Алекса нельзя было назвать общительным человеком. Он исполнял обязанности. Деловые обеды. Руководители фондов. Вкладчики. Приемы. Презентации. Он редко куда-нибудь ездил без предварительной договоренности. И наносил визиты только тому, кто мог ответить ему тем же.

А потом наступил тот памятный вечер у Долли. Он сделал глупость, приняв участие в Игре. И чем это кончилось? Тем, что он переехал из приличного гостиничного номера в сумасшедший дом.

Алекс ни разу в жизни не опоздал в суд. Но вчера утром успел плюхнуться на место за секунду до того, как бейлиф объявил: «Прошу встать».

Следующие два дня он провел в конторе, благо дел хватало. При желании там можно было бы и ночевать. Он привык спать на диванах.

Но вчера вечером он возвратился домой просто потому, что желал услышать дыхание Долли. Говорить ему не хотелось. Слушать тоже. И только изредка хотелось увидеть ее обнаженной. Но когда Алекс увидел ее спящей, ему и в голову не пришло что-то предпринять.

Дверь в ее часть квартиры была открыта. За первые четыре дня проживания он ни разу не вошел туда. Уважение права на уединение было частью их договора. Но она первой нарушила условия сделки, вторгшись к нему в душ.

Если бы Долли покоилась на атласных простынях, облаченная в кружева и черный шелк, или если бы покрывало валялось в изножье кровати и на Долли не было бы ничего, кроме татуировки беспризорника, возможно, он тоже сбросил бы с себя одежду.

А так… можно было только стоять и смотреть.

Комнату освещали ночники. Все розетки были заняты. В трех углах комнаты стояли торшеры, отбрасывавшие зыбкие тени на стены.

Он посмотрел на потолок и заморгал глазами. На огромной фреске в голубых и зеленых тонах были изображены всевозможные морские твари, любовавшиеся спящей Долли. Это была комната ребенка, а не место, где женщина и мужчина могли бы заниматься любовью.

Если бы эта женщина лежала посреди необъятной кровати и смотрела на Алекса затуманенными глазами, у него возникли бы трудности. Как будто она была ведьмой, а он больным. Поскольку ему ни то ни другое не нравилось, он повернулся и вышел из спальни.

Но в другом конце квартиры было не слаще. Он был слишком взбудоражен, долго не мог уснуть, а когда принимал горячий душ, вспоминал, как прижимал тело Долли к стенке кабины.

С Алексом никогда не случалось ничего подобного. Все вышло само собой. Сгоряча, в угаре страсти и впопыхах.

Как и следовало ожидать, ее обнаженное тело оказалось стройным, но это было тело женщины, а не ребенка. Он дал волю своему сладострастию, однако Долли предложила ему нечто большее. Ее страстность и честность в постели не имели себе равных. И это не давало ему покоя.

С тех пор прошли ровно сутки. Они с Долли праздновали новоселье Лиззи. Отношения между Алексом и Долли так и остались невыясненными.

Алекс стоял на площадке второго этажа перестроенного Майклом склада и смотрел вниз.

Долли и Лиззи сидели в углу кабинета, отгороженного от остального помещения, и обсуждали концепцию дизайна нового логотипа.

Долли приехала лишь несколько минут назад, когда он поднимался на второй этаж. Лиззи тут же отозвала ее в сторону, дав Алексу несколько минут, чтобы забыть вчерашнюю девушку в ярко-розовой пижаме и привыкнуть к сексуальной женщине с обнаженными плечами. Верхняя часть ее тела была прикрыта двумя кусочками черной и блестящей ткани, скрепленными лишь бархоткой на шее.

На груди красовалась темно-красная роза. Долли надела красную юбку длиной до колена и очень открытые изящные босоножки в тон — черные ремешки перемежались с красными.

Наряд был чертовски сексуальным.

А сама Долли — чертовски сексуальной.

И Алекс от души надеялся, что успеет переехать в свой кондоминиум еще до того, как начнет петь серенады под ее балконом.

