Что ж, идея игры оказалась плодотворной.

Понедельник. Вечеринка состоялась всего неделю с небольшим назад, а за это время Долли потеряла покой, компаньонку и провела два одиноких дня в квартире, казавшейся лабиринтом, мечтая о мужчине, которого с тех пор больше не видела.

И у нее еще хватало наглости называть Лиззи потаскушкой!

Жить одной просто невыносимо. Не говоря о том, что она теряет возможность победить в собственной игре, поскольку полностью утратила связь со своим партнером.

Сегодня ей впервые предстоит покупать продукты, руководствуясь лишь собственным вкусом. Полгаллона молока. Цельного, а не этого обезжиренного пойла, которое обычно лакала Лиззи. Сливочный крем. Настоящее масло. Сыр. Печенье «Орео».

Теперь она без Лиззи, которая возвращала на полки половину отобранного и которую по идее должен был хватить удар прямо у кассы. Долли могла сердиться на подругу за ее птичью диету, но все же при ней ела вкусную, здоровую и тщательно сбалансированную пищу.

При ней Долли работала, а не бездумно пялилась в стеклянную балконную дверь. Не написав и половины того, что следовало обсудить на завтрашнем совещании редакции «Девичьего счастья».

Это лишний раз доказывает, что нужно где-то искать новую компаньонку. Она не может составить мало-мальски связную фразу на тему, которой занимается не первый год. Это никуда не годится.

В том, что она привыкла к хаосу, нет ничего удивительного. Долли была в семье шестым ребенком и не знала, что такое тишина и одиночество. Самая младшая из братьев и сестер, она отчаянно сражалась за внимание усталых и вечно занятых родителей, которое в таких условиях неизбежно рассеивалось.

Нельзя сказать, что постоянный шум или необходимость заниматься под громкую музыку доставляли ей удовольствие, но она привыкла к тому, что вокруг царит ад кромешный. Возня, ссоры и потасовки были ей знакомы так же, как собственный нос.

Долли толкала по проходу тележку, трещавшую от пакетов с кукурузными и картофельными чипсами, головками сыра, пакетами с молоком, маслом, печеньем и прочей снедью, пока не очутилась в овощном отделе. Тот напоминал бескрайнее поле, разбитое на красные и зеленые квадраты.

Она так расчувствовалась, что шмыгнула носом. Именно поэтому Лиззи и любила сюда ходить…

Ничего, как-нибудь справлюсь, грустно подумала она. Тащить домой три яблока и два банана вместо полудюжины тех и других было легче и дешевле. Кроме того, существовала твердая гарантия, что все это достанется ей самой. Что бы ни говорила Лиззи, а приступы обжорства нападали на нее частенько.

Желтая и красная разновидности салата-латука, не относившегося к числу любимцев Лиззи. Пакет мелкой морковки, один маленький итальянский помидор, и все. Простой самодельный салатик вместо роскошных готовых, которые всегда выбирала ее подруга.

Эх, сюда бы Лиззи, с тоской подумала Долли, держа в руке свежий огурец и пытаясь оценить его качество по внешнему виду кожуры. Ей не хватает опыта.

— Никого не слушайте. Это неправда.

Долли подняла глаза и увидела Алекса Кэррингтона. Она заморгала, но Алекс не растворился в воздухе, как часто бывало с порождениями ее воображения.

— Что неправда?

Алекс показал взглядом на пупырчатый огурец, зажатый в ее ладони.

— Размер значения не имеет.

Ах какая досада! Он не только увидел, как она тискает огурец, но и заставил ее покраснеть. Пытаясь найти подходящий ответ, Долли помедлила, положила злополучный огурец в тележку, а затем показала пальцем на дыню, лежавшую в тележке Алекса.

— У каждого свои фантазии, верно? — Долли подняла взгляд, пытаясь проверить, попала ли в цель ее шпилька, и тут же пожалела об этом. Следовало продолжать смотреть на океан фруктов и овощей. Неужели за девять дней она умудрилась забыть, насколько Алекс Кэррингтон хорош собой?

