственной мине.

Впрочем, сейчас следует тревожиться о том, чтобы члены ее экспериментальной группы не поубивали друг друга. И помнить, что цель игры заключается вовсе не в том, чтобы сразить Алекса Кэррингтона.

Какая разница, что о таких руках, как у него, можно только мечтать. И что ее ни разу так не целовали. Физическая тяга не главное. Совсем не главное. Нужно понять, нравится ли ей этот мужчина. Но с решением придется подождать, потому что пора начинать игру. Главное событие сегодняшнего вечера. То, для чего она созвала гостей.

Работы в журнале очень много, и у членов редакции — в том числе и у самой Долли — не хватает времени на вечеринки. Ее колонка, называющаяся «Девичьи игры», должна была стать альтернативой барам и клубам.

До сих пор ни одна придуманная Долли игра не давала девушкам и молодым людям возможности завязать тесные личные контакты.

В анкеты, составленные ею для сегодняшнего вечера, входили вопросы о самых интимных вещах. Вплоть до эрогенных зон и сексуальных фетишей.

Ее собственный перечень представлял собой такой же произвольный набор тем, как и те, что были предназначены для всех остальных.

Точнее, почти для всех остальных.

Для Лиззи и Майкла перечни были составлены специально. Что имело смысл, поскольку идею игры Долли почерпнула именно из отношений этой пары.

Лиззи и Майкл обожают друг друга. Как-то Долли пришло в голову, что их связь можно считать идеальной. После этого она сделала то, что сделала бы в таких обстоятельствах каждая лучшая подруга. Встряла между ними.

Сочинила две возмутительно нескромные анкеты, которые могли бы доставить Лиззи и Майклу множество неприятных минут, если бы эта пара отнеслась к игре всерьез.

Долли скрестила пальцы, чтобы ее затея не кончилась катастрофой.

Она подошла к игрокам и сунула бумажку в неохотно протянутую руку Пита Спрингфилда. Перешагивая через длинные ноги Майкла, она подняла взгляд и увидела, что Пит разворачивает сложенный голубой листок.

— Прекрати! — Она смерила Пита, а заодно и Майкла самым свирепым взглядом, на который была способна. — Не сметь заглядывать в листки без моей команды!

Без вины виноватый Майкл, анкета которого лежала у него на коленях, поднял вверх руки.

— Куда не заглядывать? О чем ты говоришь?

— Вот и хорошо. — Долли наклонилась и поцеловала его в макушку. — Сейчас я все объясню. Но не вздумайте взяться за свое, как только я отвернусь. Я все вижу!

Переступая через ноги и мебель, она пошла к трем женщинам, судьбы которых еще не знала. Сесили с опаской взяла розовый листок, протянутый Долли. Памела Хенсфорд оказалась еще более осторожной. Она долго колебалась, прежде чем сделать выбор. Сабина же забилась в кресло и замахала руками.

— Эй, подруга, ты забыла, что это наш общий бизнес? — принялась увещевать ее недовольная Долли. — Рука руку моет. Ты мне, я тебе.

Сабина смерила ее взглядом, задумчиво постукивая листком бумаги по колену, туго обтянутому розовыми джинсами.

— Интересно… Моя колонка — это косметика и украшения. Не знаю, чем ты сможешь мне помочь. Ты выглядишь очень естественно, а это не по моей части.

— Да будет тебе известно, Мисс Косметика и Украшения, что этот естественный вид дается мне весьма недешево. Я разорилась на твоих маслах, увлажнителях, депиляторах и ополаскивателях!

Сабина склонила голову набок и прищурилась.

— Ну допустим, что в косметике ты разбираешься. А как быть с украшениями?

Долли почесала в затылке.

— Что я могу сказать? Украшения мне не нужны. Я и так само совершенство.

— Пока ты не ушла, объясни, что с этим делать. — Сесили помахала сложенной бумажкой.

— Ничего. Просто держать. Не заглядывать. Сейчас я все объясню и дам команду. — Она обвела взглядом комнату. Три записных холостяка окружили ведерко с бутылками. Долли тяжело вздохнула, подошла к ним и протянула три оставшихся голубых листка Джонни, Алексу и Чарли. — Выбирайте, мальчики. Любой листок, который вам нравится. — Поскольку реакции не последовало, ей пришлось предпринять вторую попытку. — Видите? Здесь всего три варианта. Это значит, что шансы самого смелого выбрать себе партнершу самостоятельно составляют пятьдесят на пятьдесят. Мужчины вы или нет?

Джонни попятился, сел на подлокотник кресла, приподнял бровь, но руку не протянул.

Долли закатила глаза и сунула листок ему за шиворот.

Нет, пора искать себе другое занятие, подумала она, вручая вторую анкету Чарли, а последнюю Алексу. Эту публику расшевелить трудно.

Кэррингтон равнодушно принял листок. Подумаешь, какая-то бумажка… В прикосновении его сильных длинных пальцев не было ничего интимного или соблазнительного, но чувствительная кожа Долли еще хранила тепло, оставшееся с прошлого раза.

Ах, если бы это было приглашение на свидание!.. Впрочем, едва ли Алекс согласится на что-нибудь тайное. Тем более что у меня не хватит на это смелости, подумала Долли и тряхнула головой, приходя в себя.

— Прошу прощения, Алекс. Кажется, я отвлекла вас от важных мыслей.

Он недоуменно посмотрел на свои руки, сложил листок и сунул его в нагрудный карман безукоризненно белой рубашки с пуговками в уголках воротника.

— Похоже, мне не следует надеяться.

— Надеяться? На что?

— На вторую попытку. — На этот раз Алекс встретил ее взгляд, пытливо заглянул ей в глаза и увидел ту часть души Долли, в которую она никого не пускала.

О Боже, как он смотрит на нее!.. О Боже, как он подчеркнул слово «вторую»!.. Теперь, когда Долли знает, как он целуется, отказаться вдвое труднее.

Она испустила тяжелый вздох, наполовину притворный, наполовину искренний.

— Увы, в этом виноваты вы сами.

— Как это?

— Вы забыли про мою игру? Если бы я знала, что вы захотите оказаться в одной команде со мной, то позаботилась бы об этом заранее.

— А это было бы честно?

— Женщина имеет право слегка слукавить. — Долли пожала плечами, а потом кивком показала на торчавший из кармана листок. — Желаю удачи.

— Спасибо, — ответил Алекс.

— Посмотрим, что вы скажете потом. — Долли подмигнула ему, вынула из-за пояса розовый листок с номером и обратилась к собравшимся: — Начинаем очередную игру. Розданные вам листки пронумерованы от одного до пяти. Внутри находится перечень вопросов для игры.

— Какой перечень? — спросила Памела.

— Для какой игры? — одновременно спросил Чарли.

— Терпение, детки, терпение! Думаю, вы уже сами догадались по цвету листков, что играть будут пять команд, в каждую из которых войдут мужчина и женщина. — Долли перевела дух и продолжила: — Играть будем здесь. — Она взяла недовольного Джонни за руку, вывела его в освещенную прихожую, открыла верхнюю строчку сложенного гармошкой листка и ткнула пальцем в написанный там номер. — Два. Это означает, что ты занимаешь второй световой круг и ждешь женскую половину своей команды. Если номер два окажется у меня, мы с тобой станем счастливыми партнерами… — Долли отвернула верхнюю часть своего листка. — К сожалению, этого не произошло. У меня тройка, поэтому я встаю в третий круг.

Майкл порывисто поднялся со своего обычного места на диване.

— Перестань, Долли! Освещенные круги — это уже чересчур.

Вечно он спорит…

— Ничего не чересчур. Так веселее.

— Смотря кому, — проворчал Джонни.

Майкл, который все-таки смошенничал и заглянул в листок, встал в пятое пятно света.

— И что будет, когда мы все спаримся? Точнее, составим команду? — поправился он, услышав болезненный стон Джонни. — Извини, старик.

Долли посмотрела на Джонни, злобно покосилась на Майкла и шумно выдохнула. Уф… Ее терпение подходит к концу.

— Вы закончили? Спасибо. В каждом листке находится перечень вопросов для игры, которая называется… «Мусорщик»!

Все игроки дружно громко застонали.

Долли их утешила:

— Очень обаятельный, чрезвычайно сексуальный и абсолютно совершеннолетний мусорщик с богатой фантазией.

— Долли, не знаю, что у тебя на уме, но я не собираюсь высунув язык бегать по секс-шопам в поисках того, что ты включила в свои перечни. Даже в том случае, если наши читательницы взбесятся от восторга. — Сесили скрестила руки на груди.

— Сесили, неужели ты меня не знаешь? Может быть, эта игра будет немного более вызывающей, чем остальные, но секс-шопы — это уже чересчур. Просто нам всем придется слегка напрячь воображение. В конце концов, главный половой орган человека — это мозг.

— Может быть, у тебя он и половой, — буркнул обладатель голубого листка под номером два. — А мой половой орган расположен на метр ниже.

Долли испустила стон.

— Только мужчина способен занять такую дурацкую позицию!

— Дурацкую? Ну сейчас я тебе покажу!

Положение спасла Сабина, помахавшая розовым листком с цифрой «два» и подошедшая к Джонни.

— Дорогуша, будет лучше, если ты покажешь эту позицию мне. Потому что теперь мы пара.

Джонни Хэвиленд радостно потер руки и расплылся от уха до уха.

— Секс и соблазн во плоти. Либо мы надерем задницу другим командам, либо… — Темп его движений сильно замедлился.

— Либо что? — спросила Сабина.

— Либо ты выбьешь мне зубы.

Долли довольно улыбнулась. Похоже, идея и в самом деле блестящая. Ну, во всяком случае, неплохая, поправилась она, увидев, что Алекс Кэррингтон наблюдает за тем, как она следит за парой номер два.

Сочетание «Джонни и Сабина» прекрасно соответствовало ее тщательно составленному плану. Оставалось молиться, чтобы Майкл и Лиззи стали парой номер пять.

Конечно, все произошло само собой. Но выражение лица Алекса говорило, что он в этом сильно сомневается.

— Надеюсь, никто из остальных участников игры не унизился до мошенничества. И не стал подсматривать в свои листки раньше времени.

— А я подсмотрела! — Лиззи влетела в круг и повисла на шее Майкла. Любовники обнялись так крепко, что между ними и муха не пролетела бы.

— Послушай, это не борьба сумо, — ехидно заметила Долли. Окончательно обнаглели, подумала она. — Тут совсем не обязательно держаться в центре крута.

— Но так куда интереснее! — Лиззи хихикнула и прижалась к своему бойфренду, который уже успел запустить руки ей под блузку.

Ну что ж, подумала Долли. Пусть порадуются затишью перед бурей. Она вздохнула, подумала об Алексе и снова вздохнула. Можно было бы отдать многое за возможность через месяц обниматься с ним на людях так же непринужденно, как это делают Лиззи и Майкл.

— Поскольку никто не обращает на мои слова никакого внимания, я предлагаю провести голосование. Либо мы продолжаем подглядывать и мошенничать, либо подчиняемся моим правилам.

— Лично я за то, чтобы продолжать мошенничать и подглядывать! — Памела Хенсфорд подняла вверх руку со своим листком.

— Я тоже, — поддержала подругу Сесили.

— И я, — подал голос Пит.

Чарли кивнул.

— Я с вами.

Долли повернулась к Алексу.

— Вы разделяете их игривое настроение?

Алекс снял очки.

— Разделяю? Нет. Но собираюсь воспользоваться его преимуществами. — Он неторопливо поднял бутылку с пивом, сделал глоток и опустил бутылку, продолжая смотреть Долли в глаза.

Он что, нарочно выводит меня из себя? Издевается? Долли прищурилась.

— Боюсь, что вы не знаете разницы между адвокатом и стервятником.

— Стервятник не может увеличить размах крыльев.

Джонни захохотал прежде, чем Сабина успела остановить его.

— Долли, один — ноль в его пользу!

Долли пропустила слова Джонни мимо ушей. Тем временем Алекс сделал еще один глоток, и она обратила внимание на его обнаженные предплечья и дорогие хромированные часы, прикрепленные к запястью черным кожаным ремешком.

Скорее всего, сделанным из шкуры очередного соперника по процессу, мелькнуло в голове Долли.

— Я вижу, вы закатали рукава. Приготовились рыться в грязи?

— Приготовился. Думаю, чего-чего, а грязи здесь будет более чем достаточно.

Черт, за словом он в карман не лезет. Похоже, его не переспоришь.

— Раз так, ладно. Если все согласны, давайте сначала кончим формировать пары.

— Я не прочь кончить со своей парой! — Джонни наклонил голову и уткнулся в шею Сабины.

Та оглянулась.

— Я могу стоять здесь, прижавшись задницей к твоему толстому… э-э… животу, но это вовсе не значит, что ты кончишь со мной.

Джонни выпрямился и переступил с ноги на ногу.

— Долли, мы долго будем так стоять? Боюсь, что моей группе вокального сопровождения грозит серьезная опасность. — Сабина подняла руку и покровительственно похлопала его по щеке.

— Если ты не станешь просить меня отрегулировать твой микрофон, мы прекрасно поладим, — откликнулся Джонни.

На мгновение Долли стало жаль его. Но потом она пожалела Сабину. Эти двое явно балансировали на грани между любовью и ненавистью.

Тем временем Сесили вошла в круг номер один. А Памела, не желавшая оставаться наедине с тремя мужчинами, заняла четвертый световой круг.

Пит, Чарли и Алекс обменялись страдальческими взглядами. Пит тяжело вздохнул, заглянул в свой листок и встал рядом с Сесили.

Его мощные смуглые бицепсы и широкие плечи служили прекрасным фоном для элегантной главной редакторши. Заметив это, Долли на мгновение возгордилась собой. Но тут же опомнилась. Оставались двое.

Не смей думать об этом! Не паникуй! Еще рано!

Увы, было уже поздно. Потому что Чарли Лоуренс остановился рядом с Памелой, а Алекс занял позицию за спиной Долли.

Партнером Долли стал тот самый мужчина, которому она хотела выцарапать глаза и выщипать перья. Тот самый, с которого ей хотелось сорвать одежду, чтобы ощутить запах его кожи.

— О’кей… — Долли изменил голос, поэтому пришлось начать сначала. — О’кей. Теперь слушайте, что будет дальше. Правило первое: ни в коем случае не показывать партнеру свой листок. Это запрещается под страхом смертной казни. Всем понятно?

— Понятно, — кивнул Чарли.

А Памела, не желавшая отставать от своего напарника, добавила:

— Это легко.

Пока что все шло хорошо.

Но едва Долли снова открыла рот, как ее перебил Джонни:

— Подожди минутку. Это совершенно бессмысленно. Какой резон создавать команды, если партнеры не имеют возможности сыграться?

Что взять со спортсмена?

— А какой смысл в шахматах? Или в теннисе? В любой игре один на один?

Ярко-голубые глаза Джонни тут же померкли.

— Что? Один на один? Почему ты не сказала об этом раньше?

Реплика оказалась явно неудачной. Потому что Джонни противостояло сразу пять из шести членов редакции с Долли на левом фланге.

Долли подбоченилась.

— Потому что твои дурацкие замечания не дали бы мне закончить!

Ее сменила Памела.

— Потому что ты не веришь, что женщина может придумать игру, которая понравится и мужчине!

— Потому что ты считаешь, что женщина вообще не может придумать ничего оригинального! — Конечно, Лиззи никогда не бросит подругу в беде.

Настала очередь Сесили.

— Потому что ты думаешь, что в женщинах нет соревновательной жилки!

— Потому что, когда речь заходит о спорте, ты слушаешь только тех, у кого между ног болтается член!

Беглый огонь, начавшийся из круга номер три, закончился выстрелом в упор. Реплика Сабины заставила Джонни поднять обе руки.

— О’кей, о’кей, сдаюсь! Долли, ты гений. — Он шутовски поклонился ей. — Настоящий гений.

— Слава Богу, наконец-то заметил! — А то она уже начала думать, что этого не заметит никто. Что собственная гениальность ей только пригрезилась. Судя по событиям этого вечера, так оно и есть.

Конечно, Алекс выбрал именно этот момент, чтобы переступить с ноги на ногу и коснуться бедром ее ягодицы. Долли окончательно пала духом. Только идиотка станет играть в игру собственного сочинения с партнером, который ей скорее враг, чем друг.

От его теплого дыхания у Долли зашевелились волосы на затылке. Она приказала себе не обращать на это внимания. Просто Алекс слишком близко стоит. Или делает первый ход? Разыгрывает гамбит? Едва ли… Впрочем, кто его знает?

Она сосредоточилась, сделала глубокий вдох и заставила себя успокоиться.

— О’кей. На чем мы остановились?

— На смертной казни, — напомнил ей Алекс.

— Верно. Кроме того, запомните: когда вы станете отвечать на вопросы, держите ответы при себе. Это не командная игра, а жестокое единоборство, поняли? Приз достанется только одному из вас. Точнее, одному из нас. Кем бы этот один ни оказался.

Она сделала паузу и перевела дух.

Все слушали не перебивая.

Она продолжила:

— Ровно через месяц мы соберемся на следующую игру и победитель получит заслуженную награду и отправится за семь морей. Или, как минимум, в Карибское море. — Тут Долли почувствовала позади какое-то движение и крепко прижала листок к груди. — Вообще-то я не думаю, что каждой паре понадобятся для ответа все тридцать дней. Кое-кто мог бы справиться с заданием уже сегодня. — Она показала взглядом на Майкла и Лиззи. — Но Сесили вручит награду только во время нашей следующей встречи.

— Иными словами, ты хочешь уравнять шансы?

Долли подмигнула Питу.

— А ты как думал?

Джонни уже сгорал от нетерпения.

— Ну что, можно смотреть или еще рано?

— Подожди минутку.

Наступил решающий момент. Публика созрела. Лишние подробности могли бы все испортить. Долли сложила кончики пальцев.

— Осталась одна небольшая деталь…

— Какая? — хором спросили сопрано и басы.

— Темы, затронутые в ваших анкетах. Сексуальные, требующие развитой фантазии и рассчитанные на совершеннолетних.

— Долли, я уже говорила, никаких секс-шопов! — Сесили Стоун явно напрашивалась на то, чтобы ее сводили в одну лавочку, недавно обнаруженную Долли на окраине города.

— Увы, Сис, то, о чем идет речь в перечне, нельзя купить даже при самом большом желании. Во всяком случае, в сексшопах его не продают. — Долли заставила себя забыть о мести Алексу Кэррингтону и взорвала свою бомбу. — Понимаете, источником информации, которая необходима для победы, является лицо противоположного пола, стоящее с вами в одном круге…

Алекс Кэррингтон стоял на первом этаже дома Долли и Лиззи. Он порылся в кармане и достал свою анкету. В коридоре было темновато. Во-первых, окна перестроенного склада располагались высоко и были довольно узкими; во-вторых, на улице давно стемнело. Однако света нескольких лампочек без абажура было вполне достаточно, чтобы прочитать написанное на листке.

Следует отдать Долли должное. Страсть к приключениям, владеющая этой женщиной, не знает себе равных. Придуманная ею игра изощренна, захватывающа и… Впервые в жизни он не смог найти подходящего слова.

Он хорошо знал женщин и привык к их сексуальным фантазиям. Алексу нравилось изучать особенности тех, с кем он встречался. Секс всегда был сопряжен с борьбой за власть. Даже в том случае, если речь шла о связи на одну ночь или о нерегулярных свиданиях под настроение.

Именно поэтому придуманная Долли игра заинтриговала его. Эта женщина любит соперничать. Обладает развитым спортивным духом. Но, к сожалению, не знает своего потенциала. Или просто не задумывается о будущем. Это ее большое упущение.

Их журнал стал явлением культуры. Отрицать этого нельзя. Алекс, будучи хорошо знаком со статьями, которые там печатаются, знал, что Сесили Стоун и ее партнерши обладают поразительным умением предсказывать то, что станет модным в ближайшее время.

Прочитав полтора десятка вопросов, которые ему предстоит выяснить с помощью Долли Грэхем, он был покорен ее логикой. Именно своеобразная логика приносит этой женщине успех.

Она не только с энтузиазмом придумывает игры, но и знает, на какие кнопки нажимать, чтобы заставить людей принять в них участие. В данном случае речь идет о гормонах пяти мужчин, собравшихся в ее квартире.

Женщины в редакции журнала подобрались бойкие. И если вопросы, содержащиеся в других перечнях, такие же провокационные, как и у Алекса, то надеяться на выигрыш не приходится. Скорее всего, приз должна будет получить сама Долли.

Интересно, какие вопросы содержатся в перечне, который достался ей самой? Что Долли должна будет узнать о нем, Алексе? Он не стал бы возражать, если бы Долли узнала, что он отдает предпочтение длинным спортивным трусам. И с радостью позволил бы ей найти его единственный детский шрам на бедре, оставшийся на память о давних занятиях скейтбордом. Ох и упал же он тогда…

А когда Долли спустит с него брюки, то пусть ищет не только те эрогенные зоны, которые одинаковы у всех мужчин, но и те, которые присущи только ему одному. Особо чувствительные места, которые нравилось открывать женщинам, не жалевшим времени на то, чтобы доставить ему удовольствие в постели.

Алекс стоял в полутемном коридоре и напряженно думал. Нужно что-то предпринять. Она его достала. Достала по-настоящему. Дважды за вечер он почувствовал себя уязвленным. Потому что сомневаться не приходится: в хорошенькой головке Долли Грэхем имеются мозги.

Но разве не наличие извилин делает женщину интересной? Если она умеет неплохо шевелить мозгами, то сможет вызвать у мужчины желание узнать и остальные части ее тела. Наверняка они шевелятся не хуже. Но тогда какого черта он стоит внизу и хлопает ушами, вместо того чтобы подняться наверх и заняться делом?

В худшем случае он сумеет завоевать несколько очков в игре. Сегодня вечером он уже кое-чего добился. Нужно ковать железо, пока Долли не оправилась от вечеринки и не забыла впечатления, которое он на нее произвел. Он не собирается играть нечестно, но было бы грешно не воспользоваться своими преимуществами.

Кроме того, торопиться ему некуда. Мысль вернуться в офис прельщала Алекса куда меньше, чем час назад. Долли сейчас одна. Лиззи уехала с Майклом; это означает, что у Алекса развязаны руки.

Сегодня вечером они с Долли двигали фигуры по очереди. Она не должна догадаться, что его возвращение — шах королеве. А если эта малышка узнает о нем кое-что лишнее… что ж, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Он может позволить себе пожертвовать пару пешек. Может позволить себе что угодно, лишь бы победить Долли Грэхем на ее поле. В любой придуманной ею игре.

 

Глава 4

Ну вот и все на сегодня… Еще одна игра стала достоянием прошлого.

Долли стояла в ванной Лиззи и снимала лифчики с трубки душа. Десять высохших она перекинула через руку, а два еще влажных оставила на вешалке для полотенец.

Протестовать Лиззи не может, потому что ее нет дома. Эта счастливица попрала все правила дружбы, записанные Долли на каменных скрижалях, и уехала ночевать к Майклу, предоставив подруге в одиночку убирать остатки пиршества.

Что ж, может, это и к лучшему. Физическая работа и попытки разобраться в том, что случилось сегодня вечером, позволят ей скоротать время до сна.

Ну а если ей не захочется спрашивать себя, как прошла игра, или искать ответы на трудные вопросы, всегда можно будет вычистить до блеска унитаз, натереть полы и вымести с балкона паутину и опавшие листья.

К фреске на потолке спальни можно будет добавить пару рыбок. Дельфина. Морскую черепаху. И для пикантности — русалку. Если она окончательно упадет духом, то сядет на дно моря, составит перечень и будет готовиться к возвращению подруги.

В общем, сгодится все, лишь бы не думать о том, что после отъезда Лиззи в квартире стало очень пусто. Очень тихо. И очень одиноко.

Она выключила свет в ванной и подумала о «Мусорщике». Понравится ли эта игра читателям журнала? Если бы не возможность совершить путешествие на яхте, ее подопытные морские свинки не стали бы тратить время на это нестоящее занятие.

Если играют незнакомые между собой люди, они, по крайней мере, могут найти себе партнера для последующих встреч. Но эту группу интересует только приз.

Вот в чем дело: игра получается слишком долгой. По-настоящему азартной она может стать только в том случае, если будет укладываться в один вечер. Если придется выбирать одного из нескольких представителей противоположного пола.

Значит, нужно забыть о прочных связях и играх один на один. Анкеты следует раздавать сразу по прибытии гостей. Никаких пар, никаких команд.

Впрочем, если как следует подумать, то возможны оба варианта. Продолжительная игра дает больше возможностей. Проверка того, как далеко способен зайти твой партнер, требует времени. А короткий вариант прекрасно подойдет тем, кто способен влюбиться с первого взгляда.

А что? Здорово! Дуплет! Теперь нужно подумать, как из одной идеи сделать две колонки. Ха! А Сесили на что? Черт побери, это замечательно, что они издают журнал вшестером. Будь главным редактором Долли, ей пришлось бы наступать на горло собственной песне и трудиться как каторжной. Вопреки ее любимому девизу, гласившему: «Женщина, которая работает от зари до зари, становится синим чулком».

Шум лифта застал Долли врасплох, и она поспешила уйти с половины Лиззи. Если подруга успела поссориться с Майклом из-за игры, лучше держаться от нее подальше…

Но, когда дверь лифта со скрипом открылась, Долли и думать забыла о Лиззи и Майкле.

Потому что в железной клетке стоял знаменитый адвокат. Он наклонил голову, одной рукой застегивая запонку, а другой поправляя галстук.

Затем Алекс Кэррингтон поднял взгляд, и у Долли похолодело в животе. Этот мужчина наверняка владеет гипнотическим даром… И в придачу еще и телепат. Она ударилась в бегство.

Алекс нахально пошел за ней. Он был таким модным, таким лощеным, что Долли хотелось вылизать его языком всего — от безукоризненно постриженной макушки до пят, облаченных в итальянские черные кожаные туфли ручной работы.

Тяжелая входная дверь со стуком захлопнулась.

Они были одни. Вдвоем. На ее территории.

За левым плечом Долли стоял дьявол и что-то мерзко нашептывал. За правым плечом сладко пел ангел. Ох, как трудно сделать выбор между добром и злом…

— Что, заблудились? — спросила она.

Алекс покачал головой.

— Нет, потерял шофера. Если помните, я приехал с Майклом.

— А он увез с собой Лиззи. И бросил вас на берегу.

Смешной предлог. Она прекрасно поняла, чего хочет Алекс. Этот проныра решил, что сможет выведать несколько секретов, если застанет ее врасплох… с десятью лифчиками, накинутыми на руку.

Боже, какое унижение!

— Наверно, вам понадобился телефон, чтобы вызвать такси? — спросила она и тут же увидела маленький кожаный футляр, прикрепленный к поясу Кэррингтона.

Алекс покачал головой, миновал музыкальный центр, небрежно провел пальцем по компакт-дискам, открыл раздвижную стеклянную дверь, вышел на балкон и только потом ответил:

— У меня есть телефон.

— Если так, я догадываюсь, почему вы вернулись.

— Почему же? — не оборачиваясь, спросил он.

— Чтобы начать игру. — Она ждала возражений, но Алекс молчал, позволяя Долли любоваться его коротко стриженным затылком, широкими плечами, длинными ногами и сводящими с ума ягодицами.

— У вас здесь потрясающий вид.

— Пой, ласточка, пой… — пробормотала себе под нос Долли. Она остановилась в дверном проеме, опершись плечом о косяк. Босые пятки попирали пол квартиры, а носки были погружены в опасные воды, где кишели акулы.

Наконец Алекс посмотрел на нее.

— Простите, я не расслышал, что вы сказали.

— Ничего. Просто согласилась. С вашей оценкой здешнего вида. — Ответ был осторожный. Благоразумный. И, самое главное — правдивый.

Квартал благоустраивался. Большую часть дня тут стоял невообразимый шум от бесконечных дорожных работ, грохота асфальтовых катков, скреперов и бульдозеров. Такова была плата здешних жителей за право первыми поселиться в новом деловом центре.

Но по вечерам все менялось. С балкона четвертого этажа город казался настольной игрой, детской площадкой, тематическим парком или терра инкогнита (неизвестной землей), ждавшей своего исследователя.

Долли подняла взгляд и заметила, что Алекс продолжает следить за ней.

Он повернулся спиной к перилам и скрестил руки на груди.

— Вам нравится стоять на балконе, верно?

Голос Кэррингтона стал тихим и вкрадчивым, но Долли решила не обращать на это внимания. Нельзя снова дать застать себя врасплох.

— Да. Приятно следить, как город растет и приобретает новый облик. Как говорится, все течет, все меняется.

— Вы правы. Сегодня Майкл показывал мне новые дома, построенные на месте гостиницы «Бразилия». И продемонстрировал два квартала, над проектом перестройки которых он работает с Дуайтом.

Долли понимающе кивнула и вошла в комнату, предчувствуя, что скоро они заговорят о погоде. Но Алекс пришел сюда явно не для светской беседы. И не для обсуждения состояния городского рынка недвижимости.

Ей хотелось знать, зачем он пришел. Чего хочет. Намерен ли остаться. И почему она стремится это узнать, а не указывает незваному гостю на дверь.

Он оставил темный балкон и вышел на свет. Звезды на ночном небе мерцали, но искорки в глазах Алекса мерцали еще сильнее.

Взволнованная Долли заставила себя сделать глубокий вдох.

Она не могла позволить ему одержать легкую победу. Да, физически он чрезвычайно привлекателен, ну и что? Он слишком логичен, слишком серьезен и рассудочен. Едва ли у такого человека есть авантюристическая жилка.

Впрочем, все зависит от того, что называть жилкой…

— Почему вы хмуритесь?

Она испуганно подняла глаза.

— Я не хмурюсь.

Алекс плотно закрыл балконную дверь и молча приподнял бровь.

— О’кей. Я хмурюсь. Но только потому, что вы это сказали. — Мда… Фраза получилась не слишком вразумительной. Но уж лучше показаться дурочкой, чем признаться в том, о чем она думала на самом деле.

— Критическое замечание остается в силе.

Долли снова скрестила руки на груди, еще раз продемонстрировав Алексу все свои лифчики.

— Скажите мне, мистер Кэррингтон, какая разница между адвокатом и проституткой?

— Проститутки не имеют дел с мертвыми, — не моргнув глазом ответил он.

Долли фыркнула.

— Не сомневаюсь, что в таких делах вы специалист!

— Адвокату нужно знать все стороны жизни. — Он неторопливо прошел в комнату и хищно улыбнулся. — А я хороший адвокат.

Может быть, но Долли Грэхем не собирается становиться его жертвой.

— Да, я помню. Вы это уже говорили.

— А что вы мне на это ответили? Забыли?

— Я ничего не забываю. К несчастью.

— Кроме стирки.

— Смешно. — Она вспыхнула и перебросила лифчики через плечо. — О’кей, я действительно забыла постирать и сделала это только сегодня днем.

— Это я заметил.

— Что я не успела постирать?

— Что на вас нет белья. — Увидев ошеломленное лицо Долли, Кэррингтон коварно добавил: — Когда вы сидели у меня на коленях.

— Я должна быть польщена?

Алекс только пожал плечами. Что могло означать и да, и нет.

— Я не присматривался. Просто ваша грудь оказалась у меня перед глазами.

— Понимаю. Хотите сказать, что иначе вы бы ее не разглядели?

— Нет. Не искажайте мои слова. Но раз уж вы упомянули об этом… — Фраза осталась неоконченной.

Но Долли заупрямилась.

— О чем?

— О секрете королевы Виктории. Думаю, у старушки была причина хранить свою тайну.

Что ж, он за это заплатит! Причем прямо сейчас. Игра начинается.

— А как обстоит дело с вашими секретами?

— С моими?

— Вот именно. — Она плюхнулась на диван, подтянула колени к груди и обхватила руками лодыжки. — Ведь за этим вы и пришли, верно? Чтобы получить ответы на вопросы анкеты? От первого до последнего?

Алекс пошел к большому желто-красному клетчатому креслу, в котором сидел весь вечер. Долли следила за тем, как он шел, как садился, закидывал ногу на ногу и клал руки на подлокотники.

— Конечно. А почему бы и нет? Что вы хотите знать? — На нее сквозь очки смотрели ясные зеленые глаза с пушистыми темными ресницами.

Она не должна давать себе волю. Не должна…

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

Гм… А правда, почему бы и нет? Какая жалость, она оставила свою анкету на письменном столе, чтобы изучить ее перед сном. Вот дура, решила сначала навести порядок в квартире…

— Значит, я могу спросить вас обо всем, что есть в моем перечне? И вы ответите?

Он сложил кончики пальцев, уперся в них подбородком и снова пожал плечами.

— Отвечу. Если не предпочту, чтобы это осталось моей тайной.

— Ага! — Долли порывисто подалась вперед и показала на Алекса пальцем. В результате четыре лифчика из десяти упали ей на колени. — Я знала, что вы блефуете!

Он приподнял бровь.

— Долли, игры без блефа не бывает. Но вы не отчаивайтесь. Испытайте меня.

Значит, без блефа не бывает? Долли лихорадочно думала, собирая свое белье. Блеф заключается в том, что Алекс будет задавать ей ее же собственные вопросы.

Но будь она проклята, если не получит ответа по крайней мере на один вопрос своей анкеты. Уж что-что, а его она запомнила…

— О’кей. Скажите мне вот что… В каком самом необычном месте вы занимались сексом?

Алекс свел брови на переносице, задумался, потер нос и убрал руки от лица.

— В географическом смысле? Вроде Бангкока?

— Бангкока? Нет. Я имела в виду нечто другое. Вроде хребта лошади, мотоциклетной коляски или туалета в самолете. Что-то в этом роде. — Она бросила белье на валик дивана.

Алекс внимательно рассматривал ее лифчики.

— В театральной ложе. На мне был смокинг.

В театре? И при этом его дама была в вечернем платье? Но как же это… На языке Долли вертелась тысяча вполне логичных вопросов, но тут Алекс сказал:

— Теперь моя очередь.

Внезапно Долли занервничала и пригладила непокорные волосы сначала с одного боку, а потом с другого.

— Спрашивайте.

— Нет ли в вас склонности к эксгибиционизму? Вопрос из моего перечня.

Глядя на Алекса, Долли испытывала странное чувство — как будто он слегка приподнял ее подбородок и повернул лицом к себе.

— А что вы сами об этом думаете?

У Алекса напряглось лицо, а на виске запульсировала какая-то жилка. Он снова посмотрел на валик просторного дивана.

— Ах это! — Долли небрежно рассмеялась, стараясь не обращать внимания на покалывание в груди. Казалось, что там завертелось колесо рулетки. — Вообще-то у меня нет привычки демонстрировать свое белье.

— Но при случае могли бы?

— Выйти на помост? — Неужели ей действительно хватило бы на это дерзости? И тут Долли насмешливо улыбнулась. Чопорный консерватор… — Могла бы.

— Прямо сейчас?

— Сейчас? — Она беспомощно посмотрела на белье. — Вы хотите, чтобы я?..

Он показал подбородком на лифчик, который лежал сверху.

— Вот этот. Наденьте его.

Как, самый новый? Из набивной ткани? У нее есть черный кружевной, серебряный парчовый, в полоску, шелковый и атласный. А он предпочел «Тинкербелл»?

У Алекса слегка приподнялся уголок рта.

— Надевайте.

Долли почувствовала себя выбитой из колеи. Игра начинает принимать странный оборот. Но разве не этого она хотела? Проверить, к чему это приведет? Кроме того, можно надеть лифчик так, что ничего не будет видно.

Слегка успокоившись, она встала, надела лифчик на талию и застегнула его на единственный задний крючок. При этом лямки и чашки свесились на ее живот. Потом вынула руки из рукавов, просунула их под просторную футболку и натянула лямки на плечи.

В ходе этой операции полностью оголился живот, однако она сумела надеть лифчик без особого труда. Осталось самое легкое: согнуть сначала одну руку, потом вторую, просунуть их в рукава майки — и готово!

Он и глазом не моргнул. Даже не пошевелился. Не стиснул ручки кресла, не дернул щекой и не сделал ни единого жеста, который говорил бы о том, что этот человек борется со сладострастием. Впрочем, почему она решила, что Алексу есть с чем бороться?

Стоп. Минутку… Ей самой было с чем бороться. Но она думает как… мужчина, а не как женщина, знающая, что размер бюста здесь ни при чем.

Молоко наливают в огромные цистерны и в крошечные пакетики, но от этого оно не перестает быть молоком. Величина банана, лежащего в кармане мужских брюк, не имеет значения. Куда важнее то, как мужчина снимает с него кожуру.

Пора снять шоры с глаз Алекса.

Долли подходила все ближе к креслу, пока не уперлась в него. Потом согнула ногу, поставила колено на кресло и через секунду оказалась сидящей на Алексе верхом.

После этого она поднесла грудь в «Тинкербелле» к глазам Алекса; правда, некоторые наиболее пикантные подробности были скрыты майкой.

— Что-нибудь еще?

— Ну, раз уж вы упомянули об этом… — протянул он. Теперь его голос звучал хрипловато, но взгляд оставался прямым. Выражение лица Алекса говорило о его намерениях так же красноречиво, как и проснувшийся пах. — Вы могли бы снять майку?

Долли знала, что должна продолжить сопротивление. Но она размякла, стала податливой и представляла собой легкую добычу. К тому же ей уже несколько часов хотелось ощутить прикосновение его рук.

— Сначала вы… Снимите галстук.

Он колебался тысячную долю секунды. Потом развязал узел и вытянул из-под воротника тонкую полоску шелка. Принимая галстук, Долли схватила его за левую руку и быстро связала ему запястья.

Он невозмутимо наблюдал за ее работой.

— Любите связывать мужчин? Это та самая маленькая грязная тайна, которой вы никогда не делились даже с лучшей подругой? Та самая, которую я должен был узнать и отметить в своем перечне?

Долли плотно сжала губы. Ей хотелось выпалить, что он уже переступил край, нарушил правила игры и сообщил сопернику то, что должен был хранить в тайне.

Вместо этого она затягивала узел за узлом, окончательно превратив в тряпку изделие модного дизайнера, наверняка стоившее целое состояние.

— Вы уже закончили? — осведомился он, когда от концов изящного шелкового галстука осталось всего несколько сантиметров.

Весьма довольная как плодами своих трудов, так и ходом игры в «Мусорщика», Долли опустила связанные руки Алекса на его колени.

— Теперь я знаю, что вы не распустите рук.

То, что она отдала бы полжизни за прикосновение этих рук ко всем частям ее тела, значения не имеет. Имеет значение то… то… Увы, Долли знает только одно: ей хочется раздеться самой и раздеть Алекса Кэррингтона.

— Долли…

Негромкий голос Алекса заставил ее подозрительно поднять глаза.

— Что, Алекс?

— Я передумал. Можете не снимать майку.

Ах он передумал? Решил, что там не на что смотреть, так? Нет, не так. Долли решительно взялась за подол майки и только тут поняла, чего он добивается.

— Хитрая змея! «Осла тяни за хвост, тогда вперед он побежит ретиво»? Черта с два! Ничего не выйдет, господин советник!