Долли сидела на углу письменного стола Лиззи и изучала свой новый логотип. Впечатление было ошеломляющее. Черная кружевная сеть и потрясающе женственная паучиха…

Восемь чрезвычайно длинных паучьих ног складывались в надпись «Девичье счастье». Глаза паучихи были в два раза больше ее головы, которую украшала сидящая набекрень живописная желто-розовая шляпа.

Все было идеально. Долли прижалась щекой к плечу подруги.

— Ох, Лиззи… У меня нет слов.

— Сомневаюсь, что это окончательный вариант. — Лиззи щелкнула мышью, закрывая файл, выключила компьютер и заправила за уши пряди, выбившиеся из конского хвоста на затылке. — Но я рада, что тебе нравится.

Ого… Это уже не та Лиззи, которую знала Долли. Настроение хуже некуда, одноцветные туфли на низком каблуке, не имеющие ничего общего со стилем, проповедовавшимся «Девичьим счастьем». Долли вывела подругу из-за стола и быстро увлекла в угол у двустворчатой стеклянной двери, которая вела в сад.

Она приоткрыла дверь, отгораживаясь от шума. Праздник начался давно, и гости были уже изрядно навеселе.

— Что с тобой? Почему у тебя такое несчастное лицо? Ты празднуешь новоселье, а сама дуешься и портишь настроение гостям.

— Все в порядке. Просто я устала. — Лиззи попыталась изобразить улыбку и подставила лицо прохладному вечернему воздуху. — Всю неделю работала как собака.

— Над моим логотипом?

— Нет, — покачала головой Лиззи. — Тут большей частью работала графическая программа. Спасибо Сесили. Вовремя она ее купила.

— Тогда почему ты так расстроена? — подбоченившись спросила Долли. — И почему не позвала меня помогать готовиться к приему гостей?

— Мне помогал Майкл. — Лиззи вернулась в комнату, взяла со стола пачку конвертов и начала перебирать их. — Во всяком случае, пытался. В перерывах между ссорами.

Неужели причиной этих ссор стала Игра?

— Только не говори мне, что вы ссорились из-за неопущенного сиденья унитаза. Или из-за того, что кто-то выжимал пасту из тюбика не с той стороны.

На этот раз улыбка Лиззи была намного более естественной.

— Это я пережила бы. В общем, ничего особенного не случилось. Я влюбилась в законченного мерзавца. Придется с этим смириться. Если мне это не удастся, обращусь к психоаналитику.

Долли отняла у подруги конверты и бросила их на письменный стол.

— Ты говоришь таким тоном, словно это не имеет никакого значения.

— Что именно? Что мне придется смириться или что я обращусь к психоаналитику?

— И то и другое. Немедленно выкладывай, что ты натворила. А потом я надеру тебе задницу.

Лиззи невольно рассмеялась.

— А как же правила дружбы?

— Я их придумала, я и изменю, — сказала Долли. Она увидела, что Лиззи подняла глаза, и посмотрела туда же. На лестничной площадке второго этажа стояли Майкл Адамс и Алекс Кэррингтон.

Обе женщины дружно вздохнули. Этот вздох был красноречивее всяких слов. Майкл и Алекс были почти одного роста; первый был выше всего на пару сантиметров. Комплекцией они тоже напоминали друг друга, оба обладали классическими телами пловцов, только Алекс был немного шире в плечах.

Лиззи наклонилась и прошептала подруге на ухо:

— Понимаешь, это новоселье нужно мне для карьеры. Самая настоящая выставка. Стоило потратиться, чтобы получить признание.

— А я попытаюсь описать увиденное. В конце концов, редакционные статьи — это моя работа.

Однако пока что Долли не видела ничего и никого, кроме Алекса. На нем были темно-зеленые брюки, кожаные туфли и просторная рубашка из черного льна.