Его светлые глаза имели оттенок молодого латука, на твердом подбородке пробивалась щетина. То, что Алекс был на добрых полторы головы выше ее, позволяло Долли беспрепятственно любоваться его широкой грудью и плечами. У нее отчаянно зачесались руки, еще помнившие прикосновение к его рельефным мышцам. Щека еще помнила прикосновение его щеки, кончики пальцев помнили, как их покалывала его щетина, а губы…

Она вздохнула. Следовало бы принять закон, запрещающий кое-кому ходить в супермаркеты. Потому что от их близости у других начинает кружиться голова, а это может кончиться падением и причинением вреда не только им самим, но и продуктам. Не говоря уже о вопиющем нарушении всех правил торговли.

Слава Богу, Алекс не обратил никакого внимания на ее сексуальный намек. Он залез в нагрудный карман крахмальной белой рубашки и вынул из него… нет, не список покупок, а анкету ее игры.

Неужели он все это время носил бумажку с собой? Не может быть! Он просто издевается над ней. Никакой другой причины класть ее в карман у Алекса не было. Долли покачала головой.

— Что вы собираетесь с ней делать?

Алекс поправил очки, развернул листок, нахмурился и поднес его к глазам.

— Хочу проверить, не говорится ли здесь о любимой еде… или пищевых фетишах.

Долли толкнула тележку вперед, но невольно оглянулась. Алекс шел за ней, и Долли вздрогнула. Точнее, задрожала. Что объясняется очень просто. За углом располагалась секция мороженых продуктов, и оттуда дуло так, что зуб на зуб не попадал.

— Могу ответить прямо сейчас. Мои фетиши — это вишня в шоколаде, ореховое масло и попкорн.

— Попкорн? — переспросил он.

— Неважно… Эй, постойте! — Она резко остановила тележку. Алекс шагнул в сторону и с трудом избежал столкновения. Долли злобно уставилась на него. — С какой стати вы меня преследуете?

Алекс растерянно мигнул.

— Преследую?

— Сегодня понедельник. — Она посмотрела на свои часики с Винни-Пухом. — Пятнадцать минут четвертого. Почему вы не на работе? И какие сомнительные дела привели вас в эту часть города?

Его породистая бровь слегка изогнулась.

— Я пришел за продуктами. По-вашему, это сомнительное дело?

— Именно. Учитывая, что вы живете за тридевять земель от меня.

— Увы, ваша гипотеза о преследовании не выдерживает никакой критики. Я живу совсем рядом с этим супермаркетом. Во всяком случае, с недавних пор.

Прекрасно. Вот черт! Конечно, он живет неподалеку… Долли стиснула ручку и развернула тележку так стремительно, что чуть не порвала колесами красный линолеум, устилавший пол супермаркета.

— Вы уже переехали?

— И да и нет. Я купил квартиру в одном из здешних кондоминиумов. Но дом будет сдан только на следующей неделе, поэтому я пока поселился в гостинице. Не имеет смысла продлевать аренду на месяц, если речь идет всего о нескольких днях.

Долли оглянулась, снова толкнула тележку и проворчала себе под нос:

— Самое настоящее преследование.

— Вы что-то сказали?

— Ничего. — Черт бы побрал всех смазливых и сексуальных адвокатов! Нужно сменить тему. Забыть о его близости. Прошлой и нынешней. Забыть о том, что он выводит ее из себя и одновременно… сводит с ума. — Можно задать вам вопрос?

Алекс взял с полки пучок свежего шпината.

— Спрашивайте.

— В каком самом необычном месте вы занимались сексом?

Алекс хмыкнул.

— Разве я не ответил на этот вопрос в прошлый раз?

— Беру свои слова назад. — Долли двинулась в переднюю часть супермаркета. Алекс продолжал идти следом и остановился, когда она встала у полки с испанскими оливками, стоившими шесть долларов девяносто девять центов за фунт.

— Вас не пугает цена?