— Я не прибегаю к хитростям, чтобы добиться своего. Просто спрашиваю то, что хочу знать, — добавил он, увидев колебание на ее лице.

— Ой ли? — Похоже, он очень близок к тому, чтобы узнать ее тайные слабости. — Тогда к чему все эти капризы? Снимай, не снимай! Нет, вы пытаетесь перехитрить меня и поставить галочку в своем перечне!

Алекс пожал плечами.

— Мужское воображение — великая сила. Оно может сказать очень многое.

— Мне всегда казалось, что мужчины прилетели с Марса. Что вы предпочитаете полагаться на свое зрение, а не на воображение.

Алекс приподнял очки, а потом опустил их на прежнее место.

— Я полагаюсь на свое зрение.

— Серьезно?

— Серьезно. И не буду останавливать вас, если вы решитесь снять майку.

Теперь Долли сражалась не только с собственными гормонами, но и с растерянностью. Неужели он действительно желает ее? Или это ей только кажется?

— Пожалуй, я все-таки оставлю ее. — Ответ прозвучал чрезвычайно двусмысленно.

— Вот и хорошо. Потому что так будет гораздо забавнее. — Алекс закинул связанные руки ей на шею и заставил сидеть смирно. Его зеленые глаза полыхали. Уголок рта слегка приподнялся. Потом он наклонился и лизнул ее сосок.

О Боже! Все другие слова вылетели у нее из головы. Она могла только стонать и охать. Губы Алекса сосали ее грудь, и вскоре майка и лифчик Долли промокли насквозь. Так же, как ее трусики. Низ живота свело сладкой болью. Под ложечкой возник холодок.

Он прихватывал нежный сосок губами, покусывал его и сосал до тех пор, пока на хлопке, нейлоне и коже не появились влажные круги. А потом настала очередь ложбинки между грудями.

Пальцы Долли впились в его бедра; она боялась, что потянется к пуговицам его крахмальной белой рубашки, к подолу собственной майки, к затылку Алекса, чтобы управлять его движениями, или к другому месту, чтобы узнать, какое оно на ощупь.

Зачем ей вообще эта дурацкая одежда? Почему бы им не раздеться и не лечь в постель?

О’кей. Этому безумию нужно положить конец. Она положила руку на грудь Алекса и оттолкнула его. Его глаза никогда не были такими яркими. Влажные губы заалели от трения о ткань.

Долли открыла рот, собираясь что-то сказать, но улыбка Алекса заставила ее потерять дар речи. Это была озорная, дьявольская, нахальная улыбка мальчишки, которого застали в тот момент, когда он засунул руку в сахарницу. Или прильнул губами к ложбинке между грудями незнакомой женщины.

У нее перехватило дыхание.

— Алекс… Что мы делаем?

— Кажется, это называется «вскармливание грудью».

Долли дала ему подзатыльник.

— Фраза в стиле доктора Спока. Правда, я его никогда не читала… Эй, а что делают эти руки? И когда они успели освободиться?

— Вот это. — Одна ладонь Алекса обхватила ее затылок. — И это. — Вторая ладонь легла на ложбинку между грудями, еще влажную от прикосновения его губ.

Долли понимала, что Алекс проверяет, как она реагирует на его прикосновения. Мужчинам нравится знать, что они могут с помощью рук довести женщину до оргазма.

— Вы хотите свернуть мне шею? И сбросить мой труп в шахту лифта как тряпичную куклу?

Рука Алекса двинулась к ее шее.

— Почему вы так подумали?

— Потому что это самый легкий способ победить в соревновании.

Несколько секунд он молчал, а потом задумчиво пробормотал:

— Как тряпичную куклу?

Долли прищурилась.

— Вы что-то придумали?

— Не знаю. Пожалуй, мне хотелось бы иметь живую игрушку.

Она склонила голову набок.

— От идей должен быть прок. Я сама могла бы завести себе куклу-мальчика.

Алекс поднял бровь, а потом опустил ее.

— Куклу-мальчика? Мысль интересная… Думаю, я не стал бы возражать.

— Я знаю, что не стали бы. Но не слишком ли вы размечтались? Кажется, мы достаточно побратались за этот вечер.

— Я думал, что это и есть тайная цель вашей игры. Самый лучший способ узнать друг о друге все. — Алекс вытянул ноги, сплел пальцы на затылке, откинулся на спинку кресла и только тут заметил влажные пятна на майке Долли. У него расширились глаза.

— Я не говорила, что собираюсь облегчить вам жизнь. — Долли слезла с Алекса и встала на ноги. — Думаю, не пройдет и месяца, как мы вцепимся друг другу в глотку.

Он пристально посмотрел на Долли сквозь линзы очков.

— В глотку? Сомневаюсь, что для меня это предмет первой необходимости.

— Уж не хотите ли вы сказать, что готовы лечь в постель с врагом?

Какое-то время Алекс сидел неподвижно. И только постукивание пальцев по подлокотнику говорило о том, что он напряженно думает.

Наконец он встал, слегка покачал головой и потянулся к сотовому телефону. Но догадаться о принятом им решении было невозможно.

Во время вызова такси его голос звучал спокойно и уверенно, однако выражение лица говорило об обратном. Долли ломала себе голову, какая часть ее фразы переключила термостат и превратила сауну в морозильник: «лечь в постель» или «с врагом»?

Алекс сложил телефон и сунул его в кожаный футляр. Потом шагнул к ней. Но пятиться Долли не стала. Она надменно подняла подбородок, а вместе с ним и ставки в этой игре.

— Тактическое отступление? Так быстро? Почему, Алекс? Вы меня удивляете.

— Кодекс чести запрещает мне спать с врагом. — Он провел кончиком пальца по ее щеке.

Тело Долли затрепетало.

— Вы адвокат. Разве у адвокатов есть кодекс чести?

— Если бы у меня его не было, я бы не ушел.

Значит, он все-таки хочет спать с ней.

— Так вы действительно хотите спать со мной?

Едва она произнесла эти слова, как Алекс обхватил ее за талию и прижал животом к своему члену.

О… Он был такой большой и такой твердый, что Долли едва не лишилась дара речи.

— У вас в кармане лежит очередное дело или я вам действительно нравлюсь?

Алекс заскрежетал зубами, и жилка на его виске задергалась еще сильнее.

— Вы смеетесь над всем на свете? Или только над тем, что важно для других?

— «Смейся, и пусть весь мир смеется вместе с тобой», — продекламировала смущенная Долли, со свистом втягивая в себя воздух.

— Я не смеюсь. — Алекс отпустил ее. — Я ухожу.

— Как? Неужели вы не хотите узнать ту грязную тайну, которой я не делилась даже с лучшей подругой?

— Игра может подождать. За сегодняшний вечер я и так узнал много. — И он пошел к лифту.

Сцена была слишком знакомая и предсказуемая. Лифт пришел и ушел, унеся с собой тело Алекса Кэррингтона, но оставив воспоминания о том, как он стоял на балконе, повернувшись к ней спиной, и сидел в кресле, положив руки на подлокотники.

Воспоминания о том, каким влажным и жадным был рот, ласкавший ее грудь. О его дерзких губах, дерзких манерах, дерзкой улыбке и дерзком… о’кей, дерзком петушке, прижавшемся к ее животу.

К несчастью, воспоминания об этом вечере нельзя сбросить в шахту лифта.

 

Глава 5

Лиззи лежала ничком на тонкой голубой простыне, уткнувшись лицом в подушку. Ее тело было обнажено; одеяло прикрывало лишь ступни.

Она то стонала, то морщилась. Все зависело от того, какую группу мышц в данный момент разминал Майкл. Массаж продолжался достаточно долго, и ее тело уже давно должно было расслабиться.

Но разве можно расслабиться, когда крепкие мужские руки поглаживают твою спину, доходят до копчика, спускаются еще ниже, осторожно проникают в увлажнившуюся расщелину между ног, возбуждают тебя, но меняют положение, едва ты поднимаешь ягодицы?

Когда Майкл снова взялся за плечи Лиззи, она жалобно всхлипнула. Он нежно целовал ее спину и одновременно снимал напряжение с мышц и связок, затвердевших так же, как часть мужского тела, касавшаяся ее промежности.

Лиззи раздвинула ноги и негромко рассмеялась, невольно подумав о том, что к концу месяца Долли будет так же лежать под Алексом Кэррингтоном и чувствовать, как по ее ягодицам скользит мужской член.

Лиззи доставляло острое наслаждение, что каждое движение Майкла сопровождалось трением упругой головки о ее промежность. Эта головка двигалась вперед, когда Майкл бережно массировал ей лопатки, и назад, когда он переходил к пояснице.

Молодая женщина томно закрыла глаза. Руки и ноги превращались в студень, плавились как воск, и она уже не чувствовала, где кончается ее кожа и начинается тонкая шелковая простыня.

— О чем ты думаешь?

Но у Лиззи не было слов. Ладони Майкла поглаживали ее бока, ласкали груди. Ее набухшие соски вонзились в матрас; тугая мужская плоть дразнила половые губы. Возбужденная Лиззи вдыхала аромат массажного масла с ванилью и лимоном, пропитывавшего ее кожу.

Ее кольцевые мышцы расслабились, но тут же напряглись снова, ощутив ритмичные движения члена, раскачивающегося в такт движениям рук Майкла. Лиззи хотелось ощутить его внутри. Она закинула руку за спину, пытаясь взять в ладонь набухшие яички и провести пальцем по влажному кончику члена.

Однако Майкл отодвинулся, и нежные просьбы Лиззи оказались бессильны. Она на мгновение закрыла глаза, затем повернулась на спину и оперлась на локти.

Ну почему ты остановился? Я что-то не так сделала? — подумала она, готовая заплакать.

Почему она всегда чувствует себя виноватой? Не потому ли, что торопится с выводами?

Но стоило ей посмотреть на Майкла, как она забыла обо всем на свете, кроме его гладкой кожи, отражавшей пламя свеч, сизой тени на щеках и подбородке, растрепанных светлых кудрей и мускулистой груди, поросшей курчавыми темными волосами.

Он сидел на корточках, положив руки на колени. Признак его пола гордо смотрел вверх. Лиззи ощущала нестерпимое желание. Ей всегда казалось, что мужское желание сильнее женского, но Майкл обладал способностью доводить ее до исступления.

Однако сегодня любовник не торопился овладеть ею и испытать долгожданный оргазм. Ему было нужно что-то еще. Они были вместе достаточно долго, и Лиззи научилась его понимать. Она имела власть над любовником, пока дарила ему наслаждение.

Но, как ни странно, сегодня ее не заботили желания Майкла. Она хотела владеть собой, хотела испытать пределы своей власти и выяснить, какие чувства испытал Майкл, читая чересчур откровенную анкету Долли. Было ли ему так же неловко, как и ей?

Эта анкета… эта анкета не давала Лиззи покоя.

Из дюжины вопросов перечня она не смогла ответить только на два. Они с Майклом близки физически, но как обстоит дело с духовной близостью? Думать об этом Лиззи не хотелось. И в то же время она понимала, что это нежелание ее ничуть не красит. Получалось, что она любовница, но не подруга.

Она быстро поднялась, встала на четвереньки и поползла вперед. В глазах Майкла вспыхнуло пламя. Лиззи расположилась сзади, обхватила руками его плечи и крепко прижалась грудью к спине.

Ее ладони лежали на ключицах Майкла, кончики пальцев круговыми движениями поглаживали его грудь.

— Я думала о твоих руках. — Она прихватила зубами мочку его уха, руки томительно медленно поползли по его туловищу. — Думала о том, как мне нравятся твои нежные прикосновения. — Наконец трепещущие пальцы Лиззи дотянулись до мужского члена и начали дразнить его. — Думала, как хорошо, что у меня есть ты.

Однако Майкл не реагировал на ее ласки. Он не верил ей ни на цент.

Лиззи пришлось признать, что она выбрала не тот способ.

— А еще я думала, сколько времени пройдет, прежде чем Долли ляжет в постель с Алексом.

Майкл повернул голову, коснувшись подбородком ее щеки.

— Долли с Алексом? Ты серьезно?

Лиззи немного помедлила, затем ее пальцы поднялись вверх и подергали завитки курчавых волос на его широкой груди.

— Это пришло мне в голову случайно. А что? Ты сомневаешься, что они поладят?

— Сомневаюсь.

Руки Лиззи остановились и соскользнули с его плеч. Она села и скрестила ноги. Неужели Майкл не знает, что она будет защищать подругу до последнего вздоха? Разве у мужчин все по-другому?

— Кажется, ты слегка торопишься с выводами. Судя по тому, что было сегодня вечером, они втрескались друг в друга по уши.

Майкл повернулся к ней и положил ее скрещенные ноги себе на колени.

— Лиззи, я не хочу сказать о Долли ничего плохого, но ты сама видела женщин, с которыми встречается Алекс. Долли ему не чета. Не в его вкусе. И не обладает теми качествами, к которым он привык.

— Какая разница, к чему он привык? — Лиззи свято соблюдала законы дружбы и не собиралась давать подругу в обиду. Неужели Алекс настолько ограничен, что ложится в постель только с женщинами своего круга? Надо же, какой сноб! — Ничего, дай срок. Думаю, Долли и эта игра в «Мусорщика» заставят его сменить образ мыслей.

Майкл пристально посмотрел в лицо Лиззи.

— И меня тоже?

Именно этого она и боялась. Лиззи кольнуло предчувствие беды.

— Что ты имеешь в виду?

— Если игра может заставить Алекса изменить отношение к Долли, значит, она может изменить и мое отношение к тебе. — Майкл протянул руку и начал задумчиво играть завитком ее волос. Наконец его взгляд смягчился. — Или твое отношение ко мне.

Выходит, ее страхи имеют под собой почву. Майкл тоже встревожился… если только не притворяется, чтобы ее утешить. Лиззи беспечно улыбнулась, делая вид, что события вечера нисколько ее не заботят.

— Брось, малыш. Мы с тобой прекрасно знаем, что Алекс представления не имеет, какая Долли на самом деле. Его мнение ни на чем не основано. — Она погладила бедро Майкла с внешней стороны, потом перешла к ямке под коленом и, наконец, потянулась к паху.

— В отличие от него, ты меня знаешь. И знаешь… — ее искусные пальцы сомкнулись у основания слегка задремавшего мужского члена, а затем спустились к тугой мошонке, — очень хорошо.

— Ты в этом уверена? — Майкл схватил ее за запястья и заставил прекратить процесс стимуляции. — Лиззи, я говорю серьезно. Если эта игра действительно способна изменить человеческую жизнь… Ты успела заглянуть в свою анкету? Изучила вопросы?

Лиззи кивнула и, освобождая руки, поделилась с Майклом мыслью, которая только что пришла ей в голову:

— Знаешь, мы можем схитрить. Я расскажу тебе все, чего ты не знаешь обо мне, ты получишь приз, после чего мы уплывем на яхте и весело проведем время.

Майкл снова схватил ее за руку, поднес к губам и нежно поцеловал в запястье.

— Зачем хитрить? Давай попробуем сыграть по-настоящему. Неужели тебе не интересно?

— А что тут интересного? — Действительно, десять из двенадцати вопросов трудности не представляют. — Я знаю, что ты носишь сексуальные плавки-бикини. Когда удосуживаешься надевать одежду.

— Нижнее белье. Верно. А что еще в твоем перечне? Чего ты обо мне не знаешь?

Лиззи не хотела отвечать. Не хотела признаваться, что у нее сладко кружится голова от любви. Что слепое увлечение заставляет ее закрывать глаза на все то, о чем ей не хочется думать.

Например, о том, что они с Майклом умудрялись украдкой встречаться во время обеденных перерывов и проводить время в постели, обмениваясь как ласковыми словами, так и непристойностями.

— А ты? Что именно ты знаешь обо мне и о чем не догадываешься?

Майкл не сводил с нее взгляда. Пламя десятков свеч отражалось в его прищуренных глазах, постоянно меняло их оттенок, и Лиззи тщетно пыталась вспомнить, какие они на самом деле — серые, синие или голубовато-зеленые, как морская вода?

Надо же, она не помнит такого пустяка, а пытается говорить о серьезных вещах… От страха у нее похолодело в животе.

— Ну что ж, проверим, — наконец улыбнулся Майкл, продемонстрировав Лиззи прелестные ямочки на щеках. — Я должен узнать твои тайные пристрастия. Но это не алкоголь, не наркотики и даже не шоколад.

Лиззи попыталась вставить слово, но он продолжил, не дав ей открыть рот:

— Я бы сказал, что это телевидение. Точнее, бесконечный сериал «Сидни и ее друзья».

Лиззи ткнула его в плечо.

— Не смей издеваться над моим увлечением! Я могла бы оказаться любительницей крутой порнографии, которая тратит все свои деньги на грязные книжонки и ублюдочные видеокассеты!

Он покачал головой.

— Как ты сказала? Ублюдочные видеокассеты? Ушам своим не верю!

— Что? — На этот раз тычок оказался сильнее и заставил Майкла упасть плашмя. Лиззи тут же оседлала своего любовника и посмотрела ему в лицо. — Мальчик мой, я знаю и более крепкие выражения!

Он обхватил ладонями ее груди.

— Не сомневаюсь.

— Это что, жалоба? — Лиззи упала на его обнаженное тело, прижалась грудью к груди и ляжками к ляжкам. Их голени и ступни переплелись, и нежные половые губы начали тереться о твердый мужской член.

Майкл обхватил ее руками за талию и заставил лежать смирно.

— Какой мужчина с горячей кровью будет жаловаться на то, что его дама шепчет непристойности в постели?

— Значит, тебе нравится, как я пользуюсь своим ртом? — Она раздвинула губы и кончиком языка коснулась его чувствительной шеи.

Майкл застонал. Его член пульсировал, становясь толще и длиннее.

— Да, мне нравится твой рот. А еще больше нравится, когда тебя посещает нужное настроение.

Лиззи подняла голову, положила подбородок на ключицу Майкла и сделала вид, что надулась.

— Это значит, что мой мозг нравится тебе больше, чем мое тело?

— Это значит, что я люблю тебя и за то и за другое. — Он подложил под голову подушку и прищурился, глядя на Лиззи с расстояния в несколько сантиметров. — Я не лег бы с тобой в постель, если бы ты была дурочкой, занудой и не могла связать двух слов. — Он снова потянулся к ее волосам и на ощупь проверил их мягкость. — И не лег бы с тобой в постель, если бы ты не заставляла меня видеть звезды среди бела дня.

Легкое покалывание в животе сменилось жжением. Майкл хочет, чтобы она была умной и веселой. Хочет, чтобы она умела поддерживать беседу. И ценит эти качества выше, чем секс. Лиззи ударилась в панику, но сделала все, чтобы скрыть свои чувства.

— Значит, первое для тебя важнее второго?

— О чем мы с тобой говорим? О прочных отношениях? О связи на одну ночь? — Майкл перестал хмуриться и снова стал нежным. — Или об этой игре?

— Я думала, что мы говорим о нас с тобой, — пробормотала Лиззи.

Майкл кивнул, обнял Лиззи за плечи и нежно привлек к себе.

— Раз так, все в порядке. Ты уже знаешь ответ на свой вопрос.

Никакого ответа она не знает. Но анализ их отношений может и подождать. Нельзя пренебрегать потребностями тела. Сейчас для Лиззи самое главное — их страстная физическая тяга друг к другу.

Двигаясь так, как подсказывало ей тело, инстинкт и советы Майкла, Лиззи взяла инициативу на себя, и вскоре ее партнер издал гортанный стон. Это означало капитуляцию. Руки мужчины спустились к ее ягодицам, сжали их, а потом потянулись к лобку.

Сильные пальцы Майкла раздвинули ей ноги. Как только член оказался внутри, Лиззи сжала ляжки и обхватила его кольцом мышц.

Почувствовав приближение оргазма, прогнавшее страх перед неведомым, она дала Майклу полную свободу и подождала, пока он не проник на нужную глубину… Все, теперь он принадлежит ей. Полностью и окончательно.

Она начала вращать бедрами, одновременно поднимаясь и опускаясь. Быстрее, сильнее, жарче!

Лиззи тряхнула волосами, села поудобнее, уперлась ладонями в плечи партнера и задвигалась так, что Майклу волей-неволей пришлось положить руки на ее бедра. Он не хотел торопиться. Хотел заниматься любовью нежно и вдумчиво. К черту нежность и вдумчивость! Они могут подождать до другого раза.

Сегодня ей хочется страсти — жаркой, слепой и безрассудной.

Стоя на коленях над распростертым Майклом, она широко раздвинула ему ноги, закинула руку за спину и стала ласкать его влажный член и затвердевшие яички.

Когда Майкл застонал, а потом начал судорожно хватать ртом воздух, Лиззи поняла, что сегодня она превзошла саму себя. Спустя несколько секунд он подтвердил это, перевернув Лиззи на спину и опершись на локти.

— Лиззи Карпентер, клянусь всеми святыми, ты поразительная женщина. — Он провел губами по ее векам, скулам, щекам и подбородку, а затем еле слышно прошептал: — Ты не имеешь представления, что испытывает мужчина, когда ему так отвечают!

— А как же мне еще отвечать? — До чего простодушны эти мужчины, подумала Лиззи, еще дрожа от наслаждения. — Ведь я люблю тебя.

Да, именно так. Она ничуть не кривила душой.

Хотя сегодня испытанный ею оргазм был не таким сильным, как обычно, это не помешало Лиззи крепко обнять Майкла, прижать его к себе, ласково погладить по мускулистой спине и услышать в ответ сонное:

— Угу…

Угу? Только и всего? Лиззи нахмурилась, но велела себе успокоиться. А чего она ждала? Ответного объяснения в любви? С какой стати? Почему она решила, что сегодня все должно быть по-другому?

Майкл, как и большинство мужчин, редко говорил о своих чувствах. Сегодня он говорил о том, что считал важным, и был красноречив как никогда. Похоже, сегодня они оба побили свои личные рекорды.

Глупо ожидать, что Майкл сумеет избавить ее от беспокойства, которое Лиззи испытывает с недавних пор. Слова — это всего лишь слова. Она никогда не скучала по ним прежде. Так что же все-таки произошло?

Глупая девчонка, молчание Майкла не повод, чтобы сомневаться в его честности и привязанности к тебе, насмешливо сказал ей внутренний голос. Это повод сомневаться в твоей привязанности к нему.

Спустя три дня Долли сидела на диване и ждала, когда Лиззи выйдет из душа, чтобы поговорить по душам.

Лиззи не была дома с субботнего вечера, когда уехала с Майклом. В квартире бойфренда хранилось столько ее вещей, что при желании Лиззи могла бы оставаться там несколько недель подряд. Но она свято придерживалась собственного правила и проводила в квартире Майкла не больше двух-трех дней.

Годы совместного проживания — не считая периодов, когда это проживание было фиктивным (убедить Долли взять деньги за это время можно было только под угрозой самоубийства), — приучили Лиззи к мысли, что мир, тишина, покой и одиночество являются для Долли пределом мечтаний.

Долли знала это и благодарила небо за такую сожительницу. Мало у кого — в том числе и у ближайших подруг — хватало терпения выносить ее фокусы. О чем Лиззи ей часто напоминала.

Но правда известна только самой Долли. Она ненавидит одиночество. Ненавидит пустые квартиры. Ненавидит тишину. Ненавидит чувствовать себя отделенной от остального мира.

О да, она прочитала достаточно популярных книг по психологии и знает, что представляет собой классический случай. Экстравертный тип, который чувствует себя на людях лучше, чем наедине с собой. Любительница общения, предпочитающая ловить момент. Но временами испытывающая типичные для интроверта приступы уныния, тоски, отчаяния, безнадежности и депрессии, сопровождающиеся потоками горьких слез.

Поэтому она больше не плачет.

Ну разве что изредка. Когда смотрит видеокассеты с романтическими фильмами, где в кульминационный момент звучат баллады, серенады и душещипательные мелодии. Вроде «Робин Гуда», когда Кевин Костнер говорит деве Мэриан: «Я готов отдать за тебя жизнь». После чего начинают играть арфы и лютни.

А разве можно забыть тот потрясающий фильм, где в финале Хью Грант возвращается к Эмме Томпсон? Если бы не Лиззи, Долли ни за что не опустилась бы до муры вроде «Сидни и ее друзей», ежевечерний просмотр которой стал у них чем-то вроде традиции.

Как только Лиззи познакомилась с Майклом, Долли поняла, что дни их совместной жизни сочтены. Но не позволила себе удариться в панику. Не сейчас. Еще рано. А там видно будет. Может быть, она совершит ужасную глупость и уйдет в пансион.

Но пока все хорошо. Сегодня вечер вторника. Лиззи наконец вернулась домой, поела, устроила постирушки, залезла в душ, и теперь Долли готова вернуться к их обычному распорядку. То есть просмотреть накопившиеся за уик-энд две серии «Сидни и ее друзей».

Лиззи вошла в комнату, распространяя аромат лимонного шампуня, плюхнулась на диван и начала вытирать волосы полотенцем. Потом засунула ноги под подушку, на которой сидела Долли, посмотрела на экран и хмуро сказала:

— Я уже видела эту серию.

Долли покосилась на подругу и пересела на другую подушку, подальше от ног Лиззи.

— О чем ты говоришь? Это же повтор. Ты видела их все. И не по одному разу.

— Знаю. Но, если ты знаешь фильм наизусть, он перестает казаться забавным.

— Раньше тебя смешил каждый эпизод, сколько бы раз ты его ни видела, — мягко напомнила ей Долли. Лиззи часто возвращалась от Майкла в плохом настроении, потому что отчаянно хотела остаться, но силой заставляла себя уйти. — Хочешь, чтобы я выключила телевизор? Честно говоря, я сделала бы это с удовольствием.

Лиззи скорчила гримасу, собрала волосы в узел, покачала головой и потянулась к пакетику с галетами, который она положила на дощатый пол рядом с банкой диетической содовой воды.

— Мне нужен шум. Постоянный и равномерный. Это позволяет не думать.

Позволяет не думать? Забавно… И это говорит женщина, гордящаяся тем, что она думает обо всем на свете?

— Если ты уже видела эту серию, то все равно будешь думать. Даже глядя на экран телевизора.

Вместо ответа Лиззи сунула в рот пару галет и улыбнулась от уха до уха.

Однако Долли ничуть не оценила шутку подруги.

— Если хочешь знать, с апельсином такие вещи получаются лучше.

Лиззи нахмурилась, прожевала галеты, а затем проглотила их.

— Ладно. Раз так, очисти мне апельсин. А заодно принеси банан, яблоко и коробку шоколадных конфет.

Долли остановила кассету, заставив главного героя застыть с открытым ртом.

— Перестань кукситься и поговори со мной.

— Не могу, — пробормотала Лиззи. — Рот занят.

— Пятнадцать секунд назад это тебе не мешало. — Долли наклонилась, подняла банку с содовой, протянула ее подруге, подождала, пока та запьет галеты, а потом спросила: — Ну так в чем дело?

Лиззи подтащила к себе еще несколько подушек и превратилась в шар с длинными ногами.

— Мне не нравится твоя игра.

Не нравится игра? «Ура! Аллилуйя!» — запел дьявол, стоявший за левым плечом Долли.

— Почему? Я думала, что вы с Майклом уже пакуете вещи, собираясь в путешествие.

— Какое путешествие?

Слова Лиззи подействовали на Долли как прикосновение холодного собачьего носа к голой ноге.

— Ты что, с луны свалилась? Путешествие на яхте. Приз, учрежденный Сесили!

— А с чего ты взяла, что он достанется нам?

— С того, что для вас с Майклом игра должна казаться парой пустяков.

— Это ты так думала, — недовольно фыркнув, ответила Лиззи.

Ах как трудно сохранять спокойное лицо, ровный тон и невинный вид…

— Ты хочешь сказать, что вы с Майклом ничего не знаете друг о друге?

— Не знаем. — Лиззи прищурилась и искоса посмотрела на подругу. — И мне кажется, что ты об этом догадывалась. Ты у нас известная лиса.

— О чем ты говоришь?

— Не заговаривай мне зубы, Долли Грэхем! — разозлилась Лиззи. — Я все вижу! Хочешь сказать, что ты сделала это не нарочно?

— Что я сделала?

— Составила эту анкету. Ты подозревала, что я ничего не знаю о Майкле.

— Ей-Богу, у тебя паранойя. А заодно шизофрения, мания преследования, комплекс неполноценности и мания величия. Ну да, я составила анкеты. Но откуда я знала, кому они достанутся? Мне и в голову не приходило, что это может вызвать какие-то трудности, — добавила Долли и тут же пожалела об этом. Не следовало заходить так далеко. Как говорится, любопытство до добра не доводит.

Лиззи сложила руки на груди.

— Ага. Как же…

— Ты мне не веришь?

— Я верю только в одно. Что ты не могла… нет, не можешь дождаться, когда я начну рассказывать, какие неимоверные трудности возникли у нас с Майклом из-за твоей дурацкой анкеты.

— Что за чушь? — Долли схватила Лиззи за палец и выкручивала его до тех пор, пока та не запросила пощады. — «Мусорщик» — моя работа. Сделанная для колонки «Девичьи игры». Она не имеет никакого отношения к тебе и Майклу. К Джонни и Сабине. К Сесили и Питу. И ты это прекрасно знаешь!

Лиззи снова нахмурилась и потерла руки.

— Да, знаю. Просто не хочу признаваться, что я не сумела ответить ни на один вопрос твоей анкеты.

— Чего же ты хочешь? Сколько дней назад ты получила анкету? Три? Я не собиралась до такой степени облегчать вам задачу. Но ты все равно преуспела лучше, чем я. У меня не было ни малейшей возможности что-то узнать об Алексе. — В унизительные подробности того, что случилось между ней и сексуальным адвокатом после ухода подруги, Долли вдаваться не собиралась. — Если ты не можешь относиться к игре как к развлечению, относись к ней как к работе. Моей работе. От которой зависит и твоя работа. Иначе зачем было создавать «Девичье счастье»? — Долли сделала вид, будто хочет подняться и отряхнуть прах редакции со своих ног.

Лиззи быстро повернулась на бок и побила козырь Долли своим.

— Эта игра не предусмотрена моими должностными обязанностями!

Выбора не оставалось, и Долли открыла огонь из тяжелой артиллерии.

— А как быть с обязанностями, которые накладывает дружба?

— Я не помню, чтобы наши правила позволяли тебе ставить мою жизнь с ног на голову. — Лиззи снова потянулась за галетами.

— Ничего не с ног на голову! — Увидев угрюмый взгляд подруги, Долли протянула к ней дрожащую руку. — О’кей. Наверно, тебе действительно было слегка не по себе.

— Слегка? — взвизгнула Лиззи и бросила галету в Долли. — Я знаю о Майкле наверняка только одно: какое он носит нижнее белье!

Как ни странно, но сама Долли до сих пор не задумывалась, что носит Алекс под белыми крахмальными рубашками и идеально отутюженными темно-серыми брюками в полоску.

— Какое же?

— Ха! Так я тебе и сказала. Особенно после того ада, который я прошла по твоей милости! — Она злилась все сильнее…

Долли начала подбирать с подушек и собственных коленей кусочки галет и строить из них домик.

— Наверно, это было неплохо. Я права?

Последовал еще один косой взгляд и залп галет.

— О’кей. Я тебе верю. Это было плохо. — Теперь Долли сгорала от желания узнать подробности.

— Да уж. — Лиззи жевала и думала. — Ты действительно не помнишь, что было в моей анкете?

— Их было десять. Точнее, двенадцать. Но Реджайна и Дуайт не пришли. — Ложь во спасение. Только будет ли от нее толк? — Я не помню, какие вопросы были в каждой конкретной анкете. — Вот тут она не лгала. Конечно, Долли могла бы запомнить, на какие мучения она обрекла лучшую подругу, но у нее было слишком много хлопот с собственной анкетой. Долли заставила себя на время забыть об Алексе Кэррингтоне. — Назови хоть один вопрос. Для примера.

— О’кей! — Лиззи фыркнула и порывисто повернулась к Долли. — «Какие именно аспекты вашей личности — физические, психические, эмоциональные или интеллектуальные — сыграли главную роль в его решении вступить с вами в длительную связь?»

— Гм… Да, вопрос нелегкий. Я о нем совсем забыла. — Держи карман шире… — Ты знаешь ответ?

— Нет.

— Но хотя бы догадываешься?

— Ни капельки.

— Почему?

— Потому что Майкл сам этого не знает.

— Что? Как так? Ты шутишь? — Ну да, конечно, Долли хотела, чтобы Лиззи и Майкла связывали более тесные духовные отношения. Но результат превзошел все ее ожидания. — Ты шутишь, да?

— Нисколько.

— Он что, не может сделать выбор? Или никогда не задумывался над этим вопросом?

— Просто не знает. — Не услышав ответа, Лиззи с нажимом повторила: — Не знает, и все! Потому что на самом деле он вовсе не принимал сознательного решения вступить со мной в длительную связь!

— До сих пор?

— Нет, вообще!

Долли не знала, что и сказать. Она надеялась, что ее вопросы заставят как Лиззи, так и Майкла подумать об их отношениях. Но мысль о том, что их отношения нельзя назвать длительной связью в полном смысле этого слова, не приходила ей в голову.

Должно быть, в этом виноват Майкл. Потому что чувства подруги Долли прекрасно знала.

Или нет?

— И что ты собираешься делать?

На этот раз Лиззи взяла пульт дистанционного управления и выключила телевизор. Потом села, ссутулилась и скрестила ноги. Ее колени находились всего в нескольких сантиметрах от ступней Долли.

— Я хотела обсудить это с тобой.

Увидев, что она принялась изучать свои ногти, Долли насторожилась.

— Мы с Майклом знакомы уже год, а я знаю его хуже, чем следовало бы. Нам никогда не хватало времени на серьезные разговоры.

— Вполне обычная вещь. Такое случается с многими пар. — Еще одно неожиданное открытие. Час от часу не легче… — Но ты права. Трудно разговаривать по душам, если для этого нет времени.

— Вот именно. Интересно, как мы сможем продолжать игру, если толком не знаем друг друга? Я имею в виду, не знаем по-настоящему. До самого конца. Вдоль и поперек. Так, как следует знать свою пару.

— Может быть, эта игра пойдет на пользу вам обоим. — А что, разве не это было предусмотрено ее планом? — Ты сможешь проанализировать ваши отношения, а заодно выиграть шикарный приз.

— Это будет возможно только в том случае, если у нас появится время. Именно поэтому я решила… — Лиззи сделала глубокий вдох, — переселиться к Майклу.

— Что?! — Нет, надо будет обратиться к врачу. Пусть прочистит ей уши. Это невозможно. Лиззи никогда не оставит ее одну. Это совершенно невозможно… — Извини. Кажется, я ослышалась.

Лиззи покачала головой.

— Нет. Ты не ослышалась. Майкл еще несколько месяцев назад просил, чтобы я переехала к нему. Но я отказалась. Не была уверена, что готова к этому. Точнее, что мы готовы к этому.

— А игра привела к тому, что вы передумали. — Как там говорится у классика? «Будь осторожен в желаньях»? Но Долли вовсе не желала этого. — У кого первого возникла эта идея? Насчет переезда.

— Все получилось одновременно. — Увидев скептический взгляд Долли, Лиззи быстро добавила: — О’кей, будь по-твоему. Тему затронула я. А Майкл согласился. Мы должны что-то предпринять. Просто обязаны. Иначе я не смогу поверить, что это всерьез и надолго.

— А вдруг это решение ошибочно? Вдруг ты проживешь у него неделю и захочешь вернуться? — О Боже, где она найдет девушку, которая согласится заменить Лиззи?

Кошмар…

Лиззи вскочила и начала расхаживать вдоль дивана.

— Спасибо за то, что ты так веришь в силу наших взаимных чувств!

— Я не…

— Может быть, и не хотела. Но будь спокойна. Если дела пойдут плохо, я вернусь. Даже если за это время у тебя появится новая компаньонка.

Новая компаньонка. Как же, найдешь ее… Держи карман шире.

— Не думаю, что для этого хватит недели.

— Долли, я знаю тебя лучше, чем кто-нибудь другой. И ставлю на кон мою долю акций «Девичьего счастья», что за последние тридцать секунд ты уже успела составить список подходящих кандидатур.

— Он пуст, так что можешь не переживать, — призналась Долли, чувствуя, что ее средство от пота работает с полной нагрузкой.

— Не буду. Мне нравится считать себя незаменимой. — Лиззи столкнула ноги Долли на пол, села к подруге на колени и обняла ее за плечи.

Долли уткнулась головой в шею Лиззи и грустно вздохнула.

— Не дай Майклу забыть об этом.

— Ты шутишь? Он же мужчина. Я буду постоянно напоминать ему.

— Хорошо, — покорно прошептала Долли, глотая слезы. Ох, как она будет тосковать по своей лучшей подруге… Как сорок тысяч братьев.

— Я знаю, физическая сторона для него значит очень много. Впрочем, кому я морочу голову? — хмыкнула Лиззи. — И для меня тоже.

— Ты настоящая потаскушка.

— И горжусь этим.

— Есть чем.

— Ты действительно так думаешь? — Этот грустный вопрос требовал утешения, а не психоанализа.

— Конечно. — Долли выпрямилась и внимательно посмотрела в лицо Лиззи. — У мужчин нет исключительного права на наслаждение сексом. Ты забыла, что мы живем в обществе равных возможностей?

— Я знаю. И все же часто ломаю себе голову, пытаясь понять характер наших отношений. — Лиззи вздохнула. — Конечно, это не очень хорошо, но, когда у нас появляется хоть малейшая возможность побыть вместе, мы всегда оказываемся в постели.

— Ну, на сей раз у тебя будет время и для чего-то другого. А теперь… — Долли похлопала подругу по колену. Ей нестерпимо захотелось в туалет. — Сейчас же убери свои отвратительные пятки, если не хочешь сломать мне ноги.

Вдобавок к разбитому сердцу.

 

Глава 6

Что ж, идея игры оказалась плодотворной.

Понедельник. Вечеринка состоялась всего неделю с небольшим назад, а за это время Долли потеряла покой, компаньонку и провела два одиноких дня в квартире, казавшейся лабиринтом, мечтая о мужчине, которого с тех пор больше не видела.

И у нее еще хватало наглости называть Лиззи потаскушкой!

Жить одной просто невыносимо. Не говоря о том, что она теряет возможность победить в собственной игре, поскольку полностью утратила связь со своим партнером.

Сегодня ей впервые предстоит покупать продукты, руководствуясь лишь собственным вкусом. Полгаллона молока. Цельного, а не этого обезжиренного пойла, которое обычно лакала Лиззи. Сливочный крем. Настоящее масло. Сыр. Печенье «Орео».

Теперь она без Лиззи, которая возвращала на полки половину отобранного и которую по идее должен был хватить удар прямо у кассы. Долли могла сердиться на подругу за ее птичью диету, но все же при ней ела вкусную, здоровую и тщательно сбалансированную пищу.

При ней Долли работала, а не бездумно пялилась в стеклянную балконную дверь. Не написав и половины того, что следовало обсудить на завтрашнем совещании редакции «Девичьего счастья».

