Истоки и смысл антиукраинской истерии

Когда в юности я читал мемуары главы правительства Украинской Народной Республики (1917-1920), знаменитого писателя Владимира Винниченко, и нашел в них ставшую уже хрестоматийной фразу о российской демократии, которая завершается на украинском вопросе, я даже не представлял себе, что всю последующую жизнь мне придется провести в тени этого точного определения.

Сейчас многие удивляются той истерии, в которую впало российское руководство и аффилированные с ним журналисты и эксперты накануне заключения совершенно невинного, между прочим, соглашения об ассоциации Украины с Европейским союзом. Невинного потому, что даже в случае его подписания и последующей ратификации в российско-украинских отношениях не изменится ровным счетом ничего. Ну ничегошеньки! Украина ниоткуда не выходит, не разрывает ни одного соглашения с Россией, не выгоняет из Севастополя Черноморский флот… Не только украинские, но и европейские политики в один голос уверяют Москву, что содержание документа никак не повлияет на достигнутый уровень российско-украинского сотрудничества… Но мы-то прекрасно понимаем, что разговор не об этом, разговор чисто семейный, понятийный: вот подпишут «хохлы» свое соглашение – и мы их уже никуда не втащим, ни в какой Таможенный союз, ни в какое ОДКБ, ни во что другое, что мы еще придумаем. И придется разговаривать с ними, будто они люди. А они наши братья. И должны понимать, что только с нами им и будет хорошо – и там, где мы сами им скажем.

Но, друзья мои, разве когда-нибудь было иначе, хоть когда-нибудь? Вот провозгласила Украина независимость – я прилетел из праздничного, только начавшего привыкать к сине-желтым стягам Киева в не менее праздничную, гордую августом Москву, – и что же я услышал в кулуарах Белого дома? Танки! Надо направить в Киев танки! Это все не независимость, это заговор против демократии, ну не могут украинцы не хотеть быть вместе с новой Россией.

Потом – референдум о независимости. Все мои московские знакомые из политического мира, за исключением одного-единственного трезвомыслящего человека, Галины Старовойтовой, были убеждены, что референдум провалится, ведь не могут же украинцы – украинцы! – проголосовать за отделение от России? Как же это! И результаты референдума, заметим, были раз и навсегда вытеснены из российского политического сознания, заменены придурковатым мифом о трех алкоголиках, разваливших в Беловежье огромную страну, которой уже и не было. Никому не доказать, что наш первый президент Леонид Кравчук прилетел в Минск с национальным одобрением независимости, что мы денонсировали Союзный договор – и имели на то полное право как страна-подписант, что Кравчук просто пошел навстречу Ельцину, потому что хотел мирного развода, а не новой – только очень большой – Югославии.

А потом – СНГ: какой развод, мы должны создать новую страну! А потом – Черноморский флот: какие переговоры, вы должны сделать так, как мы скажем! А потом – остров Тузла: хотим и насыпаем, ведь это все равно наше. А потом – «оранжевая революция»: почему не голосуете за того, кого избрал Путин? А потом – газ: мы повысим вам цены, но вы все равно должны нас благодарить за то, что мы вас содержим. И теперь вот опять Украина куда-то уходит, хотя никуда и не приходила. Впрочем, Москве это неинтересно, потому что в ее подсознании мы, украинцы, не имеем права голоса, а только Россия имеет.

Вся дискуссия об Украине – это дискуссия между Лениным и Сталиным накануне создания СССР. Сталин хочет включить все окраины в состав Союза на правах автономии, а Ленин понимает, что стабильности так не добьешься и нужно их обмануть, провозгласить квазигосударствами, и они успокоятся. Прошло 90 лет – и что же? Одни нас пугают всяческими карами господними и онищенковскими, таможней и «Газпромом», а другие советуют разговаривать уважительнее, предлагать деньги и кредиты – и вот тогда Украина будет с нами. А почему, собственно? Украина что – шалава с Крещатика: рубль показал, улыбнулся гипнотизирующей улыбкой Владимира Владимировича – и все, она за тобой побежала как миленькая?

Вот когда на митингах в Москве будут кричать не: «Путин! Путин!» или «Мы здесь власть!», а «Они тоже люди», – вот тогда в первый раз за всю многовековую историю России, переполненную бунтами, казнями, смутами, войнами, революциями, лагерями, спутниками и погромами, малютами и лубянками, появится шанс. Маленький – но шанс на понимание.