Неформальный прикид Алекса смотрелся куда более гармонично, чем ее претенциозный наряд, составленный по рекомендациям профессионалов. Представить их вместе невозможно. Они сочетались так же плохо, как горох с морковью, как ореховое масло с желе, как отложной воротник «Питер Пэн» с лифчиком фасона «Тинкербелл», как… круглая дырка с квадратным колышком. Эта мысль заставила Долли вздрогнуть. Во-первых, колышек у Алекса был не квадратный. Во-вторых, его нельзя было назвать колышком. Это скорее…

Почувствовав на себе пытливый взгляд Лиззи, Долли перестала пялиться на лестничную площадку и повернулась к подруге.

— Что?

Лиззи отвела взгляд, а затем снова уставилась на Долли.

— Если бы я тебя не знала, то решила бы, что не я одна скулю как брошенный щенок.

— Странно. Ты впервые призналась, что скулишь и чувствуешь себя брошенным щенком.

— Ты не ответила мой вопрос.

— На какой вопрос?

— Что у тебя с Алексом?

— Ничего особенного. — Долли пожала плечами. Лиззи все равно узнает. Не сейчас, так потом… Она подумала и решила взорвать свою бомбу: — Мы играли в жмурки, и он поцеловал меня. Потом мы стали партнерами по игре. И он переехал в нашу квартиру.

— Что? — взвизгнула Лиззи. К ним тут же повернулся десяток голов. Она схватила Долли за руку, притащила на кухню и надулась.

— Интересно, когда ты собиралась сообщить мне эту замечательную новость?

— Я не говорила, что она замечательная.

— Этого и не требуется. Я знаю, сколько будет дважды два.

— Сколько же?

Лиззи скрестила руки на груди и смерила подругу гневным взглядом.

— То, о чем ты умалчиваешь, договаривает твой вечерний наряд. Последняя рекомендация «Девичьего счастья». Уф… Глазам своим не верю.

Долли знала, что ей следовало надеть свой обычный вечерний наряд, состоявший из сабо и брюк «капри». Или ярко-розовой пижамы.

— Ну и что? Просто мне захотелось одеться попикантнее, вот и все.

— Слушай, кому ты морочишь голову? Одеться попикантнее? С какой стати? Раньше тебя можно было затащить в бутик только на аркане.

— Какой длины? — Долли не собиралась выслушивать ни нытье подруги, ни ее оскорбления.

Лиззи подбоченилась.

— Брось, Долли. Белье у тебя, может, и сексуальное, но все остальное… Ты носишь пижамы там, где подавляющее большинство людей носит джинсы, деловые костюмы и даже вечерние платья.

— Это самая нарядная вещь, которая у меня есть. А я надевала ее только один раз… — Долли перестала оправдываться и отбросила волосы. Что бы она ни лепетала, от Лиззи ей не спастись.

Так оно и вышло. Лиззи продолжила аналогию.

— Пижамы предназначены для сна. Вот почему большинство людей носит их только после наступления темноты. Когда ложатся в постель.

— Да, но большинство людей вынуждены ходить на работу. А мне повезло. Я работаю на дому.

— И Алекс тоже?

— Он по преимуществу работает в офисе.

— Я имела в виду не это.

— А что же?

Лиззи была готова лопнуть от досады.

— Ты носишь пижаму, когда он рядом? Или предпочитаешь что-нибудь более открытое?

— Например?

— Например, наряд из собственной кожи.

У Долли запылали уши.

— На что ты намекаешь?

— Ты спишь с ним? — выпалила Лиззи.

— Сплю с Алексом Кэррингтоном? Не смеши меня. — Она моется с ним в одном душе. Но не спит.

— Ладно. Не спишь. Ты занимаешься с ним любовью?

Набор уклончивых фраз у Долли был неисчерпаемым.

— Нет. Я стою в кухне и разговариваю с тобой.

— Ты занималась с ним любовью?

Долли слишком долго искала ответ. С того момента прошло тридцать шесть часов, а ее тело все еще покалывало. Тридцать шесть часов. Неужели так давно?