Это лишний раз доказывает, что нужно где-то искать новую компаньонку. Она не может составить мало-мальски связную фразу на тему, которой занимается не первый год. Это никуда не годится.

В том, что она привыкла к хаосу, нет ничего удивительного. Долли была в семье шестым ребенком и не знала, что такое тишина и одиночество. Самая младшая из братьев и сестер, она отчаянно сражалась за внимание усталых и вечно занятых родителей, которое в таких условиях неизбежно рассеивалось.

Нельзя сказать, что постоянный шум или необходимость заниматься под громкую музыку доставляли ей удовольствие, но она привыкла к тому, что вокруг царит ад кромешный. Возня, ссоры и потасовки были ей знакомы так же, как собственный нос.

Долли толкала по проходу тележку, трещавшую от пакетов с кукурузными и картофельными чипсами, головками сыра, пакетами с молоком, маслом, печеньем и прочей снедью, пока не очутилась в овощном отделе. Тот напоминал бескрайнее поле, разбитое на красные и зеленые квадраты.

Она так расчувствовалась, что шмыгнула носом. Именно поэтому Лиззи и любила сюда ходить…

Ничего, как-нибудь справлюсь, грустно подумала она. Тащить домой три яблока и два банана вместо полудюжины тех и других было легче и дешевле. Кроме того, существовала твердая гарантия, что все это достанется ей самой. Что бы ни говорила Лиззи, а приступы обжорства нападали на нее частенько.

Желтая и красная разновидности салата-латука, не относившегося к числу любимцев Лиззи. Пакет мелкой морковки, один маленький итальянский помидор, и все. Простой самодельный салатик вместо роскошных готовых, которые всегда выбирала ее подруга.

Эх, сюда бы Лиззи, с тоской подумала Долли, держа в руке свежий огурец и пытаясь оценить его качество по внешнему виду кожуры. Ей не хватает опыта.

— Никого не слушайте. Это неправда.

Долли подняла глаза и увидела Алекса Кэррингтона. Она заморгала, но Алекс не растворился в воздухе, как часто бывало с порождениями ее воображения.

— Что неправда?

Алекс показал взглядом на пупырчатый огурец, зажатый в ее ладони.

— Размер значения не имеет.

Ах какая досада! Он не только увидел, как она тискает огурец, но и заставил ее покраснеть. Пытаясь найти подходящий ответ, Долли помедлила, положила злополучный огурец в тележку, а затем показала пальцем на дыню, лежавшую в тележке Алекса.

— У каждого свои фантазии, верно? — Долли подняла взгляд, пытаясь проверить, попала ли в цель ее шпилька, и тут же пожалела об этом. Следовало продолжать смотреть на океан фруктов и овощей. Неужели за девять дней она умудрилась забыть, насколько Алекс Кэррингтон хорош собой?

Его светлые глаза имели оттенок молодого латука, на твердом подбородке пробивалась щетина. То, что Алекс был на добрых полторы головы выше ее, позволяло Долли беспрепятственно любоваться его широкой грудью и плечами. У нее отчаянно зачесались руки, еще помнившие прикосновение к его рельефным мышцам. Щека еще помнила прикосновение его щеки, кончики пальцев помнили, как их покалывала его щетина, а губы…

Она вздохнула. Следовало бы принять закон, запрещающий кое-кому ходить в супермаркеты. Потому что от их близости у других начинает кружиться голова, а это может кончиться падением и причинением вреда не только им самим, но и продуктам. Не говоря уже о вопиющем нарушении всех правил торговли.

Слава Богу, Алекс не обратил никакого внимания на ее сексуальный намек. Он залез в нагрудный карман крахмальной белой рубашки и вынул из него… нет, не список покупок, а анкету ее игры.

Неужели он все это время носил бумажку с собой? Не может быть! Он просто издевается над ней. Никакой другой причины класть ее в карман у Алекса не было. Долли покачала головой.

— Что вы собираетесь с ней делать?

Алекс поправил очки, развернул листок, нахмурился и поднес его к глазам.

— Хочу проверить, не говорится ли здесь о любимой еде… или пищевых фетишах.

Долли толкнула тележку вперед, но невольно оглянулась. Алекс шел за ней, и Долли вздрогнула. Точнее, задрожала. Что объясняется очень просто. За углом располагалась секция мороженых продуктов, и оттуда дуло так, что зуб на зуб не попадал.

— Могу ответить прямо сейчас. Мои фетиши — это вишня в шоколаде, ореховое масло и попкорн.

— Попкорн? — переспросил он.

— Неважно… Эй, постойте! — Она резко остановила тележку. Алекс шагнул в сторону и с трудом избежал столкновения. Долли злобно уставилась на него. — С какой стати вы меня преследуете?

Алекс растерянно мигнул.

— Преследую?

— Сегодня понедельник. — Она посмотрела на свои часики с Винни-Пухом. — Пятнадцать минут четвертого. Почему вы не на работе? И какие сомнительные дела привели вас в эту часть города?

Его породистая бровь слегка изогнулась.

— Я пришел за продуктами. По-вашему, это сомнительное дело?

— Именно. Учитывая, что вы живете за тридевять земель от меня.

— Увы, ваша гипотеза о преследовании не выдерживает никакой критики. Я живу совсем рядом с этим супермаркетом. Во всяком случае, с недавних пор.

Прекрасно. Вот черт! Конечно, он живет неподалеку… Долли стиснула ручку и развернула тележку так стремительно, что чуть не порвала колесами красный линолеум, устилавший пол супермаркета.

— Вы уже переехали?

— И да и нет. Я купил квартиру в одном из здешних кондоминиумов. Но дом будет сдан только на следующей неделе, поэтому я пока поселился в гостинице. Не имеет смысла продлевать аренду на месяц, если речь идет всего о нескольких днях.

Долли оглянулась, снова толкнула тележку и проворчала себе под нос:

— Самое настоящее преследование.

— Вы что-то сказали?

— Ничего. — Черт бы побрал всех смазливых и сексуальных адвокатов! Нужно сменить тему. Забыть о его близости. Прошлой и нынешней. Забыть о том, что он выводит ее из себя и одновременно… сводит с ума. — Можно задать вам вопрос?

Алекс взял с полки пучок свежего шпината.

— Спрашивайте.

— В каком самом необычном месте вы занимались сексом?

Алекс хмыкнул.

— Разве я не ответил на этот вопрос в прошлый раз?

— Беру свои слова назад. — Долли двинулась в переднюю часть супермаркета. Алекс продолжал идти следом и остановился, когда она встала у полки с испанскими оливками, стоившими шесть долларов девяносто девять центов за фунт.

— Вас не пугает цена?

— С какой стати? Я могу себе это позволить… Кроме того, испанские оливки вызывают у меня грустные воспоминания. У Лиззи на них аллергия. Но теперь она уехала, и я могу есть что хочу.

— Уехала? Куда?

— Съехалась с Майклом. Позавчера.

— Вы шутите?

— Нисколько. — Долли небрежно пожала плечами и сунула ягодку в рот.

— Так… — Алекс тоже взял пластмассовое корытце за шесть девяносто девять и положил его в тележку. — Значит, вы живете в этой огромной квартире одна. А я один живу в роскошном люксе.

— Да, живу. И догадываюсь, о чем вы думаете. Нет, нет и еще раз нет! — Долли положила в рот еще одну оливку, пытаясь успокоиться. Хотя она сделала нерешительную попытку отказать ему, однако направление, которое приняла беседа, вызвало у нее сердцебиение. Она так боялась тишины и одиночества в пустой квартире, что готова была принять это неслыханное предложение.

— Почему? Это было бы идеальным решением нашей проблемы.

— Какой проблемы? Не вижу никакой проблемы, которая ждала бы решения. — Она обогнула полки с оливками и направилась к полкам с пакетами только что обжаренного индонезийского кофе «Манделинг».

— А арендная плата? Я мог бы вносить долю Лиззи. И даже добавить несколько долларов сверху.

В деньгах она не нуждается. Деньги у нее есть. Но перспектива тишины и одиночества сводит ее с ума. Внезапно Долли пришло в голову, что предложение Алекса Кэррингтона — о Господи, и зачем только его сюда принесло? — позволяет дать быстрый ответ на вопрос о том, что ей делать с квартирой. Одиночества она просто не вынесет.

Она потрогала пальцем фунт яванского кофе в бумажном пакете.

— Деньги не проблема. Сами знаете, «Девичье счастье» пользуется большим финансовым успехом.

Алекс кивнул и повел ее к полке с гавайским кофе сорта «Кона».

— И все же там слишком много места. Три тысячи квадратных футов — это серьезно. Одному человеку с ними не справиться.

— Я справлюсь, — ответила она и нахмурилась, поняв, что выбрала кофе, подчинившись его совету. Ничего себе привычки! Разориться можно! Впрочем, она с самого начала знала, с кем имеет дело.

— А я привезу с собой кофеварку.

— На углу есть кофейня. — Она бросила пакет с «Коной» в его тележку, развернулась и со всех ног побежала в хлебобулочный отдел, боясь, что вот-вот отдаст Алексу вторые ключи.

Это было бы полным безумием. Алекс Кэррингтон? У нее в квартире? Разве она сможет жить рядом с этим человеком? Он — шершавая скала, оштукатуренная стена, классная доска, в которую она упирается ладонями, горячее кожаное сиденье автомобиля под ее шортами. Так почему же мысль о том, чтобы жить с ним под одной крышей — пусть временно, — возбуждает, а не отвращает ее?

Ее нервные окончания горели синим пламенем. Взволнованная Долли тяжело вздохнула, протянула дрожавшую руку и взяла упаковку с тремя яблочными лепешками и буханку овсяного хлеба с корицей. Интересно, нравится ли такой хлеб Алексу Кэррингтону?

Она подняла глаза и заметила, что Алекс наблюдает за ней.

— А хлеборезка у вас тоже есть?

— Слишком много возни.

— По-вашему, с кофеваркой возни меньше?

— Кофе — предмет первой необходимости. — Алекс пожал плечами, и белая рубашка обтянула его внушительные мускулы.

— Только не для меня. — Она потрогала пальцем упаковку с луковыми булочками. Зловонное дыхание. Великолепное средство для отпугивания сексуальных, широкоплечих мужчин. Долли бросила упаковку в тележку.

Алекс сделал то же самое.

— А игра в «Мусорщика» для вас тоже не предмет первой необходимости?

К чертовой матери игру! В конце концов, зачем ей какой-то круиз? Больше всего на свете ей нужна лоботомия, причем немедленно. Иначе она скажет «да».

Нужно бежать из этого супермаркета, пока у нее еще осталась хоть капля разума.

— Вы же не пожелали в ней участвовать!

— Просто сказал, что она может подождать.

Да, он так сказал. А еще сказал, что узнал вполне достаточно для одного вечера. Фразу, которую Долли не успела как следует обдумать.

— И что, дождались?

— Кажется, время самое подходящее. — Алекс пошел к кассе.

Долли заторопилась следом.

— Какое время? И для чего оно подходит?

— Для того чтобы снова поиграть с вами.

О Боже… У нее похолодело в животе.

— Очень смешно.

— Долли, я говорю о «Мусорщике». — Алекс обернулся и быстро посмотрел на нее. — А вы о чем?

— Сомневаюсь, что вы хотите переехать ко мне только для того, чтобы продолжить игру в «Мусорщика». — Долли понятия не имела, зачем ему понадобилось переезжать к ней.

Деньги? Нет, деньги тут тоже ни при чем. Как и смехотворная ссылка Алекса на то, что в номере гостиницы ему слишком тесно. Если речь идет о нескольких днях, то их можно прожить и в тесноте.

Но разве можно согласиться на его переезд только из-за страха одиночества? Долли не хочет, чтобы Алекс Кэррингтон был ее соседом, шумел, расхаживал по квартире в одних трусах и мешал ей думать.

Не хочет, чтобы он был рядом. Не хочет, чтобы он переезжал. А больше всего она не хочет признаваться в том, что стала отъявленной лгуньей.

— Я бы не стал переезжать к вам только ради «Мусорщика», — сказал он и встал в самую короткую очередь к кассе.

Долли встала в соседнюю очередь. Не слишком близко, но и не так уж далеко.

— Тогда почему? Не вижу ни одной причины, — заупрямилась она.

Алекс снял очки, сунул их в нагрудный карман и посмотрел на нее. Его взгляд был долгим, пристальным и властным.

Долли не может на это согласиться. Не может, и все! Его взгляд на нее не действует. Остается всего ничего: отстоять очередь, заплатить за продукты и как можно скорее уйти из супермаркета. Еще десять — пятнадцать минут, и она снова придет в себя.

Кому она морочит голову?

Девять дней назад она забралась к этому мужчине на колени и потребовала, чтобы он улыбнулся. Он не только улыбнулся, но дал ей еще кое-что. Крепко поцеловал при всех, заставил ощутить вкус его губ, тепло и аромат тела, а потом сказал несколько насмешливых слов, уверенный в том, что она никогда не сможет его забыть.

И тут Алекс полностью разрушил ее план бегства. Использовав довод, который она не смогла опровергнуть. Хотя пыталась.

Он просто сказал:

— Потому что вы не можете придумать причину для отказа. И потому что я убеждаю вас согласиться.

Что ж, верно… Она прищурилась и спросила:

— Когда сдают ваш кондоминиум?

— Через две недели. Максимум через месяц.

Две недели она кое-как вытерпит. Месяц… Гм, это уже сложнее. Может быть, она сумеет привлечь к этому делу Майкла, чтобы тот поторопил приемочную комиссию. Или натравит на Майкла Лиззи. Пусть лучшая подруга расплачивается. В конце концов, эта заваруха с квартирой началась по ее вине.

О Господи, о чем она думает? Чистейшее безумие. Если бы Алекс смотрел на нее умоляющим взглядом бездомного щенка, это бы еще можно было понять. Но нет, его взгляд был твердым, решительным и ликующим.

Долли вздернула подбородок, прищурилась и ответила на его вызов.

— Если это случится, то не надейтесь, что я размякну. Я не буду покупать вам продукты. Не буду стирать ваше белье, чистить вашу одежду и мыть за вами посуду. Более того, наше совместное проживание не даст вам никаких преимуществ в игре.

— Бросьте, Долли. Я одержу победу в этой игре независимо от того, будем мы жить вместе или нет. — И Алекс с таким видом, будто имел на это полное право, покинул свою очередь, подошел к ней и переложил в ее тележку все свои продукты. Включая дыню.

— Маленькая поправка, господин советник. — Следует с самого начала расставить все точки над «i». Пульс Долли ускорился, сердце забилось как сумасшедшее, она дрожала всем телом и почувствовала, что просто обязана напомнить себе, как обстоит дело. — Мы будем жить с вами под одной крышей. Это совсем не то же самое, что жить вместе.

Он пожал плечами.

— Слова, слова, слова…

— Если мы с вами договорились, тогда… — Долли не верила собственным ушам. Неужели это говорит она? Говорит, зная, что Алекс будет трактовать эти слова так, как ему будет выгодно? — Тогда давайте мне деньги. — Она протянула руку. — Я рассчитаюсь сама. А вы ступайте за своими вещами. Встретимся дома.

Алекс чувствовал, что ему несказанно повезло. Однако это оказалось труднее, чем он думал. А он думал об этом всю последнюю неделю. Он привык к мысли, что его отношения с Долли Грэхем развиваются по известному принципу «шаг вперед, два назад».

Но до чего же приятными были шаги вперед!

Мало кто мог тягаться с Алексом Кэррингтоном в искусстве словесного фехтования. Ему доставляло наслаждение переиграть оппонента. Тем более такого ершистого и воинственного, как Долли Грэхем.

Он и сам толком не знал, чем закончатся их отношения. Владевшее им возбуждение Алекс приписывал игре. Ему еще никогда не встречался столь сильный, упрямый и неукротимый противник.

Пирсинг, татуировка, необычная прическа, гардероб старшеклассницы… Все это было ему непривычно. Долли Грэхем представляет собой странную смесь. В ней есть все, что Алекс хотел видеть в женщине, и все, чего он до сих пор упорно избегал.

Интересно, как сложилась ее юность? Нонконформисту трудно жить в современном мире. Внезапно Алексу показалось, что эта молодая женщина чем-то напоминает его мать, много лет назад ушедшую из семьи под предлогом того, что она хочет найти себя.

Эта неожиданно пришедшая на ум аналогия заставила его фыркнуть. Малышка Долли Грэхем и высокая, статная Айрин Кэррингтон, урожденная Толливер? Он перебросил через плечо сумку с одеждой и отнес ее в «лексус». На заднем сиденье уже лежал рюкзак и сумка с предметами первой необходимости. Остальные вещи хранятся на складе и ждут, пока их перевезут на новую квартиру.

Новая квартира… Переезд слегка пугает и в то же время возбуждает его. Нельзя сказать, что на прежнем месте ему было тесно. Просто Алекс испытывал там непонятный душевный дискомфорт.

Приобретение новой квартиры стало для него неким символом. Он несколько лет напряженно работал, добился солидного успеха и получил возможность жить, не заботясь о деньгах. Ощущение свободы пьянило Алекса. Отец мог бы им гордиться.

И все же в последнее время он испытывал странное неудовлетворение и даже апатию. Люди, с которыми он общался на работе и после работы, перестали интересовать его. В том числе и женщины, с которыми он встречался. Кажется, в психологии это называется синдромом достижения цели… Ему требуется встряска. Перемена обстановки и привычного стиля жизни. Может быть, Долли Грэхем сможет дать Алексу то, чего ему не хватает?

Дверь с грохотом захлопнулась, и лифт пошел наверх. Волноваться не имеет смысла. На этот раз его ждет что-то вроде каникул. Он собирается насладиться Игрой, завоевать приз и отправиться в плавание на яхте.

Там он будет один, погреется на солнышке, а заодно и подумает о том, почему эта женщина так влечет его. И что с этим делать.

Лифт вздрогнул и остановился, дверь со скрипом открылась. Алекс ждал, что Долли встретит его в золотых доспехах валькирии, с длинным луком и двухметровым копьем, взятым наизготовку.

Но в квартире было тихо. Свет горел только в прихожей, остальная часть квартиры утопала в темноте. Алекс вошел в гостиную и опустил сумки в красно-желтое клетчатое кресло.

Со слов Майкла он знал, что половина Лиззи находится справа от гостиной. Комнаты Долли расположены с другой стороны, отделенные от остальной квартиры кухней. Алекс услышал доносившийся слева шум воды и пошел туда.

На Долли была та же одежда, что и в супермаркете. Однако она успела переобуться, надев кроссовки на самой толстой полиуретановой подошве, которую ему до сих пор доводилось видеть. Очевидно, они не предназначены для занятий спортом.

Носки Долли надевать не стала. Ее обрезанные красные джинсы были на три-четыре сантиметра ниже колена, черный хлопчатобумажный топ в красный горошек туго обтягивал маленькую грудь.

Алекс понял, что ошибся. Этот наряд сделал Долли похожей не на подростка, а на воспитательницу детского сада. С одним маленьким исключением. Воспитательницы детских садов не пытаются привлечь к себе внимание с помощью нижнего белья. Сегодня она надела лифчик типа «вундербра», увеличивающий грудь. Как ни странно, от этого у него сразу полегчало на сердце и улучшилось настроение. Алекс готов был поклясться, что на ней простой белый лифчик, самый невинный из всех.

Она уже закончила извлекать мякоть из приобретенной Алексом мускатной дыни и резала половину арбуза, которую купила сама.

Алекс хитро улыбнулся. Еще один кусочек головоломки встал на свое место.

Он остановился у дальнего угла барной стойки и посмотрел на Долли, орудовавшую разделочным ножом с легкостью профессионального повара.

— Каждый платил за свои продукты сам. Как будем есть, чтобы было по справедливости?

— Что мое, то мое. А что ваше, тоже мое.

У Алекса пополз вверх уголок рта.

— Интересно… Это как же?

— Такой знаменитый адвокат, как вы, мог бы и сам догадаться.

— Вы хотите обсудить это?

— Что? — Она начала резать дыню. — Что я окончательно выжила из ума?

Долли пробормотала это себе под нос, и ему показалось, что она не ждет ответа. Именно поэтому он поспешил ответить. На вопрос, которого человек, обладающий менее острым слухом, просто не расслышал бы.

— Конечно. Мы можем обсудить ваше душевное состояние. Или то, как мы будем делить расходы во время моего проживания здесь.

— Никаких расходов не будет. Я передумала. Вы не можете остаться здесь.

— Увы, слишком поздно. С точки зрения закона фактическое обладание собственностью — это девять десятых формального. — Увидев косой взгляд Долли, стоявшей с острым ножом в руке, он широко улыбнулся и добавил: — Вы завладели моей дыней. Я завладел спальней Лиззи. Так что отступать некуда.

— Гм… Обладание дыней. Ничего себе… Это что еще за закон такой?

— Закон Алекса Кэррингтона.

Долли остановилась, поискала ответную реплику, а потом спросила:

— Какая разница между адвокатом и акулой?

— Первый паразитирует на мерзавцах. Вторая — рыба.

Плюх! Раковину забрызгал ярко-красный сок мускатной дыни.

— Ну ничего. Скоро я придумаю вопрос, на который вы не сможете ответить.

— Сомневаюсь. Я все время был настороже.

— Были или будете?

— А что, есть разница?

— Есть. Для того, кто спрашивает.

— Спрашиваете вы. Что именно вы хотите знать? Если это вопрос из анкеты, я на него отвечу.

Она вонзила острие ножа в пластмассовую поверхность разделочной доски.

— Что я хочу знать? — наконец спросила Долли, и Алекс понял, что слишком долго смотрит на ее руку, крепко стиснувшую ручку разделочного ножа.

Он перевел взгляд на ее лицо и кивнул.

— Семейство, род, вид и имя вашего первого домашнего животного, — решительно начала Долли.

Игра продолжается.

— Семейство? Гм… псовых. Собака. Ирландский сеттер. Бандит.

— Выходит, вы были ребенком? — Она изобразила удивление.

— Был, — с досадой ответил Алекс.

— Серьезно? Вы выглядите так, словно стали взрослым давным-давно.

Алекс посмотрел на свою крахмальную белую рубашку, темно-синие брюки, черный ремень и легкие туфли из кожи крокодила.

— Я выгляжу так уже лет десять.

— Я не о том. Вы выглядите… и ведете себя так, словно родились не в сорочке, а в черном выходном костюме от Хьюго Босса.

Этот образ мог бы вызвать у Алекса улыбку. Если бы он позволил себе улыбнуться. Но он себе этого не позволял. Обычно.

— Угу.

Сделав серьезное лицо, Алекс сел на угол стойки и начал следить за тем, как Долли тщательно нарезает дыню кубиками, а арбуз кружочками. Очевидно, на обед будет фруктовый салат. Помощь не требуется; она прекрасно справляется сама.

Он устроился поудобнее. Ее брови были сосредоточенно сведены на переносице, белые зубы слегка прикусили пухлую нижнюю губу. Долли была воплощением энергии, целеустремленности и детской решительности, которая казалась ему очаровательной.

Он заморгал. Вот тебе и раз…

Алекс Кэррингтон очарован? С какой стати? Может быть, все дело в эпитете? Детской?..

Долли переложила кусочки дыни в большую керамическую миску и пошла к холодильнику за черным виноградом и грейпфрутами.

— Сколько времени у вас прожил Бандит? — не оборачиваясь спросила она.

Черт бы побрал этих любопытных женщин…

— Не очень долго.

Заинтересованная Долли выглянула из-за дверцы холодильника.

— Что с ним случилось?

— Долгая история.

Дверца захлопнулась.

— А вы куда-то торопитесь?

Подальше от этой беседы, внезапно ставшей слишком интимной, и от этой слишком уютной домашней сцены… Алекс выпрямился и потянулся.

— Знаете, я бы не прочь принять горячий душ. Время еще есть?

Так!

— Господин советник, кажется, вы уклоняетесь от ответа. Должна напомнить, что вы поклялись говорить правду, всю правду и ничего кроме правды.

Ну вот, теперь она бессовестно пользуется его профессией. Что-то будет дальше?..

Алекс перегнулся через стойку, схватил кубик дыни и сунул его себе в рот.

— Когда мне было тринадцать лет, моя мать отправилась искать себя и забрала Бандита. Ему нравились путешествия. Он сидел у открытого окна на переднем сиденье. На месте, которое считал своим.

Алекс тоже любил путешествия, но мать выбрала не его, а пса. Старая история. Старая боль. Умершая, похороненная и забытая.

Лицо Долли заострилось, взгляд стал стальным. Черт побери, такой взгляд мог бы пронзить даже крышку гроба. Эти глаза… умные, проницательные золотистые глаза, пожалуй, слишком опасны.

Да, сложная она личность. Сколько он здесь пробудет? Две недели? Месяц? Придется попотеть…

— Алекс…

— Гм?

Долли оторвала от грозди пригоршню ягод и бросила их в дуршлаг, чтобы промыть.

— Вам нужна собака. Как только вы поселитесь на новом месте, непременно заведите собаку. Большую, лохматую и с чувством собственного достоинства. Вроде колли. Ирландские терьеры — создания очень славные, но с шотландскими овчарками их не сравнишь. И гулять с шотландцами — настоящее удовольствие.

Опять эта дешевая психология…

— У меня нет времени для собаки.

— Будет собака, появится и время. — Она промыла ягоды и потянулась за рубиново-красными кружочками арбуза. — А свободное время вам очень нужно.

Ничего себе решение проблемы…

— Не говорите так.

— Нет, буду. Потому что никто другой вам этого не скажет. Вы не умеете расслабляться. Это ваша самая большая проблема. Едва ли вы родились таким скованным. Просто забыли, что нужно чем-то питать живущего внутри вас мальчика. — Она казалась очень довольной собой.

— В самом деле?

— Несомненно. Этим и объясняется, что вы всегда такой… замороженный, — сказала она, тщательно снимая кожуру с грейпфрута.

— Выходит, я замороженный, потому что мать забрала мою собаку?

Нет, не поэтому. Потому что мать лишила его детства, бросив на отца, который никогда не совершал ошибок и не позволял ошибаться сыну.

Нет. Долли сильно упрощает, сводя все к потере собаки. Кажется, он переоценил ее проницательность. Она находится в плену дешевых стереотипов.

Долли пожала плечами.

— Дело не столько в потере Бандита, сколько в потере матери. В тринадцать лет это означает прощание с детством. А как к этому относился ваш отец? Догадываюсь, что он хотел видеть вас совершенством. Именно поэтому вы так ненавидите ошибаться. И так боитесь этого.

Пораженный Алекс уставился на нее во все глаза, а потом пробормотал:

— Спасибо, доктор Грэхем.

Долли скорчила гримасу.

— Пожалуйста. Такова обратная сторона нашей профессии. Которая уже стоила мне одной компаньонки.

— Лиззи вы тоже советовали завести собаку?

— Гм… — Она нарезала грейпфрут кружочками и разделила каждую дольку на четыре части. — Наверно, собака была бы лучше, чем анкета.

— Знаете, Долли, — слезая со стола, сказал Алекс, — ваш мозг работает очень странно. И я не уверен, что хочу понять, как это у вас получается.

— По-вашему, я веду себя чересчур… э-э… — она выпрямилась и посмотрела ему в лицо, — вызывающе?

Алекс вспомнил то утро, когда сознательно бросил ей в лицо оскорбление. Он ошибся, решив, что в ней нет загадки. Загадка в ней есть, но все же это не делает Долли женщиной в его вкусе.

Он кивнул, признавая ее правоту.

— Как минимум, необычно.

— Иными словами, вы хотите сказать, что я не вызывающая, а всего лишь странная. — Она бросила фрукты в миску и вымыла руки от липкого сока. Этот жест символизировал нежелание продолжать беседу. — Еще немного таких сладких разговоров, и вы не станете есть дыню.

Я бы охотнее съел тебя. Алекс заморгал, удивленный этой предательской мыслью. А потом улыбнулся. Во второй раз за день. Против воли. Хотя Бог свидетель, он сопротивлялся как мог.

Как он выразился? Попотеть? Слишком слабо сказано… Он слегка откашлялся и покрутил головой. Внезапно воротник рубашки стал ему узок.

— Ну что, вернемся к правилам общежития?

Она кивнула.

— Если раньше я готовила обед на одного, то теперь буду готовить на двоих. Когда вы дома. Когда вы отсутствуете, то готовьте сами. Когда у меня не будет настроения готовить, то же самое. В общем, что касается еды…

— …То я должен рассчитывать на самого себя. Понятно. Очевидно, обратное тоже верно. Если я готовлю для себя, то готовлю и для вас.

— О’кей. — Она погрозила ему пальцем. — Но не прикасайтесь к моему белью!

— Не прикасаться или не стирать? — спросил он, хватая грейпфрут и давая Долли время подумать над ответом. — Потому что, когда я был здесь в последний раз, правила на этот счет менялись. Я просто хочу уточнить.

Долли зарычала, бросила нож и разделочную доску в раковину, схватила пакетик с картофельными чипсами, пачку печенья «Орео» и вылетела с кухни.

Слегка улыбаясь, Алекс закончил делать фруктовый салат, вынул из холодильника кусок грудинки и сунул его оттаивать в микроволновую печь. Потом нашел масло, чеснок и встроенный гриль.

Что ж, может быть, в интимной и домашней обстановке нет ничего ужасного. Может быть, он делает из мухи слона. Итак, она восприимчива. И слишком привлекательна, чтобы можно было сохранить душевный покой.

Но сформулированные Долли правила общежития его полностью устраивают.

 

Глава 7

Майкл Адамс стоял на лестничной площадке второго этажа дома, который он переделал из заброшенного склада. На взгляд среднего человека, в этом уродливом здании со слегка скошенной крышей и слепыми окнами не было и намека на эстетику.

Но Майкл видел намного больше среднего человека. Так Бетховен смотрел на клавиши рояля, а Микеланджело — на глыбу мрамора. Так же работал и мозг Майкла. Архитектор Адамс смотрел на давно заброшенные здания и видел, как их можно переделать.

Именно этим и объяснялось недовольство, с каким Майкл смотрел на Лиззи (которая в данный момент сидела в кабинете за компьютером). Это недовольство исподволь примешивалось к удовлетворению, которое он испытывал после ее переезда.

У этой женщины огромный потенциал. Потенциал, о котором она и не подозревает. Журнал предоставляет фантастические возможности для карьеры художника, а она все еще живет в узких рамках существующих компьютерных графических программ.

Лиззи настояла на том, чтобы разработанный ею фирменный стиль журнала соответствовал напористому и энергичному имиджу главного редактора Сесили Стоун, а остальные согласились с ней.

Но в глубине души Майкл думал, что Лиззи губит свои творческие способности и просто обязана расширить свой кругозор.

— Ну что, ты собираешься стоять там и смотреть на меня до конца жизни? Только не подумай, что я жалуюсь. Боже меня упаси.

— Да? А мне кажется, что жалуешься. — Майкл начал неторопливо спускаться по красивой витой лестнице. Он держался за перила из полированного алюминия и не сводил глаз с Лиззи.

— Раз так, мне придется пояснить свою мысль. — Лиззи повернулась на вращающемся кресле и кокетливо поманила его пальцем.

Майкл улыбнулся уголком рта. С того дня, когда он вышел из машины и увидел Лиззи, ждавшую, когда ей покажут квартиру (в которой теперь живет Долли), им владеет чувство, напоминающее одержимость.

Теперь Лиззи находится под его кровом. Казалось, одержимость должна пройти, но ничего подобного не случилось. Это говорит о многом. Очень многом. Лиззи настолько запала ему в душу, что без этой женщины он уже не мыслит себе будущего.

Однако Майкл боялся, что эта любовь может заставить его напрочь забыть о будущем.

Добравшись до ее кресла, он положил обе руки на пухлые подлокотники и уткнулся носом в висок Лиззи. Она застонала, и Майкл отодвинулся. Но ровно настолько, чтобы упереться носом в ее нос.

— Все еще жалуешься?

Лиззи томно кивнула, и на этот раз Майкл посмотрел ей в глаза.

— Что случилось?

Она обвила руками его шею и после нескольких легких поцелуев прошептала:

— На нас с тобой слишком много одежды…

— Потаскушка! У тебя только одно на уме.

— Так кто из нас жалуется?

Уступить было легко. Слишком легко. Майкл завершил начатый ею поцелуй, а потом освободился.

— Пусть это буду я. Но только потому, что через двадцать минут я встречаюсь с Алексом. А для такой потаскушки, как ты, двадцати минут мало.

— С каких это пор ты стал так хорошо разбираться в моей натуре?

— Лиззи, я действительно прекрасно знаю твою натуру. — Его голос звучал вкрадчиво, нежно и очень убедительно. Он соблазнял Лиззи, но не догадывался, что она это понимает. — Куда лучше, чем ты сама.

— Иными словами, я безмозглая шлюшка, верно? — Она поставила пятки на кресло и уперлась коленями в грудь. Детская поза. Даже утробная. Чтобы прикрыться от его пронизывающего взгляда. Как будто Майклу было нужно смотреть на нее, чтобы видеть насквозь.

Он молчал слишком долго, и встревоженная Лиззи начала водить кончиком пальца по шарику мыши, отчего курсор заметался по всему экрану монитора. Майкл действительно хорошо знает Лиззи и абсолютно убежден, что долго она так не просидит.

Пять, четыре, три, два, один… Пуск! Она соскочила с кресла.

— Ах так? Ну ладно! Я всегда могу вернуться к Долли. Подруга примет меня с распростертыми объятиями. Уверена, что она от одиночества лезет на стену.

— Если тебя не будет здесь, я тоже полезу на стену. — Майкл схватил ее за плечи, не давая убежать. Потом ласково провел ладонями по предплечьям Лиззи и взял ее за запястья. — Я хочу, чтобы ты была здесь. Со мной.

Ее подбородок слегка вздернулся, глаза подозрительно заблестели.

Но бессердечный Майкл упорно не обращал внимания на ее слезы.

— Ты красивая, умная, талантливая. Но это только вершина айсберга. Я хочу изучить все, что в тебе есть. И хочу, чтобы ты знала меня не хуже.

Лиззи отвернулась, пытаясь овладеть собой, а потом посмотрела ему в глаза.

— Ради этого я и переехала. Чтобы у нас было время узнать друг друга. Время, которого вечно не хватало, когда мы жили врозь.

Майкл на мгновение закрыл глаза. Ему хотелось сказать Лиззи то, чего она не желает слышать. Таков его стиль. Он всегда торопит себя и окружающих. До сих пор этот способ действовал безотказно.

Однако сейчас Майкл говорил с Лиззи и старался, чтобы его слова звучали нежно:

— Я хочу, чтобы ты жила здесь. Но ты должна хотеть того же, иначе у нас ничего не получится. Тебе следует быть честной не только со мной, но и с самой собой.

— Почему ты думаешь, что я нечестна с собой?

— Я этого не знаю. Надеюсь, что честна. — Он сделал паузу и тяжело вздохнул. — Лиззи, я не хочу только одного. Чтобы ты… остановилась в своем развитии. Не реализовала то, что дано тебе от Бога. Это будет несчастьем для тебя. Для меня. И для всех.

Лиззи долго молчала, а затем решительно высвободилась из его объятий.

— Речь идет о «Девичьем счастье», верно? Ты все еще думаешь, что я даром трачу там время?

— Я не говорил, что ты даром тратишь там время. И талант, — быстро добавил Майкл, боясь, что его перебьют.

— Может быть, и не говорил. Но… — Лиззи начала нетерпеливо расхаживать взад-вперед. Ее каблуки негромко постукивали об итальянский мрамор, которым был выложен пол кабинета. — С какой стати я должна уходить из «Девичьего счастья»?

— Об этом и речи не было.

— Я люблю свою работу. И хорошо с ней справляюсь. Люблю людей, с которыми работаю. О таком месте можно только мечтать. Я зарабатываю кучу денег. — Она остановилась и прижала пальцы к вискам. — Не могу представить себе, что все это можно бросить.

Майкл оперся о ее стол и скрестил руки на груди.

— Я не хочу, чтобы ты уходила из «Девичьего счастья». Мне нужно только одно. Чтобы ты могла делать то, что тебе хочется.

— Я и делаю то, что мне хочется. Я знаю, ты не в восторге от того, что я работаю там, где существует ограниченный набор шрифтов и изобразительных средств. Но ведь ты делаешь то же самое. Используешь свой талант для того, чтобы… — она подняла глаза к потолку и щелкнула пальцами, пытаясь найти подходящее слово, — чтобы превращать чердаки и старые склады в модные жилища. Так что можешь не морочить мне голову тем, что я не знаю саму себя.

Она вернулась к компьютеру и закрыла файл, с которым работала.

— Новый логотип Долли? — спросил он, когда экран монитора потемнел.

— Да. И делаю я его с удовольствием!

Майклу пришлось отступить. Он хочет совсем не так уж много: чтобы Лиззи реализовала свой потенциал. Но нужно придумать, как сказать ей об этом, не обижая. Она тут же начинает ершиться. Причина такого поведения продолжает оставаться для Майкла загадкой.

Но ведь для этого она и переехала, не так ли?

— Послушай, — наконец сказала она. — Если мы собираемся устраивать новоселье, то у меня будет по горло работы. Мне может понадобиться помощь.

— Я весь в твоем распоряжении, — сказал Майкл. На этот раз без всякой задней мысли.

Утром Алекс проснулся и неторопливо пришел на кухню.

Долли сидела за столом и пила кофе.

— У меня возникла идея. — Она подняла голову от чашки и внимательно посмотрела на него. — Кофе горячий. Давайте свою чашку. Сейчас я вам все расскажу, — добавила Долли.

Он вопросительно поднял бровь. К его вискам протянулись тонкие насмешливые морщинки, но все остальное было безупречно. Ни отечности, ни мешков под глазами, ни припухших век. Хоть сейчас фотографируйся. Этот человек мог бы из приличия притвориться полусонным. Однако это ему и в голову не пришло. Он жил здесь уже три дня, но имел наглость выглядеть так, словно сошел со страниц модного журнала.

На нем были черные в полоску пижамные штаны и халат в тон, достигавший лодыжек. Штаны подчеркивали длину его ног, а халат — ширину плеч. Нарушало стиль только отсутствие пижамной куртки, которую он заменил простой белой футболкой в обтяжку. Но Долли простила ему это отступление от правил высокой моды.

Алекс полез в буфет за белой керамической кружкой, поднял кофейник, налил кофе, поднес чашку к губам, подул на горячую жидкость и сделал глоток. Каждое его движение было исполнено благородства. Долли любовалась мускулистой грудью, сильной шеей, широкими плечами, узкими бедрами и длинными ногами.

Конечно, украдкой. Все было очень скромно и невинно. Никакой обнаженной кожи или…

— Долли…

— Гм?

— У вас была идея.

— Идея? Ах да. — Она отогнала от себя нескромные мысли, поставила чашку на стойку и достала с полки жестяную коробку с шоколадным печеньем, спрятанным от Лиззи. — Давайте сыграем.

Он поднял керамическую кружку.

— Сейчас семь часов утра. Я еще не выпил кофе, а вы предлагаете играть. Я уже не говорю о том, что не успел принять душ. И даже не позавтракал.

