Двое будочников преградили нам дорогу на подъезде к даче. Один из них поднял фонарь и хлопал красными от недосыпания глазами, всматриваясь в наши лица.
Heстолько мои слова, сколько полицейский мундир полковника Парасейчука внушили будочникам доверие. Они отступили и подняли шлагбаум.
—Скажите-ка, любезные, кто-нибудь за последний час приезжал или покидал дачу? — спросил я.
— Фельдъегерь от принца Ольденбургского, — сообщил будочник. — Да он и уехал тут же!
— Уехал?! — воскликнул я.
—Уехал, — подтвердил будочник. — На своей фельдъегерской тройке.
— Скорее! Вперед! — скомандовал я Савелию Федоровичу.
Он стегнул лошадей, и коляска покатила к парадному подъезду.
— Shit! — выругался я. — И как это никто не попался нам навстречу?!
— Может, стоит отправиться вдогонку? — предложил полковник.
—Вы правы, — ответил я. — Но все же… все же давайте убедимся, что с графиней Ростопчиной все в порядке.
Мы вошли в дом, и я не мешкая направился в спальню мадам Арнье. Увидев спавшего лакея, мы растолкали его и велели немедленно будить графа Федора Васильевича. Слуга, привыкший к тому, что к генерал-губернатору со срочными делами приезжают в любое время суток, отправился поднимать господина.
Я ворвался в будуар Изабель. Платья, вывалившиеся из шкафа, раскрытые ящички секретера, брошенные вещи свидетельствовали о поспешном бегстве. Мадам Арнье взяла только самое необходимое.
Все это я отметил мимоходом, бегом отправившись в покои графини Ростопчиной. Я прошел в сени, приоткрыл дверь и прислушался. В комнате царила гробовая тишина. Окна оказались занавешены плотными гардинами, совершенно не пропускавшими света. Я не мог ничего разглядеть и тщетно пытался услышать мерное дыхание спящей женщины.
Что, если пресловутый фельдъегерь проник в спальню графини и сделал свое страшное дело?! Опасаясь обнаружить худшее, я вполголоса произнес:
—Екатерина Петровна…
Никто не откликнулся.
—Екатерина Петровна, — снова позвал я.
Никакого ответа не последовало.
Я решил, что либо напугаю ее до полусмерти, либо… либо ей уже ничего не страшно.
—Екатерина Петровна! — гаркнул я.
Послышался шорох, и графиня Ростопчина вскрикнула:
—Кто здесь?!
—Это я, граф Воленский.
—Что… что вы здесь делаете? — обескураженно спросила она.
— Маловероятно, конечно, но хочу убедиться, что к вам в спальню не проник злодей, — сказал я.
— А который теперь час?
— Глубокая ночь, — ответил я.
— Что происходит? — Екатерина Петровна была раздосадована.
С другой стороны спальни отворилась дверь, и появился граф Ростопчин, в руке он держал подсвечник с тремя рожками. В комнате посветлело.
— Что происходит? — недовольным тоном поинтересовался он.
Екатерина Петровна с распущенными волосами сидела в постели, подтянув одеяло к подбородку. Я окинул комнату взглядом: кроме графини, в ней никого больше не было. От изумления генерал-губернатор едва не выронил подсвечник. Понадеявшись, что преступник не стоит за гардинами и не таится под кроватью, я прикрыл дверь и крикнул через щель:
— Федор Васильевич, я должен говорить с вами срочно!
Покинув будуар мадам Арнье, я вышел в гостиную, где встретил Николая Михайловича Карамзина в домашнем халате.
— Друг мой, что стряслось? — спросил он.
—Случилась история, — ответил я. — Начинайте записывать.
В гостиной появился граф Ростопчин. Вид он имел такой, словно ждал, что Наполеон обойдет Москву и каким- то чудом окажется на подступах к Санкт-Петербургу, и я именно с этим сообщением нагрянул к генерал-губернатору среди ночи.
— Рассказывайте, Андрей Васильевич, я слушаю вас, слушаю! — Граф Ростопчин бросил короткий взгляд на Парасейчука.
— Перво-наперво прошу покорно простить меня за вторжение. Только что убили трех человек. Есть основания подозревать, что и жизнь Екатерины Петровны в опасности…
—Что вы говорите? — удивился граф Ростопчин.