— С какой стати? Я могу себе это позволить… Кроме того, испанские оливки вызывают у меня грустные воспоминания. У Лиззи на них аллергия. Но теперь она уехала, и я могу есть что хочу.

— Уехала? Куда?

— Съехалась с Майклом. Позавчера.

— Вы шутите?

— Нисколько. — Долли небрежно пожала плечами и сунула ягодку в рот.

— Так… — Алекс тоже взял пластмассовое корытце за шесть девяносто девять и положил его в тележку. — Значит, вы живете в этой огромной квартире одна. А я один живу в роскошном люксе.

— Да, живу. И догадываюсь, о чем вы думаете. Нет, нет и еще раз нет! — Долли положила в рот еще одну оливку, пытаясь успокоиться. Хотя она сделала нерешительную попытку отказать ему, однако направление, которое приняла беседа, вызвало у нее сердцебиение. Она так боялась тишины и одиночества в пустой квартире, что готова была принять это неслыханное предложение.

— Почему? Это было бы идеальным решением нашей проблемы.

— Какой проблемы? Не вижу никакой проблемы, которая ждала бы решения. — Она обогнула полки с оливками и направилась к полкам с пакетами только что обжаренного индонезийского кофе «Манделинг».

— А арендная плата? Я мог бы вносить долю Лиззи. И даже добавить несколько долларов сверху.

В деньгах она не нуждается. Деньги у нее есть. Но перспектива тишины и одиночества сводит ее с ума. Внезапно Долли пришло в голову, что предложение Алекса Кэррингтона — о Господи, и зачем только его сюда принесло? — позволяет дать быстрый ответ на вопрос о том, что ей делать с квартирой. Одиночества она просто не вынесет.

Она потрогала пальцем фунт яванского кофе в бумажном пакете.

— Деньги не проблема. Сами знаете, «Девичье счастье» пользуется большим финансовым успехом.

Алекс кивнул и повел ее к полке с гавайским кофе сорта «Кона».

— И все же там слишком много места. Три тысячи квадратных футов — это серьезно. Одному человеку с ними не справиться.

— Я справлюсь, — ответила она и нахмурилась, поняв, что выбрала кофе, подчинившись его совету. Ничего себе привычки! Разориться можно! Впрочем, она с самого начала знала, с кем имеет дело.

— А я привезу с собой кофеварку.

— На углу есть кофейня. — Она бросила пакет с «Коной» в его тележку, развернулась и со всех ног побежала в хлебобулочный отдел, боясь, что вот-вот отдаст Алексу вторые ключи.

Это было бы полным безумием. Алекс Кэррингтон? У нее в квартире? Разве она сможет жить рядом с этим человеком? Он — шершавая скала, оштукатуренная стена, классная доска, в которую она упирается ладонями, горячее кожаное сиденье автомобиля под ее шортами. Так почему же мысль о том, чтобы жить с ним под одной крышей — пусть временно, — возбуждает, а не отвращает ее?

Ее нервные окончания горели синим пламенем. Взволнованная Долли тяжело вздохнула, протянула дрожавшую руку и взяла упаковку с тремя яблочными лепешками и буханку овсяного хлеба с корицей. Интересно, нравится ли такой хлеб Алексу Кэррингтону?

Она подняла глаза и заметила, что Алекс наблюдает за ней.

— А хлеборезка у вас тоже есть?

— Слишком много возни.

— По-вашему, с кофеваркой возни меньше?

— Кофе — предмет первой необходимости. — Алекс пожал плечами, и белая рубашка обтянула его внушительные мускулы.

— Только не для меня. — Она потрогала пальцем упаковку с луковыми булочками. Зловонное дыхание. Великолепное средство для отпугивания сексуальных, широкоплечих мужчин. Долли бросила упаковку в тележку.

Алекс сделал то же самое.

— А игра в «Мусорщика» для вас тоже не предмет первой необходимости?

К чертовой матери игру! В конце концов, зачем ей какой-то круиз? Больше всего на свете ей нужна лоботомия, причем немедленно. Иначе она скажет «да».