Она выгнула брови и красноречиво тряхнула жестянкой с печеньем.

Алекс не менее красноречиво поднял глаза к потолку и шагнул к выходу.

— В десять часов я должен быть в суде. Шоколад не должен этому помешать.

Долли протянула руку и мертвой хваткой вцепилась в пояс его халата.

— Я вам помогу. Сделаю омлет. Есть сыр и ветчина. Так что ваш мозг без белка не останется.

Алекс, у которого не было выбора, взял кружку и сделал глоток, обдумывая это предложение.

— Ладно. Что за игра?

Долли улыбнулась. До чего же легко иметь дело с мужчинами!

— Что-то вроде «Двадцати вопросов».

Он тяжело вздохнул.

— Я устал от ваших «что-то вроде».

— Не уходите! — взмолилась она, уговаривая себя, что делает это для победы в игре. — Будем играть в «Мусорщика». Разве это трудно?

— Трудно. — Он допил кофе и вновь повернулся к выходу. — Я должен принять душ, иначе опоздаю.

Едва ли ему требуется три часа на дорогу. Долли знала это. За несколько дней, проведенных бок о бок с Алексом, она узнала о его привычках больше, чем ожидала.

Он вовсе не был таким замороженным, как ей казалось. У него было чувство юмора. Настоящего юмора, а не сарказма, которым он владел как шпагой. Другие положительные качества он успешно скрывал. Не скрывал только досады, которую вызывали в нем ребячество, импульсивность и дотошность Долли.

Она поморщилась, досадуя на саму себя, и сделала еще одну попытку.

— Бросьте, Алекс. Как по-вашему, сколько времени это может занять?

— Учитывая необычный склад вашего ума, пятнадцать минут. Плюс-минус неделя… — Он поставил пустую керамическую кружку на барную стойку и торопливо пошел в заднюю часть квартиры.

Уф… Она ошиблась. Иметь дело с мужчинами вовсе не легко.

— Эй! Чем вам не понравился мой склад ума? Что вы хотите этим сказать?

Она пошла следом, прислушиваясь к легкому постукиванию босых ног о деревянный пол. Гм… Интересно, как бы отнесся к этому Мистер Модельер Пижам. И куда девались его нарядные домашние тапочки, похоже, тоже от модного дизайнера?

— Алекс, ответьте мне!

— Долли, я иду в душ. — Он остановился в коридоре и взял из бельевого шкафа полотенце и махровую рукавицу.

— Неужели вы отказываетесь от омлета?

— Я отказываюсь не от омлета. — Он закрыл дверь шкафа и посмотрел на Долли сверху вниз. — А от игры в двадцать вопросов, которые наверняка скоро перерастут в двадцать две тысячи.

— Ха!

Алекс продолжал шествовать в ванную, а она продолжала преследовать… э-э… следовать за ним. Он вошел в комнаты Лиззи и обернулся только перед дверью ванной.

— Долли, я собираюсь принять душ.

Она уперлась пятками в пол и решительно скрестила руки на груди.

— Я вижу, вас не остановит никто и ничто.

Он выгнул бровь, словно желал сказать «ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет», и вошел в комнату с красно-черным кафелем. Но Долли не могла позволить, чтобы он так легко отделался. В конце концов, он поднял брошенную ею перчатку.

Она остановилась в дверном проеме и была готова поклясться, что чудовище слегка улыбнулось. Да, улыбнулось. Он не может заставить ее уйти. Если понадобится, она будет стоять здесь до самой ночи. Но не уступит. Ни за что!

Однако Алекс был упрям не меньше. Он повесил полотенце на вешалку, а махровую рукавицу на трубку душа. Положил очки на полку над раковиной. А потом отвернулся и сбросил халат.

Затем он потянулся к крючку для одежды, вделанному в стену за дверью. Все это время он не сводил с Долли взгляда. Но она не собиралась отводить глаза первой. Он взялся за футболку и стащил ее через голову. Дьявол за ее плечом ликовал, но Долли продолжала бестрепетно смотреть в лицо Алекса.

Никогда искушение не было таким сильным. Хотя глаза Долли от напряжения лезли на лоб, она пользовалась всеми преимуществами бокового зрения и любовалась крепким телом Алекса.

Телом мужчины, который занимается спортом не ради победы, а чтобы снять стресс. Его грудь была покрыта мягкими темными волосами. Волосами, к которым так и манило прижаться обнаженным телом.

Она могла растаять у его ног как Снегурочка, но всего лишь облизала губы, откашлялась и сказала:

— Пока вы принимаете душ, я могу стоять здесь и задавать вопросы.

— С таким же успехом вы можете жарить омлет. — Он сунул большие пальцы за резинку пижамных штанов.

— Не будет вопросов, не будет и омлета.

— Не будет омлета, не будет и пижамы.

Что? Нет, это невозможно. Он не посмеет… Долли недоверчиво хмыкнула.

— Посмотрим.

— Ну что ж, если вы настаиваете. — Он начал раздеваться. Но Долли ничего не видела, потому что при первом намеке на зрелище мужского лобка, поросшего густыми волосами, крепко зажмурилась.

Она не обращала внимания ни на его смех, ни на собственное жгучее желание открыть глаза. Наконец звякнула защелка кабины, и из душа полилась вода.

Когда струя ударила в кафель и зажурчала в стоке, Долли открыла один глаз, все еще ожидая увидеть… э-э… лицо обнаженного Алекса Кэррингтона. Но ее ждало жестокое разочарование.

Раздосадованная Долли пыталась решить, что делать дальше. Соорудить ему на скорую руку омлет в качестве взятки? Стоять на своем и продолжать требовать ответа? Сбросить с себя одежду, прижаться обнаженным телом к намыленному телу Алекса, поближе рассмотреть эти волосы на животе, следить за тем, как по ним стекает вода, опуститься на колени и изучить дерзкий мужской член?

Она сделала глубокий вдох и отогнала от себя соблазнительное видение. Что особенного в зрелище обнаженного мужчины? Мокрого мужчины, покрытого мыльной пеной? Чистая теплая кожа, к которой можно прижаться носом и ртом, которую можно лизать кончиком языка и ощущать ее вкус…

Она стояла, закрыв глаза, дышала влажным воздухом и впитывала в себя все, что могла. Как ни странно, это тоже оказалось возбуждающим.

— Долли! Вы уже готовите завтрак?

Если бы он только знал, подумала Долли, очнувшись от грез и перестав перебирать крошечные белые пуговицы ярко-розовой пижамной куртки с треугольным вырезом.

— Я подумываю принести сюда два яйца и сварить их на пару. — Долли помахала рукой, разгоняя туман, который мешал ей видеть дверь кабины душа.

Алекс сердито фыркнул.

— Если вы всегда так готовите, то я предпочитаю воспользоваться кафетерием в здании суда!

Долли насупилась.

— Я прекрасно знаю, как нужно готовить!

— До сих пор я не видел ни одного доказательства.

— Вы ели мои блинчики с мясом. И фруктовый салат.

— Блюда быстрого приготовления.

— Быстрого? Я так не думаю. Кстати, а что вы имеете против этих блюд?

— Ничего. — Он умолк и сделал какое-то порывистое движение. Брызги фонтаном полетели через дверь и попали Долли в лицо. — Сойдет, если вы ищете быстрого удовлетворения.

Она подставила лицо под новые капли.

— А вы не ищете?

Дверь душевой кабины со скрипом приоткрылась, и в отверстии показалась мокрая темная голова Алекса. Его насмешливая белозубая улыбка казалась особенно привлекательной, потому что была редким товаром. Под влажными ресницами сверкали зеленые глаза.

— Долли Грэхем, если вы скажете, что ищете быстрого удовлетворения, я в вас сильно разочаруюсь, — сказал он и исчез за закрытой дверью.

Увы, в данную минуту это было невозможно. Или возможно?

— Думаю, вы правы. И все же в… э-э… хватании на лету есть свои преимущества.

Всякое шевеление за дверью прекратилось, как будто Алекс пытался осмыслить последнюю реплику Долли. Ее мысли приобретали все более опасный оборот. Тем более что на нем не было одежды и стоило ему щелкнуть пальцами, как Долли могла сбросить свою.

Она провела ладонью по зеркалу, чтобы увидеть свое отражение… на случай, если Алекс действительно щелкнет пальцами.

— Да, конечно, есть следует не торопясь. Но, увы, не у всех есть для этого время.

— А вы не думаете, что его стоит выкроить?

— Видимо, я отношусь к тем, кто предпочитает действовать, подчиняясь импульсу. — Долли лучше думалось на ходу. Она начала мерить ванную шагами. — Я не люблю планировать свою… свои будущие трапезы.

— А я-то считал вас гурманом!

Она на мгновение умолкла и нахмурилась.

— Видимо, мы с вами по-разному понимаем, что такое вкусная еда. Если я живу по принципу «лови день», это еще не значит, что я неразборчива.

— А слюнки у вас не текут?

Сердце Долли дало сбой.

— Простите, не поняла.

— От ожидания. Предвкушения. Желания увидеть, что принесет будущее.

— Да. Почему бы и нет? Но аппетит может приходить и во время еды. И выделение слюны тоже.

Алекс задумался. Когда он заговорил снова, его голос звучал хрипловато.

— А как вы относитесь к аперитивам?

Иными словами, к ухаживаниям? Что он имеет в виду?

— К аперитивам?

Он открыл дверь, высунул в щель намыленную голову и повторил:

— К аперитивам.

А потом опять исчез, дав ей возможность размышлять над ответом и вытирать руки его полотенцем.

— Перестаньте, пожалуйста. Вы все забрызгали.

Движения за дверью снова прекратились. Долли повесила махровое полотенце на место, подошла к двери, откуда вырывалась струйка пара, и прислонилась плечом к черно-красному кафелю.

— Это ванная, — сказал Алекс. — Что предполагает наличие воды и возможность забрызгать вещи.

— Конечно. В ванной. Или как в данном случае — под душем. Там, где течет вода.

— Раз так, может быть, имеет смысл продолжить нашу беседу в душе?

У Долли возник комок в горле. Она как завороженная смотрела на ручку двери. Ее пальцы согнулись, ногти вонзились в мякоть ладоней.

Он говорит серьезно? Или просто дразнит ее? Ждет, чтобы она сделала первый шаг? Открыла дверь настежь и вошла внутрь?

— Долли…

Казалось, его тон стал еще более искусительным. Учитывая, что он называет ее по имени, он обнажен и они дышат одним и тем же паром.

— В чем дело? Или вы боитесь промокнуть?

Долли закрыла глаза, сделала глубокий вдох и поклялась, что покончит с собой, если позволит этому случиться. Когда ее ладонь уже тянулась к ручке, магнитная защелка звякнула и дверь открылась.

И тут она впервые увидела тело Алекса, сама того не желая. Белая кожа, темные волосы на лобке… Долли быстро подняла взгляд и посмотрела ему в лицо.

В лицо дьявола. В лицо дерзкого, самоуверенного чудовища, на котором застыла не улыбка, а усмешка, полная самодовольства и презрения. Презрения, для которого имеются все основания.

Однако сейчас Долли была готова простить ему все. По лицу Алекса струилась вода, капала с колючих кончиков пушистых темных ресниц и придавала ему мальчишеское очарование.

Это заставило Долли забыть обо всем на свете и шагнуть в душ прямо в пижаме и во всем остальном. Алекс прижал Долли спиной к стене и начал расстегивать пуговицы ее пижамной куртки.

Потом он взял куртку за отвороты, развел полы в стороны и опустил голову. Их губы слились. Грудь Алекса прижалась к ее обнаженной коже. Он был влажным, теплым и восхитительным… Затем последовало неуловимое движение, и полы разошлись еще дальше, обнажив соски Долли.

Промокшая фланель скользнула по коже. Больше ничто не мешало Алексу рассматривать ее тело, касаться его грудью, большими согнутыми ладонями, губами и языком, теперь ласкавшим кончики ее грудей. Он втянул ее соски в рот вместе с пижамой и начал лизать, успокаивая чувствительные места, натертые тканью…

Ох как… Долли не смогла закончить мысль.

Но это ее не заботило. Она распласталась на стене, закинула голову, опущенные по швам руки прижимались к кафелю, ноги подкашивались, потому что Алекс опустился на колени и жадно пил воду, лившуюся по ее животу.

Ладони Алекса обхватили ее тонкую талию, язык прижался к пупку, а затем спустился ниже. Его пальцы проникли под резинку пижамных брюк и рывком спустили их. Долли не помнила, были ли на ней трусики, но теперь это не имело никакого значения. Тем более что разум ей не повиновался. Ни капли.

Да, конечно, это должно было ее заботить, но Долли уже потеряла голову. Потому что пальцы Алекса раздвинули ее нежные створки, язык ощупью нашел клитор и приник к нему. О Боже!

Она застонала и положила руки ему на голову, боясь упасть. Когда палец Алекса скользнул по складкам ее кожи и нашел вход, который искал, Долли инстинктивно выпрямилась, встала на цыпочки, потом снова опустилась и раздвинула колени.

Его палец был толстым, второй еще толще, язык летал как бабочка и жалил как оса. Долли опустила два пальца и еще шире растянула свои половые губы, обнажив тугую сердцевину, жаждавшую новых прикосновений, более сильных и быстрых, чем движения его пальцев.

— Ох, Алекс, ты заставляешь меня кончить! — простонала она. И это случилось. Тело Долли свело судорогой, кольцевые мышцы туго сомкнулись вокруг его пальцев. Алекс не убрал руки, пока не удостоверился, что она испытала оргазм. И все же он продолжал свое дело, пока Долли не взяла его за плечи и не заставила встать.

Он тут же поцеловал ее, и Долли ощутила вкус воды и собственного тела. Она положила ладони на его мускулистую грудь, погладила живот, поросший волосами лобок, спустилась ниже и одной рукой взялась за тугие яички, а другой за толстое древко.

Он был высокий, а она маленькая. Но кто думает о физике, логике и геометрии, если держит в руках пульсирующий мужской член и не может дождаться, когда этот член сделает первый мощный рывок? Долли подняла ногу. А Алекс поднял голову.

— Долли, мне нужен презерватив.

Она скорчила гримасу.

— Где? Я принесу.

— Нет, я сам. В моих вещах.

— Подожди, — сказала Долли, когда он потянулся к ручке кабины. — Это ванная Лиззи. Посмотри в аптечке.

Алекс замешкался всего лишь на мгновение. Долли поняла, о чем он думает. Как найти презервативы в чужой спальне? Но спрашивать он не стал, а Долли промолчала. Он вышел из душа, не выключив воду. Оставалось только ждать, хотя это было выше человеческих сил.

Он вернулся под душ уже в презервативе и не стал тратить время даром. Руки Алекса обхватили ее бедра и подняли Долли в воздух. Затем одна рука прижала ее к стене, а вторая проверила, насколько она готова.

Долли чуть не рассмеялась. Алекс даром тратит время, но прикосновение его пальцев было так приятно, что она промолчала. Потом он уткнулся лицом в ее шею и утопил головку члена в ее влагалище.

Долли судорожно втянула в себя воздух и застонала.

Алекс тут же остановился.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. Если сделаешь, я скажу.

Он проник дальше. Поощряя Алекса, Долли вонзила пальцы в его тугие ягодицы, и он задвигался, вращая бедрами, скрежеща зубами и с каждым разом все глубже вонзая в нее свое распухшее древко.

Долли ахнула.

И он снова спросил:

— Тебе больно?

— Да, — пришлось ответить ей. Чудовищный член слишком сильно растянул влагалище.

Животная страсть. Вот что это такое. Спаривание двух дикарей. Тела делают то, что им положено делать начиная с сотворения мира.

Потоки горячей воды обвивали их влажными лентами, ласкали эрогенные зоны, смывали хлопья пены с шеи и плеч Алекса и скользили между тесно прижавшимися друг к другу грудями.

Долли двигалась и раскачивалась, ощущала прикосновение кожи к коже снаружи и внутри. Руки и пальцы Алекса изучали ее нежное маленькое тело, движения губ повторяли движения половых органов, жадно рвавшихся навстречу друг другу и неохотно отступавших.

Она не могла насытиться, не могла прикоснуться к другим частям его тела, не выпустив то, что уже было в ее руках. Но Долли хотелось держать это, держать столько, сколько пожелает Алекс. Она хотела почувствовать, как он кончит. Хотела ощутить трепет его тела и увидеть, насколько он беззащитен.

Но тут он замедлил движения, затем остановился и заставил Долли обхватить ногами его талию. Его ноги дрожали, мускулы напряглись.

Мысль о том, что им придется сменить позу, заставила Долли вздрогнуть.

— Если я слишком тяжелая, ты можешь опустить меня.

— Очень щедрое предложение.

Она стиснула его руками, ногами, мышцами влагалища и простонала:

— Не беспокойся. Я сумею заставить тебя… кончить.

— Именно это я и собираюсь сделать. — Он вращал бедрами сначала в одну сторону, потом в другую. — Но я должен тебя предупредить.

— Предупредить?

Алекс отодвинулся, держа ее за спину обеими руками. При этом его член чуть не выскользнул наружу, и Долли вздрогнула.

— О чем предупредить? — уточнила она.

Он снова глубоко вонзился в нее.

— Я никогда не кончаю первым.

Долли закатила глаза. Сделать это ее заставило не столько дерзкое утверждение Алекса, сколько наслаждение, лишившее ее способности мыслить. Когда он начал покусывать ее ключицу, Долли едва не потеряла сознание и была вынуждена признаться:

— И не кончишь. Во всяком случае, сегодня.

Он снова нашел ее губы.

— Я хочу, чтобы ты испытала оргазм еще раз. Доверься мне. Мы кончим вместе.

Кто она такая, чтобы возражать ему? Тем более что любовный акт — это состязание языков и половых органов — заставил ее потерять голову. Дыхание Долли снова участилось, кровь бешено заструилась по жилам.

А потом она кончила. Ее тело обмякло, изо рта вырвался громкий крик. Шея Долли выгнулась, голова откинулась на кафельную стену. В следующую секунду она почувствовала, что Алекс напрягся и наконец утратил власть над собственным телом. От этого ощущения у нее мучительно и сладко закружилась голова.

Он зарылся лицом в ее шею и дал себе волю.

Долли закрыла глаза и сделала то же самое.

О Боже, что она наделала?

Долли, промокшая насквозь и совершенно сбитая с толку, стояла в опустевшей душевой кабине. Несколько неловких минут они мылись, передавая друг другу мыло и шампунь, а потом Алекс ушел, дав ей возможность разобраться с одеждой и с мыслями.

Но сейчас Долли могла думать только о том, что снова хочет его.

Ей хотелось еще раз ощутить переплетения рук и ног и трение кожи о кожу. Чего ей не хотелось, так это открыть дверь и увидеть, что он ушел. Однако такая возможность существовала, и ее следовало учитывать.

Долли закрутила кран, открыла дверь душевой, схватила полотенце и начала вытирать волосы. Потом она согнулась в талии, свернула полотенце в тюрбан, выпрямилась и вышла из кабины… И оказалась в объятиях Алекса. Она была мокрая и обнаженная, а он даже не удосужился завернуться в полотенце. Видно, скромность не относилась к числу достоинств Алекса, потому что его член снова дерзко взвился вверх.

Да, приходится признать, что природа щедро наградила этого человека. Долли бросило в дрожь от холода в ванной и от жара, горевшего в глазах Алекса. Жара желания, ожидания и стремления продолжить начатое.

Долли разделяла его нетерпение. Он взял ее за запястье, вытащил из ванной и повел прямо к кровати. Он не мешкал ни секунды. И не задавал лишних вопросов. Только снял с нее полотенце, взял ладонями за щеки и начал целовать.

Его поцелуй был поцелуем изголодавшегося мужчины. Его язык дарил Долли наслаждение, которое она охотно принимала. Ее руки были зажаты между их телами, и ладонью она ощущала биение его сердца. Его прерывистое дыхание согревало ее кожу, еще прохладную от душа и влажных волос.

Не размыкая губ, Алекс взял руку Долли, заставил сомкнуть пальцы на его мокром члене, сжал их ладонью и начал водить взад и вперед.

Долли хотела поднять ногу и облегчить Алексу доступ к ее нывшему лону. Она двигала рукой, губами и одновременно подталкивала его к краю кровати. От него требовалось только одно: подняться, сесть, опереться на локти, раздвинуть ноги и откинуться назад.

Она инстинктивно облизала губы и встала на колени между его ногами. О холоде было забыто, едва Долли ощутила жар его тела. Она еще шире раздвинула бедра Алекса, наклонилась и потерлась лицом о его мошонку.

Он вздрогнул. Она подняла взгляд, посмотрела ему в глаза и взяла в рот его могучий орган. Ноздри Алекса раздулись. Член жарко пульсировал под ее умелым языком. Долли улыбалась и двигала губами так же, как совсем недавно двигала рукой.

Она следила за выражением лица Алекса и оценивала свой успех по огню, горевшему в его глазах, по его гримасам, по тому, как вздымалась и опадала его грудь.

Долли сосала сильно, положив головку на язык и прижав ее верхней губой. Она гладила, ласкала и сосала, используя слюну и ту прозрачную жидкость, которую мужской член выделяет перед оргазмом. Наконец Алекс закинул голову и зарычал и отпрянул к краю кровати. Долли последовала за ним и поползла по его телу, вздрагивая от прикосновения восставшего члена к животу. Потом она подняла бедра, желая вобрать его в себя. Она была готова к этому.

Но Алекс опрокинул женщину на спину, заглушив ее протест новым жадным поцелуем.

Долли попыталась освободить ноги, однако он держал крепко. Она вздрогнула и подчинилась. Невозможность пошевелиться несказанно возбуждала ее. Алекс поднял бедра, но только для того, чтобы положить руку на ее живот и дотянуться пальцами до промежности.

Прикосновение к клитору заставило Долли всхлипнуть. Но она была беспомощна и не могла показать ему, как использовать большой палец для стимуляции нежного бугорка, как бережно поглаживать кончиками пальцев края этого сгустка нервов и как заставить влагалище раскрыться полностью.

Его пальцы продолжали трогать, ласкать и поглаживать, и, если бы Алекс не остановился, она кончила бы еще раз.

Долли хотела было сказать, что теперь ее очередь, что она не собирается заниматься столь важным делом, лежа пластом. Хотя ей это и нравится. Однако не успела она открыть рот, как Алекс воспользовался перерывом и властно велел:

— Перевернись.

Силы воли у Долли уже не осталось, и она выполнила его приказание. А когда Алекс подсунул под ее живот подушку и приподнял ей бедра, Долли и в голову не пришло сказать «нет».

Он опустился на колени позади. Трепеща от возбуждения, она вцепилась в край матраса.

Алекс примерился, прижался бедрами к ее бедрам и наклонился вперед. Она затаила дыхание. Он положил руку на ее ягодицу… а чуть ниже разместил двойные вибрирующие головки принадлежавшего Лиззи электрического прибора для массажа спины.

От нового ощущения у Долли глаза полезли на лоб. Когда массажер громко зарычал, ей показалось, что у нее все завибрировало внутри. Она застонала. О Боже, что это такое? До сих пор она не испытывала ничего подобного.

Алекс взялся за основание ее шеи. Затылок Долли стал отправной точкой для эротического массажа. Он медленно вел массажер вдоль позвоночника. Долли распласталась на матрасе; ее щеки, плечи, груди подрагивали, живот прижимался к подушке и тоже дрожал.

Но вся мощь электрического заряда доставалась ее спине. Алекс обработал массажером ее ягодицы, провел вибрирующими головками по задней части бедра, ямке под коленом, пятке и пальцам ноги.

Потом он взялся за другую ногу. Добравшись до места соединения бедра с ягодицей, Алекс уменьшил частоту колебаний, положил массажер на поясницу Долли и оставил его там.

Долли напряглась, забыв обо всем на свете, кроме тела Алекса, находившегося позади. Она едва дышала от невыносимого возбуждения.

Алекс слегка придвинулся и коснулся пальцем ее жаждущего лона. Тем временем его восставший член касался ляжек Долли, заставляя ее изнывать от невыносимого желания.

Затем Алекс ввел палец, и мир рухнул. Вибрация уже и без того возбудила ее нервные окончания. А когда проникший в нее мужской палец изогнулся и глубоко вошел, этого Долли уже не выдержала.

Ожидание становилось настоящей пыткой. Тело Долли горело огнем. Алекс повел массажер вниз, одновременно лаская пальцем ее клитор. А когда она уже потеряла надежду на то, что сумеет еще раз достичь оргазма, в ее тело проник его член, обтянутый презервативом.

Долли издала звериное рычание. Каждый рывок Алекса заставлял ее тело гореть огнем. Она одновременно ощущала вибрацию массажера, лежавшего на ее ягодицах, прикосновение пальца к клитору и члена к влагалищу. Вытерпеть все это было выше человеческих сил… Долли громко кричала и корчилась в судорогах, пока не забыла обо всем на свете, кроме одного: Алекс овладел ею.

Наконец он отложил прибор в сторону, схватил Долли за бедра и вонзился в нее. Ритм его движений был частым и неистовым. Он достиг кульминации, вздрогнул и зарычал так громко, что Долли вновь ощутила трепет. Но на сей раз внутри.

Кончив, Алекс не вынул член из ее лона и не отстранился. Как будто прерывание их связи могло причинить ему нестерпимую боль. Но об этом говорило только воображение Долли. Мечты, несбыточные мечты…

Это всего лишь секс. И ничего больше. Чистейшее безумие, с какой стороны ни посмотри. О продолжительной связи между ними не может быть и речи. И о непродолжительной тоже. Они просто сожрут друг друга. С потрохами.

Физически Долли была удовлетворена. Но, увы, ее душа по-прежнему оставалась ненасытной.

 

Глава 8

Алекса нельзя было назвать общительным человеком. Он исполнял обязанности. Деловые обеды. Руководители фондов. Вкладчики. Приемы. Презентации. Он редко куда-нибудь ездил без предварительной договоренности. И наносил визиты только тому, кто мог ответить ему тем же.

А потом наступил тот памятный вечер у Долли. Он сделал глупость, приняв участие в Игре. И чем это кончилось? Тем, что он переехал из приличного гостиничного номера в сумасшедший дом.

Алекс ни разу в жизни не опоздал в суд. Но вчера утром успел плюхнуться на место за секунду до того, как бейлиф объявил: «Прошу встать».

Следующие два дня он провел в конторе, благо дел хватало. При желании там можно было бы и ночевать. Он привык спать на диванах.

Но вчера вечером он возвратился домой просто потому, что желал услышать дыхание Долли. Говорить ему не хотелось. Слушать тоже. И только изредка хотелось увидеть ее обнаженной. Но когда Алекс увидел ее спящей, ему и в голову не пришло что-то предпринять.

Дверь в ее часть квартиры была открыта. За первые четыре дня проживания он ни разу не вошел туда. Уважение права на уединение было частью их договора. Но она первой нарушила условия сделки, вторгшись к нему в душ.

Если бы Долли покоилась на атласных простынях, облаченная в кружева и черный шелк, или если бы покрывало валялось в изножье кровати и на Долли не было бы ничего, кроме татуировки беспризорника, возможно, он тоже сбросил бы с себя одежду.

А так… можно было только стоять и смотреть.

Комнату освещали ночники. Все розетки были заняты. В трех углах комнаты стояли торшеры, отбрасывавшие зыбкие тени на стены.

Он посмотрел на потолок и заморгал глазами. На огромной фреске в голубых и зеленых тонах были изображены всевозможные морские твари, любовавшиеся спящей Долли. Это была комната ребенка, а не место, где женщина и мужчина могли бы заниматься любовью.

Если бы эта женщина лежала посреди необъятной кровати и смотрела на Алекса затуманенными глазами, у него возникли бы трудности. Как будто она была ведьмой, а он больным. Поскольку ему ни то ни другое не нравилось, он повернулся и вышел из спальни.

Но в другом конце квартиры было не слаще. Он был слишком взбудоражен, долго не мог уснуть, а когда принимал горячий душ, вспоминал, как прижимал тело Долли к стенке кабины.

С Алексом никогда не случалось ничего подобного. Все вышло само собой. Сгоряча, в угаре страсти и впопыхах.

Как и следовало ожидать, ее обнаженное тело оказалось стройным, но это было тело женщины, а не ребенка. Он дал волю своему сладострастию, однако Долли предложила ему нечто большее. Ее страстность и честность в постели не имели себе равных. И это не давало ему покоя.

С тех пор прошли ровно сутки. Они с Долли праздновали новоселье Лиззи. Отношения между Алексом и Долли так и остались невыясненными.

Алекс стоял на площадке второго этажа перестроенного Майклом склада и смотрел вниз.

Долли и Лиззи сидели в углу кабинета, отгороженного от остального помещения, и обсуждали концепцию дизайна нового логотипа.

Долли приехала лишь несколько минут назад, когда он поднимался на второй этаж. Лиззи тут же отозвала ее в сторону, дав Алексу несколько минут, чтобы забыть вчерашнюю девушку в ярко-розовой пижаме и привыкнуть к сексуальной женщине с обнаженными плечами. Верхняя часть ее тела была прикрыта двумя кусочками черной и блестящей ткани, скрепленными лишь бархоткой на шее.

На груди красовалась темно-красная роза. Долли надела красную юбку длиной до колена и очень открытые изящные босоножки в тон — черные ремешки перемежались с красными.

Наряд был чертовски сексуальным.

А сама Долли — чертовски сексуальной.

И Алекс от души надеялся, что успеет переехать в свой кондоминиум еще до того, как начнет петь серенады под ее балконом.

Долли сидела на углу письменного стола Лиззи и изучала свой новый логотип. Впечатление было ошеломляющее. Черная кружевная сеть и потрясающе женственная паучиха…

Восемь чрезвычайно длинных паучьих ног складывались в надпись «Девичье счастье». Глаза паучихи были в два раза больше ее головы, которую украшала сидящая набекрень живописная желто-розовая шляпа.

Все было идеально. Долли прижалась щекой к плечу подруги.

— Ох, Лиззи… У меня нет слов.

— Сомневаюсь, что это окончательный вариант. — Лиззи щелкнула мышью, закрывая файл, выключила компьютер и заправила за уши пряди, выбившиеся из конского хвоста на затылке. — Но я рада, что тебе нравится.

Ого… Это уже не та Лиззи, которую знала Долли. Настроение хуже некуда, одноцветные туфли на низком каблуке, не имеющие ничего общего со стилем, проповедовавшимся «Девичьим счастьем». Долли вывела подругу из-за стола и быстро увлекла в угол у двустворчатой стеклянной двери, которая вела в сад.

Она приоткрыла дверь, отгораживаясь от шума. Праздник начался давно, и гости были уже изрядно навеселе.

— Что с тобой? Почему у тебя такое несчастное лицо? Ты празднуешь новоселье, а сама дуешься и портишь настроение гостям.

— Все в порядке. Просто я устала. — Лиззи попыталась изобразить улыбку и подставила лицо прохладному вечернему воздуху. — Всю неделю работала как собака.

— Над моим логотипом?

— Нет, — покачала головой Лиззи. — Тут большей частью работала графическая программа. Спасибо Сесили. Вовремя она ее купила.

— Тогда почему ты так расстроена? — подбоченившись спросила Долли. — И почему не позвала меня помогать готовиться к приему гостей?

— Мне помогал Майкл. — Лиззи вернулась в комнату, взяла со стола пачку конвертов и начала перебирать их. — Во всяком случае, пытался. В перерывах между ссорами.

Неужели причиной этих ссор стала Игра?

— Только не говори мне, что вы ссорились из-за неопущенного сиденья унитаза. Или из-за того, что кто-то выжимал пасту из тюбика не с той стороны.

На этот раз улыбка Лиззи была намного более естественной.

— Это я пережила бы. В общем, ничего особенного не случилось. Я влюбилась в законченного мерзавца. Придется с этим смириться. Если мне это не удастся, обращусь к психоаналитику.

Долли отняла у подруги конверты и бросила их на письменный стол.

— Ты говоришь таким тоном, словно это не имеет никакого значения.

— Что именно? Что мне придется смириться или что я обращусь к психоаналитику?

— И то и другое. Немедленно выкладывай, что ты натворила. А потом я надеру тебе задницу.

Лиззи невольно рассмеялась.

— А как же правила дружбы?

— Я их придумала, я и изменю, — сказала Долли. Она увидела, что Лиззи подняла глаза, и посмотрела туда же. На лестничной площадке второго этажа стояли Майкл Адамс и Алекс Кэррингтон.

Обе женщины дружно вздохнули. Этот вздох был красноречивее всяких слов. Майкл и Алекс были почти одного роста; первый был выше всего на пару сантиметров. Комплекцией они тоже напоминали друг друга, оба обладали классическими телами пловцов, только Алекс был немного шире в плечах.

Лиззи наклонилась и прошептала подруге на ухо:

— Понимаешь, это новоселье нужно мне для карьеры. Самая настоящая выставка. Стоило потратиться, чтобы получить признание.

— А я попытаюсь описать увиденное. В конце концов, редакционные статьи — это моя работа.

Однако пока что Долли не видела ничего и никого, кроме Алекса. На нем были темно-зеленые брюки, кожаные туфли и просторная рубашка из черного льна.

Неформальный прикид Алекса смотрелся куда более гармонично, чем ее претенциозный наряд, составленный по рекомендациям профессионалов. Представить их вместе невозможно. Они сочетались так же плохо, как горох с морковью, как ореховое масло с желе, как отложной воротник «Питер Пэн» с лифчиком фасона «Тинкербелл», как… круглая дырка с квадратным колышком. Эта мысль заставила Долли вздрогнуть. Во-первых, колышек у Алекса был не квадратный. Во-вторых, его нельзя было назвать колышком. Это скорее…

Почувствовав на себе пытливый взгляд Лиззи, Долли перестала пялиться на лестничную площадку и повернулась к подруге.

— Что?

Лиззи отвела взгляд, а затем снова уставилась на Долли.

— Если бы я тебя не знала, то решила бы, что не я одна скулю как брошенный щенок.

— Странно. Ты впервые призналась, что скулишь и чувствуешь себя брошенным щенком.

— Ты не ответила мой вопрос.

— На какой вопрос?

— Что у тебя с Алексом?

— Ничего особенного. — Долли пожала плечами. Лиззи все равно узнает. Не сейчас, так потом… Она подумала и решила взорвать свою бомбу: — Мы играли в жмурки, и он поцеловал меня. Потом мы стали партнерами по игре. И он переехал в нашу квартиру.

— Что? — взвизгнула Лиззи. К ним тут же повернулся десяток голов. Она схватила Долли за руку, притащила на кухню и надулась.

— Интересно, когда ты собиралась сообщить мне эту замечательную новость?

— Я не говорила, что она замечательная.

— Этого и не требуется. Я знаю, сколько будет дважды два.

— Сколько же?

Лиззи скрестила руки на груди и смерила подругу гневным взглядом.

— То, о чем ты умалчиваешь, договаривает твой вечерний наряд. Последняя рекомендация «Девичьего счастья». Уф… Глазам своим не верю.

Долли знала, что ей следовало надеть свой обычный вечерний наряд, состоявший из сабо и брюк «капри». Или ярко-розовой пижамы.

— Ну и что? Просто мне захотелось одеться попикантнее, вот и все.

— Слушай, кому ты морочишь голову? Одеться попикантнее? С какой стати? Раньше тебя можно было затащить в бутик только на аркане.

— Какой длины? — Долли не собиралась выслушивать ни нытье подруги, ни ее оскорбления.

Лиззи подбоченилась.

— Брось, Долли. Белье у тебя, может, и сексуальное, но все остальное… Ты носишь пижамы там, где подавляющее большинство людей носит джинсы, деловые костюмы и даже вечерние платья.

— Это самая нарядная вещь, которая у меня есть. А я надевала ее только один раз… — Долли перестала оправдываться и отбросила волосы. Что бы она ни лепетала, от Лиззи ей не спастись.

Так оно и вышло. Лиззи продолжила аналогию.

— Пижамы предназначены для сна. Вот почему большинство людей носит их только после наступления темноты. Когда ложатся в постель.

— Да, но большинство людей вынуждены ходить на работу. А мне повезло. Я работаю на дому.

— И Алекс тоже?

— Он по преимуществу работает в офисе.

— Я имела в виду не это.

— А что же?

Лиззи была готова лопнуть от досады.

— Ты носишь пижаму, когда он рядом? Или предпочитаешь что-нибудь более открытое?

— Например?

— Например, наряд из собственной кожи.

У Долли запылали уши.

— На что ты намекаешь?

— Ты спишь с ним? — выпалила Лиззи.

— Сплю с Алексом Кэррингтоном? Не смеши меня. — Она моется с ним в одном душе. Но не спит.

— Ладно. Не спишь. Ты занимаешься с ним любовью?

Набор уклончивых фраз у Долли был неисчерпаемым.

— Нет. Я стою в кухне и разговариваю с тобой.

— Ты занималась с ним любовью?

Долли слишком долго искала ответ. С того момента прошло тридцать шесть часов, а ее тело все еще покалывало. Тридцать шесть часов. Неужели так давно?

Казалось, что они, голые и мокрые, рухнули в постель лишь несколько минут назад, забыв про полотенца, вынутые Алексом из бельевого шкафа. Но трение и шелковые простыни быстро согрели и осушили их тела. Никто из них не сказал ни слова. Зато они дали волю рукам и губам.

Их второй акт в постели был таким же быстрым, страстным и безрассудным, как и первый — в душе. Неужели для Алекса время течет по-другому? А вдруг она перестаралась и отпугнула его своим пылом?

— Я знала это. Ты действительно спишь с ним. — Шепот Лиззи был достаточно громким, чтобы перекрыть карибскую музыку, звучавшую в гостиной.

Долли знаком велела ей говорить потише.

— Я не занимаюсь с ним любовью. Это было только один раз. Да и то случайно. Ничего подобного мы делать не собирались. И повторения не будет.

— Почему не будет?

— Что ты имеешь в виду? — Долли и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос.

— Не говори мне, что Алекс плох в постели. Женщина определяет это с первого взгляда. По походке.

— Нельзя сказать, что мы были в постели в полном смысле этого слова. — Она не собиралась делиться с подругой своими восторгами. — Это случилось в кабине душа. По крайней мере, в первый раз.

— Это сильно меняет дело. — Лиззи вытянула руки, изобразила две чаши и взвесила ответ Долли. — Сначала ты утверждаешь, что не спала с ним, а потом считаешь разы.

— Два раза, Лиззи. Два. — Долли подняла вверх два пальца. — Вот и все. Причем один за другим. Без перерыва.

Судя по выражению лица Лиззи, мужские возможности Алекса произвели на нее сильное впечатление.

— Неплохо. Когда?

— Не твое дело. Но… — Долли изучала лицо Лиззи. Там не было ни намека на осуждение. Только интерес лучшей подруги.

И ее же несносное любопытство.

— Но?.. — Лиззи поторопила ее и вопросом, и соответствующим жестом.

— Но… Ох, Лиззи! — Долли закрыла лицо руками. — Я никогда не испытывала ничего подобного.

Подруга вздохнула, покачала головой, полезла в холодильник, достала два стакана с напитками и передала один из них Долли.