Казалось, что они, голые и мокрые, рухнули в постель лишь несколько минут назад, забыв про полотенца, вынутые Алексом из бельевого шкафа. Но трение и шелковые простыни быстро согрели и осушили их тела. Никто из них не сказал ни слова. Зато они дали волю рукам и губам.

Их второй акт в постели был таким же быстрым, страстным и безрассудным, как и первый — в душе. Неужели для Алекса время течет по-другому? А вдруг она перестаралась и отпугнула его своим пылом?

— Я знала это. Ты действительно спишь с ним. — Шепот Лиззи был достаточно громким, чтобы перекрыть карибскую музыку, звучавшую в гостиной.

Долли знаком велела ей говорить потише.

— Я не занимаюсь с ним любовью. Это было только один раз. Да и то случайно. Ничего подобного мы делать не собирались. И повторения не будет.

— Почему не будет?

— Что ты имеешь в виду? — Долли и сама хотела бы знать ответ на этот вопрос.

— Не говори мне, что Алекс плох в постели. Женщина определяет это с первого взгляда. По походке.

— Нельзя сказать, что мы были в постели в полном смысле этого слова. — Она не собиралась делиться с подругой своими восторгами. — Это случилось в кабине душа. По крайней мере, в первый раз.

— Это сильно меняет дело. — Лиззи вытянула руки, изобразила две чаши и взвесила ответ Долли. — Сначала ты утверждаешь, что не спала с ним, а потом считаешь разы.

— Два раза, Лиззи. Два. — Долли подняла вверх два пальца. — Вот и все. Причем один за другим. Без перерыва.

Судя по выражению лица Лиззи, мужские возможности Алекса произвели на нее сильное впечатление.

— Неплохо. Когда?

— Не твое дело. Но… — Долли изучала лицо Лиззи. Там не было ни намека на осуждение. Только интерес лучшей подруги.

И ее же несносное любопытство.

— Но?.. — Лиззи поторопила ее и вопросом, и соответствующим жестом.

— Но… Ох, Лиззи! — Долли закрыла лицо руками. — Я никогда не испытывала ничего подобного.

Подруга вздохнула, покачала головой, полезла в холодильник, достала два стакана с напитками и передала один из них Долли.

— Майкл смешивает коктейли в другой комнате. Но это дело не терпит отлагательства. Выкладывай, иначе я умру от любопытства.

Долли сделала глоток, потом другой и перестала притворяться, что не нуждается в алкоголе для успокоения нервов. Их покалывало и жгло со вчерашнего утра. Стоило только вспомнить, как мощно и жадно Алекс вонзался в ее изнывавшее от желания тело.

Она поставила наполовину опустевший стакан на стойку и обеими ладонями уперлась в крышку.

— Лиззи, со мной такого еще не было. В смысле, с мужчинами. Так бывает только во сне. Как будто ты принимаешь душ с Мэлом Гибсоном или Ричардом Гиром.

Лиззи тоже основательно приложилась к своему стакану, а потом серьезно сказала:

— Долли, Алекс Кэррингтон — мужчина. Ничем не отличающийся от всех остальных. Правда, сам он может думать по-другому.

Еще неделю назад Долли согласилась бы с таким утверждением. Тем более что Алекс смотрел на нее сверху вниз. Она пыталась отвечать ему тем же и не видела ничего, кроме накрахмаленной рубашки и титула «эсквайр», стоявшего вслед за его фамилией.

Он всего лишь мужчина, а она всего лишь женщина.

— Нет. Лиззи. Он особенный. И во многих отношениях, имеющих для меня значение, лучше остальных. Можешь не качать головой. Я говорю не о постели.

— А о чем? — ничуть не смутившись, спросила Лиззи. — Да, он красив и потрясающе сексуален, но Майкл ему не уступит. И Джонни. И Пит. Здесь найдется дюжина красивых и сексуальных мужиков.

Долли не знала, сумеет ли она объяснить, что именно имеет в виду. И сомневалась, что это вообще нуждается в объяснениях.

— О’кей. Во-первых, он реагирует на мои шутки. Не смеется, но реагирует. И шутит в ответ.