— Убийца был здесь, он опередил нас…
— Убийца?! В моем доме?! — воскликнул Федор Васильевич.
— Убийца?! Здесь! — вторил ему Карамзин.
— Он был здесь несколько минут назад, уехал с мадам Арнье. Мы разминулись, — сообщил я. — Полагаю, что мадам Арнье уже мертва…
Граф Ростопчин вскинул брови, но не успел ничего сказать — вбежал дворецкий:
—Его превосходительство полковник Дурасов.
—Зовите сюда немедленно! — приказал генерал-губернатор.
В гостиную вошел полицеймейстер в сопровождении двух офицеров.
— Егор Александрович, что происходит? — кинулся к нему граф Ростопчин. — Андрей Васильевич говорит об убийце в моем доме! А мадам Арнье? Что с нею? Ее убили?
— Ваше сиятельство, — виновато произнес Дурасов, — я надеюсь, что граф Воленский внесет ясность…
—Так вы ничего не знаете?! — рассердился генерал-губернатор.
— Его сиятельство графа Воленского похитили из вашего дома. Мы сумели освободить его. Двое злоумышленников убиты, из наших людей погиб поручик Синицын, — отрапортовал Дурасов.
—Объясните, наконец, что происходит?! — едва ли не взмолился граф Ростопчин. — Как это понимать: Воленского похитили из моего дома?
— Федор Васильевич, позвольте переговорить с вами приватно, — попросил я.
Он кивнул, и мы прошли в кабинет.
— Федор Васильевич, — начал я, — мадам Арнье, очевидно, собирала сведения в пользу французов…
— Я знал, что от этой мадам де Сталь будут одни неприятности, — граф Ростопчин произнес это так, словно страдал от головной боли.
—Но это не самое неприятное, — продолжал я.
— Шпион в моем доме! Что может быть хуже?! — приглушенно воскликнул Федор Васильевич.
Я собрался с духом:
— Федор Васильевич, мадам Арнье, я полагаю, что мадам Арнье… так вот, мадам Арнье втянула в свою деятельность вашу супругу Екатерину Петровну…
—Что?! — Лицо графа Ростопчина вытянулось, он посмотрел на меня с возмущением. — Ты понимаешь, что говоришь?!
— К сожалению, это так. — Я потупил взор и добавил: — Я видел собственными глазами патент Бонапарта в бумагах Екатерины Петровны…
—Ты рылся в ее бумагах?! — изумился генерал-губернатор.
Тут я малодушно соврал:
— Мадам Арнье показала мне бумаги Екатерины Петровны, среди них был патент Бонапарта. Мадам Арнье привела меня в комнату вашей супруги… Извините, я не понял, что это ее комната, я думал, что это спальня мадам Арнье…
Федор Васильевич сжал кулаки и подобрался, став похожим на готового к броску зверя. Негодование переполняло его. Он был столь патриотичен, что порою даже слыл ретроградом. Он не любил французов, терпеть не мог масонов и прочих вольнодумцев. И такому человеку пришлось смириться с тем, что его супруга увлеклась католической верой. Но мало этого — теперь он узнал, насколько далеко зашло ее увлечение.
— Сожалею, Федор Васильевич, — промолвил я, — но это так. Сожалею, что приходится сообщать вам такие новости.
—Идем немедленно к Екатерине Петровне! — воскликнул он. — Что еще за патент Наполеона?!
Он двинулся вперед, мы пересекли анфиладу комнат с другой стороны, прошли через спальню самого генерал- губернатора и подошли к покоям графини. Он постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь:
—Катя!
— Господи, да что такое стряслось? — раздалось в ответ.
После того как я заглянул в спальню графини, она окончательно проснулась, и теперь голос ее звучал ясно. И тревога охватила меня. Только что мне пришлось кричать, чтобы добудиться ее. И непохоже, чтобы графиня притворялась, она действительно крепко спала. Но неужели она могла спокойно почивать, зная, что меня похитили и заперли в узилище французские агенты?! Одно дело религиозные взгляды и политические пристрастия, но человеческие чувства! Я был уверен, что именно Екатерина Петровна настояла на том, чтобы мне не причинили вреда. Кто еще мог позаботиться о том, чтобы меня не отправили на корм ракам в Рыбинку?! И тем не менее, неужели графиня Ростопчина могла спокойно спать в эту ночь?
Генерал-губернатор прошел в ее спальню.