— Майкл смешивает коктейли в другой комнате. Но это дело не терпит отлагательства. Выкладывай, иначе я умру от любопытства.

Долли сделала глоток, потом другой и перестала притворяться, что не нуждается в алкоголе для успокоения нервов. Их покалывало и жгло со вчерашнего утра. Стоило только вспомнить, как мощно и жадно Алекс вонзался в ее изнывавшее от желания тело.

Она поставила наполовину опустевший стакан на стойку и обеими ладонями уперлась в крышку.

— Лиззи, со мной такого еще не было. В смысле, с мужчинами. Так бывает только во сне. Как будто ты принимаешь душ с Мэлом Гибсоном или Ричардом Гиром.

Лиззи тоже основательно приложилась к своему стакану, а потом серьезно сказала:

— Долли, Алекс Кэррингтон — мужчина. Ничем не отличающийся от всех остальных. Правда, сам он может думать по-другому.

Еще неделю назад Долли согласилась бы с таким утверждением. Тем более что Алекс смотрел на нее сверху вниз. Она пыталась отвечать ему тем же и не видела ничего, кроме накрахмаленной рубашки и титула «эсквайр», стоявшего вслед за его фамилией.

Он всего лишь мужчина, а она всего лишь женщина.

— Нет. Лиззи. Он особенный. И во многих отношениях, имеющих для меня значение, лучше остальных. Можешь не качать головой. Я говорю не о постели.

— А о чем? — ничуть не смутившись, спросила Лиззи. — Да, он красив и потрясающе сексуален, но Майкл ему не уступит. И Джонни. И Пит. Здесь найдется дюжина красивых и сексуальных мужиков.

Долли не знала, сумеет ли она объяснить, что именно имеет в виду. И сомневалась, что это вообще нуждается в объяснениях.

— О’кей. Во-первых, он реагирует на мои шутки. Не смеется, но реагирует. И шутит в ответ.

— Ладно. Стало быть, он красивый, сексуальный и забавный.

— Не то что забавный. Он скорее сатирик, чем юморист. У него умный юмор. Сухой, невозмутимый и в то же время лукавый…

— Долли, до меня не доходит. Ты уже давно имеешь дело с мужчинами. Почему именно Алекс?

— А почему именно Майкл?

— Потому что у нас любовь с первого взгляда. А у вас с этим адвокатом не тот случай.

— Любовь? С Алексом? Если еще раз скажешь это слово, я тебя убью!

— Тогда объясни, о чем идет речь. Долли, что у тебя в башке? Скажу тебе честно… — Лиззи покачала головой. — Я думала о вас обоих. Долго думала. Особенно после того вечера, когда вы поцеловались.

— Не знаю. Я ничего не знаю. Не знаю, о чем я думаю, что делаю и что чувствую. Ничего! — Долли ссутулилась. Изнеможение, с которым она так долго боролась, вдруг дало о себе знать. — Я знаю только одно. Меня тянет к нему. И телом, и душой.

— Ты говорила, что он реагирует на твои шутки, но не смеется.

Долли кивнула.

— О’кей. А ты смеешься его шуткам?

— Что?

— Алекс Кэррингтон может рассмешить тебя?

Долли захлопала глазами и задумалась. Потом вытянула из-под стойки табуретку и села. Ее ошеломило не столько это открытие, сколько его последствия.

— Нет. Не может. А я этого даже не заметила…

— Пойми меня правильно. Я считаю, что более подходящего человека, чем ты, Алексу не найти. Но если он не может рассмешить тебя, в то время как ты больше всего на свете ценишь веселье… — Фраза осталась незаконченной.

— Лиззи, именно это и сбивает меня с толку. Мне с ним весело.

— Вся беда в том, что юморист из Алекса Кэррингтона никудышный. Женщины бросают мужчин, потому что те начинают казаться им смертельно скучными.

— Но Алекс не кажется мне скучным. Если только ты не хочешь сказать, что он скучный, как… — Долли ничего не могла с собой поделать. — Как буровая установка.

Лиззи закатила глаза.

— Кто про что… — Она посмотрела на подругу поверх стакана. — Ты имеешь в виду шум или действие?

— Скорее шум, которым сопровождается действие. Как в плохом порнофильме. — Долли часто задышала и испустила несколько стонов, которыми обычно сопровождаются сцены оргазма.

Лиззи чуть не подавилась и вылила остатки напитка в раковину.

— Потише! Слушай, у меня появилась идея.

— Выкладывай поскорее, — пробормотала Долли.

— Если он не может рассмешить тебя, но тебе с ним весело… правда, я этого не понимаю… — Нетерпеливый жест подруги заставил ее заторопиться. — Вечеринка у нас или нет? Пойди и проверь, сумеет ли он сделать это на людях. Долли Грэхем, можешь говорить что угодно, однако любая твоя связь — сексуальная, платоническая, долгая, короткая, какая угодно — будет непрочной, если этот человек не сумеет рассмешить тебя. Потому что в глубине души ты всегда останешься ребенком. Мы с тобой это знаем. Но больше всего это необходимо знать Алексу Кэррингтону.

Долли покачала головой. Именно это пугало ее больше всего. Необходимость снова столкнуться с Алексом. И услышать, что они совершили ошибку. Она не обольщалась. Не считала, что они с Алексом решат пожениться и потерпят такой же крах, как Джонни с Ниной. Но не хотела слышать, что они совершили ошибку.

— Слушай, ведь мне придется говорить с ним. Признаться, что я знаю о его присутствии. И, может быть, даже смотреть ему в глаза.

— Замечательно! Разговаривать с Алексом ты не можешь, но зато можешь трахаться с ним в душе. Такая же чушь, как и все остальное! — Лиззи схватила Долли за локоть и заставила встать с табуретки.

— Все. Пора идти. Посмотрим, будет ли вам так же весело в одежде, как было нагишом.

Когда Лиззи и Долли присоединились к гостям, среди которых, как показалось Алексу, были все участники памятной вечеринки, официальное новоселье закончилось и началась пирушка в узком кругу.

Раздался щелчок выключателя, и зажегся верхний свет. Помещение озарили желтые, зеленые и синие бумажные фонарики, прикрепленные к стропилам.

Звучала громкая музыка, в основном латиноамериканский поп и зажигательная бразильская румба, придававшая электронный привкус множеству горячительных напитков и аперитивов. А азиатские блюда превращали это шумное сборище в полный интернационал.

Майкл смешивал коктейли, которые призваны были залить пожар во рту, вызванный халапеньос. От перца, фаршированного сыром и крабами, слезились глаза и першило в горле. Алекс сумел одолеть три штуки.

И три коктейля. От них слегка кружилась голова, но сознание оставалось ясным. Достаточно ясным, чтобы не искать укромный уголок, куда можно было бы затащить Долли, уведя ее с вечеринки.

Ему хотелось задрать Долли юбку и посмотреть на ее белье. Хотелось ощутить тепло ее кожи. Проверить, как она будет реагировать на его прикосновения. Неужели то, что произошло между ним и Долли, действительно разожгло в них обоих жар страсти?

Они сидели в дальнем конце длинного обеденного стола. Долли расположилась напротив, но весь вечер избегала смотреть ему в глаза. Беседа велась в основном справа от нее и слева от него, так что у Долли имелся повод отводить взгляд.

Причина этого заключалась только в одном — в том, что произошло между ними тридцать шесть часов назад. В кабине душа. А потом в его постели. Потому что после свершившегося факта — точнее, свершившегося акта — они не сказали друг другу ничего, кроме нескольких нежных слов, а потом разошлись по своим комнатам и оделись, готовясь к трудовому дню.

С тех пор Алекс ее не видел, если не считать того, что он следил за спящей Долли, пока мог выдерживать этот подводный мир Жака Кусто. Он избегал ее не преднамеренно. Просто случившееся между ними не лезло ни в какие ворота и не имело перспективы.

Алекс не был сторонником прочных связей. Честно говоря, ему нравилось завоевывать женщин, а не удерживать их. Но женщины, с которыми он имел дело, знали, на что идут. Он неукоснительно придерживался правила: какой бы характер ни носила связь, партнеры должны знать, на какой странице они находятся.

А они с Долли даже не успели открыть обложку.

Просто трахнулись, и все.

— Давай, Сабина, крошка! Веселей! — Зычный голос Джона Хэвиленда заставил Алекса поднять взгляд.

Лиззи и Сабина танцевали перед большим камином, переделанным из старой дровяной печи.

Лиззи поманила Майкла пальцем. Другого приглашения ему не потребовалось. Он выскользнул из-за бара и присоединился к двум молодым женщинам, которые кружились и изгибались под пряную карибскую музыку, разводя руки в стороны, вращая бедрами, откинув головы и потряхивая волосами.

Сабина послала Джонни воздушный поцелуй. Он слез со стула, составил компанию танцорам, после чего разбил неразлучную троицу — отвел Сабину в сторону и устроил их собственную, отдельную вечеринку. Обязанности бармена взял на себя Чарли. Текила лилась рекой. Тем временем Пит ловко орудовал ножом, разрезая на части остатки горьких лимонов. Одну дольку он бросил Памеле.

Та поймала ее и выжала в кружку с пивом. А потом они с Сесили радостно заулюлюкали и начали стучать бутылками и кружками о стол, подбадривая танцоров.

Алекс пристально следил за Долли. Она говорила немного, но он не сомневался, что ей весело. Тело Долли слегка покачивалось в такт музыке. Ее счастливая улыбка была заразительной, и вскоре та же болезнь передалась и Алексу.

Он начал расслабляться.

Случайные пирушки и непринужденное веселье были Алексу в новинку. Они мешали ему сосредоточиться на Игре. Долли слишком быстро забыла, что Алекса привело сюда только желание победить. А он сам должен помнить, что связан с этой публикой лишь временно. На месяц. Срок игры в «Мусорщика». И ни днем позже.

То же относится и к его связи с Долли. Можно позволить себе ненадолго отвлечься. Он будет наслаждаться ее телом и ее компанией, пока это доставляет удовольствие обоим. Лично его это устраивает как нельзя лучше. А ее? Пока неясно. Нужно подождать окончания вечера.

Чем больше Алекс думал, тем сильнее ему нравился этот план. Да. Очень нравился. С таким романом он сможет справиться. Долли так одаренна, так талантлива в любви, что от нее мог бы отказаться только сумасшедший. Но только сумасшедший мог бы думать о продолжительной связи с женщиной, которая порхает по жизни как мотылек и живет по принципу «лови день».

Внезапно Долли громко воскликнула:

— Давай, Лиззи!

Алекс повернул голову и увидел, что Майкл держит в зубах дольку лимона и пытается вытащить ее изо рта сопротивляющейся Лиззи. Женщины поддерживали ее криками, а мужчины болели за Майкла.

Майкл обхватил талию Лиззи, прижал ее к груди и вырвал дольку, помогая зубам языком. Это быстро сломило сопротивление Лиззи. В пользу Майкла говорило то, что он не стал радоваться своей победе.

В отличие от Джонни, который держал в одной руке полученный у Чарли стакан, а в другой — запястье Сабины Причард.

— Кончай, женщина! Давай покажем этим недоделанным, что такое настоящий текила-поцелуй!

Сабина достала из стоявшей на баре миски ломтик лимона и смерила Джонни холодным взглядом.

— Я прощаю тебе этот выпад в адрес женщин, потому что у меня уже готова ответная реплика, которая заставит тебя встать на колени.

— Валяй, малышка! — Джонни Хэвиленд широко улыбнулся, наклонился к Сабине, но стремительно отпрянул, увидев, что долька горького лимона висит на остром кончике разделочного ножа.

Четыре женщины начали криками поддерживать Сабину. Памела взяла в обе руки пустые бутылки из-под пива и принялась отбивать ритм, скандируя:

— От-вет! От-вет! От-вет!

— Джонни Хэвиленд, ты в полном дерьме! — крикнула Лиззи, стоявшая в объятиях Майкла. Теперь, когда официальная церемония закончилась, можно было позволить себе повеселиться.

Даже обычно сдержанная Сесили оперлась локтем о плечо Пита Спрингфилда и пронзительно свистнула. Пит, снявший фартук бармена и вернувшийся к женщине, от которой не отходил весь вечер, заткнул ухо и затряс головой, пытаясь избавиться от глухоты.

Долли, следившая за тем, как здоровенный Джонни хватает в охапку беззащитную Сабину, захлопала в ладоши и присоединилась к кличу Памелы:

— Сэб-би! Сэб-би!

Но той поощрение не требовалось. Она уже спустила обе узкие бретельки черного бархатного топа, который держался на месте только благодаря соблазнительным формам Сабины. А потом взбила пышные волосы и приняла вызывающую позу, подражая знаменитой киноактрисе Мэй Уэст.

Алекс опустился на стул, скрестил руки на груди и вытянул ноги. Его ступня коснулась ступни Долли и отодвинулась. Он ничуть не удивился, когда Долли повторила его жест. С одной небольшой разницей. Она сбросила босоножки и коснулась кончиками пальцев его обнаженной лодыжки. Нарочно. И тут Алекс впервые подумал, что этот вечер может пройти не напрасно.

Майкл увеличил громкость, и маракасы с тамбуринами загремели так, что задрожали стекла и стены. Сабина провела долькой лимона по кончику своего языка и губам, затем потерла ею губы Джонни и наконец выжала лимон себе на грудь. Струнка горького сока потекла в ложбинку между полными грудями.

Увидев эту соблазнительную дорожку, Джонни застыл на месте и лишился дара речи. Алексу пришлось признать, что с Хэвилендом такое случалось редко, но он знал, что это ненадолго. Спустя несколько секунд Джонни испустил вопль гориллы.

От неожиданности у Алекса заколотилось сердце. Он почувствовал зов стихийного начала. Потому что в тот момент, когда Сабина посыпала влажный след солью, Джонни облизал губы и потер руки, а Алекс потянулся к коктейлю (пообещав, что эта порция будет последней), пальцы ног Долли медленно поползли вверх по его голени.

Алекс напрягся, но затем заставил себя расслабиться, боясь спугнуть ее. Нужно выяснить, что у нее на уме. Возможно, сегодня ночью у них будет время, чтобы лучше узнать тела друг друга.

Он хотел растянуть удовольствие, изучить ее чувствительные места, утолить ее голод. Заставить Долли ждать, пока она не начнет умолять овладеть его ею. Но он слишком много выпил… И только тут до Алекса дошло, что пил он совсем немного. Мысли об обнаженной Долли и прикосновение ее ступни к ямке под коленом заставили его забыть обо всем на свете… Он сделал глубокий вдох и сосредоточил внимание на зрелище.

Сабина спустила топ пониже, подставляя грудь Джонни и держа в ровных белых зубах дольку лимона мякотью наружу. Джонни благоговейно опустился на колени, закрыл глаза, сложил руки и застыл на месте. Когда Сабине это надоело, она схватила Джонни за пояс и рывком подняла. Он обвил руками ее талию и закончил движение, крепко прижавшись животом к ее животу.

Потом он приложил язык к соленой шее Сабины и что-то пробормотал, довольный вкусом ее кожи. Сабина кокетливо выгнула шею, облегчая ему доступ и поощряя к дальнейшим действиям.

Долли тоже продолжила свои действия. Она откинулась на спинку стула и достала подъемом ноги до ляжки Алекса. Алекс стиснул стакан, зажмурился и раздвинул колени пошире. Долли повторила ласку, погладив другую его ляжку. Ее пальцы впились в ткань брюк, и из груди Алекса вырвалось негромкое рычание.

Язык Джонни тоже становился более дерзким. Он слизывал соленую дорожку, а потом отклонился в сторону и прошелся по пышной груди. Сабина отвесила ему шутливый подзатыльник и велела не отвлекаться. Он засмеялся и продолжил свое дело, приближаясь к ложбинке между внушительными грудями.

Зато Долли не нуждалась в поправке курса. Пальцы второй ноги забрались под отворот брюк Алекса. Ее кожа была гладкой и прохладной. А его кожа — горячей и волосатой. Простой анатомический контраст между полами вызвал прилив крови к его паху.

Он совершил ошибку, дав свободу этому чертенку. Ни одной женщине не удавалось соблазнить его так легко и быстро. Именно это привлекало его к Долли. Если она чего-то хочет, то добивается этого дерзко, без всяких угрызений совести и настаивает на своем.

До сих пор он соглашался на это. Позволял Долли делать то, что ей хотелось. Она получила компаньона, партнера в Игре и привлекла к себе его внимание. Теперь настала его очередь. Этот эротический танец под столом совсем неплохое начало. Когда язык Джонни добрался до ложбинки Сабины, носки ног Долли заняли стратегически важный плацдарм в районе паха Алекса Кэррингтона.

Джонни слизал последнюю каплю сока, поднял голову и улыбнулся как дьявол. Потом сделал глоток текилы, передернулся, припал ко рту Сабины и высосал сок из ждавшего так долго горького лимона.

Но на этом он не остановился. Его язык отстранил дольку и проник в рот Сабины. Руки женщины впились в его ягодицы, и собравшаяся вокруг толпа взревела от восторга.

Остальные не сводили с них глаз. Сладкая парочка от поцелуев перешла к «грязным танцам», и вскоре к ней присоединились Лиззи и Майкл.

Когда Чарли протянул руки к Памеле, Алекс заметил, что Долли перестала любоваться танцующими и дерзко смотрит ему в глаза.

 

Глава 9

С тех пор как он овладел ею, прошло тридцать шесть часов.

Алекс поднял взгляд и поразился, увидев, что Долли взяла двумя палочками комочек жареного риса и стала дразнить языком кончики деревянных стержней так же, как в свое время дразнила головку его члена.

Потом она дочиста обгрызла свиное ребрышко, облизала губы и пальцы, впилась зубами в хвостик жареной креветки и высосала из нее сок.

Тем временем ее пятка поглаживала желвак, оттопыривший ширинку Алекса. Долли подняла подбородок и проглотила слюну; ее веки затрепетали и опустились.

Алекс едва не кончил под столом. К счастью, никто не обращал на них внимания. Он протянул руку, схватил Долли за запястье и заставил встать.

Она не возражала и не сопротивлялась. Только потянулась за своим стаканом, запила еду и послушно пошла в дальний конец импровизированной танцплощадки. Более укромного уголка в гостиной не было.

За столом остались лишь увлеченные беседой Пит и Сесили; все остальные либо танцевали, либо стояли, болтая друг с другом. Время было выбрано удачно. Никто не замечал ни его смятения, ни оттопыренных брюк.

Он повернулся спиной к окружающим и прижал к себе Долли. Она чувствовала себя в его объятиях так же уютно, как жемчужина в раковине. Казалось, эта женщина была создана для него самой природой. Эта жестокая правда потрясла Алекса до глубины души.

Какого черта он ввязался в эту историю?

Долли посмотрела на него снизу вверх и поняла, что он обдумывает варианты. Невинное выражение ее лица было ложью от начала до конца. В Долли Грэхем не было ничего невинного. Она раскидывала свою смертельную сеть, как «черная вдова», самка паука-каракурта.

— Ты хотел потанцевать? Или только прикоснуться ко мне? — Долли обвила руками его талию, с трудом сохраняя равнодушное выражение лица.

Она не смогла бы дотянуться до его шеи даже в том случае, если бы на ней были босоножки. Но Долли осталась босиком. Удобства важнее этикета. Она вела себя как девочка, а не как женщина. Женщина, только что пытавшаяся заставить Алекса понять, что именно ему нужно от представителя противоположного пола.

Впрочем, он знал это сам. Больше всего ему было нужно сохранять ясную голову.

Руки Алекса лежали на ее лопатках.

— О том, чего я хочу в данную минуту, лучше не говорить, — пробормотал он, прижимая ее к себе.

— Почему? По-твоему, я недостаточно взрослая для таких разговоров? — Она снова посмотрела на него, широко раскрыв глаза. Воплощение невинности.

Но он не собирался попадаться на ее удочку. Как-нибудь в другой раз.

— Ты хочешь, чтобы я так думал?

Она слегка пожала плечами.

— Честно говоря, мне все равно, что ты думаешь.

Алекс отвел ее от толпы к вестибюлю, облицованному итальянским мрамором цвета кофе-эспрессо.

— Ты никогда не сможешь стать надежной свидетельницей в суде. От тебя за милю разит плохим швейцарским сыром, — поддразнил он.

Долли вздохнула, признавая свою капитуляцию, и положила щеку на его грудь. Вот и хорошо. Кажется, он все-таки сумел привлечь ее внимание. Но она тут же подняла голову и спросила:

— Какая разница между адвокатом и вампиром?

Алекс поднял глаза к потолку.

— Вампир сосет кровь только по ночам.

— Угу. А тогда какая разница между адвокатом и гнусной пиявкой?

— Гнусная пиявка перестает сосать кровь после смерти жертвы.

Она издала звук досады.

— Я вижу, в сосании ты разбираешься.

Они прошли в дальний конец вестибюля и остановились у стены. Алекс не мог стоять спокойно. Он переминался с ноги на ногу и раскачивался из стороны в сторону.

— Ты совершенно безнадежна. В тебе есть хоть капля серьезности?

— Нет. Особенно по сравнению с тобой. — Долли смотрела на него снизу вверх. Их ноги оставались на месте, но бедра прижимались друг к другу куда крепче, чем позволяет танец. — У тебя есть очень серьезная вещь, подходящая для игр.

У Алекса кружилась голова. Нужно было как-то снять напряжение. Он обхватил ягодицы Долли и крепко прижал ее живот к своему члену.

— Но далеко не для каждой игры.

Ее ресницы опустились, а затем поднялись вновь, на розовых губах появилась улыбка.

— Похоже, это ты безнадежен. Знаешь, иногда можно позволить себе повеселиться. — Видя, что он замешкался с ответной репликой, Долли слегка нахмурилась. — Или ты придерживаешься другого мнения?

Алекс догадался, что она имеет в виду время, проведенное ими в постели. Казалось, случившееся в кабинке душа было со стороны Долли верхом дерзости. Но сейчас она превзошла саму себя, бесстыдно лаская его под столом.

Впрочем, она права. Он может позволить себе насладиться ее телом и душой, не слишком задумываясь о будущем. Эта история не имеет никакого отношения к его карьере. Это обычная игра, забава без всяких последствий.

Зачем ему это?

Он всю жизнь стремился к успеху. Окружил себя нужными для этого людьми. И никогда не забывал о поставленной перед собой цели.

Так зачем ему это?

Вероятность того, что на свете есть нечто большее, приводила Алекса в ужас. Он забывал правила игры, сформулированные им самим.

Какого черта он ввязался в эту историю?

— Ты никогда не говорил мне, чего хочешь, — нежно сказала она. Это прозвучало слишком по-женски, что совсем не похоже на Долли. Во всяком случае, на ту Долли, которая ему нравится.

— Неважно, — проворчал он, поскольку больше не был уверен, что знает это, а задумываться боялся.

— Неважно так неважно, — согласилась она, пожала плечами и прильнула к Алексу. — Если ты думаешь, что из-за этого я лишусь сна, то ошибаешься.

Алекс заскрежетал зубами и тяжело вздохнул. Он злился на самого себя. Да, Долли выбивает его из колеи, но в этом ему следует винить только самого себя. Он потерял контроль над собой. И должен извиниться перед ней за то, что вел себя как последний сукин сын.

Алекс понял это, когда кончиком пальца ласкал ее подбородок. Ее глаза опустились, а губы слегка приоткрылись. Он взял ее за подбородок и спросил:

— А ты вообще когда-нибудь лишалась сна?

— Да. Но лишь тогда, когда у меня была для этого серьезная причина. — Она подняла взгляд и посмотрела ему в лицо.

Алекс увидел: то, что раньше говорило о безоговорочной капитуляции, бесследно исчезло. Теперь в ее глазах было что-то кошачье.

— Ты можешь стать такой причиной? — спросила вдруг она.

Он покачал головой.

— Нет? — Ее глаза сначала расширились, а затем мрачно прищурились.

Алекс еще раз покачал головой. Этого жеста хватило, чтобы ее настроение коренным образом изменилось. Как в кабинке душа, где ничего не стоит сделать горячую воду холодной и наоборот.

— Я не сказал «нет».

— А что ты хотел сказать? — Долли попыталась освободиться.

Алекс схватил ее за прохладные маленькие кисти и удержал их на талии. Ему хотелось развеять ее печаль. Даже если это будет стоить дороже, чем он рассчитывал.

— Что ты даришь мне наслаждение.

Долли расцвела так, словно получила благословение свыше, и тихонько вздохнула.

— Вот видишь? — Она прижалась щекой к его груди и уткнулась носом в складки черного льна. — Я знала, что ты способен радоваться жизни.

Они стояли в полутемном вестибюле и обнимались, прислушиваясь к доносившейся издалека музыке. Громкой, страстной и необузданной. Влажные губы Долли прижимались к его обнаженной коже.

Из груди Алекса вырвался глухой стон. Он увлек ее в тень.

— Ты мучаешь меня. По-твоему, это называется радостями жизни?

— По-моему, это только начало. — Она подняла взгляд, выгнула брови и облизала нижнюю губу. — Зря, что ли, я так работала ногами?

Алекс, у которого перехватило дыхание, ответил не сразу, и она слегка ткнула его кулаком в плечо.

— Брось, Алекс. Вчера утром мы с тобой вместе принимали душ. Можешь не делать вида, что я упала на тебя как снег на голову.

Алекс спорить не собирался. Однако вторжение Долли в ванную потрясло его до глубины души. Он все еще не мог прийти в себя. Не от секса, но оттого, что Долли смогла отважиться на такое.

Время и место были неподходящими, и все же ему хотелось знать почему. Почему сейчас? И почему тогда? Неужели секс был для нее всего лишь тактическим ходом, предусмотренным планом игры? Или она расставалась с одеждой и амбициями, потому что секс был для нее важнее всего на свете?

— Почему?

— Что почему? — спросила она, когда Алекс вновь обнял ее за талию и их тела снова медленно задвигались. — Почему я набросилась на тебя?

— Да. И…

— И зачем вообще это сделала?

Алекс слегка улыбнулся, покоренный ее прямотой. Другая женщина на месте Долли смутилась бы. Ни одно обольщение, ни одна обольстительница до сих пор не доставляли ему такого удовольствия.

— Это просто. И понятно, — сказала она, отвечая на собственный вопрос и не давая ему труда задуматься. — Потому что я сама простая и понятная.

На самом деле она умна, сообразительна и полностью уверена в том, что Алекс не считает ее ни простой, ни понятной.

— Я бы так не сказал…

— А что бы ты сказал?

— Для начала я сказал бы: «раздевайся!». — Одна рука Алекса лежала у нее на спине, вторая залезла под юбку и подбиралась к животу.

— Алекс…

— Что? — Ее кожа была теплой и нежной, а тело казалось созданным для мужской ласки.

— Что ты делаешь? — затрепетав, спросила она.

Он изучал изгибы ее тела. Изучал именно так, как ей хотелось. Так, чтобы доставить ей наслаждение.

— Пытаюсь отблагодарить тебя за работу ногами.

— Но наша кожа соприкоснулась только один раз. Когда я кончиками пальцев ласкала твою лодыжку. — Свет, доносившийся из гостиной, придавал ее радужкам оттенок старого бренди.

Радужки и старое бренди… Должно быть, он пьян. Вдребезги.

— Раз так, можешь хватать меня за задницу когда и где угодно.

В ту же секунду Долли протянула руку ему за спину… и повернула блестящую медную ручку двери, которой Алекс не заметил.

Ванная. Крошечная ванная для гостей. С туалетом, душем и замком на дверях.

Щелк!

Он взял Долли за талию и посадил ее на край коричнево-синей фаянсовой ванны. Ее руки крепко обхватили спину Алекса.

— Алчная ведьма, — пробормотал он, приникая к ее губам. Одна рука Алекса обхватила спину Долли, вторая забралась под юбку и скользнула между ног. Простая полоска ткани, больше ничего. Его пальцы отодвинули полоску в сторону и нащупали горячую и влажную промежность.

Долли слегка отстранилась и показала глазами на пухлый кожаный бумажник, который она успела выудить из кармана его брюк.

— Не алчная. И не глупая.

Она помахала в воздухе найденным презервативом, а потом спустила с Алекса спортивные трусы. Он разорвал пакетик на глазах у Долли. Она сидела, приоткрыв губы и прижав язык к передним зубам.

Долли приняла протянутый Алексом презерватив и проверила, в какую сторону его раскатывать. При первом прикосновении ее рук он с трудом проглотил слюну, подался вперед, и все прошло удачно.

Алексу хотелось подождать, хотелось, чтобы она не торопилась, но это было уже не в его власти. Долли обхватила пятками его ягодицы и уперлась ладонями в ванну.

Ее глаза были закрыты, голова откинута. Алекс мог делать с ней что угодно. Одной рукой он отодвинул в сторону влажную полоску, другой взял член и направил его в узкое влагалище. Судя по выражению ее лица, все прошло наилучшим образом.

Но его лицо, отражение которого он заметил в зеркале, говорило совсем о другом.

Спустя три дня Лиззи наконец закончила работу над новым логотипом для Долли. От долгих часов, проведенных за монитором, у нее болели глаза и ныла спина. Сейчас Лиззи стояла у ограждения бассейна, разбитого во внутреннем дворе. Она перегнулась через кованую решетку, отделявшую патио от бассейна, и следила за Майклом, отмерявшим нужное количество кругов.

Лиззи слегка дрожала. Вечер был прохладный, в небе стояла полная луна. В бассейне с подогревом наверняка было теплее. Поверх купальника она накинула купальный халат, но не стала застегивать его. Как ни странно, купальник и халат оставались сухими. Десять минут назад она была готова прыгнуть к Майклу прямо в одежде.

Но тогда она не смогла бы наблюдать за ним.

Подводные светильники превращали его стройную фигуру в тень. В воде скользил призрак, равномерно размахивавший длинными руками. Майкл никогда не сбивался с ритма, не уставал и не брызгался. Этот человек идеально владеет своим телом.

У него было выверено все. Не только количество кругов, но и количество гребков. Лиззи восхищало отношение Майкла к спорту, здоровью и распорядку дня. Помешать его ежедневным физическим упражнениям могло бы только землетрясение. Да и то вряд ли.

Лиззи вздохнула. Она никогда не сможет стать такой, как хочется Майклу. Хуже того, она не уверена, что эти ожидания соответствуют ее собственным планам на будущее.

И все это так и осталось бы тайной, если бы она не приняла участие в Игре и не переехала к своему бойфренду.

Она уныло улыбнулась. В полном соответствии с настроением, которое владело ею последнее время. Убить Долли или расцеловать ее? Вот в чем вопрос. Ясно только одно. Необходимо принять решение. Нет ничего хуже неопределенности.

Как бы реагировал Майкл, если бы Лиззи призналась, что они поторопились съехаться? До того им нужно было многое выяснить. Как они относятся к их связи? Что именно они хотят давать и брать друг от друга? Каковы их чувства?

Она хотела быть откровенной и честной, хотела прямо рассказать о своих нуждах и желаниях. Хотела, чтобы было досказано все. И не ожидала, что Майкл поведет себя так, будто имеет полное право переделывать ее так, как ему хочется. По своему образу и подобию.

Можно подумать, что он знает, кого переделывает. Лиззи уже двадцать пять лет, а она не знает саму себя. Знает только то, что неизбежные перемены, случившиеся в ее жизни, произошли благодаря ей самой. Не благодаря Майклу. Или какому-нибудь другому мужчине.

Он сделал еще один поворот. Лиззи следила за тем, как он двигается. Недюжинная физическая сила позволяет ему без устали сновать по бассейну взад и вперед. Та же самая сила, которая позволяет Майклу оставаться в форме и после того, как он ублажит ее.

«Дух выше материи», — говорит он. Битва внешних и внутренних воль.

Зачем он умничает?

Может быть, Долли права. Может быть, Питер Пэн не самая худшая модель поведения. Вечный ребенок… Сейчас Лиззи уже не уверена, что взросление всегда на благо. Ее стремление к углублению отношений с Майклом вызывает противодействие.

Она сомневалась, что Майкл согласится. По его мнению, их разногласия не имеют никакого значения. Отношения каждой пары постоянно колеблются, переживая периоды взлета и падения. Со временем все улаживается. Так что поводов для серьезного беспокойства нет.

— Тебе легко говорить, — пробормотала она туманной фигуре. Это не его жизнь. Меняться предстоит не ему.

Лиззи думала, что их медовый месяц продлится не три недели, а намного больше. За это время они должны были привыкнуть друг к другу, но Майкл по всегдашней мужской привычке начал что-то планировать, анализировать, прикидывать… и сводить Лиззи с ума.

Наконец он одним мощным прыжком выскочил из воды на цементный бортик, стряхнул с себя капли, провел ладонями по голове и заправил за уши длинные пряди светлых волос. Лиззи уже знала: когда эти локоны высохнут, они завьются мелким бесом.

— Я думал, мы поплаваем вместе. — Значит, Майкл видел, как она выходила во внутренний двор?

Лиззи сняла с перил полотенце и протянула ему.

— Мне нравится наблюдать за тобой издали.

Сейчас они рядом, и Лиззи гадала, хватит ли ей силы воли рассказать о своих чувствах. Сомнениях и комплексах. Обидах и разочарованиях.

Он чрезвычайно мужественный. Физически, эмоционально и интеллектуально. Прямой, очень уверенный в себе, со стройным мускулистым телом, способным возбуждать в ней жаркую страсть и веру в свои силы…

Лиззи порывисто вздохнула.

Майкл вытер лицо полотенцем, набросил его на шею, сжал руками перила, наклонился и улыбнулся.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь про наблюдение.

Он обвел алчным взглядом тело Лиззи, намеренно облаченное в самый тонкий из ее купальников. Она хотела, чтобы Майкл желал ее. Казалось, их связывает главным образом секс. И Лиззи держалась за этот секс как утопающий за соломинку.

Халат не мешал ей дрожать.

— Ты уже закончил свои круги?

— Будь у меня соответствующее настроение… — судя по тону, такое настроение у него и так присутствует, — я мог бы поплавать еще немного.

— Тогда дай мне десять секунд форы.

— Отсчет начат.

Увидев коварную улыбку Майкла, Лиззи сбросила с себя халат и швырнула его в голову своего бойфренда, надеясь увеличить фору. Но она жестоко ошиблась. Майкл громко заулюлюкал и догнал Лиззи прежде, чем она успела добежать до бортика.

— Десять секунд! — крикнула она и прыгнула в воду.

Майкл перехватил ее, когда она сделала поворот. Точнее, когда Лиззи достигла середины бассейна, там ее уже поджидали.

Не доплыв до Майкла, она с шумом вынырнула на поверхность и пригладила волосы.

— Ты в порядке?

Она дрожала.

— Ты сжульничал, а я замерзла.

— Сжульничал? Как это? Я дал тебе твои десять секунд. — Майкл принципиально не обращал внимания на то, что она стучит зубами.

Сам он зубами не стучал, поэтому Лиззи решила улыбнуться и стерпеть.

— Десять секунд по чьим часам? Кроме того, предполагалось, что ты поплывешь со мной. А не погонишься следом.

— Я и плыву с тобой. — Он подплыл ближе, сделав мощный толчок ногами. — Но ты попросила фору. А фора предполагает преследование. Потом ты сама будешь преследовать меня…

Лиззи покачала головой, медленно подплыла к краю бассейна и встала на дно.

— Сыта по горло. В последние три недели я только этим и занималась.

Майкл остановился рядом. Вода журчала вокруг его груди. Он посмотрел Лиззи в глаза, но не сделал попытки прикоснуться к ней. Или согреть ее.

— Ты говоришь о «Мусорщике»?

— А о чем же еще? — Лиззи увиливала от ответа, хотя на самом деле ей хотелось признать правду и сказать, что самый важный шаг в своей жизни она сделала из-за какой-то глупой игры.

Лиззи не заслуживает приза. Она рискует потерять уважение Майкла (если уже не потеряла его) своим нытьем и нежеланием понимать, что он вмешивается в ее жизнь ради ее же пользы, считая, что она обязана реализовать свой творческий потенциал.

Она обвиняет Майкла в том, в чем он не виноват ни сном ни духом. Пытается похоронить очень актуальную проблему взаимного непонимания под покровом ночи, среди простыней его постели. Но секс перестал быть панацеей, которой являлся прежде.

Майкл играл завитком ее мокрых волос.

— Несколько дней назад ты сгорала от желания сжульничать и завоевать приз Сесили. Что изменилось за это время?

Дрожавшая Лиззи присела, спрятав плечи в теплую воду, и подняла лицо к небу.

— Да кому он нужен, этот дурацкий приз? Нам и здесь хорошо.

Но ее легкомысленный ответ не убедил подозрительного Майкла.

— Хорошо-то хорошо, но провести отпуск в море куда приятнее.

— Тогда поступим вот как. Отправимся в путешествие сами по себе. Без всякого приза. Мы можем взять яхту напрокат. — Чем больше она думала, тем больше ей нравилась эта идея. И тем быстрее она говорила. — А можно вообще не связываться с яхтой. Хотя я знаю, как ты любишь воду. Мы можем отправиться в Нью-Йорк. В Сан-Франциско. В Лос-Анджелес. А чем плоха Канада? Покатались бы на лыжах…

— Лиззи, подожди минутку. — Майкл шагнул к ней, и их ноги коснулись друг друга. Чтобы сохранить равновесие, Майкл оперся рукой о бортик. Его вторая рука легла на живот Лиззи, скрытый водой и темнотой. — В чем дело?

— Ни в чем. — Дыши глубже, Лиззи, приказала она себе. Не распускайся… — Просто мне пришло в голову, что нужно уехать в настоящий отпуск. Где будем только мы с тобой. Сам знаешь, такого у нас еще не было.

— У нас многого еще не было. Но будет все. Только дай срок.

— Я знаю. Просто… — Лиззи закинула голову, оттолкнулась ногами, сбросила властную руку Майкла и поплыла. Она не знала, как признаться в том, что у нее на уме. Или лучше промолчать и решить свои проблемы самостоятельно?

Похоже, что Майклу подобные терзания не свойственны. Он ни о чем не задумывается, живет в ладу с собственной совестью и высоко держит голову.

— Что «просто»? Лиззи, что происходит? От чего ты бежишь?

Она перестала работать ногами и закрыла глаза.

— С чего ты взял, что я от чего-то бегу?

— С того, что ты проплыла под водой сто метров.

— Чушь. Я просто пытаюсь согреться. — Однако с каждой минутой ей становилось холоднее.

— Лиззи… — Майкл остановился перед ней и прижал к своему теплому телу. — Я мужчина. Понимаешь? Ты должна это учитывать.

Лиззи очень хотелось, чтобы тепло, по которому она тоскует, было простой физической категорией. Но она обязана сказать правду. Какой бы соблазнительной ни казалась мысль притвориться дурочкой. Быть вечным ребенком — это по части Долли.

Одна рука Лиззи решительно легла на бортик. Вторая погладила щетинистую щеку Майкла и остановилась на его груди. Затем Лиззи встретила его взгляд.

— Тебе никогда не приходило в голову, что мы поторопились?

Бровь Майкла поползла вверх.