Нужно бежать из этого супермаркета, пока у нее еще осталась хоть капля разума.

— Вы же не пожелали в ней участвовать!

— Просто сказал, что она может подождать.

Да, он так сказал. А еще сказал, что узнал вполне достаточно для одного вечера. Фразу, которую Долли не успела как следует обдумать.

— И что, дождались?

— Кажется, время самое подходящее. — Алекс пошел к кассе.

Долли заторопилась следом.

— Какое время? И для чего оно подходит?

— Для того чтобы снова поиграть с вами.

О Боже… У нее похолодело в животе.

— Очень смешно.

— Долли, я говорю о «Мусорщике». — Алекс обернулся и быстро посмотрел на нее. — А вы о чем?

— Сомневаюсь, что вы хотите переехать ко мне только для того, чтобы продолжить игру в «Мусорщика». — Долли понятия не имела, зачем ему понадобилось переезжать к ней.

Деньги? Нет, деньги тут тоже ни при чем. Как и смехотворная ссылка Алекса на то, что в номере гостиницы ему слишком тесно. Если речь идет о нескольких днях, то их можно прожить и в тесноте.

Но разве можно согласиться на его переезд только из-за страха одиночества? Долли не хочет, чтобы Алекс Кэррингтон был ее соседом, шумел, расхаживал по квартире в одних трусах и мешал ей думать.

Не хочет, чтобы он был рядом. Не хочет, чтобы он переезжал. А больше всего она не хочет признаваться в том, что стала отъявленной лгуньей.

— Я бы не стал переезжать к вам только ради «Мусорщика», — сказал он и встал в самую короткую очередь к кассе.

Долли встала в соседнюю очередь. Не слишком близко, но и не так уж далеко.

— Тогда почему? Не вижу ни одной причины, — заупрямилась она.

Алекс снял очки, сунул их в нагрудный карман и посмотрел на нее. Его взгляд был долгим, пристальным и властным.

Долли не может на это согласиться. Не может, и все! Его взгляд на нее не действует. Остается всего ничего: отстоять очередь, заплатить за продукты и как можно скорее уйти из супермаркета. Еще десять — пятнадцать минут, и она снова придет в себя.

Кому она морочит голову?

Девять дней назад она забралась к этому мужчине на колени и потребовала, чтобы он улыбнулся. Он не только улыбнулся, но дал ей еще кое-что. Крепко поцеловал при всех, заставил ощутить вкус его губ, тепло и аромат тела, а потом сказал несколько насмешливых слов, уверенный в том, что она никогда не сможет его забыть.

И тут Алекс полностью разрушил ее план бегства. Использовав довод, который она не смогла опровергнуть. Хотя пыталась.

Он просто сказал:

— Потому что вы не можете придумать причину для отказа. И потому что я убеждаю вас согласиться.

Что ж, верно… Она прищурилась и спросила:

— Когда сдают ваш кондоминиум?

— Через две недели. Максимум через месяц.

Две недели она кое-как вытерпит. Месяц… Гм, это уже сложнее. Может быть, она сумеет привлечь к этому делу Майкла, чтобы тот поторопил приемочную комиссию. Или натравит на Майкла Лиззи. Пусть лучшая подруга расплачивается. В конце концов, эта заваруха с квартирой началась по ее вине.

О Господи, о чем она думает? Чистейшее безумие. Если бы Алекс смотрел на нее умоляющим взглядом бездомного щенка, это бы еще можно было понять. Но нет, его взгляд был твердым, решительным и ликующим.

Долли вздернула подбородок, прищурилась и ответила на его вызов.

— Если это случится, то не надейтесь, что я размякну. Я не буду покупать вам продукты. Не буду стирать ваше белье, чистить вашу одежду и мыть за вами посуду. Более того, наше совместное проживание не даст вам никаких преимуществ в игре.