—Идите сюда! — приказал он мне.
Я прошел вперед, стараясь не смотреть на одетую в домашний халат графиню.
— Где эти бумаги? — нетерпеливым тоном спросил граф Ростопчин.
— Какие бумаги? О чем вы? — воскликнула Екатерина Петровна.
В ее голосе звучало искреннее недоумение. Либо она владела непревзойденным мастерством лицедейства, либо… либо мне предстояли нелегкие объяснения. Я указал на секретер и сказал:
—Здесь.
—Что — здесь? — спросила Екатерина Петровна.
—Андрей говорит, что мадам Арнье показала ему незаконные бумаги, — сказал граф Ростопчин. — В твоем секретере.
Я кивнул, про себя вздохнув с облегчением оттого, что обман относительно Изабель прозвучал не из моих уст. Конечно, утешение сомнительное, поскольку граф Ростопчин повторил мои слова. Гадкое чувство овладело мною: водоворот лжи затягивал меня все глубже и глубже. Сперва я кинулся в объятия мадам Арнье, рассчитывая отвлечь ее внимание от секретера графини, но ловкая француженка провела меня. А теперь я оболгал Изабель, не представляя себе, как сознаться в том, что копался в личных вещах Екатерины Петровны.
—Какие бумаги? — Графиня решительно шагнула к секретеру.
—Вот здесь, — я указал на нижний средний ящик.
Екатерина Петровна открыла его и вывалила на пол содержимое. Старый альбом едва не развалился от удара об паркет. Письма разлетелись по всей комнате. Конверта из плотной желтой бумаги не было!
—Дорогая, к чему такие жесты? — возмутился Ростопчин.
—Но вы явились среди ночи, чтобы обыскивать меня! — парировала она.
— Где патент? — спросил генерал-губернатор, бросив на меня требовательный взгляд.
—Его нет, — ответил я. — Здесь был конверт из плотной желтой бумаги, в нем находился патент. Может быть, его переложили в другое место. По размеру он мог вместиться в нижние ящички.
— Конверт… — Голос графини смягчился, она обвела взглядом бумаги на полу. — Его нет.
Она открыла по очереди два нижних ящичка своего секретера, осмотрела содержимое и повторила:
—Конверта нет.
—Что это за конверт? Что в нем было? — спросил ее Федор Васильевич.
— Не знаю, — ответила Екатерина Петровна. — Конверт оставила мне на хранение Изабель, она запечатала в нем какие-то важные для нее документы…
—Так это был не ваш конверт?! — воскликнул я.
Только сейчас я сообразил, что видел патент Наполеона, но застигнутый врасплох мадам Арнье, не успел прочитать, на чье имя он был выписан. Бумаги хранились среди вещей графини Ростопчиной, и я опрометчиво решил, что это ее документ.
—Конверт оставила Изабель, — повторила Екатерина Петровна.
Генерал-губернатор смерил меня негодующим взором:
— Как вам в голову могло прийти, что Екатерина Петровна в чем-то замешана?!
— Виноват, Федор Васильевич,, ваше сиятельство… — промолвил я. — Виноват! И перед вами! И перед вами, Екатерина Петровна! Все это так… так ошеломило меня… я совершенно потерял голову… Простите…
— Сударь вы мой, извольте думать в следующий раз, а не… а не ошеломляться! — вскипел Ростопчин.
—Изабель, должно быть, забрала этот пакет, — сказала Екатерина Петровна. — Давайте спросим у нее…
—Ее нет, она только что сбежала, — произнес я.
— Сбежала?! — удивилась графиня. — Кажется, я многое проспала.
— Вы говорили, что ее нет в живых, — с подозрением напомнил граф Ростопчин.
—Нет в живых! — вскрикнула Екатерина Петровна.
— Думаю, что ее уже убили, — подтвердил я.
Побледневшая графиня сделала несколько шагов и опустилась в кресло.
—От мадам де Сталь одни неприятности, — проворчал граф Ростопчин. — Ездит по Европе, собирает вокруг себя всякий сброд, приводит этот сброд в приличное общество…
— Андрей, ты точно уверен, что Изабель мертва? — спросила Екатерина Петровна. — Я не могу в это поверить!