— Ладно. Стало быть, он красивый, сексуальный и забавный.

— Не то что забавный. Он скорее сатирик, чем юморист. У него умный юмор. Сухой, невозмутимый и в то же время лукавый…

— Долли, до меня не доходит. Ты уже давно имеешь дело с мужчинами. Почему именно Алекс?

— А почему именно Майкл?

— Потому что у нас любовь с первого взгляда. А у вас с этим адвокатом не тот случай.

— Любовь? С Алексом? Если еще раз скажешь это слово, я тебя убью!

— Тогда объясни, о чем идет речь. Долли, что у тебя в башке? Скажу тебе честно… — Лиззи покачала головой. — Я думала о вас обоих. Долго думала. Особенно после того вечера, когда вы поцеловались.

— Не знаю. Я ничего не знаю. Не знаю, о чем я думаю, что делаю и что чувствую. Ничего! — Долли ссутулилась. Изнеможение, с которым она так долго боролась, вдруг дало о себе знать. — Я знаю только одно. Меня тянет к нему. И телом, и душой.

— Ты говорила, что он реагирует на твои шутки, но не смеется.

Долли кивнула.

— О’кей. А ты смеешься его шуткам?

— Что?

— Алекс Кэррингтон может рассмешить тебя?

Долли захлопала глазами и задумалась. Потом вытянула из-под стойки табуретку и села. Ее ошеломило не столько это открытие, сколько его последствия.

— Нет. Не может. А я этого даже не заметила…

— Пойми меня правильно. Я считаю, что более подходящего человека, чем ты, Алексу не найти. Но если он не может рассмешить тебя, в то время как ты больше всего на свете ценишь веселье… — Фраза осталась незаконченной.

— Лиззи, именно это и сбивает меня с толку. Мне с ним весело.

— Вся беда в том, что юморист из Алекса Кэррингтона никудышный. Женщины бросают мужчин, потому что те начинают казаться им смертельно скучными.

— Но Алекс не кажется мне скучным. Если только ты не хочешь сказать, что он скучный, как… — Долли ничего не могла с собой поделать. — Как буровая установка.

Лиззи закатила глаза.

— Кто про что… — Она посмотрела на подругу поверх стакана. — Ты имеешь в виду шум или действие?

— Скорее шум, которым сопровождается действие. Как в плохом порнофильме. — Долли часто задышала и испустила несколько стонов, которыми обычно сопровождаются сцены оргазма.

Лиззи чуть не подавилась и вылила остатки напитка в раковину.

— Потише! Слушай, у меня появилась идея.

— Выкладывай поскорее, — пробормотала Долли.

— Если он не может рассмешить тебя, но тебе с ним весело… правда, я этого не понимаю… — Нетерпеливый жест подруги заставил ее заторопиться. — Вечеринка у нас или нет? Пойди и проверь, сумеет ли он сделать это на людях. Долли Грэхем, можешь говорить что угодно, однако любая твоя связь — сексуальная, платоническая, долгая, короткая, какая угодно — будет непрочной, если этот человек не сумеет рассмешить тебя. Потому что в глубине души ты всегда останешься ребенком. Мы с тобой это знаем. Но больше всего это необходимо знать Алексу Кэррингтону.

Долли покачала головой. Именно это пугало ее больше всего. Необходимость снова столкнуться с Алексом. И услышать, что они совершили ошибку. Она не обольщалась. Не считала, что они с Алексом решат пожениться и потерпят такой же крах, как Джонни с Ниной. Но не хотела слышать, что они совершили ошибку.

— Слушай, ведь мне придется говорить с ним. Признаться, что я знаю о его присутствии. И, может быть, даже смотреть ему в глаза.

— Замечательно! Разговаривать с Алексом ты не можешь, но зато можешь трахаться с ним в душе. Такая же чушь, как и все остальное! — Лиззи схватила Долли за локоть и заставила встать с табуретки.

— Все. Пора идти. Посмотрим, будет ли вам так же весело в одежде, как было нагишом.