— Бросьте, Долли. Я одержу победу в этой игре независимо от того, будем мы жить вместе или нет. — И Алекс с таким видом, будто имел на это полное право, покинул свою очередь, подошел к ней и переложил в ее тележку все свои продукты. Включая дыню.

— Маленькая поправка, господин советник. — Следует с самого начала расставить все точки над «i». Пульс Долли ускорился, сердце забилось как сумасшедшее, она дрожала всем телом и почувствовала, что просто обязана напомнить себе, как обстоит дело. — Мы будем жить с вами под одной крышей. Это совсем не то же самое, что жить вместе.

Он пожал плечами.

— Слова, слова, слова…

— Если мы с вами договорились, тогда… — Долли не верила собственным ушам. Неужели это говорит она? Говорит, зная, что Алекс будет трактовать эти слова так, как ему будет выгодно? — Тогда давайте мне деньги. — Она протянула руку. — Я рассчитаюсь сама. А вы ступайте за своими вещами. Встретимся дома.

Алекс чувствовал, что ему несказанно повезло. Однако это оказалось труднее, чем он думал. А он думал об этом всю последнюю неделю. Он привык к мысли, что его отношения с Долли Грэхем развиваются по известному принципу «шаг вперед, два назад».

Но до чего же приятными были шаги вперед!

Мало кто мог тягаться с Алексом Кэррингтоном в искусстве словесного фехтования. Ему доставляло наслаждение переиграть оппонента. Тем более такого ершистого и воинственного, как Долли Грэхем.

Он и сам толком не знал, чем закончатся их отношения. Владевшее им возбуждение Алекс приписывал игре. Ему еще никогда не встречался столь сильный, упрямый и неукротимый противник.

Пирсинг, татуировка, необычная прическа, гардероб старшеклассницы… Все это было ему непривычно. Долли Грэхем представляет собой странную смесь. В ней есть все, что Алекс хотел видеть в женщине, и все, чего он до сих пор упорно избегал.

Интересно, как сложилась ее юность? Нонконформисту трудно жить в современном мире. Внезапно Алексу показалось, что эта молодая женщина чем-то напоминает его мать, много лет назад ушедшую из семьи под предлогом того, что она хочет найти себя.

Эта неожиданно пришедшая на ум аналогия заставила его фыркнуть. Малышка Долли Грэхем и высокая, статная Айрин Кэррингтон, урожденная Толливер? Он перебросил через плечо сумку с одеждой и отнес ее в «лексус». На заднем сиденье уже лежал рюкзак и сумка с предметами первой необходимости. Остальные вещи хранятся на складе и ждут, пока их перевезут на новую квартиру.

Новая квартира… Переезд слегка пугает и в то же время возбуждает его. Нельзя сказать, что на прежнем месте ему было тесно. Просто Алекс испытывал там непонятный душевный дискомфорт.

Приобретение новой квартиры стало для него неким символом. Он несколько лет напряженно работал, добился солидного успеха и получил возможность жить, не заботясь о деньгах. Ощущение свободы пьянило Алекса. Отец мог бы им гордиться.

И все же в последнее время он испытывал странное неудовлетворение и даже апатию. Люди, с которыми он общался на работе и после работы, перестали интересовать его. В том числе и женщины, с которыми он встречался. Кажется, в психологии это называется синдромом достижения цели… Ему требуется встряска. Перемена обстановки и привычного стиля жизни. Может быть, Долли Грэхем сможет дать Алексу то, чего ему не хватает?

Дверь с грохотом захлопнулась, и лифт пошел наверх. Волноваться не имеет смысла. На этот раз его ждет что-то вроде каникул. Он собирается насладиться Игрой, завоевать приз и отправиться в плавание на яхте.

Там он будет один, погреется на солнышке, а заодно и подумает о том, почему эта женщина так влечет его. И что с этим делать.

Лифт вздрогнул и остановился, дверь со скрипом открылась. Алекс ждал, что Долли встретит его в золотых доспехах валькирии, с длинным луком и двухметровым копьем, взятым наизготовку.