— Мы напали на след очень важного агента, — объяснил я. — Он убил двоих своих товарищей, которые могли опознать его, и под видом фельдъегеря приезжал сюда. Вряд ли он подвергал себя такому риску ради того, чтобы спасти мадам Арнье. Думаю, ему нужно было устранить свидетельницу.
—Прекратите! — приказал Федор Васильевич. — Дорогая, я уверен, Андрей Васильевич преувеличивает! У него сегодня чрезмерно разыгралось воображение. Сначала ему мерещатся французские агенты там, где и духу быть их не может, а теперь он вообразил, что с мадам Арнье случилось несчастье!
—Господи! — графиня стиснула пальцами виски.
— Катенька, я пришлю к тебе Лизу. — Федор Васильевич направился к выходу, бросив на ходу: — Идемте, Андрей Васильевич.
Мы вышли в гостиную. Господин Карамзин кинулся навстречу и схватил за руку графа Ростопчина.
—Ну что? Что там? — взволнованным голосом спросил он.
—Графу Воленскому всякая чушь приходит в голову, — буркнул генерал-губернатор.
Полковник Парасейчук бросил на меня сочувственный взгляд. А полицеймейстер Дурасов едва скрывал торжествующую ухмылку.
— Расскажите же, Егор Александрович, в конце концов, что произошло, — усталым голосом попросил граф Ростопчин. — И что случилось с мадам Арнье? Куда она провалилась?
Дурасов в красках изложил генерал-губернатору свою версию ночных событий. В целом его история соответствовала истине. Из его слов выходило, что, едва услыхав о случившемся со мной, он кинулся на помощь. Конечно же он умолчал о том, что полковнику Парасейчуку пришлось чуть ли не умолять полицеймейстера отправиться в Немецкую слободу. Олег Николаевич хмурился, слушая Егора Александровича, но воздержался от попыток поправить рассказ.
— Проследите, чтобы позаботились о вдове погибшего поручика, — распорядился граф Ростопчин. — Дети у него были?
—Нет, не было, — ответил Дурасов.
—Может, и к лучшему, — промолвил Федор Васильевич и перекрестился. — Прости, Господи.
Неожиданно вошел дворецкий, с заискивающим видом подошел к графу Ростопчину и зашептал ему на ухо. Тот сердито вздернул брови и, всплеснув руками, буркнул:
— Да что ж им не спится-то?!
—Что случилось? — спросил дворецкого Николай Михайлович.
—Купцы, — ответил дворецкий.
—Что — купцы? — повысил голос Карамзин.
— Купцы просят, чтобы генерал-губернатор вышел к ним, — сказал дворецкий. — Свет на заднем дворе погас отчего-то, так они волнуются, что генерал-губернатор в темноте сбежит из Москвы.
—Свет погас! — воскликнул я и обратился к Парасейчуку: — Идемте за мной!
—Что еще? — насторожился граф Ростопчин.
—Федор Васильевич, прикажите слугам взять факелы и выйти на задний двор, — сказал я.
Граф подбородком указал дворецкому на меня.
Мы прошли через черный ход на улицу. Я взглянул на небо и, увидев падавшую звезду, перекрестился:
—Господи, пусть все будет хорошо.
Впереди отраженным лунным светом мерцала Рыбинка. Я направился к реке. Песок и мелкие камушки скрипели под ногами. Другой берег тонул в темноте.
—Смотрите внимательней по сторонам, — попросил я.
Сзади послышались шаги. Заспанный лакей нес факел,
за ним шел Дурасов.
—Что ж, подышим свежим воздухом, — снисходительно промолвил он.
Heответив, я взял факел из рук лакея и посветил под ногами.
—Что вы ищете? — спросил полковник.
—Идите за мной, — ответил я.
След тянулся к реке. Примятая трава, полосы на песке свидетельствовали о том, что здесь недавно волоком тащили что-то тяжелое. У самого берега след свернул направо. Я приподнял факел над примятой осокой. В темноте блестело промокшее черное платье, труп наполовину оказался в воде. В убитом каким-то непостижимым образом я сразу же узнал шустрого малого, что провожал меня к черному ходу после любовной баталии с Изабель.
—Кто это? — спросил Дурасов.
—Это слуга мадам Арнье, — ответил я.
—Вот так-так, — протянул полицеймейстер и, оглядевшись по сторонам, добавил: — А сама мадам Арнье?
— Думаю, ей совсем не хочется, чтобы кто-то узнал о ее новом пристанище, — ответил я.