Когда Лиззи и Долли присоединились к гостям, среди которых, как показалось Алексу, были все участники памятной вечеринки, официальное новоселье закончилось и началась пирушка в узком кругу.

Раздался щелчок выключателя, и зажегся верхний свет. Помещение озарили желтые, зеленые и синие бумажные фонарики, прикрепленные к стропилам.

Звучала громкая музыка, в основном латиноамериканский поп и зажигательная бразильская румба, придававшая электронный привкус множеству горячительных напитков и аперитивов. А азиатские блюда превращали это шумное сборище в полный интернационал.

Майкл смешивал коктейли, которые призваны были залить пожар во рту, вызванный халапеньос. От перца, фаршированного сыром и крабами, слезились глаза и першило в горле. Алекс сумел одолеть три штуки.

И три коктейля. От них слегка кружилась голова, но сознание оставалось ясным. Достаточно ясным, чтобы не искать укромный уголок, куда можно было бы затащить Долли, уведя ее с вечеринки.

Ему хотелось задрать Долли юбку и посмотреть на ее белье. Хотелось ощутить тепло ее кожи. Проверить, как она будет реагировать на его прикосновения. Неужели то, что произошло между ним и Долли, действительно разожгло в них обоих жар страсти?

Они сидели в дальнем конце длинного обеденного стола. Долли расположилась напротив, но весь вечер избегала смотреть ему в глаза. Беседа велась в основном справа от нее и слева от него, так что у Долли имелся повод отводить взгляд.

Причина этого заключалась только в одном — в том, что произошло между ними тридцать шесть часов назад. В кабине душа. А потом в его постели. Потому что после свершившегося факта — точнее, свершившегося акта — они не сказали друг другу ничего, кроме нескольких нежных слов, а потом разошлись по своим комнатам и оделись, готовясь к трудовому дню.

С тех пор Алекс ее не видел, если не считать того, что он следил за спящей Долли, пока мог выдерживать этот подводный мир Жака Кусто. Он избегал ее не преднамеренно. Просто случившееся между ними не лезло ни в какие ворота и не имело перспективы.

Алекс не был сторонником прочных связей. Честно говоря, ему нравилось завоевывать женщин, а не удерживать их. Но женщины, с которыми он имел дело, знали, на что идут. Он неукоснительно придерживался правила: какой бы характер ни носила связь, партнеры должны знать, на какой странице они находятся.

А они с Долли даже не успели открыть обложку.

Просто трахнулись, и все.

— Давай, Сабина, крошка! Веселей! — Зычный голос Джона Хэвиленда заставил Алекса поднять взгляд.

Лиззи и Сабина танцевали перед большим камином, переделанным из старой дровяной печи.

Лиззи поманила Майкла пальцем. Другого приглашения ему не потребовалось. Он выскользнул из-за бара и присоединился к двум молодым женщинам, которые кружились и изгибались под пряную карибскую музыку, разводя руки в стороны, вращая бедрами, откинув головы и потряхивая волосами.

Сабина послала Джонни воздушный поцелуй. Он слез со стула, составил компанию танцорам, после чего разбил неразлучную троицу — отвел Сабину в сторону и устроил их собственную, отдельную вечеринку. Обязанности бармена взял на себя Чарли. Текила лилась рекой. Тем временем Пит ловко орудовал ножом, разрезая на части остатки горьких лимонов. Одну дольку он бросил Памеле.

Та поймала ее и выжала в кружку с пивом. А потом они с Сесили радостно заулюлюкали и начали стучать бутылками и кружками о стол, подбадривая танцоров.

Алекс пристально следил за Долли. Она говорила немного, но он не сомневался, что ей весело. Тело Долли слегка покачивалось в такт музыке. Ее счастливая улыбка была заразительной, и вскоре та же болезнь передалась и Алексу.

Он начал расслабляться.

Случайные пирушки и непринужденное веселье были Алексу в новинку. Они мешали ему сосредоточиться на Игре. Долли слишком быстро забыла, что Алекса привело сюда только желание победить. А он сам должен помнить, что связан с этой публикой лишь временно. На месяц. Срок игры в «Мусорщика». И ни днем позже.