Но в квартире было тихо. Свет горел только в прихожей, остальная часть квартиры утопала в темноте. Алекс вошел в гостиную и опустил сумки в красно-желтое клетчатое кресло.

Со слов Майкла он знал, что половина Лиззи находится справа от гостиной. Комнаты Долли расположены с другой стороны, отделенные от остальной квартиры кухней. Алекс услышал доносившийся слева шум воды и пошел туда.

На Долли была та же одежда, что и в супермаркете. Однако она успела переобуться, надев кроссовки на самой толстой полиуретановой подошве, которую ему до сих пор доводилось видеть. Очевидно, они не предназначены для занятий спортом.

Носки Долли надевать не стала. Ее обрезанные красные джинсы были на три-четыре сантиметра ниже колена, черный хлопчатобумажный топ в красный горошек туго обтягивал маленькую грудь.

Алекс понял, что ошибся. Этот наряд сделал Долли похожей не на подростка, а на воспитательницу детского сада. С одним маленьким исключением. Воспитательницы детских садов не пытаются привлечь к себе внимание с помощью нижнего белья. Сегодня она надела лифчик типа «вундербра», увеличивающий грудь. Как ни странно, от этого у него сразу полегчало на сердце и улучшилось настроение. Алекс готов был поклясться, что на ней простой белый лифчик, самый невинный из всех.

Она уже закончила извлекать мякоть из приобретенной Алексом мускатной дыни и резала половину арбуза, которую купила сама.

Алекс хитро улыбнулся. Еще один кусочек головоломки встал на свое место.

Он остановился у дальнего угла барной стойки и посмотрел на Долли, орудовавшую разделочным ножом с легкостью профессионального повара.

— Каждый платил за свои продукты сам. Как будем есть, чтобы было по справедливости?

— Что мое, то мое. А что ваше, тоже мое.

У Алекса пополз вверх уголок рта.

— Интересно… Это как же?

— Такой знаменитый адвокат, как вы, мог бы и сам догадаться.

— Вы хотите обсудить это?

— Что? — Она начала резать дыню. — Что я окончательно выжила из ума?

Долли пробормотала это себе под нос, и ему показалось, что она не ждет ответа. Именно поэтому он поспешил ответить. На вопрос, которого человек, обладающий менее острым слухом, просто не расслышал бы.

— Конечно. Мы можем обсудить ваше душевное состояние. Или то, как мы будем делить расходы во время моего проживания здесь.

— Никаких расходов не будет. Я передумала. Вы не можете остаться здесь.

— Увы, слишком поздно. С точки зрения закона фактическое обладание собственностью — это девять десятых формального. — Увидев косой взгляд Долли, стоявшей с острым ножом в руке, он широко улыбнулся и добавил: — Вы завладели моей дыней. Я завладел спальней Лиззи. Так что отступать некуда.

— Гм… Обладание дыней. Ничего себе… Это что еще за закон такой?

— Закон Алекса Кэррингтона.

Долли остановилась, поискала ответную реплику, а потом спросила:

— Какая разница между адвокатом и акулой?

— Первый паразитирует на мерзавцах. Вторая — рыба.

Плюх! Раковину забрызгал ярко-красный сок мускатной дыни.

— Ну ничего. Скоро я придумаю вопрос, на который вы не сможете ответить.

— Сомневаюсь. Я все время был настороже.

— Были или будете?

— А что, есть разница?

— Есть. Для того, кто спрашивает.

— Спрашиваете вы. Что именно вы хотите знать? Если это вопрос из анкеты, я на него отвечу.

Она вонзила острие ножа в пластмассовую поверхность разделочной доски.

— Что я хочу знать? — наконец спросила Долли, и Алекс понял, что слишком долго смотрит на ее руку, крепко стиснувшую ручку разделочного ножа.

Он перевел взгляд на ее лицо и кивнул.

— Семейство, род, вид и имя вашего первого домашнего животного, — решительно начала Долли.

Игра продолжается.

— Семейство? Гм… псовых. Собака. Ирландский сеттер. Бандит.