— Чудеса, — буркнул Егор Александрович. — Агентша Бонапарта в доме генерал-губернатора!
— Если бы вы окружили дом, когда спасали меня, то убийцу поймали бы, и человек остался бы жив, — не удержался я и попенял Егору Александровичу.
— Раз уж он служил Бонапарту, что ж жалеть-то! — хмыкнул Дурасов.
—Он служил мадам Арнье, — поправил я полицеймейстера и, вздохнув, продолжил: — Можно и не жалеть. Только главный шпион ускользнул, и мадам Арнье скрылась.
—Знаете что?! — вдруг сердито воскликнул полковник. — Если б вы не занимались самодеятельными розысками, а сразу же заявили о своих подозрениях, мы бы арестовали мадам Арнье, и все сложилось бы по-другому.
—Вы правы, — согласился я. — Конечно, если б меня не ударили по голове и не заперли бы в подвале.
Полицеймейстер перевернул убитого на спину. С левой стороны под грудью чернело пятно крови. Мертвец уставился широко раскрытыми неподвижными глазами в небо. Я содрогнулся, отчего-то не жалость, а злость охватила меня.
— Нужно проверить фельдъегерей принца Ольденбургского, — произнес Дурасов.
— Да, и подробнее расспросить будочников. Может, этот фельдъегерь рассказал, где будет квартироваться в ближайшие дни, — с сарказмом сказал я и направился к дому, бросив полковнику Парасейчуку: — Идемте, Олег Николаевич.
По пути я подумал о том, что в словах полицеймейстера есть здравое зерно. Конечно же убийца назвался фельдъегерем для отвода глаз. Но что, если его выбор связан с хорошим знанием службы у принца Ольденбургского и соответственно с готовностью ответить на любые вопросы? Кроме того, будочник упоминал фельдъегерскую тройку.
* * *
Когда мы с полковником Парасейчуком вернулись через черный вход в гостиную, граф Ростопчин все еще во дворе убеждал купцов в собственной благонадежности.
— Что? Друг мой, вы что-то нашли там? — кинулся к нам с расспросами Николай Михайлович.
—Тело слуги мадам Арнье, — ответил я.
—Тело? — упавшим голосом повторил Карамзин.
—Его убили, — подтвердил я.
— А мадам Арнье?
— Теперь я думаю, что она-то жива. Только бог весть, где теперь ее искать!
— О, господи, пойду скорее к Катеньке, — выдохнул Николай Михайлович и удалился вглубь дома.
Я проводил его тоскливым взглядом: ведь я надеялся, что прославленный историограф отправится составлять по горячим следам анналы, а не пугать страшными новостями Екатерину Андреевну и домочадцев генерал-губернатора.
— Андрей Васильевич, позвольте рассказать о событиях в Санкт-Петербурге, — попросил полковник Парасейчук.
—Конечно, Олег Николаевич, — согласился я.
— Видите ли, события значительные, из ряда вон выходящие, — преисполненным важности голосом сказал он, но, вздохнув, поправился: — хотя события московские превзошли мои новости…
—Ближе к сути, Олег Николаевич, ближе к сути.
— Да-да, я же и говорю, — засуетился Парасейчук, — в Петербурге в трактире на Невском убили заезжего поляка. Выяснилось, что это был пан Гржиновский. Трактирщик показал, что поляка навещали только два англичанина с каким-то французиком. Один англичанин был в красном мундире… Видите ли, нетрудно догадаться, кто были эти англичане… — Полковник выразительно посмотрел на меня.
—Олег Николаевич, вы теперь в каждом англичанине готовы видеть меня!
—Но сегодня я не ошибся, — назидательным тоном вымолвил он. — Однако следом за этим поляком в гостинице убили еще одного человека. Некую француженку. Мадемуазель Флон. Многим она известна как мадемуазель Мими…
—Вот как? — Новости полковника озадачили меня.
— А незадолго до смерти к ней заходил тот самый француз, что был с англичанами, — сказал полковник Парасейчук.
—Тот самый француз? — удивился я.
—Да, — кивнул Олег Николаевич. — Трактирщик уверен, что это был он, хотя и сбрил усы с бакенбардами.
Видите ли! — воскликнул я и процедил сквозь зубы: - Жан! Filthy dog ! [38]Паршивый пес (англ.).