— Ты хочешь спросить, верю ли я в любовь с первого взгляда?

Она покачала головой и грустно улыбнулась.

— Нет. Это моя фантазия. Ты для этого чересчур… практичен.

— Практичен? — Казалось, он понял, о чем идет речь, потому что покачал головой. — Не всегда. Но я действительно высоко ценю реализм.

— Что непрактичного ты сделал в последнее время? — Только, пожалуйста, не говори о том, что позволил мне переехать сюда…

— Согласился принять участие в этой кошмарной игре, придуманной Долли.

Она ожидала другого. Майкл не показывает виду, что угнетен или раздосадован. С другой стороны, он мужчина, а потому менее эмоционален. Или она не права? Лиззи надолго задумалась. Майкл не скрывает, что ум и логика для него важнее чувств.

Конечно, она начала спорить, но в качестве компенсации нежно погладила ступней его лодыжку и бедро.

— Что в этой игре непрактичного? Я думала, что ты захочешь выведать все мои грязные тайны.

Майкл играл бретелькой ее купальника.

— Я хочу выведать все твои грязные тайны. Но в свое время. Не по расписанию Долли. И без ее анкеты.

— Тебе не нравится то, что ты открываешь?

— Очень нравится. — Он просунул колено между ее бедрами. — По крайней мере, большая часть этих тайн.

В чем же он сомневается? И тут до нее дошло.

— Дневник…

Рука Майкла, лежавшая на ее плече, застыла.

— Может быть, расскажешь?

О чем? О том, что мальчики-одноклассники, отвечая на вопрос, с кем из соучениц им хотелось бы переспать, дружно вписали в анкеты ее имя?

— В то время это казалось мне очень лестным. Какая девушка не хочет, чтобы ее считали сексуальной? Я гордилась своей победой. Правда, теперь я понимаю, что к этому следовало относиться с юмором.

— А ты относилась к этому без юмора?

Лиззи задумалась. Учебу в старших классах нельзя было назвать ее звездным часом. Кое-чем она не делилась даже с Долли. Но Майклу она солгать не могла. Этого требовала честность их взаимоотношений. Однако она слегка исказила факты.

— Я любила вечеринки. Но не была потаскушкой.

— Иными словами, была кокеткой.

Она тщательно обдумала ответ, решила, что умолчание — грех не смертельный, и дернула завязку плавок Майкла.

— Разборчивой кокеткой.

Ну да. Спала только с самыми красивыми мальчиками. И с самыми известными. Связь с которыми повышала ее авторитет секс-бомбы. Она никогда не стеснялась в средствах ради достижения цели.

Конечно, все это давно осталось позади…

— Во сколько лет ты лишилась девственности?

Лиззи тут же ощетинилась.

— Это вопрос из твоей анкеты?

Майкл покачал головой.

— Просто мне интересно.

— Почему? Это может как-то изменить характер наших отношений? Или твои чувства ко мне?

— Нет. Но я думаю, что это может изменить твое отношение к самой себе. А заодно и твое нынешнее отношение к сексу. — Он отодвинулся, давая ей место рядом с собой, и оперся локтями о борт бассейна.

Лиззи хотела и одновременно не хотела этого. Потому что теперь она могла видеть лицо Майкла и догадываться о его реакции.

— По-твоему, я отношусь к сексу неправильно? Я чересчур сексуальна? И придаю сексу слишком большое значение?

Майкл прикусил язык.

— Лиззи, не переиначивай мои слова.

— Тогда уж лучше помалкивай. — Этот несносный человек только усиливал ее досаду и смятение. — Однажды я ходила к психоаналитику. Он вел себя точно так же. Ничего не говорил. Сидел и ждал, когда я сама загоню себя в угол.

На лбу Майкла появилась морщинка.

— Когда это было?

Лиззи обиделась.

— Тебе понадобилось мое грязное белье? Фобии, страхи, скрытые влечения и комплексы? Еще один вопрос из твоей анкеты?

— Брось, Лиззи. Игра тут ни при чем. — Он отвел взгляд, а потом снова повернулся к Лиззи. В свете луны его голубые глаза казались прозрачными. — Это имеет отношение к нам с тобой. Ты сама спросила, не поторопились ли мы.

Лиззи положила голову на руку, которой держалась за бортик, и тихо ответила:

— Потому что мы действительно поторопились.

— Ты опять начинаешь разговор, который состоялся у нас… когда? Три недели назад?

— Сколько раз мы ссорились за этот год? И сколько за последние три недели? — Удивительно, как легко становится на душе, когда ты перестаешь избегать неудобных тем.

— Период привыкания. Самая обычная вещь. В этом нет ничего неожиданного.

Она прижала ладонь к груди.

— Но я ничего подобного не ждала. Думала, что года достаточно. Думала, что мы перестали быть… мелочными и обидчивыми.

— Ты считаешь меня обидчивым?

Возможно, он совсем не обидчив. Возможно, она слишком бурно реагирует на происходящее. Беда заключается в том, что теперь Лиззи сомневается во всем. К этому ее подтолкнула жизнь в доме Майкла.

— Насчет тебя не знаю. Очень возможно, что это относится только ко мне.

— Понятно. — Помрачневший Майкл выбрался из бассейна, сел на бортик и начал болтать ногами в воде. — Что ж, договаривай.

Меньше всего на свете она хотела причинить боль Майклу. Но от чего ему будет больнее? Если она уйдет или если останется? По крайней мере, уход поможет ей разобраться в своих чувствах.

— Я думаю… сейчас… мне следует вернуться к Долли. Во всяком случае, до тех пор пока мы с тобой… пока мы с тобой… Нет! — Нужно подобрать правильные слова, потому что в первый раз она сплоховала. — Пока мы не сумеем узнать друг о друге самое важное. Надежды и мечты. Даже страхи. А не какие-то дурацкие выдержки из дневников или вкусы в области нижнего белья.

Он не произносил ни слова. Даже не смотрел на нее. Не сводил взгляда с поверхности воды, которую рябил прохладный вечерний ветерок. Потом тяжело вздохнул, покачал головой и пожал могучими плечами, словно избавляясь от неприятной болезни.

Лиззи ждала ответа, но Майкл соскользнул в воду. Вода его стихия и его родной дом. Там он чувствует себя в безопасности. В считанные секунды он добрался до противоположного края бассейна, наказывая себя за прежние вальяжные гребки.

Лиззи выбралась из бассейна по лесенке, нашла свой пляжный халат на спинке шезлонга, куда его бросил Майкл, и надела его — по привычке, а не из необходимости. Потому что никакой необходимости она не ощущала. И вообще ничего не ощущала. Ничего.

Все это время она чего-то ждала, пока не стало ясно, что ждать нечего. Тогда она вернулась в дом и начала собирать чемоданы.

 

Глава 10

— Леди, мы досыта наговорились о «Мусорщике». Давайте вернемся к делам.

Сесили Стоун пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум. Пять из шести редакторов — Лиззи должна была подойти — расположились в гостиной квартиры Долли. Встреча напоминала не столько деловое совещание, сколько вечеринку в пижамах.

Долли была в своей стихии. Оживленные речи. Бесконечные диалоги. Обилие безумных идей. Творческое вдохновение, обуявшее пять светлых голов. Она не могла представить себе, что такое возможно в официальной обстановке и в деловых костюмах.

Лиззи была права, говоря о пристрастии Долли к пижамам. Однако сегодня Долли учла деловой характер встречи, пошла на уступки и надела зеленую штормовку. После переезда Алекса она начала переодеваться.

И идти на уступки.

Изо всех сил старалась обеспечить ему покой и уют, хотя правилами было предусмотрено, что он будет находиться на подножном корму. Ходила в супермаркет за его любимым сортом кофе, хотя они договорились, что каждый будет сам заботиться о себе. Когда она вытирала пол в своей ванной, то заодно вытирала и его ванную. Работы было всего на десять минут, но это позволяло ей вдыхать запах его мыла, его одеколона и его махрового халата, висевшего на крючке за дверью.

Она часто усаживалась на табурет перед зеркалом и по душам разговаривала со своим отражением, пытаясь выяснить, стоит ли соблюдать правила. Правила, которые были установлены, чтобы избежать трудностей. Особенно трудностей с сексуальными адвокатами, которые заманивают ничего не подозревающих девушек в душевые кабинки и ванные для гостей.

Наверно, ей следовало поговорить с Лиззи. Потому что за последние две недели Долли забыла все правила, запрещавшие изучать с сексуальными адвокатами ванные для гостей и душевые кабинки. Не говоря уже о том, что она ощущала легкий трепет при мысли о посещении супермаркета вместе с Алексом Кэррингтоном. И ощущала удовлетворение оттого, что сумела обеспечить необходимый ему покой.

— Подожди, Сесили! — взмолилась Реджайна Браун. — В тот вечер меня с вами не было. Поэтому я хочу знать все подробности.

— Тем более, дорогой главный редактор, — добавила Сабина, устроившаяся на диване в обнимку с валиками и подушками, — что ты сама еще ничего не рассказала о Пите.

Долли и Памела немедленно поддержали Сабину.

Памела принялась уговаривать:

— Сесили, так нечестно. Все остальные рассказали хотя бы одну интересную деталь из жизни своего партнера.

А Долли нанесла последний удар:

— Сис, ведь это наша работа. Не за горами подготовка нового номера, а что мы опубликуем в моей колонке?

Сесили обвела глазами любопытные лица подруг, вздохнула и опустила голову. Увидев это, Долли и Памела издали победный клич.

Памела Хенсфорд, сидевшая на полу рядом с креслом Долли, перешла на диван и устроилась на противоположном конце от Сабины. Долли осталась на своем месте, откуда было видно всех.

Реджайна, которая не умела сидеть спокойно, расхаживала между музыкальным центром и диваном, пока Сабина не усадила ее силой.

— Ну ладно, — сказала Сесили, когда воцарилась тишина, которой она тщетно добивалась уже десять минут. — Но потом займемся работой. — Она заправила локоны за уши. — Пит не очень любит говорить об этом, но сказал, что это не такая уж большая тайна, так что если я поделюсь с вами, особой беды не будет… Дело в том, что у Пита есть ужасный шрам на груди. Длиной сантиметров в пятнадцать. Как раз над сердцем. Вот тут, — показала она. — Его пырнули ножом во время драки в каком-то карибском баре.

— Ух ты! — Ничего более оригинального Долли не придумала, а потому решила задать вопрос, который разумелся сам собой: — Любопытно, за каким чертом его понесло на эти проклятые Карибы?

На этот раз Сесили посмотрела на подруг взглядом, который только усилил их любопытство.

— Он искал младшего брата, от которого не было известий три года.

В комнате воцарилось молчание. Долли не сомневалась, что остальные думают о Пите, который предстал перед ними в совершенно новом свете. Как там говорится? Под спокойной внешностью бьется сердце… Кого? Она тщетно ломала себе голову. Но важнее другое. Как Сесили узнала про его тщательно скрываемый шрам?

Долли готова была спросить об этом в лоб, но тут Памела начала хихикать. Затем хихиканье сменилось истерическим смехом, который бедняжка изо всех сил пыталась сдержать, но тщетно.

— Что с тобой? — наконец спросила Долли, когда стало ясно, что Памела не остановится никогда.

— Прошу прощения, — с трудом проговорила Памела. — Просто я… я вспомнила, что на груди у Чарли тоже есть здоровенный шрам.

— Так вот оно что! — протянула Сабина, утопавшая в подушках. — Я чувствую, что меня надули. Чертов Джонни! Когда я спросила, откуда у него шрам, он молчал как скала. Ну, я ему покажу!

Долли тут же вспомнила про шрам на бедре Алекса, который она заметила сразу же, как только оказалась с ним в душе. О происхождении этой отметины она спросить не решилась.

— У Алекса тоже есть большой…

Молчание длилось около минуты. После этого женщины по очереди начали давиться от хохота. Долли возвела глаза к потолку. Какой черт дернул ее за язык? Тем временем смех продолжался.

— И сколько в нем сантиметров? — поинтересовалась Сесили. О Господи, и это их спокойный, выдержанный, воспитанный главный редактор?

— Я говорила про шрам. Но забудьте про это. Больше не скажу ни слова. — Судя по жару, в который ее бросило, щеки Долли приобрели цвет спелой кормовой свеклы. — Если хотите услышать что-нибудь еще, попросите Памелу выдать секрет Чарли.

— Да, Пам. Что там с ним случилось? — деланно небрежным тоном поинтересовалась Реджайна Браун, украдкой подмигнув Долли.

— Он меня убьет, но… Кажется, он говорил, что позировал студентам в Институте искусств. Стоял в позе Давида Микеланджело. И преподавательница — думаю, она была женой кого-то из его коллег, — спросила, не согласится ли он побрить грудь. — Памела пыталась сохранить серьезное лицо, но вновь расхохоталась. — Он согласился… И порезался во время бритья… Пришлось наложить четыре шва… — выдавила она.

Добрых пять минут вся редакция «Девичьего счастья» не могла разогнуться от смеха. Никто из них не желал Чарли ничего плохого. Но стоило представить, как чрезвычайно застенчивому Мистеру Натурщику накладывают швы на порез, полученный во время бритья…

Интересно, как его удалось уговорить раздеться перед целым классом? И как он сумел сохранить это в тайне? Если верить Памеле…

— Уважаемые дамы! Теперь, когда мы всласть посмеялись над Чарли, давайте займемся делом. — Женщины сделали несколько глубоких вдохов, приходя в себя, и послушно взялись за блокноты. — Я понимаю, что в феврале трудно говорить о модах на наряды к Рождеству, но таковы издержки нашей профессии. — Сесили с ручкой в руке проверяла свои записи. — Посмотрим, что у нас есть для колонки «Моды».

Памела положила на колени две подушки и поставила на них свой «ноутбук». Потом потуже завязала ярко-красную ленту, придерживающую пышные черные волосы, и начала поправлять очки.

— Пам, сколько можно?

Памела показала Долли язык, а затем повернулась к остальным.

— Почему я здесь единственная, кто живет в воображаемом времени? В каком-то вакууме? Черт побери, когда наступает Рождество, меня начинает тошнить, потому что я праздную его полгода подряд.

— Когда наступает Рождество, ты начинаешь работать над купальниками-бикини, — сурово напомнила ей Мисс Главный Редактор.

— Ты издеваешься? Я никогда не доживу до бикини. — Памела пожала плечами. — Пользуешься тем, что я податлива как воск…

И тут Реджайна ни с того ни с сего брякнула:

— А я пользовалась воском. Бразильским.

Сесили закрыла лицо руками и застонала.

— Ура! — воскликнула Памела.

Долли громко взвыла, как щенок, которому наступили на лапу.

А невозмутимая Сабина просто сказала:

— Прошу прощения, но я не позволяю драть себе задницу до такой степени, чтобы потом приходилось заливать дырки воском.

— Никто никакие дырки не заливает. Это больше похоже на… работу кистью. — Реджайна задрала нас и сделала величественный жест живописца, работающего над нетленным полотном. Это вызвало у остальных еще один приступ гомерического хохота.

— Ну вот и обрабатывай свою дырку кистью… — Сабина смеялась меньше других, но все же достала маленькое зеркальце и проверила, соответствует ли утверждениям рекламы водостойкость ее макияжа. — И все остальные волосатые места, о которых я даже не хочу думать. Лично я предпочитаю их просто брить.

Последовало еще несколько стонов, вскриков и взрывов смеха. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Памела смогла постучать карандашом по дужке очков.

— Бедные мы, бедные… Теперь вы представляете, как тяжело приходится мужчинам? Вставать каждый день, водить бритвой по лицу, принимать душ, надевать деловой костюм и отправляться на работу!

— Ни горячих компрессов.

— Ни пинцетов.

— Ни щеточек для ресниц, ни горячего воска.

Долли подождала, пока закончат остальные, а затем пожала плечами.

— Охота вам тратить столько времени на косметику…

В нее тут же полетели все подушки, которые оказались под рукой у Сабины и Реджайны. Долли уклонялась, пока у тех не иссякли боеприпасы. Потом она подняла голову и увидела свирепые взгляды всех четырех подруг.

— Что я такого сказала?

Памела прикрыла рот рукой и театральным шепотом произнесла:

— Косметика…

— Вот именно. Не всем дано иметь хорошие волосы от природы. Кое-кому приходится несколько часов в день тратить на стилиста, — сказала платиновая блондинка Сесили, волосы которой были собраны в элегантный узел, как нельзя лучше соответствующий ее изящной внешности.

— И не у всех нас кожа, которая позволяет не знать, что такое «цит» или «Т-зона», — подхватила Сабина, которая вела в журнале колонку косметики и знала эту тему как свои пять пальцев.

Долли выбралась из-под горы подушек и села на ручку красно-желтого кресла.

— Может быть. Но зато у вас есть одна важная вещь, которой нет у меня. — Она подняла вверх два пальца. — Точнее, две вещи.

— Знаю, знаю! — воскликнула Реджайна и вместе с Сабиной и Памелой пропела: — Сиськи!

Сесили махнула рукой, опустилась на диван и снова припала лбом к портфелю, лежащему у нее на коленях.

Сабина сосредоточенно рассматривала свои ногти, покрытые модным светло-зеленым лаком.

— Зато большинству присутствующих не требуется прибегать к декоративной росписи, чтобы люди обратили внимание на их достоинства.

Долли ахнула от негодования.

— Я сделала татуировку вовсе не для того, чтобы привлекать к себе чье-то внимание! Это средство самовыражения!

— Ага. Выражения того, что тебе требуется внимание.

— Ничего мне не требуется! Иначе я сделала бы татуировку на местах, прикрытых рубашкой, где ее никто не видит! — Долли вскочила и спустила бретельки топа, доказывая, что внимание ей не требуется.

И только тут увидела, что в дверях коридора стоит Алекс Кэррингтон.

У него был до невозможности сердитый вид. И больше ничего. Если не считать спортивных трусов ярко-красного цвета, оставлявших мало пространства для воображения. Его туловище и ноги были обнажены.

— Видеть тут особенно нечего, — проворчал он. — Зато шуму хватает.

Долли быстро вернула бретельки на место, чувствуя себя пристыженной и гордой одновременно. Она не будет переживать. В конце концов, это ее квартира. А он здесь всего лишь временный жилец. Его мнение не имеет никакого значения. Ей наплевать, что он думает.

— А, Алекс, дорогуша! — пропела Сабина, по-королевски откинувшись на остатки подушек. — Никогда бы не подумала, что красный цвет тебе к лицу. Но тем не менее это так.

Долли обогнула кресло и шагнула к своему партнеру по игре. Вот именно. Он ее временный компаньон и партнер по «Мусорщику». Только и всего! И если Сабина сейчас же не закроет рот…

Долли не знала, что она способна на ревность, пока та не ужалила ее прямо в сердце. Молодая женщина схватила Алекса за предплечье, но не смогла оставить след на его могучих бицепсах.

— Поверь мне, — прошептала она и увела его подальше от жадных глаз. Оказавшись в комнате Лиззи, Долли неохотно отпустила его, не зная, что делать дальше. То ли принести извинения от имени всех собравшихся и от себя лично, то ли уйти и бросить его.

Бросать его не хотелось.

И уходить тоже.

Алекс сделал выбор намного быстрее. Наверно, потому что руководствовался не собственными интересами. Он надел серые шерстяные шорты, гладкую белую футболку и натянул кроссовки на босу ногу.

— Поверить тебе? После того как ты рассказала своим подружкам все, что успела узнать обо мне? Сделала из меня посмешище?

— Алекс, это вовсе не так.

— Серьезно? — Он сунул в рюкзак несколько блокнотов, папок и две толстые книги по юриспруденции. — Думаешь, я не расскажу об этом Чарли и Питу?

Долли скрестила руки на груди.

— Если ты подслушивал — а так оно и есть, — то знаешь, что я не сказала о тебе ни слова.

Он подхватил рюкзак и шагнул к двери.

— Алекс, не уходи. Пожалуйста.

Он остановился, не произнося ни слова.

Долли заговорила, обращаясь к его напряженной спине:

— Ну да, мы рассказывали друг другу о том, что успели узнать во время игры. Подумаешь, какая беда! Разве мужчины не сплетничают за кружкой холодного пива? Кроме того, Пит и Чарли нам как родные. Мы их любим. И ни за что не стали бы сообщать их секреты посторонним.

— А мои секреты? — Алекс медленно обернулся. Его взгляд был странно беззащитным. — Я вам не родной. Меня вы не любите. Выходит, какой-нибудь незнакомый человек через неделю будет говорить о моем «большом» за кружкой холодного пива?

Он слышал ее дурацкую реплику. И должен был понять, что речь идет всего лишь о шраме, черт побери! Что делать? Она попыталась небрежно пожать плечами.

— Ты ведь однажды сказал мне, что размер значения не имеет.

— Значит, я ошибся.

— Ошибся?

— Смертельно. Точнее, ошиблись мы оба. Ибо мы только что доказали, что два человека на трех тысячах квадратных футов ужиться не могут. — Он отдал Долли насмешливый поклон, повернулся и пошел к лифту.

Когда к ней вернулся голос, рокот мотора возвестил о том, что Алекс медленно едет вниз.

Однако холодок под ложечкой почему-то ощущала именно Долли.

Надо же… А всего час назад казалось, что приехать в офис имеет смысл, думал Алекс, уставившись в точку между дальним концом письменного стола и закрытой дверью кабинета. Он ссутулился в кресле, закинул ногу за ногу и что-то бессмысленно чертил в блокноте, лежавшем на бедре. Сосредоточиться не представлялось возможным.

И все из-за нее.

В квартире Долли ему мешали сосредоточиться эти раскудахтавшиеся квочки. Он ворвался в гостиную, распушив перья, и хотел потребовать тишины. Но встретил молчание. Полное и немедленное. Ни смешка. Ни писка. По крайней мере до тех пор, пока этот курятник не увидел его красные спортивные трусы…

Досада Кэррингтона была безмерной. Кокетливые взгляды, кудахтанье и чириканье вывели его из себя. Но сбежал он не потому, что ему мешали сосредоточиться на работе. А потому, что ему нестерпимо хотелось прикоснуться к Долли. И теперь он сидел здесь, злясь на полный штиль так же, как недавно злился на шторм.

И все из-за нее.

Он взял ручку, нарисовал голову, клюв и глаз курицы, добавил гребешок и перья, карандаш в крыльях, грудь и кельтскую татуировку. Странно, что пять женщин могли шуметь как пятьдесят. Еще страннее, что этот адский шум не мешал ему различать голос Долли.

Но самое странное то, что это вовсе не странно. Долли Грэхем перевернула его мир вверх тормашками. И сломала даже то, что до сих пор не ломалось ни разу.

Его концентрацию. Умение собираться. И фанатичное стремление к успеху.

Как эта пародия на женщину, этот беспризорник, эта взрослая маленькая девочка сумела испортить ему жизнь? Нет. Как она сумела сделать так, что он сам испортил себе жизнь? Принял участие в дурацкой детской игре, которой не видно конца. Пришел на вечеринку исключительно ради развлечения. И поселился в сумасшедшем доме, где нет никаких правил, кроме капризов Долли.

И все из-за нее.

Почему он решил, что справится со своей задачей, если на время переедет к ней и окажется в атмосфере, напоминающей помесь карнавала с мультфильмом? И что из этого вышло? Он сунул в рюкзак работу как попало. Влез в серые шерстяные шорты на красные спортивные трусы. Натянул белую майку. Напялил дорогие кроссовки «Найк», не зашнуровав их и даже не надев носки.

Что бы подумали многочисленные клиенты фирмы, если бы застали его в конторе? Что он либо пьян вдребезги, либо наглотался наркотиков. Многие женщины, с которыми он встречался, заплатили бы немалые деньги за возможность полюбоваться человеком, который настолько изменил своим жизненным правилам.

Он заглавными буквами написал на переплете блокнота «НЕУДАЧНИК», затем снова вернулся к курам, подрисовал им длинные когти на тощих трехпалых лапах и добавил штаны по колено.

Если бы его сейчас видел отец! Сын, который никогда его не разочаровывал, в котором не было ни одного изъяна, который тщательно рассчитывал свои шаги и шествовал от успеха к успеху… Этот сын потерял голову из-за такой же непутевой женщины, какой была его бунтарка-мать, не желавшая жить так, как требовал отец.

Бунтарка. Это слово как нельзя лучше подходит Долли — от проколотых ушей до фланелевых пижам, которые она носит вместо деловых костюмов. Алекс фыркнул. Фланелевые пижамы не годятся даже для спальни. Но когда Долли забиралась к нему в постель, на ней не было ничего другого.

Она ничем не напоминала знакомых ему женщин, и Алекс не знал, что с ней делать. Его знакомые женщины не носили белье из фильмов Уолта Диснея. Не ели овсяные лепешки руками и не слизывали с пальцев сироп, смеясь над историями, которые он рассказывал за завтраком. Не спали в окружении плюшевого зоопарка при свете десятка ночников, под переливающейся морской звездой, изображенной на потолке, выглядевшем, как дно океана.

Алекс застонал. О Господи, и зачем его нога ступила в ее спальню! Она обманом заставила его плыть по ее опасным водам, уговорила нырнуть в неизвестность головой вперед. Он сделал и то и другое и пошел ко дну как камень. И сейчас утопал в сомнениях.

Играя в ее детские игры, он натворил кучу глупостей и потерял уйму времени. И за три недели не продвинулся ни на шаг, подумал Алекс, изучая изображенного им петуха в строгом ошейнике и путах на обеих лапах.

Если называть вещи своими именами, то он сделал два шага назад. Судя по количеству записей в блокноте. Прошел час, а что он сделал за это время? Ничего. Только нарисовал каких-то несчастных кур и петуха.

— Алекс…

Он резко поднял глаза и увидел на пороге Долли, которая терла носок одного грубого черного ботинка о голенище другого. Алекс не слышал, как открылась дверь. Черт побери, и стука он тоже не слышал!

— Я пришла в неподходящее время? — неуверенно спросила она.

У Алекса свело внутренности. Он молча покачал головой, бросил блокнот на стол и положил сверху ручку. Ручка откатилась в сторону и остановилась между двумя птицами. Он быстро перевернул блокнот обложкой вверх и наконец ответил:

— Сегодня вечером я уже сделал все глупости, на которые был способен.

Она застенчиво улыбнулась и пригладила волосы сначала справа, а потом слева.

— Я бы не стала приходить. Просто хотела попросить прощения. За шум и все остальное. Мы немножко… разошлись. — Долли шмыгнула носом. — Мне очень жаль.

Разошлись? Слишком мягко сказано… Алекс прогнал эту мысль и откинулся на спинку высокого кожаного кресла. Сейчас его интересует не прошлое, а настоящее.

— Как ты меня нашла? Откуда ты узнала, куда я уехал?

Она покрутила руками у талии, а потом сложила пальцы. Язык жестов сказал ему правду, а ровный голос подтвердил ее:

— Алекс, ты очень предсказуем. Если ты не дома — значит, в спортивном зале или в офисе.

Дома… Живот Алекса напрягся и превратился в комок ноющих нервов.

— Кроме того, — быстро добавила Долли, не дав ему сказать, что он в ее квартире лишь временный гость, — я ехала за тобой.

Алекс положил руки на подлокотники кресла. Его пальцы продавили глубокие отверстия в темно-коричневой кордовской коже. Он сумел удержаться и не спросить почему, хотя изнывал от любопытства.

— У всех перестроенных зданий есть одна особенность. — Она робко шагнула в кабинет. — Строители любят оставлять в неизменности как можно больше элементов первоначального плана. — Она сделала еще один шаг, на этот раз более решительно. — Дверь в подвал никогда не запиралась, и я этим воспользовалась. Я надеялась, что ты не будешь возражать. — Она сделала третий шаг, самый дерзкий из всех, наконец оказалась внутри и осторожно закрыла за собой дверь. — Или будешь?

— Что буду? — Он даже не помнил, о чем она говорила. Только знал, что Долли здесь и что теперь можно перевести дух. Уф…

— Будешь возражать. Потому что сделанное мною можно квалифицировать как проникновение со взломом. — Она пожала плечами и склонила голову набок. — В конце концов, ты блюститель закона и все такое прочее.

Он махнул рукой.

— Я сам виноват. Мне следовало убедиться, что дверь заперта.

— Теперь она действительно заперта.

— Хорошо, — только и пробормотал он, видя, что худышка Долли оперлась спиной о массивную дверь его кабинета.

Ее узкие плечи и стройные бедра не прикрывали и половины декоративной панели. Она ребенок. И в то же время зрелая женщина. В ней есть все, чего он так хотел и чего старательно избегал.

— Так вот, я пришла попросить прощения за шум. Мы мешали тебе работать…

— Ты уже сделала это.

— Да, сделала. Или нет?

Ее неуверенность заинтриговала Алекса. До сих пор Долли не стесняясь говорила ему, чего она хочет.

— Долли, это твоя квартира. Ты можешь шуметь там, как хочешь и сколько тебе вздумается.

— Ну, ты же тоже живешь там. Я уже забыла, что ты живешь со мной не так долго, как Лиззи. Ей понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к моей… — Долли беспомощно взмахнула руками, а потом сунула их в задние карманы зеленых солдатских брюк, — потребности в шуме, если можно так выразиться.

— Тебе необходим этот шум? — спросил Алекс, хотя на самом деле он хотел получить ответ на вопрос, как Долли сумела забыть, что он живет в ее квартире всего несколько дней. Ну, недель.

Она опять шмыгнула носом.

— Дело не столько в шуме, сколько в общении. В… компании.

В общении… На сей раз он задумался. О том, что Долли находится в окружении живых существ двадцать четыре часа в сутки. Учитывая обитателей моря.

— Не понимаю, как ты умудряешься жить в этом… зоопарке.

— Алекс, я была младшей из шести детей. И действительно выросла в зоопарке. — Сказав это, Долли улыбнулась, и Алекс понял, что она ни о чем не жалеет.

Он взял ручку и постучал ею по картонной обложке блокнота.

— И все же ты не станешь утверждать, что салют тебя не отвлекает.

Долли негромко хмыкнула, как будто и не ждала, что ее поймут.

— Наверно, тишина вещь хорошая. Но вокруг меня всегда было шумно. Я не знала, что такое уединение. Которое другим достается даром.

— Или после соответствующих требований. — Он нес откровенную чушь и, должно быть, выглядел напыщенным ослом. Ослом, запертым в стойле и облаченным в красные спортивные трусы.

— Во всяком случае, твои требования сыграли свою роль. Еще ни одно совещание редакции не заканчивалось на столь драматической ноте. — Долли закрыла глаза, опустила плечи и прижалась затылком к тяжелой двери. При этом выражение ее лица оставалось поистине ангельским. — В этом было нечто… духовное.

Алекс выругался и бросил ручку. Она может дразнить его, флиртовать и строить глазки сколько влезет. Он больше на это не клюнет.

— При чем тут духовность? Она не имеет к этому никакого отношения.

— Может быть. — Она подняла веки. Черт побери, зачем человеку глаза, которые видят других насквозь?! Даже за тщательно созданным фасадом. — Я помню, как ты говорил, что неплох в постели. Думаю, у тебя есть опыт общения с религиозными женщинами.

Он пристально посмотрел на Долли, пытаясь увидеть в ней невоспитанного ребенка, но увидел женщину, которая хорошо знает, чего хочет. Эта Долли не играет ни в какие игры. Она настроена решительно. Охвачена страстью. И выглядит совершенно взрослой.

О черт, неужели прошел еще час? Пустая трата времени. Алекс почувствовал себя совершенно выбитым из колеи. И так будет до тех пор, пока он не избавится от этой женщины.

Он снова взял ручку, перевернул блокнот, поправил очки и понемногу пришел в себя.

— Я должен поработать. Тебе что-нибудь нужно?

Долли скрестила руки на груди и смерила его своим фирменным пронизывающим взглядом.

— Ты не любишь много говорить о себе, верно?

Он вообще не говорил о себе. Точнее, не говорил о себе ни с кем, кроме Долли. Но в данный момент он не расположен к ее псевдопсихологическим опытам.

— Я не нуждаюсь в таких разговорах. Моя работа говорит сама за себя.

— Твоя работа говорит только о том, какой ты адвокат. И не имеет никакого отношения к тому, какой ты человек.

Она ошибается, но Алекс не хотел тратить время на пустые споры. И даже на обычную беседу. Он бросил ручку на стол. Очки отправились следом. Если она желает ссоры, пусть пеняет на себя.

Алекс откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники и переплел пальцы.

— Ты хочешь узнать, какой я человек? Тогда живо иди сюда.

— Не пойду.

Он поднял бровь.

— Почему?

— Сам знаешь.

Вторая бровь поднялась еще выше и обвинила ее в трусости.

— Боишься, что тебя разденут?

— Нет. Я не боюсь, что меня разденут. — Она оторвалась от двери, вышла на середину кабинета, сняла штормовку через голову и бросила ее на пол. — Нет. И тебя я не боюсь тоже. — Она сняла ботинки и носки, балансируя, как фламинго, сначала на одной, а потом на другой ноге. — Но есть одна вещь, которая меня пугает.

Алекс чуть не проглотил язык. В первый раз в жизни он не находил слов.

— Гм?

Она расстегнула пряжку, дернула молнию и вылезла из брюк.

— Я боюсь, что не смогу ответить отказом ни на одну твою просьбу.

Раньше под курткой она не носила ничего. Теперь на ней был пятнистый лифчик, напоминавший шкуру леопарда. В самом лифчике скрывалось не так уж много, но вполне достаточно, чтобы пробудить интерес того, кто прятался у Алекса в трусах.

— Тогда я не буду просить.

— Вот и хорошо, — сказала Долли и подарила Алексу улыбку, которой он прежде не видел. В ней было что-то ангельское и дьявольское одновременно. — Потому что я никого не хочу винить в том, что собираюсь сделать. Никого, кроме себя самой.

Воображение подсказывало Алексу десятки — нет, сотни — вариантов.

Но тело признавало только один.

Он раздвинул ноги и положил сцепленные руки на живот. Она сделала шаг вперед, другой, третий и сняла с плеча бретельку лифчика. Затем подошла ближе, взялась за бретельку номер два и медленно спускала ее до тех пор, пока тело Алекса не велело ему избавиться от шорт.

Будь проклята эта сексуальная женщина! Будь проклят ее леопардовый лифчик! Если она не снимет его, он сделает это сам!

Она остановилась у края письменного стола и посмотрела на Алекса сверху вниз. Он развернул кресло и посмотрел на нее снизу вверх. Воздух разделявшего их пространства потрескивал от электричества.

Ожидание сводило его с ума. Сердце стучало, жаркая кровь бежала по жилам, живший в нем пещерный человек рычал. Алекс был уже готов схватить ее за волосы и затащить в свою пещеру, но Долли избавила его от опасности превратиться в неандертальца, быстро опустившись на колени между его ног.

Ее руки скользнули в трусы Алекса. Ноготки поскребли его ляжки. Больше всего на свете ему хотелось выгнуться навстречу этим жадным рукам, но он продолжал сдерживаться и ворчать… пока пальцы Долли не добрались до середины его паха. Они измерили длину его члена, нашли край головки и стали поглаживать ее, заставив Алекса вздрогнуть всем телом.

— Тебе нравится?

— И ты еще спрашиваешь? — прорычал он, отчаянно желая раздеться сам, потом раздеть ее, сунуть пальцы под спущенные бретельки ее лифчика и спустить его еще ниже, стащить с нее клочок тонкой ткани леопардовой расцветки, прикрывающий лобок, поднять к себе на колени и посадить верхом на его дикое животное.

Она хмыкнула.

— Я подумала, что должна это сделать. Мне бы не хотелось снова отдавить тебе ноги.

— Ноги? — Ах да, верно… — Это было во время танцев.

— Причем не в первый раз. Ты уже как-то выдерживал мой вес.

— Долли, там нечего было выдерживать.

Она беспечно пожала плечами и склонила голову набок; при этом ее кудрявые волосы коснулись плеча. Бретельки лифчика спустились ниже, и Алекс снова вцепился в подлокотники. Да, похоже, кожаную обивку кресла придется сменить…

Долли опустила тяжелые веки с пушистыми длинными ресницами и сказала:

— Я сомневалась, что ты помнишь. Ты держал меня на весу. В душевой кабинке.

Черт побери, она что, смеется?! Зачем так говорить?

— Ты всерьез думала, что я мог это забыть?

— Надеялась, что не забыл. Но с тех пор ты ни разу не упомянул об этом.

Ох уж эти женщины… Вечно им нужно говорить. Анализировать. Заставлять мужчину толочь воду в ступе. Переливать из пустого в порожнее.

— Я упоминал об этом, когда мы танцевали.

— Нет, это я упомянула об этом, когда мы танцевали. — Она наклонилась, прищурилась, раздвинула губы и обдала влажным, теплым дыханием его член от основания до самой головки.

У Алекса глаза полезли на лоб, но он все же сумел закрыть их. Когда у него хватило сил поднять веки, он посмотрел в глаза Долли и понял, что она еще не готова закончить беседу. Или сменить тему.

— Я думала, что ты хочешь забыть случившееся. И душ, и тот раз, когда мы танцевали. Потому что ты ни разу не заговорил об этом. До сих пор.

— Можно оставить этот разговор об отсутствии разговора до другого раза?

Ее рука продвинулась ниже.

— Конечно.

— Вот и хорошо. Потому что я, не сходя с места, могу придумать дюжину способов, как лучше использовать твои губы. — Он заерзал в кресле, облегчая Долли доступ к тому, что она искала.

— Угу. — Долли наклонилась к члену, еще хранившему тепло ее дыхания.

Но когда Алекс уже решил, что его мечта вот-вот станет явью, она снова подняла голову и заговорила:

— Алекс, есть одна сложность. И в душевой кабине, и во время танцев все произошло очень быстро.

— Кажется, тогда это тебе нравилось. — Он ощутил тревогу, но решил не поддаваться слабости. Он знал, что Долли оба раза было хорошо.

— О да, нравилось. — Она села на корточки и склонила голову набок. — Но я начинаю думать, что ты прав. Ничто так не улучшает аппетит, как предварительная беседа.

Аппетит, говоришь? Ну что ж, еды тебе будет вдоволь…

— Чего ты ждешь? Меню?

— Нет. Приглашения.

Он поднял бедра ровно настолько, чтобы одним рывком избавиться от шорт и трусов.

— Прошу к столу.

 

Глава 11

Новый офис адвокатской конторы «Гоббс, Флинт и Иствуд» занимал весь первый этаж внушительного дома в деловом центре города. Этажом выше располагались снятые конторой апартаменты для отдыха.

Квартира была предназначена для адвокатов, которые по долгу службы задерживались на работе допоздна. После переезда на новое место кухней и душем пользовались часто. Спальней реже. По крайней мере, так казалось Алексу. Именно это он говорил Долли, когда нес ее по лестнице.

Судя по всему, он уже восстановил силы после того, как она на славу поработала губами.

Ощущение прикосновения его брюшных мышц к обнаженным ногам Долли во время путешествия наверх стоило дополнительных усилий. Подниматься в лифте они не стали. Алекс не был уверен, что остался в офисе один. Кроме того, у него хватило ума и сообразительности собрать одежду, которую Долли сбросила, как только сам Алекс избавился от шорт и трусов.