— Выходит, вы были ребенком? — Она изобразила удивление.

— Был, — с досадой ответил Алекс.

— Серьезно? Вы выглядите так, словно стали взрослым давным-давно.

Алекс посмотрел на свою крахмальную белую рубашку, темно-синие брюки, черный ремень и легкие туфли из кожи крокодила.

— Я выгляжу так уже лет десять.

— Я не о том. Вы выглядите… и ведете себя так, словно родились не в сорочке, а в черном выходном костюме от Хьюго Босса.

Этот образ мог бы вызвать у Алекса улыбку. Если бы он позволил себе улыбнуться. Но он себе этого не позволял. Обычно.

— Угу.

Сделав серьезное лицо, Алекс сел на угол стойки и начал следить за тем, как Долли тщательно нарезает дыню кубиками, а арбуз кружочками. Очевидно, на обед будет фруктовый салат. Помощь не требуется; она прекрасно справляется сама.

Он устроился поудобнее. Ее брови были сосредоточенно сведены на переносице, белые зубы слегка прикусили пухлую нижнюю губу. Долли была воплощением энергии, целеустремленности и детской решительности, которая казалась ему очаровательной.

Он заморгал. Вот тебе и раз…

Алекс Кэррингтон очарован? С какой стати? Может быть, все дело в эпитете? Детской?..

Долли переложила кусочки дыни в большую керамическую миску и пошла к холодильнику за черным виноградом и грейпфрутами.

— Сколько времени у вас прожил Бандит? — не оборачиваясь спросила она.

Черт бы побрал этих любопытных женщин…

— Не очень долго.

Заинтересованная Долли выглянула из-за дверцы холодильника.

— Что с ним случилось?

— Долгая история.

Дверца захлопнулась.

— А вы куда-то торопитесь?

Подальше от этой беседы, внезапно ставшей слишком интимной, и от этой слишком уютной домашней сцены… Алекс выпрямился и потянулся.

— Знаете, я бы не прочь принять горячий душ. Время еще есть?

Так!

— Господин советник, кажется, вы уклоняетесь от ответа. Должна напомнить, что вы поклялись говорить правду, всю правду и ничего кроме правды.

Ну вот, теперь она бессовестно пользуется его профессией. Что-то будет дальше?..

Алекс перегнулся через стойку, схватил кубик дыни и сунул его себе в рот.

— Когда мне было тринадцать лет, моя мать отправилась искать себя и забрала Бандита. Ему нравились путешествия. Он сидел у открытого окна на переднем сиденье. На месте, которое считал своим.

Алекс тоже любил путешествия, но мать выбрала не его, а пса. Старая история. Старая боль. Умершая, похороненная и забытая.

Лицо Долли заострилось, взгляд стал стальным. Черт побери, такой взгляд мог бы пронзить даже крышку гроба. Эти глаза… умные, проницательные золотистые глаза, пожалуй, слишком опасны.

Да, сложная она личность. Сколько он здесь пробудет? Две недели? Месяц? Придется попотеть…

— Алекс…

— Гм?

Долли оторвала от грозди пригоршню ягод и бросила их в дуршлаг, чтобы промыть.

— Вам нужна собака. Как только вы поселитесь на новом месте, непременно заведите собаку. Большую, лохматую и с чувством собственного достоинства. Вроде колли. Ирландские терьеры — создания очень славные, но с шотландскими овчарками их не сравнишь. И гулять с шотландцами — настоящее удовольствие.

Опять эта дешевая психология…

— У меня нет времени для собаки.

— Будет собака, появится и время. — Она промыла ягоды и потянулась за рубиново-красными кружочками арбуза. — А свободное время вам очень нужно.

Ничего себе решение проблемы…

— Не говорите так.

— Нет, буду. Потому что никто другой вам этого не скажет. Вы не умеете расслабляться. Это ваша самая большая проблема. Едва ли вы родились таким скованным. Просто забыли, что нужно чем-то питать живущего внутри вас мальчика. — Она казалась очень довольной собой.