То же относится и к его связи с Долли. Можно позволить себе ненадолго отвлечься. Он будет наслаждаться ее телом и ее компанией, пока это доставляет удовольствие обоим. Лично его это устраивает как нельзя лучше. А ее? Пока неясно. Нужно подождать окончания вечера.

Чем больше Алекс думал, тем сильнее ему нравился этот план. Да. Очень нравился. С таким романом он сможет справиться. Долли так одаренна, так талантлива в любви, что от нее мог бы отказаться только сумасшедший. Но только сумасшедший мог бы думать о продолжительной связи с женщиной, которая порхает по жизни как мотылек и живет по принципу «лови день».

Внезапно Долли громко воскликнула:

— Давай, Лиззи!

Алекс повернул голову и увидел, что Майкл держит в зубах дольку лимона и пытается вытащить ее изо рта сопротивляющейся Лиззи. Женщины поддерживали ее криками, а мужчины болели за Майкла.

Майкл обхватил талию Лиззи, прижал ее к груди и вырвал дольку, помогая зубам языком. Это быстро сломило сопротивление Лиззи. В пользу Майкла говорило то, что он не стал радоваться своей победе.

В отличие от Джонни, который держал в одной руке полученный у Чарли стакан, а в другой — запястье Сабины Причард.

— Кончай, женщина! Давай покажем этим недоделанным, что такое настоящий текила-поцелуй!

Сабина достала из стоявшей на баре миски ломтик лимона и смерила Джонни холодным взглядом.

— Я прощаю тебе этот выпад в адрес женщин, потому что у меня уже готова ответная реплика, которая заставит тебя встать на колени.

— Валяй, малышка! — Джонни Хэвиленд широко улыбнулся, наклонился к Сабине, но стремительно отпрянул, увидев, что долька горького лимона висит на остром кончике разделочного ножа.

Четыре женщины начали криками поддерживать Сабину. Памела взяла в обе руки пустые бутылки из-под пива и принялась отбивать ритм, скандируя:

— От-вет! От-вет! От-вет!

— Джонни Хэвиленд, ты в полном дерьме! — крикнула Лиззи, стоявшая в объятиях Майкла. Теперь, когда официальная церемония закончилась, можно было позволить себе повеселиться.

Даже обычно сдержанная Сесили оперлась локтем о плечо Пита Спрингфилда и пронзительно свистнула. Пит, снявший фартук бармена и вернувшийся к женщине, от которой не отходил весь вечер, заткнул ухо и затряс головой, пытаясь избавиться от глухоты.

Долли, следившая за тем, как здоровенный Джонни хватает в охапку беззащитную Сабину, захлопала в ладоши и присоединилась к кличу Памелы:

— Сэб-би! Сэб-би!

Но той поощрение не требовалось. Она уже спустила обе узкие бретельки черного бархатного топа, который держался на месте только благодаря соблазнительным формам Сабины. А потом взбила пышные волосы и приняла вызывающую позу, подражая знаменитой киноактрисе Мэй Уэст.

Алекс опустился на стул, скрестил руки на груди и вытянул ноги. Его ступня коснулась ступни Долли и отодвинулась. Он ничуть не удивился, когда Долли повторила его жест. С одной небольшой разницей. Она сбросила босоножки и коснулась кончиками пальцев его обнаженной лодыжки. Нарочно. И тут Алекс впервые подумал, что этот вечер может пройти не напрасно.

Майкл увеличил громкость, и маракасы с тамбуринами загремели так, что задрожали стекла и стены. Сабина провела долькой лимона по кончику своего языка и губам, затем потерла ею губы Джонни и наконец выжала лимон себе на грудь. Струнка горького сока потекла в ложбинку между полными грудями.