Этот мужчина нравится Долли все больше и больше. У него потрясающее тело. Стройное и мускулистое. Нельзя сказать, что он сложен совершенно иначе, чем ее предыдущие любовники. Нет, так же, но лучше. Во всяком случае, с ее женской точки зрения. Где нужно, там толсто. С наклоном там, где требуется наклон. Но больше всего Долли подкупала его чувствительность.

Да, Алекс заботился о том, чтобы ей было удобно и приятно. Судя по всему, он придает и тому и другому большое значение. Но она имеет в виду другое. То, как он реагирует на ее ласки. Как выгибается всем телом от прикосновения ее пальцев и вздрагивает от быстрого движения языка.

Алекс чуть не сломал подлокотники кресла, когда она изучала то чувствительное место, где ляжка соединяется с пахом. Когда она касалась этой точки ногтем, проводила по его коже губами и слегка покусывала, его стоны становились глухими и гортанными.

Долли это так понравилось, что она решила повторить опыт. Алекс лежал навзничь, согнув колени. Она оперлась о его бедра и широко раздвинула ноги. То, что Алекс дал ей доступ к своим самым чувствительным и уязвимым местам, говорило о полном доверии.

Она не хотела, чтобы другая женщина узнала то, что было известно ей, Долли. Его тело принадлежит только ей. Это тело выполняет роль площадки для игр, созданной для ее развлечения. Сундука с сокровищами, наполненного ее фантазиями. Приза, который призван доставлять ей удовольствие. И в то же время Алекс Кэррингтон ни в коем случае не ее игрушка. Похоже, их беззаботные игры и постельные забавы переходят в новую стадию.

— А, Долли?

— Угу. — Ее рот был слишком занят, чтобы производить другие звуки.

— Наверно, будет лучше, если ты остановишься, — тяжело дыша, выдавил Алекс.

Но ей не хочется останавливаться. Нет, ни за что! Ей нравится заставлять его корчиться. Долли подняла голову на несколько сантиметров и спросила:

— Ты уверен?

— Да. Уверен. Ох… Да. Сейчас же… Долли…

Его отрывистый задыхающийся шепот для нее лучшая награда. К тому же Долли надеялась, что они еще не закончили.

Она нежно поцеловала Алекса, поднялась и села на кровати, скрестив ноги.

— Твое желание для меня закон.

— Спасибо, — с трудом прохрипел он, привалившись к изголовью.

— Пожалуйста. — Долли соскочила с кровати, стащила с Алекса простыню и завернулась в нее как в тогу. — Попкорн остывает.

Она потянулась за пакетом, который вскрыла в начале экскурсии по квартире. Теперь пакет лежал на тумбочке, ибо экскурсия неожиданно прервалась в спальне. Они согласились, что наличие кровати требует снять с себя одежду и заняться сексом.

Так что не на ней одной лежит ответственность за то, что произошло потом.

Плюхнувшись на кровать, она перестала придерживать простыню. Ну и черт с ней, пусть падает! Если Алекс ничуть не стесняется своей вызывающей наготы, то и она не будет строить из себя девственницу и стесняться своей безукоризненной розовой кожи.

— А теперь вернемся к Игре. — Долли положила пакет с попкорном в миску, стоявшую у нее на коленях. Если Алекс захочет полакомиться, то будет вынужден сесть поближе. — Большинство пунктов моей анкеты не заполнено, а до следующей игры осталась всего неделя.

Она не упомянула о том, что еще ничего не придумала для своей колонки. В ближайшие дни ее обязательно посетит вдохновение… Впрочем, зачем ждать?

У нее есть все нужное, чтобы придумать нечто забавное, не сходя с места. Дыхание Алекса успокоилось, его член совершил круг и переместился из зоны принимающего в зону подающего. Достаточно одного прикосновения губ — и он будет готов к броску. Настоящий спальный бейсбол. В голом виде. Сесили будет визжать и плакать…

Алекс спустился пониже, вытянулся, прикрыл бедра половиной простыни, подложил руки под голову и начал изучать ее взглядом.

— Итак, что ты хочешь знать?

Долли, рот которой был набит попкорном, глухо пробормотала:

— О бейсболе?

— При чем тут бейсбол? Очнись, Долли! Какие вопросы остались в твоей анкете?

Вот тебе и раз…

— Что, прямо сейчас?

— А почему бы и нет? По-моему, мне больше нечего скрывать. — Он обвел взглядом нижнюю половину своего тела и верхнюю половину тела Долли.

Долли ощутила укол совести. Это было неожиданно, потому что их сексуальные игры еще не перешли в прочную связь. Неужели она начинает нервничать?

— Ну, раз так… — Она подняла край простыни и завязала ее под мышками. Потом сунула в рот пригоршню попкорна и надолго задумалась.

Наконец ее внимание привлек угол простыни, прикрывавший бедро Алекса.

— Как ты получил этот шрам?

Алекс прижал подбородок к груди и посмотрел на следы старых швов, удивительно напоминавшие железнодорожную колею.

— Подростковая беспечность.

— Угу. Велосипед?.. Нет, скейтборд. По своему психическому складу ты больше похож на скейтбордиста. — Долли протянула руку и измерила шрам пальцами, озабоченно цокая языком.

— И что же это за склад?

— Стремление рисковать конечностями и жизнью ради собственного удовольствия.

Алекс надменно поднял бровь, но это только подхлестнуло Долли. Она подцепила край простыни согнутым указательным пальцем и тянула до тех пор, пока не показался клин темных волос и искушающая крайняя плоть, которая легко напрягалась от ее прикосновения.

Ей нравилось, что мужская кожа может быть такой же нежной и розовой, как женская. Чтобы возбудить его интерес и разжечь кровь, достаточно беглого поцелуя, легкого прикосновения руки или груди. А потом… Ладно, не будем торопить события.

— Ты нашла там что-то смешное?

Долли улыбнулась. Вопрос Алекса отвлек ее от очень любопытного, но в данных условиях второстепенного исследования.

— Когда ты впервые занялся сексом?

— Один или с женщиной?

Она снова набросила простыню на его бедра и искусно притворилась недотрогой.

— Очень остроумно.

Алекс внимательно изучал ее.

Глаза его без очков казались прозрачными. Долли почувствовала себя неуютно и решила, что с нее достаточно. Ей не нравилось, что Алекс может смутить ее одним взглядом.

Она дала ему пощечину. Фигурально выражаясь. Иными словами, слегка шлепнула по бедру.

— Перестань сейчас же!

— Что? Смотреть на тебя?

— Ты смотришь на меня… я не знаю… слишком пристально. — Слишком серьезно и изучающе. Еще немного, и он увидит ее насквозь. — Что ты ищешь?

Он подсунул под спину еще одну подушку и по-прежнему серьезно спросил:

— Ты не хочешь, чтобы тебя изучали взглядом? Мы лежим в постели совершенно обнаженные, а ты не хочешь, чтобы на тебя смотрели?

Что она могла ответить?

Что пристальный взгляд является предвестником прочной связи? Что она была слишком легкомысленной, слишком беспечной и не думала, к чему это может привести? Что такая связь до смерти пугает ее?

К таким отношениям она не готова. И даже не знает, будет ли готова когда-нибудь. Не из-за того, что эти отношения могли бы повредить карьере обоих. А из страха перед чересчур большой близостью. Перед битвой качества и количества. Из страха перед необходимостью искать компромисс между двумя противоположностями.

— Долли…

Голос Алекса звучал мягко, но она тут же навострила уши. Что за чушь? Думать о каких-то дурацких страхах, когда рядом лежит роскошный обнаженный мужчина, готовый заняться с тобой любовью?

Она приподняла тонкую бровь и трижды сильно дернула простыню. Долли очень понравилось, что Алекс ее не остановил.

— Я хочу, чтобы меня изучали. Но не взглядом.

— Значит, к тебе можно прикасаться, но нельзя смотреть? Верно?

Долли притворилась, что раздумывает над его вопросом, но на самом деле ей хотелось только одного: избежать его пронизывающих глаз и снова заняться веселой сексуальной игрой. Взрослеть было скучно и неприятно.

Алекс продолжал смотреть на нее, а потом тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения.

— В жизни не видел более противоречивой женщины.

— Спасибо, что заметил. — Она потянулась за очередной пригоршней попкорна. — Таковы мы все.

— Как я мог этого не заметить? Слава Богу, со зрением у меня более или менее нормально.

— Но это не мешает тебе называть меня ребенком.

— Не помню, чтобы я называл тебя ребенком.

— Ты обвинял меня в том, что я слишком много играю.

Он слегка пошевелил бедрами, едва прикрытыми простыней.

— А сейчас я думаю, что ты играешь недостаточно.

— Не ври.

— Не вру.

— Ну, — начала она, разыскивая зерна помельче, — играть куда интереснее, когда есть с чем играть.

Алекс напряг таинственные мужские мышцы, и простыня, прикрывавшая его чресла, красноречиво подпрыгнула.

— Вы очень милые. И ты, и твоя встроенная игрушка. — Она бросила ему в лицо слипшийся кусок попкорна.

Алекс поймал его на лету, как хамелеон.

— Мы рады доставить тебе удовольствие.

— Я люблю получать удовольствие. Простое траханье не по моей части. — Она бросила ему зернышко кукурузы. Алекс промахнулся. И во второй раз, и в третий. — Язык не отсох без практики?

— Мой или твой?

Тут она принялась бомбардировать его зернами. Он нырял и уворачивался, закрыв глаза и рот. Снаряды иссякли быстро, но Алекс ждал еще несколько секунд. Потом он открыл глаза и спросил:

— Ты закончила?

Пакет почти опустел, но она еще не решила, стоит ли ложиться на простыню, усеянную солью и крошками. Долли переводила взгляд с пакета на простыню и не знала, как ей поступить.

— Думаю, да.

— Надеюсь, ты уберешь все это.

Этого только не хватает, недовольно подумала Долли и нахмурилась. Хотя… Он лежит такой хорошенький, голенький и весь засыпанный съедобными крошками. Внезапно ей пришло в голову, что слово «убрать» может иметь множество смысловых оттенков.

Она притворно вздохнула.

— Думаю, придется. Ты ведь все равно не ударишь палец о палец.

Алекс и глазом не моргнул. Этот нахальный, самоуверенный мужлан просто сел и стал ждать, когда его обслужат. Причем дважды.

Долли не собиралась задумываться над тем, почему ей хочется делать и то и другое. Наверняка это чисто рефлекторный ответ на умение Алекса возбуждать ее одним взглядом. Она решила продолжить эту веселую, беспечную игру и сама напросилась на неприятности.

Продолжая прикрываться простыней, Долли встала на колени и поползла вперед. Результат превзошел все ее ожидания. По животу разлилось пламя, спустилось вниз, охватило кончики пальцев, а потом вернулось и начало лизать нежную кожу между ее ляжками.

Обнаружив первое зернышко попкорна в локтевом сгибе Алекса, она всосала его, стараясь не прикасаться к коже ни губами, ни языком, ни зубами. Второе зернышко, лежавшее в середине его груди, Долли подобрала губами. Третье увлажнила кончиком языка и подобрала с подушки, лежавшей под его головой.

Когда Долли отпустила простыню, позволив ей сползти и обнажить верхнюю часть тела, Алекс заерзал. Когда она провела сосками по завиткам темных волос на его груди, он глухо зарычал.

Когда она заставила его лечь плашмя, наклонилась и притронулась языком к плоскому мужскому соску, разыскивая очередной кусочек попкорна, он отпрянул и слегка шлепнул ее по попке.

Язык Долли застыл на месте. Она поборола сладострастное желание укусить его, присела на корточки и с наслаждением ощутила прикосновение тугого мужского члена к ее плоскому животу.

— Перестань сейчас же! Я терпеть не могу, когда меня шлепают.

— Очень жаль, — сказал он. Когда Алекс продолжил, Долли лишилась дара речи. — А ты могла бы надеть кружевной передник? Как сексуальная французская горничная?

— Я не смогла бы надеть кружевной передник даже в том случае, если бы ты попросил.

Алекс хмыкнул, но оставил ее стыдливую реплику без ответа.

— Значит, о кожаных плетках и сапогах со шпорами можно не спрашивать.

Она покачала головой.

— Мой предел — это позиция «женщина наверху».

— Гм… Ну что ж, посмотрим. Детские считалочки и шуточные стишки. Бросание едой и игра в «Мусорщика»… — Алекс задумчиво поджал губы, задумчиво поднял бровь и вдруг брякнул, по мнению Долли, ни с того ни с сего: — Долли Грэхем, ты обманщица! Кроме того, я думаю, что ты чего-то боишься.

Ее возбуждение исчезло так же неожиданно, как и появилось.

— Обманщица? Что ты хочешь этим сказать? И чего мне бояться?

Алекс поднял колени, зажав Долли между бедрами.

— Ты придумываешь игры для взрослых, но сама можешь играть только в детские игры. Не скажешь почему?

Его глаза пронизывали Долли. Ясные глаза, не замутненные очками, бросали ей вызов, требуя доказать, что он ошибается. Доказать, что вечный ребенок Питер Пэн не разрушительная фантазия и что жизнь в несуществующей стране не средство самозащиты, придуманное ею для бегства от реального мира.

О’кей. Может быть, он прав и в том и в другом. Ну и что? У нее имеются на то свои причины. Но она не обязана и не собирается рассказывать об этих причинах человеку, который ничего не обещает и не предлагает взамен. Человеку, который и не заикается о том, что хочет продолжить их отношения после окончания Игры. Который имеет наглость обзывать ее ребенком, хотя еще несколько минут назад называл женщиной.

— Нет, не скажу. Честно говоря, я вообще ничего не хочу тебе говорить. Никогда. — Нет, какова свинья! Думает, что он ее вычислил! А она едва не сказала ему это дурацкое слово, начинающееся с заглавной буквы «Л»… Долли чувствовала себя так, словно она пыталась проглотить огромную таблетку и та застряла у нее в горле.

Долли схватила свисавший край простыни, снова завернулась в нее как в тогу и соскочила с кровати. Нагнулась за лифчиком и трусиками… и почувствовала рывок. За которым последовал новый, еще сильнее. Раздался треск ткани. Она выпрямилась и стала медленно оборачиваться. Простыня рвалась дальше.

Она сделала паузу. Потом повернулась. Хрясь!

Пауза. Поворот. Хрясь!

Она подождала… подождала… и вдруг сделала стремительный поворот.

— Ты делаешь это нарочно?

Алекс сидел на кровати, свесив на пол одну босую ногу, упершись коленом другой в матрас, и держал в руках два куска простыни. Он встретил ее взгляд.

— Ты делаешь это нарочно!

Раздавшийся вслед за этим треск был красноречивее всяких слов. Через несколько мгновений нижняя часть простыни, верхнюю часть которой она все еще прижимала к груди, превратилась в несколько полос ткани и упала на пол. Долли опустила глаза и тут же подняла их.

— Надеюсь, ты за это заплатишь?

Алекс по-прежнему не отвечал. Ни словом, ни звуком. Он встал, во всей своей красе подошел к Долли, решительно подхватил ее на руки и положил на кровать.

Она сопротивлялась, продолжая цепляться за кусок простыни, прикрывающий верхнюю часть ее тела. Полосы ткани частично обвивали ее ноги, делая Долли похожей на наполовину распеленатую мумию.

И тут до нее дошло, что он замыслил. Об этом говорили пламя, горевшее в его глазах, раздувающиеся ноздри, плотно сжатые губы и выпяченный подбородок. Как и член, напрягшийся и рванувшийся ввысь, едва Алекс снова сел на край кровати.

Он взял ее правую лодыжку, дважды обернул обрывком ткани и привязал свободный конец к изножью кровати. За лодыжкой последовало правое запястье. Алекс забинтовал его еще одной белой полосой, обмотал конец вокруг столбика кровати и крепко затянул.

Затем он встал и пошел к изножью, даже не удосужившись оглянуться и проверить, не вырвалась ли она из пут. Как будто знал, что она не станет шевелиться и будет делать то, что он хочет, потому что настала пора играть по его правилам.

Прошла еще минута, и она оказалась распятой. Долли не промолвила ни единого слова. Неиспользованные обрывки простыни лежали у нее на животе и ногах, образуя странный узор. Как ни странно, ее грудь оставалась прикрытой. Но выражение лица Алекса, стоявшего в ногах кровати и обозревавшего свою работу, подсказывало, что такое положение продлится недолго.

Внешне Долли оставалась спокойной, но в глубине души сгорала от желания узнать, что он задумал. Там, где путы прилегали к ее телу, отчаянно покалывало кожу. А прохладный воздух и взгляд Алекса дразнили те части тела, которые остались обнаженными.

Она не пыталась освободиться. В голове не было ни одной мысли. Даже насмешливой реплики, которая могла бы помешать ему. Долли хотелось только одного: раздвинуть ноги еще шире и поднять бедра. Оставалось только ждать, пока ее желание не достигнет предела.

Алекс сел в ногах кровати. Матрас прогнулся под его весом. Тепло его тела накрыло Долли как одеяло из тонкой шерсти, которым укрывают младенцев, и она почувствовала, что ее узы распустились. Но речь шла не о полосках ткани, которые привязывали к столбикам кровати ее руки и ноги; чтобы сбросить их, достаточно было повернуть щиколотку или запястье. Только и всего.

Нет. То были узы, связывающие Долли с ребяческой невинностью, которая служила буфером между ее чувствами и неизбежным жизненным злом. Теперь они были ей не нужны. Она смотрела на Алекса снизу вверх и видела его глазами взрослой. Сейчас… сейчас он овладеет ею, и все изменится. Она наконец станет женщиной, занимающейся любовью со своим мужчиной.

Алекс пополз по ее телу. Когда Долли встретила его взгляд, на ее глаза навернулись слезы. Ужасно хотелось обнять его за шею, прижать к себе и прошептать на ухо слова, которые не следовало говорить.

Но она не могла сделать это, потому что была связана. Не столько кусками простыни, сколько страхом, что он откроет рот и разрушит очарование.

Алекс встал над ней на колени, дразня прикосновением кожи к коже, и провел пальцем по ее носу.

— Мне не нравится выражение твоего лица.

Она крепко зажмурилась.

— Так лучше?

— Нет. Не лучше. — Он выждал несколько секунд. — Эй, Долли…

— Давай. Делай со мной что хочешь, — сказала она, не открывая глаз.

— Сделаю, — ответил он, и Долли пронзил трепет. — Но не пошевелю и пальцем, пока ты не откроешь глаза.

— Ты замучаешься стоять в такой позе.

Его локти упирались в матрас под руками Долли, привязанными к изголовью кровати, а колени находились между ее растянутыми углом ляжками.

Он наклонился, обдал теплым дыханием ее щеку, подбородок и шею, а потом повторил этот маршрут, лизнув ее кончиком языка.

— Долли, это моя игра. По моим правилам. Если не откроешь глаза, играть не будем.

Возбуждение и ожидание заставили ее затаить дыхание. Долли вздрогнула, потому что ничего не могла с собой поделать. Слова Алекса, его язык и требовательное прикосновение члена к промежности сводили ее с ума.

Она открыла один глаз.

Он ждал. Смотрел на нее сверху вниз и ждал.

— Теперь другой.

Она открыла второй глаз.

— Ну что, ты доволен?

Уголки его рта тронула порочная улыбка.

— Мужчине всегда нравится, когда женщина следует его указаниям.

Я последую за тобой куда угодно, хотела сказать Долли, но сдержалась.

— Что дальше?

— Дальше я покажу тебе, как нужно играть.

— Для этого ты и разорвал простыню?

— Мне требовалось твое внимание. Я не хотел, чтобы ты ушла. Хотел, чтобы ты осталась со мной.

Хотел, чтобы она осталась с ним… В смысле «сейчас»? В данный момент? В постели, которая не принадлежит ни одному из них? Или хотел, чтобы об их связи узнали все? Чтобы она стала постоянной?

Она попыталась поднять руки, а потом ноги.

— Ты добился своего. Я никуда не ухожу.

— Вот и хорошо, — сказал он и сел на корточки. Потом взял ее лодыжки, придвинул ступни к бедрам и заставил согнуть колени, насколько позволяли путы.

Проделав эту операцию, он взял куски простыни, оставшиеся неиспользованными, и забинтовал ее ляжки, как столбы с бело-красной спиральной окраской, изображаемые на вывесках американских парикмахеров, намеренно оставив обнаженной их большую часть. Правда, каковы были его намерения, оставалось только догадываться. Другими кусками он накрыл ее грудь и живот.

Улыбка Алекса могла напугать ее до смерти. И напугала. Потому что он дерзко улыбался одними глазами. Рот был ему нужен, чтобы говорить и дразнить. Или делать то, что он делал сейчас, слегка проводя языком по частям ляжек, оставшимся обнаженными, и вздувшимся от прилива крови краям половых губ.

Если бы на ней были трусики, ей пришлось бы сменить их. Рот Алекса льнул к ее коже. Одна ляжка, другая, но никакого контакта с местами, которые отчаянно хотели его. Язык не касался середины ее тела, изгибался и жадно лизал ее плоть, губы высасывали из нее душу…

Да, да! Именно этого она и хотела. Туда, туда, ближе, еще ближе, пожалуйста. А теперь глубже. Еще глубже! Да, так, правильно, прямо туда… Алекс следовал ее молчаливым указаниям, и она старалась приподнять бедра, чтобы ему было удобнее. Долли хотелось обхватить руками его голову, прижать ее крепче, но руки были связаны. Черт побери! Она тихонько всхлипнула.

Алекс поднял голову. Его взгляд был порочным и насмешливым.

— Ну что, наигралась?

— Больше не могу, — призналась Долли. Она не желала сдерживать страсть и хотела как можно скорее насладиться волшебным искусством этого мужчины.

— Хорошо. Значит, я сделал свое дело.

Долли хотелось расквасить ему физиономию. Кричать. Испытать оргазм. Несколько раз подряд Время у них есть. Зачем он заставляет ее ждать?

— Сейчас ты кончишь и осрамишься.

— Гм… Я никогда не кончаю в такой позе. — Он впервые отказал Долли в просьбе и снял кусок простыни с верхней части ее тела. Потом наклонился и прижал к животу Долли свой упругий член, дав ей ощутить его размеры.

Но не сделал ничего другого. Только смотрел ей в лицо. Локти Алекса, упиравшиеся в матрас под ее плечами, принимали на себя большую часть тяжести его тела. Восставший член лежал между ее ляжками и дразнил Долли, демонстрируя возмутительное терпение.

— Если таковы правила твоей игры, то она не производит на меня сильного впечатления.

— Сейчас произведет. — Он развязал путы на ее запястье, взял руку Долли, опустил ее, положил на свой член, заставил согнуть пальцы, стиснул их и начал водить взад и вперед. Облегчало движения выделение прозрачной смазки, предвещавшее скорый оргазм.

Долли принимала темп Алекса и не сводила с него глаз. По его лицу можно было изучать, что такое мужское возбуждение Глаза его полыхали, губы слегка раскрылись, дыхание стало частым, тяжелым и со свистом вырывалось из груди, прижатой к ее боку.

— О’кей. Это действительно произвело на меня впечатление.

Он покачал головой.

— Нет. Этого недостаточно.

— Тогда произведи впечатление, развязав меня. — Она хотела обхватить его руками, обвить ногами и руководить его движениями. Нельзя сказать, чтобы он нуждался в руководстве. Но связанные руки и ноги сводили Долли с ума. — Алекс, пожалуйста…

Член Алекса вонзился в ее ладонь.

— Что — пожалуйста?

— Пожалуйста, развяжи мою другую руку.

— Ты прекрасно справляешься и одной, — с трудом выдавил он, потом зарылся лицом в ее шею и застонал. Казалось, этот звук исходит из самой глубины его тела, потому что ладонь Долли явственно ощущала его.

А потом, все еще упираясь лбом в шею Долли, он протянул руку вниз, дернул путы и освободил ее.

Почувствовав свободу, она обеими руками погладила его спину, не пытаясь скрыть свою страсть. Потом обхватила его ягодицы и заставила Алекса опуститься между ее ляжками. Заерзав, она одной рукой прижала к себе его пах, а другую снова просунула между их телами.

Долли желала его, причем сию минуту, не хотела больше ждать и плевала на усилия, позволявшие ему сдерживаться, потому что сама она сдерживаться не собиралась. Ее тело было влажным, жаждущим и могло взорваться каждую секунду. Куски ткани, державшие ее лодыжки, только усиливали напряжение в груди, не дававшее ей вздохнуть.

Он фыркнул и глубоко вонзил в нее член. Долли хватала ртом воздух, пытаясь немного успокоиться перед наступлением бури.

— Почему ты смеешься?

— Потому что это было чертовски тяжело.

— О чем ты говоришь? Ты сам заставил меня ждать.

— Хотел удостовериться, что ты готова.

— Я готова всегда. Сам знаешь. — И буду готова. Всю жизнь…

— Я хотел, чтобы ты это показала. — Алекс приподнялся на локтях, взял ее лицо в ладони и, не сводя с него взгляда, начал двигаться. Он неторопливо подался вперед, потом назад и глубоко вонзился в нее, достав могучей головкой до шейки матки.

— Ох… Ох… — Долли ощутила первые судороги. Она порывисто задышала, пытаясь отсрочить наступление близкого оргазма. — Что еще я должна показать?

— Салют на Четвертое июля, — проворчал он. — Или на Новый год.

Долли стискивала его кольцом мышц, задыхалась и ловила ртом воздух, в котором так отчаянно нуждались ее легкие. Алекс был бесподобен. Могучий член, до отказа заполнивший ее влагалище, сам знал, куда нажимать, куда двигаться, и беспощадно дразнил ее.

— Ну что, хочешь увидеть фейерверк?

— Хочу.

Долли не могла отказать ему ни в чем…

Когда лифт крякнул и остановился, а дверь со скрипом открылась, Долли решила позвать Алекса к себе и до утра проспать с ним в одной постели.

Но стоило Алексу, шедшему первым, войти в квартиру, как он споткнулся о чьи-то чемоданы и едва не разбудил Лиззи, свернувшуюся калачиком на диване. Алекс шумно выдохнул, посмотрел на свою ногу и молча подтолкнул Долли в спину, предлагая пройти вперед.

Тусклого света, пробивавшегося сквозь балконную дверь, было достаточно, чтобы заметить выражение его лица. Вполне достаточно. Оно выражало досаду. Разочарование. Обиду. Сожаление. Все вместе.

Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять: соломинка ломает спину верблюда. Несуществующая страна, которую открыл Алекс, исчезла в мгновение ока.

Долли снова оказалась в знакомом пугающем мире и не стала звать Алекса к себе. Потому что она знала. Знала. И в глубине души ждала этого.

Алекс был готов уйти.

 

Глава 12

— Долли… — донеслось из гостиной. — Извини. Я не хотела его прогонять.

— Кто моя компаньонка, он или ты? — отозвалась Долли из кухни. Дверь холодильника была открыта. В одной руке она держала стакан с кофейным мороженым, в другой — с шоколадным и гадала, какое из этих двух лакомств сможет улучшить ей настроение.

Заодно она гадала, что холоднее — порыв ветра, ударивший ей в лицо, или внезапный уход Алекса Кэррингтона. Ветер был вдвое теплее, чем выражение глаз Алекса в ту минуту, когда он заявил, что переезжает — причем немедленно — в свой кондоминиум, сданный два дня тому назад. И намного теплее, чем холодный душ, которым ее обдал Алекс. Его намерение бросить ее было ясно как день.

Возвращение Лиззи явилось неприятным сюрпризом для обоих любовников. Не требовалось быть гением, чтобы понять что к чему. Они вернулись домой чисто вымытые и высушенные под феном. Более красноречивого свидетельства того, чем они занимались, не существовало на свете.

Они воспользовались служебным душем. Алекс предложил Долли сделать это первой, а сам тем временем исправил урон, нанесенный постельным принадлежностям. Как только Долли намылила голову и насладилась прикосновением теплой воды к коже, он порывисто откинул занавеску и присоединился к ней.

Они с удовольствием мыли друг друга, но не слишком долго. То ли Алекс торопился убраться отсюда, пока их не застали, то ли хотел поскорее вернуться в их квартиру и лечь в постель. Оставалось только догадываться, что было для него главнее.

Но теперь сомневаться не приходится: он жульничал. Вся эта дурацкая болтовня и обучение взрослым играм были еще одной попыткой Кэррингтона получить преимущество над соперником.

Он доказал, что превосходит ее в стратегии. Теперь стало ясно, что их отношения были всего лишь игрой, и ничем больше. Этот бесчувственный мерзавец даже не спросил Лиззи, все ли у нее в порядке.

Но стоять у холодильника и пытаться понять, как ей пришло в голову, что она может в чем-то состязаться с Алексом Кэррингтоном, не имеет смысла. Она может отморозить себе нос. То, что льдинки с острыми краями резали в кровь ее сердце, роли не играет.

Как она дошла до жизни такой? Долли достала из холодильника два стакана с разными сортами мороженого, взяла из буфета две чайные ложки, прошла в гостиную и сказала Лиззи:

— Выбирай.

Лиззи, сидевшая в углу дивана с пушистым одеялом на поднятых коленях, вздохнула и протянула руку.

— Какая разница?

— Тогда я выберу сама. — Она протянула подруге кофейное, оставила себе шоколадное, села на подушку рядом с Лиззи и поправила конец одеяла.

— Это ужасно, — сказала Лиззи, втыкая ложку в окаменевшее мороженое.

— Раз так, возьми шоколадное. — Нет, дело не в мороженом, решила Долли, следя за стараниями Лиззи. — Хочешь, я согрею его в микроволновке?

— Нет. — Последовал еще один тычок, и ложка согнулась под углом в девяносто градусов. Лиззи выпрямила ее, упершись концом в вулканическую поверхность тусклого кофейного цвета. — Я имела в виду вовсе не мороженое. Просто ужасно, что две умные и сексуальные женщины вынуждены топить свое горе в еде.

— Говори про себя. У меня нет никакого горя. — Вспомнив опыт Лиззи, Долли провела краем ложки по твердому шоколаду и наскребла съедобную ленточку. — Но я бы с удовольствием утопила Алекса и Майкла. За то, что они поступают как… типичные мужчины.

Лиззи потерла ложкой поверхность мороженого и облизала ее заднюю часть.

— Майкл слишком хорошо плавает. Он вообще все делает слишком хорошо. Мне до него далеко.

— А зачем тебе с ним тягаться? Будь сама по себе. — Долли не смогла произнести банальную фразу «я тебе говорила». Потому что у нее не было на это сил.

А если бы и были, все равно следовало бы промолчать. Потому что она ничего не понимает в любовных связях. Ничегошеньки… Рука, державшая ложку, застыла на полпути к открытому рту. Можно ли считать связью то, что было у них с Алексом?

— Если ты уронишь шоколад на мое одеяло, я тебя отколошмачу.

Долли покачала головой и быстро проглотила мороженое.

— Не отколошматишь. Это запрещено правилами.

— Видно, я не в ладах с правилами. Иначе я сначала удостоверилась бы в том, что знаю Майкла, а уже потом переехала бы к нему. Кто сказал, что инициатива должна всегда принадлежать мужчинам? Неужели для этого достаточно обладать членом?

Вопрос был риторическим.

Долли подняла бровь, дожидаясь, когда Лиззи придет в себя.

— Да-да, конечно. — Тык, тык, тык… — Но это несправедливо, — добавила Лиззи.

— В любви все справедливо. И в нашей Игре тоже.

— Твой проклятый «Мусорщик» — причина всех бед! — Лиззи взмахнула ложкой.

— Тогда я этого не знала. Но теперь знаю. — Долли положила в рот громадный кусок мороженого и вздохнула. Теперь она понятия не имеет, что делать с Игрой и собственной колонкой. Нужно писать статью, но на это у нее нет ни сил, ни желания.

— Ну и что ты узнала про Алекса?

Кроме того, что он пользуется своим ртом лучше, чем положено мужчине?

— Что его первым домашним животным был ирландский сеттер по имени Бандит. Что у него шрам на бедре, полученный во время занятий скейтбордом. Он не знает, что значит играть для собственного удовольствия. Ему обязательно нужно выигрывать.

— И все это было в твоей анкете?

— Кроме последнего пункта.

— Он выиграл?

— А что тут можно выиграть?

— Твое сердце.

Тык, тык, тык… На этот раз ложкой в мороженое тыкала Долли.

— Мое сердце свободно уже год с лишним. Все будет в порядке. Лучше поговорим о тебе.

Лиззи вынула ложку изо рта, а потом задумчиво облизала ее.

— Дело не в Майкле, а исключительно во мне. На сто процентов.

Долли сердито покачала головой.

— Неправда. Я знаю тебя, знаю Майкла и знаю, какая вы пара. Что бы с вами ни случилось, он тоже несет за это ответственность.

— Пару недель назад я бы с тобой согласилась. Но Игра все изменила.

Долли во все глаза смотрела на Лиззи, которая вытерла рот рукавом розового свитера.

Лиззи пользуется рукавом как салфеткой… Похоже, наступил конец света. А заодно и конец придуманной ею игры в «Мусорщика».

— Напомни мне, чтобы я больше не тратила время на эту идею. Нужно будет вообще закрыть эту колонку… Подожди… О Господи!

— Что? — Испуганная Лиззи широко раскрыла глаза. — Что случилось?

— Ты говорила с Сесили? С Сабиной или Памелой?

— У них все нормально. А что?

— Они тоже готовы убить меня? Неужели я испортила жизнь всем нам? — Нет, только не это!

— Успокойся, Долли. — Лиззи толкнула подругу пяткой. — Никому ты ничего не испортила. Наоборот, я должна сказать тебе спасибо.

— С какой стати? — Долли готова была провалиться сквозь землю. — Я заставила тебя испытать адские муки, а ты говоришь за это спасибо?

— Наверно, я должна была испытать их. Так что не переживай. — Лиззи закрыла глаза, снова открыла их и сделала глубокий вдох. — Пытаясь узнать кое-что о Майкле, я заодно поняла, что многого не знаю о самой себе.

— Включая причину, которая заставила тебя вступить с ним в связь? — Похоже, анкета Лиззи и впрямь была отмечена печатью гения.

— Вот именно. Страх не слишком логичная причина. Эмоциональная. Но совершенно иррациональная.

— И чего же ты боялась?

Лиззи посмотрела на Долли из-под скромно опущенных ресниц.

— Если хочешь знать, секса.

— Гм… Я думала, что хочу знать. Но теперь так не считаю.

— Ха! — Лиззи вынула из мороженого малину, облизала губы и продолжила: — Хотя мы с тобой часто говорили о мужчинах и сексе, но ни разу не задумались, почему мы такие, какие есть.

Да. О да. Подруга права. В конце концов, это поняла и сама Долли.

— Ты хочешь спросить, почему я позволила Алексу Кэррингтону — мужчине, который подходит мне меньше всех на свете, — привязать меня к кровати, если я не верю, что секс способен соединить людей надолго?

— Да. Именно так. И почему… Постой! — Ее рука взметнулась вверх как семафор. — Алекс привязывал тебя к кровати?

Долли кивнула.

— И?..

— И был фейерверк.

Озадаченная Лиззи задумчиво постучала ложкой по безукоризненным зубам.

— Это случилось из-за твоего отношения к сексу вообще? Или из-за твоего отношения к Алексу?

— Я никак не отношусь к Алексу. Не могу. Ты видела, как он уходил отсюда. Почему я должна испытывать какие-то чувства к совершенно бессердечному человеку?

— Потому что любовь не подчиняется голосу рассудка, — тоном оракула объявила Лиззи.

Но Долли не могла думать о любви и об Алексе одновременно.

— Ты все еще любишь Майкла?

— Вопрос следует поставить по-другому. Любила ли я Майкла? Или я любила секс? — Она пожала плечами. — Майкл позволял мне делать все, что я хочу. Он сильный, надежный и не боится моей агрессивной сексуальности. Точнее, не боялся, пока не понял, что это всегда было моей… э-э… проблемой. И что он сам тут ни при чем.

Мы с тобой два сапога пара, дорогая подруга, подумала Долли. Она съела шоколадку, украшавшую мороженое, и сунула ложку в стакан.

— И что ты теперь будешь делать?

— Вернусь домой. Не возражаешь?

— Конечно, не возражаю. — Она еще спрашивает… — Но что ты будешь делать с Майклом?

— Ты хочешь спросить, не расстались ли мы?

— Да. Именно это я и подумала.

— Почему? Желаешь попытать с ним счастья?

На сей раз уже Долли толкнула пяткой Лиззи. Причем весьма чувствительно.

— С Майклом? Я? Ты что, с ума сошла? С какой стати я буду нарушать правила поведения, выработанные мною самой для близких подруг?

— Значит, ты надрала бы мне задницу, если бы я начала кокетничать с Алексом Кэррингтоном? — коварно улыбнувшись, спросила Лиззи.

Это решило все. Лиззи задала один простой вопрос. И Долли тут же потеряла способность бороться со своими чувствами.

Она любит Алекса Кэррингтона.

Мысль о Лиззи и Алексе, об Алексе и любой другой женщине… Долли не знала, что сильнее — желание выцарапать Лиззи глаза или стремление побежать за Алексом и вернуть его любой ценой. Даже если ради этого придется сражаться со всем миром.

— Долли…

Она повернулась к лучшей подруге.

— Да. Думаю, что я надрала бы тебе задницу.

Лиззи откинула голову на спинку дивана и захохотала как сумасшедшая.

— Я так и знала! Ты его любишь.

Долли яростно замотала головой.

— Не говори этого!

— Почему? Это же правда.

— Я не хочу любить Алекса. Он мне совершенно не подходит.

Настырная Лиззи ткнула Долли пальцем в плечо.

— Он тебе подходит. Иначе ты и не подумала бы драть мне задницу.

— Будь по-твоему, Мисс Всезнайка. — Долли прищурилась. — А почему?

— Посмотри правде в глаза. Потому что ты обжора. Жрешь все, что попадается на глаза.

— Ах, обжора? Ну, сейчас ты у меня получишь! — Она бросилась на Лиззи. Та завизжала, ложка отлетела в сторону, а кофейное мороженое превратилось в холодную плоскую лепешку, зажатую между пылавшими щеками двух молодых женщин.

Они скатились с дивана и измазали пол шоколадным мороженым. Пол и волосы Долли. Лиззи хихикнула и раздавила шарик на рубашке подруги.

Но Долли сдаваться не собиралась. Она обхватила Лиззи руками, но налетела на журнальный столик, упала и ударилась головой об основание дивана.

— Ой! — завопила она.

А растрепанная Лиззи засмеялась и спросила:

— Что, обжора, сдаешься?

— Нет. Вот тебе! — Хотя ноги Долли были зажаты ногами Лиззи, но ее правая рука была свободна и в ней еще оставалось достаточно шоколадного мороженого.

Лиззи кашляла и отплевывалась. Растаявший молочный продукт залепил ей глаза и рот.

— О’кей, о’кей. Ты победила. Ты не обжора.

С руки Долли капало. Порох в пороховницах еще оставался.

— Ты просишь прощения? Или просто стараешься избежать моей карающей руки?