— В самом деле?

— Несомненно. Этим и объясняется, что вы всегда такой… замороженный, — сказала она, тщательно снимая кожуру с грейпфрута.

— Выходит, я замороженный, потому что мать забрала мою собаку?

Нет, не поэтому. Потому что мать лишила его детства, бросив на отца, который никогда не совершал ошибок и не позволял ошибаться сыну.

Нет. Долли сильно упрощает, сводя все к потере собаки. Кажется, он переоценил ее проницательность. Она находится в плену дешевых стереотипов.

Долли пожала плечами.

— Дело не столько в потере Бандита, сколько в потере матери. В тринадцать лет это означает прощание с детством. А как к этому относился ваш отец? Догадываюсь, что он хотел видеть вас совершенством. Именно поэтому вы так ненавидите ошибаться. И так боитесь этого.

Пораженный Алекс уставился на нее во все глаза, а потом пробормотал:

— Спасибо, доктор Грэхем.

Долли скорчила гримасу.

— Пожалуйста. Такова обратная сторона нашей профессии. Которая уже стоила мне одной компаньонки.

— Лиззи вы тоже советовали завести собаку?

— Гм… — Она нарезала грейпфрут кружочками и разделила каждую дольку на четыре части. — Наверно, собака была бы лучше, чем анкета.

— Знаете, Долли, — слезая со стола, сказал Алекс, — ваш мозг работает очень странно. И я не уверен, что хочу понять, как это у вас получается.

— По-вашему, я веду себя чересчур… э-э… — она выпрямилась и посмотрела ему в лицо, — вызывающе?

Алекс вспомнил то утро, когда сознательно бросил ей в лицо оскорбление. Он ошибся, решив, что в ней нет загадки. Загадка в ней есть, но все же это не делает Долли женщиной в его вкусе.

Он кивнул, признавая ее правоту.

— Как минимум, необычно.

— Иными словами, вы хотите сказать, что я не вызывающая, а всего лишь странная. — Она бросила фрукты в миску и вымыла руки от липкого сока. Этот жест символизировал нежелание продолжать беседу. — Еще немного таких сладких разговоров, и вы не станете есть дыню.

Я бы охотнее съел тебя. Алекс заморгал, удивленный этой предательской мыслью. А потом улыбнулся. Во второй раз за день. Против воли. Хотя Бог свидетель, он сопротивлялся как мог.

Как он выразился? Попотеть? Слишком слабо сказано… Он слегка откашлялся и покрутил головой. Внезапно воротник рубашки стал ему узок.

— Ну что, вернемся к правилам общежития?

Она кивнула.

— Если раньше я готовила обед на одного, то теперь буду готовить на двоих. Когда вы дома. Когда вы отсутствуете, то готовьте сами. Когда у меня не будет настроения готовить, то же самое. В общем, что касается еды…

— …То я должен рассчитывать на самого себя. Понятно. Очевидно, обратное тоже верно. Если я готовлю для себя, то готовлю и для вас.

— О’кей. — Она погрозила ему пальцем. — Но не прикасайтесь к моему белью!

— Не прикасаться или не стирать? — спросил он, хватая грейпфрут и давая Долли время подумать над ответом. — Потому что, когда я был здесь в последний раз, правила на этот счет менялись. Я просто хочу уточнить.

Долли зарычала, бросила нож и разделочную доску в раковину, схватила пакетик с картофельными чипсами, пачку печенья «Орео» и вылетела с кухни.

Слегка улыбаясь, Алекс закончил делать фруктовый салат, вынул из холодильника кусок грудинки и сунул его оттаивать в микроволновую печь. Потом нашел масло, чеснок и встроенный гриль.

Что ж, может быть, в интимной и домашней обстановке нет ничего ужасного. Может быть, он делает из мухи слона. Итак, она восприимчива. И слишком привлекательна, чтобы можно было сохранить душевный покой.

Но сформулированные Долли правила общежития его полностью устраивают.