Увидев эту соблазнительную дорожку, Джонни застыл на месте и лишился дара речи. Алексу пришлось признать, что с Хэвилендом такое случалось редко, но он знал, что это ненадолго. Спустя несколько секунд Джонни испустил вопль гориллы.

От неожиданности у Алекса заколотилось сердце. Он почувствовал зов стихийного начала. Потому что в тот момент, когда Сабина посыпала влажный след солью, Джонни облизал губы и потер руки, а Алекс потянулся к коктейлю (пообещав, что эта порция будет последней), пальцы ног Долли медленно поползли вверх по его голени.

Алекс напрягся, но затем заставил себя расслабиться, боясь спугнуть ее. Нужно выяснить, что у нее на уме. Возможно, сегодня ночью у них будет время, чтобы лучше узнать тела друг друга.

Он хотел растянуть удовольствие, изучить ее чувствительные места, утолить ее голод. Заставить Долли ждать, пока она не начнет умолять овладеть его ею. Но он слишком много выпил… И только тут до Алекса дошло, что пил он совсем немного. Мысли об обнаженной Долли и прикосновение ее ступни к ямке под коленом заставили его забыть обо всем на свете… Он сделал глубокий вдох и сосредоточил внимание на зрелище.

Сабина спустила топ пониже, подставляя грудь Джонни и держа в ровных белых зубах дольку лимона мякотью наружу. Джонни благоговейно опустился на колени, закрыл глаза, сложил руки и застыл на месте. Когда Сабине это надоело, она схватила Джонни за пояс и рывком подняла. Он обвил руками ее талию и закончил движение, крепко прижавшись животом к ее животу.

Потом он приложил язык к соленой шее Сабины и что-то пробормотал, довольный вкусом ее кожи. Сабина кокетливо выгнула шею, облегчая ему доступ и поощряя к дальнейшим действиям.

Долли тоже продолжила свои действия. Она откинулась на спинку стула и достала подъемом ноги до ляжки Алекса. Алекс стиснул стакан, зажмурился и раздвинул колени пошире. Долли повторила ласку, погладив другую его ляжку. Ее пальцы впились в ткань брюк, и из груди Алекса вырвалось негромкое рычание.

Язык Джонни тоже становился более дерзким. Он слизывал соленую дорожку, а потом отклонился в сторону и прошелся по пышной груди. Сабина отвесила ему шутливый подзатыльник и велела не отвлекаться. Он засмеялся и продолжил свое дело, приближаясь к ложбинке между внушительными грудями.

Зато Долли не нуждалась в поправке курса. Пальцы второй ноги забрались под отворот брюк Алекса. Ее кожа была гладкой и прохладной. А его кожа — горячей и волосатой. Простой анатомический контраст между полами вызвал прилив крови к его паху.

Он совершил ошибку, дав свободу этому чертенку. Ни одной женщине не удавалось соблазнить его так легко и быстро. Именно это привлекало его к Долли. Если она чего-то хочет, то добивается этого дерзко, без всяких угрызений совести и настаивает на своем.

До сих пор он соглашался на это. Позволял Долли делать то, что ей хотелось. Она получила компаньона, партнера в Игре и привлекла к себе его внимание. Теперь настала его очередь. Этот эротический танец под столом совсем неплохое начало. Когда язык Джонни добрался до ложбинки Сабины, носки ног Долли заняли стратегически важный плацдарм в районе паха Алекса Кэррингтона.

Джонни слизал последнюю каплю сока, поднял голову и улыбнулся как дьявол. Потом сделал глоток текилы, передернулся, припал ко рту Сабины и высосал сок из ждавшего так долго горького лимона.

Но на этом он не остановился. Его язык отстранил дольку и проник в рот Сабины. Руки женщины впились в его ягодицы, и собравшаяся вокруг толпа взревела от восторга.

Остальные не сводили с них глаз. Сладкая парочка от поцелуев перешла к «грязным танцам», и вскоре к ней присоединились Лиззи и Майкл.

Когда Чарли протянул руки к Памеле, Алекс заметил, что Долли перестала любоваться танцующими и дерзко смотрит ему в глаза.