— И то и другое, — призналась Лиззи, вымазанная мороженым от лба до подбородка.

Долли села и состроила гримасу. Неужели она выглядит так же, как Лиззи? Видел бы ее сейчас Алекс…

Лиззи вздохнула.

— Не стоило бы говорить это, но мне не хватало возни с тобой.

— Угу… Куда моей возне до той, которую ты устраивала с Майклом.

— Пожалуй, единственная положительная черта презервативов — это то, что после них не остается грязи.

Долли сморщила нос.

— Кстати, о презервативах. Я у тебя в долгу.

— Можешь не беспокоиться. Что значит для двух подруг какой-то кусок резины?

— Безопасный секс?

— Ну ты как скажешь… — Лиззи стащила с себя свитер и стала вытирать им лицо.

— Лучше сразу отправь это в стиральную машину, — сказала Долли, кивнув на корзину с грязным бельем. — У тебя здоровенные пятна на рукавах.

— Это лучше, чем здоровенное пятно на груди.

Долли проследила за направлением взгляда подруги, увидела свою пижамную куртку из красной фланели, ахнула и тут же сбросила ее.

Две полуголые женщины, вымазанные мороженым, сидели и жаловались на мужчин.

Наконец Лиззи спросила:

— Что будем делать?

— Не знаю, как ты, а я собираюсь принять душ и избавиться от этой липкой дряни.

— Я хотела спросить, что мы будем делать со своими жизнями. Почему они такие сложные?

— Жить вовсе не так уж сложно, если ты отказываешься расти.

— Но невозможно остаться ребенком навсегда.

— Неправда. Для меня все возможно. Так я и сделаю. А этот замороженный Алекс Кэррингтон пусть катится к чертовой матери!

— Мистер Кэррингтон, вас хочет видеть мисс Долли Грэхем. Она в приемной.

Алекс подождал, пока рассеется дым от взрыва бомбы, а затем поднял взгляд, оторвавшись от дела о распаде корпорации. Долли здесь. В офисе. На виду у всех и при свете дня. Что ей может быть нужно?

Кроме его шкуры.

Он сквозь очки посмотрел на интерком и решил, что ему почудилось. Но тут же понял, что нет, иначе недавно съеденный ланч не взбунтовался бы в его желудке.

— Пропустите ее, Рут.

Алекс положил карандаш на блокнот и откинулся на спинку кресла. Того самого кресла, в котором он сидел три вечера назад с голым задом, а Долли стояла на коленях между его ног. В данных обстоятельствах это воспоминание было абсолютно неуместным.

Он не видел Долли с тех пор, как съехал из ее квартиры. В тот вечер они вернулись домой из апартаментов фирмы. Он держал под мышкой скатанные в рулон обрывки простыни и обнаружил, что Лиззи вернулась. Без предупреждения. Мысль о том, что жизнь Долли представляет бесконечную цепь неожиданных событий, капризов и случайностей, подействовала на него как ушат холодной воды.

Он должен был уйти. Иначе наговорил бы много такого, о чем впоследствии пожалел бы. Как можно жить там, где тебе все время мешают, царит хаос и отсутствует даже видимость порядка? Черт побери, когда она наконец повзрослеет и наладит быт, достойный культурного взрослого человека?

Но, не успев открыть рот, он понял, что ведет себя как напыщенная свинья, а не как культурный взрослый человек. Смириться с результатами подобного самоанализа было трудно. Поэтому он просто взял себя в руки, справился с эмоциями и ушел.

Но это не значило, что он перестал думать о Долли. Мысли о ней приходили к нему постоянно. Раз за разом. Он все еще пытался понять почему.

«Поправка, господин советник. Вы просто не хотите этого знать».

Он потратил на подготовку переезда целых два дня, советуясь с фирмой по дизайну интерьера, которую порекомендовал Майкл, и планируя, где разместить вещи, которые, по мнению консультанта, стоило перевезти со склада в кондоминиум.

Алекс сам не знал, почему не сказал Долли о том, что его новое жилье готово. Отделочные работы еще не завершились, но жить там было можно. Скорее всего, он не просто не желал слышать, что надоел ей. Может быть, он хотел уехать по собственному желанию и тогда, когда этого захочется ему самому. Так почему он так не сделал? Не уехал, когда и куда ему захотелось? Какая причина заставила его скитаться, снимать номер в гостинице, ютиться в спальне, взятой взаймы, и ущемлять ее право на существование в этом гигантском аквариуме? Он понял эту причину, едва дверь распахнулась и в его кабинет вошла Долли. Да, черт побери, понял! Наконец-то… Но лучше поздно, чем никогда.

— Привет, — сказала она и закрыла за собой дверь. — Извини, что оторвала тебя от дела. Я только на минутку.

— Можешь не торопиться. — Алекс жестом указал ей на темно-синее кресло с высокой спинкой, стоявшее у его письменного стола. — Мне все равно пора сделать перерыв. Приятно видеть лицо друга.

— Значит, вот кто я тебе? — Она склонила голову набок. — Друг?

Она ему больше чем друг. И пришла сюда сама. При виде ее лица тонна кирпичей, лежавшая на его плечах, стала легче перышка. Но, когда Алекс увидел остальное, у него отвисла челюсть. Эта женщина ничем не напоминала его Долли. Она отличалась от нее как булочка с глазурью отличается от простой ячменной лепешки.

На ней была узкая прямая черная кожаная юбка длиной до колена и крахмальная белая безрукавка с красивыми серебряными пуговицами сверху донизу. На безрукавку была накинута черная кружевная шаль. В руках она держала черную кожаную сумочку.

Долли надела черные кожаные туфли, очень модные, но чертовски неудобные. Но чулок на ней не было. Ее обнаженные голени выглядели сексуальнее всего, что он до сих пор видел. Пока она шла от дверей к письменному столу, Алекс не мог отвести взгляд от ее тела, любуясь тем, как кожа облегает ее бедра, а разрез то и дело обнажает ляжки.

Она села в предложенное кресло и закинула ногу на ногу. Из-за высоких каблуков ее голени казались бесконечными, хотя Алекс прекрасно знал, что они короткие. Эти голени с трудом обхватывали его бедра, а чтобы вонзить пятки в его поясницу, Долли приходилось тянуться наверх. Он не знал второй столь же голодной женщины… Изголодавшейся не столько по его телу, сколько по его душе. Ей было все равно, молчать или разговаривать. Лишь бы он, Алекс, был рядом. О Господи, неужели можно быть таким слепым?

Он поднял взгляд и увидел ее улыбку. Оставалось надеяться, что Долли смеется не над ним. Если бы это было так, он не сумел бы сохранить бесстрастное лицо игрока в покер. Кстати, о чем они говорят?

— Ты улыбаешься. Это можно расценивать как жест дружбы.

Бровь приподнялась над слегка подведенным глазом. Она подняла руку и поправила волосы.

— Я могла бы быть врагом, приносящим дары.

Однажды он действительно назвал Долли врагом. Еще до того, как по-настоящему узнал ее. Когда думал, что у нее нет ни мозгов, ни делового чутья. Когда считал, что ей не хватает энергии, чтобы добиться своего.

— И где же твои дары? Ты их принесла?

— Честно говоря, да. — Долли открыла сумку, вынула оттуда фунтовый брусок шоколада «Гираделли», наклонилась и положила его на письменный стол.

Алекс посмотрел на обертку из золотой фольги, снял очки и потер глаза. Как видно, он чего-то не понял. У Долли всегда есть наготове приятный сюрприз.

— Что, сегодня Валентинов день?

Долли засмеялась, но ее смех звучал немного нервно.

— Я и забыла, что на дворе февраль!

Он снова надел очки.

— А не означает ли этот шоколад «Добро пожаловать, сосед»?

Долли покачала головой. На ее лицо упало несколько прядей, выскользнувших из узла.

— Новых соседей я встречаю попкорном.

Нет, она ничего не забыла. Алекс был уверен в этом. Кроме того, теперь он знает, почему Долли подшучивала над вещами, которые казались ему важными. Ее шутки, ее пижамы, ее игры, ее подводная спальня были изоляторами, которые защищали Долли от угрозы со стороны большого и неприветливого мира.

Наконец-то он понял это. А еще адвокат…

Алекс поднял лакомство, сделал вид, что изучает обе стороны обертки, затем посмотрел в глаза Долли и убедился, что она его слушает.

— Спасибо. За шоколад и за приветствие.

Долли начинала ощущать неловкость. Об этом говорило то, что она постоянно разглаживала безукоризненно сидевшую на ней юбку и дрожащими руками теребила застежку сумки.

— Шоколад — это премия за участие в Игре. Она состоится завтра. Если хочешь, приходи. Может быть, ты выиграешь путешествие на яхте. — Она слегка пожала плечом. Этот неохотный жест говорил о том, что Долли смертельно боится ответа Алекса на ее приглашение и на незаданный вопрос о том, каковы его успехи в Игре.

Ответить на последний вопрос он был пока не готов. Путешествие перестало быть его целью. В отличие от самой Игры…

— Во сколько?

— Я постараюсь начать в восемь.

Он кивнул и задумался.

— Твоя новая игра посвящена шоколаду? Я угадал? Или попал пальцем в небо?

Долли снова рассмеялась.

— Честно говоря, шоколад — это твой завтрашний десерт. Думаю, что вечер пройдет быстро. Я не успела продумать детали моей будущей игры.

Алекс поднял бровь. Насколько он мог судить, Долли всегда ревностно относилась к своей работе.

— Я думал, после возвращения Лиззи вы день и ночь проводите «мозговые атаки».

— О да. Только они посвящены не работе.

Долли приподняла уголок рта, и Алекс понял, что не хочет знать, часто ли он был предметом этих бесед.

— Я постараюсь. И спасибо… за десерт, — добавил он, показав на шоколад.

— Добро пожаловать. — На этот раз Долли стала разглаживать безрукавку, а потом начала теребить длинный конец изящной серебряной цепочки, обвивавшей ее талию. — У меня есть еще кое-что.

— Еще один подарок?

— Можно сказать и так. Это имеет отношение к твоей анкете.

— Ох… — Он понятия не имел, чем может кончиться ее рассказ.

— Если называть вещи своими именами, то это жульничество. Но с его помощью ты смог бы победить… — Она закусила губу, потом отпустила ее, откинула волосы и вздернула подбородок. — Помнишь, как ты дразнил меня, говоря о грязной маленькой тайне, которой я никогда не смогу поделиться даже с лучшей подругой?

Да, он помнит. И не стал это скрывать.

— Такая тайна у меня есть. Но она не грязная. И не маленькая.

— Долли, я уже справился с анкетой. Подсказка мне не нужна.

Она поднялась и начала описывать круги на крошечном пространстве между креслом для посетителей и письменным столом. Однако на уме у нее было многое, потому что вскоре Долли стала расхаживать от стены к стене, от одной книжной полки к другой.

— Я говорила тебе, что была младшей из шести детей? — наконец спросила она, и Алекс приготовился выслушать новый рассказ. — Родители у меня были замечательные. Братья и сестры тоже. О Господи, что я говорю? — засмеялась она. — Они и сейчас замечательные.

Чем дальше в лес, тем больше дров, подумал Алекс, однако промолчал.

— Я знаю, в это верится с трудом, но в детстве я была большой шутницей. — Она подошла к книжной полке, провела пальцем по корешкам огромных томов в кожаных переплетах и нахмурилась. — Ничего себе фолианты!

Алекс отвечал скупо, надеясь, что это заставит ее разговориться. Потому что во время каждого разговора Долли рассказывала очередную подробность своей жизни до эпохи «Девичьего счастья». В свою очередь Алекс рассказал ей обо всем — от ухода матери до собаки.

Господи, как им было хорошо вместе! А чем он ей отплатил? Тем, что начал критиковать стиль ее жизни, вместо того чтобы заинтересоваться им. Просто чудо, что она принесла ему шоколад и пригласила на Игру.

— Все эти фолианты нужно прочитать. Без них стать эсквайром невозможно. Они специально созданы, чтобы отбить у нас желание шутить.

Долли красноречиво фыркнула, покрутила носом и продолжила осмотр.

— Моя мама умела делать то же самое одним взглядом. Она видела нас насквозь и моментально пресекала любую ложь. Но зато всегда оказывалась рядом, когда нам это требовалось. Ты меня понимаешь?

Нет, он не понимал. Но был рад за Долли.

— А твой отец? Он тоже был рядом?

— О да. Все время. — У нее загорелись глаза. — Он много работал. Продавал запасные части для буровых установок и нефтепроводов. А когда нефтяной бум закончился, торговал всем подряд. Машинами. Страховками. Лекарствами. Получалось у него неплохо, но в конце концов мама была вынуждена пойти работать. Это означало, что нам шестерым пришлось самим заботиться о себе. — Долли скорчила гримасу. — Но, можешь мне поверить, мы к этому не привыкли.

Алекс улыбнулся.

— Вас разбаловали?

— Ты не представляешь себе, до какой степени.

Представить-то он мог, но предпочитал хранить это про себя.

— Когда дела родителей пошли плохо, мне было лет семь-восемь. Они никогда не ссорились из-за денег. Но уж лучше бы ссорились. — Долли вернулась к своему креслу и провела ладонями по его резной спинке и подлокотникам. — Ссора куда лучше, чем молчание.

Сам Алекс считал по-другому, но ведь он не побывал в шкуре Долли. Его отец отдавал военные приказы, а мать отказывалась их выполнять. Ничего другого маленький Алекс не знал. Когда мать ушла, он сначала обрадовался тишине и спокойствию. И лишь потом понял, что больше никогда ее не увидит.

То, что впоследствии отец говорил очень мало, явилось для Алекса благословением. Он начал задумываться о природе отношений родителей, которым вместе было тесно, а врозь скучно. Стать для него образцом они не смогли, но зато послужили хорошим примером абсолютной несовместимости. Стопроцентной.

— Я никогда не думала, что два человека могут так любить друг друга, — сказала Долли.

Алекс вдруг понял, что он совершил неслыханную глупость, позволив сердцу взять верх над разумом.

— Они молчали из страха причинить другому боль или увеличить тяжесть, которую им приходилось нести на своих плечах, — продолжила она. — Это напоминало… — Ее руки вцепились в спинку кресла. — Не знаю, как сказать… Как будто можно было избавиться от трудностей, не обращая на них внимания. Как будто они позволяли друг другу цепляться за воспоминания о нашей прежней жизни…

Судя по всему, Грэхемы хлебнули горя не меньше, чем Кэррингтоны. Алекс не возражал, однако не мог понять, зачем Долли рассказывает эту историю, словно сошедшую со страниц романа Стейнбека «Гроздья гнева».

— Но ведь ты же сказала, что они до сих пор живы и здоровы…

— Да. Теперь все хорошо. Но какое-то время… — Она осеклась и слегка покачала головой. Ее глаза затуманились. — Нам всем было тяжело. Особенно отцу. Он просто… ушел в себя. И это стало для меня сильным ударом. Я всегда была папиной дочкой, потому что была самой младшей. И, честно говоря, самой избалованной.

Это называется самоуничижением, подумал Алекс, следя за Долли, которая снова прошлась по кабинету, вернулась к креслу для посетителей и начала измерять его ширину раздвинутыми пальцами.

— Он был моим товарищем. Всегда находил время поиграть со мной, когда все остальные занимались своими делами. Работой, школой, свиданиями и тому подобное. А потом он изменился. Психически, эмоционально и даже физически. Депрессия отца убивала меня. И чуть не убила его самого… — Она умолкла и застыла на месте, как будто совершала путешествие во времени.

Алекс охватило дурное предчувствие. Он не хотел слышать продолжение и не мог видеть ее в таком состоянии.

— Долли…

— Знаешь, я остановила его. Помешав нажать на спусковой крючок. — Выражение ее лица оставалось мрачным. — Я вошла в его кабинет, держа под мышкой коробку с «Монополией», а он как раз приставил к виску пистолетное дуло. Ему и в голову не пришло, что перед этим нужно было запереть дверь.

Ох нет! — подумал Алекс. У него застучало в висках. Кожа стала липкой, а кожаное кресло тесным, жарким и влажным. Он не знал, что сказать, а если бы и знал, то не смог бы выдавить из себя ни слова. Судя по всему, Долли собирается рассказать ему не о неудачном дне рождения. Не это событие круто изменило ее жизнь.

Она угрюмо продолжила:

— Я совершенно уверена, что речь шла о страховке. Правда, ее никогда не выплачивают в случае самоубийства, но он явно был не в себе. Разве нормальный человек стал бы приставлять дуло к виску в доме, где полно детей?

А один маленький, очень напуганный ребенок оказался даже в одной комнате с ним… Алекс проглотил слюну, борясь с тошнотой.

— Ты отговорила его?

Долли покачала головой и уставилась сквозь незашторенное окно в необычно яркое февральское небо и в прошлое.

— Я не знала, что сказать. Видимо, он тоже не знал, потому что взял пистолет и снова положил его в ящик письменного стола. А потом я разложила доску, и мы стали играть в «Монополию»… Мы играли, пока мама не пришла с работы и сестра не позвала нас обедать. Потом мы снова играли, пока меня не отправили спать. В то время отец почти не работал, и, когда я приходила из школы, мы садились играть. Я знала, что в это время ему ничто не грозит. Мы закрывали дверь и говорили часами напролет. — Долли печально улыбнулась, и выражение ее лица смягчилось. — Точнее, говорил большей частью он. А я слушала. Казалось, это… помогало ему успокоиться. Через несколько недель он снова начал смеяться.

Алекс охотно верил, что в те дни отец Долли не работал. В таком состоянии много не наработаешь.

— Он говорил тебе про пистолет?

— Нет. Никогда. Странно, правда? Это была единственная причина, заставлявшая нас играть изо дня в день, а мы о ней молчали… — Улыбка Долли приобрела меланхолический оттенок. — Может быть, нужно было заговорить. Но не забывай: когда это случилось, я была совсем маленькой.

— Возможно. Но ты не была равнодушным свидетелем. — Эта мысль заставила Алекса разозлиться на человека, который заставил его женщину — да-да, женщину Алекса Кэррингтона — пережить то, что невозможно себе представить. — Кто-нибудь еще узнал об этом?

Долли выпрямилась и пригладила руками непокорные волосы.

— Думаю, в конце концов он все рассказал матери. Но это случилось позже. Скорее всего, через несколько месяцев. Может быть, через год. Я все еще приходила домой из школы и ждала его возвращения с работы, чтобы поиграть. Он приезжал поздно, и я часто засыпала в кресле в его кабинете.

— Боясь, что он не вернется, — закончил Алекс. Оказывается, у его маленькой Долли было большое сердце.

— Да. Я боялась. Я знала, что он стал… лучше. В то время я не владела медицинской терминологией, но видела это по его лицу. Однако просыпаться одной в комнате, где это произошло, и не слышать ничего, кроме собственного дыхания… — Она не закончила фразы, тяжело вздохнула, и от этого вздоха у Алекса сжалось сердце. — Я знала, где он держит ключ от ящика, в котором лежал пистолет. И проверяла его. Проверяла каждый день. Однажды отец застал меня за этим занятием.

Алекс оцепенел, как будто под его креслом должна была взорваться шашка с динамитом.

— Тогда я в первый и последний раз видела отца плачущим. — Долли крепко обхватила себя обеими руками. — Он сел в огромное кожаное кресло, посадил меня на колени и прижал к себе. Его слезы падали на мои щеки, и мы плакали вместе. На следующий день отец взял меня с собой. Мы приехали в оружейный магазин, и он продал свой пистолет.

Алекс заморгал глазами. Почему он не понял этого раньше?

— Это все?

Долли пожала плечами.

— Все.

— Ты не думаешь, что для детской психики это слишком много? Ребенок начинает воспринимать игры как средство, которое обеспечивает ему эмоциональную безопасность. А женщина продолжает делать это по инерции, хотя и изучала психологию.

— Психологию? Тьфу! Я никогда не говорила, что ее стоило изучать.

Алекс поднял очки на лоб и провел руками по влажному от пота лицу. Они довольно долго жили под одной крышей, но он так и не заметил в Долли самого главного. Почему? Не потому ли, что он спал с ней? И все это время понятия не имел, с кем имеет дело.

И кого любит.

Она взяла с кресла сумку, набросила на плечи кружевную шаль и шагнула к двери.

— И еще одно… Это не имеет отношения к Игре, но ты все-таки подумай, ладно? Алекс, ты мне очень нравишься. Нет. Больше чем нравишься. Однако я еще не готова к этому. Наверно, я могла бы измениться, но не хочу. Я рада, что могу быть самой собой. Это куда больше, чем может сказать о себе большинство людей. Если для тебя это не имеет значения, что ж… — Она кивком указала на стол. — Вспоминай меня, когда будешь есть шоколад.

 

Глава 13

— Ну что, Долли? Похоже, ты не очень настроена на сегодняшнюю игру?

Долли жадно припала к стакану коктейля с клубникой и киви. Первому из множества стаканов, которые ей придется сегодня выпить, чтобы вынести шпильки несносного Джонни Хэвиленда.

— С чего ты взял? Очень даже настроена.

Джонни схватил бутылку, которую Долли держала за горлышко, и попытался отнять.

— Я говорил тебе месяц назад, что качество игры определяется количеством еды. Ты только посмотри на этот стол. Ну что это? Какая-то сладкая бурда и шоколад! Никакого сравнения с тем, что было в прошлый раз!

Долли, сидевшая слева от Джонни, посмотрела на стол, уставленный вазами с нарезанными апельсинами, бананами и всеми ягодами, какие ей удалось найти. Тут же стояли блюда с банановым бисквитом и зефиром, бутылки с шерри-бренди, амаретто и гран-марнье, полный кофейник, молочник и двенадцать маленьких вазочек с расплавленным шоколадом, в котором отражалось пламя свеч.

Точнее, одиннадцать. Наверно, Алекс съел свой шоколад еще вчера. Как видно, сегодняшний десерт Кэррингтона не интересует. Его обещание прийти ничего не значит. Скорее всего, Алекс подумал, что она окончательно свихнулась, и решил не тратить на нее время.

Но все остальные члены команды — друзья, которые воспринимают Долли такой, как она есть, и любят ее, — с удовольствием поглощают десерт. Включая Реджайну и Дуайта, которые горят желанием принять участие в новой игре и узнать результаты прошлой. Включая противного дразнилку Джонни Хэвиленда.

— Я настроена и на игру, и на десерт. Так что отстань от меня.

Джонни выгнул дьявольски красивые светлые брови. Его голубые глаза могли лишить покоя любую женщину. То, что она это заметила, внушает некоторую надежду. Может быть, на Алексе свет клином не сошелся… Но нет. Ни одни глаза в мире не могут сравниться с его зелеными глазами. Эта мысль заставила ее помрачнеть.

— Посмотри на себя, — сказал Джонни. — У тебя настроение для поминок, а не для игры.

— Отстань, я сказала! — прошипела Долли, взяла кусочек банана, обмакнула его в шоколад и сунула в рот. За бананом последовал кусок бисквита. А за бисквитом — зефир. Это заставило ее ощутить чувство вины. Даже лучший в мире обмен веществ не может справиться с последствиями переедания на нервной почве.

Шоколад капал и расплывался по ее тарелке. Долли сосредоточенно жевала и прислушивалась к болтовне, доносившейся справа и слева.

Ее морские свинки жадно делились своими открытиями. Джонни и Сабина изо всех сил старались смутить остальных рассказами о том, какие чувствительные места и эрогенные зоны они открыли на телах друг друга, не снимая одежды. Но, судя по всему, эти двое просто притворяются. Долли подозревала, что они уже давно не вылезают из койки. И неизвестно когда вылезут.

Потом речь зашла о наготе, что доставило стеснительному Питу несколько неприятных минут. Он сказал, что Сесили любит ровный загар, а потому предпочитает принимать солнечные ванны нагишом, и тут же умолк. Насколько помнила Долли, в анкетах вопрос об отношении к загару отсутствовал. Но сил разоблачать Пита — точнее, Сесили — у нее нет.

Одно из двух: либо Пит с жаром отдался игре, либо он невероятно наблюдателен. Ради победы он не пожалел ничего и заполнил все графы анкеты. Это произвело на Сесили сильнейшее впечатление. Она клялась, что не давала ответа на львиную долю вопросов, и требовала, чтобы Пит рассказал, как он это узнал.

Внезапно Пит стал общим лучшим другом. Все остальные стали набиваться ему в компанию. Гордый Пит никому ничего не обещал и относился к своей популярности спокойно, но с юмором. Затем шум улегся, и все стали слушать, что Сесили узнала про Пита.

Сесили не торопилась делиться своими знаниями. То ли она была недовольна тем, что уступила Питу, то ли узнала о нем нечто такое, что не было предназначено для чужих ушей. Долли была уверена в последнем. Их взаимное тяготение было таким, что могло бы погасить все свечи, горевшие на столе.

Что ж, по крайней мере, я никому не испортила жизнь, подумала Долли, держа в руке зефир и слизывая с него шоколад. Конечно, анекдот о шраме на груди Чарли будет сниться ему по ночам до самой смерти. Но, судя по выражению его глаз, Памелу ждет ответный удар.

И он не заставил себя ждать. Оказалось, что лет десять назад Пам, незадолго до этого приехавшая в небольшой городок где-то в северном штате, коротко остриглась, забинтовала грудь и успела сыграть один матч за местную школьную команду по американскому футболу. Когда начался учебный год, выяснилось, что она девчонка, и вышел большой скандал.

Тут Майкл, в вазочке которого шоколада было меньше, чем шерри-бренди, прервал Памелу и во всеуслышание объявил, что одноклассники выбрали Лиззи секс-бомбой. Поднялся шум, и Долли уже решила, что перепившему бедняге придется ночевать на скамейке у ее дома, но Лиззи быстро пришла ему на выручку.

Когда все спустились в подземный гараж, Пит и Чарли отвели Майкла к его «ягуару» и пристегнули к пассажирскому сиденью, а Лиззи пообещала довезти его до дому. Растроганный Майкл растаял, попросил у нее прощения, и гости разошлись по машинам, пообещав встретиться через месяц. Правда, Сесили пригрозила убить Долли, если статья для колонки не будет готова к сроку.

Долли несказанно обрадовалась тому, что вечеринка закончилась. Она хотела сделать глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, но в гараже слишком пахло бензином, а ее желудок был слишком набит шоколадом. Могла образоваться гремучая смесь.

Поэтому она просто прислонилась к боку «ягуара». Лиззи, стоявшая у открытой дверцы машины, покрутила носом и состроила гримасу.

— Мне жаль, что сегодня все полетело кувырком. Обычно такие вечеринки проходили веселее.

Долли тяжело вздохнула.

— Ну, не все. Просто я была не в том настроении. Было забавно следить за победой Пита.

— И за хладнокровием Сесили.

— Ты думаешь, что они могли… — Долли не закончила фразы.

Лиззи пожала плечами.

— Да, думаю. Хотя если учесть отношения Сесили с отцом, то… Мне бы не хотелось, чтобы она использовала Пита ради того, чтобы вернуться к Гаррисону.

— По-твоему, она способна так поступить?

— Сознательно? Едва ли.

— Лиззи! — позвал Майкл, сидевший в машине.

Лиззи наклонила голову.

— Лучше отвезти его домой. Я не захочу его видеть, если выпивка и шоколад испачкают «ягуар».

Эта мысль заставила Долли вздрогнуть.

— Послушай, я ругала Майкла, но бросать его не нужно. Я хочу, чтобы вы помирились.

— Знаю, — улыбнулась Лиззи. — А я хочу, чтобы ты поладила с Алексом.

— Мы с ним никогда не поладим. — Долли погрозила подруге пальцем.

Лиззи схватила руки Долли и сжала их.

— У тебя в башке полно дерьма. И я бы вытрясла его, если бы не твои дурацкие правила!

— О’кей. Во мне действительно полно дерьма. Ты что, хочешь сломать мне пальцы?

Лиззи отпустила ее.

— Послушай меня. Я собиралась остаться у Майкла в спальне для гостей. Но он скоро очухается. Немного поспит и придет в себя. Я уложу его, возьму такси и помогу тебе убрать квартиру. Тогда и поговорим.

— Нет. Оставайся. Ты можешь ему понадобиться. Когда он проснется и поймет, что свалял дурака, то начнет искать тебя. А если не найдет, то помчится сюда.

Лиззи замялась.

— Я действительно могу ему понадобиться… Ты справишься?

Долли кивнула.

— Кыш отсюда! Ты что, смеешься? Наверху еще полно выпивки и шоколада. И ни одного мужчины, который помешал бы мне с ними расправиться. Я буду на седьмом небе. Не верю своему счастью.

Когда раздался гул лифта, Долли задумчиво смотрела на стол с недоеденным шоколадом. Нет, нет, нет. Она не будет топить свои печали в остатках «Гираделли». И не станет вылизывать вазочки.

Напрасно Джонни Хэвиленд сказал, что у нее вид как на поминках. Она не будет хныкать и жаловаться Лиззи на этого типа, подлого эсквайра, который так и не нашел времени, чтобы прийти на вечеринку.

И не позволит своей лучшей подруге играть роль сиделки при грудном младенце Долли. Пусть разбирается со своим Майклом.

Она пошла от стола к лифту, решив выгнать Лиззи, как только та войдет в квартиру. Но когда громоздкая кабина остановилась и со скрипом открылась дверь, все мысли о Лиззи вылетели у Долли из головы.

Потому что внутри железной клетки стоял… Алекс Кэррингтон.

Он прислонился к стене, скрестил ноги в лодыжках, опустил голову и уперся взглядом в пол. Долли, ощущавшая радость и досаду одновременно, сделала равнодушное лицо. И тут он поднял голову.

У нее закололо пальцы рук, державшие ложечку, и пальцы ног, обутых в кожаные туфельки. Потом засосало под ложечкой. И наконец гулко застучало сердце.

Он вышел из лифта. Дверь скрипнула и захлопнулась. Долли стояла неподвижно, упершись кулаками в бока, и ждала. Алекс протянул руку и нажал на кнопку, отправив лифт на первый этаж.

Она начала пятиться и остановилась только тогда, когда уперлась в желто-красное кресло.

Села на его спинку и попыталась бросить на Алекса испепеляющий взгляд. Но в его присутствии вазочки с шоколадом выглядели так, словно были наполнены не лакомством, а комками грязи, добытыми в огромной луже.

О Боже, кому она морочила голову? Долли сгорает от любви.

— Ты опоздал… Вечеринка закончилась, — добавила она, как будто первой фразы было недостаточно.

Алекс нахмурился, похлопал себя по карманам, полез во внутренний карман синего блейзера и вынул оттуда брусок шоколада. А потом посмотрел ей в глаза.

— А на десерт я опоздал тоже?

Долли хотелось сказать многое, но она предпочла промолчать.

— Похоже, остались только апельсины. И немного бананового бисквита. Зато полно выпивки.

— Выпивка и шоколад… — Внезапно он улыбнулся. — Именно такие вечеринки я и люблю.

О Господи, ну почему она так реагирует на его улыбку?

— Скажи это Джонни. Он жаловался, что я приготовила мало еды.

Он поднял бровь.

— С каких пор ты стала прислушиваться к словам Джонни Хэвиленда?

— Никогда я не буду к ним прислушиваться. Пусть говорит что угодно. — Она слезла со своего насеста и протянула Алексу руку, потому что все остальные жесты могли быть неправильно поняты. — Ну что? Приступим к десерту?

Алекс покорно отдал шоколад и пошел вслед за Долли. Впрочем, идти было недалеко.

Оказавшись у длинного стола, Долли нашла единственную неиспользованную вазочку. А заодно и свою.

Потом села на ближайший стул, развернула шоколад, разломала его на кусочки и бросила их в керамическую вазочку. Каждый стук отдавался эхом в ее животе. Потом она зажгла спиртовку.

Алекс сел напротив.

— Ну что? Кто победил?

— Победил? — переспросила она. Действительно, кого можно назвать победителем в их странных отношениях с Алексом?

— В «Мусорщике».

— Ах… — Тьфу, идиотка! — Пит. К большому неудовольствию Сесили.

— Значит, он лучше всех справился со своей анкетой? — спросил Алекс, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

Долли кивнула, улыбнулась и уставилась в вазочку.

— Ответил на все вопросы.

— А Сесили?

— Трудно сказать. Она не слишком распространялась о том, что ей удалось узнать.

— Гм… — Стул опустился на все четыре ножки. Алекс наклонился вперед и вместе с Долли начал пристально рассматривать, как тает шоколад. — А как Лиззи с Майклом? Они все еще в ссоре?

Долли пожала плечом.

— Он напился. Она повезла его домой. Еще один день в раю. Я думаю, они помирятся.

— У Лиззи есть голова на плечах. Да и Майкла не назовешь лопухом. Они сумеют найти общий язык.

— Надеюсь, — только и ответила Долли. Неужели это тот же самый человек, который несколько дней назад не удосужился сказать бедной, несчастной, расстроенной Лиззи пару сочувственных слов?

— А Джонни и Чарли? На сколько вопросов ответили они? — Алекс наклонился к розовым и голубым листкам, разбросанным на столе. — Сабина и Памела победили их?

Гм… Странно. Алекса связывал с остальными мужчинами лишь бейсбол, а женщин он знал только как клиенток. Чем же вызван его внезапный интерес?

— Чарли сумел отомстить Памеле за историю с бритьем груди. А что касается Джонни и Сабины, то они два сапога пара. Пусть сами разбираются.

Алекс хмыкнул, нашел чистую кружку, до половины наполнил ее кофе, долил столько же амаретто, добавил сливки и размешал.

— Думаю, каждому из них будет что рассказать за кружкой холодного пива.

Это что? Шпилька или попытка попросить прощения? Долли не знала, как понимать его слова. И почему он выглядит таким… размякшим.

— Ты мог бы хорошо провести время.

Он взял кружку в большие ладони, сделал глоток, со свистом всосал воздух сквозь стиснутые зубы и содрогнулся всем телом.

— Я действительно собирался прийти.

— Но решил последовать новейшей моде и явиться попозже? — спросила она, не сводя глаз с медленно таявшего шоколада.

— Я решил… — Алекс со стуком поставил кружку на стол. — Я решил, что на вопросы анкеты лучше ответить с глазу на глаз.

О Боже, подумала Долли. Вот оно. Прощание навсегда.

— Ну, если ты ждешь приглашения… то считай, что тебя пригласили.

Он приподнял уголок рта, откинулся на спинку стула, привстал, полез в задний карман слаксов и вынул оттуда голубой листок. Потом разложил его, разгладил и положил на стол перед Долли.

Там не было ничего. Ничего, кроме напечатанных вопросов. Она перестала размешивать шоколад, замигала, подумала, а потом подняла глаза.

— Алекс, извини, но ты дал мне чистый лист. Тот же самый, который я вручила тебе.

Он медленно покачал головой и положил руку на листок. Потом дважды согнул пальцы, помолчал, откашлялся, после чего сказал:

— Нет, Долли. Не чистый. — Он перевернул листок. На его оборотной стороне были написаны три слова. Черными чернилами и заглавными буквами.

Три слова, от которых у нее зарябило в глазах, зазвенело в ушах и часто-часто забился пульс. Если это сон, то она не хочет просыпаться…

Долли сделала глубокий вдох и запретила себе плакать. А потом ровно и негромко спросила:

— Это из-за моего вчерашнего рассказа о трагическом эпизоде детства, верно?

Алекс покачал головой, но Долли прервала его.

— Потому что, если так… — Ложка звякала о край керамической вазочки.

— Поверь мне. — Он протянул руку и сжал ее дрожавшие пальцы. — Это не так. Я понял свои чувства еще до того, как ты вошла в дверь моего кабинета.

— Но ты ничего не сказал. — Теперь ее сил хватало только на шепот. — Почему ты ничего не сказал?

Его улыбка была нежной и грустной.

— Я не хотел услышать слова, которые ты произнесла минуту назад. Что я принял решение под действием твоего рассказа.

Долли не знала, что делать. Ни с того ни с сего Алекс сказал именно то, что ей хотелось услышать больше всего на свете. Нет, не сказал. Написал. Чтобы она не могла уклониться от ответа.

— Но ты ушел. Мы любили друг друга, а ты ушел. — Она этого не понимала. — Лиззи вернулась, и ты ушел в тот же вечер. А я даже не знала таких слов, как «тишина» и «покой». Действительно, зачем преуспевающему адвокату жить в сумасшедшем доме?

— Это твоя очередная шутка? Или фраза из какого-то анекдота?

Она покачала головой. Потом кивнула. Долли хотелось смеяться, но она затаила дыхание и сумела справиться с комком в горле. Ей нужно так много сказать, столько спросить… Но губы не слушались, черт бы их побрал.

Алекс встал, обошел стол и помог Долли подняться. Потом обхватил ее лицо ладонями и кончиками больших пальцев вытер слезы, проступившие на ее длинных ресницах.

— Я ушел, потому что ничего другого мне не оставалось. Лиззи отчаянно нуждалась в твоей помощи. — Он сделал паузу, помолчал и потом сказал: — А то, в чем нуждался я, могло подождать.

Она протянула к нему руки, залезла под блейзер, ощутила тепло его кожи и биение сердца сквозь белую рубашку, которая не была накрахмаленной. Ну разве чуть-чуть… Как она могла думать по-другому?

— И в чем же ты нуждался?

— В твоем поцелуе. — Долли пыталась что-то сказать, но он приложил палец к ее губам. — Не на спор. Не из-за игры. И даже не потому, что я хотел этого. — Он провел кончиком пальца по ее нижней губе. — Мне было нужно знать, что ты хочешь меня не только в постели.

Долли закрыла глаза, вцепилась в лацканы блейзера, зарылась лицом в грудь Алекса, вдохнула запах его одежды, его кожи, его мыла и поняла, что ничто в мире не пахнет слаще любви.

Она раздвинула языком воротник его рубашки, поцеловала Алекса в ключицу и выдохнула:

— Я люблю тебя, Алекс Кэррингтон.

— А я тебя, Долли Грэхем.

Несколько томительных секунд он стоял неподвижно и гладил ее по голове. Она замерла. Этот момент был прекрасным как в сказке, и Долли не хотела, чтобы он кончался.

Но Алекс — он же Мистер Практичность — заставил ее вернуться к реальности.

— А как ты справилась со своим перечнем?

— Хорошо справилась. — Лучше чем хорошо. Она выиграла самый большой приз на свете. Нет, что бы ни говорил Алекс, а размер все-таки имеет значение.

— Покажешь мне?

Долли открыла глаза и хотела дать ему достойный ответ, но поняла, что не может пошевелить языком. Ей было слишком удобно. Для ответа нужно высвободиться из его объятий, а высвобождаться ей не хотелось.

— Долли… Где твой листок?

Она посмотрела на стол, залитый жидким шоколадом. А зефир больше напоминал валик, с помощью которого маляры красят стены.

— В спальне. — Одной рукой Долли схватила Алекса за галстук, другой взяла вазочку. — Пойдем. Я все тебе покажу. Но сначала тебе придется раздеться.

Его брови взлетели вверх.

— Раздеться?

Она облизала губы.

— Да. Шоколад ужасно пачкает нарядные белые рубашки.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.